Перед тем как снова отправиться в путь, я погружаюсь в воспоминания о Джонни. Вообще, глядя на Уилла, я очень часто думаю о Джонни. Он похож на него гораздо больше, нежели Джимми. Вообще большинство моих знакомых воспринимают Джимми и Уилла как одно целое и совсем не различают их. На самом деле, если внимательно присмотреться, они абсолютно разные. Уилл глядит вам прямо в глаза. Его взгляд столь же пристальный и спокойный, как у Джонни. Создается впечатление, что он словно заглядывает в вас, пытаясь определить, в каком вы сейчас настроении. Мне кажется, мысли о Джонни вызывают неприступные горные вершины, которые лежат на моем пути. Они словно предупреждают, что мне предстоит совершить. Глядя на них, понимаю, какое необычное и даже выдающееся предприятие — покорить ранее не покоренные земли — я затеял. Правда, иногда я забываю об истинной цели моего путешествия — познать природу и себя. Для меня это еще и дань уважения Джонни, символ моей любви к нему.

Вспоминая Джонни, я чаще всего думаю о том, как он умер. Я чувствовал себя так, будто подвел его, будто должен был вовремя понять, что ему плохо и отвезти в больницу. Даже ветеринар позже сказал мне, что уже ничего нельзя было сделать, но чувство вины все равно не покидало меня. Без Джонни я чувствовал себя очень одиноко. Мне кажется, что это я в какой-то мере виноват в его смерти. Я должен был попытаться спасти его.

Помню, как он смотрел на меня в Дрифт-Крике, когда у него случился приступ. Он дрожал, теряя контроль над собой, через несколько минут затрясся и упал, а я не знал, как ему помочь. Его глаза были широко открыты и наполнены страхом и ужасом, но он не шевелился и не издавал ни единого стона. Я испугался, что у него началось внутреннее кровотечение, потому что его десны стали белыми, как снег. Все что я мог сделать — взять его на руки (часть снаряжения несла Джулия). Но моя интуиция говорила, что уже слишком поздно. Джонни весил около семи футов, а мой рюкзак — примерно двадцать. Я нес его в гору, запутываясь в ветвях елей и доисторических папоротниках. В тени деревьев заметил небольшое стадо лосей. Толстые бревна, которые лежали на дороге, мне нужно было перейти или держа Джонни на руках, или же положить его, перебраться самому, а потом снова поднять его и продолжать путь. Я нес его целых семь миль и при этом нисколько не сомневался, что буду нести его до тех пор, пока он или не встанет на ноги, или не умрет. Я был перед ним в долгу — за его верность. Вообще именно это качество я очень ценил и искал в людях в перерывах между походами. Наверное, мы все его ищем. У меня не было никаких сомнений в том, что не дикая природа и не дальнее расстояние вызвали смерть Джонни.

Отвязав ремень, усаживаюсь на берегу и смотрю вдаль. Передо мной открывается прекрасная картина: величественные горные вершины с ровными каменистыми склонами сменяются мрачными ущельями. Кажется, подойди я поближе, горы обнимут меня. Я совсем не уверен, что через них смогу выйти к каналу, но это не имеет значения. Как говорится, что есть, то есть, и я буду продолжать свой тяжелый путь до тех пор, пока горы не остановят меня. Если же они откроют передо мной ворота и впустят меня, то счастью моему не будет конца.

Судя по карте, сначала нужно идти вдоль реки, а затем вдоль узкого горного хребта. Так я выйду на другую сторону к северным равнинам. Но я вовсе не уверен, что сумею туда попасть. Больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы во время этого трудного перехода через горы Джонни был рядом со мной. Сама мысль о нем согревает меня и заставляет двигаться вперед.

До выхода из Дрифт-Крика нам оставалось пройти еще семь миль. Я нес на себе практически бездыханное тело Джонни, стараясь не обращать внимания на собственные муки. Ведь я переходил через горы, которые в принципе нельзя преодолеть без дополнительной нагрузки. Все мои мысли были только о Джонни. Пока у меня есть хоть какие-то силы, я буду продолжать путь, — это мой долг, и иначе поступить не могу. Сначала я нес его прямо перед собой с помощью специального приспособления, которое сделал из палатки, однако позже пришлось пересадить его на плечи. Точно так же я носил его тогда, когда он был щенком и быстро утомлялся от наших долгих и дальних походов. Да, по иронии судьбы я нес его на плечах тогда, на заре его жизни, и сейчас, по прошествии десяти лет, когда он доживает свои последние часы, вновь несу его на плечах.

Путь в гору отнял у меня несколько часов. Несколько раз я останавливался, чтобы положить Джонни на землю и дать ему передохнуть. Одновременно хотел убедиться, что с Джулией все в порядке и что она догоняет нас. Выглядела она мрачнее тучи. В тот момент я пожалел, что все это происходит на ее глазах. Я аккуратно уложил Джонни в небольшую ямку, которую еще вчера он сам выкопал, чтобы передохнуть. Он очень любил вот так вот лежать — приникнув к холодной земле.

Когда мы добрались до пика водораздела, у Джонни начались судороги, поэтому я вновь был вынужден остановиться и опустить его на землю. Не в силах отвести глаз от Джонни, я присел около него. Между нами был всего один шаг. Я видел и слышал, как тяжело он дышит. Это были его последние вздохи, мучительные, пронизанные ужасом приближающейся смерти. Все умирающие животные издают такие звуки. Я неоднократно слышал их, когда пытался спасти змей и млекопитающих, попавших под машину. Наверное, предсмертные судороги — это одно из отличий высокоразвитых живых организмов от простейших. Это наша последняя отчаянная попытка ухватиться за жизнь.

Не думаю, что умирать — это просто. Я не верю, что есть на земле существо, которое действительно хочет умереть. Недаром ведь животные перед смертью так широко разевают пасть — они словно хотят по крупинкам собрать жизнь, которая все еще теплится в их теле, в надежде на то, что она вернется к ним.

Наконец судороги прекратились, и Джонни перестал дышать. Я до сих пор слышу, как стучало тогда его сердце — с каждым мгновением все слабее и слабее. Я начал было делать дыхание рот в рот, но его пасть оказалась чересчур длинной, и мое дыхание не доставало до его горла. Я пытался придвинуть к себе его пасть, но не мог вдохнуть с достаточной силой, поэтому воздух, выходивший из моих легких, не достигал горла и легких Джонни. Я чувствовал, что начинаю сходить с ума и одновременно ощущал чудовищный страх за него.

— Воздух не попадает в легкие! — крикнул я Джулии. — Господи, что же делать?

Джулия рыдала. Она тоже не знала, что делать. Никто из нас не знал, что делать. Я еще раз попробовал обхватить его пасть обеими руками, но тщетно. Достать до горла не получалось.

— Боже мой, у меня не выходит.

Я был в панике и никак не мог поверить в то, что Джонни, мой любимый Джонни, покидает меня.

Он ушел очень быстро. Вряд ли я бы смог сделать хоть что-нибудь, чтобы его воскресить. Не думаю, что в его жилах еще текла кровь, но все равно я пытался возвратить его к жизни. Это продолжалось несколько минут. Склонившись над ним, мы с Джулией рыдали, не в силах сдержаться. Даже когда его сердце остановилось, я делал все, чтобы спасти его, вернуть с того света. Джонни ушел от нас мгновенно, но я осознал это слишком поздно. Длинная череда походов и путешествий, в которых он сопровождал меня, была прервана. Теперь нужно было учиться жить без него. Вообще за те десять лет у меня накопилось очень мало воспоминаний, которые так или иначе бы не были связаны с Джонни. Я постоянно думаю о нем. Вот он сидит на переднем сидении моего грузовичка и внимательно смотрит в окошко. Его глаза широко открыты, а взгляд напряженный, оттого что он пытается познать новый мир, который открывается нам. Кажется забавным, что мы так сильно привязываемся к собаке, что ее потеря становится для нас настоящей трагедией. Сама мысль о том, что придется провести остаток жизни без верного друга, порой кажется нам невыносимой.

Я смотрел на него и плакал, не переставая. Затем поднялся на ноги и начал спускаться вниз. Слезы все еще катились по моему лицу. До этого момента я не плакал очень долго, но смерть Джонни потрясла меня. Мне кажется, что даже собственный конец я приму легче. Джонни лежал там, неподвижный и безжизненный, но его черная и желто-коричневая шерсть развевалась на ветру. Казалось, она жила своей жизнью. Мне даже пришлось несколько раз дотронуться до Джонни, чтобы удостовериться, что он действительно мертв. Ведь он был такой живой… Я едва мог поверить, что это Джонни лежит сейчас на земле. Теперь он больше напоминал неодушевленный предмет, нежели собаку.

Я собрал остатки смелости и последние силы, поднял Джонни и побрел к перевалочному пункту, где стоял мой грузовик. Я уложил Джонни в кузов и бережно накрыл его. Мы ехали домой в полной тишине. Желая хотя бы как-нибудь поддержать меня, Джулия положила руку мне на плечо и не снимала ее на протяжении всего пути. Мы оба были убиты горем и не могли вымолвить ни слова. Еще два дня я был не в силах кремировать Джонни. Мне казалось, что он вот-вот проснется и станет самим собой, таким, каким он был всегда. Эти два дня я несколько раз заходил в гараж и откидывал покрывало — проверял, что Джонни действительно мертв. Всякий раз я видел знакомые черты, но в них не было жизни. Мне не хотелось, чтобы Джулия знала о том, что я делал в гараже, но она наверняка догадывалась о моих посещениях Джонни. Я горевал так, словно потерял родного брата. На протяжении десяти лет мы вместе покоряли неизведанные земли, отныне познавать прекрасный мир природы придется без него.

Во влажной рыхлой земле я вырыл яму и убедился, что она достаточно широкая даже для длинных ног Джонни. Завернув своего верного друга в спальный мешок, аккуратно положил его внутрь. Казалось, будто мельчайшие частицы его тела все еще шевелились. Наверное, мы еще не все знаем об этих молекулах. Я откинул мешок, чтобы в последний раз взглянуть на Джонни, погладил его и наклонился поближе — хотел, чтобы его черты навсегда запечатлелись в моей памяти. У меня есть несколько изображений Джонни при жизни. Его яркая личность поражала меня. Его любовь к жизни освещала мое существование. Затем я снова накрыл его мешком и приступил к кремированию.

— Прости меня, Джонни, — просил я. — Прости меня за то, что дал тебе уйти. Я очень хотел тебе помочь. Ты навсегда останешься в моей памяти. Верю, что однажды мы встретимся снова и станем одним целым. — Тут я почувствовал, что к горлу подступают рыдания, поэтому мне пришлось прерваться на пару секунд. — А может быть, мы с тобой уже одно целое. Прощай, дружок!

После этого я бросил горсть земли на его могилу, чтобы оставить знак того, что мой верный Джонни нашел здесь вечный покой.

Несколько дней я провел в доме Джулии. Я часто смотрел в окно, наблюдая за тем, как на смену зиме приходит весна. Джулия занималась домашними делами. Желая поддержать меня, она дотрагивалась до моего плеча, как будто бы зная, о чем я думаю.

Я старался отогнать скорбь и улыбнуться ей, но в большинстве случаев не мог этого сделать.

Травка и деревья снова стали зелеными, малиновки запели — природа вступила в очередной жизненный цикл. Иногда я проводил у окна по несколько часов, каждый раз глубоко вздыхал, вспоминая о Джонни. Таким образом пытался стереть тяжелые воспоминания. Я учился жить заново, так, словно ничего не произошло, но это было невозможно. Ведь не думать об Аляске и о других уголках земли, в которых мы побывали вместе с Джонни, я не мог. Все, на что я был способен в тот момент, — грустить, вздыхать и время от времени пускать слезу. Через некоторое время я вернулся к пешим прогулкам и тренировкам. Это помогло мне немного оправиться и притупить чувство вины перед Джонни. Всю свою жизнь я думал, что способен на все, но со смертью Джонни начал осознавать, что есть вещи, которые мне неподвластны. Я понял, что никогда не смогу вернуть Джонни. У меня был единственный способ снова обрести покой — позволить Джонни уйти. И я это сделал.

Очнувшись от воспоминания, поднимаюсь с твердым намерением продолжать путь. Собаки носятся вокруг меня, но их ретивость сдерживают ремни. Вообще каждый раз, когда они видят, что я собираюсь идти, даже после короткой пятиминутной передышки, они приходят в полный восторг и ведут себя так, будто забыли, что прошли уже не один десяток миль, а может им просто нравится путешествовать. Джонни вел себя точно так же. Я говорю им: «Пошли, ребята», — и они устремляются вперед, навстречу необъятным горным цепям. Я стараюсь не думать о плохом и не задерживаться. Все мои мысли заняты борьбой, которая нам предстоит.