— Любовь к риску, — алкоголь развязал Чаку язык. — Вот в чём проблема Америки, вот причина этой катастрофы.

— Любовь к риску? — скептически переспросил я.

— Да, — Чак замялся, — нет, наоборот, боязнь рискнуть, вот что.

Почти все в нашем доме, а это без малого сорок человек, снова собрались у Ричарда, чтобы встретить Новый год. После событий вчерашнего дня, мы назначили двух человек для попеременного дежурства в вестибюле. У каждого был пистолет и телефон, который мог через mesh-сеть Винса разослать сообщение об опасности всем жителям нашего дома.

Наконец-то в конце туннеля забрезжил свет.

Работали две радиостанции: общественное и государственное радио Нью-Йорка. Обе обещали, что уже завтра на Манхэттене снова будет электричество. Над решением проблемы бились новоприбывшие инженерные войска.

Над городом весь день сновали вертолёты, их шум и активная суматоха создавали ощущение безопасности. За дело взялись серьёзные парни.

Мы разделили обязанности: мужчины поднимали наверх воду, выходили наружу за припасами и обменивались с соседними зданиями; женщины по возможности следили за чистотой, убирались и готовили. Чак подключил к генератору музыкальный центр Ричарда и телевизор, и транслировал на них музыку и видео с телефона Винса. Под потолком качались ленты серпантина.

Мы пригласили к нам на Новый год группу со второго этажа — девять человек. Два дня назад, во время налёта, Пол и его банда ограбили и их. Теперь они окружали Ирину и Александра почестями, словно настоящих героев. Пожилой паре не нравилась такая роль, но они приняли их внимание, улыбались и кивали головой.

Гости разбились по группам, вели разговоры, кто-то даже танцевал. Если закрыть глаза, казалось, что всё было в полном порядке. Почти. Никто из нас не мылся уже пять дней.

— Любовь к риску? — спросил Рори. — Вчера ты говорил, что нужно больше страха, а сегодня утверждаешь, что нам не хватает риска?

— Я с тобой согласен, — ответил Чак.

— Согласен? — с недоверием переспросил Рори.

— Я подумал, и понял, что ты прав. Страх — не решение. Если мы будем всего бояться, мы никогда ни на что не решимся и расстанемся со своей свободой. Ты был прав!

Я уставился на Чака, перевёл взгляд на Винса и Тони. Они оба пожали плечами. Мы не представляли, к каким же выводам он пришёл. Я улыбнулся Чаку.

— Объяснишься?

Я видел за плечом Винса Сьюзи и Лорен. Они сидели на ковре и учили Люка и Элларозу танцевать.

Все были счастливы.

Чак ухмыльнулся, взял бутылку с центра стола и налил себе. Мы сидели вокруг кухонного стола Ричарда, на котором красовалась его коллекция скотча.

— Знаете, кто, — начал рассказывать Чак, — зашёл в мой ресторан несколько недель назад?

Очередная его история.

— Кто?

— Джин Кранц.

Мы пожали плечами. Только Винс смекнул.

— Руководитель полёта «Аполлонов»?

— Он самый! В его дни парни готовы были привязать себя к ракете и запустить её от сигары. Помните того парня, который установил новый рекорд прыжка с парашютом? Он прыгал с воздушного шара «Red Bull».

Мы все кивнули.

— У них ушло три года и работа целой команды инженеров, чтобы побить предыдущий рекорд Джо Киттингера. Тот установил его пятьдесят лет назад, а его едва-едва удалось побить. Джо Киттингер был другом Джина, и тогда, в шестидесятом, они оба в компании друзей поехали в пустыню с воздушным шаром, ящиком пива и старым герметичным костюмом… и просто прыгнули.

— Да, нынешнее поколение уже не то, — кивнув, согласился Тони.

— Именно что. А знаете, какой был средний возраст сотрудников в НАСА во время запуска «Аполлона»?

Мы пожали плечами, но он и не ждал от нас ответа.

— Двадцать семь!

— И? — уточнил я.

— А то, что сегодня тебе в двадцать семь не доверят гамбургер пожарить, что уж говорить о полёте на Луну? Всё двадцать раз перепроверяют бесконечные комитеты. Мы просто больше не способны рисковать. Мы утратили любовь к риску, и это и убивает нашу страну.

— Как антибактериальное мыло для детей, — осмелился вставить я. — Мы без конца моем и дезинфицируем детей, а в итоге ослабляем иммунную систему и портим здоровье, хотя пытаемся добиться прямо противоположного. Оттого сегодня у детей столько аллергий. Я всегда говорю Лорен, чтобы не мешала Люку пачкаться.

Я гордо кивнул. Я тоже уже был пьян.

— Я думаю, настоящая причина — твоя лень, — рассмеялся Чак. — Оно, конечно, не ракету запустить или лунный модуль посадить, но — да, смысл тот же.

— Думаю, я тебя понял, — сказал Винс. — Если мы сами не готовы рискнуть, то перекладываем ответственность на плечи других, хотя стремимся к прямо противоположному.

— Без риска, — громко подвёл Чак и поднял в воздух палец, — нет свободы.

— В точку, — согласился Рори. — Потому и появляются террористы.

— Но если ты не нарушаешь закон, — возразил я, — тебе и бояться нечего. Я не против, отдать немного свободы в обмен на безопасность.

— Вот тут-то ты и не прав. Ещё как есть, чего бояться. Куда попадёт эта информация?

Я пожал плечами. Наша контора, где я работал, собирала массу информации о клиентах в Сети и продавала её другим фирмам. Я не видел в этом ничего предосудительного.

— Знаешь ли ты, что по новым законам, государство имеет право читать всю твою почту, все твои записи, всё, что ты делаешь, куда бы ты ни пошёл?

— Теперь знаю.

— Стоит властям хоть немного ограничить продажу оружия, даже автоматов, начинается буча, на каждом углу кричат, что у нас отбирают свободу. А принимается закон, который даёт правительству право тотальной слежки за тобой без твоего разрешения, — никто и не пикнул.

— Не пойми меня неправильно, я считаю право на ношение оружия неотъемлемым, но ты уверен, что знаешь, что такое свобода? — громко вопросил Рори. — Гражданская свобода полностью основана на неприкосновенности частной жизни. Знаешь, почему у полиции нет отпечатков пальцев на всех без исключения?

— А действительно, почему бы и нет? — рассмеялся Чак.

— Потому что, только у них появятся твои отпечатки, — как ни в чём не бывало, продолжал Рори, — ты сразу станешь подозреваемым в каждом преступлении. Каждую улику будут проверять на то, нет ли на ней твоих отпечатков. И из честного гражданина ты превратишься в вероятного уголовника.

— А отпечатки — это только один способ определить личность, — добавил Винс. — Твой ежедневный маршрут, лицо на видеозаписи, покупки — вся личная информация создаёт уникальный цифровой отпечаток.

Чак по-прежнему стоял на своём.

— Ну и что с того, что у них есть куча информации обо мне? Что они с ней будут делать?

— Вопрос не в том, что они с ней будут делать, — нетерпеливо ответил Рори. — Тебе нравится быть подозреваемым во всех преступлениях в стране? Ты уверен, что правительство будет надёжно хранить твою информацию? Все крупные утечки происходят сверху. Данные постоянно воруют, и не только преступники, но и крупные корпорации. Как тебе такое вторжение в частную жизнь?

Он ткнул пальцем в мою сторону.

— А приложения для соцсетей, над которыми ты работаешь, — вот настоящее зло.

— Ну, что-то ты перегибаешь, — примирительно сказал я и поднял свой стакан.

Рори, похоже, был ещё пьянее Чака. Он с вызовом смотрел на меня, но никак не мог сфокусироваться на моём лице.

— Если ты не платишь за продукт, ты сам становишься продуктом. Так ведь? Вы же продаёте информацию, которую собираете о клиентах, другим компаниям?

Чак помотал головой.

— И к чему ты клонишь?

— К чему я клоню? — переспросил Рори. Он моргнул и сделал ещё глоток. — Я скажу, куда я клоню. Наши деды сражались с теми, кто дрожал от страха, а мы отказываемся от свободы, за которую они сражались и умирали.

Он встал и стал по очереди показывать на нас пальцем.

— Мы не готовы пойти на риск, как Чак и сказал. И из-за боязни рискнуть, мы даём правительству право лезть в нашу жизнь, подозревать нас в убийствах на другом конце страны. Мы отдаём свободу, потому что боимся её.

Он, в общем-то, был прав.

Винс кивнул.

— Невозможно защитить свободу, если ты отдал её другому.

— Именно, — сказал Рори и сел на стул.

— А как это всё касается происходящего? — спросил Тони.

Рори посмотрел на него.

— Никого не волнует, что китайцы взломали наши электростанции, — все уверены, что кто-то всё исправит. Но мы этого не дождёмся. Мы должны каждый день защищать свободу, а начать следует с того, чтобы взять на себя ответственность. Ответственность защищать личную свободу в Интернете. Иначе, мы шаг за шагом утратим всё, за что боролись наши предки.

Музыка смолкла, и из колонок послышался чей-то голос:

— Это невероятное зрелище, я просто не нахожу слов…

— Мальчики, вы себя хорошо ведёте? — спросила Сьюзи, держа Элларозу на руках. Она подкралась со спины к Чаку за время нашей активной дискуссии.

— Просто болтали, — ответил я.

Чак поднял голову, обхватил Сьюзи руками и приподнялся, чтобы поцеловать Элларозу.

— Садитесь с нами, — предложила Сьюзи нам с Чаком. — По радио начинается обратный отсчёт.

— …тысячи стоят на улице, у них в руках свечи, фонари…

Я нахмурился.

— Где это?

Она улыбнулась.

— На Таймс-сквер, где же ещё.

Я взял свой бокал и перекочевал на диван. Я присел рядом с Лорен и посадил Люка на колени.

— Впервые за сотню лет, с тех пор, как Таймс-сквер получила своё название, — продолжал радиоведущий, — в Новый год на площади не горят огни. И хотя неоновые вывески погасли, свет ярко горит в сердцах жителей Нью-Йорка. Отовсюду появляются новые люди…

Зачарованные услышанным, все в комнате притихли и повернули головы к музыкальному центру. В темноте за окном, в льющемся наружу свете вспыхивали крупные снежные хлопья и снова исчезали в темноте, опускаясь ниже.

— …официальная церемония была отменена, и власти рекомендовали жителям не собираться в больших количествах, но люди всё равно решили отпраздновать это событие вместе. На улице, посреди снега соорудили сцену с экраном для проектора и установили генераторы…

— Запомни этот момент, — прошептал я Люку. — За минуту до полуночи множество людей в едином порыве объединилось, чтобы исполнить наш гимн.

Мы уже слышали его сквозь шум помех, мотив, который ни с чем не спутаешь, — «Звёздный флаг».

Все в комнате прониклись схожими чувствами. Это был наш гимн, гимн прошлых столетий, когда страна была в осаде, когда она склонилась, но не упала. Слова преодолевали века и соединяли нас с прошлым и будущим.

— …земля и дом для свободных и смелых людей.

Затем последовали аплодисменты и радостные возгласы.

— Десять… девять… восемь…

— Я люблю тебя, Люк, — сказал я, сжал его и поцеловал. Лорен тоже поцеловала его. — И тебя, Лорен.

Я поцеловал её, она — меня.

— …два… один… с Новым годом!

Загудели дуделки, раздались радостные крики. Все вскочили, и последовали объятия и поцелуи.

— Эй, — вскрикнул кто-то, — смотрите!

Я целовал в этот момент Элларозу. Чак постучал меня по плечу. Все собрались у окон в дальнем конце квартиры. Винс махал нам.

— Свет дали! — крикнул он и показал куда-то на улицу.

До этого западная часть города была погружена в непроглядный мрак. Но сейчас снежинки за окном озарял мягкий свет. Я поднял Люка и подошёл вместе с ним к окнам.

Свет шёл не от прожектора или фонаря, он заливал всю улицу и дом напротив. Отсюда мы не видели самих огней, только их дрожащее отражение в окнах. Я поднял взгляд и увидел, что в свете были видны облака на небе. Похоже, в соседнем квартале вернули освещение, в точности, как и обещали.

— Идём! — проорал Чак. — Посмотрим с улицы!

— Я останусь с детьми, — сказала Лорен. — Ты иди, посмотри.

Я крепко её обнял и снова поцеловал.

— Нет, пойдём с нами, я хочу, чтобы Люк тоже увидел!

В бешеной спешке, подогреваемой парами алкоголя, все принялись искать тёплую одежду. На улице было не так уж холодно, я решил надеть первое, что попалось под руку, как следует укутал Люка и побежал по лестнице за остальными. Главный вход завалило снегом, и мы по одному протиснулись через задний вход наружу и вышли на Двадцать четвёртую улицу.

Люк не понимал, что происходит, но радостно улыбался.

Осторожно, с фонариком в руке я выбрался на центр улицы. Снег был неровным, рыхлым, и я внимательно смотрел в потёмках на дорогу и крепко сжимал Люка. Впереди шли Чак и Тони, следом за мной — Винс. Свет падал на Девятую авеню, и там уже собиралась толпа. Все смотрели на Двадцать третью.

Снег пошёл сильнее, и ветер набирал силу. Наконец, на перекрёстке я обошёл Чака и, заняв свободное место, посмотрел в ту же сторону, ожидая увидеть горящие фонари и неоновые вывески.

Вместо этого я увидел пламя и дым.

Горела высотка на углу Двадцать третьей и Девятой. Люк поднял голову, в его глазах отразилось пламя пожара. Он улыбнулся и показал пальцем на огонь, и в этот момент из дыма на последнем этаже кто-то прыгнул, пролетел в полной тишине двадцать этажей и с жутким звуком упал на снег.

Толпа в ужасе отступила. Двое опомнились и побежали к упавшему на помощь. Лорен была сзади, я обернулся, она шла к нам, но ещё была в тени дома. Ей не было ничего видно, и она улыбалась, но стоило ей увидеть моё лицо, как она поняла, что произошло нечто ужасное.

Я подскочил к ней и схватил Винса за руку.

— Можешь вернуться с Лорен домой, возьмёшь Люка с собой?

На лице Лорен появился страх. Она увидела языки пламени. Я развернул её к себе и посмотрел ей в глаза.

— Возвращайся домой, детка, пожалуйста, возвращайтесь с Люком домой.

Я отдал его ей.

Горел не только этот дом.

Пожар уже перекинулся на соседнее здание. В небо, навстречу падающему снегу, поднимался чёрный дым, его клубы освещало адское пламя пожара. Улицы заполняла многотысячная толпа, которой не было видно конца. Все глаза были прикованы к пылающему обелиску.

Не было слышно ни сирен, ни криков, только гул и треск пламени, сражающегося с холодом и снегом. Нью-Йорк уничтожали огонь и лёд.