Я надел цифровые очки и заморгал, глядя в темноту перед собой. Без очков ночного видения я не видел ничего, не раздавалось ни звука. Я словно утратил связь с реальностью и смотрел в одиночестве в бездну — крохотная песчинка, плавающая в безжизненной вселенной. Сперва разум отшатнулся из страха, но затем успокоился.

Может, такова сама смерть? Мирно паришь где-то в пустоте, один, никакого страха…

Мысль о Люке и Лорен привела меня в сознание. Я надел очки ночного видения и увидел в воздухе зелёные хлопья снега.

Этим утром голод сводил с ума от боли, я уже готов был выйти днём на улицу за едой. Чак остановил меня, попытался успокоить. Я спорил с ним: «Это не для меня, а для Люка, для Лорен, для Элларозы», — для меня годился любой повод, чтобы получить дозу.

Я усмехнулся. Я подсел на еду.

Падающие хлопья гипнотизировали. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Где реальность? И что такое реальность?

Может, у меня уже начались галлюцинации? Разум то и дело соскальзывал куда-то, теряя контакт с миром. Соберись, Майк. Люк рассчитывает на тебя. Лорен рассчитывает на тебя. И твой будущий ребёнок на тебя рассчитывает.

Я открыл глаза, сосредоточился на происходящем и коснулся экрана телефона. Очки дополненной реальности включились, передо мной вдалеке повисли красные точки Я сделал глубокий вдох и заставил себя идти вперёд, к Шестой авеню, тщательно выбирая, куда поставить ногу на покрытой снегом Двадцать четвёртой.

Забывшись из-за энтузиазма во время первых вылазок, я не подумал, что стоит отмечать, какие места я уже посетил. На карте всего было сорок шесть отметок, и за четыре раза я обошёл четырнадцать из них.

Четыре уже были пусты. Возможно, кто-то видел, как я спрятал пакеты, или снег растаял, а может, я проходил их по второму разу. Я больше не мог трезво мыслить.

Так или иначе, четверть тайников могли оказаться пустыми. Я проверил четырнадцать, значит, должно было остаться ещё двадцать с продуктами. Я находил по три-четыре пакета в одном тайнике, и если в каждом пакете было где-то по две тысячи калорий, каждая такая находка означала ещё один день для всей нашей группы — на минимальном пайке, разумеется.

В голове лихорадочно носились числа. Лорен нужно две тысячи калорий, столько же — детям.

Но мне нужно ещё больше.

У меня весь день кружилась голова, я едва стоял на ногах. Кого я смогу защитить, если изведу себя голодом? Минимального пайка мне будет недостаточно, тем более на таком холоде. Я ограничивал себя до нескольких сотен калорий в день, но я читал как-то, что исследователи в Арктике потребляли их за день на холоде до шести тысяч.

А на улице было холодно. И дул ветер, да так, что мне казалось, меня сдует одним порывом, как листик. Я поднял взгляд и прищурился, пытаясь разглядеть знак. «Восьмая Авеню».

За этим знаком злой насмешкой высилась вывеска «Burger King». Я представил себе большой, сочный гамбургер, со всеми ингредиентами, майонезом и кетчупом — иначе я бы тут же побежал ко входу и прокопался через гору снега, наполовину засыпавшего вестибюль. Может, кто-нибудь не заметил там гамбургер? Может, в гриле остался пропан?

Я отодвинул в сторону мысли о бургерах и пошёл дальше. В сугробах на Шестой авеню я закопал пакеты в восьми местах, и я двигался в сторону этой золотой жилы. В голове снова заработал калькулятор: если найти все двадцать тайников, у нас будет двенадцать дней, прежде чем мы станем такими же, как они.

Как они.

Остальные на нашем этаже.

Центры помощи закрыли пять дней назад, и этот скудный, но постоянный источник калорий для наших соседей канул в лету. И я полагал, за эти дни мало кто вообще ел.

Большинство просто спали.

Утром я проведал мать с детьми. Когда я стянул одеяла, меня встретили пустые глаза детей.

Губы у них потрескались и припухли, их покрывало красное раздражение.

Обезвоживание было ещё опасней голода.

Мы с Винсом почти весь день собирали на улице снег и поднимали его на верёвке наверх. Чак попытался нам помочь, но он до сих пор не оправился, как следует, от удара, и его распухшая левая рука до сих пор бесполезно висела у груди. Сьюзи делилась со всеми водой и теми крохами, что ей удавалось приберечь, пытаясь помочь всем, чем могла.

Коридор пропах человеческими экскрементами.

Несмотря на ужасающие условия, в которых мы оказались, я по-прежнему видел проявления человечности и доброты. Винс отдал своё одеяло, которое отстирывал целый день, матери с детьми.

И поделился с ними едой. За весь день, правда, я ни разу не видел, чтобы открывалась дверь в квартиру Ричарда. Мы стучались, чтобы узнать, в порядке ли они, но он велел нам уйти.

Я дошёл до Седьмой авеню и посмотрел в обе стороны. Из-за снега было видно всего на пять метров вперёд. Я коснулся экрана, и на очках дополненной реальности появилась карта Нью-Йорка.

Я могу пойти по Седьмой, и спуститься на Шестую по Двадцать третьей улице.

Я осторожно направился к центру улицы, где были вытоптаны широкие тропы, и у меня перед глазами невольно встали картины трупов на втором этаже.

В течение дня на радио транслировали отрывок из репортажа CNN — что рассказывало телевидение людям в остальном мире. Ситуация в Нью-Йорке описывалась как сложная, но стабильная, припасы своевременно доставляются, распространение болезней удаётся сдерживать.

Полная противоположность нашей реальности. Ложь правительства породила очередную волну спекуляций о том, что оно что-то скрывает. Как можно не видеть происходящего у них под носом?

Меня уже не волновали эти домыслы.

Моя жизнь сводилась к заботе о Лорен и Люке, и после них — о Сьюзи, Элларозе и Чаке.

Лишения заставили меня посмотреть на жизнь новыми глазами, я отбросил в сторону все условности, ненужные мелочи, которые считал раньше необходимыми.

Когда я сидел в коридоре, меня посетило острое чувство дежавю — я лично никогда не оказывался в подобной ситуации, но сейчас неожиданно обнаружил себя в центре истории Ирины, истории об осаде Ленинграда семьдесят лет тому назад.

Казалось, что кибервойны — удел будущего, но оказалось, что напротив, они были порождением прошлого, и человечество, словно червь, прогрызало путь сквозь пласты времени к извечному стремлению чинить вред и страдания себе подобным.

Хотите увидеть будущее? Оглянитесь в прошлое.

На перекрёстке Шестой и Двадцать третьей я наткнулся на обломки ящика с припасами. Мы выходили наружу после каждого объявления о сбросе контейнеров, но за каждый велась яростная борьба. Рори серьёзно пострадал, добыв взамен ничтожную малость, и как оказалось, половина того, что сбрасывали, была бесполезным хламом — как, например, сетки от комаров.

Большой красный круг горел на земле под углом контейнера. Я коснулся экрана, чтобы увидеть фотографию. Я обошёл контейнер, нашёл, где сделал снимок, и опустился на колени. Через десять минут раскопок я нашёл клад. Картошка. И кешью.

Пакеты, которые мы хватали с полок в каком-то другом мире.

Рот заполнила слюна, стоило мне подумать об орешках — я съём всего парочку, никто и не заметит — но я решительно сунул всё в рюкзак и пошёл к следующему кругу на Шестой авеню.

Через час я собрал все пакеты, закопанные в этом районе. Я отдохнул и позволил себе пару орешков из пакета арахиса и запил водой из бутылки, которую для меня собрала Лорен.

Затем я пошёл дальше.

Следующий красный круг светился под строительными лесами около сгоревшего дотла здания. Почувствовав резкий запах горелого дерева и пластика, я достал платок и повязал на лицо.

Через несколько минут я нашёл настоящее сокровище — пакеты с курицей. Я вспомнил — это из мясного магазинчика на Двадцать третьей.

Спина болела, рюкзак весил уже, наверное, больше двадцати килограммов. Пора домой, на завтрак ждёт курица.

— Кто здесь?

Я повернулся с рюкзаком на одном плече и попытался нашарить свой пистолет.

Из темноты в инфракрасном свете очков ночного видения появились призрачные зелёные лица с вытянутыми пальцами. Я второпях почти не смотрел по сторонам и оказался посреди лагеря, устроенного среди горелых развалин.

— Мы слышали, как ты копал. Что ты нашёл?

Я попятился и наткнулся спиной на фанерный щит строительных лесов.

— Это наше, отдай нам! — прошипел другой голос.

Меня окружал десяток лиц. Они не видели меня в темноте, но слышали, чувствовали моё присутствие. Их руки тянулись ко мне. Неужели придётся кого-то пристрелить?

Я бросил рюкзак на землю и начал копаться в нём. Чьи-то руки уже были в метре от меня.

— Назад! У меня пистолет!

Они замерли, но не остановились.

Я схватил пакет с кешью и бросил в того, кто был ближе всех ко мне. Глаза на его истощённом лице глубоко запали, а на руках не было перчаток. В мягком зелёном свете я увидел, что на почерневшей коже выступила кровь.

Пакетик кешью отскочил, упав где-то позади, и он повернулся и бросился за ним, столкнувшись с другими двумя. Я швырнул, не глядя, ещё пару пакетиков, и обо мне напрочь забыли.

Я побежал, держа рюкзак за одну лямку.

Через несколько секунд я уже был на середине улицы, за завесой падающего снега. Сердце гулко стучало, я отдышался и побрёл домой. Когда я оглянулся, убегая, они дрались между собой, словно голодные псы за жалкие крохи еды.

У меня неожиданно потекли слёзы.

Я плакал, всхлипывая, пытаясь сдержаться, чтобы никто меня не услышал, и медленно двигался в темноте сквозь снег. Один — в окружении миллионов.