Семь каменных ступенек, разбитых, с острыми отколотыми краями, как и сам дом, были вырублены когда-то из безупречно белого известняка. Дождь, густой туман, солнце, ветер и разрушительное действие времени сделали их грязно-серыми. Дверь из прочного дуба, обитая полосками желтой меди, почернела. В центре ее располагалось массивное железное дверное кольцо со странным утолщением в виде человеческого черепа. Когда-то оно изображало лицо самого Морли Хендона, но годы и стихии стерли эти гордые и дерзкие черты, оставив лишь контуры.

Питер Хендон поставил чемоданы на верхнюю ступеньку, взялся за кольцо и три раза постучал. Раздавшийся звук казался предвестником беды, и Юнис, поежившись, оглянулась на раскинувшуюся за ее спиной безграничную равнину вересковых пустошей. В их тьме не было заметно ни одного огонька. Только здесь светились окна, но какие мрачные секреты ждали ее за дверью?

Тяжелая дверь, скрипя петлями, открылась, и на пороге появился низенький человек. Улыбаясь и кланяясь, он протягивал в приветствии костлявые руки:

— Мистер Хендон! И его леди! Марта и я ждали вас, мистер Хендон. Надеюсь, вы хорошо добрались?

— Нормально, Дженнингс. Отличный солнечный день, хорошая дорога, по крайней мере, до Гайт-Валле.

— Констебль Мевис присмотрит за вашей машиной, мистер Хендон. Могу я показать вашей жене ее комнату? Марта сейчас готовит ужин, как раз к вашему приезду. Мы точно не знали, когда вы прибудете, думали, по пути вы можете задержаться где-нибудь, чтобы полюбоваться пейзажем.

Он провел их в дом, взял чемоданы и лучезарно улыбнулся Юнис. Смотритель Хенден-Хаус был жилистым, с густыми седыми волосами и небольшими усами.

— Так вы, значит, миссис Хендон. Очень приятно, мэм. Давно уже такая хорошенькая леди не ступала ногой в Хендон-Хаус. Сюда, пожалуйста.

Они очутились в помещении, похожем на огромное фойе с каменным полом. В углу, справа от двери, на низкой мраморной подставке стоял бюст Оливера Кромвеля. Суровое лицо лорда-протектора было повернуто в сторону спиральной лестницы, исчезающей наверху. Юнис последовала за смотрителем дома. Они оказались у подножия лестницы, и в удивлении от увиденного девушка открыла рот.

Высоко над нею виднелась вторая лестничная площадка с балюстрадой из полированного дуба. По ее сторонам Юнис заметила две двери, одна напротив другой. Стены были завешаны старинными гобеленами с изображениями закованных в латы рыцарей с копьями в руках, верхом на лошадях, и солдат, размахивающих булавами и алебардами. Это были картины из далекого прошлого. О настоящем здесь напоминали лишь электрические лампы в латунных зажимах, вставленных в старые деревянные панели.

— Не ожидали подобных удобств в Хендон-Хаус, да, мэм? — Маленький человек хихикнул. — А они есть. Отец мистера Питера, мир его памяти, приобрел генератор и установил его в подвале за несколько лет до смерти. Но электричество поступает только на первый и второй этажи. Он ничего не стал делать на самом верху, там, где хранятся реликвии. Вот где сокровище, мэм, — целая коллекция оружия и снаряжения.

— Моя жена устала за дорогу, Дженнингс. — Голос Хендона был жестким и властным, как будто, переступив порог этого дома, от которого заранее отрекся, Питер обрел власть надо всем и всеми здесь.

Смотритель, казалось, съежился и энергично затряс головой:

— Приношу извинения, мэм. Я не должен был позволять своему глупому языку так трещать. Это лишь потому, что уже целых пять лет мы с Мартой ни с кем не говорили в Хендон-Хаус. Ваша комната на площадке слева.

Каменные ступеньки лестницы были такими же внушительными, как и снаружи, и казались бесконечными. На площадке Дженнингс открыл дверь комнаты Юнис, а Питер взял свой чемодан и скрылся за другой дверью. Бросив взгляд в конец коридора, Юнис заметила еще две двери за своей комнатой и одну — за комнатой Питера, самую дальнюю.

Смотритель нажал на выключатель, и яркий свет ослепил девушку. А может, на нее так подействовал контраст между этим современным освещением и мрачной стариной обстановки. Слева стояла огромная кровать с пологом на четырех столбах. Около высокого арочного окна разместился старинный секретер вишневого дерева, рядом с ним — стул с высокой прямой спинкой. Здесь же находились оттоманка и кресло на двоих, выполненные в стиле, вышедшем из моды сотни лет назад. У стены, как раз под выключателем, стоял комод, богато украшенный разными завитушками. У кровати — столик для книг с неуместной электрической настольной лампой.

Спальня была огромной, но во всех этих прекрасных предметах мебели и в самой комнате чувствовалась какая-то безликость. Казалось, что в ней никогда никто не жил, хотя Юнис и знала, что это не так.

— Марте потребовался целый день, чтобы убраться здесь и немного освежить комнату, можете мне поверить на слово, мэм, — заметил смотритель. Его голос был елейным и одновременно неприятно резким.

Юнис посмотрела на него с теплой улыбкой. Если он и его жена — единственные человеческие существа в этом громадном, похожем на замок доме, лучше быть с ними в дружеских отношениях. Мать учила ее никогда не смотреть свысока на слуг, даже если она вдруг когда-нибудь поднимется на верхнюю ступеньку социальной лестницы. Мать говорила, что нужно быть простой и дружелюбной со всеми, кто и к тебе относится хорошо. Но в близко сидящих, голубых бегающих глазках Дженнингса, в его постоянной готовности улыбаться, кривя маленький тонкий рот, Юнис казалась какая-то неестественность, как будто смотритель притворялся, скрывая истинные чувства и мысли. Она не слышала, что Питер говорил о Дженнингсе Лоренсу Армистиду, но абсолютно согласилась бы с ним в том, что смотритель похож на Урию Хипа.

— Там ванная комната, миссис Хендон. — Смотритель указал в сторону узкой двери в углу комнаты. — Отец мистера Питера устроил ее, когда переехал сюда жить. Там ванна и все необходимое, прошу прощения, мэм.

Юнис вспыхнула. В том, что он говорил, не было ничего оскорбительного, и все же этот словно масляный тон заставил ее ощутить себя незваной гостьей, временным жильцом, которому нужно объяснить, где что находится, — а не хозяйкой, которая вполне может узнать все сама.

— Старый мистер Хендон не любил город, мэм, — продолжал смотритель так же снисходительно, — поэтому немного модернизировал обстановку, чтобы создать себе элементарный комфорт. Например, провел водопровод и прочее. Несколько лет назад воду приходилось брать далеко за домом. Потом источник там высох, и мистеру Джону пришлось бурить артезианскую скважину. Теперь воды хватает. Ну, я пойду, мэм. Марта накроет ужин в столовой примерно через полчаса, если вас это устроит.

— Да, вполне. Спасибо, Дженнингс.

— Спасибо, мэм. — Он прикоснулся костлявым указательным пальцем ко лбу, как будто отдавая честь, качнул головой и вышел, закрыв за собой дверь.

Юнис проворно распаковала чемодан и за неимением стенного шкафа воспользовалась вместительными ящиками комода. Пальто она аккуратно повесила на спинку кресла, и, закончив, девушка подошла к окну.

Когда-то цветное стекло было толстым и выцветшим. Она ничего не могла увидеть через него, но прекрасно знала, что там, за ним, притаились ночь и верещатники.

Столовая располагалась внизу, справа от огромной лестницы, и легко могла бы вместить человек сто. Джон Хендон пытался смягчить ее грозную неприкрытую каменную наготу восточными коврами, портьерами цвета красного вина и копиями картин Гейнсборо и сэра Джошуа Рейнолдса, развешанными по стенам. За столом вполне уселись бы человек тридцать, несмотря на то что его откидные створки были сейчас сложены. Прекрасная камчатная скатерть и салфетки, изящные хрустальные бокалы, великолепное столовое серебро и веджвудский фарфор украшали его. В центре Марта Дженнингс поставила серебряный канделябр с пятью красными восковыми свечами.

Питер и Юнис сели лицом друг к другу и приступили к свадебному ужину. Марта Дженнингс, раскрасневшаяся от кухонного жара и возбуждения, в белом переднике, носила яства, которые они с мужем приготовили для Питера Хендона и его юной рыжеволосой новобрачной: жаркое из баранины с жареным картофелем, фасоль в масле, салат, роскошный пудинг, щедро начиненный крупной смородиной. Дженнингс наполнил высокие оловянные кубки темным элем, принесенным из стоявшей в холодном погребе бочки. Юнис обнаружила, что после долгой дороги и прогулки по этой жуткой местности умирает от голода, и с наслаждением отдала должное великолепному угощению, доставив большое удовольствие Марте Дженнингс.

Как только молодые сели за стол, она пришла пожелать им обоим счастья. Она была, вероятно, лет на пять помоложе мужа, седовласая, с широким расплющенным носом, полными губами, намеком на двойной подбородок и красным лицом. Ее охрипший голос и ясно выраженный девонширский акцент, явная почтительность и суетливое желание угодить заставили Юнис приложить максимум усилий, чтобы скрыть улыбку. Она похвалила кулинарные способности миссис Дженнингс, и большие карие водянистые глаза кухарки, похожие на глаза спаниеля, засияли.

— Ах, никаких трудностей, совершенно никаких, миссис Хендон, мэм, — сразу же ответила она. — Мы с Уиллом очень хотим угодить вам обоим, вот в чем дело. Возможно, после того, как вы осмотритесь в Хендон-Хаус, вы захотите посмотреть кухню? Она осталась со старых дней, скажу вам. Ни газа, ни электричества. Старый мистер Джон хотел сохранить историческую атмосферу, так он это называл. Там есть огромный котел и вертел, и готовим мы на дровах. Летом это хлопотно, как вы можете догадаться.

— Позже, Марта, — льстиво вмешался Дженнингс, нервно потирая руки. — Ты же не ждешь, что миссис Хендон захочет посетить твою кухню прямо сегодня вечером?

И вновь, хотя его слова выражали лишь почтительность, Юнис вспыхнула от той манеры, в которой они были сказаны, и от взгляда хитрых глаз.

— Ладно, путешествие по дому отложим на другой раз, Дженнингс, — вмешался Питер Хендон, за что Юнис была ему очень благодарна. — Я хотел бы выпить кофе с сигарой в библиотеке, если ты не возражаешь, Юнис. Ты посиди пока здесь, отдохни.

— Да, хорошо. — Она улыбнулась ему. — Я так объелась, что мне надо перевести дух. Поступай как тебе удобнее.

— Спасибо, — холодно ответил он, вставая, и вышел из столовой.

— Еще чаю, миссис Хендон? — заискивающе наклонился к ней Дженнингс, растянув губы в подобострастной улыбке.

— О нет, больше ничего, спасибо. Это был настоящий пир!

— Марте нравится производить впечатление, особенно теперь, когда вы оба здесь. Знаете, после кончины мистера Джона мы были совсем одни.

— Да, мистер Хендон говорил мне. Должно быть, в этом громадном доме вы чувствуете себя ужасно одиноко. У вас совсем не бывает гостей?

Дженнингс покачал головой:

— Нет, мэм. Иногда, правда, заглядывает констебль или егерь заходит. Иногда туристы забредают или деревенские из окрестностей Лика браконьерствуют, охотятся на кроликов и куропаток. И никаких посетителей. Совсем не так, как в других прекрасных старинных замках, где берут шиллинг только за то, чтобы впустить посмотреть, что внутри.

— Да, я читала, как некоторые герцоги и герцогини в плохие для себя времена открывали свои дома для публики, чтобы получить средства на их содержание.

— Совершенная правда, миссис Хендон. Только Хендон-Хаус не относится к действительно историческим местам. Нет даже уверенности, что Оливер Кромвель когда-то останавливался здесь, несмотря на то что подарил эту землю первому Хендону, как вы, возможно, знаете, мэм.

— Да, но почему вы не хотите уехать из этого пустого дома в безлюдных вересковых пустошах?

— Понимаю, что вы чувствуете сейчас, миссис Хендон. Но примите во внимание, что мне уже пятьдесят семь, а Марте скоро будет пятьдесят два. Мы в услужении с тех самых пор, как поженились с ней, и уже слишком стары, чтобы искать новую службу. Кроме того, старый мистер Джон отнесся к нам очень порядочно, оставил по завещанию деньги и позволил считать этот дом своим, если мы останемся приглядывать за ним. Мы не могли бы устроиться лучше где-нибудь еще, это так, миссис Хендон. Чем старее становишься, тем больше хочется простых земных благ, так сказать.

— Да, думаю, вы правы, — задумчиво сказала Юнис и затем с улыбкой добавила: — Знаете, в Лондоне я слышала, что об этом старом доме ходят легенды. Некоторые даже говорят, что он проклят. Это правда, Дженнингс?

— О, боже сохрани, нет, конечно! Здесь нет ни привидений, ни духов, стоны которых предвещают смерть. Совсем нет ничего подобного. В деревне старые люди говорят, что здесь во времена лорда-протектора, этого Железнобокого, были закопаны сокровища, мэм. Вы видели его бюст, когда вошли, если помните.

— Да, видела. Я читала об Оливере Кромвеле, но не помню, чтобы где-то упоминалось имя Хендона.

— Нет, это сущая правда, мэм. Старый мистер Джон говорил, что Морли Хендон был простым офицером в армии Кромвеля и получил здесь землю как награду за свою преданную службу. Он не был дворянином или наследником какого-то знатного рода, миссис Хендон.

— Понятно. — Юнис поспешно сменила тему. — Я заметила, что через окно в моей спальне ничего невозможно разглядеть. Они все такие здесь, Дженнингс?

— Нет, мэм, не все. В кухне другие, потому что много лет назад они там были разбиты, и старый мистер Джон вставил обычное стекло, хорошее, толстое и крепкое. Зимние ветры легко могут разбить старые стекла, знаете. А в комнате с трофеями и в той, где он устроил библиотеку и где обычно работал, тоже обыкновенные стекла. Оттуда можете посмотреть на скалы и пещеры, если хотите.

— Нет, уверена, что сегодня мне этого не захочется. — Юнис засмеялась и встала из-за стола. — Пойду присоединюсь к мистеру Хендону.

— Да, конечно, мэм. Не хотите, чтобы завтра утром Марта принесла вам завтрак наверх? В вашей комнате шнур от звонка в кухню, так что просто потяните за него, когда вам что-то понадобится. Марта сразу же услышит.

— Спасибо, Дженнингс. Я запомню. Спокойной ночи.

Он кивнул и усмехнулся:

— Спокойной ночи, мэм.

Юнис вышла из столовой и направилась в библиотеку. И не видела, как за ее спиной улыбка исчезла с лица Дженнингса, а вместо нее появилась злобная гримаса.

И вновь, как в первый раз, когда она увидела высоко возносящиеся вертикальные опоры старого дома, Юнис охватил благоговейный страх. Библиотека находилась в самом конце этой древней крепости, покинутой и обреченной на одиночество в диких вересковых пустошах, и была еще больше, чем столовая. Под невероятно высоким потолком царила необъятная пустота, которую оживляли лишь массивный прямоугольный стол в центре и высокие книжные шкафы вдоль трех стен. Это да еще пара стульев и небольшая конторка в стиле чиппендейл были единственной меблировкой. В комнате не было ни ковров, ни гобеленов, ни картин, скрывающих грубые стены, но четыре готических окна подверглись значительной переделке и теперь их створки можно было открывать, поворачивая на петлях. Как сказал Дженнингс, непрозрачные раскрашенные стекла в них заменили, и Юнис смогла взглянуть на дикие скалистые пещеры и холмы в сотне ярдов за Хендон-Хаус.

Высоко под потолком висела огромная люстра, бросая безжалостный свет и заставляя мрачные гротескные тени холмов, пещер и валунов отступить. Они, казалось, притаились, держась подальше от света, как дикие животные, избегающие огня. И все же у Юнис мелькнула абсурдная мысль, что, когда лампы выключат, они подползут ближе, злобные и мстительные, чтобы вновь вступить во владение всем, что по праву принадлежало им столетия до того, как был построен этот дом, и вокруг не было ничего, кроме вересковых пустошей, холмов и ночных тварей.

Юнис вновь вздрогнула, как будто холод пробрал ее до самых костей. До сих пор она еще не до конца осознавала, от чего отказалась, согласившись на это свадебное путешествие в сельскую глушь, которая, казалось, не имела никакой связи с настоящим.

Питер Хендон стоял возле одного из окон, спиной к ней. На огромном столе в пепельнице лежала недокуренная сигара, завитки голубоватого дыма кольцами поднимались вверх. Рядом — книга в красном кожаном переплете и чашка с блюдцем.

— Питер, я могу подойти и посмотреть?

Он повернулся. Его лицо было мрачным, но он кивнул:

— Если хочешь. Хотя здесь не на что любоваться.

Юнис подошла к нему, и он слегка отодвинулся, уступая ей место. Свет лампы под потолком был так ярок, что Юнис с трудом могла вглядеться в темноту, окружающую дом. Когда девушка вошла сюда и бросила первый взгляд в окно, она лишь мельком заметила уродливые, пугающие очертания холмов. Теперь же, прищурив глаза и напряженно всмотревшись, Юнис наконец сумела представить себе боевой порядок неровных возвышений, одни из которых сбились в кучу, другие одиноко стояли поодаль. У их подножия разевали рты скалистые пещеры, то огромные и зияющие, то такие маленькие, что в них смог бы пролезть только ловкий козел. И никакого движения. Ни луна, ни звезды не освещали сейчас эту последнюю границу изолированного королевства Морли Хендона.

— Я, вот как ты сейчас, приходил сюда каждый вечер, когда был маленьким, чтобы посмотреть в окно, — заговорил Питер. — Ты еще удивляешься, что я ненавижу этот дом, что я боялся его? По ночам меня мучили кошмары, будто я потерялся там, в холмах, или прячусь от дикого зверя в одной из этих пещер. Конечно, в этой части страны нет никаких хищников, но тогда я не знал об этом.

— Это, должно быть, было для тебя ужасом, — заметила Юнис с сочувствием к нему.

— О, видимо, я нарисовал очень жалкую картину. Но это было очень давно. Я любил своего отца. Это он приобрел все эти книги, — Питер махнул рукой в сторону книжных шкафов, — и иногда читал мне. А изредка играл со мной. Но постепенно у него находилось все меньше и меньше времени для меня и все больше и больше — для нее. — Его губы плотно сжались, и глаза стали холодными.

— Для нее? — эхом повторила Юнис.

— Лаура Меркади, гувернантка, которую он привел сюда после смерти моей матери. Я знал — она заигрывает с ним и ненавидит меня, потому что я ей мешаю. Я чувствовал это, несмотря на то что был всего лишь маленьким мальчиком.

— Она плохо обращалась с тобой?

Он покачал головой:

— Нет, не физически. О, она могла быть совершенно очаровательной, чтобы заставить всех думать, как внимательна и как беспокоится обо мне. Но иногда, когда я хотел, чтобы отец почитал мне, она говорила, что он слишком занят и что она сама почитает мне попозже, когда я лягу спать. Она приходила ко мне в комнату — в ту, где я сегодня буду спать, — и рассказывала истории. Странные истории, полные привидений, демонов и диких тварей. И потом меня мучили ночные кошмары. О, она это делала умно. Я даже приходил в восторг, слушая их, но когда засыпал, меня начинали преследовать те твари, которых она выдумывала.

— Это жестоко.

— И коварно к тому же. Когда меня отправили в школу, я начал задумываться обо всем этом и, конечно, понял. Я предполагаю, что вскоре после моего отъезда она покинула Хендон-Хаус. Больше я ничего о ней не слышал. Когда отец умер, он оставил ей немного денег, и Армистид потратил уйму времени, разыскивая ее, но все же в конце концов нашел. Никто не знает, жива ли она сейчас. Я надеюсь, что нет.

— Питер! — выдохнула Юнис, ужаснувшись злобе, с которой были сказаны последние слова.

— Зачем быть лицемером. Держу пари, она заботилась обо мне так же мало, как я о ней. — Питер вновь сжал губы, как будто сказал свое последнее слово о Лауре Меркади. Потом пожал плечами. — Это был утомительный день, Юнис. Лучше отправляйся спать. Я еще немного побуду здесь. Увидимся утром.

Он коротко кивнул ей и вновь отвернулся к окну. Он прогонял Юнис — это было совершенно ясно без слов по его застывшей спине. Он стоял неподвижно, пристально глядя на дикую, мрачную местность, которая, как ничто другое, свидетельствовала о бесплодии земель, бывших собственностью Морли Хендона. Для него и для всех его потомков она была безрадостным подарком лорда-протектора. Не было здесь счастья три столетия назад, не было и теперь. А возможно, не будет и никогда.