Поездки в нью-йоркской подземке таили в себе скрытое напряжение. Казалось, что на один квадратный метр здесь приходится больше психически неуравновешенных, чем в любой уважающей себя психбольнице. Джози нервно тыкалась по всем углам с планом метро, лихорадочно пытаясь разобраться, что здесь происходит и куда следует бежать. В метро ее привели, казалось бы, разумные соображения: гостиница находилась на углу Пятьдесят первой и Лексингтон, поэтому, если бы она взяла такси, чтобы потом застрять на забитых машинами улицах, ее поступок можно было бы квалифицировать как действие законченного сумасшедшего. Похоже, что, кроме как на метро, добраться до места встречи с Мэттом к условленному времени больше было не на чем, а ей почему-то было очень важно успеть вовремя.

Не считая обилия сумасшедших, самым ужасным в метро было то, что Джози никогда точно не знала, куда ей нужно ехать — в верхнюю часть города или в нижнюю, и боялась выйти не в том месте, то есть в очень опасном месте, где не следовало появляться даже бывалым туристам. Дать понять, что она пользуется планом метро, было равносильно тому, чтобы стоять с поднятыми руками и кричать: «Ограбьте меня!» В предыдущие приезды она всегда могла схватиться за руку Дэмиена или Марты. Сейчас она впервые была в метро сама, и все вдруг превратилось в рычащую, скрипящую, лязгающую груду металла, в сравнении с которой лондонская подземка была похожа на сверкающую железную дорогу из детского конструктора.

Надо отметить, что на станцию Боулинг-Грин она прибыла с чувством облегчения, прижимая к груди, как дитя, свою сумочку и лелея прогрессирующую головную боль, зато целая и невредимая. Теперь ее уже точили сомнения иного рода: а если Мэтт не сдержал обещание и в данный момент валяется в пьяном ступоре на кровати в отеле? Она прошла через турникет и глотнула свежего зимнего воздуха. Ладно, статуя Свободы на месте, она тоже — и это уже неплохо.

Вдоль дорожек в Бэтэри-парке под голыми, как скелеты, деревьями, нахохлившись, стояли немногочисленные мужественные торговцы футболками — те, что к осени не улетели во Флориду. Бравурный духовой оркестр исполнял «Встреть меня в Сент-Луисе, Луис», но слишком быстро, чтобы признать исполнение искусным.

Как и обещал, Мэтт ждал возле киоска продажи билетов, слегка притопывая в такт музыке. Джози и не подозревала, какое облегчение она испытает, увидев его на месте. Надежность становится у мужчин столь же редким качеством, как и у посудомоечных машин. Он был одет в длинное, армейского типа пальто, которое очень шло ему как рок-журналисту, а на шее у него был небрежно повязан шарф. Он прятал руки глубоко в карманах и, кажется, был не прочь на что-нибудь облокотиться. Она заметила, что лицо его просветлело, когда он ее увидел.

— Ты пришла, — сказал он с неуверенной улыбкой.

— И ты.

— Я думал, ты можешь передумать.

— Так и было. Четыреста раз.

Он засмеялся.

— Я думала, ты отключился.

— О боже, я что, так напился? — Мэтт поежился. — Извини, пить толком я до сих пор не научился.

— Ты отлично справлялся. Знаешь, я думала, что даже если ты не отключился, то все равно мог забыть о встрече.

— Я никогда ничего не забываю. Даже находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, на память не жалуюсь: память у меня как у… этого… э-э-э… ну этого…

— Слона?

— Точно, именно у него.

— Могу поспорить, у тебя болит голова.

— Жутко, — согласился Мэтт.

Последние опаздывающие туристы погружались на лодку к Свободе.

— Паром вот-вот отойдет. Я не решился купить билеты, чтобы не сглазить. Все еще хочешь поехать?

— Да, — сказала Джози, кивая головой.

Он взял ее руку и слегка сжал.

— Тогда побежали. Надо успеть.

Мэтт поспешно купил билеты; запыхавшись, они пробежали через внутренний дворик, все еще держа друг друга за руку, и запрыгнули на паром, когда капитан уже начал убирать трап. Он ждал, снисходительно им улыбаясь.

— Пошевеливайтесь, голубки, — поторопил он их. — Время и прилив никого не ждут, даже таких молодых и влюбленных!

Мэтт повел Джози на корму, придерживая ее за талию, когда паром, неуклюже раскачиваясь, начал разрезать неспокойные серые воды залива. Ветер шумел так, что приходилось кричать, поэтому они молча стояли на пустынной палубе, вглядываясь в ритмично покачивающийся Бэтэри-парк и уменьшающийся силуэт Манхэттена, на который теперь можно было смотреть без опасности свернуть себе шею.

Внешний вид Мэтта свидетельствовал о том, что симптомы похмелья не только не прошли, но и усилились. Ветер беспощадно хлестал по корме, отчего бледные щеки Мэтта разрумянились, а волосы, которые и без того хотелось хорошенько расчесать, совсем перепутались. У него были голубые глаза — такого же невероятного цвета, как зимнее небо над головой, хотя немного затуманенные и с покрасневшими веками из-за долгого перелета и неприличного количества приличного виски. Он был высоким, стройным — слишком стройным, чтобы назвать его телосложение атлетическим, но не худощавым — а держался немного неуклюже. Наверное, он был выше своих сверстников в школе и стеснялся этого.

Джози представила, как она, должно быть, выглядит сама, и в ужасе отказалась даже думать об этом. У нее всегда была бледная кожа, но в мимолетном отражении в зеркале отеля она увидела на своем лице просто нечеловеческую бледность Мортишии Адамс, скорее всего, из-за нечеловечески раннего подъема. Хоть она и нанесла полкилограмма увлажняющего крема, кожа, казалось, была на размер меньше собственно лица, а лодыжки, как и ожидалось, распухли до размера гиппопотамовых. Короткие волосы под ветром растрепались и попадали в глаза, но это, по крайней мере, скрадывало вялый вид ее локонов, похожих на несвежие листья салата-латука. Нос, скорее всего, покраснел от холода. Хороша, нечего сказать.

Почему-то представлялось, что это даже и не важно, что оба выглядели, как Бьорк в ненастный день. Джози посмотрела на Мэтта и улыбнулась, а он в ответ расплылся в своей по-щенячьи беззащитной улыбке. Вместе они составляли уютную маленькую единицу, одиноко маячившую на корме, крошечный пузырек, изолированный от всего остального мира. Они стояли порознь, но что-то притягивало их друг к другу, может, электрический разряд, что возникает, когда потрешь воздушный шарик о шерстяной свитер и он как бы прилипает. И даже когда шарик отнимаешь, образуется энергетический поток, заставляющий все ворсинки на свитере встать дыбом и еще долго оставаться в таком состоянии. Да, ее притягивало к Мэтту, и она была уверена, что он также испытывал нечто похожее. Это пугало и увлекало одновременно, она не помнила, чтобы чувствовала подобное с кем-то другим.

Она в сотый раз тщетно убрала волосы с лица и оглянулась на полупустой паром. Главной радостью в Нью-Йорке в это время года было практически полное отсутствие туристов, если не считать небольшой странной группки японцев, которые широко улыбались, как будто собирались фотографироваться. И какая столица могла обойтись без них вне зависимости от времени года и температуры воздуха? Несколько неугомонных школьников, которым удалось хотя бы на день вырваться из Бронкса, издевались над затравленной учительницей. Джози отлично знала, как в этот момент чувствует себя учительница. И больше не было никого.

Прикрывая глаза от низкого зимнего солнца, Джози посмотрела через реку. Статуя Свободы стояла во всей своей красе, несмотря на отсутствие привычной толпы туристов. Уж ей-то прихорашиваться было ни к чему. Медное с прозеленью одеяние трепетало на фоне нестерпимо синего неба, особенно поражала воображение нога, выступающая из-под края одежды, готовая забить гол во имя свободы в невидимые ворота. Как-то в самый разгар лета Джози уже пыталась посетить статую воинственной Амазонки — в очереди на паром надо было ждать два часа, а потом еще три на обжигающем солнце, чтобы войти в саму даму. Посему Джози оставила это свое намерение, как и прочие гиблые дела, по большей части из-за того, что устала слушать бесконечные жалобы Дэмиена. Сегодня должно было быть намного веселее.

Как только паром причалил, Мэтт потащил ее за руку.

— Давай наперегонки с япошками до самого верха? — предложил он, уже задыхаясь от ветра, и они рванули вперед японцев. Но те сорвали соревнование, направившись прямо к магазину подарков. Поэтому у памятника они очутились с большой форой и совсем одни. Вместе и сами. Джози посмотрела на Мэтта. Распахнутые полы его пальто развевались на ветру, он расплылся в своей шкодливой, как у щенка, улыбке и повел ее внутрь. Быть вместе и самим было хорошо.

Лифты до первого уровня не работали. Естественно, внизу висела предупредительная табличка, гласившая с типичным американским перегибом: «НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОДНЯТЬСЯ, ЕСЛИ ВЫ СТРАДАЕТЕ ГОЛОВОКРУЖЕНИЕМ, КЛАУСТРОФОБИЕЙ ИЛИ ПСИХИЧЕСКИМИ РАССТРОЙСТВАМИ». Обнадеживающе.

— Ты уверена, что хочешь это сделать? — спросил Мэтт.

— Я психическим расстройством не страдаю, если тебя беспокоит именно это.

Хотя ее мама и сомневалась в способности дочери рационально мыслить после того, как она вышла замуж за Дэмиена, несмотря на то что, казалось, весь цивилизованный мир хором отговаривал ее от этого поступка.

— Очень рад это слышать.

Оба взглянули на лестницу, которая тянулась за пределы бесконечности.

— Хотя, если бы мы страдали психическими заболеваниями, думаю, было бы проще.

Они еще раз взглянули вверх.

— Если ты готова, я готов.

Джози кивнула:

— Давай.

Невзирая на смутную тревогу, они начали восхождение. Джози выдохлась прежде, чем они приблизились к большому пальцу на ноге Свободы.

— Все эти вечерние занятия степ-аэробикой, на которые я угробила столько времени, ровным счетом ничего не дают, — выдохнула она.

Вдохновляло лишь то, что Мэтт, похоже, чувствовал себя не лучше; еще пару пролетов — и он дышал тяжелее, чем можно было услышать, позвонив в самую страстную службу секса по телефону.

Пока они кокетничали с подолом Свободы, лестница штопором ввинчивалась в небо. Треугольные ступеньки, вроде тех, что бывают на маяках, закручивались головокружительной спиралью, причем каждая последующая казалось более ненадежной, чем предыдущая. Сердце Джози билось глухими, тяжелыми ударами, словно исполняло тяжелый рок.

— Ты… в… порядке?.. — выдыхая каждое слово, спросил Мэтт.

Джози решительно кивнула:

— Я не для того провела пять тяжелейших лет в «Герл Гайдз», чтобы сейчас отступить.

Да, прежде чем она честно отработала свой значок, были и кровь, и пот, и слезы, и даже десять попыток испечь что-нибудь путное из кулинарной смеси «Мистер Пекарь-Совершенство», после чего каждый раз приходилось прибегать к помощи «Мистера Мускула». Разве человек, прошедший такое, имеет право спасовать перед жалкой преградой на славном пути, каковой выступали узкие ступеньки коварной лестницы, ведущей в небо или… в небытие? Нет и еще раз нет. Тем более на глазах у Мэтта. В ней жил дух первопроходцев. Извечная сила женщины. Джози поглядела наверх. Она секундочку помедлила, пытаясь унять сумасшедшее сердце, что колотилось о грудную клетку, как будто норовило вырваться на свободу. О Боже!

Безжалостная лестница теперь тянулась одинаково и вверх, и вниз, и где врата рая, а где — преисподней, становилось уже все равно. Они продолжали идти вперед и вверх.

После разрыва с Дэмиеном в ней проснулась некая бесшабашность, которая всякий раз при первых признаках сомнений и раздумий тут же нашептывала ей; «А, будь что будет!» Первые ростки этой бесшабашности взошли, едва домашняя почта стала приходить на имя мисс Д. Флинн. В своей «новой жизни» она брала уроки дайвинга в местном бассейне (место, куда приходили умирать все лейкопластыри), вступала в разные экстремальные клубы вроде МАТРОС (Местная Организация Терапии Разбитых и Одиноких Сердец), после одного-единственного посещения коего стало ясно, отчего все эти сердца то ли разбиты, то ли одиноки; заходила в модные бары без компании и нахальным взглядом пыталась «расколоть» того, кто угостит ее коктейлем. Как-то раз она даже нашла по справочнику людей, дающих уроки вождения мотоцикла, и вот теперь дошла до того, что сломя голову карабкалась на очень высокую статую, в то время как все, кто ее знал, знали и то, что она патологически боялась высоты. С высоты ее теперешнего положения начинало казаться, что единственным достоинством брака было то, что во всех своих недостатках можно было обвинить супруга. Теперь она была сама, и винить было некого.

Складки одеяния Свободы становились все более изощренными, как извилины мозга. Заклепки и тросы, державшие всю конструкцию, выглядели преступно ненадежными.

Перил не наблюдалось, бордюр безопасности едва достигал колен, и было слишком много пустого пространства между ней и чем-то, за что можно было бы схватиться. Она была ростом в пять футов и три дюйма на цыпочках, весила девяносто восемь фунтов после двух съеденных на ходу шоколадок «Марс», и ее бюст с трудом мог заполнить блузку четвертого размера — а все благодаря навязанной ей Критической Диете от Дэмиена Флинна, — но даже для нее здесь было тесно. Интересно, как протискивались здесь более гамбургероподобные американцы? При всех своих скромных габаритах она едва выдерживала темп, коленки выворачивало назад.

Мэтт уютно пристроился позади — на тот случай, если у нее вдруг закружится голова; он шел размеренным шагом, мурлыча под нос ободряющие слова в промежутках между вдохом и выдохом.

— Уже немного. — Прохрипел он. — Круче уже не будет. — Глубокий выдох.

Какая проницательность!

— Спешка здесь не нужна. — Выдох.

Куда уж!

Ей было страшно как никогда. Во рту пересохло, ладони стали мокрыми от пота, в груди пекло, как при пожаре. Дыхание потеряло свою естественную легкость, и теперь этим процессом приходилось управлять сознательно, к тому же Джози утратила способность говорить. Но даже в таком оцепенении она представила, как Дэмиен в этой ситуации уже давно умчался бы наверх, доказав тем свое мужское превосходство, и уже оттуда посылал бы язвительный привет, вместо того, чтобы разделить ее страдания и уговорами заставить идти дальше, как это делал Мэтт. Не то чтобы это в корне что-то меняло, но сама мысль об этом мелькнула, видимо, не зря.

Медные складки одежды поплыли перед ее глазами, потому что вокруг не было ничего достаточно устойчивого, на чем можно было бы сосредоточить взгляд, и струйка холодного пота предательски поползла по спине. Ее пищевод представлял собой напрягшуюся, как перед броском, змею, что завороженно раскачивалась над сжавшимся в комок желудком, за которым, дрожа каждой извилиной, агонизировал кишечник. Такое ощущение она однажды уже испытала. Это было тогда, когда Дэмиен объявил, что бросает ее. Ощущение было малоприятным.

— Хочешь, передохнем? — спросил Мэтт, когда они достигли малюсенькой площадки на бесконечной спирали ступенек.

— Нет, — пискнула Джони через силу.

— Точно?

— Да не сойти мне с этого места! — поклялась она, осознавая, что если сейчас остановится, то дальше ей и впрямь — с места уже не сойти. Приходилось двигаться. Одна лестница вела наверх, а другая — вниз. Чисто американский подход, грандиозный в теории и безысходный на практике: коль ты сделал выбор, иных путей уже не было, кроме как пройти свой путь до конца.

Японские туристы, коих, похоже, не смутила значительная фора и не отягощал груз закупленных сувениров, уже наступали им на пятки. Одиночное восхождение само по себе подкатывало тошнотой к горлу, даже и без того, когда тебе на пятки наступала гурьба груженых сувенирами японцев, а кроме того, не хотелось, чтобы тебя стиснули, как масло в сэндвиче, между бодрыми туристами и веселыми школьниками. Джози поддала газу.

Облегчение, испытанное ею, когда они вырвались на смотровую площадку, было практически осязаемым, хотя и недолгим. Окна, которые казались с земли заманчиво большими и сулили незабываемую панораму, были размером с лобовое стекло автомобиля. Но, в отличие от автомобиля, их давно уже не касалась рука человека, вооруженного тряпкой и «Виндексом». Одно из окон было приоткрыто, и через тоненькую щелку соблазнительно дул холодный воздух, освежая это маленькое, до удушья нагретое помещение. В летнюю пору его можно было приравнять разве что к нахождению в индийской печи тандури в теплом пальто.

— Замечательно, — соблазнительно тяжело дыша, сказал Мэтт.

Было здорово. Путь вверх был трудный, но она выдержала. Как освобождение от Дэмиена. Свобода.

Мэтт стоял сзади, положа руки на ее плечи. Руки были теплые и успокаивающие. Сильные. Он поцеловал Джози в макушку.

— Ты была молодцом. Я бы не смог дойти, если бы не ты.

Это он мне говорит?

Вид на Манхэттен производил сильное впечатление. Как город из конструктора, только в натуральную величину. Жаль только, что ноги слишком дрожали, и это мешало полностью отдаться наслаждению моментом. Джози провела языком по губам. А еще надо было спускаться.