Теперь уже ушли все. Все, кроме Джека. Он сидел в темном зале, взгромоздившись на край подиума, на котором стояли богато украшенные кресла жениха и невесты; сейчас они казались заброшенными и ненужными. Всюду валялись лопнувшие воздушные шарики и свадебные подарки. Блестящий зеркальный шар под потолком медленно вращался, бесцельно бросая сверкающие отблески света по всему залу, что тоже придавало ему печальный и заброшенный вид.

Ушел даже мистер Россани, хотя от него чертовски сложно было избавиться. У Джека не хватило духу сказать отцу невесты, что его дочь сбежала со своей собственной свадьбы и растворилась в ночи не с кем-нибудь, а со свидетелем. Как можно сказать такое отцу, не разбив ему сердце? Чтобы отправить его домой, Джек поклялся, что у Марты разболелась голова и она отдыхает наверху. Небольшая доза красноречия — и тесть отправился восвояси, оставив Марту на его попечение.

Но скоро наступит завтра, и правду придется открыть. Ничего, до завтра мистер Россани протрезвеет и вряд ли станет гоняться за Гленом с обрезом и кучкой сицилийских кузенов, полных решимости надрать мерзавцу задницу за попранную честь.

Джек обвел взглядом столы, заваленные стаканами с недопитым шампанским и тарелками с недоеденными тарталетками. Внутри он чувствовал себя таким же безжизненным, как выдохшееся шампанское, и таким же холодным и ненужным, как брошенная еда. Разделить свою беду ему было не с кем. Кроме, естественно, самих Марты и Глена, только он и Джози знали, что произошло на самом деле. Он беззлобно фыркнул про себя. Все поверили, что ее вымотал тяжелый день, — ну что ж, отчасти это было правдой. Теперь гости ушли, а с ними ушла и мечта.

Положив голову на руки, Джек прикусил губу, пытаясь сдержать подкатившие слезы, которые так и норовили хлынуть снова. Если это называется находиться в ладу со своими чувствами, то лучше жить с ними в разладе. Боже мой, о чем он думает! Сейчас не самое подходящее время заниматься самокопанием. Сейчас впору напиться, очень серьезно напиться. Джек налил себе еще бокал выдохшегося шампанского и проглотил половину, не почувствовав вкуса. Как он мог себе вообразить, что такая женщина, как Марта, предпочтет его всем остальным? Ей гораздо больше подходит кто-то вроде Глена: побогаче, помоложе, покрасивее. Глен мог дать Марте все, что ей было нужно, и в гораздо больших количествах, чем это мог бы Джек. Но, с другой стороны, если бы это было в его силах, Джек достал бы даже луну с неба и преподнес ей на блюдечке. А Глен?

…Он бы мог уехать и все начать сначала. Но в таком городке, как Катона, от сплетников не убежишь. Может быть, на него показывали пальцем еще до того, как все случилось, и все знали, что его отношения с Мартой обречены на провал? Нельзя давать им лишний повод для злорадства. Неужели он напрасно изо всех сил старался показаться Марте лучше, чем он есть на самом деле: понимающим, бережным, сдержанным. Если б она только знала, как сильно ему нужна, чтобы осветить его замкнутый мир и вдохнуть в него жизнь, неужели бы сбежала?

Скрипнула дверь, и в полутемный зал несмело скользнула фигурка — воздушная, как привидение. Было поздно. Обслуге, наверное, хотелось все скорее прибрать и уйти домой. Домой — в свою собственную жизнь, к своим любимым. Осталось лишь убрать и замести следы — кому-то свадебного торжества, а кому-то — позора. Джек подумал, что он на такое не способен.

Он поднял взгляд.

— Привет, — сказала Марта, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

Сверкающие блики плыли по ее лицу, освещая бледную кожу. Она выглядела уставшей и измученной, он догадывался, что и сам выглядит не лучше. Фата куда-то пропала, но свадебное платье было на месте, и в нем она была завораживающе хороша.

— Привет, — отозвался Джек.

Марта издала утомленный вздох.

Джек похлопал ладонью по подиуму, и Марта опустилась рядом с ним. Он взял с подноса последний чистый бокал.

— Выпьешь со мной выдохшегося шампанского?

— Ты же не пьешь, — сказала Марта.

— Теперь пью.

Он налил бокал, взболтнул, еще раз убедившись в отсутствии пузырьков, и вручил ей. Рука Марты заметно дрожала; ему захотелось задержать ее в своих ладонях, но вместо этого он только чокнулся с ней бокалами.

— За что пьем? — спросила она.

— Наверное, это вопрос не ко мне, Марта.

Она снова вздохнула и, поднеся бокал к губам, стала медленно потягивать шампанское, несмотря на его отвратный вкус. Марта обвела глазами зал:

— Что за кавардак!

— Как-нибудь приберут.

— Да я не о том, — она подобрала с пола обрывок серпантина и намотала себе на палец — Джек обратил внимание, что и обручальное, и венчальное кольца были на месте. — Я о нас.

— Я знаю.

Руки у Марты были напряжены, костяшки пальцев побелели. Она так сильно сжала хрупкий бокал, что Джек испугался, как бы не сломалась ножка.

— Что сказал папа?

— Ничего, — Джек откинулся назад и посмотрел в потолок. — Я ему ничего не сказал. Я никому не сказал, — признался он.

— Никому?

— Ни единой живой душе, знает только Джози.

— Почему ты не сказал?

— Я не знал, что сказать, чтобы никого не огорчить. Это испортило бы праздник. Я сказал, что у тебя болит голова.

Марта невесело рассмеялась:

— Все еще заботишься обо мне?

— Вина не только твоя.

Марта повернулась к нему:

— Ну а чья же? Это ведь я сбежала с твоим лучшим другом. С нашей свадьбы.

— Должно быть, у тебя были на то причины.

— Не уверена, были ли они достаточно вескими, — она испустила еще один тяжелый вздох.

— Может, поделишься со мной?

Марта улыбнулась:

— Не знаю, поможет ли. В любом случае я тебе благодарна.

— Какая уж тут благодарность, Марта. Куда важнее понять, что пошло не так.

— Да все было так, — сказала она. — Точнее, все было не так! — она высморкалась. — Я запаниковала, Джек. Внезапно мне показалось, что вся моя жизнь сводится к одному — просто к жизни. Всю свою жизнь я думала только о себе. Все, что было в моей жизни, — это я, я, я. Что бы мне ни захотелось, я всегда это получала с доставкой на серебряном подносе. Когда я увидела Джози и Глена, то поняла, что больше так не будет. Я уже была не одна. С этого момента и на веки вечные, что бы я ни делала, я уже должна была считаться с другим человеком, — Марта посмотрела вверх. — Если не двумя… Или того больше. — Она потерла руками лицо. — А тут еще наши совместные планы в одночасье свалились на меня, а я даже не поняла, готова ли вообще… Глядь, а уже слишком поздно… Ох, я не знаю, — сказала она. — Я пытаюсь найти оправдание тому, чему оправдания нет. — Неожиданно она вскочила и резко сбросила с себя обувь. — Эти туфли — сплошное мучение! — пожаловалась она.

Слегка прихрамывая, она босиком подошла к свадебному торту, который все еще красовался нетронутым.

— Мы даже не разрезали торт, — сказала она, легонько проведя пальцем по замысловатым сахарным цветам, окрашенным в оттенки сиреневого, голубого и бирюзового цветов по разным ярусам торта.

— Собственно, у нас не было такой возможности, — напомнил ей Джек.

— Хочешь, разрежем сейчас? — спросила Марта и взяла в руки нож. — Я умираю с голоду.

— Думаю, нет.

— Я не могу разрезать его одна, Джек. Это очень плохая примета.

— Думаешь, сейчас это имеет какое-то значение? Совсем не так я представлял себе начало нашей супружеской жизни.

Марта посмотрела на него из полутьмы.

— Я сделала тебе очень больно, — бесцветным голосом сказала она, — но я этого не хотела. А больше мне нечего сказать.

Джек налил себе еще шампанского.

— Джек, пожалуйста, подойди, и давай разрежем торт, — внезапно окликнула она его. — Ну пожалуйста!

Он встал на ноги, как будто налитые свинцом, и подошел к Марте. Его жена — странно было ее так называть — в детском нетерпении приплясывала у торта, и он внезапно осознал, что, какой бы по-взрослому красивой она ни была, ей еще ой как долго придется взрослеть. Может быть, взрослеть она начала только сегодня.

Марта балансировала над тортом, кончиком ножа едва касаясь безупречной белой глазури.

— Вот здесь, — сказала она, — положи руку поверх моей.

Джек выполнил ее просьбу; рука Марты уже не дрожала, хотя и была холодной, как мрамор.

— Ой, какой ты теплый! — Марта посмотрела ему в глаза. — Готов?

— Готов! — Джек слегка нажал на ее руку, и лезвие без труда утонуло в глазури. Марта еще раз подняла руку, и вместе они отрезали тоненький ломтик торта.

Она убрала нож:

— Вот видишь, это было совсем не больно, правда?

— Возможно.

— Держи, — она протянула ломтик Джеку.

— У меня нет аппетита, — отказался он.

— Съешь, — попросила Марта.

Он наклонился вперед и откусил кусочек.

— Вкусно, — сказал он, кивая. — Вкусный торт. Нашим гостям он бы непременно понравился.

Марта положила торт и тяжело оперлась на стол. Сверкающий шар под потолком вращался в полной тишине, а Джек смотрел на пульсирующую жилку на шее у Марты. Она поднесла к ней руку, провела пальцами, и Джеку показалось, что сглотнула застрявший в горле комок.

— Я совершила ужасную, непростительную ошибку, — сказала Марта. В голосе послышались слезы. — И я не знаю, как ее исправить, Джек.

Он уставился на носки своих тщательно начищенных, но таких неудобных новых туфель.

— Ты меня когда-нибудь простишь?

— Я люблю тебя, Марта, — сказал Джек, глядя на свою растрепанную невесту. — И ничто и никогда не сможет заставить меня тебя разлюбить. Я дал тебе обет.

— А я дала обет тебе и тут же через него переступила. Разбила, словно зеркало, разнесла на мелкие кусочки!

И она разрыдалась.

— Успокойся, успокойся, — сказал Джек. — Не плачь. Не надо плакать в день своей свадьбы. Все будет хорошо.

— Как же все может быть хорошо?

Джек поднял ее лицо, держа его в своих ладонях.

— Марта, а почему ты вернулась?

Марта всхлипнула:

— Потому что я не могла не вернуться.

— Мне этого достаточно, — сказал он.

Марта шмыгнула носом. Он привлек ее к себе.

— Давай снова станем супружеской парой, Марта, мужем и женой. Пусть все останется позади, а мы будем жить дальше как ни в чем ни бывало.

— Как же это у нас получится?

— Для этого нужно небольшое усилие и большая любовь. От нас двоих.

— Я была неверна тебе, Джек.

— Супружеская неверность — не самое разрушительное событие, которое может случиться в семейной жизни.

— Даже в день свадьбы?

— Ты бы, конечно, могла выбрать момент и получше.

— А что скажут люди?

— Никто не знает. Да и к чему им знать? — ответил Джек.

Марта выглядела потерянной; Джек взял ее руки в свои.

— Раз ты сказала, что Глен был ошибкой, я смогу это пережить. Но вот чего нельзя пережить, так это когда недоразумение по ходу действия превращает в необратимый эпилог.

Ее губы предательски дрогнули, уголки опустились вниз.

— Черт подери, как ты можешь быть таким великодушным, Джек Лабати?

— Марта, — вздохнул он. — Я долго, очень долго ждал встречи с той, с которой бы хотел разделить остаток своей жизни. И я не могу от этого так просто отказаться.

— А я, выходит, отказалась… — шмыгнула носом Марта.

— Какой мы давали обет? «В радости и в горе, в богатстве и в бедности», — Джек смахнул слезу с ее щеки. — Я думаю, сегодняшнее происшествие вполне можно записать в графу «горе» и забыть о том.

— «Отказавшись от всех других, — сказала Марта, — пока смерть не разлучит нас». Вот мой обет тебе.

— Любить тебя и заботиться о тебе…

— Обними меня, Джек…

Он заключил ее в объятия. «Теперь вы можете поцеловать невесту», — напомнил он слова священника.

Джек коснулся губ новобрачной — они были нежными и солеными от слез.

— Я люблю тебя, миссис Лабати, — сказал он. — И всегда буду любить.

— Я тоже люблю тебя, Джек, — сказала Марта.

Джек потянул ее за собой на середину зала:

— Свадебный вальс для новобрачных.

Они оба услышали, как тихо заиграла музыка, только для них двоих. «Говорил ли я тебе, как я люблю тебя…»

— Ты думаешь, мы все переживем, Джек?

— Думаю, на нашей серебряной свадьбе мы сможем оглянуться назад и улыбнуться тому, какими мы были молодыми и глупыми, — сказал он.

— Какой молодой и глупой была я, — поправила его Марта, положив голову на плечо Джека.