Я знаю, что Доминик отбыл в Рим, поэтому на следующий день, будучи в галерее, я была удивлена, получив письмо, доставленное мне курьером лично в руки.

В момент, когда я расписывалась в получении, из подсобки появляется Джеймс.

- Это мне? – спрашивает он.

- Нет, - смотрю на толстый кремовый конверт с моим именем, - мне.

- Оу, - Джеймс выглядит озадаченным, но его лицо проясняется. - Оно от восхитительного Доминика, не так ли?

- Полагаю, что так, - вскрываю конверт. В нем ключ и сложенный листок бумаги, который я открываю и тут же начинаю читать.

Бет,

Хочу, чтобы ты была в квартире в четверг вечером. Прилагаю ключ. Ты должна быть свежей и чистой после душа. Уложи волосы так, чтобы шея была открыта. Хочу, чтобы ты надела ошейник, который найдешь возле кровати. На кровати лежит нижнее белье, которое я выбрал для тебя. Будь готова, когда я приеду в 19:30. Хочу, чтобы ты стояла на коленях на полу у кровати, когда я войду.

Доминик.

Я краснею и быстро складываю послание.

- Любовная записка? - спрашивает Джеймс. Он собирается идти на встречу, поэтому не обращает на происходящее особого внимания, за что я ему благодарна.

- Да… верно, - это звучит довольно нелепо, но я полагаю, что эту странную, немногословную записочку отчасти можно отнести к чувственному посланию. Она, определенно, обещает что-то странное и интригующее.

- Как мило, - отмечает Джеймс.

Именно так это и можно назвать одним словом.

Я смотрю на письмо и осознаю, что взяла на себя серьезное обязательство. Он предупреждает, что у меня есть время подготовиться, физически и морально. Доминик знает, что делает.

Вечер четверга

Я прихожу в квартиру задолго до назначенного времени и полностью выполняю инструкции, указанные в письме. Долго тру себя мочалкой в душе, брею ноги и подмышки, тщательно смазываю их маслом и лосьоном до полной гладкости. Волосы убираю назад в высокий, тугой пучок, открывая шею и лицо. Я чувствую себя ритуально очищенной, словно меня очистили перед новым этапом моей жизни.

В среду я посетила гинекологическую клинику на Харлей-Стрит, где в спокойной и весьма роскошной обстановке прошла полное обследование и сдала анализы крови. Результаты были получены в тот же день: я полностью здорова.

Вполне уместным сейчас кажется, что благодаря анализам я чиста и изнутри.

На кровати, которая была разобрана до первой простыни, я обнаружила подготовленный для меня комплект черного белья. Он выглядит обманчиво простым, практически неприметным, просто лоскутки гладкого черного шелка. Я надела трусики. Это комбинация шелка и сеточки, с прозрачными участками на бедрах, которые придают им спереди форму бриллианта и практически не прикрывают мою промежность. Поворачиваюсь спиной к зеркалу, чтобы взглянуть на себя сзади. Трусики обтягивают попку сверху на две трети, оставляя оголенными нижнюю часть и полукружья. Через черную ткань контрастом выделяются белые ягодицы. Бра лишь слегка отличается от комплекта черных шелковых лент. Чашечки присутствуют номинально, лишь для того, чтобы приподнять и обрисовать мою грудь, при этом совершенно ее не прикрывая. Когда я его надеваю, то восхищаюсь им. Ровные иссиня-черные линии пересекают мою кожу и обхватывают груди, подчеркивая изгибы и приподнимая их, как восхитительные дольки.

Это белье, определенно, на голову выше всего, что я носила раньше, а его сдержанная изысканность очень сексуальна. В лаконичных черных линиях читается намек на строгость, но лишь намек.

Взгляд непроизвольно останавливается на участках, где моя киска выпирает под сетчатой тканью трусиков, а розовые соски уже торчат. Я провожу рукой по животику и груди, слегка дрожа. Предвкушение меня порядком возбудило.

На столике рядом с кроватью замечаю ошейник. Беру его в руки и начинаю разглядывать. Это не клепаный собачий ошейник, как я представляла. Он латексный, весь в тонких дырочках, как филигранное кружево, а застежкой служат маленький латексный «язычок» с одного конца и выпирающий «гвоздик» - с другого. Я прикладываю его к шее.

Желудок сводит от ощущения его прикосновения к коже, и меня накрывает осознание степени его символизма. Это знак моей покорности. Я подчиняю себя чужой воле, когда ношу его. Это чувство, к моему удивлению, эротично до дрожи.

В голову приходит мысль: Может, помимо прочего, это какая-то сокровенная и глубоко скрытая часть моей личности. Я проталкиваю «гвоздик» в «язычок» и фиксирую на шее ошейник. Он мне идет, хорошо и красиво сидит, словно черное кружевное ожерелье-лента.

Бросаю взгляд на настенные часы. На них почти полвосьмого. Припоминаю инструкции. Я одета, как мне было велено, поэтому перемещаюсь к белому пушистому коврику перед кроватью и опускаюсь на колени. Сначала чувствую скованность и стеснение, несмотря на то, что нахожусь в комнате одна. Первые долгие минуты я провожу, накручивая на пальчик меховые ворсинки ковра. Уже чувствую, что начинаю подмерзать, когда мне кажется, я улавливаю какой-то слабый звук. Уже полвосьмого, и я жду: терпеливо и с предвкушением. Но ничего не происходит.

Он опаздывает? Его что-то задержало?

Не знаю, стоит ли встать и написать ему смс-ку, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. Или лучше остаться на месте?

Я слышу, как медленно тикают часы, и продолжаю стоять на коленях. Прошло пять минут, затем десять, и я не могу больше терпеть. Встаю и направляюсь в прихожую, где оставила свою сумку, чтобы проверить, не пришло ли на телефон сообщение от Доминика. Едва я ступила на прохладный мраморный пол прихожей, как до слуха доносится, как в замке проворачивается ключ. Сердце ухает, и страх сковывает тело, а ладошки начинает покалывать. За секунду я разворачиваюсь, прыгаю назад в спальню и вновь оказываюсь на коленях. Слышу, как открывается входная дверь, и в прихожей раздаются неспешные шаги. Продолжительная тишина…затем вновь звук шагов и движения. Но он не сразу входит в спальню. Я благодарна за промедление. Надеюсь, что до того, как он зайдет, мое сердцебиение успокоится, а дыхание придет в норму. Но, похоже, я не могу их контролировать. Меня по-прежнему гложет чувство проявленного неповиновения, отчего кончики пальцев дрожат.

Какого черта он делает? Это ожидание мучительно!

Звук шагов приближается к спальне. Он стоит в дверном проеме, но я не поднимаю головы.

- Добрый вечер! - его голос глубокий, низкий и пропитан силой.

- Добрый вечер, - слегка приподнимаю взгляд, чтобы видеть его ноги. На нем джинсы. Продолжительная пауза, затем я вспоминаю и добавляю, - сэр.

Он приближается ко мне.

- Ты выполнила мои указания?

Я киваю.

- Да, сэр, - по-прежнему не смотрю ему в лицо. Нервничаю из-за этого нового Доминика: Доминика, которому я согласилась повиноваться.

- Полностью? - голос стал теперь еще мягче, но с нескрываемой сталью под внешней патокой. - Встань.

Я встаю, осознавая, как моя обнаженная грудь непроизвольно приподнимается малюсенькими чашечками бра, а трусики с практически оголенным лоном бессовестно зазывают. Но также я знаю, что выгляжу прекрасно и по резкому вдоху, вырвавшемуся из груди Доминика, могу сказать, что он думает также. Я впервые поднимаю на него взор. Он другой: по-прежнему невероятно красив, но его черные глаза суровы, а губы сведены так, что можно было бы назвать их выражение жестоким, если бы в них также не присутствовала и нежность.

Ты послушалась меня? - спрашивает он.

- Да сэр, - снова повторяю я и краснею. Я вру. Он, должно быть, знает это. Мое сердце вновь пускается вскачь, пальцы дрожат, а коленки слабеют.

- У тебя есть еще один шанс. Ты была послушной?

Я делаю протяжный судорожный вдох.

- Нет, сэр. Я вышла в прихожую, когда вы задержались.

- Оу. Понятно, - его глаза мерцают от удовольствия, а губы подергиваются в усмешке. - Непослушание… так рано. Надо же. Что ж, тебе нужно быстрее усвоить урок, чтобы мы могли пресечь это неповиновение в зародыше. Подойди к шкафу и открой правую дверцу.

Стараясь успокоить дыхание и унять возникшую внутри нервозность, я иду к полированному шкафу и делаю, как велено. Передо мной на полках лежат много разнообразных, странных на вид предметов.

- Возьми красную веревку.

На нижней полке моток алой веревки. Я беру его в руки. На ощупь он мягкий и шелковистый, а не грубый, как мне показалось.

- Принеси сюда.

Я несу его Доминику. Он выглядит сильным и могущественным в черной футболке и джинсах, его волосы зализаны назад. Забирая у меня веревку, он не улыбается.

- Неповиновение - это очень плохо, Бет, - выдыхает он. Удерживая один конец веревки, запечатанный алым воском, он начинает обматывать ей мое тело, обведя каждый сосок, а затем пустив ее вдоль талии.

Меня охватывает волнение. Я чувствую, как моя киска возбуждается и увлажняется. О Боже, я уже горю.

Затем он поворачивает меня.

- Встань на колени у столбика кровати.

Я делаю несколько шагов к кровати и опускаюсь на колени. Интересно, он собирается ударить меня веревкой?!

- Обхвати его и сцепи руки с другой стороны.

Когда я это делаю, он подходит и за секунду связывает мне запястья несколькими оборотами веревки и фиксирует искусным узлом. Оставшийся моток веревки скидывает на пол.

- Раздвинь ноги, - велит он.

Я выполняю, осознавая, что в этот момент мои белые ягодицы выпирают, нижняя часть попки открыта, а нижние губки надуты. Я знаю, что они уже влажные. Уверена, что ему видны блестящие следы моего возбуждения, и от этого я еще сильнее возбуждаюсь и увлажняюсь. Я кладу покрасневшее лицо на крепко привязанные к столбику и сведенные вместе руки. Мои путы не дают мне ими пошевелить.

Чувствую что-то напротив своей киски. В первый момент мне кажется, что это палец Доминика. Но предмет слишком большой и толстый, он также не твердый и горячий, чтобы принять за его член. Неожиданно до меня доходит, что он водит по мне восковым кончиком опутавшей меня веревки, позволяя ему касаться моего увлажненного местечка. Ощущения удивительные.

- Ой, - бормочу я.

- Тихо. Ни звука. И не двигайся.

Я чувствую легкий шлепок по ягодицам. Это шелковая часть веревки. От нее не больно, но это своеобразное выражение намерения. Я стараюсь не дергаться.

- А теперь кое-что, чтобы начать твое наказание.

Он отходит. Боковым зрением я вижу, как он направляется к шкафу. Он что-то достает и кладет на кровать так, чтобы я могла видеть. Это большой и довольно красивый стеклянный предмет, гладкий и слегка изогнутый, около пяти дюймов в длину (примерно 12,5 см – прим.переводчика). Когда он замечает, что я рассмотрела вещицу, он берет ее и заходит мне за спину. Вдруг он оказывается на коленях рядом со мной, я чувствую тепло его тела на моей спине. Его лицо оказывается рядом с моей шеей. Он пробегает пальцем по ошейнику.

- Мне нравится, - шепчет он. - Прекрасно. Он очень тебе идет. - Целует меня в шею, слегка прикусывая кожу зубами. Мне хочется застонать от удовольствия, но я помню указания и стараюсь оставаться неподвижной по мере сил.

Теперь с входом в мое лоно заигрывает что-то холодное и очень гладкое. Я знаю, что это тот стеклянный предмет.

- Это дилдо, Бет, - говорит он. - Я собираюсь ввести тебе его. Хочу, чтобы ты удержала его внутри. Не позволь ему выскользнуть.

Одновременно с тем, что он говорит, я чувствую, как он проталкивает в меня что-то холодное. Охватившее меня чувство наполненности просто восхитительно. Прохлада от предмета служит дополнительной стимуляцией. Но объект очень гладкий и скользкий, а я слишком мокрая. Доминик проталкивает его глубже и придерживает некоторое время, после чего убирает пальцы. В то же мгновенно я чувствую, как дилдо начинает выскальзывать из меня.

Видя это, Доминик начинает ругаться:

- Ты, непослушная девочка! Что я сказал?

Он с нажимом заталкивает его обратно, отчего мне снова хочется громко застонать. Я сжимаюсь вокруг него, напрягая мышцы таза, заставляя себя удерживать предмет внутри.

- Очень хорошо. Ты явно стараешься, – шепчет он. - Тем временем твой зад умоляет меня о внимании.

Он гладит мою попку ладонью, лаская гладкую поверхность, упиваясь переходом от шелковой сеточки трусиков к мягкой плоти. Затем внезапно он шлепает меня по ягодице: не сильно, но ощутимо. Я подскакиваю и стеклянный дилдо во мне тоже, отчего меня охватывает невероятное ощущение внутреннего толчка. Доминик вновь мнет мою попку и снова шлепает, вызывая во мне трепет. Шлепок не особо болезненный, так как вызывает внутреннюю дрожь, и опять дилдо дергается.

О Боже.

У тебя такая красивая попка, - произносит он отрывисто. Он снова шлепает меня. О Боже, я чувствую каждую вибрацию.

Упираюсь головой в столбик кровати, чуть выше моих связанных рук. Вид охватившей их алой веревки зачаровывает. Мои груди, разгоряченные и чувствительные, прижимаются к холодному металлу рамы кровати, соски трутся об него. Уже согревшийся во мне дилдо так и норовит выскользнуть. Я напрягаю все мышцы, чтобы удержать его, а в животе при этом пульсирует приятное тепло.

- Ну же, дорогая. Неужели ты не можешь удержать его ради меня, Бет? - его голос наигранно строг. - Не думал, что слишком многого прошу. Что ж, тогда…

Он трижды хлестко шлепает меня, отчего, начиная с попки, по всему телу разбегаются жаркие «мурашки». После чего начинает жестко вгонять в меня и вытаскивать дилдо. Это ошеломляющее, но приятное чувство, вот так стоять перед ним на коленях, полностью раскрытой, позволяя ему трахать себя стеклянной игрушкой. Другая его рука опускается мне на клитор и начинает так усердно его теребить, что мне кажется, я кончу от одного лишь этого. Но когда он начинает напористо и целенаправленно тереть его пальцами, постепенно то углубляясь в мою мокрую киску, то возвращаясь к клитору, все мое тело охватывают мощнейшие волны эйфории и удовольствия. Ноги становятся ватными, и я бы сползла на пол, если бы не была привязана к кровати. Я вся дрожу от силы подступающего оргазма.

- Так как ты пока новичок, - сурово шепчет мне на ухо Доминик, - я позволю тебе кончить, но только если твой оргазм будет очень мощным. Ну же, позволь себе подчиниться моей воле.

Это все, что мне нужно. Я кричу, достигнув апогея, меня накрывает и подхватывает мощный, невероятный и всепоглощающий оргазм.

- О, да. Именно это я и хотел увидеть. Но мы пока не закончили.

Он вытаскивает дилдо, который с легкостью выскальзывает из меня, и проводит им по углублению между моими ягодицами. Смазанный маслом кончик останавливается перед моей верхней дырочкой. Он аккуратно и слегка надавливает. Меня охватывает отчасти беспокойство, а отчасти любопытство, неужели он собирается попытаться проникнуть туда. Но он отводит руку.

В следующий момент он освобождает от пут мои запястья, и я решаю, что все закончилось, но ошибаюсь.

- Ляг на пол, – приказывает Доминик. - Высоко приподними попку, а голову опусти на руки.

Я сползаю на ковер и подчиняюсь, чувствуя себя совершенно бесстыдно от того, что выпячиваю попку так высоко, как только могу, при этом зная, что выставляю ему напоказ припухшие нижние губки, мокрые и блестящие от последствий моего оргазма. Я чувствую, как он водит по ним кончиком пальца, пробегая по волосикам треугольничка и поглаживая влажную кожу.

- Какое восхитительное зрелище, - его голос тягучий от желания. - И только мое.

Я слышу, как он расстегивает брюки, но не снимает их. Вместо этого он опускается на колени позади меня, придерживая свой возбужденный член и прижимая его к моему входу.

- Сейчас я собираюсь жестко оттрахать тебя. Можешь шуметь, если хочешь.

Я рада, что он это сказал, ибо, когда он проникает в меня, кажется, словно он достает до самой моей сути, и из меня вырывается вопль. Я бы не смогла его сдержать, даже если бы захотела. Его член снова и снова упорно таранит меня, каждый раз достигая той точки, где удовольствие балансирует на грани боли, но мне хочется еще этой приятной агонии. Хочется, чтобы и он почувствовал то острое удовольствие, которое он дарит мне, мне хочется преподнести ему всю себя, каждую частичку.

Я чувствую грубый материал его брюк на своей попке, когда он толкается в меня, и это заводит еще сильней. Одной рукой он держит меня за бедро, а вторая сжимает и ласкает мои соски. Его дыхание учащается. Его член проникает все глубже и глубже, заполняя все до предела. Но вот его тело напрягается в преддверии оргазма, и с последним толчком он разряжается.

Мы оба тяжело дышим, приходя в себя от пережитого. Медленно он выходит из меня, встает на ноги и направляется к прикроватному столику, с которого берет салфетку и вытирается. Оставшись без его опоры, я падаю на ковер, все еще часто дыша. Мое сердцебиение постепенно успокаивается, а результаты наших оргазмов медленно стекают по внутренней стороне моего бедра.

- Доминик, это было просто восхитительно, - говорю я с улыбкой. Я чувствую такую близость с ним. Безумно хочу обнять его, вдохнуть прекрасный аромат и запечатлеть нежный поцелуй на его губах.

Он поворачивается и смотрит на меня, почти бесстрастно. Затем улыбается в ответ и произносит:

- Спасибо, Бет. Я получил удовольствие, управляя твоим первым наказанием. Ты стойко приняла его, но это было лишь начало.

Я с удивлением смотрю, как он обходит меня, застегивая джинсы.

Это потому что я до сих пор в ошейнике? - проскальзывает мысль, и я тянусь к застежке, чтобы его снять.

Он опускается на колени рядом со мной. Подносит мою руку к своим губам и целует.

- Спасибо тебе, - вновь повторяет он. - Я с огромным удовольствием уже предвкушаю нашу следующую встречу.

После чего он встает и выходит, оставив меня лежать на полу совсем одну: с его спермой, по-прежнему вытекающей из меня.

Я лежу, охваченная удивлением и болью. Так ли все должно быть? Думаю я, в ужасе. Я хочу обнять его, и чтобы он меня обнял, поцеловать его и быть с ним нежной.

Но я обещала повиноваться ему. Это лишь первая ночь. Мне надо подождать и посмотреть, куда он планирует меня завести. Доминик знает, что делает. Я должна доверять ему.

Пятница

Просыпаюсь в кровати Селии. Сейчас очень рано, лишь начало пятого. Не знаю, почему мне не спится, ведь по идее я должна быть обессилена после событий прошлой ночи. Это было эмоционально утомительно и физически тяжело. Рядом со мной на кровати развалился де Хэвилленд. Не уверена, что Селия разрешает ему спать в спальне, но мне приятно его соседство. Я тянусь и запускаю пальцы в мягкую теплую шерстку, и через минуту он отвечает, включая свой маленький «двигатель» и начиная мурчать.

Я нужна тебе, не так ли? - шепчу я ему. - Я делаю тебя счастливым, верно пушистик? Уже одним тем, что просто глажу.

Почему любовь такая сложная штука? Почему из всех мужчин на земле меня тянет именно к этому: такому нежному снаружи и стальному внутри? Потому что я влюбилась, я это знаю. Только любовь может заставить меня чувствовать себя в таком отчаянии и растерянности, переполненной тоски, и в сладкой агонии мыслей типа «если бы, да кабы». Знаю, что он меня хочет. Знаю, он думает, что я красива и сексапильна, и доставляю ему столько удовольствия, что он готов арендовать другую квартиру и обставить ее только для меня.

Во сколько это ему обошлось? За возможность недельку потрахаться?

Другая мысль посещает меня. Если только он не планирует, что это продлится дольше недели.

Не знаю, как к этому относиться. Пока что мне нравится эта игра, но мне также нравится, что у нее есть свои сроки. Я бы чувствовала себя иначе, если бы наша жизнь была такой постоянно. Потому что…

Потому что мне нужна любовь, а не наказание . . .?

Потому что я хочу отдавать, так же как и получать . . .?

Потому что . . .

Что-то темное и ужасное маячит за пределами моего сознания. Я вздыхаю и переворачиваюсь на другой бок, потревожив де Хэвилленд. Он вытягивает лапы и слегка выпускает коготки, тихонько мяукнув, после чего вновь откидывается на постель, продолжив мурлыкать.

Я хочу снова заснуть, но не могу. Я таращусь на китайские обои широко открытыми глазами, считаю попугаев, представляю их красочное оперение, пока не раздается сигнал будильника. И не приходит время вставать.

В результате недосыпа утром меня шатает, и все раздражает.

- Все в порядке, Бет? - интересуется Джеймс, когда я чертыхаюсь на компьютер из-за его медлительности.

- Да, да, прости, - отвечаю я с горящим от стыда лицом. - Тяжелая ночка. Не могла заснуть.

- Отличное время, чтобы почитать книжку, - тонко замечает он, но обращается со мной помягче в течение утра, приносит мне кофе и убеждается, что я съела несколько тонких имбирных печенек, которые, как он знает, мне очень нравятся.

Чуть позже приезжает курьер с еще одним адресованным мне кремовым конвертом. Я читаю вложенное письмо.

Дорогая, Бет.

Поздравляю с твоей инициацией прошлой ночью. Надеюсь, ты получила столько же удовольствия, сколько и я. Сегодня ты должна быть в квартире в 19:30 готовой для меня. Надень то, что найдешь на кровати. До моего приезда ты должна помыть предметы, лежащие на столике, использовать лубрикант и разложить инструменты наказания. Стой на коленях на полу, как прошлый раз.

Доминик.

Я дважды перечитываю письмо. Внутри вновь зарождается волнение, но не такое радостное, как вчера. Шлепки доминирующего Доминика вчера не были особо болезненными, но это из-за моего состояния обостренного возбуждения в тот момент. Я понимаю, что уже побывала там, где боль и удовольствие тесно граничат между собой, и что жгучие удары по моей попке были для усиления моего наслаждения. Но я не уверена, что справлюсь, когда он захочет зайти дальше.

А я уверена, что он этого захочет.

- Бет, ты побледнела,- отмечает Джеймс, подходя к моему столу. - Ты в порядке? - он тщательно заглядывает мне в лицо. - У вас с Домиником все идет хорошо?

Я киваю.

Он смотрит на меня задумчиво. Обычно у него привычка над всем шутить, и, даже после того как я призналась в пристрастиях Доминика, он все время дразнил меня небольшими шутками и подколами о связывании и наказании. У меня такое чувство, что он хочет сказать мне нечто серьезное и важное, но его что-то останавливает. Вместо этого он смотрит мне прямо в глаза.

- Бет, ты совершенно одна, вдали от дома. Если Доминик принуждает тебя делать что-то против твоей воли, или ты перестала получать удовольствие от того, что он делает, я хочу, чтобы ты мне об этом сказала. Я твой друг и беспокоюсь о тебе, - его глаза полны нежности. - Ты еще такое милое маленькое дитя.

От этих теплых слов внутри меня образуется водоворот эмоций. Слезы жгут глаза, хотя я и не хочу плакать.

- Спасибо Вам, - говорю я высоким, натянутым голосом.

- Всегда пожалуйста, милая. Снаружи расстилается большой плохой мир, но тебе не нужно переживать и страдать в одиночестве. Ты можешь звонить мне в любое время: будь то выходной или будний день.

Когда он уходит, я не могу сдержать одинокую слезу, скатившуюся по щеке. Поспешно смахиваю ее, складываю полученное письмо и до назначенного Домиником времени встречи максимально концентрируюсь на работе.

В эту ночь в квартире я нахожу ожидающий меня новый комплект белья. Его сложно квалифицировать как предмет одежды. Это больше похоже на своеобразное переплетение, но не из кожи, а из мягкой черной эластичной ленты. Мне требуется время, чтобы понять, как его надевать, но когда у меня получается, оно создает дерзкий узор на моей белой коже. Две черные полоски образуют длинную V от моих плеч к моей промежности, проходя через вершинки грудей и оставляя их полностью оголенными. Двойная лента пересекает мои бедра, каждая из них довольно широкая, с подвязками для чулок. Все соединяется чуть ниже моего пупка, где всю конструкцию удерживает застежка с маленькой «молнией». Оттуда две тесьмы спускаются и проходят у меня между ног, не прикрывая при этом киску, и соединяются на спине. Когда я поворачиваюсь, чтобы рассмотреть себя сзади, по всей спине крест-накрест идут ленты, создавая эффект паутины. Тесьма проходит вокруг бедер, она также снабжена подвязками для чулочков, а одна полоска исчезает между ягодиц, на подобии стрингов. Маленькие черные бантики отмечают места, где ремни пересекаются на спине. Все это довольно эффектно и красиво – с геометрической точки зрения.

Облачившись в это подобие белья, я надеваю оставленные для меня чулки и закрепляю их подвязками. На кровати лежит также пара черных «скелетонов» (туфли на высокой шпильке – прим. переводчика), их я тоже надеваю. Они идеально подходят по размеру.

Там же обнаруживается ошейник из глянцевой черной кожи, застегивающийся пряжкой на затылке и совершенно не похожий на нежный латексный, который был прошлой ночью. Этот усеян блестящими черными блестками, имитирующими шипы, но, в общем, выглядит более гламурно. Я смотрю на него в зеркало. Символ моего подчинения.

Вспоминаю указания и возвращаюсь к кровати. Длинный голубой латексный вибратор - не совсем в форме фаллоса, но похож - лежит на журналах рядом с пурпурной бутылкой. Я беру в руки вибратор и изучаю его. Он довольно красивый: с четкими линиями и нежными округлостями, а цвет позволяет не задумываться, как бывает иногда, о жуткой схожести с человеческой плотью. У его основания имеется небольшая выпуклость, как мне кажется, предназначенная для стимуляции клитора.

Я отношу его в ванную и тщательно мою под водой, хотя уверена, что ранее он не использовался. Промокнув его сухим полотенцем, я возвращаюсь с ним в спальню и сажусь на кровать. Я лью немного маслянистого лубриканта (смазки) из пурпурной бутылочки на ладонь и начинаю растирать по всей поверхности голубого стержня. С удивлением обнаруживаю, что завожусь от простого втирания масла в латексный объект. Это неодушевленный предмет, но все же я нахожу его массирование интимным актом, словно привыкаю к нему, узнаю получше, предвижу наслаждение, которое с ним испытаю. Я начинаю ощущать что-то, вроде привязанности к его плавным изгибам и твердости, а когда он становится блестящим и масляным, мне даже кажется, что это он сам по себе увлажнился в ожидании меня.

Бросаю взгляд на часы и понимаю, что Доминик будет тут через пару минут. Кладу хорошо смазанный вибратор на полотенце на кровать и смотрю на другие инструменты исправления и наказаний. Как и вибратор, они далеки от уродливых предметов пыток, виденных мной в подземелье. Они стильные и красивые, как будто предназначены больше для выставления на всеобщее обозрение, чем для того, чтобы быть сокрытыми от глаз. Один из них в виде плети с короткой, толстой черной кожаной рукояткой, украшенной на конце стальным шариком, а с другого конца прикреплены дюжины замшевых «усиков». Я пробегаю по ним пальцами. Они мягкие и напоминают мне колышущиеся щупальца актинии (Актинии или морские анемоны — крупные коралловые полипы, которые в отличие от большинства других кораллов имеют мягкое тело – прим. переводчика). Рядом с плетью лежит длинный вытянутой формы ездовой стек из черной кожи с петлей на конце.

О, Боже мой, Боже.

Меня бросает в дрожь. Не знаю, смогу ли вынести это.

Если я любима, то смогу выдержать все. Эта мысль сама собой проскакивает в мозгу. Я хочу доказать Доминику, что заслуживаю его любви. И я это сделаю.

На этот раз Доминик опоздал лишь на пять минут, но я усвоила урок. Я продолжаю стоять на коленях на полу, пока он не приезжает, а когда входит, не поднимаю головы. Я упрямо смотрю на белый ковер, замечая только его джинсы и туфли от Пола Смита.

Какое-то время он смотрит на меня, а затем мягко произносит:

- Очень хорошо. Знаю, что в этот раз ты была послушной. Ты учишься. Как чувствуешь себя сегодня, Бет?

- Очень хорошо, сэр, - шепчу я, по-прежнему опустив голову.

- С нетерпением ждешь, что будет ночью? О чем ты думала, подготавливая голубой инструмент?

Мгновение я колеблюсь, а затем отвечаю:

- Я думала о том, каково это будет: ощущать его внутри, сэр.

Раздается звук, похожий на продолжительный легкий вздох.

- Очень хорошо, - бормочет он. - Но не стоит слишком расслабляться. Есть и другие сюрпризы, которые тебя ожидают. Встань.

Я встаю на ноги, немного пошатываясь в непривычно высоких черных скелетонах. Мои глаза смотрят в пол, но я слышу его рваный вздох.

- Ты выглядишь потрясающе. Повернись.

Я поворачиваюсь так, чтобы ему стали видны перекрещивающиеся ремни на моей спине, лента, пролегающая и теряющаяся между моими ягодицами, а также манящая полоска оголенного бедра между «бельем» и началом чулок.

- Прекрасно, - произносит он гортанно. - Развернись. И посмотри на меня.

Я повинуюсь, поднимаю глаза с наигранной скромностью. На нем черная футболка, которая подчеркивает его мышцы и широту плеч. Это его униформа для доминирования надо мной? От выражения его лица меня охватывает возбуждение – это лицо любимого – не просто потому, что оно прекрасно, а потому, что оно принадлежит именно ему. Я хочу чувствовать его рядом, чтобы он целовал меня, любил меня.

Он протягивает руку и поглаживает ошейник на моей шее.

- Он чудесный, - произносит задумчиво, - и хорошо сидит, - поддевает его снизу пальцем и тянет меня поближе к себе, прикасается к моим губам своими и жадно целует, исследуя и вторгаясь в мой рот своим языком.

Это первый наш поцелуй, который можно назвать взрослым, но он не такой нежный, как прошлый. Он напорист и свиреп в своей власти над моим ртом, и сложно представить, что его вообще заботят в этот момент мои ощущения.

Доминик отстраняется, и его губы изгибаются в улыбке.

- А теперь. Твое первое задание. Переложи все вещи с кровати на прикроватный столик. Ложись на спину, заведи руки за голову и разведи ноги.

Я чувствую знакомый трепет в животе, пульс учащается. Что теперь? Что он заставит меня пережить на этот раз? Я боюсь боли, но также предвкушаю долю изысканно-мучительного наслаждения.

Я устраиваюсь на кровати, как сказано.

- Закрой глаза.

Я прикрываю глаза, и он приближается. Спустя мгновение на мои глаза опускается шелковая повязка. Я снова ничего не могу видеть. Он по очереди поднимает мои руки и помещает в своеобразные браслеты с мягкими краями. Я чувствую, как их затем пристегивают к спинке кровати. Наручники. Он перемещается к моим ногам, и я ощущаю, как аналогичные ограничители оказываются на моих лодыжках, после чего их закрепляют у изножья кровати. Фиксаторы для лодыжек. Я оказываюсь слегка распята и растянута ими, но мне удается совсем немного шевелить руками или ногами.

- Не двигайся, - грозно огрызается Доминик. - Это последнее предупреждение. Не шевелись, и ни звука. Иначе пожалеешь. Теперь замри.

Он вновь подходит ко мне. Я чувствую тепло, излучаемое его приближающимся телом, и жажду иметь возможность прикоснуться к нему. Хочу ощутить его кожу кончиками пальцев. Самым сложным в нашем соглашении является то, что, похоже, он не хочет получать мою любовь и ласки в ответ. Не ожидала такого, когда соглашалась стать сабой.

Чувствую, как его пальцы что-то вставляют мне в уши: два мягких поролоновых шарика, которые быстро принимают форму моего внутреннего уха и тем самым сразу же блокируют для меня звук. Моему слуху доступны теперь только громкие звуки, которые исходят из моего собственного тела, глухие удары моего сердца и шипение собственного дыхания. Это очень странно. Звуки очень громкие и это меня пугает. Услышу ли я собственный голос, если издам звук? Я не осмеливаюсь попробовать, чтобы узнать это, ведь в голове раздается предупреждение Доминика.

Я одна в этом странном темном пространстве, наполненном свистящими и грохочущими звуками. Жар и вес тела Доминика удалились от меня, и я не имею представления, где он сейчас. Не знаю, на сколько он оставит меня в таком состоянии, но с каждым мгновением напряжение все усиливается. С каждой секундой растет ощущение, что что-то должно произойти – словно мне предстоит испытать какое-то чувство, какое-то ощущение, которое может оказаться удовольствием или болью. Ожидание затягивается, и меня уже переполняет предвкушение, хочется кричать, чтобы хоть что-то произошло.

Когда мне начинает казаться, что больше этого не вынесу, и уже готова пошевелиться или заговорить, я что-то ощущаю. Нечто прикасается к моей коже в местечке между грудями, и оно жжется. Что-то горячее. Хотя нет, подождите…оно не жжется. Оно безумно холодное. Моя кожа словно сморщивается от этого. Лед.

Жжение ощущается и на животе. От этого ощущения мне хочется дернуться и отклониться. Приходится собрать всю свою волю, чтобы сдержаться. Ото льда кожу покалывает и жжет. Я отчаянно хочу прикоснуться к нему, но, даже если бы и позволила себе такое, все равно не могу сдвинуться и на сантиметр. Невидимая сила перемещает кубик повыше, проведя по холмикам груди и потерев им соски. Лед продолжает удивительно двояко действовать: одновременно обжигая и замораживая меня. Отзываясь на это, мои нервные окончания усиливают этот эффект, и я ощущаю все еще острее и ярче. Из живота в область между ног бегут волны жара, разжигающие и увлажняющие мое лоно. И это реакция на простой кубик льда.

Один из кубиков льда на моем животе тает и начинает скользить вниз по коже, оставляя за собой холодный след и маленькие ручейки. Он соприкасается с шелковой лентой «белья» и начинает медленно двигаться вдоль ее кромки в сторону моего бедра. Все, что я могу - это не двигаться и не выгибаться, позволив ему соскользнуть с меня и прекратить эту муку.

Затем что-то легонько прикасается к моим набухшим нижним губкам. Я чувствовала нечто похожее, когда Доминик вставлял мне дилдо, но этот предмет немного другой. Он теплый, толстый и скользкий. Уверена, это вибратор. Он собирается применить его ко мне. Между ног начинает покалывать, а киска трепещет в предвкушении. Я ожидаю, что он немного поиграет с ней, разогреет меня, прежде чем ввести вибратор, но ошибаюсь. Вместо этого он довольно быстро проталкивает его в меня, заполняя полностью. Я представляю, как этот чудесный стержень плотно располагается во мне, впитывая мое тепло, готовый двигаться внутри. Но, как только он оказывается в моих глубинах, небольшая выпуклость утыкается мне в клитор, и больше ничего не происходит. Он продолжает оставаться во мне минуту за минутой, пока я не могу сдержаться, и не сжимаю мышцы вокруг него, стараясь собственными усилиями втянуть его поглубже. Но это явно запрещено, судя по жгучему шлепку по моему животу. Я сразу же замираю.

Я зашла слишком далеко? Меня охватывает нечто вроде страха, смешанного с возбуждением. Что теперь?

Ответ приходит не сразу, и неожиданно предмет внутри меня начинает шуметь и пульсировать. Ох, как же хорошо. Как чертовски приятно.

Это глубоко сексуальное ощущение, когда стержень пульсирует и сокращается внутри, а маленькая выпуклость на нем трется о мой клитор. Без того, чтобы видеть или слышать что-либо вокруг меня, я полностью концентрируюсь на внутренних звуках, и, кажется, будто где-то глубоко в груди у меня мурлычет кошка. Я остаюсь неподвижной, позволяя ощущениям от вибратора распространиться по всему телу, но с каждой секундой эта задача все сложнее и сложнее для меня. Мне придется подвигаться, даже если это не разрешено, ведь скоро меня накроет оргазм, я уверена. Сдерживаю себя, чтобы не пошевелиться и подчиниться отданным мне приказам.

Но тут, без какого-либо ощутимого внешнего воздействия, вибратор меняет скорость, увеличивая темп и активность. Он начинает тереться и пульсировать во мне, словно маленький твердый шарик движется вверх-вниз по стенкам моего влагалища, стимулируя меня так, как никогда ничего ранее.

Боже, это восхитительно. Не знаю, смогу ли я сдержать подступающий оргазм.

Маленькая выпуклость теперь с невероятным давлением без остановки и смены темпа упирается в мой клитор, неминуемо подводя меня к пику наслаждения и освобождению.

Хватит, я не могу думать…

Все идет кругом, голову заполняет темнота с россыпью цветных звезд. Прежде чем сама это осознаю и могу сдержать себя, я начинаю приподнимать бедра и подстраиваться под прекрасный ритм, который ощущаю внутри. Будто издалека слышу свой гортанный голос. В своем черном тумане я понимаю, что, оказывается, кричу.

Вдруг пульсация прекращается. Вибратор грубо вынимают из меня. Я брошена, я в отчаянии, я содрогаюсь от силы подступившего оргазма в ожидании такого желанного освобождения.

Из ушей вынимают беруши, и я слышу свое тяжелое дыхание в реальном мире.

- Ты непослушная девчонка. Ты двинулась. Хотела кончить, не так ли?

- Д-д-да, - удается выговорить мне.

- Да, что?

- Да, сэр, - шепчу я.

- Ты чувственная, сладострастная девчонка с голодным, ненасытным, жаждущим удовольствия телом, которую следует наказать, - слышу удовольствие в его голосе, когда он расстегивает наручники на моих руках и ногах. Но оставляет на глазах повязку. Я дезориентирована, словно вдруг оказалась в месте, которое думала, что покинула.

Его ладонь опускается мне на руку.

- Вставай. Пойдем со мной.

Я следую его примеру и встаю с кровати. Мои конечности, словно желе, с трудом способны держать меня. Он ведет через комнату, а я по-прежнему ничего не вижу, даже не уверена: в какую сторону мы движемся. Он кладет мои руки на гладкую, наклоненную кожаную поверхность. Теперь я знаю, где мы. Мы у кожаного сидения – странного белого объекта с низкой подножкой и кожаными вожжами.

Что сейчас будет?

Я должна быть напугана, но это не так. Он нежно касается меня, помогая в моей «слепоте», и я верю, он знает, что я могу вытерпеть, как далеко он может зайти. Его злость со мной - это фантазия, смоделированная специально, чтобы сблизить нас и завести в прекрасные, запретные области. Чувствуя себя в безопасности от знания этого, я трепещу в ожидании его дальнейших действии.

Доминик усаживает меня на сидение, я будто его оседлала: сижу лицом к длинной отклоненной спинке, моя спина полностью открыта Доминику, а моя мокрая киска прижимается к креслу. Спустя пару мгновений он привязывает мои запястья к чему-то за спинкой сидения так, что я практически обнимаю гладкую поверхность кресла, словно любовника. Верх моих чулок слегка царапает мои бедра в месте соприкосновения с краем стула. Несколько секунд он возится с лентами, а затем сбрасывает их, и они свешиваются по моим бокам, оставляя спину полностью обнаженной.

- Ах, моя дорогая, - выдыхает он. - Не хотелось бы мне причинять тебе боль, но когда ты так грубо меня ослушалась, у меня нет другого выбора.

Я слышу, как он отходит к кровати и вновь возвращается. Наступает продолжительная пауза, в течение которой я жду, еле дыша, а после ощущаю первое медленное щекотание плети с множеством хвостов.

Совсем не больно. Это поддразнивание - приятная, сладостная игра на моей уже разгоряченной, чувствительной коже. Плеть опускается на меня, «усики» вырисовывают восьмерки, двигаясь так плавно, что у меня возникают ассоциации с водорослями, колышущимися под гладью воды. Я начинаю расслабляться, мой страх немного отступает. Затем плеть перестает выписывать восьмерки и опускается уже со щелчком: по-прежнему мягко и с едва ощутимым уколом. Щелк, щелк, щелк. Я ощущаю уже бодрость, так как мою кожу покалывает от маленьких щипков этих мягких замшевых хвостиков. Я чувствую покалывание от прилива крови к поверхности кожи.

- Ты розовеешь, - мурлычет Доминик. - Ты отвечаешь на поцелуи плети.

Не могу удержаться, чтобы не выгнуть слегка спину, потянуться разминаясь, и получаю удар плетью чуть сильнее. От него немного сильнее щиплет кожу, но мы очень далеки от того, что можно было бы назвать настоящей болью. Мне странно признаться в этом самой себе, но мне нравятся ощущения: то, как оголена моя спина; шлепки и щипки хвостов плетки стимулируют нервные окончания; как моя промежность плотно прижата к бархатистой кожаной поверхности. Возможно, это потому что все во мне по-прежнему горит и пульсирует от недавней близости к оргазму. В голове всплывает картинка: я похожа на мужчину, которого видела в апартаментах Доминика, того, которого аналогично шлепали на кресле. Помню свой ужас, свое недоумение, по этому поводу. И вот она я, охваченная собственным удовольствием от наказания.

Плеть теперь движется более резко, опускаясь сначала на одну сторону спины, затем на другую. Теперь я уже ощущаю покалывание, и впервые, когда плеть особенно сильно попадает по мне, посылая по всей коже миллион крошечных укусов, я громко ахаю. Что приводит к еще одному сильному шлепку. Я сжимаю бедра от удара, делаю еще один шумный вздох и чувствую, как непроизвольно вжимаюсь в кресло, сильнее прижимаясь к нему возбужденным клитором и увлажнившейся киской. Кожа начинает гореть сильнее, а в местах соприкосновения с хвостами, плеть ласкает, жалит, причиняет слабую боль. От каждого удара теперь я делаю резкий вдох и выдыхаю с «Ах!».

- Еще шесть, Бет, – произносит Доминик и полдюжины раз опускает на меня плеть, при этом каждый последующий удар немного мягче предыдущего, словно он успокаивает меня. Моя спина охвачена огнем от боли и вся покалывает, но, Боже, я возбуждена и готова к чему-то, что доведет меня до экстаза.

- Теперь, - говорит он, - твоя непослушная попка.

Я не знаю, что он имеет в виду, пока резко и неожиданно сильно на мои ягодицы не опускается стек. Это больно, ужасно.

- Аааа! - кричу я. - Ой!

Чувство, словно к коже приложили раскаленный металл. По мере того, как боль распространяется, мое тело начинает вибрировать от болевых ощущений. К моему ужасу, за этим следует еще один удар. Я снова кричу. Это совсем не похоже на нежные прикосновения замшевой плети, это – настоящая боль от удара, который горит и болит. Я не смогу, я не желаю этого терпеть.

Но тут все прекращается, и Доминик ласково произносит:

- Ты хорошо приняла свое наказание. На будущее ты запомнишь не кончать без разрешения, не так ли? А теперь лучше поцелуй стек. Но не устами.

Я чувствую, как толстая кожаная рукоять прикасается к моей киске. Доминик проводит ей вверх по моим ягодицам, останавливается напротив моей верхней дырочки и слегка проталкивает ее в мою попку. Я ахаю. Он убирает рукоять стека, освобождает мои запястья и убирает повязку с моих глаз. Доминик обхватывает меня своими сильными руками за груди и разворачивает лицом к себе. Он обнажен, его большой член от возбуждения стоит колом, практически касаясь его живота. Я понятия не имею, когда он успел скинуть одежду, но полагаю, это могло произойти в любой момент, пока я была отрезана от мира. Его глаза еще более темные, чем когда-либо, словно порка перенесла его за другую грань.

Я полулежу на сиденье, кожаная поверхность охлаждает мою разгоряченную спину.

- Я собираюсь поцеловать тебя, - говорит Доминик. Он поднимает мои ступни, и я впервые замечаю, что от самой нижней части кресла отходят два узких хомута. Он по очереди помещает в них мои ноги, теперь я полностью открыта ему. После чего он опускается коленями на подножку кресла, его лицо оказывается на одном уровне с моей киской. Он глубоко вдыхает.

- Ты божественно пахнешь, – шепчет Доминик. Он наклоняется вперед, обхватывает руками мои бедра и прижимается лицом к моему треугольничку.

Я ахаю. Электрические импульсы удовольствия пробегают по всему телу.

Он щелкает языком по верхней части моего клитора. Ох. Ох…

У меня нет слов, я не могу ничего сделать, кроме как отвечать телом. Знаю, что не смогу сдержаться, несмотря на его приказы. Языком он выписывает круги, раз за разом медленно облизывает мою щелку по всех длине, вверх до самого чувствительного местечка, которое каждый раз нестерпимо щекочет кончиком языка. Блестящее, жидкое электричество проносится сквозь меня, сотрясая мои конечности, сковывая все тело, и я понимаю, что близка к кульминации. Он втягивает в рот весь мой бутон и начинает жестко сосать, прижимая языком, облизывая, дразня и…

Ох, я… Я не могу…Я…!

Мои кулаки сжаты, глаза сильно зажмурены, рот открыт, спина выгнута.

Я должна это сделать, я не могу ждать, я…

Я взрываюсь оргазмом, словно нахожусь в середине гигантского фейерверка. Я не знаю, кто я, и что происходит, лишь чувствую, как сильными импульсами экстаза по мне струится блаженство.

Все еще находясь под ощущением этой пульсации, я чувствую, как огромный пенис Доминика давит на мои нижние губки, он заполняет меня, и я уверена: ощущает последние отблески моих судорог вокруг своего члена. Он держится за подлокотники кресса, опираясь на них, чтобы глубже проникнуть в меня. Он мрачно возбужден, его лицо раскраснелось, а глаза остекленели. Он ничего не говорит, лишь ритмично опускается на меня всем своим весом и жестко целует, достигнув, наконец, оргазма и разрядившись.

Некоторое время он лежит на мне, тяжело дыша, уткнувшись щекой в кресло. После чего проводит ладонью по моему телу, поворачивается и целует меня в щеку.

- Ты справилась, - шепчет он.

Я трепещу от его слов. Я хочу угодить ему, хочу заслужить его любовь.

- От стека было очень больно, - отвечаю я смиренно. - Мне не понравилась боль.

- Тебе и не должно было нравиться, - произносит он, выходя из меня и вставая на ноги. - Но после ты получила свою награду. Разве ты не чувствуешь себя лучше?

Я взглянула на него. Он прав, я ощущаю невероятное чувство удовлетворения, истомы после оргазма. Но… не уверена, что этого достаточно. Я смотрю на него, сознавая, что на моей шее все еще ошейник и мы по-прежнему в будуаре. Не знаю, позволено ли мне сказать, что я скучаю по тому, когда он был нежен и мил со мной. Я очарована и возбуждена от Доминика-мастера, но хочу и другого своего Доминика тоже, того кто был самым милым любовником, которого я могла только вообразить. Тот Доминик держал меня в объятиях и ласкал меня. После его строгости и примененного ко мне наказания мне нужно это сейчас, больше чем когда-либо.

Пожалуйста, - пытаюсь я сказать взглядом, - Пожалуйста, Доминик. Вернись ко мне. Люби меня.

Но он уже ищет, чем бы вытереться, и отходит от меня. Мне открывается вид на его великолепную широкую спину, крепкую задницу и сильные бедра, от чего я еще более отчаянно скучаю по нему. Я хочу пробежаться ладонями по его коже, почувствовать отклик его тела, ощутить его твердость в себе, приносящую мне покой, также как и боль.

- Увидимся утром, - говорит он, поворачиваясь ко мне и улыбаясь. - И я хочу, чтобы сегодня ночью ты хорошенько выспалась. Завтра тебе потребуется вся твоя выдержка.

Он снова отворачивается и продолжает одеваться. Он все еще в комнате, но лежа на кресле и наблюдая за ним, я чувствую, словно он уже покинул меня.

Суббота

Утром я смотрю на свое отражение в зеркале. На моей спине нет никаких отметин – очевидно, Доминик точно знает, что делать с плетью – но на попе видны две слабые красные полоски: там, куда пришелся удар стека. Я подозревала, что они там будут, ведь на мне всегда легко появляются синяки и отметины.

Боли нет, но все же я набираю ванну и долго лежу в ней, расслабляя мышцы, которые растянуты и напряжены из-за пребывания в наручниках в одной позе. Лежа в душистой воде в тишине квартиры, я гадаю, отчего мое тело в порядке, в то время как сердце болит. Все должно быть наоборот: ведь в итоге я получила, что хотела. Доминик поступает так, как обещал, и ведет меня по дороге вглубь своего мира настолько далеко, насколько я сама желаю. Он каждый день доставляет мне восхитительное удовольствие и параллельно со мной получает его сам.

«Так почему я плачу?» - удивляюсь я, в то время как слезы непроизвольно начинают катиться по моим щекам.

Потому что мне одиноко.

Потому что я не знаю этого Доминика, того, кто раздает приказы и порет меня.

Но ты попросила его так делать, - напоминаю я себе. - Он не хотел, а ты его вынудила. Ты не можешь сейчас сожалеть об этом и не можешь отступить.

Я не хочу отступать, в этом я уверена. Но, когда мы заключали соглашение, я не понимала, что этот Доминик заменит того, которого я знала и любила. Я осознаю, что мне не хватает той нежности и ласки, которые были между нами раньше. То, что случилось со мной в будуаре, когда я надела ошейник и этим согласилась на послушание, способно доставить мне восхитительные ощущения, но вместе с тем - оскорбить и унизить меня. Когда я допускаю, чтобы со мной обращались как с непослушной девчонкой, которую нужно наказать, какой-то части меня стыдно, что я могу так себя унижать.

Мне нужно, чтобы Доминик сказал мне, что он по-прежнему любит и уважает меня, и что за пределами будуара, в реальном мире, я все еще Бет, которой он дорожит и которую ценит.

Но я не вижусь с ним в реальном мире! Больше не вижусь.

Сегодня последний день нашего соглашения. Я понятия не имею, что будет дальше. Но до этого мне предстоит очередное подготовленное Домиником испытание. Мне хочется чувствовать возбуждение, но внутри меня царит холодная пустота.

Никогда бы не подумала, что у меня не будет никаких эмоций при мысли о Доминике.

Я одеваюсь и прибираюсь в квартире Селии, делаю кое-какие домашние дела и придаю ей привычный первоначальный вид. Хотя теперь я и ощущаю себя тут как дома, но не могу избавиться от мысли, что в первую очередь она принадлежит Селии. Я проверяю свой мобильный на наличие сообщений от Доминика, когда раздается стук в дверь.

Открываю, ожидая увидеть за дверью его, но это портье.

- Здравствуйте, мисс, - говорит он и протягивает большой пакет, запечатанный в коричневую бумагу. - Меня попросили доставить это. Видимо это срочно.

Я забираю посылку.

- Спасибо.

Он смотрит на нее с любопытством:

- У вас день рождения?

- Нет, - отвечаю я с улыбкой, - просто кое-какие вещи из дома, которые я ждала.

Когда он уходит, я опускаюсь на колени на мраморные плитки прихожей и сдираю оберточную бумагу. Внутри лежит черная коробка, перевязанная мягкой черной атласной лентой, за которую заложен кремовый конверт. Я беру его, открываю и извлекаю письмо.

Сегодня утром ты должна отдохнуть. В полдень тебе будет доставлен твой ланч, и ты должна все съесть к 13:00. В 14:00 тебе разрешено вскрыть эту коробку. Дальнейшие указания ждут тебя внутри.

Я осознаю, что каждое следующее письмо пропитано контролем больше, чем предыдущее. Каждое последующее диктует мне чуть больше действий, выходящих за рамки лишь моей сексуальной жизни и переходящих в мою жизнь самостоятельной личности.

Сегодня, даже когда я не с ним, Доминик определяет, что со мной произойдет. И он знает, что я буду подчиняться ему. У меня такое чувство, что он точно знает, что я делаю, будто его взгляд может проникать за пределы гостиной и распространяться на всю эту квартиру.

Он из тех, у кого может быть специально оборудованная комната, и установлены скрытые камеры.

Эта мысль кажется невероятной, и, как только она приходит мне в голову, я ее отбрасываю. Но все же меня не покидает вероятность того, что этот новый Доминик вполне на такое способен.

Я смотрю на черную коробку, гадая, что кроется внутри.

- Ну ладно, - говорю я, - нет смысла предполагать. Я не собираюсь открывать ее до двух часов. Исходя из того, что я знаю, у него может быть внутри какой-то таймер, который подаст ему сигнал, когда крышка откроется.

А я не хочу давать ему повод меня наказать. Ведь сегодня тот день, когда мы зайдем дальше.

При мысли об этом меня охватывает своего рода сковывающее волнение. Впервые, подспудно желанию к Доминику, я чувствую настоящий страх.

Повинуясь указаниям, я провожу тихое, спокойное утро. Мама звонит мне, чтобы узнать, как я, и, даже несмотря на то, что, как мне кажется, мой голос звучит обыденно, она сразу просекает, что я сама не своя.

- Ты заболела? – спрашивает она с беспокойством в голосе.

- Нет, мам. Просто устала. У меня была долгая неделя. Как оказалось, жизнь в Лондоне изнурительна.

Наряду со всеми этими занятиями сексом.

- Я чувствую по твоему голосу, что ты подавлена. Будь честна со мной. Это из-за Адама?

- Адама? - я искренне удивлена. Я уже много дней не думала о нем. - Нет, нет, вовсе нет. В этом отношении Лондон оказался идеальным лекарством.

- Я рада это слышать, – говорит мама с облегчением. - Я всегда думала, что ты заслуживаешь кого-то лучше, Бет, но не хотела тебе говорить, когда ты так явно его любила. Он идеально подходил на роль первого бойфренда, но я рада, что у тебя будет возможность расправить крылья. Тебе нужен более достойный мужчина, чем он, кто-то, кто расширит твои горизонты, позволит получить больше опыта и разделит твое жизнелюбие. Я хочу, чтобы мою Бет любил самый лучший мужчина на свете.

Я не могу произнести ни слова. В горле встал ком, а на глазах выступили горькие слезы. Они покатились по щекам, и я не могу сдержать сдавленного всхлипа.

- Бет?

Я пытаюсь что-то сказать, но с губ срывается лишь очередной всхлип.

- Что такое? – восклицает она. - Что случилось, детка?

Я вытираю глаза и умудряюсь совладать с собой настолько, чтобы произнести:

- Ох, мамочка. Ничего не случилось, правда. Просто я немного тоскую по дому.

- Возвращайся, дорогая, приезжай нас проведать! Мы тоже по тебе скучаем.

- Нет, мам, в квартире осталось пробыть только две недели. Я не хочу упустить такую возможность, – я шмыгаю носом и слабо смеюсь. – Это глупости! Просто немного всплакнула, ничего серьезного.

- Ты уверена? - она все еще встревожена.

О, Мамочка, я так тебя люблю. Я все еще остаюсь твоей маленькой малышкой, несмотря ни на что. Я сильнее перехватываю телефон, будто это приблизит меня к ее утешающим объятиям и такому привычному материнскому теплу.

- Я в порядке, честно. И я приеду домой, если станет совсем невыносимо. Но уверена, что до этого не дойдет.

Ровно в полдень раздается стук в дверь. Когда я открываю, передо мной предстает мужчина в униформе отеля или дорогого ресторана с большим подносом, нагруженным блюдами под серебряными крышками.

- Ваш ланч, мадам, - объявляет он.

- Благодарю, - я отступаю в сторону, и он заносит их в квартиру. Я указываю ему в сторону кухни. Он опускает поднос, а затем ловко накрывает стол льняной скатертью, которую достал откуда-то из своих закромов, и раскладывает серебряные столовые приборы, винный бокал и крошечную вазочку с темно-красной розой. Снимает крышки с блюд и раскладывает мой ланч: огромный стейк, приготовленный на гриле с эстрагоном и тающим маслом, молодой картофель, обсыпанный свежей зеленью, и зеленые овощи на пару – брокколи, фасоль и бланшированный шпинат. Блюдо горячее, и от него поднимается парок. Оно выглядит и пахнет вкусно, и я осознаю насколько, оказывается, голодна. Официант ставит на стол вазочку свежей малины с большой порцией взбитых сливок, наливает бокал красного вина из маленькой бутылочки, извлеченной из кармана, и с улыбкой отходит от стола.

- Ваш ланч подан, мадам. Посуду заберут вечером. Просто оставьте ее снаружи у двери.

- Благодарю, - вновь повторяю я. – Выглядит чудесно.

- Всегда пожалуйста.

Проводив его до двери, я возвращаюсь на кухню. На часах без десяти двенадцать, и я сажусь за свой персональный ланч.

Как я и ожидала, все очень вкусно: стейк розовый в середине, и все приготовлено идеально, именно так как должно быть. У меня отчетливое чувство, что мой ланч специально составлен из всех основных групп продуктов, чтобы гарантировать мне выносливость во время того, что мне предстоит испытать. Я управляюсь с ланчем до 13:00, но до момента, когда я смогу открыть коробку, еще час.

Я определенно учусь воздействию предвкушения и растягивания удовольствия. Кажется, что каждая минута тянется мучительно долго, но я не знаю жажду ли я открыть коробку или опасаюсь этого. Она лежит в коридоре в ожидании меня, и тяга настолько сильна, что я почти ощущаю, будто Доминик сам в ней скрывается.

Я беспрестанно брожу по квартире, периодически поглядывая из окна гостиной на квартиру напротив и гадая, чем в данный момент занимается Доминик, и какие у него планы для меня на сегодня. За темными окнами нет никаких признаков жизни.

В два часа дня я возвращаюсь в прихожую и пялюсь на черную коробку.

Ну что ж, пора.

Дергаю за черные атласные ленты, и они бесшумно спадают на пол. Я поднимаю крышку. Она плотно подогнана, и коробка тяжелая, у меня уходит некоторое время, чтобы ее открыть. Откладываю крышку в сторону и заглядываю в коробку. Все, что я могу разглядеть - это куча черной скомканной упаковочной бумаги и еще один кремовый конверт. Я вскрываю его и достаю кремовую плотную карточку, на которой черными буквами напечатано:

Надень содержимое коробки: все, что найдешь внутри. Приходи в будуар ровно в 14:30.

Я откладываю карточку и отодвигаю папиросную бумагу.

Вау. Ладно. Это следующий уровень.

Внутри коробки находится белье из переплетений, на этот раз не из гладких мягких и шелковых лент, а из толстой черной кожи. Оно украшено не крошечными тесемочками, а пряжками и обручами из серебристого металла. Я извлекаю его из упаковки. Насколько я могу судить, его нужно надеть через плечи и застегнуть под грудью. На спине между лопаток пересекаются тонкие ремни, а затем присоединяются одним ремешком прямо к широкому металлическому кольцу посредине спины. Ремни, которые проходят под грудью, также уходят дальше на спину и соединяются с кольцом. Дизайн простой, но впечатляющий.

Я беру из коробки другой кожаный предмет. Он похож на широкий пояс, и мне требуется мгновение, чтобы осознать – это нечто среднее между поясом и корсетом, а именно - корсаж. Он выглядит крошечным. Неужели я в него влезу?

Также там ошейник. Он самый пугающий из трех: из толстой черной кожи, предназначенный чтобы полностью покрыть мне шею. Он застегивается сзади, а впереди у него серебряное металлическое кольцо.

О, боже мой.

Я вспоминаю, что должна надеть все, что найду в коробке. Что же там еще?

Пара черных скелетонов, похожих на вчерашние, и две маленькие фиолетовые коробочки. Я открываю первую. Внутри две симпатичные серебряные бабочки.

Что это? Заколки для волос?

Я внимательно их осматриваю. У каждой сзади маленький зажим: если сжать крылышки бабочки, то зажим открывается. Вдруг я понимаю.

Зажимы для сосков.

Я открываю вторую. В ней лежит маленький овал розового силикона с серебряной основой и черным шнуром. Рядом - крошечный пульт. Я включаю, и маленькое розовое яйцо начинает вибрировать.

Понятно.

Значит, с этих атрибутов начнется мое путешествие, чтобы встретиться с Домиником в мире, который он так любит.

Время летит стремительно. Мне нужно поспешить подготовиться.

Спустя десять минут я облачилась в «наряд», застегнув тонкий ремешок под грудью. Корсаж плотно обхватывает меня вокруг талии, сдерживая. На мне нет нижнего белья, так как его не было в коробке. На ногах скелетоны, но нижняя часть тела полностью обнажена и открыта.

Я должна идти. Он, должно быть, ждет меня. Он рассердится, если я опоздаю.

Я подхватываю одну из бабочек. Будет больно? Я сжимаю сосок, и он оживает под моим прикосновением, словно знает, что скоро произойдет что-то интересное. Взявшись за симпатичные серебряные лапки бабочки, я открываю зажим и прикрепляю на кончик моего розового соска. Ощущаю покалывание, но ничего неприятного, зажим не такой тугой, как я предполагала, но такое чувство, что со временем он усилится. Я подхватываю второй зажим и также цепляю его на второй сосок. Нежные серебряные бабочки кажутся неуместными на фоне кожаного плетения, но в итоге смотрится неплохо.

Теперь яйцо.

Я раздвигаю ноги и прикладываю маленький овал к киске. По мере приближения назначенного Домиником времени встречи, я все сильнее увлажняюсь. Подтолкнув указательным пальцем, я проталкиваю его в себя, и оно проскальзывает внутрь, даря приятное ощущение заполненности. Черный шнур остается снаружи в ожидании окончания «работы» маленького яйца. Я беру в руки пульт и включаю устройство. Яйцо начинает пульсировать и жужжать внутри меня, хотя снаружи его не слышно и не видно. Это мой секретный внутренний массажер.

А теперь как же я доберусь до будуара? Вряд ли я могу пройти так по зданию.

В инструкциях об этом ничего не было сказано, но мне нужно будет надеть плащ. Доминик, определенно, не может ожидать, что я выйду из квартиры практически голой. Беру плащ из шкафа в прихожей и надеваю. Я снова прилично выгляжу. За исключением толстого кожаного ошейника на шее, никто не догадается, что под плащом я готова быть сабой. Кладу ключи от квартиры в карман и выхожу.

Это более возбуждающе, чем я могла когда-нибудь представить: пройти по зданию, зная, куда я иду и во что одета. Маленькое яйцо продолжает пульсировать внутри, пока я спускаюсь на лифте вниз и пересекаю лобби до другого лифта, который отвезет меня на седьмой этаж.

- Это был приятный сюрприз? – спрашивает портье, когда я прохожу мимо его стола.

Я подскакиваю. Я так сосредоточилась на том, куда иду, что даже не заметила его.

- Что?

- Ваша посылка. Была приятной?

Я уставилась на него, сознавая, что зажимы на сосках начинают причинять легкую боль, что во мне двигается силиконовое яйцо, и что я почти голая.

- Да, спасибо. Очень приятной. Там было…новое платье.

- О, это здорово.

- Что ж, всего доброго, - бросаю быстро, направляясь к лифту, в отчаянном желании продолжить свой путь. Я знаю, что до 14:30 у меня осталась минута или две. Лифт приходит не сразу, и я чувствую, как по мере его ожидания растет мое беспокойство. Я опоздаю!

Наконец двери открываются, и я заскакиваю в лифт, нажав на седьмой этаж.

Ну же, давай, ну же.

Лифт медленно ползет на седьмой, и двери вновь открываются. Я спешу по коридору, с трудом передвигаясь на высоких каблуках, и, тяжело дыша, стучу в дверь будуара.

Пожалуйста, хоть бы я не опоздала.

Дверь никто не открывает. Снова стучу и жду. По-прежнему ничего. Я барабаню сильнее.

Она неожиданно распахивается. Он там в длинном черном балахоне. Его глаза – ледяная сталь, а рот плотно сжат.

- Ты опоздала, - кратко бросает он, и мой желудок заполняет жидкий страх.

- Я…Я…, - мои губы онемели, я вся дрожу. С трудом выдавливаю из себя слова. – Лифт…

- Я сказал в два тридцать. Этому нет оправданий. Заходи.

О, черт. Я охвачена страхом, сердце колотится в груди, все тело покалывает от адреналина. Внутренний голос подсказывает мне бежать. Сказать, чтобы он проваливал, что я больше не играю в эти игры. Но я знаю, что подчинюсь. Я слишком далеко зашла, чтобы сейчас соскочить.

- Снимай плащ. На который, кстати, я не давал разрешения.

Мне хочется запротестовать, но я знаю, что сейчас он хочет, чтобы я как-нибудь его ослушалась. Опоздав, я умудрилась очень его разозлить. Плащ спадает с моих плеч, и я остаюсь стоять в своем «наряде» с ярко-красными сосками, охваченными к этому моменту уже жгучей болью из-за давления зажимов, и с осознанием того факта, что мое тело реагирует на Доминика жаром и покалыванием. Маленькое яйцо в моих глубинах по-прежнему давит на стеночки, заводя меня жужжащими ласками.

Глаза Доминика поблескивают под его прямыми черными бровями.

- Очень хорошо, - говорит он. - Да. Именно этого я и хотел. А сейчас опустись на четвереньки.

- Да, сэр, - Я падаю вниз, как велено. Он нагибается и делает что-то с передней частью моего ошейника. Когда он встает, я понимаю, что он прикрепил к нему длинный кожаный поводок.

- Пошли.

Он идет в сторону спальни, и я ползу за ним на четвереньках. Он не тянет за поводок, но я знаю, что он символизирует мою принадлежность Доминику. В спальне приглушен свет, а к подножью кровати приставлена длинная низкая лавочка. Когда мы входим в комнату, он вновь склоняется ко мне и снимает зажимы с моих сосков. Я чувствую огромное облегчение, но от них соски остаются вытянутыми, пульсирующими и гиперчувствительными.

- Подойди к скамейке, - командует Доминик, вновь выпрямившись. – Встань перед ней на колени и вытянись вдоль нее.

Подчиняюсь его приказу: подползаю к лавке, колени остаются на полу, а я устраиваюсь на гладком дереве, нижняя часть тела открыта. Я гадаю, что же сейчас произойдет.

- Обними ее.

Я обхватываю лавку руками, чувствительные соски причиняют боль, когда я прикасаюсь к поверхности скамейки.

Доминик начинает перемещаться позади меня. Мне не видно, что он делает, но я слышу ритмичные шлепки, когда он постукивает чем-то по своей ладони.

- Ты ослушалась меня, - крайне суровым голосом произносит он. – Ты опоздала. Думаешь, саба должна заставлять своего мастера ждать хотя бы секунду?

- Нет, сэр, - шепчу я. Ожидание того, что он собирается сделать со мной, ужасно.

- Твоей обязанностью было прибыть сюда до 14:30, чтобы выполнить мой приказ и находиться в будуаре ровно в половине.

На слове «ровно» он вновь хлопает чем-то по своей ладони.

Что у него в руках, ради всех святых?

Его голос опускается до шепота.

- Что мне следует с тобой сделать?

- Наказать меня, сэр, – мой голос тих и смиренен.

- Что?

- Наказать меня, сэр, – повторяю я громче.

- Да. Мне нужно научить тебя манерам. Ты непослушная девчонка?

- Да, сэр.

Слова возбуждают меня, раззадоривают. Интересно, не забыл ли он о яйце, которое все еще пульсирует во мне.

- Кто ты?

- Непослушная девчонка.

- Да. Очень непослушная, озорная девчонка. Нужно, чтобы шестерка лучших преподала тебе урок.

Он перестает расхаживать и взмахивает в воздухе предметом, который держит в руке. Тот издает свистящий звук, и я предполагаю, что это стек. Я чувствую прилив страха. Не хочу этого, от него больно. Держись стойко, - говорю я себе. - Не показывай ему, что боишься.

Наступает продолжительная тишина, и я чувствую, как моя попка покалывает в ожидании. Я с трудом выношу это. А затем, шлеп!

Плеть опускается на мои ягодицы. Щиплет, но не доставляет той тошнотворной боли, которой я опасалась. Я стою спокойно и стараюсь не шевелиться.

Шлеп!

Удар снова приходится на мягкую часть моей попы, на этот раз чуть сильнее. Я ахаю. Прежде чем я успеваю прийти в себя, снова получаю плетью, опять чуть сильнее, и затем снова. Из меня вырывается крик. Ягодицы горят, ощущаю, как кожа воспалена и чувствительна. Плеть снова опускается на меня с кусающим, жалящим хлопком, посылая по коже испепеляющую муку. Мне совсем не нравится это ощущение жгучей боли. Маленькое яйцо все еще трепещет во мне, но я этого совершенно не ощущаю. Все, что я могу чувствовать: это мучительное соприкосновение плети с телом, когда она в пятый раз опускается на меня. От боли я всхлипываю, а на глаза наворачиваются слезы. Я сдерживаюсь для последнего удара, и он не заставляет себя ждать, более сильный, чем все предыдущие, врезаясь в мою нежную кожу, словно ожог от раскаленной кочерги.

Из груди стремится вырваться прерывистый всхлип, но я призываю всю свою стойкость и подавляю его. Не хочу, чтобы он видел мои слезы.

Все закончилось. Закончилось.

Но я собираюсь сказать ему, что не хочу больше испытывать таких ощущений. Я не могу переносить ощущения от плети, не только из-за причиняемой ей боли, но и из-за чувства унижения, которое испытываю, когда меня так порют.

Он нагибается и тянет за черный шнур у меня между ног. Маленькое трепещущее яйцо выскальзывает со слабеньким хлопком. Он выключает его.

- Молодец, Бет, - говорит он мягко, и рукой нежно потирает мои ягодицы. – Я был с тобой суров. Не смог устоять при виде того, как твоя прекрасная кожа краснеет и распаляется для меня. Мне хотелось впиться в нее со всей силы, - он втягивает воздух и выдыхает. – Ты меня очень возбудила. Поднимайся.

Я поднимаюсь со скамейки, ягодицы пульсируют от боли. Я с трудом могу держаться прямо.

- Подползи ко мне.

Я подчиняюсь, и, когда подползаю к нему, он скидывает с себя балахон, представ под ним полностью обнаженным. Его пенис вздыблен, огромный и твердый, очевидно, вставший от возбуждения из-за того, что он только что делал. Его глаза еще больше темнеют от похоти по мере того, как он наблюдает за моим приближением, моя грудь приподнята ремнями моего наряда. Я держу поводок, пристегнутый к моему ошейнику, чтобы ненароком не споткнуться об него.

- Дай мне поводок.

Я передаю ему, держа глаза долу, чтобы не рассердить его прямым взглядом. Он берет его в руку и нежно тянет до тех пор, пока я не вынуждена оказаться прямо перед ним, а его твердая эрекция – перед моим лицом. Мои груди касаются его ног, а ошейник – на уровне его бедер.

Я охвачена желанием, уравновешивающим болезненное жжение моей попки. Его запах такой восхитительный, знакомый и успокаивающий. Наконец-то, он позволит мне любить его так, как мне хочется. Я могу прикоснуться к нему, ласкать его, показать, что я чувствую к нему.

- Возьми меня в рот, - командует он. – Но не прикасайся ко мне руками.

Меня затопило разочарование. Но, по крайней мере, я могу поцеловать его, облизать, ощутить его вкус…

Я провожу языком вдоль ствола: он твердый и излучает внутреннее тепло. Достигнув головки, я прихватываю ее губами, порхая языком по гладкой поверхности, посасывая и облизывая. Он запускает пальцы мне в волосы, крепко фиксируя мою голову, пока я полностью беру его член в рот так глубоко, как могу. Это сложно с того положения, в котором я нахожусь, и моя челюсть почти сразу немеет, когда я стараюсь пошире открыть рот, чтобы лучше его обхватить. Однако от радости, что у меня есть возможность, так его любить, я игнорирую сопутствующий этому дискомфорт. О, я обожаю облизывать его, нюхая, и пробовать его мускусный, солоноватый вкус.

По мере того как я сосу, он все сильнее тянет меня за волосы и стонет. Затем вырывается из моих уст и направляется к белому кожаному стулу, натягивая мой поводок, чтобы я следовала за ним. Устроившись на стуле и расставив ноги, он тянет за поводок, вынуждая меня встать на подножку, чтобы я могла, как вчера склониться вперед и продолжить свое занятие.

Я держусь за подлокотник сиденья и снова беру его в рот, посасывая и облизывая. Он стонет еще громче. Мне хочется взять его за ствол и сдвинуть нежную кожу, чтобы доставить ему еще больше удовольствия, но помню, что это запрещено, поэтому сосредотачиваюсь на усиленной работе ртом, соблазняя его своим языком - то выводя им широкие легкие круги, то кончиком языка поигрывая с его головкой.

- Да, это прекрасно, - бормочет он. Полуприкрыв глаза, он наблюдает, как я обхаживаю его член. Я представляю, как, должно быть, выгляжу в ошейнике и этом кожаном наряде, поклоняясь и отдавая должное ртом его огромной эрекции. Я чувствую нарастание собственного возбуждения, влажность между моих ног, растущее желание быть заполненной этой его прекрасной твердостью.

Он снова рычит и прерывисто дышит. Я чувствую, как он проскальзывает еще дальше мне в рот. Он начинает помогать себе двигая бедрами, проталкивая член еще глубже, трахая мой рот. Я хочу прикоснуться к нему, мне это нужно – отчасти я беспокоюсь, что он может продвинуться слишком глубоко мне в горло, перекрыв тем самым мне кислород, и в итоге мне придется использовать руки, чтобы его остановить. Его фрикции все сильнее, и я опасаюсь, что могу подавиться, но он вот-вот разрядится. Он делает несколько резких, глубоких и жестких толчков и кончает. Мой рот наполняется горячей, солоноватой спермой и, поиграв с ней языком, я проглатываю. От нее в горле остается странный горячий след. Не задумываясь, я кладу руку на член Доминика, когда он убирает его из моего рта.

- Все было прекрасно, Бет, - говорит он бархатистым и одновременно угрожающим голосом. - Но ты прикоснулась ко мне. А я уверен, что строго запретил это делать.

Я с волнением смотрю на него снизу вверх. Конечно, я до сих пор его саба. Я должна повиноваться. Означает ли это, что последует очередное наказание? Я-то надеялась, что он планировал что-то сделать с жаром между моих ног и моим растущим желанием.

- Я… Прошу прощения, сэр.

Он игнорирует и отгораживается от меня.

- Встань и иди в коридор. Надень плащ и жди там.

Я делаю, как велено, гадая, что, черт возьми, мы будем сейчас делать. Несколько минут спустя Доминик выходит из будуара. Он одет в свою черную футболку и джинсы.

- Следуй за мной.

Он направляется к входной двери, я следую за ним по коридору к лифту. Мой поводок свисает вдоль тела под плащом. Пока мы спускаемся на лифте на первый этаж, я посматриваю на Доминика, который полностью меня игнорирует, увлеченный набором сообщений в своем телефоне. На первом этаже он стремительно шествует через лобби, я спешу за ним, стуча каблучками по полу. Снаружи нас ожидает длинный черный Мерседес. Он открывает дверцу и забирается внутрь, оставляя меня позади. Водителя не видно за темной перегородкой. Я сажусь на гладкое кожаное сиденье рядом с Домиником, и машина плавно отъезжает.

Мне хочется спросить «куда мы едем?», но я не осмеливаюсь. Доминик по-прежнему молчит, поглощенный своим телефоном.

Этот день кажется очень странным, а Доминик сегодня еще странней. Я незаметно поглядываю на него, он кажется невероятно далеким и отстраненным.

Это не то, чего я хочу, - произносит голос в моей голове.

Я стараюсь его не слушать. Это то, чего я хочу. Я этого просила.

Я пытаюсь собрать всю свою силу и стойкость, чтобы приготовиться к тому, что подстерегает меня в конце этой поездки.

Я не удивляюсь, когда машина останавливается на маленькой улочке в Сохо перед «Асилумом». Я подозревала, что так или иначе дойдет до того, что мы не минуем это место. И я понимаю, что этот момент настал.

Меня накрывает страх.

- Выходи, - говорит Доминик.

Я подчиняюсь, и он выходит из машины следом за мной. Он ведет меня вниз по металлической лестнице к входной двери. Достает ключ из кармана, быстро открывает замок и заходит. Когда я прохожу за ним в небольшую приемную, он закрывает за нами дверь. В помещении ни души. Он срывает плащ с моих плеч и берет меня за поводок. В полном молчании он пересекает пустой бар, и подгоняемая поводком я вынуждена семенить за ним, моментами переходя почти на бег, чтобы удержаться на ногах. Я знаю, куда мы направляемся.

Я всегда это знала.

Как и следовало ожидать, он приводит меня к оформленной шипами двери и открывает ее. Впервые с того момента, как мы покинули Рэндольф Гарденс, он разворачивается и смотрит на меня.

- Теперь ты узнаешь истинное значение наказания, - говорит он.

Я в ужасе. Это все происходит на самом деле, удушливый страх ползет вдоль позвоночника, сковывая все мое тело. Я вступаю в темноту, и Доминик щелкает включателем. В металлических подсвечниках на стенах загораются электрические лампы, выполненные в форме настоящих свечей.

Моему взору вновь предстают все эти девайсы и приспособления: кресты, брусья с цепями, ряд дьявольских на вид флоггеров. Мой желудок скручивает от противного, мерзкого чувства дурноты.

Но я должна это сделать. Я должна пройти через это.

Я помню принятое мной решение довериться Доминику. Он же сказал, что не зайдет со мной слишком далеко.

Доминик подводит меня к горизонтальному брусу у дальней стены, расстегивает мой наряд из плетений и снимает его с меня, даже не обратив внимания, когда тот падает на пол. Ставит меня лицом к перекладине и спиной к себе. Подняв одну мою руку, он помещает ее в кандалы, расположенные на уровне моих плеч и установленные так, что я могу двигать и изгибать руку. Те же манипуляции производит и со второй рукой. Раздвинув мне ноги, он по очереди закрепляет мои лодыжки в фиксаторы. Я слышу его тяжелое дыхание. Это меня возбуждает.

- Ну, а теперь, - тихо произносит он, полностью обездвижив меня, - приступим.

Я зажмуриваюсь и сильно втягиваю живот в напряжении. Я выдержу это. Я это сделаю, а потом объясню ему, что несмотря ни на что - подземелье не для меня.

Зачем он привел тебя сюда? – спрашивает мой внутренний голос, - Ведь ему же известно, как пугает тебя это место, не так ли?

Я не хочу к нему прислушиваться. Я не хочу это слышать. Мне нужно сейчас сконцентрироваться, дабы выдержать все, что бы мне ни предстояло.

Первое касание легкое и чувственное: щекотание длинных грубых конских волос по моим лопаткам. Кажется, будто Доминик что-то рисует на моей спине, словно размечает территорию, изучает контуры для своих последующих действий.

- Это твое наказание за неповиновение, - заявляет он. Я чувствую его позади себя, полностью вписавшимся в сцену: скованная девушка, мерцающий свет, занесенная для удара плеть.

Начало было мягким и ласковым, как и парочка следующих ударов. Он разогревает меня. Кровь приливает к коже, отчего прикосновения плети ощущаются, как десятки острых незначительных щипков. Конский волос царапает и трется о мою уже разгоряченную кожу. Мои глаза все еще зажмурены, и я стараюсь контролировать дыхание, но сердце безумно колотится, а желудок сводит от страха.

Жар усиливается и распространяется по моему телу, по мере того как он усиливает напор, замахиваясь уже более регулярно.

Так это и есть флоггинг. Меня порют плетью в подземелье.

Я боюсь того, что за этим последует. Я вне себя, размышляя: в каком положении сейчас нахожусь. К тому же, это означает, что та жизнь, которую я нафантазировала в своей голове, мерцает и с каждым ударом гаснет навсегда.

Уже слишком поздно.

Свист плети прекращается, и я слышу, как Доминик отходит к коллекции предметов на стене, а затем возвращается. Я просто чувствую, что он держит в руках что-то новое. Пару раз он размахивает этим в воздухе, словно тренирует удар, а затем опускает мне на спину – в мою кожу врезаются десятки хвостиков плети с жесткими наконечниками.

Я откидываю голову и кричу от неожиданности и боли. Но прежде, чем успеваю прийти в себя, концы плети вновь с силой впиваются в меня уже с другой стороны спины. Он снова и снова делает замахи, и каждый раз опускает плеть на мою спину.

О, Боже, я не могу в это поверить!

Вновь и вновь я получаю сильные удары с регулярностью и методичностью. Боль все нарастает, с каждым ударом я кричу все громче, будучи уже не в состоянии продолжать сдерживаться под этим натиском ударов. И каждый раз он чуть усиливает нажим, словно мои крики подстегивает его вкладывать больше силы в замахи. Его дыхание тяжелое и затрудненное.

Хвостики плети распространяют болевые ощущения по всей спине, жестоко покусывая мою бедную, нежную кожу. Это ужасно. Это выше моих сил, меня трясет, и между криками агонии я плачу.

Стоп-слово. Я должна использовать стоп-слово.

Я утратила любую надежду, что Доминик поймет в каком я состоянии. Он жестко порет меня, сквозь пелену боли и путаницу в мыслях до меня доходит, что возможно он теряет контроль.

Теперь я действительно в ужасе – я безумно напугана, плачу все громче и интенсивней по мере того, как дьявольское орудие вновь и вновь терзает мою спину: слева, справа и снова слева и справа. Иной раз жалящие концы плети обвиваются вокруг моего тела и попадают по груди и животу.

Каким же было стоп-слово?

Я в дикой агонии – голова безвольно перекатывается от одного плеча к другому, спина выгибается от каждого удара, руки напряжены, я совершенно не могу думать. Все, что я в состоянии делать – это с ужасом ожидать следующего удара.

Стоп…словом.. было…

Я собираюсь с силами и вою:

- Красный!

Он снова бьет меня. Бац! Сотни лезвий обрушиваются на мою воспаленную кожу.

- Красный, Доминик, остановись, остановись!

Это не «красный»…это.. О, ЧЕРТ, какая БОЛЬ…это…что-то другое…это…БОЖЕ МИЛОСТИВЫЙ…я умираю, я умираю…

- Алый! – вырывается мой вопль, - Алый!

Напрягаюсь в ожидании следующего удара, и, когда его не последовало, я начинаю бесконтрольно вздрагивать, дико всхлипывая. Никогда не чувствовала такой боли: ни физически ни морально.

- Бет? – это голос, которого я не слышала много дней. Это нормальный голос Доминика. Голос моего друга, моего любовника, мужчины, которого я так жаждала снова увидеть. – Бет, с тобой все в порядке?

Я не могу говорить, у меня истерика, слезы застилают мне глаза, с носа течет. Меня всю сотрясает от рыданий.

- О Господи, детка, что такое? – в его голосе слышится паника. Он отбрасывает плеть и бросается ко мне, чтобы расстегнуть мои путы. Как только с моих рук сняты кандалы, я плюхаюсь на пол, сворачиваюсь клубочком, положив голову на свои колени, и начинаю раскачиваться из стороны в сторону, не переставая рыдать.

- Бет, пожалуйста! - он кладет ладонь мне на руку, осторожно, чтобы не зацепить мучительно воспаленную кожу на моей спине.

- Не прикасайся ко мне! – яростно выплевываю я сквозь слезы. – Не приближайся ко мне!

Он отпрянул, на его лице шок и нерешительность.

- Ты использовала стоп-слово…

- Потому что ты избил меня почти до полусмерти, ты – ублюдок, чертов ублюдок, после всего, что я для тебя сделала, всего, что дала и терпела…Боже, я не могу поверить…, - я все еще захлебываюсь рыданиями, но мне удается говорить сквозь них, - Я была такой гребаной идиоткой. Я верила тебе, ублюдок, я полностью тебе доверилась, и посмотри, что ты со мной сделал…!

Мне так отчаянно больно – как физически, так и от тоски по моей рассыпавшейся на осколки веры – что в итоге я могу лишь плакать.

Несколько минут Доминик молча смотрит на меня, будто в недоумении соображает, как мы оказались в такой ситуации, или как утешить меня. Затем без слов берет мой плащ и оборачивает вокруг меня. Даже его мягкий хлопок причиняет чертовскую боль, соприкасаясь с моей многострадальной спиной.

Он аккуратно помогает мне встать на ноги и выводит из подземелья через пустой бар на улицу. Машина по-прежнему ждет нас у обочины. Мы забираемся внутрь. Я продолжаю плакать, не в состоянии удобно пристроить спину на сиденьях.

Всю дорогу назад на Рэндольф Гарденс я плачу, а Доминик не произносит ни слова.