Когда Джеймсон прошел по большой гостиной у себя дома на Гринвич-стрит, было видно, что он сильно хромает, но Ардженти никогда прежде не видел его таким энергичным.

Придя в себя в «Бельвю», Финли начал руководить своим лечением:

– Еще час – рвотное и болеутоляющее, а потом все, что осталось у меня в легких, можно пролечить камфорной ингаляцией дома.

– А как насчет вашей ноги? – запротестовал врач.

– Просто перевяжите ее. Через два дня я сам пойму, сломана ли она, и тогда вернусь, чтобы наложить гипс.

Лоуренс стоял возле койки Финли, слушая, как он разговаривает с врачами после пробуждения.

Услышав от помощника новость о лошади по кличке Мистик и прочитав статью в газете, которую тот прихватил на вокзале, Джеймсон сразу же велел ему оставить копию для Элли в приюте, а потом проверить некоторые детали в библиотеке Астор.

Он провел час в своем кабинете, обдумывая информацию Биделла и делая некоторые заметки, а потом собрал совещание на Гринвич-стрит. Поджидая приглашенных, Финли сидел над кастрюлькой с полотенцем на голове, вдыхая камфорные пары, а затем прошелся по комнатам, чтобы укрепить ноги.

– Наконец-то я нашел истинное применение своей трости! – шутливо сообщил он Лоуренсу. Тот равнодушно уставился на него, и Джеймсон вспомнил, что его ассистент совсем не понимает шуток.

Ардженти не знал, что на встрече будет и Элли, пока не раздался стук в дверь и Элис не ввела ее в комнату.

Хозяин дома слегка обнял девушку, и они переглянулись.

– Как вы, Финли?

– Жить буду, – ответил он.

– К великому сожалению всех, кто вас знает, – пошутила Каллен.

Криминалист улыбнулся в ответ, но выражение его лица быстро стало серьезным.

– Какие новости от Бекки? Она узнала мужчину на фотографии в газете?

– Да. Говорит, что это ее брат Томас, – рассказала девушка. – И что лошадь на заднем плане – арабская кобыла, которую подарил ей отец на день рожденья.

– Вообще, это не может иметь большого значения. Девушка, потерявшая память, может признать на любой фотографии кого угодно. – Джеймсон оглядел присутствующих. – Но Лоуренс сегодня в библиотеке проверил подробности об этой семье. У Джефферсона Вайнрайта действительно была дочь по имени Ребекка, которая пропала почти три месяца тому назад. Об этом никто не знал, потому что все объявления были опубликованы в ричмондской газете. – Финли вновь стал ходить по комнате, опираясь на трость. – Но в связи с бегством Брогана я пригласил Элли сюда, чтобы организовать ей дополнительную охрану.

– Да, конечно, – кивнул Ардженти. Ему показалось странным, что его позвали обсудить личность одной из подопечных Каллен в приюте. – Я уже распорядился, чтобы один констебль постоянно присматривал за ней, но могу приставить и второго.

– Думаю, это было бы разумно, учитывая, что речь идет о Брогане. Возможно, стоит переселить ее из нынешнего дома, чтобы ее нельзя было найти. – Джеймсон сухо улыбнулся, заметив, как девушка повела бровью. – В твоих интересах, Элли. Там, где ты живешь теперь, охранять тебя очень трудно.

– Я поговорю о переселении непосредственно с комиссаром Лэтамом, – решил Ардженти. – На Малберри-стрит слишком много лишних ушей и глаз, способных донести информацию до Тирни.

– Да, хорошая мысль, – согласился Джеймсон и кивнул своему ассистенту. – А теперь расскажите всем, что вы сегодня узнали о семье Вайнрайтов, особенно о Джефферсоне Вайнрайте.

– Джефферсон Вайнрайт, так же, как и Сайлас Пейдж и Генри Арбатнот, был акционером компании «Оттмейр и Гленнинг», – сообщил Биделл. – Причем его доля существенна – четырнадцать процентов контрольного пакета. То есть Вайнрайт был самым крупным частным акционером вне этой компании.

Финли снова кивнул.

– Сегодня Лоуренс провел время в справочном отделе по бизнесу в библиотеке Астор – и это еще не всё.

– Дальнейший поиск показал, что все покупки акций произошли четыре года тому назад с интервалом в четыре дня. Первым их приобрел Вайнрайт, потом Арбатнот и Пейдж, – продолжил рассказывать Лоуренс.

– И все это случилось, когда произошло слияние с более мелкой фармацевтической компанией Лангдейла, – добавил Джеймсон, сев и прислонив трость к колену. – Где Вайнрайт стал главным держателем акций в сорок восемь процентов против сорока процентов Уильяма Лангдейла, в то время как у Арбатнота и Пейджа было по шесть процентов. Что в этом случае важно, поскольку они могли бы завладеть необходимым большинством, чтобы осуществить любое слияние или захват.

– Так что же случилось с Лангдейлом при таком слиянии? – спросил Ардженти. Теперь он начал понимать, зачем, помимо мер безопасности для Элли Каллен, потребовалось его присутствие. Была найдена недостающая связь между жертвами убийцы девушек. Имя Лангдейл тоже показалось инспектору знакомым, но он не мог вспомнить, в связи с чем слышал его.

– Из просмотренных записей это не ясно, – сообщил Лоуренс. – Очевидно лишь то, что на начальном этапе компания увязла в огромных долгах. Это ускорило инвестиции и увеличило степень участия Вайнрайта. Потом, когда потребовались новые фонды для «исследований и развития», его вложения выросли. Именно тогда Пейдж и Арбатнот тоже стали акционерами.

– Возможно, и нет ничего особенного в том, что Пейдж втянулся в это дело, – прокомментировал Джеймсон. – Поскольку как компаньон табачного торговца он имел дело с Джефферсоном Вайнрайтом и прежде.

Ардженти задумчиво кивнул.

– Но здесь взаимосвязь только некоторых из семей, в которых были убиты девушки. Как насчет остальных?

– А, это особенно интересно! – Финли поднял трость, чтобы подчеркнуть важность момента, и снова прислонил ее к колену. – Юрист, занимавшийся слиянием компании Лангдейла с «Оттмейр и Гленнинг», был не кто иной, как Филипп Станден, а бухгалтером стал Бартоломео Корбетт.

Джозеф поднял ладонь.

– А как насчет директора «Бельвю» Кристофера Харлека? Как связан с ними он, если здесь есть что-нибудь?

– Можно проследить единственную связь в том, что Харлек одобрил применение в своей клинике «Ланетола», эффективного при лечении туберкулеза, – сказал Лоуренс. – А поскольку это ведущая больница, готовящая специалистов, другие медицинские учреждения быстро последовали их примеру.

– Возможно, важно и то, что это одобрение случилось спустя всего неделю после слияния с «Оттмейр и Гленнинг», – заметил Джеймсон. – После такого одобрения курс акций сразу вырос, а также началось использование препарата в лечении.

Ардженти почесал лоб, мысленно собирая детали воедино. Надо было спросить про партнера Харольда Гленнинга. По прошлому расследованию инспектор знал, что пять лет тому назад Гленнинг умер от подагры – это произошло за год до слияния. Но оставался один важный момент, который никуда не вписывался.

– Если это недостающая связь с убийцей девушек, тогда почему Ребекка Вайнрайт все еще жива? Определенно, если Вайнрайт был такой важной фигурой во всем этом, то она должна была умереть первой. Но из того, что рассказала Элли, мы знаем, что она теперь в приюте Бет Джекобс и вполне себе живая.

– Да. Этот факт какое-то время беспокоил меня. Я не мог ничего понять – вплоть до недавнего времени, – сказал Джеймсон и повернулся к Лоуренсу. – Какова обычно причина смерти в случае попадания воздуха в восходящую аорту?

Помощник Финли на секунду задумался над вопросом. Криминалист спрашивал именно о том, что они обнаружили при эмболиях, но раньше они ни разу не обсуждали этот вопрос.

– Повреждение аорты в результате давления либо полный ее разрыв. Либо эмболия проникает в сердце или в другие органы, – ответил Биделл.

– И разница в скорости наступления смерти такая, что при разрыве аорты смерть наступает в течение пятнадцати минут, а если воздушный эмбол проникает в сердце, то человек умирает в течение получаса, часа или даже восьми часов, что отражает время смертей во всех наших случаях. Но, Лоуренс, вы упомянули о «других органах». Какие еще органы может повредить эмбол?

– Мозг, – произнес ассистент Финли, не раздумывая. – Это может стать причиной кровоизлияния в мозг и смерти.

– А если смерть не наступила, что произойдет тогда?

Лоуренс вдруг догадался, к чему клонит Джеймсон.

– Конечно, будет обширное повреждение мозга, способное привести к сильным нарушениям моторики или потере памяти.

– Вот именно! – воскликнул криминалист, многозначительно посмотрев на Ардженти и Элли Каллен. – Стало быть, у нас есть молодая девушка Бекки Вайнрайт, найденная с сильной потерей памяти. Первоначально были подозрения, что на нее наехала запряженная лошадьми повозка или трамвай, но на теле у нее не было никаких синяков и ушибов. Ее кошелек пропал, и это отличает ее от остальных жертв. Но где же следы от побоев грабителей? Скорее всего, ее ограбили, пока она лежала на улице без сознания. Воры или бродяги просто стащили ее кошелек. В конце концов, район Бауэри далеко от фешенебельных районов города.

– Но почему другие жертвы были найдены в более пристойных районах? – поразмыслив, спросил Джозеф.

– Этого мы не знаем, – признался Джеймсон. – Можно предположить, что она была далеко от своего дома в Ричмонде. Но зачем она забрела в Бауэри? Встречалась ли она там с кем-то или убийца девушек нарочно заманил ее туда? Возможно, учитывая ее беспамятство, мы никогда не заполним эти пробелы.

Ардженти важно кивнул. Как бы старательно они ни складывали эту мозаику, часть ее останется незаконченной.

– Но после смерти Джефферсона Вайнрайта будет трудно выяснить все, что с ним связано, включая определение мотива и возможности опознать убийцу?

Финли вздохнул.

– Очень даже может быть. Если только перед смертью он не поделился деталями с другими участниками слияния или со своим сыном Томасом.

* * *

Едва приоткрылась задняя дверь ресторана, как рядом от стены отлетела пуля. Энцио быстро захлопнул дверь, пытаясь определить, с какого расстояния произведен выстрел: ярдов четырнадцать или пятнадцать?

Услышав удаляющиеся шаркающие шаги Килкенни, он отважился выглянуть еще раз, но тут же снова спрятался от выстрела. На этот раз пуля попала в верхнюю часть двери. Однако Маччиони было достаточно быстрого взгляда, чтобы разглядеть боковую аллею, тянущуюся от двери примерно на десять ярдов, и у него появилась идея. Если б только удалось добраться туда!

Он прислушался и снова услышал шаги ирландца, после чего решил выбежать, молясь, чтобы тот был достаточно далеко.

Энцио пробежал половину пути, когда послышался новый выстрел, и пуля просвистела совсем рядом с ним. Он пригнулся, увернулся, прижался спиной к стене и затаил дыхание.

Килкенни прицелился, чтобы выстрелить снова, но передумал. Важно было, чтобы он как можно дольше думал, что его противник находится на прежнем месте. Поэтому Маччиони взмахнул рукой, чтобы тот выстрелил, и быстро и неслышно побежал в конец короткой аллеи, на которой стоял ресторан, а потом со всех ног кинулся по длинной дорожке, тянувшейся параллельно этой аллее.

Энцио надеялся, что Дуги, думая, что тот все еще на аллее, повременит со стрельбой, и это позволит ему добежать до соседней дорожки. Потом, заняв правильную позицию, он заляжет, чтобы дождаться ирландца, как это было с Гедди Дойлом в Файв Пойнтс.

Аллея закончилась, и он увидел, что следующая дорожка поворачивает ярдах в шестидесяти от него. Когда сицилиец забежал за поворот, у него заболела грудь.

Килкенни видно не было – а впереди оставалось всего двадцать ярдов аллеи. Но Энцио знал, что пробежать это расстояние для него – огромный риск. Это было все равно что пройти по лезвию ножа. Если Дуги появится раньше, чем он добежит до конца аллеи, ирландец прикончит его сразу. Застрелить человека с расстояния в несколько ярдов – дело нетрудное. У него будет шанс, лишь если получится добежать до конца дорожки и скрыться из виду.

В шести футах от угла сицилиец увидел какую-то нишу с дверью. Хотелось бы, чтобы она была поближе, но и эта сойдет. Энцио бросился в сторону двери и скрылся в нише всего за четыре секунды до появления Килкенни.

Он затаился, когда Дуги присмотрелся к аллее. Заметил ли он его? Но Килкенни в основном глядел вдоль длинной дорожки, по которой только что бежал Маччиони, удивляясь, что он до сих пор не появился. Ирландец еще раз огляделся по сторонам и развернулся, чтобы убежать.

Энцио знал, что действовать надо мгновенно. Слишком большим было расстояние, разделяющее их с Дуги, и тот мог просто повернуться и выстрелить в него. Сицилиец метнулся к своему противнику, и тот, хоть и услышал движение сзади, повернуться уже не успел.

Маччиони схватил Килкенни за руку, в которой был пистолет, когда тот хотел развернуться. Другой рукой он замахнулся на ирландца стилетом, но тот заметил это и прикрылся рукой. Энцио отступил и глубоко вонзил лезвие ему в живот, развернул клинок и услышал, как Килкенни ахнул и обмяк. Потом Дуги попытался высвободить руку с пистолетом, возможно, думая, что это его последняя надежда.

При обычных обстоятельствах проблем с этим не было бы. Маччиони знал, что мог удерживать руку Килкенни крепко, но вдруг он с ужасом понял, что его собственная рука ранена, и почувствовал, как она теряет силу. И тут его противник со всей силой оттолкнул его.

Они сцепились в смертельной схватке, и дуло пистолета оказалось очень близко к Энцио. Он чувствовал дыхание Килкенни на своем лице. Спастись можно было, только быстро переложив стилет в здоровую руку и прикончив ирландца.

Ударив Дуги в живот, Маччиони почувствовал, что лезвие вошло лишь частично – из-за того, что тот остановил его другой рукой. Сицилиец выдернул нож и взмахнул им снова, попав в челюсть Килкенни, но в последнюю минуту тот вывернулся у него из рук.

Теперь пистолет был всего в двух дюймах от сицилийца. Он в последний раз попытался ударить противника ножом, и лезвие вонзилось в нежную кожу его горла, перерезав сонную артерию. Килкенни залился кровью. Глаза его расширились, зубы заскрипели, но он все равно из последних сил развернул дуло пистолета.

Маччиони знал, что надо было удержать его всего несколько секунд, однако силы стремительно оставляли его, и не было никакой уверенности, что он с этим справится.