В первый раз он увидел ее, когда она свернула за угол на Семьдесят вторую улицу, и пошел в том же направлении. Как он полагал, их пути должны были пересечься ярдов через восемьдесят или девяносто.

Всякому наблюдателю показалось бы, что он просто ждал кого-то. Несколько минут он прохаживался из стороны в сторону, изредка поглядывая на карманные часы. Кое в чем ему не надо было притворяться. Обычно на этом углу она поворачивала на четыре минуты раньше.

Два вечера каждую неделю одно и то же: из семейного дома на Второй авеню к своей модистке на Парк-авеню, выбрать что-нибудь из последних парижских моделей, снять мерку или купить новое бальное платье. Заведенный порядок «соблюдения приличий» для юной дебютантки одной из самых прославленных семей Нью-Йорка.

Он проверил положение людей впереди и позади, чтобы знать, кто может оказаться поблизости во время их столкновения: одна парочка в сорока ярдах позади него и трое мужчин между ним и девушкой. Если они будут идти с той же скоростью, то окажутся в тридцати ярдах позади места столкновения и смотреть будут в другую сторону. Ближе всех к ней был пожилой мужчина, шедший в сорока ярдах позади нее. Он тоже шел медленно, и расстояние между ними увеличивалось.

Темнело быстро, многообещающе спускался легкий туман. Время было вечернее, пешеходов на Семьдесят второй улице было мало, и заметить его было бы легко. Поэтому он выбрал более людную ситуацию, чтобы увидеть и запомнить его в толпе было невозможно.

Мимо прошли трое мужчин – двое из них были поглощены разговором, – и у него заколотилось сердце. Они едва ли обратили на него внимание. Хорошо.

Расстояние тридцать ярдов. Двадцать. Не замеченный девушкой, он прошел в ярде от нее, как было неделю тому назад, когда кто-то оказался слишком близко к ней.

Приблизившись на расстояние в восемь ярдов, он взглянул на карманные часы в левой руке. Движение это преследовало две цели. Это был визуально отвлекающий жест, чтобы все выглядело так, будто он столкнулся с ней случайно, и чтобы было незаметно, как он достает из внутреннего кармана накидки правой рукой свое оружие.

Три ярда, два…

Они столкнулись, и в тот же миг он нанес свой удар.

– О, прошу прощения!

Девушка сдержанно улыбнулась на его неуклюжесть, отступив на шаг, но взгляд ее исполнился ужасом, когда она увидела растущее кровавое пятно на своей блузке кремового цвета.

Все потеряно, подумал он. Возможно, игла вошла под небольшим углом, и в последний момент он повредил артерию. Но если она проживет какое-то время, то сможет опознать его или указать на него среди других прохожих.

Она закричала. Пришлось зажать ей рот ладонью и обхватить ее руками.

Он быстро огляделся. Трое мужчин продолжали идти прежним шагом и даже не взглянули на них, а пожилой господин, к тому времени отставший от них на приличное расстояние, похоже, вообще ничего не разглядел в тумане.

Но когда этот человек подойдет ближе, все может измениться, подумал он и испуганно посмотрел вдоль улицы. В десяти ярдах справа был служебный проезд, но успеет ли он дотащить девушку туда?

Пока он волочил ее в ту сторону, она снова попыталась закричать и вырваться из его объятий, и поэтому всего в двух шагах от проезда он резко вонзил иглу снова, а потом еще раз.

Она обмякла, но от этого ее тело потяжелело, и последние ярды тащить ее стало совсем трудно.

Несомненно, их парочка смотрелась неуклюже, и пожилой мужчина, похоже, наконец обратил внимание на происходящее, заметив, что там что-то не так. Он присмотрелся сквозь туман, пытаясь разглядеть, что с ними происходит.

Последние два ярда напавший на девушку отчаянно волочил свою жертву, не заботясь о том, как нелепо он смотрится. Чтобы прикончить эту несчастную, надо было утащить ее подальше в глубину проезда, а потом скорее сбежать, чтобы старик его не заметил.

Через несколько ярдов он пронзил ее еще два раза и с трудом протащил еще на десять ярдов.

Потом, задыхаясь, остановился, чтобы оценить обстановку.

Ярдах в двадцати послышались шаги – торопливые, переходящие почти на бег. И вот истошный крик!

– На помощь!.. Сюда…

Пожилой мужчина мог появиться в проезде через секунду, и возможно, за ним прибегут другие. На темно-сером костюме убийцы красовалось огромное темно-красное пятно, но, убегая, он мог прикрыть его накидкой.

После двух последних ударов он почувствовал, как девушка почти испустила дух, но заметил, что изо рта у нее, пузырясь, продолжала сочиться кровь.

Теперь шаги ускорились, и кто-то снова закричал. Он должен был действовать наверняка.

Еще два сильных удара – один в сердце, другой в сонную артерию. А потом он развернулся и умчался – как раз в тот момент, когда пожилой мужчина вбежал в проезд.

* * *

– Я не согласна, – произнесла Бет Джекобс. – Думаю, что они идут рука об руку.

– Да. Принимаю такой вариант. Но одно дело предлагать этим несчастным женщинам достойное убежище, и совсем другое – уговаривать их прийти в приют.

– Я бы не стала рассматривать информирование их о приюте как уговаривание. Прямо сейчас большинство женщин Нью-Йорка ничего не знают ни о нас, ни о том, что мы делаем. Это относится и к уличным проституткам.

Сидя в конце длинного стола, Элли Каллен и Джеймсон наблюдали за перепалкой между начальницей приюта Бет Джекобс и председателем одобрительного комитета Джереми Форситом. Бет открыла заседание, представив Элли, а также лично выступив ее адвокатом, и привела веские основания ее признания комитетом, состоявшим из девяти сидевших за столом мужчин. Затем Финли Джеймсон выступил от имени Каллен, и все приступили к обсуждениям. Джеймсона заранее предупредили, что главные возражения предполагались со стороны двух членов, Исаака Кроули и Фредерика Исона, которые были сторонниками зарождающегося движения трезвенников.

– Я преклоняюсь перед вашей исчерпывающей экспертной оценкой, – произнес Форсит. – И покуда ведется кампания информирования тех, кто действительно нуждается, уличных ли проституток, или еще кого-то, я это принимаю.

Элли прекрасно понимала важность совещания, одобрившего ее как официальную сотрудницу, а не неофициальную, случайную помощницу. Но в результате пришлось поднять щекотливый вопрос признания уличной проституции в целом. По мере развития разговора Исаак Кроули чувствовал себя все более неловко.

– С признанием я бы сильно не спешил, – произнес он. – Боюсь, что признание уличной проституции уже запятнало репутацию приюта. По этой причине я буду против одобрения мисс Каллен сегодня.

– Возможно, среди наших подопечных есть и несколько воров, – вступилась Бет Джекобс. – Может быть, они от голода украли не больше батона хлеба, как описано в романе Виктора Гюго. Неужели, стараясь не запятнать нашу репутацию, мы откажем им в помощи? – Не услышав ответа Кроули, она добавила: – Если им действительно пришлось признаться в воровстве.

– Или уличным проституткам, – вздохнул Форсит. – Да. Рискну предположить, что все это приведет к недостаточной откровенности. Кроме того, общая идея приюта состоит в том, чтобы протянуть руку помощи всем нуждающимся, а не избранным.

Кроули на мгновение опустил глаза, но когда он поднял их снова, челюсти его были крепко стиснуты.

– Несмотря ни на что, я не могу поддержать эту кандидатуру. И не смею также рекомендовать ее кому бы то ни было из моих коллег. – Исаак посмотрел вдоль стола на человека с окладистой седой бородой. Это был Фредерик Исон, который кивнул ему в ответ. – Боюсь, в результате в приют будут приходить все больше проституток, а это противоречит его основным принципам.

Во время дискуссии терпение Джеймсона заметно истощалось. Он пристально посмотрел на Кроули.

– Неужели такой поступок сможет увеличить уличную проституцию? – спросил он, но Исаак в ответ лишь повел бровью. – Без убежища, без какой-либо альтернативы, у этих женщин остается единственный путь. Будет ли вам спокойнее от знания этого? Это вовсе не привлекательное перо на вашем рыцарском шлеме или на шлеме Общества трезвенников.

Кроули уверенно встретил его взгляд.

– Сэр, я сильно возмущен таким заключением.

– Но предположение не ново, не так ли? Общество трезвенников уже немало сделало для распространения проституции. Разве вы не поняли, что если настаивать на том, чтобы алкогольные напитки продавались только при наличии помещения для отдыха, то все закончится именно этим? Тогда в каждом баре будет спальня, а попасть в нее можно будет только через мадам с ее ремеслом.

– Это возмутительно! – побагровев, Исаак взглянул на Форсита, словно председатель собрания мог прекратить эту атаку. – Мы не могли знать, что станет результатом таких мер.

– А теперь, когда вы знаете, что вы сделали?

Кроули гневно взглянул на Джеймсона.

– Сегодня мы тут собрались не для того, чтобы обсуждать дела Общества трезвенников. Мы собрались, чтобы решить, достойна ли мисс Каллен – или другие уличные проститутки – быть допущенной к работе в приюте. Совершенно ясно, что это противоречит принципам христианства.

Финли лукаво улыбнулся.

– О боже! Как быстро забыты уроки Марии Магдалины!

– Джентльмены, джентльмены! – Джереми поднял руку, но напряжение не спало.

Наконец тишину нарушил голос Элли, прозвучавший в конце стола:

– Хочу поблагодарить Бет Джекобс за то, что она сегодня представила меня здесь, и Финли Джеймсона за его добрые слова поддержки. Буду благодарна, если удостоюсь чести быть одобренной сегодня, но не предамся отчаянью, если этого не случится. Никакого сожаления об уязвленной гордыне. Я больше огорчусь за тех, кому я не смогу помочь, – несчастным, обреченным на уличную жизнь без приютов, подобных этому. И да, хотя многие воры и проститутки не хотят раскрывать свое прошлое, то как насчет тех, кто просто не знает его?

На лице Форсита, как, впрочем, и у всех за столом, появилось удивление. Наконец, председатель отреагировал:

– В каком смысле – не знает?

– К примеру, случай с несчастной девушкой, появившейся в приюте пару дней тому назад. Ей всего восемнадцать или девятнадцать, и она совсем не помнит, кто такая, после ужасного падения, когда она чуть было не замерзла насмерть. Она помнит лишь, что семья у нее богатая и есть слуги. Ее дорогая одежда – подтверждение этому. Но, поскольку ее нашли в районе Бауэри, можно предположить, что она работала на улице у тамошних клубов. – Элли посмотрела прямо в глаза Кроули. – Так что бы вы сделали, мистер Кроули? Выбросили бы ее обратно на улицу или проявили бы сострадание?

* * *

Энцио Маччиони остановился у водяного насоса на углу Леонард-стрит и Парк-стрит. Стороннему наблюдателю он мог показаться простым литейщиком, развозчиком угля или трубочистом, избавляющим город он сажи и грязи. Но, в отличие от этих работяг, сажей Энцио намазался всего пару часов тому назад и поздно ночью собирался начисто отмыться.

Как только Карло Брунера рассказал, что случилось, Маччиони понял, что действовать надо быстро. Из дома он вышел в своем обычном виде, прихватив с собой сумку с рабочей одеждой и полотняной кепкой. Зайдя в публичную баню в центре Бауэри, он переоделся и намазался сажей из бочки в конце квартала, а потом направился в Файв Пойнтс.

Брунера предупредил его о Хоббле на углу, и, заметив, что самозваный калека кивнул юному гонцу, стоявшему неподалеку, Маччиони нырнул в соседний переулок и сделал еще несколько резких поворотов, пока не убедился, что оторвался от слежки.

На полпути к дому Нолана он заметил пожар, полыхавший в соседнем здании. Присмотревшись к суматохе впереди, итальянец обратил внимание на человека, бегущего от пожара с особой прытью. Дойл!

Если не поспешить, его можно было упустить: Монэхэн помчался вдогонку. Дальше Энцио пришлось угадать, куда побежит Джерри Дойл, одновременно прислушиваясь к его шагам в соседних переулках, чтобы выскочить наперерез ему. Потом он замер, притаившись в темноте.

В доли секунды, пронзив шею, стилет вошел в мозг Дойла. Маччиони так часто использовал этот прием, что не сомневался в смерти беглеца.

Так же стремительно он убежал за угол водокачки; в другой общественной бане, на Чэтем-стрит, переоделся в свой дорогой костюм и отправился к себе в комнату у мадам Ориеммы отпраздновать удачу третьим стаканом граппы.

Встретившись с Брунерой в первый раз, сицилиец понял, что для осуществления задуманных планов придется кое-что предпринять. Это он нанял Дойла, чтобы потом выступить перед Фаджиани – и особенно перед Софией Ардженти – рыцарем в сияющих доспехах. Тирни, догадавшись, что это блеф, чуть было все не испортил своими расспросами. Если б выяснилось, что за визитом к Фаджиани стоит Маччиони, все его грандиозные планы рухнули бы сразу.

Значит, Тирни догадался, что это была инсценировка, но он не знал, чья она и кто за ней стоит.