В свете отбрасывающих длинные тени факелов люди вошли в обветшалое здание склада и расселись на скамейках.

Втиснутое между Бэттери-парк и доками Ист-Ривер, оно, как и многие другие дома в этом районе, подлежало реконструкции в рамках проекта по переводу главного иммиграционного центра из Касл Гарденс на Эллис Айленд. Контракт на осуществление этого проекта заключила одна из строительных компаний Майкла Тирни.

Однако в настоящее время склад служил идеальной площадкой для других мероприятий, проводимых Тирни, – петушиные и собачьи бои, а также кулачные поединки без перчаток. Его любимой породой была помесь канарского дога с питбулем или бульмастифом. Он сам разводил и тренировал собак для боев. Любимым же человеческим бойцом у него был Том Броган – по совместительству предводитель его уличной армии бандитов.

Броган пользовался репутацией чрезвычайно опасного человека, почти фольклорного персонажа. Никто не мог сказать с уверенностью, кем он был в первую очередь – непобедимым кулачным бойцом или правой рукой Тирни. Всем было известно, что некогда он работал пожарным и предпочитал расправляться со своими жертвами с помощью пожарного топора. Майкл всегда старался довести это до сведения тех, кто осмеливался встать у него на пути.

Теперь же он с восхищением наблюдал за тем, как Том семенит мелкими шажками внутри очерченного мелом круга, служившего рингом, поигрывая внушительными мышцами, поблескивавшими в свете факелов. Зрители разразились радостными криками, и Броган поднял над головой кулак, отвечая на приветствие.

Скамейки для зрителей располагались четырьмя ярусами с двух сторон. С одной сидели приближенные Тирни и несколько муниципальных чиновников, чьего расположения ему требовалось добиться, с другой – разношерстная публика и сторонники противника Брогана. Свою меньшую численность они компенсировали исступленными криками, когда на ринг вышел их боец.

«Дураки и их деньги», – подумал Тирни, наблюдая за тем, как его букмекер принимает ставки. По одну сторону от него стояла клетка с его любимой канарейкой, по другую сидел инспектор Маккласки. То, что полицейский пришел к Майклу, а не наоборот, по всей очевидности, служило наглядным показателем позиций, занимаемых ими во властных структурах Нью-Йорка.

Только в средине второго раунда инспектор заговорил о «неотложном деле», которое ему необходимо было обсудить.

– …Если Ардженти добьется успехов в этом расследовании, то сразу начнет продвигаться по службе, – сказал он Майклу, объяснив ему сложившуюся ситуацию.

– А почему это расследование имеет такое значение? – удивился Тирни.

Маккласки вкратце изложил ему историю Потрошителя.

– …У этого дела есть все шансы стать самым знаменитым в анналах криминалистики, – добавил он. – И, судя по всему, именно Потрошитель теперь совершил убийство в Нью-Йорке.

– Надо же! В Нью-Йорке произошло убийство… Кто бы мог подумать? – хмыкнул Майкл.

Инспектор поморщился. Для подобной иронии момент был явно неподходящий.

– За Ардженти стоит не кто иной, как Джордж Уоткинс, – сказал он. – И если он захочет занять мое место, у нас обоих будут проблемы. Насколько я понимаю, у вас самого уже было с Ардженти небольшое столкновение.

– Да. Но не будем сейчас об этом.

Тирни нужно было время, чтобы подумать, и он, взглянув на своего гостя, кивком головы предложил ему продолжить наблюдать за ходом схватки.

Соперник Брогана – докер с бычьей шеей лет двадцати пяти – ничуть не уступал ему в комплекции и силе. Однако, несмотря на семилетнюю разницу в возрасте, Том выглядел более быстрым и более жилистым, не говоря уже о большом преимуществе в технике. Тирни велел ему не спешить, чтобы бой шел своим чередом и зрители имели возможность получить удовольствие за заплаченные ими деньги. Это походило на размеренное, механическое уничтожение: дюжина ударов по лицу и туловищу в каждом раунде, которых было вполне достаточно для того, чтобы его противник истекал кровью, но при этом оставался на ногах. Взамен Броган получил лишь пару ударов в голову по касательной.

– Продолжай, Томми! Покажи ему, из чего ты сделан! – крикнул Майкл, когда его боец нанес сопернику серию ударов, еще более мощных, чем раньше.

Затем, после сигнала гонга, он обратился к Маккласки уже более спокойным тоном:

– Так что же, по-вашему, я должен предпринять в отношении Ардженти конкретно? Назначить цену за его голову? Поручить Тому изрубить его на куски и скормить свиньям на моей ферме?

– Вообще-то, я думал о чем-нибудь более изощренном и утонченном.

– О, изощренное – это я могу, но никто не может обвинить меня в утонченности… – Тирни улыбнулся. – Я подумаю об этом.

В течение следующих двух раундов они не проронили ни слова. Когда Броган взялся за соперника всерьез, шум среди зрителей усилился, и канарейка Тирни защебетала громче. Ее изображение, вытатуированное на шее хозяина, исказилось из-за того, что от крика у него вздулись вены. Первое время после приезда в Америку он работал на шахте в Питтсбурге, и однажды птица спасла ему и еще семерым шахтерам жизнь, предупредив их своим щебетом о грядущем взрыве метана. С тех пор он носил с собой – и на себе – канарейку в качестве талисмана.

Броган знал, что может отправить соперника в нокаут в любой момент, но хотел продлить бой и поэтому нанес ему пару апперкотов, чтобы тот стоял на ногах. Затем, сцепившись с ним, ударил его по почкам и, наконец, завершил бой ударом в челюсть, после которого у противника вылетели два зуба, а изо рта хлынула кровь. Докер рухнул на пол, словно срубленное дерево, и зрители с оглушительным ревом дружно поднялись на ноги.

– Неплохое устроил представление, а? – сказал Майкл, обращаясь к Маккласки. – Не представляю, кто смог бы его поколотить.

– Да, зрелище впечатляющее.

Маккласки не был уверен, что Тирни осознает до конца всю серьезность ситуации. Но на этот случай он захватил с собой газетную вырезку, чтобы его слова звучали более убедительно.

– Вот, взгляните, если хотите удостовериться, насколько близки отношения между Ардженти и мэром Уоткинсом, – сказал инспектор.

Тирни пробежал глазами статью, озаглавленную «Французская инициатива в деле Потрошителя». На приведенной ниже фотографии были изображены трое мужчин, с суровым видом смотревших в объектив камеры.

– Кто это слева? – поинтересовался Майкл.

– Финли Джеймсон. Его прислали из Лондона в качестве консультанта по делу Потрошителя.

– Понятно, – Тирни вздохнул. – Я поручу Тому заняться им. Скажу ему, чтобы он начал отсчет дней нашего мистера Ардженти.

В следующем за ними ряду сидел Джед Маккейб вместе с несколькими другими уличными сборщиками дани. Он не особо прислушивался к беседе Тирни с Маккласки – до тех пор пока речь не зашла о газетной вырезке. Джеду не хотелось ничего говорить в присутствии инспектора, так что он дождался, пока его босс расстанется с гостем, и только после этого подошел к Майклу во дворе склада:

– Извините за беспокойство, мистер Тирни. Я случайно увидел газетную вырезку, которую вы читали.

– И что? – спросил Майкл с ноткой нетерпения в голосе.

– Я… видел этих двух мужчин. Они навещали одну из девушек на моем участке.

– Ясно. А кого именно?

– Ее зовут Элли. Элли Каллен.

Элли взглянула с озабоченным выражением на часы, висевшие на дальней стене комнаты. Куда могла запропаститься Анна? Она ведь знала, что у подруги важное свидание в Тендерлойне, а после срока, когда она обещала вернуться, прошло уже почти два часа. Уйти мисс Каллен не могла, поскольку осталась одна с маленьким Шоном.

Часы были одним из немногих предметов роскоши, присутствовавших в доме. Они имели жизненно важное значение, поскольку значительная часть повседневной деятельности девушек была неразрывно связана со временем: время отправляться на работу, время кормить детей, время идти за покупками и в прачечную… Времени не хватало и днем, а с приближением ночи, когда наступала трудовая страда, оно приобретало особую ценность. Стоило одной девушке не вернуться домой вовремя, и вся хронометрическая гармония их маленькой коммуны тут же рушилась.

Элли выглянула из окна на улицу. С наступлением сумерек туман сгустился. Когда двенадцать лет назад ее семья перебралась сюда из Корка, она еще не видела подобных ночей. Чем больше в городе сжигалось дров и угля, тем чаще на него опускался туман. Она всматривалась в эти густые клубы, которым пламя жаровни, стоявшей в конце улицы, придавало почти фантастический, зловещий оттенок, и ее сознание вдруг пронзила страшная мысль.

«О Господи, только не это!»

«Такая ночь как нельзя лучше подходит для Потрошителя, – сказал этот франт. – Он может легко спрятаться в тумане и в тени сумерек». Франт и детектив сказали, что Потрошитель вряд ли станет выслеживать одну из них, но вдруг они ошибаются?

После убийства Камиллы Анна две недели отказывалась выйти из дома. И вышла не столько в силу необходимости платить дань Тирни, сколько из-за того, что в доме кончились продукты и всем приходилось питаться объедками. Поскольку в первую очередь нужно было кормить детей, однажды она не ела два дня.

И все же Элли Каллен испытывала чувство вины за то, что вынудила Анну выйти на работу. Она громче всех убеждала ее в том, что никакая опасность ей не угрожает и все будет в порядке.

Девушка опять посмотрела на часы и затем бросила взгляд на улицу. Холодный ночной воздух просачивался сквозь окно в комнату. Она чувствовала, как в ее душе растет страх.

Выйдя в тот вечер из здания полицейского управления, Ардженти направился в клуб «Лотос», куда часто захаживал его напарник, чтобы выпить бренди и выкурить сигару. Джеймсон получил телеграмму из Лондона от Колби – и к тому же вел собственные записи. Встретившись с Джозефом, он объяснил, почему решил преследовать сотрудника агентства Пинкертона.

– Этот человек выглядел совершенно невзрачным, неприметным. Сколько в любом крупном городе людей среднего роста, с каштановыми волосами, постриженными усами и в шляпах «дерби»?

Ардженти понимающе кивнул.

– Вы полагаете, что Потрошитель выглядит именно так?

– Что-нибудь в этом роде. Колби всегда утверждал – и я с ним полностью в этом согласен, – что Потрошителю именно поэтому так долго удается скрываться от правосудия. Он просто сливается с уличной толпой. Растворяется в ней.

Джеймсон затянулся сигарой, медленно выпустил струю дыма и продолжил:

– Не забывайте, мы имеем дело с человеком, который ухитрился убить четверых из своих жертв на расстоянии не более двадцати ярдов от большого скопления людей. Улицы Уайтчепела в любое время дня и ночи кишат торговцами, бродягами и проститутками – и все же он остался незамеченным. И теперь то же самое происходит здесь, в отеле «Риверуэй»: девушка убита в нескольких ярдах от переполненного людьми бара, куда постоянно заходили и откуда выходили посетители.

Джозеф отпил глоток бренди и почувствовал, как по телу разливается тепло.

– Кстати, что пьем? – поинтересовался он.

– Тридцативосьмилетний «Наполеон». В «Лотосе» подают только лучшее, – ответил англичанин. – А что?

– Хорош. В самом деле чрезвычайно хорош.

Детектив улыбнулся. Этот восхитительный напиток не имел ничего общего с привычной ему граппой. Его взгляд скользнул по книжной полке, висевшей на стене.

– Ну да, Марк Твен. Он является одним из учредителей «Лотоса», который до сих пор остается его любимым клубом, – Джеймсон тоже отхлебнул из бокала. – К сожалению, тот был открыт три года спустя после последнего визита в Нью-Йорк Диккенса. Тогда ужин в его честь был устроен в «Дельмонико».

Ардженти кивнул. Помимо изысканной кухни и превосходных напитков, он узнал о своем городе кое-что еще, о чем прежде и не догадывался.

– А что касается подруг Камиллы Грин – я так понимаю, они не подвергались нападению? – перешел Финли к делам.

– Нет, ни одна из них. Есть в этом нечто странное, противоестественное: снимать проституток и ничего с ними не делать в сексуальном плане.

Джеймсон пожал плечами.

– Но, вероятно, здесь играют важную роль время и обстоятельства. Будь у него достаточно времени и соответствующие условия, возможно, он вступал бы с ними в сексуальные отношения, прежде чем убить, будучи уверенным в том, что риск быть пойманным в результате не возрастает.

– Значит, вы считаете, что причиной отсутствия сексуального контакта с убитыми девушками являлась ограниченность во времени?

– Нет, я вовсе не говорю этого. Я сказал лишь, что ограниченность во времени была одним из факторов.

Наклонившись вперед, англичанин подумал, стоит ли развивать эту тему. В конце концов, эта гипотеза пока не нашла широкого распространения.

– Колби полагает, что наш преступник может быть девственником, – все же сообщил он напарнику. – Возможно, удары ножом являются для него своеобразным способом сексуального удовлетворения. Но далеко не все согласны с этим предположением.

– Понятно.

Ардженти вспомнилось одно из его первых дел. Восемнадцатилетний парень был арестован за убийство проститутки в возрасте. По его словам, они много выпили, и потом он почувствовал отвращение к себе за то, что лег в постель с такой старухой. К тому же в силу большого количества выпитого парень оказался не на высоте в плане потенции, и когда женщина стала насмехаться над ним за это, он схватил ее туфлю на шпильке и бил до тех пор, пока не убил.

Поначалу Джозеф даже проникся к нему сочувствием, живо представляя, как сочетание опьянения, отвращения к себе и женских издевок могло подтолкнуть молодого человека к тому, что он совершил. Но потом вскрытие показало, что женщина была изнасилована спустя час или около того после своей смерти. Выяснилось, что парень пошел в тот же самый бар, где продолжил пить, а затем вернулся, чтобы совокупиться с мертвым телом. С тех пор Ардженти уже мало чему удивлялся.

– Я определенно не стал бы отбрасывать эту гипотезу, – сказал он.

Джеймсон с задумчивым видом взбалтывал бренди в своем бокале.

– Наряду со временем существует еще один фактор, – наконец произнес он. – Создается впечатление, будто у этого человека в голове метроном, соизмеряющий его действия с действиями окружающих. И если сложившиеся обстоятельства неидеальны, он ничего не предпринимает. – Финли отпил глоток бренди и поморщился. – На каждую убитую им девушку приходится одна или две, чьи жизни он пощадил. Только они не догадываются об этом.