Россия никогда не будет инициатором развала Союза.

Борис Ельцин, 18 октября 1991 г.

Три республики, которые выступали учредителями СССР, приостановили процесс стихийного распада того общего пространства, в котором живут наши народы.

Найдена единственно возможная формула совместной жизни в новых условиях — содружество независимых государств. В соглашении констатируется, что СССР прекращает свое существование.

Борис Ельцин, 12 декабря 1991 г.

Я не знаю, почему за спиной президента решили проигнорировать Союзный договор… Думаю, что из тупика переговоров с Украиной можно было найти выход, например, ассоциированное членство. «Украинский момент» был… использован руководителями России.

Михаил Горбачев, 12 декабря 1991 г.

Хотя 25 ноября и было объявлено, что проект союзного договора разослан в парламенты различных республик для обсуждения, сообщение служило лишь ширмой, дабы не объявлять, что встреча зашла в тупик. Горбачев, даром что стремился изо всех сил как можно быстрее завершить процесс, также не желал соглашаться с решением, которое основательно подрывало власть центра, а его самого лишало крупного поста. Руководителям республик (и Ельцину в особенности) так спешить было незачем: до тех пор, пока им не выяснить наверняка, что предпримет Украина, трудно было определить, какого рода объединение окажется приемлемым.

 

Украина делает выбор

На 1 декабря 1991 года был назначен референдум по декларации независимости, провозглашенной украинским Верховным Советом, и следом на тот же день назначили выборы первого президента Украины. До августовской попытки переворота поддержка украинской независимости в республике была далеко не всеобщей, за исключением ее западных областей. Когда весною я приезжал в Киев, большинство политических обозревателей полагали, что народ выскажется против независимости, если выбирать придется между нею и союзным договором, который признает суверенитет Украины. В конце концов» в марте большинство проголосовало за сохранение Союза.

Однако уже в конце весны и летом быстро распространялось настроение в поддержку полной независимости. Разваливающаяся экономика в сочетании с нежеланием Москвы расстаться с контролем над экономическими вопросами и ее неспособностью проводить вразумительную экономическую политику убеждал и все большее число жителей Украины, что единственным способом избежать экономического краха является выход из Союза. К 1 августа, когда я побывал в Киеве, сопровождая президента Буша, высокопоставленные официальные лица (не все из них поддерживали независимость) говорили мне, что, по их мнению, любое голосование по вопросу о независимости вряд ли стоит вообще устраивать, настолько неразличимо близкими могут оказаться результаты.

Предпринятая в Москве попытка путча ускорила развитие этой тенденции. После провала путча украинская Коммунистическая партия, оказывавшая основную поддержку идее сохранения Союза, рухнула и была запрещена. Значительное большинство жителей, в том числе и немалая часть русскоязычного населения, не желали ставить свое будущее в зависимость от колебаний политической стабильности в Москве. Если кучке из менее дюжины чиновников едва не удалось всерьез взять на себя управление всем СССР, то единственным безопасным местом оказывалось место вообще за пределами СССР.

Когда 1 декабря 1991 года на Украине состоялся референдум и были проведены выборы президента, не вызвало никакого удивления, что большинство голосов было отдано независимости и Леониду Кравчуку. Вместе с тем, наблюдателей поразило соотношение и распределение голосов. К избирательным урнам явились восемьдесят четыре процента имевших право голоса и более 90 процентов из них проголосовали за независимость. Даже в областях на востоке Украины, а также в Крыму и Одессе, где сосредоточено большое число русских, вполне ощутимое большинство проголосовало за независимость.

Как только результаты референдума были обнародованы — 3 декабря 1991 года, — РСФСР официально признала Украину независимой. Три прибалтийских государства, восточноевропейские страны и Канада, где живет много украинцев, также не замедлили заявить о признании, но признание со стороны правительства России имело самое большое значение. Впервые более чем за три столетия Россия отказалась от своих притязаний на то, что Украина по праву является частью России.

В поступке России было нечто большее, чем щедрость, к которой понуждали обстоятельства. Он к тому же ложился в замысел игры, которому, похоже, следовал Ельцин (во всяком случае, с середины ноября): воспользоваться отказом Украины войти в союз как поводом нарушить свое давнее обещание не становиться инициатором развала Союза. Теперь Ельцин мог утверждать, будто Украина, а не Россия положила конец Советскому Союзу.

Украинские политические деятели с готовностью играли свою роль. 5 декабря украинские законодатели приняли решение об аннулировании присоединения Украины к договору 1922 года, образовавшему СССР, а наследующий день решили не подписывать никакого союзного договора и создать собственные вооруженные силы.

Воодушевленный такими действиями и собственной победой на выборах, Кравчук принял приглашение Шушкевича с Ельциным встретиться с ними на следующие выходные в Беларуси. Перед отъездом из Киева он с кристальной ясностью обозначил свою позицию по отношению к проекту союзного договора. Во время пресс–конференции, последовавшей за церемонией вступления в должность президента, Кравчук заявил, что Украина будет «поддерживать политические связи с республиками–государствами», но не вступит ни в какой союз, предполагающий центральный орган власти. Сказанное, разумеется, означало, что Украина не будет частью никакого союза, приемлемого для Горбачева, если Горбачев намеревался действовать так, как о том неоднократно говорил на заседаниях Государственного Совета в ноябре.

 

Встреча в охотничьем домике

Когда 25 ноября Горбачев в бешенстве покинул заседание Государственного Совета, Шушкевич договорился с Ельциным о встрече, идеальные условия для которой, с его точки зрения, предоставляли уединение и сельский уют Беловежской Пущи.

За день до отъезда из Москвы в Минск Ельцин обсуждал сложившееся положение с Горбачевым, и оба они сошлись на том, что невозможно представить себе союз без Украины. Очевидно, они еще не знали, что сказал в тот день в Киеве Кравчук, поскольку Горбачев продолжал настаивать, что Украина, в конечном счете, присоединится к союзному договору. Фраза Горбачева о том, что результаты референдума за независимость отражают не более как намерение найти способ для создания основы равенства с другими республиками в будущем союзе, достаточно выражает всю меру его самообольщения. «Я уверен, — утверждал Горбачев, — что сегодня люди на Украине думают о союзе, так же как и люди в других уголках нашей огромной страны».

И Ельцин, и Кравчук, и Шушкевич отрицают, что заранее знали, чем завершится их встреча. Как утверждают Шушкевич с Ельциным, они не были уверены в том, что Кравчука удастся убедить принять хоть какой–то вид объединения, учитывая подавляющую поддержку независимости во время референдума на Украине и заявление самого Кравчука, сделанное им после вступления в должность президента. Насущным считалось, в особенности для Беларуси, добиться, чтобы граница с Украиной оставалась открытой: гарантировать этого через союзный договор было уже нельзя, поскольку Украина к нему не присоединялась, оставался, следовательно, один путь — сепаратно договориться с независимой Украиной.

С осени 1990 года между Россией и Украиной велась вялая и отрывочная дискуссия о том, каким быть содружеству, о котором договаривались республики. В обеих странах политики, противившиеся союзному договору как неизбежному ущемлению украинского или же российского суверенитета, работали над проектами соглашений о содружестве. В России Геннадий Бурбулис со своими сторонниками предпринял также попытку набросать проект соглашения, дававшего России предлог вобрать в себя все учреждения СССР и стать преемницей СССР с точки зрения международного права. Сопровождая Ельцина на встречу, Бурбулис прихватил эти наброски с собой.

Позже Ельцин вспоминал, что вначале он спросил Кравчука, можно ли как–то приспособить союзный договор, по которому велись переговоры с Горбачевым, чтобы Украина согласилась присоединиться к нему. Когда же Кравчук ответил категорическим «нет», участники встречи переключили внимание на составление такого соглашения, которое Украину устроило бы. А это означало, что союз не может быть государством или «субъектом» международного права или обладать любыми атрибутами власти, позволяющими хоть как–то ограничить суверенитет его членов.

Советники работали всю ночь, а когда в воскресенье утром документ вроде бы был готов к подписанию, три главных участника встречи связались с Назарбаевым, чей самолет только что приземлился в Москве, и пригласили того присоединиться к ним. Вначале Назарбаев согласился, но затем, переговорив по телефону с Горбачевым, решил не ехать. Позже он пояснил, что почувствовал: он уже не сумеет повлиять на ход переговоров и не захотел участвовать в том, что многие расценят как заговор.

Ельцин с Шушкевичем, однако, не были уведомлены, что Назарбаев не прилетит. Соорудив для подписания большой стол и призвав журналистов засвидетельствовать церемонию, они отправились в аэропорт встречать казахского руководителя. Когда Назарбаев не прибыл, три лидера взялись за дело и подписали совместную декларацию и Соглашение «Об образовании Содружества независимых государств». Некоторые комментаторы отнеслись к нему как к «славянскому содружеству», однако подобного намерения явно не просматривалось. Совместная декларация провозглашала, что содружество открыто для всех бывших членов СССР, равно как и других государств, «разделяющих цели и принципы» соглашения.

В качестве хозяина встречи Шушкевича отрядили связаться с Горбачевым и сообщить о том, что произошло. Ельцин вызвался позвонить президенту Бушу и первым вышел на связь. Позже в разговоре со мной Шушкевич отрицал, что так было специально задумано, утверждал, что не хотел сообщать Горбачеву такие новости по открытой линии связи, а в охотничьем домике не было защищенной правительственной телефонной связи, поэтому и ждал, когда вернется в Минск и позвонит Горбачеву оттуда. Ельцин, между тем, позвонил Бушу незамедлительно. Было так задумано или нет (а для многих объяснения Шушкевича звучат неубедительно, поскольку правительственные «дачи» и «домики» обычно оборудованы защищенными телефонными средствами), но можно понять ярость Горбачева, когда тот узнал, что Буша проинформировали первым.

Как рассказал мне Шушкевич, когда он связался по телефону с Горбачевым и объяснил, что произошло, то Горбачев первым делом спросил: «А со мной что?»

 

«Содружество», а не страна

У Содружества, созданного в охотничьем домике Беловежской Пущи, не было ни президента, ни премьер–министра, ни даже генерального секретаря. На деле Соглашение не предусматривало никакого особого постоянного органа, в нем лишь указывалось, что различные «координационные учреждения», которые могут возникнуть, будут находиться в Минске, столице Беларуси.

Обязательства, налагавшиеся Соглашением, сводились к общим принципам или к необходимости координации: само по себе Содружество не получало ни власти, ни руководства за пределами коллективной воли его членов. И возымей его члены желание пренебречь взятыми на себя обязательствами, Содружество оказывалось бессильно, оно не располагало никаким принудительным механизмом. Не вверялось ему и право взимать налоги.

Впрочем, кое–какие обязательства имели значение. Вот одно из самых конкретных: «сохранять и обеспечивать под объединенным командованием общее военно–стратегическое пространство, в том числе и соединенное командование над ядерными вооружениями». Однако процедуры для воплощения этого еще только предстояло разработать.

Важным было и обязательство «признавать и уважать территориальную целостность друг друга и нерушимость границ внутри Содружества», поскольку не далее как в августе и сентябре некоторые российские представители поговаривали о необходимости пересмотра границ с тем, чтобы включить области, где большинство населения составляют русские, в состав России.

Стоить отметить также и обязательство отстаивать права человека «в соответствии с общепринятыми международными нормами», заимствованное из сентябрьской декларации Съезда народных депутатов СССР. И хотя у Содружества не было рычагов обеспечить соблюдение данного обязательства, все же Соглашение признавало международные стандарты определяющими для внутренних законов, а также давало мерило, по которому можно было судить о состоянии прав человека в государствах–членах.

Соглашение также предписывало государствам–членам «гарантировать соблюдение международных обязательств, налагаемых на них по договорам и соглашениям бывшего СССР», однако формулировка была такова, что возлагаются эти обязательства индивидуально каждым из государств–членов, а не Содружеством в целом, и государства–члены сами решают, какими из обязательств они связаны.

Большая часть остальных положений выглядит скорее благочестивыми устремлениями, нежели обязательствами: участникам предстояло сотрудничать во внешней политике, экономической стратегии, в вопросах транспорта и связи, зашиты окружающей среды, миграции и предотвращения преступности. Споры и разногласия должны решаться путем переговоров, и каждый из членов Содружества мог выйти из него, просто уведомив о том остальных за двенадцать месяцев.

Дополнительно три премьер–министра подписали коротенькое соглашение об экономическом сотрудничестве, изобиловавшее напыщенными обязательствами координировать и кооперировать, зато лишенное какого бы то ни было механизма обеспечения того, чтобы политика всех на деле оказалась гармонично согласованной.

Главы правительств, к примеру, согласились «проводить скоординированные радикальные экономические реформы для внедрения эффективных рыночных механизмов, для преобразования отношений собственности и обеспечения свободного предпринимательства», однако в Соглашении даже не были упомянуты реформы, о которых Ельцин уже объявил и которые Шушкевич с Кравчуком отвергли.

Сходным образом обязательство заключить «межбанковское соглашение», которое контролировало бы денежную эмиссию и устанавливало потолки для бюджетных дефицитов, было лишено каких–либо согласованных подходов к осуществлению общей политики.

Говоря коротко, встреча в Беловежской Пуще оставила куда больше нерешенного, чем решенного. Соглашения, лишенные механизмов осуществления, не могли гарантировать, что какие–либо из обязательств станут соблюдаться. В одном пункте, впрочем, Соглашение звучало безоговорочно; Союз Советских Социалистических Республик прекратит свое существование.

 

Тщетное сопротивление

Ельцин, вернувшийся в Москву 9 декабря, был делегирован двумя своими коллегами разъяснять Соглашение Горбачеву. Что он и проделал на встрече, на которой присутствовал и Назарбаев. А тем временем Геннадий Бурбулис и Андрей Козырев отвечали на вопросы по Соглашению о Содружестве на пресс–конференции для иностранных журналистов. Соглашение, утверждали они, это «единственный способ спасти то, что еще можно спасти» от Советского Союза, а потому его следует рассматривать не как

основание для развала Советского Союза, а скорее как шаг, который предотвратит дальнейший распад власти на его территории,

Горбачев подобную интерпретацию принять не мог, однако в первом своем публичном высказывании выразился не столь отрицательно, как реагируя в личном плане. В понедельник вечером 9 декабря он отправился на московское телевидение, чтобы сразу после передачи новостей заявить, что у Соглашения есть и позитивные аспекты, однако провозглашение прекращения существования СССР совершенно неуместно. У каждой республики, признал он, есть неоспоримое право покинуть Союз, но, тем не менее, убеждал Горбачев, «судьбу многонационального государства нельзя решить волей руководителей трех республик». Он предложил обсудить Соглашение о Содружестве и проект союзного договора законодательным органам республик и Верховному Совету СССР, а также, возможно, провести референдум.

Важнее, в данном случае, реакция Назарбаева. Среди руководителей республикой был главным поборником союзного договора и постоянно противился лишению нового союза атрибутов государственности. Кроме этого, он оказался последним, кто по–прежнему пылко поддерживал Горбачева как политического лидера. Потребует ли он рассмотрения вопроса о Содружестве?

Первые заявления Назарбаева (на пресс–конференции в Москве в тот же понедельник) прозвучали осторожно, но критически. Он заявил, что заранее не имел никакого представления, что славянские руководители пойдут на соглашение, ими заключенное, и что, по его мнению, вопрос следует обсудить всем республикам и Съезду народных депутатов СССР. Не закрывая полностью дверь для участия Казахстана в Содружестве, Назарбаев недвусмысленно заявил, что по–прежнему выступает за союзный договор и верит, что Соглашение о Содружестве следует считать просто предложением трех подписавших его, которое стоит обсудить наряду с союзным договором.

Против Соглашения о Содружестве выступили многие: не только неперестроившиеся империалисты вроде членов «Союза» Владимира Жириновского и бывших аппаратчиков компартии, но и такие уважаемые демократы, как мэр Санкт—Петербурга Анатолий Собчак, мэр Москвы Гавриил Попов, лидер Демократической партии Николай Травкин и большинство руководителей движения «За демократические реформы».

Тем не менее, Верховные советы России, Беларуси и Украины быстро ратифицировали Соглашение о Содружестве, и три правительства в приказном порядке запретили своим представителям участвовать в работе Верховного Совета СССР или Съезда народных депутатов. Это лишало данные учреждения кворума и оставляло противников Содружества без законодательных и правовых ресурсов. Назарбаев быстро осознал непрактичность предложений, сделанных им в Москве 9 декабря, и принялся побуждать республики Центральной Азии принять Соглашение о Содружестве с единственным условием: они тоже станут членами–основателями. 16 декабря парламент Казахстана провозгласит, наконец, независимость, с тем чтобы в окончательных переговорах республика участвовала в равном со всеми статусе.

Декларация о приверженности Содружеству Независимых Государств была подписана в Алма—Ате 21 декабря 1991 года руководителями всех бывших советских республик, кроме трех прибалтийских государств и Грузии.

В течение ноября и декабря Россия систематически поглощала остававшиеся на российской земле союзные учреждения, и другие республики проделали то же самое на своей территории — за исключением военных баз и вооруженных сил. К понедельнику, 23 декабря, мало что оставалось сделать, как только решить, когда Горбачев покинет свой пост.

 

Было ли это законно?

Горбачев очень скоро отказался от сдержанности и экивоков в оценках Беловежского соглашения. Встречу в Пуще он стал характеризовать как точно такой же незаконный переворот, каким было создание ГКЧП в августе. Отличало их только одно, считал Горбачев: путч провалился, а соглашение состоялось.

Законно ли? Политики и правоведы все еще спорят на сей счет, и историки грядущих поколений, несомненно, продолжат этот спор. Оплакивающие Советский Союз, естественно, склонны видеть в недееспособном Содружестве Независимых Государств незаконный отпрыск заговора, в то время как жаждущие выйти за любые действенные пределы суверенности своей республики станут заверять, будто все проделано в строгом соответствии с законностью.

Каким бы ни был приговор специалистов конституционного права, ясно, что (в отличие от организаторов августовского путча, которым для создания иллюзии законности пришлось пустить в ход выдумку о нездоровье Горбачева) сотворенное Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем носит спорный характер. Они были руководителями республик, избранными в ходе конституционного процесса в каждой из республик, и двое из них были избраны всенародным голосованием. Все три республики провозгласили суверенитет, две из них — полную независимость. Их республики являлись основателями Союза Советских Социалистических Республик, конституция которого предоставляла право на отделение. По–видимому, участники, бывшие зачинателями договора, обладают правом прекратить его действие, в особенности если договор сохранял принцип суверенности республик, что в данном случае имело место.

Прекрасно, согласятся одни. Республики, может, и имели изначальное право выйти из СССР, зато руководители, собравшиеся на встречу в Беловежской Пуще, не получали полномочий принимать такое решение. В конце концов, граждане всех трех республик во время мартовского референдума проголосовали за сохранение Союза.

Впрочем, вопрос, вынесенный на мартовский референдум, был настолько путано сформулирован, что вряд ли он имел законно обязывающее действие. А что касается Украины, то уже совсем недавно подавляющее большинство ее населения проголосовало за законно обязующее предложение установить полную независимость и ее парламент запретил тогдашнему правительству присоединяться к союзному договору. Если взять Беларусь, то ее парламент огромным большинством проголосовал за декларацию независимости. Что до России, то мандат Ельцина менее очевиден, но, как и Шушкевич с Кравчуком, он впоследствии получил ратификацию Соглашения о Содружестве у себя в парламенте. Большинство граждан России, весьма возможно, предпочла бы союз, включавший Украину, независимости, но сомнительно, чтобы большинство поддержало союз без Украины.

Тем не менее, что бы ни говорилось в оправдание тайной встречи, положившей конец СССР, основатели Содружества явно не были скрупулезны в следовании процедурам, установленным советским законом.

Константин Лубенченко, последний спикер советского парламента, первоначально заклеймивший Беловежское соглашение как незаконное, в марте 1992 гада сказал мне, что нисколько не сомневается в том, что Съезд народных депутатов СССР согласился бы на ликвидацию Советского Союза в безукоризненном, с точке зрения закона, порядке, если бы президенты республик выступили с прямой просьбой на сей счет. Депутаты осознали бы, что не смогут продолжать работу перед лицом оппозиции со стороны республик и, сколь бы то ни было печально, просьбу удовлетворили. По мнению Лубенченко, профессора права по профессии, трагедия насильственной ликвидации структур советского государства состояла в том, что такие действия подрывали уважение к власти закона, этого все еще нежного и слабого побега в России и других бывших советских республиках. Более того, он считал, что тем самым бросается тень на легитимность нового российского государства и оппозиционеры и недовольные получат основание прибегать к неконституционным методам.

 

Россия сама по себе

Оставим законность в покое, ибо никогда не достичь полного согласия в оценке методов, которыми действовали Ельцин, Кравчук, Шушкевич и другие руководители республик, дабы прикончить Советский Союз. Сторонники концепции содружества указывают на практические факторы, которые, по их утверждению, не оставляли руководителям республик реального выбора, кроме как действовать так, как они действовали.

Законодательная власть Советов и их правительство раз за разом демонстрировали свою неспособность проложить эффективный путь реформ, даже больше: пока продолжали существовать союзные учреждения, они стремились блокировать реформаторские усилия России и других республик. Между тем хозяйство страны не просто находилось в упадке: оно разваливалось. России, если она хотела сохранить хотя бы подобие приверженности политике реформ, просто необходимо было избавиться от союзных учреждений. Иначе не было бы конца спорам и придиркам по поводу правомерности, и советская бюрократия заблокировала бы любые реальные перемены. Кроме того, как показали в сентябре — октябре переговоры по экономическому сообществу, большинство республиканских правительств, помимо России, противились радикальной экономической реформе. Союзное правительство предоставило бы в их распоряжение рычаги, с помощью которых можно было бы извратить, а то и свести на нет все российские усилия.

Окажись новое российское правительство способным осуществить действенную программу реформ в России, в глазах многих оно подтвердило бы практическую правомерность конца Советского Союза. Если же его реформаторские усилия оказывались еще более разрушительными, чем можно было бы предположить, то, увы, старое недовольство, застарелые обиды обретали бы новую жизнь.

————

Еще тогда, когда Ельцин успешно маневрировал, уничтожая Советский Союз, в российском политическом руководстве стали заметны трещины и изломы, которым предстояло иметь серьезные последствия в будущем. Реформаторская программа, которую изложило правительство, созданное Ельциным в ноябре, вызвала противодействие в Верховном Совете РСФСР, оказавшемся на удивление сильным.

Россия таким образом встречала рассвет независимости от Советской власти в сумраке собственного политического кризиса. Государство по–прежнему функционировало по старой советской Конституции, которая изначально предназначалась для иного механизма сцеплений и передач в совершенно иной машине. Для надежности Конституция исправлялась и подправлялась около сотни раз, но в результате происходило лишь латание старых дыр, оставлявшее достаточно противоречий и двусмысленностей, чтобы превратить любой политический спор в конституционное сражение.

Ельцин решил не готовить и не принимать новую российскую конституцию осенью 1991 года, когда послепутчевый шок мог бы обеспечить быстрое согласие. Вместо этого он предпочел направить свою энергию на слом союзной структуры власти. И хотя цели своей он достиг, в наследство ему досталось государство со множеством политических ловушек и западней. И в будущем при каждом провале той или иной политики уже не окажется Горбачева, на которого можно было бы свалить вину.

 

Финал

Горбачев смирился с выпавшей ему судьбой с достоинством, но не безропотно. Буквально ежедневно, до самой отставки, он выступал с заявлением или устраивал интервью, предупреждая о грядущих опасностях, если союзному государству будет отказано в существовании. Он предсказывал этнические раздоры, хозяйственный хаос, распад России и других республик, считал весьма высокой вероятность гражданской войны.

Его уже мало кто слушал, но Горбачев либо не замечал, либо не обращал на это внимания. Даже когда его собственное низложение стало очевидностью, он продолжал свары с президентами республик. Впрочем, если не считать нескольких разрозненных встреч с Ельциным, горячие словопрения велись издалека; интервью журналистам, сообщения, распространяемые ТАСС, замечания в беседах с кем–либо из гостей. Президенты республик подчеркнуто отказывались приглашать его на свои встречи и собрания.

17 декабря я посетил Горбачева вместе с другими участниками проходившей в Москве конференции по этнической ненависти.

Он был спокоен и, очевидно, смирился со своей участью, но заявил, что еще не определил дня, когда уйдет с поста. Прежде ему хотелось посмотреть, каковы будут результаты встречи руководителей республик в Алма—Ате, назначенной на 21 декабря. Он явно рассчитывал выступить перед участниками встречи, но, похоже, понял, что его не пригласят, поскольку заметил, что в любом случае обратится к ним с посланием.

Послание Горбачева участникам алма–атинской встречи содержало ряд здравых и в перспективе полезных предложений, в том числе по желательности укрепления защиты прав человека, преимуществам общего гражданства и необходимости сохранять централизованное командование над ядерным оружием. В заключение он обратился с особым призывом позволить Верховному Совету СССР провести заседание и формально распустить Советский Союз, объясняя свой совет следующим образом:

«Нам следует начать новую эру в истории страны с достоинством и в согласии с нормами легитимности. Одной из причин исторических бед наших народов явились громадные разрывы в развитии, разрушительные революции, преждевременные порядки, навязываемые обществу. У нас достаточно как предпосылок, так и опыта, чтобы действовать в рамках демократических установок».

Что касается алма–атинской конференции, то совет Горбачева оставили без внимания. Суть первоначального соглашения о Содружестве, подписанного в Беларуси, не изменилась.

Единственная уступка, которую сделали Горбачеву, касалась его личного будущего. Разговор об этом Горбачев вел с глазу на глаз с Ельциным,

и встреча длилась более десяти часов. Ельцин представил требования Горбачева как непомерные, но немногие на Западе сочтут испрошенное Горбачевым неподобающим для уходящего в отставку главы государства. Он получил в свое распоряжение здание, где размещался один из научных институтов Коммунистической партии, чтобы использовать его под общественно–научный фонд. Создан важный прецедент: впервые Россия позволила политическому лидеру после отставки продолжить участие в общественной жизни.