В пятнадцать минут десятого, как обычно, зазвонил будильник. Я долго выныривал из тяжелого похмелья и из очередного странного сна. Я в Юрмале на центральной прогулочной улице Йомас. Вдруг с грохотом прямо на тротуарную плитку садится кукурузник, сметая все на своем пути. Паника в близлежащих кафе. Только я остаюсь неподвижно сидеть в плетеном кресле и потягивать холодный чай.

Не лучшие ассоциации перед полетом, который мне предстоял сегодня. За последние несколько месяцев я объездил пол-Украины. Поначалу украинские агентства, которые после победы на конкурсе «Elite model Look» Дианы Ковальчук стали повсеместно возникать там, не особо активно шли на контакт с Москвой. Во-первых, Киев, где модельные офисы наиболее сильны и профессиональны, забирал лучших выпускниц школ моделей с периферии и пытался самостоятельно пристроить их за границу. Во-вторых, «новые украинцы», на чьи барыши, собственно, существовал модельный бизнес Украины, не были в восторге, что их потенциальные любовницы утекают в непонятном направлении. Сказывалась и традиционная ревность к Москве, к «большому брату». Сам не гам и другим не дам.

А сегодня мне предстоит лететь в Калининград. Местное агентство празднует там день рождения и под это дело собирает московскую тусовку повыпендриваться перед местной знатью. Вечер, насколько мне известно, будет вести Пельш, приглашены Говорухин, Меньшов (или дочь его, несносно ведущая какую-то программу в дневном эфире, но с бешеными рейтингами, – вот и пойми после этого зрителя), директора каких-то московских агентств, играет Дидюля и кто-то еще поет из звезд. Мне наплевать на весь этот пафос – я еду по делу. Отыскать свою звезду. Будущую королеву подиумов и лицо, за которое косметические компании будут драться, предлагая к миллионному контракту перелеты первым классом в сопровождении свиты, круглосуточную охрану, лимузины в аэропорту и ломящийся мини-бар в гостиничных пятизвездочных апартаментах.

Я уже привык быть окруженным красивыми людьми, привык общаться с девушками, которые являют собой подобие моделей, явно выше среднего уровня красоты. И каково же было мое удивление, когда недавно я пришел в обычную районную поликлинику за справкой для бассейна и увидел большую группу молодежи. Очевидно, в этот день какой-то вуз или техникум проходил диспансеризацию. Я поразился обилию некрасивых лиц, множеству серых низкорослых парней и девушек с толстыми попами и короткими ногами. Мы, скауты, счастливейшие люди. Нам дано видеть прекрасное чаще, чем обычным смертным. А когда привыкаешь к приятному на вид окружению, кажется, что и весь мир за пределами твоего поля зрения тоже строен и идеален. Но это далеко не так.

Я полежал еще немного, грезя о прекрасных незнакомках, но память стойко вызывала образ Селены, лунной девушки, с которой я познакомился как-то случайно возле дома и следы которой так же неожиданно потерял, несмотря на то что знал ее домашний телефон, ездил в ее машине и не делал никаких глупостей, после которых девушка пропадает и не отвечает на звонки. Но факт оставался фактом. Уже больше года я не видел ее, и длинные гудки в телефонной трубке стали мне надоедать.

Надо собираться в аэропорт. Рейс в 11 утра. Я надеялся поехать туда сразу после ночного party. Только заехать домой по пути, переодеться и взять собранную накануне сумку, но вот не вышло. И теперь с тяжелой головой надо думать, как добираться до «Шереметьева-1». Надо было заранее попросить кого-то из друзей. Или вызвать такси. Или водителя уже заиметь давно. Не постоянного, а такого, приходящего. Тьфу, приходящего… сказал же… как сиделка приходящая получилось. Мне сиделку еще рановато. Но на водителя я еще не заработал. Хотя на такси же хватает. Бывают месяцы, когда я в финансовом плане чувствую себя вполне уверенно. Могу позволить себе (отвратительная, кстати, формулировка: «позволить себе»! – никогда так в приличном обществе о себе не говорите) покупать продукты в дорогом супермаркете, а не в соседней с домом лавке. Могу пригласить девушку в хорошее заведение. Да хоть каждый день могу приглашать. Разных девушек. А потом провожать их домой. На такси. На третий раз посиделок в кафе и провожаний видеть немой вопрос в глазах. Испытывать даже некоторое удовлетворение от этого. Несравнимое, конечно, с сексуальным, но вполне осязаемое удовлетворение. Как будто внизу живота что-то накапливается. Я, наверное, понимаю женские эротические ощущения. В смысле физиологические. Мне описывали не раз, что чувствует женщина в момент сексуального возбуждения, нарастания переживаний, приближения к оргазму. Наверное, нечто подобное испытываю и я, когда невинно смотрю на очередную провожаемую мною и ничего не понимающую «курицу».

До «Речного вокзала» я добираюсь довольно быстро. Дальше маршрутка везет меня по Ленинградке под непрекращающийся поток воспоминаний. Здесь каждый кустик мне знаком. Одно время я встречался с девочкой из Химок, и мы часто прогуливались вдоль шумной автострады с ее собачкой, а потом целовались в подъезде, пока песик скулил и терся об ноги, заглядывая нам в глаза.

Когда я подъезжаю к зданию аэровокзала, посадка уже идет полным ходом. Еле успеваю проскользнуть мимо очереди на паспортном контроле и бросить на стойку регистрации билет. Выручает, что у меня нет багажа. Недовольная девушка в форменной одежде снисходит до моих умоляющих глаз. Через полчаса наш самолет отрывается от земли. Еще через час с небольшим я буду дышать балтийским воздухом.

В блестящем самолетном крыле отражались мокрые Химки, а из наушника рядом сидящего пассажира доносился писк Джорджа Майкла. Надо же. Кто-то еще слушает этого педика. Я тоже когда-то был очарован его голосом и энергетикой, но после идиотского клипа с пирсинговым языком моя любовь к небритому красавцу резко пошла на убыль и кончилась с появлением в прессе недвусмысленных намеков на его гомосексуальные наклонности.

Вам никогда раздача завтраков в самолете не напоминала кормление животных в зоопарке? Может быть, и не столь оригинальное сравнение. Независимо от национальности. Ну, может, только чопорные англичане не будут рвать из рук стюардессы заветную коробочку. Я наблюдал, как это делают японцы. С гортанными криками и причмокивая, как будто это последний завтрак в их жизни. Кстати, говорят, что это их национальная особенность. Что если японский гость не забрызгал скатерть и шумно не втягивал лапшу в рот, то ему не понравилось. Это может обидеть хозяина. Харакири он после этого вряд ли устроит, но дуться будет долго. А нас всю жизнь учат держать вилку в правильной руке и не прихлебывать суп и чай.

Я беру малюсенький пластиковый контейнер с медом. «Miele» – написано на крышечке. Благоговейно срываю фольгу. Погружаю пластиковый ножичек в тягучую массу и поднимаю немного вверх. Капля темно-желтого цвета набухает на его кончике и начинает растягиваться под силой земного притяжения, светлея на глазах, пока не становится почти прозрачной. Уже струящийся мед, превратившись в тонкий столбик, в котором появляются белесые точки, потом изломы и разрывы, легко падает на поверхность ополовиненной и разрезанной мною заранее булочки. Небрежно нанесенное масло на ее крошащуюся белую поверхность, похожую на ледяные торосы, впитывающие солнечный свет, сглаживает шероховатости и заполняет пустоты. Еще немного – и ноздреватый хлеб превратится в сливочный каток, но я успеваю положить кусочек в рот до того, как мед закапает с другой стороны булочки.

Церемония поглощения продолжается. Я снимаю целлофан с рулетика. Он в этом наборе играет роль десерта. Повидло липнет к внутренней стороне упаковки. Рулет свежий, и, сжимая его, чтобы разорвать и стянуть обертку, я превращаю почти идеальный круг среза в сплющенную полоску. В ней перемешаны пласты коричневые (шоколадная глазурь), красные (клубничное повидло) и белые (крем).

Стюардесса уже несколько раз, проходя мимо моего кресла, задерживала взгляд на мне. Я заметил. Ее интересуют мои манипуляции. Она представляет, как мои руки мягко ощупывали бы ее, лаская колени, приподнимая форменную юбку, заскальзывая на бедра, стягивая колготки, сбрасывая туфли с легким стуком каблуков на пол, массируя натруженные за день полетов ступни… Я встаю с места. Извиняясь, прохожу в хвостовую часть самолета. Туалет, к счастью, свободен. Я закрываю дверь и рывком расстегиваю зиппер на джинсах. Чуда не происходит. Можно истерзать самого себя, представляя немыслимо порочные картины соития с бригадой бортпроводниц в тесной кабинке Ту-154, ничего не изменится. Гул турбин заглушает мое рычание, и забрызганное слюной зеркало отражает перекошенное в бессильной ярости самурайское лицо.