Остренькая хитрая лисья мордочка вытянулась, и носик затрепетал в ожидании скорой добычи. Удивительно, как в столь юном создании сочетаются черты, характерные для стерв со стажем. Марину Белокурову все подружки звали Бестия, не убоявшись колдовских чар и порчи, которую она могла бы в отместку навести. Закончив с отличием школу – учеба всегда давалась ей легко, – Бестия оказалась на распутье. Учиться дальше не хотелось. Кругом подружки крутились, как сырные шарики в масляных купелях: устраивались на блатную работу, выскакивали замуж, заводили богатых папиков… Но родители, вполне приличные и интеллигентные люди, словно созданные для того, чтобы опровергнуть пословицу о яблоках, падающих в самый неподходящий момент и не туда, куда надо, ждали от нее высшего образования. И Бестия смирилась, пойдя не в самый престижный, зато гарантирующий ей беззаботное времяпровождение в своих стенах вуз. Там она начала учиться вполне прилично, благодаря природной сметливости и хорошей памяти – спасибо родительским генам. Мама Бестии, закончив Плешку – Институт народного хозяйства, – не пошла работать, а посвятила жизнь воспитанию дочери, благо папа, служивший в КГБ, зарабатывал достаточно и после распада СССР. С детских лет маленькую Бестию водили не в спортивную секцию и не в музыкальную школу, а в театр моды. Худенькая, стройная, высокая для своих лет, она обращала на себя внимание, и одно время даже родители других обучающихся забили тревогу – их дети, талантливые самородки, не хуже какой-то выскочки, оказались в тени, были отодвинуты на второй план и в прямом, и в переносном смысле: главный постановщик и преподаватель детского театра выстраивал свои композиции в расчете на обаяние Бестии и мастерство. Во всех постановках она красовалась на передней линии. Ею заканчивали выходы и привязывали к ее движениям сценические задумки. В девять лет она выиграла какой-то детский конкурс, и после этого родители как с цепи сорвались. Все киностудии были атакованы почувствовавшей запах успеха мамашей. Фотографии оставлялись для банков данных на киностудиях, телефон оборван был у Грачевского, снимавшего очередной «Ералаш», модельные агентства столицы тоже не были обойдены вниманием. Бестия стала моделью сразу в трех из них – тех, которые выказывали хоть какой-то интерес к детям. Правда, через какое-то время и мама и дочь несколько охладели к этому делу. Фотографии пылились в папках агентств, киностудии не спешили пригласить талантливую малышку для съемок – кинопроизводство после развала СССР еще долго приходило в себя. Известные режиссеры клипов и фильмов старались снять в кадре близких родственников и детей друзей, а то и спонсоров, то и дело появлявшихся на горизонте. Бестия засматривалась на мальчиков и перестала посещать даже любимую школу танцев, в которую перерос детский театр моды. Однако теперь, спустя почти семь лет, не проходило дня, чтобы Бестию не звали в какой-нибудь рекламный проект.

Бестия крутила в руках очередную визитку, на которой выпуклым черным шрифтом на прозрачном пластике значилось: «Валерий Кичин – продюсер» и телефон. Половина из подходивших к ней на улице конечно же были липовыми режиссерами и фотографами, пытающимися завлечь юную девушку соблазнительными предложениями, но Бестия каким-то чутьем предвосхищала события.

Так она получила маленькую роль в картине известного мастера, который вдруг после десяти лет творческого молчания снял очередной шедевр – про последствия перестройки. Дочь главной героини в исполнении Бестии появлялась в кадре всего пару раз, но уже на следующий день после выхода картины на экран телефон дома звонил не переставая. Все друзья и знакомые отметили дебют и сочли своим долгом засвидетельствовать фальшивую или, того хуже, расчетливую радость – авось не забудет в следующий раз порекомендовать кого-то из бывших партнеров по занятиям дефиле для съемок в новом проекте, сообщит о кастинге, даст знать о пробах.

Затем ее, повзрослевшую, все же уговорили записаться в одно из открывшихся с помпой агентств.

Бестия сразу приглянулась директору агентства, хотя он и был геем. Но модное личико сулило немалые барыши. Ведь наряду со спонсорскими деньгами, получаемыми от владельца агентства – любителя юных дев, – всегда существует возможность заработать и на непосредственном бизнесе: продать за границу или для рекламной кампании крупной фирмы свежий образ, способный стать новой путеводной звездой для десятков ненормальных дизайнеров от-кутюр, редакторов глянцевых изданий. Бестия стала получать лучшие кастинги в первую очередь. Ей сделали шикарные фототесты у Семена Танка и подстригли челку, так что она сразу стала модным персонажем, а не просто красивой девочкой-моделькой.

Валерий Кичин смотрел пытливо, хмуря брови и вертя в руках коробочку-визитницу, из которой минутой раньше достал кусочек пластика со своими координатами. Нельзя сказать, чтобы продюсер Кичин нуждался в моделях для рекламы. Он занимался организацией крупных корпоративных праздников и не стал бы возиться с раскруткой даже очень перспективного лица. Но, как любой страстный поклонник женщин, не мог пройти мимо приглянувшегося ему личика. Кичин был «рожистом», то есть мужчиной, для которого в потенциальном партнере лицо важнее фигуры. Он возбуждался именно на лица, а не на длину ног, величину или форму груди и прочих округлостей женского тела. Противоположности (к числу которых относился, например, Боров) назывались «фигуристами» и западали на туловище сильнее, чем на губы, нос и форму скул. Лицо Бестии вызывало трепет в сердце Кичина, хотя он очень хорошо держал себя в руках. Ничего, кроме профессионального интереса, не отражалось в данный момент на его утомленном шоу-бизнесом лице. Оно производило впечатление на молоденьких девушек, вызывало ощущение профессиональной принадлежности к кругу избранных. Пышная шевелюра, чувственные губы, огромные добрые глаза с соответствующими статусу занятого и ведущего преимущественно ночной образ жизни человека кругами под ними. Этот образ можно было стойко ассоциировать у старлетки с человеком, который все сделает, чтобы завтра она уже блистала в кругу избранных актеров, певцов, спортсменов, музыкантов и режиссеров. И Бестия велась. Точно так же недавно она получила заказ на съемку каталога молодежной одежды. Подваливший к ней на Сретенке худощавый дядька действительно оказался фотографом, который снимал ничем не примечательные наряды для тинейджеров. Чутье не подвело Бестию. Пятьдесят долларов, полученные ею за тот съемочный день, были лучшим доказательством того, что можно работать и без агентства.

Есть люди, у которых предательство в крови. Для них объегорить ближнего – милое дело. У них не вызывает сомнения, что мир создан для того, чтобы вертеться, презирая законы Коперника, вокруг их скромной фигуры. Но это еще сложно назвать предательством. Однако от себялюбия до вседозволенности один шаг. А вседозволенность, вызывающая стойкое привыкание, легко приводит к потере ориентиров.

Бестия не считала, что она совершает что-то предосудительное, не информируя свое агентство о съемке. Ведь это она мучается под руками визажиста, больше часа накладывающего ей грим, отчего, вполне вероятно, лицо будет чесаться и покрываться сыпью. Это она потеет под лучами жарких ламп и выполняет нелепые команды фотографа. Это ей приходится ехать на другой конец города, чтобы отобрать необходимые вещи для съемки, а потом после нее добираться на метро до дому. Никто не оценит благородство и преданность. Вот и папаша ее, не дождавшись совершеннолетия дочери, оставил семью и подался куда-то на заработки, сменив постоянное местожительство на заграничные соблазны. И КГБ не помогло остановить его. Сказать по правде, Бестия мечтала через какое-то время уехать к нему, пусть это и закрыло бы ей дорогу в Россию навсегда. Маму жалеть не надо, у нее поклонников хоть отбавляй. Даже тот, последний, с которым она ездила на Кипр отдыхать, был чем-то похож на стоявшего сейчас перед ней продюсера Кичина. Такие же глаза с мешками, такие же пышные волосы, только более седые. А оказалось, что совсем не имеет отношения к шоу-бизнесу, а, напротив, связан с ФСБ или какой-то властной структурой. Везет мамашке на разведчиков и ментов. После папочки сначала был какой-то майор, а потом гаишник из руководства московским движением, будь оно неладно. Бестия и не думала водить машину, но пробки на дорогах раздражали ее и во время передвижения в общественном транспорте, и даже при переходе дороги. Прут без разбору на красный иногда – сил нет!

Продюсер покосился на свой оставленный на обочине красный «корвет», предмет его гордости и вожделения многих девушек, которых он, так же как Бестию, встречал на улицах Москвы.

– Так, может, все же тебя подбросить? Поговорим заодно по пути…

– А вам по пути?

Бестия колебалась, но носик ее звал на подвиги и в голове непрестанно проносились мысли одна соблазнительней другой. Вот она выходит из «корвета» у своего дома в Кузьминках. Вот продюсер представляет ее съемочной группе музыкального клипа – не зря же он уже обмолвился о том, что дружен и с Федором Бондарчуком, и с Гришей Константинопольским. Вот ее лицо на Новом Арбате насмешливо взирает с огромного плаката на проносящиеся мимо машины и толпы людей, исследующих магазинчики и торговые центры, вытянутые вдоль этой центральной магистрали города. Вот на сцене концертного зала «Россия» ей вручают премию «Овация» в номинации «Лучшая модель года». Бестия непроизвольно дернула рукой, сжимающей ручки сумки, и отвела глаза от пытливого взгляда Кичина, который продолжал говорить, сыпать именами и названиями, пока его речь не замедлилась и Бестия не выпала из кокона его обаяния. Пытаясь понять, в чем дело, она оглянулась, проследив за его взглядом. Мимо только что прошла расфуфыренная чувиха с черными как смоль волосами.

Зачем одеваться как блядь, если ты не блядь? Этот вопрос мучил Кичина уже долгое время. Темные очки, сапоги-ботфорты, вечерний макияж, леопардовый плащ – и во всем этом гордо шествовать в два часа дня по Тверской. Да по любой другой улице… (Тверская в данном случае не есть символ развратного московского центра, известного как место, где можно снять девочку на ночь. У нас день – вы не забыли?) А просто по центральной улице. Средь бела дня… Мимо изумленных старушек, пенсионеров, домохозяек и бизнесменов, посещающих магазины, желающих купить что-то шикарной девушке, идущей неторопливо с поддельной сумочкой «LOUIS VUITTON», ставшей уже притчей во языцех в этом сезоне в Москве…

У Бестии не было такой сумочки. Она знала, что девочкам обычно такие вещи дарят поклонники. Но у нее еще не случалось поклонника. Даже ее агентство, известное тем, что подгоняло новеньких своему владельцу, пока никак не отреагировало на ее появление, помимо того, что активно продвигало ее как модель. А между тем другие девчонки рассказывали и про купание в джакузи на даче у владельца, и про поездки в Египет и на Кубу, и про подарочки к Восьмому марта – всем одинаковые, правда, мобильники, – и про частые приглашения на обед и ужин в шикарные московские рестораны. Бестия так и не поняла, как оказалась в уютном салоне «корвета». Сидеть было низко, но прикольно. Музыка хлынула в уши, и запах одеколона, витавший над кудрями Кичина, проник наконец ей в самый мозг. Нельзя сказать, чтобы Бестия перестала контролировать себя, но все доходило до нее как бы с опозданием и через какой-то внутренний фильтр. Кичин что-то говорил, выруливая на оперативный простор и давая двигателю оторваться по полной. Он чувствовал, что скорость понравится Бестии, как нравилась до нее десяткам девушек, которые попадали к нему в машину.