Парадом командовал Павлуша Косой. Бестия встречала его пару раз в злачных местах столицы, и пару раз корифей сценических постановок (именно ему принадлежали идеи оформления показов «Дикой-Волшебной орхидеи» в стилистике космических войн, арабских ночей, снежного лета, водного мира) обращал внимание на субтильную фигурку, говоря одну и ту же фразу: «Была б пожопастее – взял бы тебя, детка… (здесь следовала пауза) белье показывать… дикое… необузданное!» – и закатывался гомерическим хохотом. Сегодня кастинг тоже был на белье. Фирма попроще, чем «Орхидея», но тоже известная – «Сирена». Выбор моделей для показа представлял собой печальное зрелище. За длинным столом, чуть ли не красным бархатом покрытым, сидела делегация человек в десять. Здесь были несколько представителей фирмы, дизайнер коллекции, придворный фотограф, снимающий ежегодные каталоги, супруга президента «Сирены», пара его друзей, любителей и друзей моделей. Все они восседали за столом, уставленным стаканами и бутылочками с питьевой водой и заваленным писчей бумагой, чтобы каждый мог составить собственное мнение и выписать фамилии тех, кому в этом сезоне выпадет честь продефилировать в новой коллекции. Над всем этим возвышался богатырского роста Павлуша, восседающий на высоком барном стуле. В комнате было шумно. Кастинг уже шел вовсю, отсматривающие были разгорячены проходящим перед ними действом, и Бестия в очередной раз пожалела, что пришла. На ее точеное, как у фарфоровой статуэтки, но субтильное тельце вряд ли найдется размер, даже если она и покорит в этот раз Павлушу. Девушки, не прошедшие отбор, с понурыми лицами покидали шоу-рум компании. Некоторые, кого попросили остаться, с визгом носились по примерочной, болтая по мобильному.
К восьми часам вечера последние модели были отобраны. Несколько девушек в слезах уходили из примерочной – на них так ничего и не подобрали, а день потерян. Бестии повезло – у нее два выхода. У некоторых по три-четыре, а у Наташи Лесовиковой аж пять. Классная девка. Молодая еще, но, видно, далеко пойдет. У Бестии нет таких печальных оленьих глаз – вся многострадальная история России отразилась в них: и набеги монголов, и осады поляков, и красный террор. У Бестии нет таких длинных стройных ног, словно выточенных из слоновьей кости и покрытых лаком. У Бестии не такие красивые волосы: как тонкая леска – один волосок к другому, – они спадают вдоль гибкой узкой спины Наташи к идеальной формы попке. И ступни и кисти рук Лесовиковой – словно итоговая работа скульптора по отработке техники лепки отдельных частей человеческого тела. Нет, не человеческого… божественного тела!
Бестия шмыгнула носиком, составляющим одно из ее основных достоинств. Нет, она тоже была хороша, но другой, особенной красотой, которую красотой не называют. Своеобразное лицо, так привлекавшее к ней фотографов, ладная фигурка – не зря столько занималась танцами, спортом и сейчас продолжает изводить себя в зале, – но все это не было доведено творцом до совершенства, как у Наташи, словно оторвался он от процесса, отвлекся, а потом вроде и недосуг было закончить. Решил, что и так сойдет. Хотя на Наташу так вроде мельком посмотришь – обычная тоже девушка, а начнешь раскладывать на составляющие – идеал.
Вот и Павлуша сразу отметил новенькую, его глаза заблестели нехорошим вампирским светом. Любил он поиздеваться над свеженькими модельками, а у Наташи это явно первый серьезный кастинг. Но Павлуша не смог проявить язвительность и меткую колкость, не пошли ему в то горло жалящие слова-обидки. Наташа просто глянула в его сторону, как встревоженная запахом, но не готовая еще бежать сломя голову олениха на опушке, и отвернулась опять к сложенной рядом на стуле одежде. Природа дала ей не только внешность и стать модельную, но и мудрость вложила в ее небольшую голову на тонкой, изящной шее.
Бестии ужасно захотелось стать Наташиной подружкой. Просто быть рядом с ней, идти по Тверской, заходя во все встречающиеся по дороге кафешки и бутики, и чтобы все видели, какие они светские и изящные девчонки – просто вышли пройтись между кастингами, съесть мороженого, обсудить последние новости: кто на какую обложку попал в этом месяце и кого куда пригласили потусоваться на ближайший уик-энд. Но сразу после примерки Наташа словно упорхнула, хотя Бестия всеми силами старалась не пропустить ее и переодевалась со скоростью света. Она сначала даже подумала, что Наташа еще в здании, и потратила несколько важных минут, когда еще могла догнать Лесовикову по пути к метро. Заскочила в туалет на этаже, где располагались примерочные, сделала вид, что ищет что-то на административном этаже, – может быть, Наташу позвали, чтобы обсудить с ней возможности съемки для каталога «Сирены». Все плакаты и постеры, висящие в бутиках, продающих белье этой марки, были созданы при непосредственном участии владельца компании, который, взяв однажды в руки фотокамеру, был приятно удивлен как результатом съемки, так и удовольствием, которое он получал от процесса создания элегантных черно-белых работ, стилизованных под фотографию начала ХХ века, но с особым, присущим только нашему времени эротизмом, который выражается не в наивной простоте бесхитростных сюжетов и персонажей, а в затушеванности линий и форм, намеках на нечто большее, что ожидает за каждым изгибом и складкой ниспадающих одежд. Теперь он только иногда снимает сам, а в основном для серьезных имиджевых съемок приглашает лучших фотографов из Европы и Америки. Есть у «Сирены» и постоянный фотограф, работа которого заключается в том, чтобы делать классные карточки с показов и оттенять творческое величие основателя бельевой империи. За хорошее поведение ему доверяли снимать каталоги и участвовать в кастингах, формируя стилистику показа и составляющих ее образы моделей.
Так никого и не отыскав, Бестия разочарованно поплелась к выходу. Однако перед самым выходом ее кто-то окликнул. Это был Павлуша. Модная гарнитура hands free окольцовывала его ухо, природное косоглазие искусно скрывалось сочетанием косой челки и узкими очками с переливающимися стеклами. Павлуша дружелюбно протянул ей руку, придерживая за локоть, и распахнул дверь на улицу:
– Что ж, поздравляю. Наконец-то ты в команде.
– Благодарить вас за это? – Бестия не смогла сдержать иронию.
– А кого же?! – Павлуша расплылся в улыбке, считая ее своим неотразимым достоинством наряду с модными примочками типа электронной записной книжки и вставленного в ухо динамика мобильника.
Они дошли до дороги, и Павлуша вопросительно вскинул на Бестию глаза над стеклами своих «RAY BAN», диковато выстрелив прищуром наподобие Кота Баюна, пытающегося заворожить и запутать свою добычу.
– И что я должна теперь… – Бестия запнулась, – как-то отблагодарить вашу милость?
– Я не откажусь. – Павлуша растекся в самодовольной улыбке.
– В следующий раз, ок? – Бестия задорно взмахнула головой и, игнорируя предлагающий жест Павлуши в сторону «AUDI TT», припаркованного у тротуара, направилась в сторону ближайшей станции метро.
Павлуша только лихо присвистнул, глядя вслед удаляющейся попочке, затянутой в джинсики.
* * *
Показ проходил в Гостином дворе, который с некоторых пор превращался в арену для модных мероприятий столицы. В какой-то мере это объяснялось стремлением арендаторов стать ближе к московскому руководству, имевшему отношение к отреставрированному огромному историческому монстру. Поэтому, несмотря на явные неудобства в виде отсутствия приемлемых подъезда и стоянки для автомобилей, невозможности как-то играть светом в дневное время из-за стеклянной крыши здания, огромных площадей, не поддающихся никакому декорированию и поэтому производящих впечатление неприбранности и запущенности, здание явно не пустовало. К тому же все это требовало усиленных мер безопасности. На входе публику с пригласительными билетами встречали бравые охранники. Видимо, организаторы действа хотели выпендриться и уже со входа произвести впечатление на приглашенных, поэтому роль секьюрити играли девушки в черных брюках и черных же блузках, стянутых у ворота фиолетовыми галстуками. На служебном входе одна из вошедших в образ и раж девиц грудью стояла, не пропуская обладателей виповских билетов. Бестия, проныривая под ее локтем, услышала только грубо выдавленное из сжатых губ и обращенное к випам:
– Здесь служебный вход… не видно, что ль?
Публика исступленно сметала канапе с накрытых столов. Бестия проскользнула серой мышкой мимо расфуфыренных дам и перевела дух за кулисами, где уже вовсю шла подготовка к шоу.
Хозяин «Сирены» с простым русским именем Вася был из реэмигрантов. Много лет назад уехавший в Штаты и там, пользуясь неограниченными свободами, предоставляемыми страной равных возможностей, достиг понимания того, что на чужбине хорошо, а дома лучше. Вернулся в разоренную перестройкой Москву. Ткнулся туда-сюда: за время его отсутствия бывшие однокашники разобрали тепленькие места. Кто-то руководил кооперативом, кто-то скупал приватизационные чеки, а кто-то уже вложил их и пожинал плоды. Некоторые, правда, спивались в хрущевках Долгопрудного, а иные покинули этот бренный мир.
Седой ежик волос на голове Василия переходил в мягко пружинящие удлиненные пряди на висках, а к подбородку опять начиналась жесткая терка щетины разнообразных оттенков, от белоснежного до копотного, оттенявшей умнейшие голубые глаза. Его подруга – кто говорил жена, кто злословил, что просто сожительница, – была под стать: хоть сейчас на рекламный плакат снимай обоих. Высокая, рыжеволосая, с хищным носом и губами, способными привести в трепет Казанову, в кожаном пиджаке, держа на отлете бокал с шампанским, другой рукой обвивала локоть мужа. Они прошли сквозь толпу, расступавшуюся перед ними и расточавшую комплименты, лишь раз остановившись, чтобы раскланяться с Константинэ Андрикопулосом, как всегда элегантным до безумия, до неприличия, до оскомины, до колик, будирующих наши комплексы. Хозяин лишь слегка коснулся губами, пощекотав щетиной холеные Костины щечки, зато спутницу его Костя поцеловал троекратно, задержав ее кисть в своей руке чуть дольше положенного по этикету и глядя неотрывно влажными глазами. Хозяин позволил… Он любил жену. Нет, все же подругу. Это мужчины придумали название «жена», потому что жене легче изменять, чем партнеру, или соратнику, или… подруге.
А Костя отправился дальше по залу. На любую женщину смотрел как на потенциальную партнершу. Провожал взглядом, съедал мысленно, но все это с таким шармом, что ни у кого не оставалось осадка: ни у окружающих его мужчин-самцов-конкурентов, ни у обласканных взглядом девушек, чувствующих свою неотразимость и привлекательность. А ведь это и есть одно из основных наркотически-выраженных чувств, к которому стремится любая женщина.
Бэкстейдж представлял собой лабиринт из вешалок и стульев, рядами выставленных для переодевания девушек, где уже были валом набросаны развороченные сумки с точащими из них косметичками, колготками, кофточками, париками, надорванными блоками прокладок, бумажных носовых платков и тампонов. Устилали пол упаковки от колготок и коробки от обуви, какие-то пластиковые пакеты и невесть откуда взявшиеся газеты. Здесь, за кулисами, еще царила неразбериха, еще было шумно и бестолково, но ситуация уже приближалась к той мертвой точке тайфуна, после которой уже становится все равно, что не все доделано, потому что волна сметет всех и вся.
Но пока парикмахеры еще пытались что-то предпринять, благо добрая треть моделей носились по бэкстейджу ненакрашенными в поисках «своего» стилиста, а половина стилистов простаивала, так как к ним никто не хотел садиться, зная, что лучше уж накраситься самой, чем выйти из-под их рук на подиум. Тем не менее салон «Виринея», привлеченный чесать моделей за рекламу, был еще не самым плохим вариантом в многоликой московской мозаике индустрии красоты. Существовали салоны, открытые богатыми мужьями для удовлетворения тщеславных амбиций жен, а в некоторых случаях – просто дабы занять чем-то, чтобы не проедала плешь капризами и запросами. Запросов от этого не становилось меньше, требовались большие расходы на поддержание имиджа здравствующего и процветающего бизнеса. В качестве клиентов привлекались представители шоу-бизнеса, которые получали ежемесячное обслуживание на халяву за возможность рекламировать заведение как «салон Ирины Понаровской» или «цирюльню Сергея Пенкина». Но некоторые салоны красоты, выдержав жестокую конкуренцию и первые годы раскрутки, выходили на вполне приличный уровень прибыльности. Здесь все держалось на имени основного стилиста, побеждавшего на международных конкурсах, бравшего призы и звания на чемпионатах по парикмахерскому искусству. Некоторые стилисты, раскрутившись, со временем бросали своих благодетелей и открывали собственные салоны.
– У тебя до хера волос на голове. – Алла Варакина, директор и владелица «Виринеи», сама стояла за креслом и с негодованием взвешивала на руках пышную гриву Лесовиковой.
Наташа скромно сидела и на выпад парикмахерши никак не отреагировала – то ли была сосредоточена на мыслях о выходе на подиум, то ли замерев в ужасе оттого, что вызвала гнев светила.
Начался показ. Бестия стояла одетая – вернее, почти раздетая, и готовилась к выходу, когда за кулисы быстрым шагом вошел Павлуша и, зыркнув по сторонам глазами, скомандовал пятиминутную готовность. Почти сразу фанфары возвестили о начале показа, чтобы гости успели оторваться от фуршета и рассесться по вытянувшимся вдоль подиума рядам кресел.
Сначала шли корсетные и строгие комплекты, в которых впору идти под венец. Затем разноцветные комбинашки, вызвавшие восторг зала. Бестия с нетерпением дождалась своего выхода и, скорчив гримаску пренебрежения для стоящих поодаль товарок, готовящихся к выходу, – мол, каждый день такое показываем, – вырвалась на простор залитого светом подиума. Дойдя до конца подиума и покрутившись так и сяк для жаждущих своего кадра фотокорреспондентов, Бестия отправилась обратно, покачивая слабо выраженными бедрышками, с надменной миной на лице. Сзади шипели и недовольно гундосили особо одаренные фотографы, не успевшие сделать выгодный кадр.
Неожиданно Бестия почувствовала слабость, ноги подкосились. Физиономии, удивленно вытянутые на первых рядах, свернулись в яркую спираль, поползли куда-то вверх и вкось, переливаясь всеми цветами радуги. Она еле успела доковылять назад и практически свалилась за спасительную защиту задника. Находившуюся в глубоком обмороке девушку лупили по щекам, а переодевальщицы срывали с нее белье, чтобы сменить выход, еще надеясь, что Бестия оживет и выскочит на подиум вновь.
По подиуму тем временем дефилировали модели в кружевных трусиках и бюстгальтерах и с меховыми ошейниками на шеях, что, очевидно, должно было означать их полную покорность своему идолу – фирме «Сирена». У некоторых меховая оторочка простиралась до пояса. Словно сошедшие с альбомов Брайана Ферри, девушки в белье от «Сирены» превращались то в покорных самок, то в волнующих кровь амазонок, и в этом были заключены единство и борьба музыкального сопровождения показа и зрительных образов, способных будоражить зрителя вплоть до момента отхода ко сну после столь напряженного дня. А в финале за руку с дизайнером компании, которого отыскал Хозяин где-то в своих постоянных перемещениях по регионам России и притащил в Москву, дав полный карт-бланш в создании бельевых коллекций, от которых теперь сходила с ума столица, вышла модель в солнцезащитных очках на пол-лица. Их оправа также представляла собой меховой аксессуар для любителей экзотики, хотя вряд ли кто-нибудь из светских персонажей отважился бы надеть такие очки на вечеринку.
После вручения букетов и громоподобных оваций гости продолжали фланировать по Гостинке, кто в поисках приключений, кто чтобы переждать столпотворение в гардеробе, а кто по делам службы. К последним относился целый выводок девочек с блокнотиками в руках, которые курсировали по залу, пытаясь отловить проскакивающих мимо них манекенщиц, уже переодевшихся и расходящихся после показа.
Время от времени девочки с блокнотиками подлетали к фланирующему со скучающим видом Боре и получали новые задания. Видно было, что охотник за цыпочками решил поставить дело отлова новых лиц на поток. Мероприятий, на которые выезжали российские олигархи за рубеж, становилось все больше. Девочки для их сопровождения требовались все чаще.
Константин Андрикопулос раздавал авансы сразу трем очаровательным журналисткам издательского дома «Фэшн приз», недавно заполучившего в свой портфель журнал «Women’s health». В непосредственной близости от него, еще разгоряченный показом (не так, конечно, как юноша, увидевший обнаженную Маху, но с лихорадочным блеском в глазах, который, очевидно, не проходит у подобных персонажей до самой смерти), пытался охмурить какую-то длинноножку известный московский ловелас Павел Варакшин. Боря, дождавшись, когда троица здоровеньких журналисток отпустит Костю, поймал его за рукав и, несмотря на явное неудоволь ствие «боскодечиледжианца», которому забота об имидже не позволяла даже находиться рядом с веснушчатым циником, кивком головы указал на Варакшина:
– Конкуренцию тебе создают, Костя, непорядок!
– Это не конкурент, – Костя был рад отбрить вызывавшего у него чувство брезгливости охотника за девичьими скальпами, – это помощь!!! Не понимаешь? Помощь! Одному не справиться. – И он, хихикая, удалился, скользя по блестящей плитке Гостинки, как герцог по мраморным залам своего дворца.