Майк вносит мой чемодан в коттедж и бесцельно суетится вокруг меня. Арчи подходит и трется о мои ноги. Я наклоняюсь и глажу его, затем беру на руки и утыкаюсь лицом ему в шею. Несколько секунд он терпит, потом вырывается и стремглав убегает. Ритуал возвращения домой закончен. Арчи усаживается на кухне возле шкафа, где хранится его корм, и притворяется, что голоден. Он ведет себя так, будто не съел ни крошки, пока я была в Африке, а Майк, заменявший меня, всю неделю полностью пренебрегал им.
На столе стоит небольшая коробка.
– О, Майк, спасибо. – Asante. – Очень любезно с твоей стороны.
– Это поможет тебе продержаться, пока ты не соберешься с силами, чтобы пойти по магазинам. Не хотелось бы, чтобы наш мальчик голодал. – Он бросает быстрый взгляд на Арчи, а тот устраивает представление, за которое мог бы получить Оскара. – Пойду домой, поставлю кастрюльку греться. Увидимся через час?
– Это будет чудесно.
Майк уходит. Я обвожу взглядом коттедж, и он кажется мне чужим. У меня странное чувство – будто порвалась некая связь. Вот же мои элегантные безделушки, занавески в цветах! Неужели это я их выбрала? Едва узнаю собственный дом. Как такое могло случиться за столь короткое время? Все здесь кажется таким английским. Даже смешно. Мы в миллионе миль от Масаи-Мары. Сравнивать мой дом с Африкой – все равно, что сравнивать акварельный пейзаж с картиной, написанной большими смелыми мазками. Интересно, Доминик тоже бы так думал, будь он здесь?
Пять часов вечера, пора включать свет. В коттедже холодно, поскольку целую неделю в нем никто не жил, и я поворачиваю ручку термостата на пару щелчков. Трубы оживают и начинают потрескивать. Но здесь нет костра, у которого можно сидеть, прижавшись друг к другу…
Я кладу в миску еду для Арчи, который сразу же поворачивается ко мне спиной и начинает есть, – корыстная кошачья любовь! – и иду наверх, втаскивая за собой чемодан. В спальне я бросаю его на кровать и открываю. На самом верху лежит kanga Доминика – его масайское одеяло, которое он подарил мне на память. Я подношу к лицу ткань с красными и оранжевыми полосами и глубоко вдыхаю. Аромат Доминика, аромат Африки окутывает меня, и слезы начинают литься у меня из глаз.
Я должна быть счастлива, что вернулась в «Маленький Коттедж». Разве обычно не испытываешь чувство облегчения, когда возвращаешься домой? Уезжать – это прекрасно, но возвращаться домой, как правило, еще лучше. Дома у тебя все твое собственное – кровать, подушка, чашка чая, заваренного точно так, как ты любишь. Но на сей раз не так – эти вещи мне безразличны. Часть моей души осталась в Африке, и я не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы я снова почувствовала себя целой.
На автоответчике мигает красная лампочка, и я нажимаю кнопку, чтобы прослушать сообщения. Одно от Нины – она надеется, что я вернулась благополучно. Все остальные от этого идиота Льюиса Морана – хочет знать, когда же мы снова встретимся.
Никогда, думаю я. Ни в этой жизни, ни в следующей. Разве что когда Джимми Карр начнет рассказывать приличные анекдоты. Или Терри Воган перестанет нести вздор. Или Саймен Коуэлл обратится за пособием по безработице.
Я накидываю kanga Доминика на плечи, сажусь на кровать и погружаюсь в воспоминания о том, как позавчера ночью, среди африканских равнин, счастливо лежала в его объятиях.
Но через несколько секунд возвращаюсь к реальности. Мне надо шевелиться побыстрее, иначе запеканка Майка успеет сгореть, пока я буду сидеть и тосковать. В ванне я пускаю самую горячую воду, какую только возможно, и с чувством вины вспоминаю о тех людях, для кого вода – драгоценнейшая вещь. Потом сбрасываю одежду, в которой приехала, и погружаюсь в воду, позволяя ей успокоить усталые кости и измученное сердце.
Через полчаса вода уже остыла и приобрела цвет карамели. Кажется, будто я привезла на своем теле половину Масаи-Мара. Я смываю пыль с волос и беру фен. Странное ощущение – опять держать его в руках, да и от утюжка я тоже отвыкла!
Потом надеваю старый велюровый спортивный костюм Juicy Couture. Конечно, он не очень модный и уж совсем не шикарный, но я всего лишь иду к Майку. Он и не ждет, что я приложу много усилий. Потом начинаю копаться на дне сумки в поисках подарков, которые приобрела для своего соседа. Бутылка «Амарула» и два компакт-диска, купленные впопыхах в аэропорту Найроби. Спустившись вниз, беру со стойки бутылку красного вина и целую Арчи со словами:
– Я ненадолго. Просто зайду к соседу.
Кот укоризненно смотрит на меня, будто хочет сказать: «Ты вернулась пять минут назад и опять уходишь?».
Когда я стучу в дверь Майка, то начинаю нервничать, не знаю, почему. Он впускает меня, широко улыбаясь.
– Пришла вовремя, – говорит он. – Как раз все готово.
Из кухни струятся замечательные ароматы.
– Вот. – Я передаю ему подарки и бутылку вина к ужину.
– Не стоило.
– Просто небольшая благодарность за то, что подвез меня.
– Я не смог бы поступить иначе, Дженни, – настаивает он. – Ты же знаешь.
– Все равно, спасибо.
– Я поставлю это. – Он берет компакт-диск, вставляет его в плеер, и звуки ритмичной африканской музыки заполняют комнату. Они кажутся странными и неуместными здесь, в Нэшли.
Коттедж Майка немного больше моего, но очень уютный. Здесь три спальни, – а у меня только одна, – гостиная много больше моей и кухня. Здесь прекрасно, но я должна сказать, что многое здесь осталось так, как было при Тане. Правда, телевизор новый, больше прежнего. Есть также игровая приставка и несколько подростковых игр-стрелялок. Но в остальном мало что изменилось. Не думаю, что его жена увезла с собой много вещей. Хотя сегодня я замечаю, что с подоконника убраны десятки фотографий Майка с женой. Возможно, еще один знак, что Майк собирается двигаться дальше.
– Готова ужинать? – спрашивает он.
Я киваю, и мы проходим на кухню, где стоит стол, накрытый на двоих. В середине мерцает свеча. Я ужинала здесь миллион раз, но свечи не было никогда.
– Я могу помочь?
– Нет, нет, – решительно отказывается он. – Все под контролем.
Однако, когда я сажусь на стул, Майк немного смущается.
Он накладывает еду и ставит передо мной прекрасно выглядящее блюдо. Следует отметить среди прочих его способностей, что Майк прекрасный повар. Он вынимает пробку и наливает мне бокал красного вина, потом садится напротив. Поднимая свой бокал и приближая к моему, он говорит:
– Хорошо, что ты дома.
Я хочу сказать «Хорошо оказаться дома», но слова как-то не идут. Так ли хорошо быть дома? Думаю, не все так просто. И вместо ответа отпиваю вино и по-мужски киваю.
Итак, мы вместе ужинаем и слушаем африканскую музыку. Очень скоро вино заставляет меня расслабиться. И если очень постараться, то можно несколько минут не думать о Доминике. Может быть, диск с африканской музыкой был куплен напрасно?
Еще нет и девяти, а я уже зеваю и понемногу сползаю со стула.
– Вам, молодая леди, нужно пораньше лечь спать, – советует Майк.
Я смеюсь, но рада, что могу уйти.
– Очень устала, – оправдываюсь я. – Ужин замечательный, и ты был очень внимателен.
– Ты же знаешь, я всегда рад тебе.
– На неделе отвечу тебе тем же, – обещаю я.
– Ловлю на слове, – предупреждает он и придвигается ко мне, но я делаю шаг в сторону и направляюсь к двери.
Неужели Майк хотел поцеловать меня? Думаю, да.
– Спокойной ночи, – говорю я. – Еще раз спасибо.
Осторожно иду в темноте по дорожке и благополучно возвращаюсь домой.
Я уже готова лечь. Арчи, сделав несколько кругов по кровати, устраивается рядом с моей подушкой. Перед тем, как залезть под пуховое одеяло, натягиваю на плечи kanga Доминика, подхожу к окну, смотрю на клочок затянутого тучами неба, который виден между высоченными дубами. Я думаю о бесконечном африканском небе, усеянном звездами, и о том, где же теперь моя любовь.
Доминик где-то там, под тем же самым небом, что и я.
– Спокойной ночи, Доминик, – обращаюсь я к вселенной. – Usiku mwema. Спокойной ночи.