На второй день Рождества, в День подарков, мы с Домиником отправляемся в долгую поездку – смотреть животных. В обед устраиваем пикник на равнинах, а ужинаем уже в кемпинге под звездами. Мой мир постепенно становится миром Доминика, а его мир – моим. Он повествует мне о своей жизни воина масаи, а я ему – о том, каково быть парикмахером в Бакингемшире. Я рассказываю ему о деревне Нэшли, о «Маленьком Коттедже» и об Арчибальде Агрессивном. Рассказываю о Майке, а потом звоню ему, чтобы узнать, как у них с Арчи дела. Наш разговор краток, поскольку связь плохая и все время прерывается, но думаю, что оба мои мужчины хорошо держатся без меня. Когда я отключаю телефон, Доминик говорит:

– Мы должны завтра же отправиться в мою деревню. Папа и мама хотят познакомиться с тобой.

Ух ты! Встреча с родителями. Это очень важно.

– Ты уверен? – спрашиваю я, но имею в виду: «Как, уже?».

– Да. Ты должна увидеть мой дом, мою семью.

И вот на следующий день, мой последний день здесь – как же быстро пролетело время! – мы отправляемся в деревню Доминика. Он уверен, что до его деревни рукой подать – всего-то десять километров, но из уважения к ленивой англичанке мы не отправляемся пешком, а едем в микроавтобусе. Кроме того, так надежнее – ведь если меня съедят, пока мы будем идти по дороге, то я не попаду к родственникам Доминика, а это будет невежливо с моей стороны.

Деревня – manyatta – полностью окружена изгородью из колючих ветвей акации, – чтобы не входили львы, объясняет мне Доминик. Когда мы подъезжаем, ворота распахиваются. Ясно, что нас ждут.

Две цепочки масаев выходят приветствовать нас. В одной – мужчины, в другой – женщины. Одеты они в удивительнейшие цветные наряды. На мужчинах – традиционные красные shuka, а в руках – палки. На женщинах – розовые, голубые и оранжевые туники, яркие хлопковые одеяла и ожерелья из бус. Некоторые нити ниспадают до самой земли. Женщины радостно поют и, танцуя, приближаются к нам, качая бедрами.

– Это приветственная песня, – объясняет Доминик.

Мы стоим и ждем, пока они приблизятся к нам.

– Что мне делать? – с тревогой спрашиваю я. – Что говорить?

– Будь сама собой, Просто Дженни.

Я столь же взволнована, сколь и охвачена ужасом. Я так далеко от Нэшли! Масаи подходят, дотрагиваются до меня, почти толкая, и начинают петь громче. Все они очень высокие, с поразительными чертами лица, изящной осанкой. Мне застенчиво улыбается девочка, берет за руку и тянет танцевать с ними.

– Моя сестра, – говорит Доминик и становится в цепочку мужчин рядом со мной.

Продолжая петь, все направляются в деревню.

Спотыкаясь, иду и я, не зная, что делать дальше. Сестра Доминика отчетливо произносит для меня слова песни, и я пытаюсь повторять за ней. Однако по ее хихиканью понимаю, что воспроизвожу их не лучшим образом.

Вид этих людей, пришедших встретить меня, оставляет неизгладимое впечатление. Но, честно говоря, я ошеломлена тем, насколько примитивна деревня. Штук шесть обмазанных землей хижин стоят внутри ограды примерно по кругу, и это все. Больше ничего нет! Здесь-то и живет Доминик, и здесь, в егох владениях, испытав шок от контраста, я внезапно вижу, насколько различны наши жизни. Танцоры окружают нас, и я в середине круга цепляюсь за Доминика.

– В этих песнях рассказывается о нашей жизни, – объясняет он, пока все остальные идут вокруг нас и поют. – Они очень важны для нас. В них говорится о природе, любви, борьбе добра со злом. Вот эта о том, как женщины строят дома, доят коров и заботятся о детях.

– А что же делают мужчины?

– Юноши смотрят за скотом, пока не станут воинами, – говорит он. – А мы, остальные мужчины, прыгаем.

– Прыгаете?

– Это очень важно – уметь прыгать. – Его лицо остается серьезным. – Именно так мы показываем, что мы хорошие мужчины и прекрасные мужья. Если ты можешь отлично прыгать, то не платишь за жену.

– Ты шутишь?

– Нет, – отвечает он, – не шучу.

Женщины продолжают танцевать, но звучит уже другая песня. Меня побуждают присоединиться к ним, что я и делаю, стараясь изо всех сил, но это опять вызывает веселье. Их ритм так чужд мне, человеку, который привык танцевать только вокруг своей сумочки на свадьбах и в клубах. Масаи двигаются так, что их тело слегка колеблется с головы до пят. А потом женщины перестают танцевать, но продолжают петь. Теперь мы стоим и смотрим, как мужчины хвастаются своим умением прыгать. Каждый выходит вперед и показывает свое мастерство.

– Я – лучший прыгун, – гордо говорит мне Доминик и выходит вперед.

Прыгая, он выглядит очень уверенно. Раз за разом он ритмично и изящно взлетает в воздух, все выше и выше с каждым прыжком. Намного выше, чем остальные.

Честно сказать, я напугана. Я впервые вижу Доминика вне кемпинга Kiihu, вдали от туристов и всех знакомых мне вещей. Сейчас в этом грубом первобытном окружении я вижу, кто он на самом деле и откуда он произошел. Я восхищена этими людьми, которые цепляются за традиции, не изменившиеся, по-видимому, за сотни и сотни лет. Но я осознаю, насколько я другая, и не знаю, как мне научиться понимать их. Мне очень не хочется признаваться себе, что у меня возникает сомнение – а вдруг мои друзья были правы, когда беспокоились обо мне? Неужели наши культуры так далеки друг от друга, что мы не сможем найти золотую середину и построить отношения, основанные на компромиссе? Он – мужчина и воин, питается только молоком и кровью, не спит по ночам и уверен, что в борьбе со львом нет ничего особенного. Что же может быть посередине между моей элегантной деревней Нэшли и простым, спартанским хозяйством Доминика? Или между моей комфортабельной современной жизнью и его древними племенными традициями? Песня достигает крещендо, и все мы аплодируем умению Доминика. Он подходит ко мне, и я с удивлением замечаю, что дышит он так же ровно и спокойно, как и до прыжков.

– Потанцуй, Просто Дженни. Мои родственники сочтут за честь увидеть это.

– Мой танец?

– Да.

– Э… э… нет. – Я ломаю голову. А есть ли вообще у нас, в Англии, традиционные танцы? Кроме морриса, конечно.

– Это важно, – шепчет Доминик.

– Ну, ладно. – Жаль, что он не предупредил меня об этом заранее. И вдруг меня осеняет: – О, да, – говорю я. – Один я знаю.

– Если ты начнешь, женщины последуют за тобой.

– Хорошо.

Сделав глубокий, но прерывающийся от волнения вдох, я выхожу вперед. Поскольку это лучшее, что я могу придумать, то я должна отдать танцу всю себя.

– О. О. О, – начинаю я нервно.

Но какого черта я стесняюсь? И я начинаю петь мелодию замечательного хита Бейонсе «Одинокие женщины», сопровождая ее танцем. Мы часто пели эту песню с парнями из салона. Так что сейчас будет нечто.

– Все одинокие женщины, – говорю я нараспев. – Все одинокие женщины!

Женщины масаи, кажется, немного растерялись, глядя на меня. Но после нескольких строчек я вхожу в ритм, и они храбро присоединяются ко мне. Все мы движемся в унисон и покачиваемся, образовав круг.

Доминик от всего сердца смеется при виде моих усилий – ну и пусть! Его особенно смешит, когда я говорю ему, что, если ему нравится, он может встать в наш круг.

– О. О. О, – поют женщины Масаи, копируя меня.

А я думаю: «О. О. О. Во что ты ввязалась, Дженни Джонсон? Во что ты ввязалась с этими отношениями? И как собираешься закончить их?»