Хотя уже поздно, я сижу на диване и смотрю какую-то пустую передачу. Завтра утром мне надо быть в салоне, и если я не высплюсь, то ни на что не буду годна.

В два часа ночи я просыпаюсь среди диванных подушек. У меня онемели нога и обе руки. Изо всех сил я стараюсь сесть прямо, а потом пытаюсь оживить конечности, массируя их. Дрова в камине прогорели до угольков, и в коттедже холодно. Заставив себя встать, я плетусь на кухню и всматриваюсь в окно. Доминик все еще сидит в саду. С небес по-прежнему льются потоки воды, и я с трудом различаю красный цвет его shuka.

Я вздыхаю, наливаю чашку молока и ставлю ее в микроволновку. Потом иду в подсобку за резиновыми сапогами и большой курткой. Беру зонтик и отправляюсь в сад, по пути раскрывая зонтик. Дождь барабанит по ткани. Доминик поднимает взгляд, когда я приближаюсь к нему.

Я сажусь перед ним на корточки и с улыбкой говорю:

– Должно быть, ты уже достаточно подумал?

Он отвечает мне улыбкой:

– Да, достаточно.

– Теперь вернешься в дом?

Он кивает.

– Я согрела для тебя молоко.

Арчи по-прежнему лежит, свернувшись и подвернув под себя лапки, но теперь смотрит с облегчением, потому что его ночное приключение подходит к концу.

Доминик встает и потягивается. Когда я касаюсь его руки, то чувствую, что его кожа холоднее льда.

– Тебе повезет, если ты не простудишься. – Он не отвечает. – Теперь тебе лучше?

– Да, теперь я знаю, что должен сделать.

– Расскажешь?

Доминик отрицательно качает головой, а потом говорит:

– Ты должна знать, что я люблю тебя, Просто Дженни. Aanyor pii. Всем моим сердцем, навсегда.

Я притягиваю его к себе и заглядываю в глаза.

– Aanyor pii. – Положив голову ему на грудь, говорю: – Пойдем. Выпьешь молока, а потом мы с тобой пойдем спать. В семь часов мне надо вставать.

– Прости, что нарушил твой сон.

– Не говори так, – отвечаю я. – Я беспокоюсь о тебе. Не хочу, чтобы ты один боролся с проблемами. Если мы хотим прожить вместе всю жизнь, то и разбираться с ними нам надо вместе.

Взяв его за руку, я нежно тяну его в дом, в тепло. В кухне заставляю его снять shuka и вытираю теплым полотенцем его крепкое мускулистое тело, поражаясь тому, как оно красиво. Я целую его там, где вытерла воду, и вздыхаю от удовольствия, когда думаю, что могла бы делать это всю оставшуюся жизнь. Тело Доминика отвечает мне, и я понимаю, что он тоже наслаждается.

Арчи сидит у его широких босых ног и ревниво жалуется на недостаток внимания. Закончив с Домиником, я вытираю полотенцем кота, а он жалобно мяукает.

Мы все идем наверх, и я крепко прижимаюсь к Доминику.

– Ты промерз, – шепчу я. – Как мне согреть тебя?

В полутьме я вижу, как черты его лица смягчаются, и он оказывается надо мной. Мы занимаемся любовью долго, не спеша. Мне вовсе не хочется, чтобы это закончилось. На часы я не смотрю.

Потом я лежу в его объятиях и чувствую себя на небесах, вправду на небесах. Что бы остальные ни говорили об этом мужчине, я точно знаю, что его любовь стойкая, непоколебимая, что он никогда не сделает ничего, чтобы ранить меня, и что мне никогда даже на секунду не придется сомневаться в нем.

– Я люблю тебя, – бормочу я куда-то мимо его ушей. – Я очень люблю тебя.

Доминик убирает волосы с моего лица.

– Я тоже тебя люблю, – говорит он. – Что бы ни случилось, я тебя люблю.

Это последнее, что я слышу, погружаясь в глубокий счастливый сон.