Палата десять-двадцать-семь там, – говорит медсестра и указывает в сторону коридора.

Я срываюсь с места, не дожидаясь, пока она закончит предложение. Удивленный посетитель отскакивает с моего пути, ноги звучно топают по плитке коридора. Я распахиваю дверь палаты и наконец выдыхаю. Лицо папы оплетено трубками, но я к этому привыкла. Отец аккуратно укрыт одеялом. По сравнению с прошлой больницей постельное белье здесь другого оттенка – синего. Я касаюсь его руки, той, к которой не подключен аппарат искусственной вентиляции и кардиомонитор.

Вивиан, цокая каблуками, проходит в палату и закрывает за собой дверь.

– Ты едва не сбила бедного мужчину с ног.

– Ага, – невнятно отзываюсь я.

Я сижу на кровати папы и держу его за руку. Недолго думая, обвожу шрам от ожога на указательном пальце. Он такой же, как прежде. Разглядываю полосы седины на его висках. Может, немного похудел с прошлого раза, но в остальном почти не изменился.

– Мы переехали в Салем, – говорю я. – После всех лет, когда я надоедала тебе, умоляя свозить туда, мы живем в бабушкином доме. Он огромный. Поверить не могу, что ты вырос в подобном месте. Я потерялась, пытаясь отыскать ванную… Я заняла твою детскую комнату. Хотя мебель там теперь другая. Миссис Мэривезер навела там для меня порядок. Она рассказала, что в детстве вы были лучшими друзьями. – Я смеюсь. – Ты мне никогда о ней не рассказывал. Миссис Мэривезер классная. И божечки, ее стряпня – нечто невероятное!

Я рассматриваю его ладонь.

– Когда проснешься, может быть, ты расскажешь мне о бабушке… – Я резко замолкаю.

Раздается писк сигнала тревоги кардиомонитора.

– Почему он сработал? – спрашиваю я Вивиан.

Она подходит ближе, изучает жизненные показатели на экране и качает головой:

– Ты не сбила датчик с его пальца?

– Нет!

Я кидаюсь к выходу, но когда оказываюсь у двери, в палату входит медсестра. Она проверяет у отца пульс и нажимает кнопку интеркома.

– Два человека в десять-двадцать-семь, срочно.

– Что-то не так? Что случилось? – У меня трясутся руки.

Входят два мужчины в медицинской одежде.

– Мне придется попросить вас покинуть палату, – говорит один из них.

– Идем, Сэм. Пусть они выполняют свою работу, – просит Вивиан, направляясь к двери.

– Нет! – кричу я. Сердцебиение на экране тянется прямой линией. – Папочка! Пожалуйста. Ты не можешь. Я не понимаю… Пожалуйста, папа. Ты мне нужен!

Один из медбратьев перехватывает меня у самой кровати. Медсестра достает набор дефибрилляторов, расстегивает рубаху отца.

– Все в порядке, – уверяет меня медбрат. – Пойдемте, я выведу вас отсюда.

Я не могу дышать. Стараюсь, но из горла вырываются только хрипы. Палата кружится перед глазами. Медбрат отводит меня к стулу в коридоре.

– Дыши, Сэм, – говорит Вивиан.

Я едва ее слышу. Этого не может быть на самом деле. Папа не может умереть. Текут минуты. Не знаю, сколько уже прошло. Я закрываю глаза и пытаюсь дышать.

Я подтягиваю колени к груди, прижимаясь спиной к холодным ступенькам крыльца нашей многоэтажки, перед которым тормозит рабочий автомобиль отца.

– Сэм? – Папа даже не благодарит водителя и не прощается с ним, как делает всегда. Он знает, почему я сижу на улице в темноте у перил.

– Мне отрезали косичку. – Поднимаю несколько неровных прядей волос, висящих над плечом.

Папа садится рядом со мной и выдавливает улыбку.

– Просто они знают, как прекрасно ты выглядишь с короткими волосами.

Губы трясутся, когда я вытаскиваю из-за спины вторую, длинную косичку, чтобы показать весь ужас ситуации.

– Они смеялись. – Несколько слезинок стекает по щекам.

Отец берет меня за руку и легко поднимает с насиженного места.

– Идем.

Позволяю отвести себя в освещенный вестибюль с огромной люстрой. Папа сразу же устремляется к столу швейцара и хватает ножницы. Ни секунды не сомневаясь, он отрезает большой клок своих черных волос прямо на самом видном месте.

Я так шокирована, что даже перестаю плакать.

– Вот так. Теперь мы одинаковые. Ты никогда не останешься одна, Саманта. Пока я есть в этом мире, я буду с тобой. Как я всегда тебе говорю?

– Упади семь раз, поднимись в восьмой.

– И что ты сделаешь?

– Поднимусь.

– Моя девочка. А теперь пойдем и покажем Вивиан наши новые стрижки. Может, она тоже такую захочет.

Не могу не рассмеяться. Даже мысль о том, чтобы Вивиан обрезала себе волосы, смехотворна. Я прижимаюсь к боку отца, и он обнимает меня, пока мы ждем лифт.

Из палаты отца выходит медсестра и направляется к Вивиан.

– Его состояние стабилизировалось, – говорит она, и моя грудная клетка расслабляется, переставая сжимать легкие. – Возможно, это был сердечный приступ, но наверняка сказать невозможно, пока его не осмотрит врач.

– С ним все будет в порядке? – спрашивает Вивиан, и я встаю.

– Пока что да, – отвечает медсестра. – На вашем месте я бы подождала несколько дней, прежде чем снова его навещать. Его только что перевезли к нам, и порой у пациентов проявляется отрицательная реакция на транспортировку. Дайте врачам пару дней все проверить. Если будут какие-либо изменения, мы с вами свяжемся.

– Я могу увидеть отца? – спрашиваю ее.

– Пусть он отдыхает, Сэм, – говорит Вивиан. – Мы приедем снова, когда его состояние окончательно стабилизируется.

– Почему нельзя просто подождать здесь?

Медсестра прерывает наш разговор:

– Думаю, сейчас вам действительно лучше поехать домой.

– Спасибо. Так мы и поступим, – соглашается мачеха.

– Пожалуйста, можно хотя бы с ним попрощаться? – прошу я.

Медсестра выглядит неуверенной.

– Только быстро…

Кидаюсь в палату, пока никто не успел меня остановить. Все трубки снова на месте, и если бы не развороченное одеяло, казалось бы, что ничего не случилось. Я целую отца в лоб.

– Обещаю, я все исправлю, – шепчу ему. – Я не позволю, чтобы с тобой что-то произошло. Люблю тебя.

Медсестра открывает дверь, и я отступаю, сохраняя память об этом моменте.