– Нужно перевезти папу обратно в Нью-Йорк, – заявляю я Вивиан, когда мы сворачиваем на нашу улицу. Самая длинная фраза, сказанная мной с того момента, как мы покинули больницу.

– Не глупи. Ты слышала, медсестра сказала, что пациенты сложно переносят такие поездки.

– Я им не доверяю. В Нью-Йорке ему будет лучше.

– В Нью-Йорке, где ты не сможешь его увидеть?

– Буду ездить на автобусе.

Вивиан качает головой:

– Мы это обсудим, когда ты успокоишься.

– Я спокойна, – говорю я, пока машина прыгает по кирпичам подъездной дорожки.

– Сэм, последние дни ты сама не своя. Какая-то дерганая. Понимаю, переезд был напряженным. Может, будет лучше, если ты обсудишь это с кем-нибудь? – Она паркуется и поворачивается ко мне, уронив унизанную украшениями руку с руля.

– С психотерапевтом, ты имеешь в виду?

– Ты плохо спишь, тебе мерещатся разные странности. Просто считаю, что стоит об этом задуматься. Мне сейчас нужно кое-что сделать, но, может быть, поговорим, когда вернусь домой?

Я выбираюсь из машины, трясясь от злости.

– Я не пойду к психотерапевту, и мне ничего не мерещится. Мой папа в коме. Лишь то, что ты сейчас спишь спокойно, не означает, что и я могу так же.

– Ты несправедлива.

Я с силой закрываю дверцу машины. Вивиан задом срывается с места, бампер машины скребет о яму в самом начале подъездной дорожки. Как мы дошли до этого? Почему постоянно ругаемся? Я отпираю боковую дверь, и тяжесть случившегося стальной рукой давит мне на плечи.

Не пройдя и половину передней, я оседаю на пол. Сгибаюсь и прижимаюсь лбом к дереву пола. Спина моя вздрагивает от рыданий, а по щекам текут слезы.

– Элайджа? – выдавливаю я сквозь всхлипы и отрываю голову от пола. – Знаю, ты не любишь, когда тебя призывают, но мне нужна помощь. Пожалуйста.

Он сразу же появляется.

– Позволь я помогу, Саманта.

– Мне плевать на себя, – вытираю рукавом слезы. – Мне важен лишь папа. Не хочу, чтобы он умер. Я сделаю все, что угодно. Помоги разорвать проклятие.

Призрак вздыхает:

– И так помогаю – заключил же с тобой эту проклятую сделку.

– Я прошу действительно помочь, на самом деле, как если бы тебе было не все равно, как ты помогал бы Эбигейл.

Взгляд его становится бесконечно далеким.

– Что, если я уеду из Салема и перевезу папу обратно в Нью-Йорк? Тогда в городе не будет потомков каждой семьи…

– Одна пожилая леди умерла сегодня во сне, пока вы были в Бостоне. Не уверен, что теперь что-то изменится, если ты уедешь.

У меня сердце сжимается.

– Прошу, ты должна подняться с пола.

Элайджа протягивает руку, и я покорно ее принимаю. Его ладонь холодна, как тогда, когда призрак прижимал ее к моим губам. Он поднимает меня в вертикальное положение и сам кладет мою руку на сгиб своего локтя. Мы проходим в гостиную, и Элайджа указывает на белые диваны:

– Садись.

– Ты самый великий любитель покомандовать, которого я когда-либо встречала, – сообщаю ему, но все равно падаю на диван и вытираю оставшиеся слезы.

Элайджа выбирает дрова, чтобы разжечь камин.

– Я намного старше тебя. Мне лучше известно.

– Ты не выглядишь намного старше.

– Это неважно.

– Сколько тебе было, когда ты умер?

Он поджигает хворост и закрывает заслонку.

– Восемнадцать.

– Ты очень сильно любил Эбигейл, да?

Я смотрю, как Элайджа стоит у камина и блики пламени играют на его лице, и не могу выкинуть из головы мысли, как же он красив.

– Да. Наши родители умерли, когда мне было пятнадцать, а Эбигейл тринадцать. Я взял на себя управление делами отца. Я посвятил себя заботам о сестре, чтобы ей не пришлось жить с родственниками. Мы были так близки, как только могут быть два человека.

– Что с ней случилось?

– Я не собираюсь обсуждать это, Саманта. И так рассказал тебе слишком многое.

– Ты ничего не рассказал. Я почти ничего о тебе не знаю, кроме желания заставить меня уехать отсюда.

– Этого достаточно.

– Хорошо. – Я вздыхаю. – Можешь не разговаривать. Но ты поможешь мне?

Элайджа присаживается в одно из кресел:

– Да, если смогу. Но тебе могут не понравиться некоторые мои предложения.

– Какие, например?

Призрак выпрямляет спину, каждое его движение полно элегантности.

– Я думаю, что ты не сможешь в одиночку разрушить устоявшееся положение вещей.

– У меня есть Джексон и миссис Мэривезер… и ты. Кто еще нужен?

– Полагаю, для этого потребуется помощь Наследниц.

– Этих психов? – мрачнею я. – Ты прав. Предложение мне не нравится.

– Принимая во внимание то, что смерти касаются не только твоей семьи, думаю, надо честно сообщить обо всем потенциальным пострадавшим сторонам. Они могут помочь с информацией.

– Из всего возможного тебе обязательно было говорить именно это? Теперь я буду чувствовать себя виноватой, если ничего им не расскажу. Не знаю. Может быть, они действительно могут помочь. Нам даже неизвестно, откуда пошло это проклятие.

– Если проклятие все же имеется, я предполагаю, его первопричиной стали суды над ведьмами.

– А что стало причиной салемских судов? – Стоит вопросу сорваться с губ, я вспоминаю ответ Лиззи в классе. – Коттон Мэзер, да?

Казалось, эти воспоминания были для Элайджи не самыми приятными.

– Он был главным действующим лицом, но не единственным. Дай мне время все обдумать.

– Можно мне одолжить записи о смертях наследников?

– Если они тебе нужны.

– Мне необходимо убедить компанию, которая меня ненавидит, помочь снять проклятие, что, возможно, уничтожает наши семьи… Я даже сейчас понимаю, что это звучит как стопроцентное безумие. В общем, без этих записей с Наследниками нам ничего не светит.

Элайджа кивает и исчезает.

– Тоже способ попрощаться.