Я не успеваю сделать и трех шагов, как Вивиан кричит:

– Как ты смеешь являться домой так поздно, не позвонив мне!

У меня не было времени обдумать увиденное, и крики Вивиан только сильнее выбивают из колеи.

– Вся в грязи. Где ты была? – Мачеха отчитывает меня, не спрашивает.

– Гуляла с одноклассницами. – Я не буду извиняться, не после того, что она сегодня устроила.

– Почему не брала трубку? Я звонила тебе раз пять минимум.

Вивиан ненавидит, когда ее игнорируют, но и я не могу рассказать, чем занималась.

– Не желаю с тобой разговаривать.

Она застывает, и я понимаю, что зашла слишком далеко.

– Удивлена, что с таким поведением, как описал директор, у тебя вообще есть друзья. Но мы-то обе знаем: долго это не продлится.

– Серьезно? Обязательно было это говорить? Спорим, ты в восторге, что наконец-то заставила меня пойти к психологу? Может быть, во время разговоров с ней мне удастся рассказать, какая из тебя дерьмовая родительница.

– Ты только что заработала себе лишнюю неделю без поездок к отцу.

– Ты не имеешь права не позволять мне навещать папу!

– Имею и буду его использовать, чтобы научить тебя хорошим манерам.

Я устремляюсь к лестнице.

– Хочешь, чтобы мы были врагами, Саманта? Тебя саму это не порадует.

Я даже не оборачиваюсь. Когда открываю дверь в комнату, Элайджа сидит на подоконнике. Он поднимается, заметив мой внешний вид и выражение лица.

– Оставлю тебя одну.

– Зачем она так сказала? – возмущаюсь я.

– Не знаю. – Он качает головой.

– Почему люди вообще так поступают? Это жестоко.

– Да.

– Я действительно так ужасна? – Нижняя губа у меня трясется.

Элайджа хмурит брови.

– Без папы у меня никого не остается. Я совсем одна.

Призрак поворачивается к окну и не отвечает. А мне просто нужно, чтобы кто-нибудь сейчас пожалел меня, был добр. Я достигла своего предела.

– Забудь. Ты тоже меня терпеть не можешь, – говорю я, скидывая с ног грязные ботинки.

Он все так же смотрит в окно.

– Я просто вспомнил, что когда-то у нас с Эбигейл был очень похожий разговор.

– Правда? – Его слова меня удивили. – О чем?

– Долгая история.

Это означает, что он расскажет ее? Я бы не отказалась сейчас послушать историю не из своей жизни.

– Не страшно.

Несколько секунд Элайджа сомневается. Потом оборачивается ко мне – лицо его осунулось.

– Присядь.

– У меня джинсы грязные. – Опускаю взгляд на ноги. – Отвернись.

Мне плевать, что он мертв уже три сотни лет. Кроме Джексона, Элайджа – единственный «человек», который ведет себя почти как друг. Он тоже смотрит на мои ноги и, поняв, что я права, снова отворачивается к окну. Выскальзываю из одежды и натягиваю домашний костюм. Когда оглядываюсь на Элайджу, понимаю, что в стекле прекрасно видно мое отражение. Он смотрел? Я, скрестив ноги, сажусь на кровати.

– Можешь поворачиваться.

Он собирает руки за спиной.

– Ты уже знаешь, что Эбигейл любила цветы рудбекии, Черноглазой Сьюзен. Она считала их даром Новой Англии, говорила, нам повезло, что здесь есть эти цветы. Она обычно собирала их поздним летом, а потом весь год я находил их зажатыми в книгах, дневниках и даже среди страниц моих бухгалтерских бумаг.

– Как мило. – Я укрываю одеялом ноги.

Элайджа кивает.

– Кровать, на которой ты сидишь. Я сделал ее для Эбигейл, как и остальную мебель в комнате. Специально ездил в Ипсвич, чтобы спроектировать ее и порадовать сестру в шестнадцатый день рождения. Видела бы ты лицо Эбигейл, когда она только увидела мебель. Она гладила пальцами цветы и плакала.

– Значит, это ты сделал секретный отсек в задней стенке шкафа? И потайную дверь в библиотеке? А тебе нравится все спрятанное, да?

На самом деле хотелось спросить другое: «Что ты пытался спрятать?» Но я понимала, Элайджа всегда остается тайной, даже без лишнего укрытия. Кажется, его впечатлила моя наблюдательность.

– Письма, которые ты нашла, были любовными посланиями Эбигейл и молодого человека, с которым мы вместе росли. Он был на несколько лет ее старше – мой друг и соученик. Я всегда знал, что между ними что-то есть, но никогда этого не показывал. Не хотел ее смущать.

Элайджа так уважал сестру, что мне становится неудобно за то, что я пыталась прочитать эти письма.

– Однажды она призналась мне, что влюблена. Попросила тайно доставить ему письмо. Я согласился, он очень беспокоился за нее, так как знал, что родные заставляют его жениться на дочери губернатора. И если об этой любви узнают, им не дадут больше видеться. Или же благопристойность Эбигейл будет поставлена под сомнение. Вскоре я стал их прямой линией связи. – Он с ностальгией смотрит на шкаф. – Потайное отделение было сделано для того, чтобы сестра могла хранить там личные вещи.

– Они остались вместе? – Слова Уильяма, прочитанные мной, были больше похожи на извинение.

– Нет, – отвечает Элайджа.

Я жду, но продолжения нет.

– Спасибо, что рассказал. Когда я нашла письма, я понимала, что они особенные. Теперь знаю почему.

Лицо его смягчается.

– Я не говорил о ней сотни лет. Это совсем не легко.

– Понимаю. В моей жизни не прошли сотни лет, но я тоже не умею делиться личным. Друзья не задерживаются со мной надолго. А если задерживаются, то часто используют все сказанное против меня. Легче просто ничего не рассказывать.

– Мне претит мысль, что у нас может быть что-то общее. – Элайджа садится рядом со мной, и впервые за время нашего знакомства мне кажется, что он шутит.

– Да, это было бы ужасно.

Уголки его рта слегка изгибаются, поднимаясь наверх.

– Ты улыбаешься? – спрашиваю я.

– Совершенно точно нет. – Уголки поднимаются выше.

– Осторожней. Я так могу подумать, что нравлюсь тебе.

– Тогда я обязательно подкину тебе очередную книгу.

– Или очередной камень, – усмехаюсь я.

Улыбка Элайджи исчезает.

– Не я бросил в окно тот камень.

– Правда? – Я делаю паузу. – Ты знаешь, кто это был?

Он качает головой.

– Ты разговаривала сегодня с Наследницами?

И мысли мои снова захватывают события этого вечера.

– Да, они согласились помочь. Но… мы поехали на место повешения и… – Как бы это сказать? – И мы то ли провели ритуал, то ли сотворили заклинание…

– Ты практиковала колдовство? – Лицо его приобретает серьезное выражение.

Не могу сдержаться. Смеюсь. Это звучит совершенно безумно. И сейчас, когда я выбралась из ужасного леса, кажется, что это была просто игра воображения.

– Видимо, да.

– Что произошло?

Тон Элайджи меня беспокоит. Обвожу пальцами узор кружева на покрывале. Я думала, если кто и скажет, что колдовства не существует, так это он.

– Лица Наследниц размазались и стали чужими. Потом все вокруг потемнело, а я увидела парня, раздавленного чем-то большим и металлическим.

Элайджа поднимается.

– Чьи это были лица?

– Честно говоря, не знаю. Но они принадлежали людям в возрасте.

– Вы с Наследницами должны вернуться на место повешения. На этот раз я сам за вами понаблюдаю.

– Ни за что! Только не снова! Меня там едва не вывернуло от страха.

– Пока ты не придумаешь, как иначе снова увидеть эти лица, мы обязаны вернуться на холм. – Тон его голоса ясно дает понять: спором я ничего не добьюсь.

– Ты явно что-то недоговариваешь. Что?

– Я взял на себя смелость найти и прочитать дневники потомков ведьм тех лет, когда происходило множество смертей. Большинство из них оказались бесполезными, мирскими. Но было и кое-что особенное. Сто лет назад два потомка видели лица, похожие на те, что описываешь ты.

– И что тогда?

Он хмурится.

– Вскоре они умерли.