Я расчесываю пальцами влажные волосы, проверяя, смылся ли сидр. Запираю дверь комнаты и достаю телефон. Ничего. Быть не может, чтобы эта массовая сыпь оказалась обычным совпадением. Или меня кто-то пытается подставить, или я сама каким-то невероятным образом в этом виновата. В воздухе материализуется Элайджа.

– Отлично. Ты здесь. – Я хватаю ботинки. – Сейчас возьму куртку, и можем идти.

– Ты сегодня не поедешь в лес, Саманта. По крайней мере, не с Наследницами.

– Но мы должны! Неизвестно, сколько времени еще осталось! – почти кричу я.

– В доме Элис сейчас полиция и немало родителей. Многие винят во всем тебя. Люди и так нервничают из-за смертей, а это происшествие только сильнее всех взволновало. Они не могут рассуждать трезво.

Мысли мои заполняются воспоминаниями: катафалк, который мы с Джексоном видели, когда шли из школы, вишневые розы у фонарного столба, женщина на пороге ритуальной службы и дедушка Джона.

– Неразумно возвращаться туда сегодня. Лучше пойти завтра.

– Но папа… – Голос мой дрожит.

– Ты должна успокоиться. Чтобы со всем справиться, нужен ясный ум.

Делаю глубокий вдох, стараясь не расплакаться. Элайджа берет меня за руку:

– Я помогу тебе, Саманта. Всем, чем только смогу.

В его серых глазах доброта и тепло. Я освобождаю ладонь и обеими руками обнимаю Элайджу, пряча лицо у него на груди. Мгновение призрак стоит неподвижно, а потом обнимает меня в ответ. От него исходит тонкий аромат потрескивающих в камине поленьев.

– Побудешь со мной еще немного?

– Если хочешь.

– А расскажешь об Эбигейл? – Так хочется поговорить о чем-нибудь, кроме моего страха.

– Да, – выдыхает он во влажные волосы, прижимаясь щекой к моей макушке. – Что хочешь услышать?

Ужасно интересно узнать, что с ней случилось, но я понимаю, что об этом лучше не спрашивать.

– Кто написал портрет, который висит внизу?

– Я.

Я отстраняюсь, чтобы заглянуть Элайдже в лицо, и замечаю, что на нижней губе у него есть крошечная родинка.

– Так ты художник?

В его глазах улыбка.

– Среди пуритан не было художников. Праздные действа осуждались во всех их формах.

– Тогда как?

Он разжимает руки, выпуская меня из объятий.

– Все началось с рисунков для Эбигейл, когда она была еще малышкой. Потом, после смерти родителей, она долгое время молчала. Я всеми силами пытался сделать ее счастливой.

Я забираюсь на кровать и сажусь, подложив под спину подушки.

– Картина прекрасная. Начинающий художник не сможет такое нарисовать.

Элайджа выглядит смущенным.

– Много свободного времени по вечерам. Ничего особенного. Я практиковался. Не было ни спорта, ни танцев, ни музыки. Люди верили, что они приводят к лени и греху. Бедняжка Эбигейл. Она обожала сочинять и петь песни, но могла делать это только дома.

Жестом предлагаю призраку сесть рядом со мной. Пару мгновений он сомневается, но все же соглашается.

– Я видела картины ваших времен. На них все облачены в чепцы и уродливые черные одежды. Где Эбигейл достала голубое шелковое платье, в котором позировала для портрета?

– Торговец на пристани часто плавал в Европу. Тем же способом я доставал холсты, краски и лишние свечи, чтобы рисовать.

– Получается, ты был бунтарем среди пуритан?

– Чтобы получить это звание, не нужно было прилагать особых усилий. Пожалуй, хватило бы и слишком громкого смеха.

Я улыбаюсь.

– Кто-нибудь еще знал, чем ты занимаешься в свободное время?

– Да, один человек.

– Кто?

– Моя невеста.

– Ты был помолвлен? – Глаза мои расширяются.

На мгновение Элайджа отводит взгляд, и радость исчезает с его лица.

– Что случилось? – мягко спрашиваю призрака в надежде, что он решит хоть немного мне открыться.

– Я рассказывал, что сестра была влюблена в Уильяма. Она была счастлива, Саманта. Никогда прежде я не видел подобного счастья. А еще я сказал тебе, что семья Уильяма хотела, чтобы он женился на дочери губернатора. Глупые, стремящиеся к власти люди. Однако Уильям убедил Эбигейл, что ей не о чем беспокоиться.

Эти воспоминания наполняют его взгляд тяжестью, а голос напряжением.

– В это же время люди начали поддаваться истерии из страха перед колдовством. Как тебе известно, истерия обострилась, многих горожан взяли под стражу. К июлю Салем стал опасным местом, где никто никому не доверял. Люди с подозрением смотрели на своих соседей и близких друзей. Я все больше беспокоился о безопасности Эбигейл, а потому достал нам билеты на корабль до Европы. Но она отказалась оставлять Уильяма.

У меня внутри все сжимается.

– Прошу, только не говори, что ее обвинили в колдовстве.

– Несколько месяцев об Эбигейл ходили слухи – говорили, что она поет самому дьяволу. Разнервничавшись из-за слухов, Уильям пришел ко мне. Я умолял его сбежать с Эбигейл, увезти ее подальше отсюда, пока еще не было официальных обвинений. Но его мать заболела, и Уильям не захотел покидать семью. Шло время, слухи становились ужасней. К нам в дом явились с официальным визитом, невиновность Эбигейл была подвергнута сомнению.

– Должно быть, ты был в панике.

– Я сходил с ума. Но моя милая сестра была спокойна, уверена, что добро восторжествует. А потом вдруг расползся слух об их отношениях, и Уильям перестал с ней общаться. Он все отрицал.

– Он бросил ее? – Голос мой становится громче и тоньше.

– Я пытался его вразумить. Но Уильям заявил, что матери нельзя нервничать, что он не может связать свою жизнь с сиротой, подозреваемой в колдовстве. Что он должен защитить свое доброе имя. Я хотел убить его. Но знал, что Эбигейл от этого станет только хуже. Для нее и случившегося было слишком много: сначала против нее ополчился город, потом Уильям. Эбигейл не разговаривала и ничего не ела. Она просто лежала в комнате и рисовала цветы. К нам приходили доктора, но лечения для Эбигейл у них не было. День за днем я сидел у кровати и смотрел на нее. А потом вернулись представители властей. – Он делает паузу. – Они бы арестовали ее, Саманта. Они были настроены решительно, но я убедил подождать, ведь она была очень больна. Сказал, что, если ее заберут и от недостаточного ухода сестра умрет в тюрьме, они точно сгниют в аду. Ведь все знали: моя сестра за свою жизнь и мухи не обидела. Ей я о случившемся ничего не рассказал.

Он нес на плечах тяжелую ношу.

– Уильям хотя бы спрашивал о ней?

– Нет. – Кулаки его на секунду сжимаются. – Впрочем, Эбигейл не переставала надеяться, пока до нас не дошли новости… Он попросил руки другой.

– Дочери губернатора?

– Да. Когда сестра услышала об этом, она прервала молчание ради одного короткого крика. А через две недели она умерла от разрыва сердца.

– Я бы убила его, – выдавливаю в ответ.

– Поначалу я был в гневе. Но ответы были для меня важнее возмездия. Не понадобилось много времени, чтобы отследить, от кого пошли слухи. От моей невесты, худшей предательницы в моей жизни. Я сам рассказал ей все, что потом привело к смерти сестры. Я встретился с ней лицом к лицу, спросил – и она признала. Сказала, что ревновала, завидовала нашим отношениям с Эбигейл, но не хотела, чтобы все настолько обострилось. После этого я злился на всех. И особенно на себя самого.

Сердце мое болит за него. Сомневаюсь, что смогла бы вытерпеть подобное.

– Как ты вообще смог такое пережить? В глазах его туман, призраки прошлого.

– Я повесился, спрыгнув с балкона городского магазина посреди ночи. На моем теле нашли записку: «Величайшее из зол – разлучать любящих людей. Все вы в этом виновны».

Я в шоке прикрываю ладонями рот.

– Ни разу не слышала эту историю.

– Потому что о ней никто не желает вспоминать.

Неудивительно, что он был так взбешен и разбит горем. Я бы вела себя не лучше.

– Что я могу для тебя сделать?

– Спасти своего отца. Я не смог защитить Эбигейл и до сих пор себя за это не простил.

Как мне хочется забрать его грусть! Как же несправедливо, что ему пришлось пройти через такое! Я нежно касаюсь его руки, переплетаю наши пальцы. Элайджа переводит взгляд со сцепленных рук на меня.

– Саманта.

Наши взгляды встречаются. На долю секунды выражение его лица смягчается, и мне нестерпимо хочется обнять его. Но Элайджа отпускает мою руку и отходит к окну.

Его прикосновение рассеивается, и я внимательно рассматриваю свою ладонь. Почему я ощущаю такую сильную связь между нами? Почему так смущена?

– Зачем ты принес мне платье вчера вечером?

– Заметил, что тебе отчаянно нужна помощь.

– Ты наблюдал за мной?

Он не отвечает, просто стоит и смотрит в окно.

– Спасибо. Мне редко делали что-то настолько приятное. Элайджа почти улыбается:

– Да. И платье хорошо на тебе смотрелось.

Его комплимент согревает все тело. Вибрирует мобильный. Сообщение от Джексона: «С сыпью стало лучше. Спи крепко и не дай зомби себя покусать». Когда я поднимаю голову, Элайджи в комнате уже нет.