Выхожу на морозный утренний воздух и закрываю за собой дверь, радуясь, что удалось избежать неловкой беседы с Вивиан и предложения подвезти меня в школу. Это не первый раз, когда мы обходимся без разговоров, но впервые молчание такое ожесточенное. Это не просто ссора, а нечто большее. Словно мой мир рушится. Сколько себя помню, Вивиан и папа были моими единственными близкими людьми.

Глаза слипаются, пока я поворачиваю ключ в замке. Я спала всего три часа и теперь от недосыпа мерзко себя чувствую. Оборачиваюсь и едва не врезаюсь носом в мужскую грудь. Я вскрикиваю, вскидываю голову и вижу взволнованное лицо Джексона. После всех стараний сбежать из дома по-тихому я кричу: «Не делай так больше!» – и быстрым шагом устремляюсь в сторону школы.

– Прости, я не хотел тебя напугать. – Джексон стягивает сумку с моего плеча, и нет абсолютно никаких сил, чтобы сопротивляться. – Просто подумал, что стоит прогуляться с тобой.

Он часто провожал меня домой, но еще ни разу из дома. – Ты проверяешь, как я?

– Возможно. – Он не смотрит мне в глаза. Никогда не видела Джексона таким неуверенным, это неестественно.

Наверное, он думает, что я не оправилась после вчерашнего и до сих пор разбита. Собственно, так и есть. Но то, что он обращается со мной как с неуравновешенной, только лишний раз напоминает, как все запутано, и сильней нервирует.

– Мне не нужна опека.

Джексон подстраивается под мой шаг и откидывает с лица волосы.

– Сэм, я хотел поговорить…

– Проверять нужно больных. Я не больна. – О чем бы там он ни хотел поговорить, не уверена, что смогу сейчас это выдержать. Я не очень хорошо себя контролирую.

– У тебя на глазах умер человек. После такого ты не можешь быть в полном порядке, – серьезно говорит он, и я напрягаюсь.

Всю жизнь люди повторяли, что со мной не все в порядке, мне нужна помощь, а теперь Джексон влился в их число, и мне кажется, будто я тону.

– Джексон, я не хочу сейчас разговаривать.

– Почему? Потому что я сказал, что не верю в твое видение насчет Джона? Или не думаю, что будут новые смерти?

К щекам приливает кровь, я ускоряю шаг. Мы уже почти дошли до школы.

– Я не собираюсь перед тобой оправдываться. Мне хватает и остальных. – Забираю у Джексона сумку, но он успевает перехватить лямку, не позволяя закинуть ее на плечо. Изучает взглядом мое лицо.

– С каких пор со мной тебе приходится оправдываться? Я всего лишь хочу поговорить. Хочу…

– Отпусти.

Я дергаю сумку, и Джексон сжимает губы. Потом кивает и разжимает пальцы. Я кидаюсь к дверям школы, но на этот раз Джексон не идет следом. Стоит оказаться внутри, и я сожалею о сказанных словах. Я хочу поговорить с Джексоном. Но как можно объяснить Элайджу и проклятие? Он ни за что не поверит. В коридоре несколько ранних учеников награждают меня неприятными взглядами. Оскорбления не шепчут, а произносят достаточно громко, чтобы я их слышала. Я сжимаю челюсти, стараясь удержаться от слез.

Когда заворачиваю за угол, неподалеку открывается дверь без каких-либо опознавательных знаков. В тени я замечаю угловатое лицо Элайджи. Проскальзываю в комнату, за спиной раздается звук закрывающегося дверного замка. Внутри кромешная темнота, я ударяюсь ногой обо что-то твердое и хватаюсь за Элайджу. Дух щелкает выключателем.

Комната оказывается маленькой кладовкой, в которой едва хватает места для нас двоих. Мы стоим всего в паре дюймов друг от друга, практически соприкасаясь грудью. На мгновение повисает тишина. На скулах Элайджи играют тени, а губы его слегка приоткрыты. Внезапно хочется оказаться к ним ближе, я даже подаюсь вперед… и только потом понимаю, что творю.

– Как там папа? – спрашиваю я, возвращая пятки на пол.

– О нем хорошо заботятся.

Замечательно.

– Ты что-нибудь нашел или просто любишь кладовки?

Губы его слегка изгибаются в улыбке.

– Нашел рассказ Коттона о повешении Джорджа Берроуза. Понимаешь ли, после судов Коттон написал еще одну книгу о колдовстве под названием «Чудеса незримого мира».

А я-то едва понимала смысл «Удивительных знамений».

– После этого некий Роберт Калеф представил книгу «Дальнейшие чудеса незримого мира». В ней-то и содержится история, которая была в твоем видении.

– И почему у книги Калефа было такое же название, как у Коттона? – спрашиваю я, только сейчас осознавая, что до сих пор цепляюсь за руку Элайджи. Но даже не пытаюсь ее отпустить. Он кажется таким настоящим и живым.

– Роберт Калеф прокомментировал суды над ведьмами. У него накопилось много неприятных замечаний о Коттоне.

– Подожди-ка, получается, Калеф был врагом Коттона? И заработал себе славу, разрушив его репутацию? – В коридоре гудит прибывающий народ, но мне все равно. – Тогда, возможно, рассказ о Берроузе неправда? Зачем бы Коттону показывать мне историю, которую написал какой-то странный тип, чтобы выставить его с худшей стороны?

– Сложно сказать. В своих дневниках Коттон писал, будто не верит, что книга Калефа когда-либо увидит свет. А раз так, значит, он не принял ее всерьез. Повтори еще раз, что Коттон сказал о Берроузе после той молитвы.

– Что-то о том, что злые люди могут притворяться хорошими. Нельзя позволять им себя обмануть.

Я пытаюсь удобнее устроиться в небольшом пространстве между ведрами и на секунду соприкасаюсь с Элайджей. Он кладет ладонь мне на талию, помогая устоять, и внутри меня все сжимается, словно только что я на всей скорости съехала с горы. Элайджа опускает руку.

– Вероятней всего, это метафора. Возможно, он имеет в виду человека, который кажется хорошим, но на самом деле это не так.

– Вообще, если брать во внимание всю историю с Калефом, это может быть человек, который распространяет обо мне слухи и кажется хорошим, но на самом деле полный подонок. Лиззи? Со мной она всегда вела себя ужасно, но все в школе считают ее чудесной девочкой.

– Или одна из Наследниц, – говорит Элайджа.

Сама мысль о том, что Мэри, Элис или Сюзанна могут оказаться моими тайными врагами, отзывается болью в груди. Нет, это не Сюзанна. Кто угодно, только не она.

– Тебе удалось найти причину той сыпи?

– Нет, но сейчас для этого время просто идеальное – дома пусты.

Звенит первый звонок, а я только крепче цепляюсь за рубашку духа. Не хочу никуда идти. Хочу остаться с Элайджей в этой маленькой кладовке, пропахшей лимонным средством. Он знает обо всех странностях, происходящих со мной, но не считает меня сумасшедшей; он думает, что я особенная. Тело пронзает жар, словно сухое дерево в языках пламени. Элайджа поднимает руку и касается моего лица, нежными пальцами отводит пряди волос.

– Я здесь, с тобой. И пока нужен тебе, я буду рядом. Ты не одна.

Его успокаивающие, обнадеживающие слова окутывают словно теплые объятия. Элайджа поднимает мое лицо и целует лоб. Не дав сказать ни слова, он исчезает, а я остаюсь в кладовке, цепляясь за воздух в том месте, где только что была ткань его рубашки, и ощущая, как мне без него тяжело. Я выключаю свет и вливаюсь в толпу людей, торопясь в кабинет миссис Хоксли.

Когда вхожу в класс, враждебность в воздухе почти осязаема. Парты Наследниц пусты. Я занимаю свое привычное место и слышу за спиной приглушенные голоса, обсуждающие смерть Джона. Раздается второй звонок. Миссис Хоксли не приходится успокаивать учеников. Кабинет сам погружается в тишину.

– Сегодня днем будет специальное собрание, возможность обсудить произошедшую вчера трагедию. Если кому-нибудь необходимо поговорить об этом в личном порядке, просто попросите пропуск и идите в кабинет психолога.

Я утыкаюсь лбом в ладони. Волосы падают на лицо, усталость и нервозность последних дней смешиваются в моей груди. Уверена, Элис и Мэри уже знают о том, как я облажалась у дома Сюзанны. Но я понятия не имела, что у них не было видения о смерти Джона. А теперь, после того, что с ним случилось, рассказ о видении кажется подозрительным. Элис и так подозревала во всем меня. Если б только можно было все им объяснить… Неизвестно, сколько еще времени осталось, прежде чем Сюзанна… Нет, даже думать об этом не могу. Я не позволю, чтобы с ней случилось то же, что и с Джоном.

Звонок. Я открываю глаза, голова тяжелая, словно чугунная. Когда выхожу из кабинета, на меня налетает парень. Я запинаюсь, теряя равновесие, но он даже не оборачивается. Чудненько, значит, сегодня день подобных приколов. Не удивлюсь, если на собрании меня решат линчевать. Секундочку, а вдруг так и будет? От нервов и недостатка еды скручивает живот.

Я прохожу в кабинет истории, ощущая взгляд Джексона, и хоть чувствую себя ужасно, я не знаю, что ему сказать. Лиззи тоже нет на месте. Возможно, Наследницы сейчас все вместе. Рассказала ли Сюзанна Лиззи о моем вчерашнем визите? Если да, дела плохи и скоро будут еще хуже. Раздается звонок на урок.

– Не уверен, что это утро хоть чем-то доброе, – говорит мистер Уордуэлл и просто продолжает урок.

Я смотрю в окно, не прислушиваясь к теме. Меня гложут слова Элайджи о тайном враге. Коттон явно хотел предупредить. Он был очень зол, уверяя, что я сосредотачиваюсь не на том.

Рядом внезапно появляется Элайджа. Я вздрагиваю, и Джексон это замечает.

– Ты захочешь увидеть то, что я нашел, – говорит дух.

Поднимаю руку, но мистер Уордуэлл молчит. Тогда я замечаю, что пропуск в уборную уже отсутствует. Он еще несколько секунд продолжает урок, но я не опускаю руку.

– Да, Сэм? – раздраженно спрашивает мистер Уордуэлл.

Мне кажется или он ведет себя как настоящий придурок? Неужели он тоже считает, что я замешана в смерти Джона? Может, Джексон ошибался: может, Уордуэлл потомок ведьм?

– Можно мне, пожалуйста, пропуск в кабинет психолога? – Мне ужасно не хочется видеть миссис Липпи, но зато в этом учитель не может мне отказать.

– Просто идите. – Он машет рукой, указывая на дверь.

Я хватаю сумку. Когда прохожу мимо девчонок на первых партах, одна из них шепчет: «И не возвращайся!» Выйдя в коридор, я протираю лицо.

– Что ты нашел?

Элайджа протягивает клочок бумаги, который я осторожно разворачиваю. Он покрыт черными чернильными символами, в некоторых местах размытыми какой-то жидкостью.

– Что это?

– Это пергаментная бумага, а символы – заклинание.

Я открываю было рот, собираясь возмутиться, что такое невозможно, а потом вспоминаю обещание, которое дала отцу прошлым вечером. Что больше не буду сопротивляться разным странностям.

– Оно было искусно спрятано в складках платья, в котором Сюзанна была на вечеринке.

– И это, вероятно, причина, по которой у нее сыпь проявилась сильнее всего, да? – Я до последнего момента верила, что сыпь появилась сама собой, как знак апокалипсиса, к примеру. – Но это не объясняет, почему в отличие от остальных я ей не заразилась.

– Ты видишь духов, получаешь видения. Ты какая угодно, но точно не обычная.

Может быть, именно это Коттон хотел сказать в своем предупреждении?

– Если меня пыталась подставить Лиззи, то отсутствие сыпи – идеальный способ. – Или Элис. О боже, как же я надеюсь, что это не она!

Одна из соседних дверей распахивается, и мы с Элайджей идем к кабинету миссис Липпи. Нужно показать заклинание Наследницам. Сюзанна поймет, что кто-то должен был его подложить, и отследит путь бумажки вплоть до Лиззи. Кто, кроме этих девчонок, здесь умеет колдовать?

– О нет! Перед вечеринкой Сюзанна заходила ко мне домой. А значит, главная подозреваемая снова я.

– Я подумывал об этом.

– Есть какой-либо иной способ доказать, кто это написал?

– Насколько мне известно, нет.

Я рассматриваю клочок бумаги, из-за которого, возможно, началась проблема с сыпью.

– Я могу его забрать?

– Конечно, – соглашается Элайджа, когда мы оказываемся у кабинета психолога. Мое невезение набирает обороты – из дверей выходит миссис Липпи.

– Мне показалось, что из коридора доносятся голоса. Тебе везет, Сэм, сейчас у меня никого нет.

Я кидаю последний взгляд на Элайджу, прежде чем он исчезает, и перешагиваю порог кабинета. Заталкиваю бумажку с заклинанием в кошелек и замечаю визитку, которую после допроса дал мне капитан Брэдбери.

– Рада, что ты пришла. Правильный выбор.

А я так надеялась, что к психологу будет целая очередь и остаток урока придется провести в комнате ожидания. Присаживаюсь перед ее столом.

– Полагаю, тебе уже известно о трагедии.

Киваю:

– Не знаю, что и думать.

– Вы с Джоном были близки?

– Он был моим одноклассником.

– Как ты себя чувствовала, когда увидела его вчера? Я не ошибаюсь, это ведь ты нашла его? – Если даже она уже это знает, то и всей школе известно, что я – единственный человек, который был рядом с ним в минуты смерти.

– Честно? – вздыхаю я. – Онемевшей. Я не могла двинуться.

– А когда оцепенение прошло?

Я делаю паузу.

– Виноватой.

Она выдыхает, словно в облегчении, что мы к чему-то пришли.

– Казалось, я должна была как-то помочь. – Я ненавидела Джона, но не желала его смерти.

– Задним числом всегда легко себя критиковать, Сэм. Возможно, тебе поможет, если мы обсудим события, которые привели к этому несчастному случаю. Посмотрим, удастся ли найти причину проблемы. – Она достает исписанный лист. – В последнее время устраивала ли ты ссоры с применением физического насилия?

– То есть драки? Нет.

– Замечала ли ты, что прикасалась к кому-либо, а этот человек в скором времени заболевал?

Вот и будь после этого честной.

– Нет.

– Целенаправленно саботировала чью-либо оценку во время контрольной?

– Не уверена, что я вас понимаю.

Итак, это список жалоб, который миссис Липпи пыталась обсудить вчера.

– Бывало ли, что ты осознанно наводила порчу на людей?

Ничего нелепей я в жизни не слышала.

– Значит, ученики приходят к вам с подобными безумными жалобами на меня? Или это их родители? – Элайджа был прав: вся школа жаждет меня очернить. Пусть они не атакуют открыто, результат получается тот же.

– Возможно, некоторые жалобы более сомнительны, чем другие, – уступает миссис Липпи. – Но не могут же ошибаться все. Уверена, если сломаем шаблон, сложившийся в твоих отношениях с другими учениками, то обязательно к чему-нибудь придем.

Сломаем шаблон? Но это не моя… Секундочку. А может быть, я действительно могу сломать этот шаблон. Проклятие имеет определенную структуру, узор. Может быть, если удастся разрушить одно звено цепочки, это потянет за собой остальные. Элайджа сравнивал мое положение в Салеме с тем, что происходило во время судов над ведьмами.

– Сэм?

– Извините, миссис Липпи. Кажется, вы на самом деле помогли мне кое-что понять.

– Это часть моей работы, – сияет она.

Мне нужно время, чтобы все обдумать.

– Есть ли где-нибудь место, где можно немного посидеть в тишине? Пустой кабинет или еще что?

– Это не в правилах школы.

– Вы подкинули мне много идей для раздумий. Я просто боюсь, что если вернусь сейчас на урок, то не смогу все обдумать как следует.

Миссис Липпи колеблется.

– Уверена, что мы не можем обсудить это?

– Поверьте, сначала мне нужно обдумать все самостоятельно. И только потом уже делиться мыслями.

Она кивает и начинает заполнять листок бумаги.

– Это для аудитории номер сто двадцать семь. В это время она обычно пустует. – Миссис Липпи протягивает мне пропуск. – У тебя есть полчаса.

– Спасибо вам большое! – улыбаюсь я, а психолог выглядит довольной. Я закидываю сумку на плечо и вылетаю из кабинета.

Едва оказавшись в коридоре, начинаю шепотом звать Элайджу, и когда открываю дверь аудитории, дух уже стоит передо мной.

– Шепотом?

– Прости, – отзываюсь я. – Не знала, как еще можно с тобой связаться.

Выражение его лица смягчается.

– Я не против, если ты зовешь меня.

– Элайджа, а как ты узнаешь, что я тебя зову, если не следишь за мной?

– Я и сам еще не разобрался. Полагаю, это соотносится с количеством времени, которое я на тебе фокусируюсь. Должно быть, я настроен на тебя. Могу слышать, когда ты зовешь меня по имени. В именах содержится сила.

Мне приятно, что мы с ним связаны на ментальном уровне.

– Кажется, я нашла какую-то зацепку, пока разговаривала с миссис Липпи. Ты знаешь, что народ жаловался, что я порчу им оценки, вызываю болезнь одним взглядом и на иную подобную чепуху?

– Не точно. Но у меня была подобная мысль.

– А помнишь, ты сказал, что моя ситуация похожа на обвинения ведьм в тысяча шестисотых? И что безмолвие может стать смертным приговором?

Он кивает.

– Думаю, мой случай имеет с ними гораздо больше общего, чем казалось изначально. Возможно, это все часть одной большой системы.

– Поясни.

– Итак, у смертей есть определенная закономерность. Это нам уже известно. Еще мы выяснили, что несчастные случаи начинаются, когда в городе одновременно присутствуют все потомки ведьминских семей. А что, если узор этот сложнее, чем мы думали? Что, если каждый раз проклятие повторяет события настоящих судов? То есть происходят какие-то главные события, но в иной форме. В нашем случае меня обвинили в колдовстве и теперь выстраиваются в очередь, чтобы меня уничтожить. В переносном смысле, конечно.

Элайджа слегка наклоняет голову:

– Это лучшее обоснование, которое за все время нам удалось придумать.

– Правда? – Я так взволнована, что всю сонливость как рукой сняло. – Давай вспомним главные аспекты судов. Возможно, если удастся предотвратить хоть один из них, то можно разрушить проклятие… или хотя бы его замедлить. – Я достаю из сумки блокнот и ручку, чтобы делать заметки. – Для начала была книга Коттона.

– Для начала нужно заглядывать гораздо дальше. Колдовство в те времена было обычным преступлением. Всего за несколько сотен лет в Европе провели более восьмидесяти тысяч казней по обвинению в колдовстве. А до начала салемских судов в Новой Англии уже предали смерти примерно пятнадцать человек.

Я моргаю.

– Получается, люди воспринимали колдовство как нечто реальное.

– Именно. И, как я тебе уже говорил, колония Массачусетского залива была пуританской общиной. Все ее политические лидеры были членами пуританской церкви и, принимая решения, непременно советовались со священнослужителями. Пуритане были кальвинистами – любые ритуалы, кроме общепринятых, ассоциировались у них с язычеством.

Я быстро записываю его слова в блокноте.

– То есть, по сути, все, что выходило за рамки нормы, объявлялось происками зла или чем-то подобным?

Элайджа кивает:

– Более того, жители Салема были довольно склочными. Поселенцы боролись за земли и церковные нужды. Почти каждый из них был готов подать на соседа длинный список жалоб.

Да это же краткое описание нашей школы!

– Могу поспорить: как только начались первые жалобы, они распространились как огонь.

– Безусловно. Только затем в игру вступает книга Коттона. Она снабдила народ информацией, необходимой, чтобы их жалобы выглядели правдоподобно. – В голосе Элайджи слышится сожаление.

– Получается, в то время сложилась идеальная ситуация, чтобы события вышли из-под контроля. – Я замолкаю на мгновение. – Так происходит сейчас и со мной. Школьники в любой момент готовы перегрызть друг другу глотку. И раз война началась, то будет полыхать, пока кто-нибудь не падет ее жертвой.

– Полагаю, обвинения в колдовстве не исчезли полностью. – Элайджа хмурится. – Они просто видоизменились.

Я надеялась, что задача будет проще.

– Как можно изменить целую систему? Нечто такое, что повторяется уже многие годы?

Элайджа улыбается, услышав слово «изменить».

– Хочу, чтобы ты поняла обстоятельства, в которых проходили салемские обвинения в колдовстве. Мы можем рассмотреть все более подробно, выделить необходимые моменты, для того чтобы обвинить колдунью.

– Ладно. – Эта идея мне нравится. – Ты рассказывай, что происходило в Салеме в те времена, а я буду подыскивать равнозначные события в нашей ситуации.

Я записываю:

КАК ПОВЕСИТЬ ВЕДЬМУ

САЛЕМСКИЕ СУДЫ СЕЙЧАС

– Для начала нам нужно испуганное общество, – говорит Элайджа. – Помимо прочего, войны с Францией и индийскими поселенцами сделали жителей Новой Англии крайне осторожными. Среди населения Салема были люди, принимавшие участие в сражениях, потерявшие близких и любимых и даже беженцы. Они боялись дикой природы и всегда были готовы к плохому. Им было необходимо то, что смогло бы объяснить все потери и страхи.

– Так же и с таинственными смертями и странными вещами, происходящими сейчас. Элис сказала, что люди пытаются найти этому объяснение.

Элайджа кивает:

– И бо́льшая часть обвинений была выдвинута избранной группой людей.

– Наследницы.

– Если эта группа выступала против ведьмы, никто в городе не решался встать у них на пути. Люди боялись, что, если посмеют сказать слово против, их тоже обвинят в колдовстве.

– Все в моей школе боялись пойти против Наследниц, особенно против Лиззи. Может быть, и весь город. – Связать эти пункты так легко. Мне это не нравится.

– Чаще всего после первых жалоб на ведьму все больше жителей присоединялось к обвиняющим и уверяло, будто с тем или иным человеком что-то не так.

– Жалобы, которые зачитывала мне миссис Липпи…

Элайджа вновь кивает:

– Затем предоставлялись доказательства, они выступали в виде физического вреда или видений, вплоть до того, что на ведьму навешивали старые убийства.

– Сыпь и смерть Джона. – Это довольно зловеще.

– В суде показания свидетелей оценивали священники и общественность. Когда все соглашались, что доказательства достаточны, ведьме выносили смертный приговор.

Сердце мое бешено колотится. Меня же не могут повесить, правда? Даже в переносном смысле эта идея вызывает тошноту и тревогу. Память услужливо подкидывает рисунок виселицы на земле в парке Галлоуз-Хилл и пятно в виде петли на подставке для кофе.

– Для этого аналогов еще нет.

– Не знаю, что может быть равносильно суду, – говорю я. – К тому же бо́льшая часть событий из списка уже произошла, я не смогу ее предотвратить. Было ли вообще реально избежать смертного приговора?

– Порой да. Но этому человеку необходима была немалая поддержка со стороны и возможность быть услышанным. Тебе нужны публика и вся сила убеждения.

У меня сердце падает в пятки.

– Придется произнести речь?

– Да. Пожалуй, да. – Элайджа делает паузу, но я уже знаю, что он собирается сказать. – К тому же наши суды были не официальными, как, наверное, ты их себе представляешь. Они больше напоминали общественное мероприятие. В школе собираются обсуждать смерть Джона?

Я разглядываю свои руки, переставая делать заметки.

– Да. Сегодня будет собрание.

– Вот оно, само Провидение.

– Имеешь в виду, худшая вещь на свете?