Я дую на чашку горячего чая с мятой и клубникой и смотрю на коробку с платьем на подоконнике. На тумбочке жужжит телефон.

Джексон: «Завтра поговорим. Спать ложусь».

О’кей, теперь понятно: Джексон зол на меня. Он ждал четыре часа, чтобы так ответить? Хотя я его понимаю; я бы также ответила. Не знаю, как вообще наш утренний разговор вышел из-под контроля и коснулся Элайджи? Шумно вздыхаю.

– Почему тебя так тяжело забыть? Ты мне даже не особо нравился поначалу, а теперь я ссорюсь с другом из-за того, что он думает, будто у меня еще остались какие-то чувства к тебе. Бредятина! А еще я сижу и разговариваю сама с собой. Пошел ты, Элайджа…

Откладываю телефон, и взгляд мой вновь цепляется за коробку. Я просто надену пижаму и до завтра ни о чем не стану думать. Подхожу к шкафу, сжимаю пальцами задвижку и останавливаюсь. Снова смотрю на коробку. Мы ведь уже открывали ее, и ничего страшного не случилось. Достали платье, и все… Отпускаю дверцу шкафа. Если Сюзанна уже прикасалась к нему, значит, ничего опасного нет, правда?

Я снимаю крышку и достаю изумрудно-зеленое платье. Коробка падает к ногам, а я раскладываю на кровати изысканную ткань. Из-под лежащей на полу тонкой розовой бумаги выглядывает белое кружево. Я убираю бумагу и под ней нахожу кружевные панталоны, лиф и нижнюю юбку. Кто в здравом уме отправляет в подарок «историческое» белье?

Провожу пальцами по гладкому шелку, обводя швы. Я не ношу платья, но должна признать, что этот наряд выглядит потрясающе. Неужели что-то случится, если я его просто примерю?

Выскальзываю из свитера с джинсами и просовываю ноги в изящные панталончики, больше напоминающие шорты. Медленно надеваю каждую деталь одежды, словно подсознательно знаю, как она должна сидеть. Странно. Когда я последний раз пыталась надеть платье в примерочной, то запуталась в нем так, что пришлось звать на помощь.

Когда все белье на мне, подхватываю с кровати платье, надеваю на голову и…

* * *

Перед глазами все плывет, на долю секунды меня охватывает паника, но она исчезает также стремительно, как началась. Я моргаю, и картинка становится четкой, более яркой и живой, чем я помню.

Полностью облаченная в дневное белье, я стою перед большим овальным зеркалом. Девушка затягивает на мне корсет. Она всего на пару лет старше, одета в темно-серое шерстяное платье, а ее кудрявые каштановые волосы собраны под белым чепцом.

Я ее знаю? Должна вроде, она же меня одевает. Как можно не узнать служанку, которая тебя одевает? Беспокойство возвращается, но растворяется, не успевая овладеть мной. Хватаюсь за живот, когда девушка слишком сильно дергает шнуры корсета.

– Как мне в этом есть?

Я что, собралась есть? Девушка подмигивает мне.

– Маленькими кусочками, мисс, – отвечает она с акцентом.

С британским? Нет, ирландским, пожалуй. Горничная снимает зеленое платье с розовой атласной вешалки и поднимает его над моей головой, помогая просунуть руки.

– У вас самое роскошное платье на всем корабле.

Такое чувство, что в моей голове расплывается туман, когда губы сами движутся, спрашивая:

– Скажи, похожа ли я сама на себя сегодня?

Длинная юбка скользит по ногам, опускаясь на пол, и горничная принимается застегивать ряд маленьких пуговиц у меня на спине.

– Конечно, похожи. Только, может, чу-уточку элегантней в этом платье.

Она осматривает меня в зеркале и проводит руками по бедрам, разглаживая ткань. Ее голос успокаивает, я улыбаюсь.

– Я могла быть элегантней, если б не наступала на подол.

Девушка смеется:

– Скажете тоже! Да вы тут всем утерли нос. Все леди только и говорят про ваши наряды. А один молодой сэр, кажись, наглухо убит вашей красотой. Присядьте, я поправлю волосы.

Лицо горничной усыпано веснушками. Я так и не могу вспомнить ее имя. Ужасно неловко, ведь она, как я понимаю, прекрасно меня знает. Тревога возвращается в третий раз, на сей раз такая слабая и незаметная, что я мгновенно о ней забываю.

Служанка идет к туалетному столику, я сажусь на стул, стараясь ни за что не зацепиться платьем, и смотрю через зеркало, как она закручивает мои волосы в причудливую прическу.

– Кто тебя научил так обращаться с волосами?

– Мать. Я любила поспать подольше, так что, пока я вставала и одевалась, завтрака уже не было на столе. Мама всегда повторяла: «Молли, волосы надо убирать быстро, а есть – медленно».

Девушка улыбается чему-то своему, я тоже не могу сдержать улыбку.

Молли, ее зовут Молли. Она берет шпильку с туалетного столика и закрепляет ей прическу.

– Ну-у-у, и кто же это? – спрашиваю я.

– Моя ма, мисс?

Начинаю хохотать:

– Нет, я про джентльмена, который убит моей красотой?

«Наглухо убит». Кто так выражается вообще?

Молли расплывается в улыбке, когда наклоняется к моему уху:

– Мистер Александр Джессеп-младший. Официантик шепнул по секрету, что, увидев вас, сэр онемел и перестал говорить со своим papá. И чуть не уронил стул, хотел лучше вас разглядеть. Если что, я ничего не говорила. Дядюшка ваш уши мне надерет, если узнает, что я сплетничаю с вами, – тараторит Молли.

От волнения ирландский акцент усиливается: она не успевает произносить слова полностью.

– Никому ни слова, обещаю. – Провожу пальцем по коричневым зубчикам лежащей на столике расчески. – Не припоминаю, чтобы меня знакомили с этим Александром. Покажешь его?

В соседней каюте раздается шум. Молли резко выпрямляется, словно ее ущипнули.

– Давайте я провожу вас к обеденному залу, мисс, – обычным и ровным голосом говорит она, подмигивая мне в зеркале.

Мои непослушные волосы уложены в высокую прическу с бесконечным количеством шпилек. Молли достает золотистую ленту с крошечными жемчужинами, вплетает ее мне в волосы, а я кручусь перед большим зеркалом, любуясь собой. Этот корсет меня прикончит!

Раздается звук горна.

– Пора ужинать, мисс.

Молли протягивает мне длинный белый плащ, помогая надеть его. Мы выходим из спальни в бордовую гостиную с большими мягкими креслами и камином. Молли придерживает дверь передо мной. Выходя в коридор, внезапно понимаю, что не знаю, куда идти. Все кажется знакомым и одновременно далеким, неведомым. Может, я что-то не то съела и теперь мне дурно?

– Налево, мисс, – говорит горничная, и я послушно сворачиваю. – Через арку направо.

Какое облегчение, что рядом Молли. Представляю, как на меня смотрели бы, начни я бродить по коридорам среди этих изысканно одетых людей и спрашивать дорогу. Мы проходим сквозь длинный зал с диванами вдоль стен и спускаемся по большой парадной лестнице, расширяющейся книзу, подобно вееру.

Молли распахивает дверь, ведущую в обеденный зал, поражающий своим богатством. Плитка на полу напоминает персидский ковер, белые колонны вздымаются к белоснежному потолку с лепниной, а драгоценностям, надетым на сидящих в зале женщин, самое место в музее. Хватаю Молли за руку. Да здесь собралось более двухсот леди и джентльменов из высшего общества, многие из которых с интересом смотрят на нас, когда мы проходим мимо.

– Слева от вас, – шепчет Молли, – через три стола. Александр Джессеп-младший.

Отсчитываю три стола и мельком встречаюсь взглядом с голубоглазым шатеном примерно моего возраста. От его улыбки у меня все замирает в груди.

– Дядюшка Гарри смотрит на вас, мисс, – шепчет Молли, сворачивая к столу справа.

Быстро перевожу взгляд на видного джентльмена средних лет, который встает со своего места, пока я подхожу:

– Платье идеально сидит, дорогая. Выглядишь великолепно!

– Благодарю, дядя Гарри.

Имя застревает в горле, словно мне тяжело его произнести. Надеюсь, он не заметил. Неужели качка так на меня действует? Так и есть. Я же впервые путешествую по морю! Облегченно вздыхаю, радуясь тому, что поняла причину этого странного состояния.

Молли забирает у меня плащ и отдает его официанту. Позади дяди стоит мужчина со смуглой кожей и привлекательными чертами лица. Дядя замечает мой взгляд и поворачивается:

– Это все, Хаммад. Ты свободен.

– Да, сэр.

Хаммад кланяется и, прежде чем уйти, ловит мой взгляд. Мужчина говорит с акцентом, но я смогла понять, откуда он родом. Дядя раскладывает на коленях салфетку, справа от меня появляется официант:

– Желаете вина, мисс?

Я уже готова сказать, что еще слишком мала, чтобы пить. Но, глядя на дядю, понимаю, что он не возражает:

– Да, спасибо.

Официант наполняет мой бокал, не пролив ни капли на хрустящую белую скатерть.

– Сегодня мы ужинаем вдвоем, так что можем пригласит за наш стол Джессепов? Как думаешь?

Судя по довольной улыбке дяди, чувства Александра для него не секрет. Но раз он готов пригласить Джессепов за стол, значит, он их одобряет, верно? Милостиво киваю, не отрываясь от бокала с вином, и дядя жестом привлекает внимание Александра и его отца.

– Позволь мне представить тебе мистера Александра Джессепа и его сына, Александра Джессепа-младшего, – говорит дядя и указывает на меня: – Моя племянница Саманта Мэзер. Мы с женой взяли ее с собой в путешествие по Европе и Азии.

Европа и Азия? Но вопрос вылетает из головы, когда мужчины кланяются мне. Мистер Джессеп похлопывает дядю по спине и занимает соседний с ним стул:

– Какое удовольствие, что в этот вечер мы можем присоединиться к вам, мистер Харпер.

Александр садится рядом со мной. Мужчины продолжают общаться, а я изучаю меню с большим заголовком «КПС „ТИТАНИК“» и хмурюсь. Меня охватывает странное беспокойство, словно я забыла что-то и никак не могу вспомнить. Нечто неприятное.

– Вы довольны путешествием, мисс Мэзер? – интересуется Александр.

Отвлекаюсь от меню, встречаясь взглядом с внимательно следящими за мной темно-синими глазами, и на секунду забываю про вопрос.

– Можете звать меня Саманта.

Молодой человек лучится от удовольствия, и невозможно не улыбнуться в ответ. Его каштановые волосы идеально уложены, а костюм выглядит безупречно и дорого.

– Тогда вы просто обязаны называть меня Александром.

– Хорошо, так и буду. Терпеть не могу формальности. А вы?

– Не так громко, а то пожилые леди неподалеку от нас упадут в обморок, – смеется он.

Тихо смеюсь в ответ:

– Не только они. Я в этом корсете тоже потеряю сознание, если сделаю глубокий вдох. Хорошо, что стулья здесь с ручками.

– Даже если бы их не было, я не дал бы вам упасть.

Молли права. Он заигрывает со мной!

– А где вы живете?

– В Нью-Йорке, недалеко от Харперов. Пару лет назад мы уже встречались на одном из их приемов в честь Рождества. Помните?

Прием на Рождество? Не помню. Помню только Нью-Йорк.

– Извините, но нет. На приемах я обычно ни с кем не общаюсь, – говорю, поднимая бокал с вином.

Официант ставит передо мной тарелку жареной спаржи с лимонным соком и оливковым маслом.

– Дядя не рассказывал вам историю, как мы в самый последний момент умудрились перекупить билеты на этот лайнер?

Рада, что он сменил тему.

– Неужели? Расскажите! Вы стали причиной скандала?

– Что ж, – смеется он, – кажется, так и есть.

Меня охватывает дрожь. Что это, морская болезнь? Опускаю бокал на стол. Александр хмурится.

– Саманта?

Отодвигаю стул и встаю, все за столом смотрят на меня. Дрожь становится сильней.

– Прошу прощения, мне нужно отойти, – поясняю мужчинам и быстро, насколько позволяет платье, устремляюсь прочь.

Руки мои трясутся. Корсет не позволяет вздохнуть, комната кружится перед глазами. Я толкаю дверь и…

* * *

Кто-то сидит, склонившись надо мной, и осторожно трясет за плечи. Я моргаю. В полутьме волнистые темные волосы отбрасывают тени на точеные скулы. Губы слегка приоткрываются, и парень выдыхает с облегчением, а его лицо светлеет. Все-таки он прекрасен.

Резко сажусь на кровати. Как он… ничего не понимаю! Тру глаза, чтобы убедиться: они меня не обманывают.

– Элайджа? – неуверенно спрашиваю я.

Это сон, да?

– Саманта, – произносит он с очаровательным старо-британским акцентом и ненадолго замолкает. – Зачем ты надела платье, если даже не представляешь, кто его прислал? – Его взгляд осуждает.

Итак, это не сон. Ошибок быть не может, Элайджа здесь. Но как? Окидываю себя взглядом: платья на мне больше нет, только комплект старинного белья с оборочками. Корсет тоже исчез. Я не сразу понимаю, что все это значит;

в голове до сих пор туман.

– Ты что, раздел меня?

– Ты не могла проснуться, пока была в платье. – Он встает. – Как можно не догадаться, что на платье наложено заклятие? Ради всего свя…

– Так, стоп!

Я тоже поднимаюсь с кровати. Знакомая до пылинки комната с Элайджей, стоящим посередине, выглядит слегка нереальной.

– Как можно быть такой беспечной? – разочарованно продолжает он.

Я лишь отмахиваюсь от вопроса. Мысли в таком беспорядке, что думать я могу только над одной ситуацией в данный момент.

– Ты здесь? Как такое может быть?

Элайджа открывает рот, но я не позволяю сказать ему ни слова:

– Ты все время был рядом? – Из удивленного голос мой переходит в возмущенный.

– Конечно, нет.

– Но иногда все-таки был?

– Был.

– И не сказал мне?

Голос становится громче. Элайджа меряет меня своим гордым взглядом. Мои щеки пылают, дыхание ускоряется. Он куда-то пропал на полгода, не сказав ни слова, а теперь просто появляется здесь, словно…

– Книга. – Показываю на рюкзак. – Экземпляр «Титаника», внезапно появившийся в кабинете. Это был ты?

Он молчит, но его взгляд… я понимаю без слов.

– И значит, видел, как привезли посылку? – спрашиваю я, вынуждая его ответить.

Но Элайджа не произносит ни слова.

– Ты следил за мной. – Я шагаю к нему. – И ничего не сказал. – Замахиваюсь. – Как ты мог?

Элайджа уклоняется от удара правой рукой, но я бью левой. И потом еще раз правой. Успеваю пару раз со всех сил врезать ему по груди, прежде чем дух хватает меня за запястья. Между нами расстояние в несколько сантиметров.

– Ненавижу тебя, – шепчу я.

И тут же целую его.

Элайджа прижимает меня к себе так сильно и быстро, что я чуть не теряю сознание. Обвиваю руками его шею, запускаю пальцы в его волосы. Наши языки сплетаются, его ладони сжимают мою спину и…

Тук-тук-тук.

– Сэм, все в прядке? – спрашивает папа через дверь.

Элайджа испаряется, а я стою, обняв воздух.