Хватаюсь за ступеньки лестницы. Ноги запутываются в подоле. Оглядываясь, подбираю край платья и зажимаю его в зубах. Утопленник и Александр бегут ко мне по коридору. Карабкаюсь быстрей, нервы на пределе.

Мою ногу хватает чья-то рука и дергает на себя. Я цепляюсь за лестницу и пинаю утопленника свободной ногой. Он мгновенно разжимает пальцы, пытаясь защититься от удара. Подтягиваюсь на последней ступеньке и карабкаюсь на следующую палубу.

По узкому переходу выбегаю в коридор. Пол начинает наклоняться, и я словно мчусь вниз с горы. Утопленник бежит следом, Александр Первый отстает. Я преодолеваю лестничный пролет, перескакивая через ступеньку, и вырываюсь в очередной коридор. Шаги утопленника громыхают по лестнице. У меня нет шансов избавиться от него, когда он так близко.

Врываюсь в обеденный зал первого класса и бегу между некогда прекрасных столиков. Слышу, как за спиной открывается дверь, но не оборачиваюсь. Пол усеян осколками тарелок, соскользнувших со скатертей. Необходимо быть максимально внимательной, чтобы лавировать среди упавших стульев.

И вот я оказываюсь у главной лестницы, адреналин колотится в крови, толкая все выше, выше и выше. Утопленник не отстает, бежит со мной нога в ногу. Я кидаюсь к двери на шлюпочную палубу и ударом распахиваю дверь, сильно ударяя руки. Морозный воздух впивается в кожу подобно ледяным иглам. Мои ноги еле держатся из-за наклонившегося пола, измученные после забега.

На палубе толпа. Квартет играет ободряющие мелодии, но их перекрывают исполненные страха крики пассажиров. Мне видна только одна оставшаяся свободная шлюпка. Молли стоит позади толпы и ждет, когда шлюпку подготовят.

– Молли! – кричу я. – Помоги!

Девушка оборачивается, я устремляюсь к ней. Наши взгляды скрещиваются, Молли поднимает голову, глядя мне за спину, на утопленника. Широко распахнув глаза, она замирает. Шаги мужчины приближаются.

– Молли! – кричу вновь, умоляя сделать хоть что-нибудь, но она просто стоит и смотрит.

Я проношусь мимо нее. За спиной что-то с грохотом падает. Я оглядываюсь: утопленник лежит, придавливая Молли к полу. Останавливаюсь, проскальзывая на пятках. Нет! Видимо, Молли встала между нами, и он сбил ее с ног.

– Не трогай ее! – ору я, пытаясь добраться до них.

Утопленник поднимается, взгляд его прикован ко мне. Молли тоже встает. Я замечаю стоящее у стены весло. Пытаюсь его схватить, но руки утопленника цепко хватают меня за талию, оттягивая от стены.

– Денис, прекрати! – кричит Молли.

На долю секунды мы замираем. Денис? Ее Денис? Как такое возможно?

Молли встает между нами, изо всех сил дергая его за руку, чтобы оттащить от меня.

– А ну сгинь! – рычит он на нее, отталкивая.

Я пытаюсь отцепить от руки его пальцы, но мужчина слишком силен.

– Денис, посмотри на меня! Посмотри и скажи прямо, что не знаешь меня! – кричит Молли.

В глазах его мелькает неуверенность.

– Ты мой Денис! – так эмоционально восклицает она, что мужчина все же поднимает взгляд. – Я бросила семью и всех, кого любила, чтобы быть с тобой! Родители говорили, что нам нельзя быть вместе. Брат гнался за нами до самой пристани. Помнишь? Прошу, вспомни меня. Пожалуйста!

Утопленник сводит брови, будто пытается сконцентрироваться. Пальцы его слегка ослабляют хватку, и я вырываю руку, отступая на пару шагов. Денис переводит взгляд с Молли на меня.

Молли сжимает в ладонях его лицо, заставляя снова сосредоточиться только на ней.

– Мы не останавливались ни на минуту, тебе даже некогда было побриться, – рассказывает она, – и смогли попасть на корабль по чистой ирландской удаче. Я выбрала тебя. Ты для меня был важнее всего на свете, даже любимой семьи.

Его уверенность тает:

– Молли?

И она плачет, рыдает, протяжно всхлипывая. Денис нежно обнимает ее.

– Не плачь, любимая. Не плачь, – просит он.

Но сам тоже плачет. И тут же прижимает ее к себе так крепко, что мне удивительно: как Молли вообще сможет дышать?

Корабль кренится сильнее, и мы замираем.

– Нужно подняться на…

Мою талию обвивает мужская рука, а к шее прижимается ледяной металл. Нож!

– Пора идти, – говорит Мэтт мне на ухо.

Нет!

Молли поворачивается ко мне, на ее лице отражается паника. Мэтт утаскивает меня назад, прочь от них.

– Что я наделал? – бормочет Денис и шагает к нам. – Мисс!

– Стой, где стоишь, Денис, – предупреждает Мэтт. – Ты уже исполнил свою миссию. Привел ее сюда.

– Нет… я… Ты забрал у меня Молли! – Взгляд Дениса становится бешеным. – Заставил запугать эту девочку. – Он указывает на меня. – Я не понимал, что творю, не знал, кто я!

Молли медленно подбирается к веслу. Александр Первый бежит к нам.

– Молли, еще один шаг, и я перережу ей горло, – угрожает Мэтт.

Александр хватает Молли за плечи и швыряет ее на палубу. Денис толкает его. Пол снова наклоняется, и мы начинаем скользить. Мэтт хватается за перила, прижимая меня к ним животом, и удерживает мои руки. Нож по-прежнему в его руке – в опасной близости от меня. В двадцати метрах под нами темнеет тихая гладь воды.

– Убей ее! – орет Александр.

Молли визжит, Денис теряет равновесие. Они вместе с Александром Первым соскальзывают, безуспешно цепляясь за гладкую палубу.

– Молли!

Нет, нет, нет! Я рвусь из рук Мэтта, пытаясь освободиться. Хватаюсь за перила и разворачиваюсь, чтобы видеть его.

– Останови заклинание! Корабль идет ко дну! Отпусти духов! Позволь им уйти!

– И кто виноват в этом? – злобно спрашивает он.

Люди кричат, соскальзывая с корабля в ледяную воду. Палуба наклоняется еще сильнее, и я держусь за парапет.

– Хватит мучить их!

– Ты этого хочешь, Саманта?

– Да! Да, именно этого!

Мой голос звучит упрямо и гневно.

– Хочешь, чтобы я умер?

Его слова застают меня врасплох.

– Нет. Я хочу, чтобы ты разорвал заклинание.

Он качает головой:

– Я не могу отпустить всех этих духов. Мои дед и прадед десятилетиями собирали их, как и мой отец, как и я.

Рука его крепче сжимает нож, а голос звучит решительно. Я осматриваю палубу у себя под ногами в надежде найти хоть что-то для защиты от Мэтта. Но вокруг только гладкий пол корабля. Чувствую, как сердце бешено гоняет кровь по замерзающему телу.

– Значит, ты готов позволить этим душам вновь оказаться в темной ледяной воде? Разве не видишь, в каком они ужасе? Они не знают, что мертвы, и думают, будто это все по-настоящему. Сколько ты продержишь их так, пока не восстановишь заклинание? Несколько месяцев? Лет? Вся ваша семья была так занята собственными эгоистичными желаниями, что отняла у этих духов право помнить и выбирать свой путь. Ты лишил их возможности уйти. Корабль этот создан не ради духов, а ради кучки эгоистичных маньяков!

Палуба сильно наклоняется. В любое мгновение корабль может пойти ко дну.

Взгляд Мэтта ожесточается. Я пытаюсь отодвинуться от него, но деваться некуда. Пол снова кренится. Мэтт соскальзывает к перилам, прижимая меня к ним спиной. Вода неуклонно приближается, тянется к нам. Я опускаю взгляд на паникующих людей, цепляющихся за любую возможность. На полу нет ничего, кроме веревки, к которой были привязаны спасательные шлюпки.

Я замерзшими пальцами цепляюсь за перила. Мэтт смотрит на меня, как зверь, готовый к прыжку. Мой взгляд мечется от веревки к плещущейся под нами воде. Мэтт заносит нож… я хватаю его за запястье, но он успевает вывернуть руку, и лезвие вспарывает мою кожу. Я кричу. По руке течет кровь.

Свет мерцает.

Я цепляюсь ногой за ноги Мэтта и всем весом наваливаюсь ему на грудь, заставляя потерять равновесие. От толчка мы оба падаем на пол, отпуская перила, и быстро скользим к краю палубы. Мне удается скатиться с груди Мэтта и оттолкнуться, но он цепляется за мое окровавленное запястье.

С носа корабля раздается металлический скрежет. Свет гаснет. Крики, повсюду крики. Огромная труба отрывается от корабля и с громким ударом падает в воду, давя своим весом оказавшихся под ней людей. Я тянусь к веревке, когда мы оказываемся рядом, хватаюсь за нее здоровой рукой. Мы резко останавливаемся, Мэтт висит на моей окровавленной руке.

– Сэм, – просит он, умоляюще глядя на меня.

Я в ответ сжимаю его запястье.

– Сними заклинание, Мэтт! Останови все это!

– Нет, – голос его становится слабее.

Пальцы Мэтта соскальзывают с моей окровавленной кожи. Рука сползает все ниже и ниже. Корабль встает вертикально. Мэтт падает.

– Саман… – кричит он, но не успевает произнести мое имя.

Мэтт отскакивает от стены и с размаху падает прямо на перила. Жуткий хруст костей, ломающихся о металл, заставляет меня стиснуть зубы.

Прижимаюсь лбом к веревке и лихорадочно хватаюсь за нее. Долгая погоня и потеря крови лишили меня сил. Руки медленно, но верно отпускают веревку. Боль пронзает застуженное тело. Корабль тонет быстрее, и вода неумолимо поднимается мне навстречу. Мэтт давно исчез в ее бурлящих недрах.

Черная вода вгрызается в мою ногу миллионом ледяных клыков. Хватаю ртом воздух и опускаюсь еще ниже, продолжая цепляться за спасительную веревку. Образовавшийся водоворот охватывает меня, уши закладывает. Все глубже, и глубже, и глубже уносит меня течение в ледяной подводный мир.

Отпускаю веревку и пытаюсь грести из последних сил. Кровь смешивается с водой, последнее тепло покидает тело. И вокруг тишина – крики умирающих уже поглотил океан. Легкие отчаянно стараются удержать последние крохи воздуха. Папа. Делаю мощное движение ногами. Элайджа. Но темнота окутывает меня.

Я так хочу сделать вдох. Я должна. Умоляю. Тьма над моей головой становится светлее, становясь серой. Легкие горят. От темно-серого к более светлому. Неужели я вижу свет?

Каждая секунда сопровождается болью. Я вырываюсь в более светлую воду, тело изнывает от мучений, умоляет сдаться, прекратить бороться. Я вижу лицо, темное и приближающееся. Мэтт! Руки его тянутся ко мне. Глаза огромны, а открытый рот хватает воду. Он тянется ко мне и вдыхает. Отталкиваю его руки, и пальцы Мэтта легко разжимаются. Безвольные руки и остекленевший взгляд широко раскрытых глаз…

* * *

Надо мной склоняется отец:

– Она очнулась! Сэм, ты меня слышишь?

Пахнет свежеиспеченным печеньем, а под моей спиной – твердый пол. Я смотрю снизу вверх на рабочий стол в кухне миссис Мэривезер. Кто-то плачет. Мэри?

– Сэм! Сэм! Ты можешь говорить?

– Папа?

Мой голос полон отчаяния и боли. Тело словно сковало льдом.

Элис прижимает к моей руке кусок ткани. Пальцы ее заляпаны кровью. Миссис Мэривезер опускается на колени рядом со мной.

– Вот, простерилизованная, – говорит она, подавая иглу.

Элис поднимает ткань, и, как только игла прикасается к коже, в глазах у меня мутнеет.