Я рассматриваю натертый до блеска шахматный пол. Причудливое кафе во французском стиле обставлено плетеной белой мебелью и заполнено дамами в изящных кружевных перчатках. Белые решетчатые стены увиты зелеными лозами. Перекрывая шум голосов, на сцене играет музыкальный квартет, в окна бьют лучи яркого света, а с улицы в кафе проникает свежий соленый воздух.

Соленый? Становится неуютно. Там, за окнами, видна вода, и солнечные блики мерцают на ее поверхности. Что это? Очередной сон? Он не похож на предыдущий. Мои мысли проясняются.

Хочу выйти отсюда. Я петляю, пробираясь к ведущей на палубу двери между столиками, за которыми расположились роскошно одетые семьи. Проходя мимо двух беседующих мужчин, случайно задеваю одного из них и резко останавливаюсь. У мужчины седая бородка и галстук-бабочка.

– Прошу прощения, – говорю я, но он не отвечает.

– Я слышал, президент Тафт лично пригласил вас, мистер Стед, – обращается к нему другой мужчина, помешивая ложечкой чай в чашке.

– Вы правы, – отвечает мистер Стед.

– Эй, я же извинилась!

Подхожу прямо к столику, но мужчины не удостаивают меня и взглядом. Машу рукой у них перед лицами. Ноль эмоций.

– Э-э-эй! – Меня не существует даже в собственном сне?

Бью ладонью по столу, но от удара нет ни единого звука. Я пытаюсь поднять тарелку, но она словно приклеена к столу. Ну уж нет. Я привлеку их внимание, чего бы это ни стоило.

Взгляд мой падает на крошечную серебряную ложечку для сахара. Я хватаю ее обеими руками и тяну на себя. Ничего. Концентрируюсь сильнее и представляю, что поднимаю ложечку силой мысли. Она слегка подергивается.

– Есть!

Я крепче сжимаю пальцы и направляю больше мысленной энергии. Ложечка поднимается в воздух на несколько сантиметров. Мужчины мгновенно прекращают разговор.

– Ну что, теперь вы меня видите? – спрашиваю, довольная собой, хотя прекрасно понимаю, что смотрят они не на меня, а на парящую ложку.

Мужчины резко отодвигаются от стола, так что стул мистера Стеда врезается мне в бок. Пытаюсь отступить, но теряю равновесие и падаю на черно-белые квадратики шахматного пола, так и не выпуская из рук ложечку.

– Эй! – Открываю глаза. – Смотрите, куда…

Я уже в своей комнате. Кричать больше не на кого.

– Что за черт? – возмущаюсь я.

В ладони я сжимаю маленькую серебряную ложечку. Остатки сна как рукой снимает. Этого не может быть! Оттуда ничего нельзя взять с собой, сны – нереальны. Зажмуриваюсь на пару секунд и вновь открываю глаза. Ложка на месте.

Я вскакиваю с кровати. Нужно все рассказать девочкам, нужно… Воспоминания об утренней ссоре с Джексоном и перепалке с Элис обрушиваются на меня, как ледяной душ. К тому же они все равно еще в школе.

Прячу ложку в тумбочку и меряю шагами комнату. Мне нужен свежий воздух! Натягиваю на себя первую попавшуюся одежду и выхожу в коридор.

– Пап! – зову я.

– Ты в порядке? – раздается его голос.

– Ага, – кричу я в ответ, сбегая по лестнице. – Просто прогуляюсь.

Он выходит в прихожую одновременно со мной.

– Может, сначала пообедаешь? Или хотя бы перекусишь? Хочешь банан?

Скручиваю волосы в небрежный пучок на макушке и накидываю куртку:

– Не, я не голодная. Кажется, переспала. Ощущаю себя какой-то дерганой.

– Есть минутка? Хочу кое-что тебе показать.

Я мешкаю, смотрю на дверь…

– Да. Конечно.

И следую за отцом по коридору. Он распахивает дверь своего кабинета, старомодного, с глобусом цвета сепии и высокими книжными полками.

– Ты знала, что этот кабинет раньше принадлежал моему отцу? В детстве мне запрещалось даже совать нос сюда. Впрочем, это не мешало нам с Мэй рыться здесь всякий раз, когда была возможность. – Он подмигивает мне и идет к массивному столу.

– Вы с дедушкой были близки?

О нем я знаю даже меньше, чем о бабушке. Дед умер, когда папа учился в колледже. Пока я росла, о дедушке со мной никогда не говорили. Вообще я заметила, что отец в последнее время чаще предается воспоминаниям. Что ж, он хотя бы не поминает Вивиан, так что я не против.

– Мы мало общались, – смеется папа. – Я всегда принимал это близко к сердцу и пытался его разговорить. Но отец всегда был прям и говорил только то, что думал. Даже когда злился на меня. – Он указывает на большое кресло перед столом. – Когда я безобразничал, он заставлял сесть сюда и рассказать все, как есть, используя только факты. Без эмоций, без объяснения причин, а потом спрашивал, какое наказание мне следует за это получить.

– Ха, в этом ничего такого, наказания легко избежать.

– Зря ты так думаешь. Он смотрел на меня пытливым взглядом, как бы говоря «мы оба знаем, чего ты заслуживаешь», пока я не называл самое суровое наказание. Мэй до слез хохотала, когда я пересказывал ей наши беседы с отцом. Знаю, ты считаешь ее милой и хорошей, но не стоит обольщаться: Мэй блестяще умела устраивать пакости. – Он открывает один из ящиков стола и передает мне фото. – Вот доказательство.

На фотографии папе не больше девяти. Он на заднем дворе, весь заляпан грязью и привязан к дереву. А неподалеку стоит девочка примерно того же возраста и сжимает в руках ком земли.

– Ю-ху, так держать, миссис Мэривезер! – смеюсь я.

Помолчав секунду, папа говорит:

– Так ты сегодня осталась дома…

– Все в порядке, – слишком быстро реагирую я, – просто плохо спалось, так что я подумала, что могу захрапеть прямо на уроке. Ничего страшного, если пропущу.

– Скажи, если произойдет что-то серьезное, ты ведь расскажешь мне?

– Ага. – Кладу фото на стол и одергиваю рукава куртки, пытаясь натянуть их ниже необходимого. – Пойду прогуляюсь.

Брови отца сходятся на переносице. Я выдавливаю из себя улыбку:

– Пап, хватит переживать! Я в порядке.

Кажется, мои слова звучат неубедительно.

– Когда вернешься, приготовлю равиоли с тыквой в шалфеевом масле и чесночные гренки, как ты любишь. А еще у меня есть пара историй о Мэй, от которых ты просто упадешь.

– Только суперчесночные, о’кей? – смеюсь я.

– А как иначе?

– Жду с нетерпением.

Я посылаю ему воздушный поцелуй, выхожу из кабинета, а потом и из дома. Шумно вдыхаю прохладный весенний воздух, застегиваю куртку и отправляюсь в центр города. Возможно, я веду себя глупо. Возможно, папа не начнет психовать, если я расскажу ему, что вижу духов. Черт, о чем я вообще думаю? Он точно взбесится.

Старые камни мостовой проигрывают войну корням, а в садах начинают распускаться фиалки. Как-то раз я сказала Элайдже, что эти крошки – мои самые любимые, потому что они непростительно дерзкие. А он ответил: «Как и твоя речь».

Расплываюсь в улыбке, вспоминая это.

Даже в такое раннее время магазины заполнены народом. Все поддаются радостному весеннему чувству, когда просто хочется выбраться из дома, хотя на улице еще прохладно. Судя по взглядам, которые иногда бросают на меня, люди в Салеме знают, кто я такая.

– Деточка, – раздается голос, и я поворачиваюсь на звук.

Женщина с длинными волосами с проседью стоит в дверях магазина и смотрит на меня. Лицо ее скрывает тень, на ней – драпированное черное платье. Незнакомка смотрит в мою сторону и машет рукой, приглашая зайти.

У магазина никаких опознавательных знаков: окна занавешены, нет вывески, только старое кирпичное крыльцо и черная потертая дверь.

– Нет, спасибо, мне ничего не нужно, – говорю женщине, пряча руки в карманы.

– Ты сама не знаешь, что тебе нужно, – заявляет она. – Заходи.

Прохожие обходят нас стороной, кидая косые взгляды.

– Д-да… у меня и денег с собой нет.

Она морщится:

– Думаешь, мне нужны твои деньги?

– Я имела в виду…

Несколько человек останавливаются на нас поглазеть. Самое занятное, что больший шок у них вызывает женщина в магазине, а не я. Она шире открывает дверь и возвращается в темный коридор. Да пошло оно! Я проскальзываю следом за ней, и дверь со щелчком закрывается за спиной.

– Эй? – Кручусь на месте. – Здесь темно, хоть глаз выколи. Я ничего не вижу.

– Входи, входи, – раздается приглушенный голос.

– Так я уже вошла.

Никакого ответа. Это прикол такой? Я вытягиваю руки перед собой и осторожно иду в сторону, откуда слышался голос. Пальцы касаются стены, и по ней я иду дальше по извилистому темному коридору. Чем дальше отхожу от двери, тем больше нервничаю.

– Так, я пошла обратно, – заявляю в темноту, хотя не уверена, что сумею вернуться из этого лабиринта. Во что я снова вляпалась?

– Храбрая, но нетерпеливая! – восклицает женщина, когда руки мои нащупывают занавеску.

Как-то неприятно слышать, когда тебя оценивают вслух. Я отдергиваю занавеску и захожу в идеально круглую комнату, освещенную свечами в высоких кованых подсвечниках. Стены прикрыты черными бархатными шторами, а на полу яркая мешанина разноцветных ковров и подушек. Воздух пропитан ароматами лимона и имбиря.

В центре комнаты на подушке рядом с низким круглым столиком сидит та самая женщина. Не совершила ли я ошибку?

– Так в чем дело? – спрашиваю я.

– В тебе.

Я переминаюсь с ноги на ногу, готовая в любой момент сорваться с места.

– Во мне?

– Именно это я и сказала. Ты невнимательная. Думаешь, я пригласила тебя наугад, просто человека из толпы?

– Думаю, что нет, но…

– Конечно, нет. Все, прекращай топтаться на месте и присаживайся, потому что повторять я не стану.

– Повторять что? – Я рассматриваю разноцветные подушки.

– Кое-что произошло после того, как вы произнесли заклинание. Да сядь уже!

И я сажусь.

– То, которое мы прочитали? А как вы вообще о нем узнали?

– Не надо глупые вопросы задавать. Я знаю. Я живу на этом свете гораздо дольше вас вместе взятых, и этого достаточно. Вернемся к тому, что прошлой ночью вы с подругами запустили цепочку событий – и теперь обязаны ее закончить.

– Ничего мы не начинали. – Скребу ногтями лоб. – Вообще-то я хотела перестать видеть духов.

– Чушь какая! Ничто не избавит тебя от способности их видеть. Дар либо есть, либо его нет.

Кто она такая? Постаревшая копия Элис?

– О’кей, я поняла.

– Считаешь, тебе тяжело? – Женщина изучает меня взглядом. – Бедная такая, несчастная? Хватит уже. У тебя дар. Прими его.

Ловлю ее взгляд, в груди вспыхивает гнев.

– Слушайте, мне не нужен курс психотерапии.

– А что, я не права? – усмехается она. – У тебя потрясающая способность к магии, ты можешь видеть духов. Ей-богу, посмотри на себя: юная, богатая и здоровая девушка. Ты из тех, у кого есть привилегии. Ты без опаски можешь колдовать, потому что живешь в Салеме в такие времена, когда ведьмам не нужно бояться преследования. Это как минимум. А теперь прикинь, насколько хуже могло бы быть. Если ты и вправду такая умная, как думаешь о себе, то ты бы слушала сейчас, а не спорила со мной.

Смотрю на нее, стиснув зубы, молчу. А что я скажу, когда она права?

Женщина кладет руки на стол, и серебряные браслеты на ее запястьях стучат о деревянную столешницу. Она трясет пальцем, направленным на меня.

– Вот почему я больше не помогаю людям. Знаешь, как говорил Сартр? «Ад – это другие». И я с ним согласна.

Издаю короткий смешок:

– Занятные у вас способы помогать.

– Я пытаюсь предупредить вас. – Она приподнимает бровь. – Вы с подругами, колдуя, ведете себя как слон в посудной лавке. И поплатитесь за это. И многие другие, как говорят мои кости.

Пульс подскакивает. Может, все-таки она не просто чудаковатая старуха? Из голоса испаряется весь сарказм:

– Постойте, кому-то грозит опасность? Мы в опасности?

Женщина хватает меня за руки.

– Да оглянись ты! Хватит думать только о себе, своих друзьях и проблемах.

Пытаюсь вырваться, но она держит крепко.

– Что мы начали, сотворив заклинание? Что натворили?

– О, на самом деле ты знаешь.

Она подается ближе. Я проглатываю ком, застрявший в горле.

– Это как-то связано с ключом, который нашла Элис, или с моими снами?

Женщина разжимает пальцы, и я торопливо высвобождаю руки.

– Я уже сказала слишком многое. А ведь обещала себе, что больше не стану ввязываться.

Теперь я приближаюсь к ней.

– Но вы толком ничего и не рассказали.

– А мне нечего рассказывать. Все, что мне известно: тропа, на которую вы ступили, принесет лишь смерть. Все… я сказала это, совесть моя чиста. – Она встает. – Тебе пора уходить.

– Постойте, нельзя просто заявить, что какая-то тропа ведет к смерти, и ничего не объяснить. – Тоже поднимаюсь из-за стола. – Скажите мне, кто умрет?

– В предсказании не было ничего определенного, – хмурится она.

– Я?

– Возможно, – колеблется женщина.

– Мои друзья? Семья?

– Я уже сказала, не было четких знаков.

Я иду за ней к другой занавеске, похожей на ту, через которую я попала сюда.

– Когда я спросила, не я ли это, вы сказали «возможно». Вы что-то знаете и молчите?

– Нет. И хватит мучить меня вопросами, у меня нет ответов на них. – Она отдергивает штору и поворачивает дверную ручку. – За предупреждение можешь не благодарить.

Волна ее густых волос соскальзывает на плечи. От них пахнет лавандой. Дверь со щелчком открывается и в проем бьет яркий дневной свет. Я щурюсь.

– Подождите, я даже вашего имени не знаю! – возмущаюсь я, но она молча выталкивает меня на улицу.

За спиной раздается грохот. Дергаю за ручку, но дверь заперта.