Представим ход его мыслей.

Он прибирал к рукам власть, а она начинается с полиции и армии.

С полицией было несложно. Для полицейских ищеек глава партии делался хозяином автоматически. К тому же ищейки не обладали ни популярностью героев Гражданской войны, ни присущим военным чувством собственного достоинства, расправляться с ними в случае нужды было легче.

Но в армии назначение Ворошилова не прибавило Сталину авторитета. Гражданская война создала имена столь громкие, что носителям их приходилось улыбаться даже вопреки желанию. Бойцы, воевавшие под их началом, разнесли их славу по стране и продолжали ширить ее и творить легенды о своих командирах, а заодно и о себе. Лишь сочетание с их славой могло создать славу вождю, собственной у него не было, ее предстояло придумать.

Оседлать армию не просто.

Что ж, непримиримые погибнут случайно, другие уйдут по возрасту, третьих надо перевести на гражданскую работу и убрать потом, незаметно. Кого-то раскидать по заграничным миссиям, поближе к линии огня, подальше от Москвы. Если выживут, связи с единомышленниками все равно ослабнут. Кого-то купить, кого-то повязать женщиной, кого-то рассорить. В этом хорошо помогает повышение не по заслугам. И вообще, больше выдвигать молодых и в Гражданской войне не прославившихся…

Военные гадали о его причастности к смертям, но ему-то гадать не надо было, он знал. И не только о прошлых, но и о грядущих. Вполне здоровые служки социализма трудились вокруг, а он уже знал, кто из них и сколько проживет. Список был - и вот пополнился участием молодых!

Уже давно вождь не знал пощады и не ждал ее, готовя то, что замыслил. Но покушение теперь, когда армия в руках своего человека!..

С усиленной охраной пришло некоторое спокойствие, и он, с присущей ему холодной яростью, сказал себе: "Военные нужны поглупее и попослушнее. Значит, сделать вид, что веришь в ведомственное недоразумение, улыбаться и ждать, ждать, пока можно будет уже не сажать - убивать! Перебить всех, кто мешает абсолютной власти над армией. Чтоб от одного имени трепетали".

Не тогда ли он задумал убить кого-то из соратников, того, кто будет всех популярней? То-то славно: приблизить соперника, представить лучшим другом, такими именно словами скорбеть о нем после убийства, приписанного тем, кого наметил перебить, имея теперь уже повод для жесточайшего террора.

Наверно, тогда он и задумал это. Жутко, но логично. Ему нужна была не просто власть, но власть абсолютная. Командармы должны быть послушны, как темники Чингиз-хану, как сардары шаху Аббасу. Навытяжку стоять будут!

А военные, не любя Сталина, все же обрадовались нежданным добродушием. Обрадовались, что все обошлось, что Охотников, Петенко, Геллер завершили образование в академии, заняли свои командные должности и работают на благо РККА и общего дела.

Ведь они были люди. И уставали от вражды.

Но не он. Он знал, на что идет, и четко определил последовательность.

Сперва завладеть полицейским аппаратом. Любой ценой. Удачная, вся будто сама по себе и у всех на глазах, смерть Дзержинского диктует тихое отравление интеллектуала-наркомана Менжинского и назначение на его место аптекаря Ягоды. Сделать так, чтобы устранение противников не надо было оправдывать идеологией. Чтобы устранение кого угодно вообще не надо было оправдывать. А с армией не спешить, благо, во главе свой, карманный нарком. Создавать себе военную славу, постепенно встать вровень, а там и над всеми этими легендарными по заслугам в Гражданской войне. Ворошилов первую статью напишет, а там и другие, из них верный круг формироваться будет, кадры Московского округа в первую очередь…

До поры он заигрывал с армейским руководством и спешно истреблял политических противников. Времени у него было в обрез, и он, конечно, допускал ошибки. Но они сходили ему с рук.

Почему?

Кратко эти причины уже перечислены, кроме одной, самой главной: Сталин уже наработал культ и усилиями прессы, целиком подвластной партаппарату, успел представить себя по крайней мере в одном качестве - наследника Ленина, верного и любимого его ученика. Культ Ленина стал главной задачей прессы и радио. Именно с этой целью проведена была невероятно дорогостоящая и так оправдавшая себя радиофикация страны, своими проводами проникшая с ежедневной промывкой мозгов в самые глухие углы, куда вели хоть какие-то дороги. "Все мы люди, управляемые по радио" - горькая эта поговорка известна людям моего поколения. Решающее значение имело создание областных и районных радиокомитетов, работавших под бдительным оком партаппарата и вещавших многократно в течение каждого божьего дня так, что имя Сталина повторялось рядом с именем основателя государства Ленина в примитивных на первый взгляд сочетаниях типа "… под знаменем Ленина-Сталина" или "ленинско-сталинская практика", а затем, после опубликования ужимок его ума, уже и "…ленинско-сталинская теория".

В этой связи понятно высказывание Бухарина, относящееся еще к 1928 году: "Это Чингиз-хан. Он всех нас передушит." Можно понять обреченность противников Сталина перед лицом миллионной партии, самозабвенно скандировавшей его имя, можно понять угнетенность не только политиков, но и военных. Эта угнетенность усиливалась сознанием того, что царская охранка была школой для трудных подростков по сравнению с новым р-р-революционным институтом ВЧК, а революция после всех принесенных на ее алтарь жертв банально завершается контрреволюцией, и они не находят точки опоры, чтобы противостоять этому. Личный террор? А потом?

(Ах, как не надо было тогда думать о том, что потом…)

Апатия военных, помимо осознания Сталина как жуткого противника, помимо традиционного для легитимных режимов (генсек изощрялся и преуспел в том, чтобы представить режим своей власти волеизъявлением партийного большинства) и нежелания армии вмешиваться в дела, не относящееся к обороне, дополнительно объясняется тем, что военные устали от политической возни и трескучих революционных фраз, от всего этого братства отрядов летучего пролетарского гнева против ярма эксплуататоров. Они устали от крови Гражданской войны и своего участия в ней. Можно лишь пытаться представить муки совести Якира за его участие в расказачивании Дона. Не исключено, что воспоминания об этом обессилили его, когда пришло время решений и бездействие означало смерть. Быть может, думал он не столько о том, что выполнял тогда свой революционный долг, сколько о том, чем обернулась революция, и это лишало его воли к жизни. Жизнью его была революция и построение идеального социализма, этому он посвятил жизнь и за это, сжав зубы, шел через хаос Гражданской войны. Ибо насилие и ужас ее были безмерны.

Кто из военных первым повернул голову в сторону своей страны?

Якир. В коллективизацию он, единственный среди военных полный член ЦК, обратился к Сталину с просьбой смягчить положение голодающих крестьян Украины.

Надо помнить, что была коллективизация для Сталина. Он озлился. Отказать не посмел, но посоветовал Якиру больше заниматься военными делами.

Поздно Якир спохватился. Поздно. Слишком было поздно. Повторяю еще и еще, ибо основой России, нравственной и экономической, хоть и подорванной революцией, но все еще живой, было крестьянство. Уничтожив его, Сталин оставил Россию без моральной основы.

После раскулачивания, рассорившего крестьянство, коллективизации, морально его растлившей, и убийственного голода, раздавившего его и физически, и сознанием полного бессилия перед властью, управление страной нормальными методами стало невозможно. Выход был один - в диктатуру. Сталин это понимал, потому и осуществлял так бестрепетно.

Ну какой здравомыслящий администратор возьмет власть в стране, где ликвидированы основы общества и товарных отношений? Это же путь в уголовщину! На этом этапе Сталин оторвался от соперников. Только другой тиран, готовый продолжать репрессии - а иного пути не было, раскулаченные еще не все вымерли, и уж они, прекратись репрессии, покатили бы назад, мстя за страшные муки и потери, - только другой тиран мог пожелать сменить этого и властвовать на крови. - Такого не нашлось.

Судьбоносный поворот крестьянства стал переломным в судьбе страны. Военные упустили момент, когда их поддержали бы десятки миллионов.

Так же прохлопали свой момент и генералы рейхсвера в 1933 году, за что немцы уплатили свою цену…

Или жизни миллионов не стоили жизни вождей? Жизни тружеников, их детишек-младенцев, их стариков, отработавших целую жизнь от зори до зори в зной и стужу и умерших от зноя, стужи и голода в теплушках или бараках или погребенных под развалинами своих прекрасных городов, не стоили жизни захребетников, которые никогда не трудились и ничего не зарабатывали?

Настало время определиться в понятиях. "История не имеет сослагательного наклонения"? Да, прошлое неотменяемо, но история имеет сослагательное наклонение, и наклонено оно в будущее. Мы не только можем моделировать прошлое, но обязаны делать это, инкрустируя его поступками, которым желательно было свершиться - и которые не свершились. Речь идет не только о выдающихся деятелях, они у всех на виду и поведение их вынужденно. Речь идет о любом гражданине, осознавшем деспотизм деспота, имевшем доступ к нему - и не поднявшем на него руку. Такое осуждение жертв террора особенно болезненно потому, что участь их продолжает жечь душу. Осуждение за то, что они позволили закласть себя, тогда как любые потери в свержении тирана были бы в тысячи раз меньше потерь от его правления.

Впрочем, куда мы несемся? Ведь еще остается последний, но законный случай сместить некоронованного государя и спасти страну от слишком дорогих его услуг. Впереди XVII съезд ВКП(б) и возможность избавиться от генсека путем голосования. Для этого одно лишь и нужно: трезвая оценка достижений. Коллективизацию и индустриализацию увидеть и с точки зрения их реальности, и с точки зрения их стоимости. Белое увидеть белым, черное черным. Еще не разверзлась пропасть, отделяющая Россию от остального мира. Еще возможна остановка дальнейшего кровопускания в стране и реабилитация ее в глазах других стран. Чистки и военные потери еще за горизонтом, но кормчие умеют заглянуть за горизонт, не так ли?