Этому древнейшему поселению в слиянии тихих равнинных рек, где обнаружены древнейшие из известных людские постройки, трагедии суждены. Чем иначе объяснить, что, после бесчисленных кровавых набегов и осад последнего тысячелетия, среди тишины и цветущего мира на него обрушились сель, постройка плотины и, наконец, Чернобыль…
Впрочем, в 1941-м Киев был чудом экологии. В голубизне небесного омута взгляд утопал, а когда возвращался к бренной земле, то с высокого Правобережья перед ним раскрывались прозрачные и вечные украинские дали, зеленые и синие, блистающие зеркалом чистых вод и необъятого неба. В этом эфире плавали рядом баржи, и облака, и рыбы, и листья, и птицы. И струился особенный ветер, какого нигде в мире больше нет.
Да и мест подобных на свете не так уж много. Эти плодородные почвы под ласковым солнцем в слиянии чистых питьевых вод Припяти, Десны и Днепра даровали жизнь сотням поколений. Кто только не ломился сюда, в этот источник вод и чистого воздуха, уж такой лакомый кусок, всем хотелось: умеренный климат, сухой ветер и лучезарное небо над головой. Люди здесь осели в незапамятные времена, поселения на месте страдальца Киева насчитывают пятнадцать тысяч лет.
И вот, после половцев, кипчаков, татаро-монголов, поляков, шведов, немцев, после кровавых гражданских усобиц надвинулись наци. И - застыли. Здесь рассыпались шансы фюрера на победу, вполне реальные до того, как он прельстился Киевом - воротами на Юг.
Советская пропаганда нагромоздила во время о но множество громких фраз о героизме защитников города. Киеву одному из первых - после войны, однако, - присвоено звание города-героя. А был он достоин этого звания уже в войну не менее Одессы, ставшей городом-героем за 72 дня обороны. Киев продержался 76 дней на центральном участке обороны, на стыке фронтов, где вермахт обладал свободой маневра и куда направил отборные войска. Город стоял, сковав вермахт, но готовя жуткую участь защитникам и мирному населению.
" Сейчас бытуют различные версии (выделено мной. - П.М.) о позиции Ставки, Генерального штаба, командования юго-западного направления и Военного совета Юго-Западного фронта в отношении обороны Киева и отвода войск на реку Псел из-под угрозы окружения. Поэтому считаю нужным привести выдержки из разговора И.В.Сталина с командующим Юго-Западным фронтом М.П.Кирпоносом 8 августа 1941 года. Они свидетельствуют… что мнения Верховного Главнокомандующего и Военного совета Юго-Западного фронта совпадали - они были против отвода советских войск из-под Киева".
И - переговоры по телетайпу.
" У аппарата Сталин. До нас дошли сведения, что фронт решил с легким сердцем сдать Киев врагу, якобы ввиду недостатка частей, способных отстоять Киев. Верно ли это?
Кирпонос. Здравствуйте, товарищ Сталин! Вам доложили неверно. Мною и Военным советом принимаются все меры, чтобы… (И т.д.) Одновременно должен доложить вам, что у меня больше резервов на данном направлении уже нет."
Выделено мной. Если до сих пор и возникали у читателя сомнения в том, что удар фон Бока на Москву мог состояться, не считаясь с якобы нависшим над его флангом Киевом, то после такого признания командующего фронтом самое время оценить всю серьезность угрозы, нависшей над нашей Родиной в августе 1941 года, всю правоту фон Бока и глубину просчета Гитлера.
Конечно, Жуков своевременно оговорил разные версии, бытующие ныне о позиции Ставки, но фраза Кирпоноса ставит под сомнение утверждение маршала о совпадении мнений Ставки и Юго-Западного фронта. Да и с чего бы вождь начинал разговор столь грозным тоном, если бы командование фронта не будировало хоть окольными путями, через оперативный отдел, если не через самого начальника Генштаба, вопроса об отводе войск на левый берег Днепра?
Вот только откуда эти сведения у Сталина? После смещения Жукова с идеей оставления Киева к вождю и приблизиться никто не смел.
Достоверно известно, что Генштаб поддерживал идею отхода за Днепр и создания там новой линии обороны. Эта мысль и легла в основу доблестного доклада начальника Генштаба генерала армии Г.К.Жукова вождю 29 июля и после смещения Жукова не исчезла. В авторстве ее велика доля начальника штаба Юго-Западного фронта генерал-майора В.И.Тупикова.
В Киеве, на пересечении малолюдных улиц Чкалова и Тимофеевской (не ведаю, как называются они теперь) стоит классической архитектуры здание. В нем после войны размещался штаб Киевского военного округа. Рядом тихий сквер и в центре его могила со скромным обелиском. Надпись гласит, что здесь похоронен начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор Василий Иванович Тупиков.
Один из немногих уцелевших оперативно-тактических мыслителей РККА похоронен немцами. Командирам, павшим с оружием в руках, они, в отличие от комиссаров, отдавали воинские почести. А Тупикова они знали лично. Он был военным атташе в Германии как раз в канун войны.
21 сентября 1941 года оставшийся старшим по должности начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор Тупиков повел в ночную атаку на прорыв из окружения колонну в составе сотен офицеров штаба фронта. Внезапно, без выстрела, они ринулись на врага. Пока в темноте немцы приходили в себя, те, кому повезло, прорвались. Среди них были генералы Добыкин, Данилов, Панюхов. Тупикова среди них не было. Он пал в чистом поле, в двух километрах от рощи Шумейково. 24 сентября немцы подобрали на поле боя тела павших командиров.
Один из немногих уцелевших в чистке умов Красной Армии был одним из ненавистных Сталину умов. Вождь не терпел людей с аналитическими способностями и уничтожал их прицельно. Мало до чего додумаются эти аналитики… Но всех не перебьешь, и Тупиков уцелел, чтобы в наше время, стать одним из безмолвных свидетелей обвинения вождя.
Выше отмечено было, что толковых докладов вразрез с его мнением Сталин не переносил. Тупиков снискал его неприязнь обстоятельными докладами из Берлина о приготовлениях вермахта. А теперь и просьбами об отводе войск на левый берег и организации линии обороны за Днепром. Донесения Тупикова вождь иначе, как паническими, не называл и здравого смысла в них в упор не видел.
Стравнно, что положение не изменилось и после Сталина. Герой, удостоенный воинских почестей противником, не удостоен соотечественниками: в третьем (и последнем!) издании Большой Советской Энциклопедии (где есть слово троцкист, но ни слова не только о Троцком, но даже о реабилитированных Рыкове и Бухарине) не помянут и Тупиков. Лишь из мемуаров его подчиненного, маршала И.Х.Баграмяна, можно что-то узнать об этом человеке. Баграмян же дает понять, что утечка информации из штаба Юго-Западного фронта шла через члена Военного совета Бурмистенко, секретаря Киевского обкома, твердого партийца, человека большого мужества и малого понимания в военном деле. У него была своя линия связи с вождем, а на тот период голос члена Военного совета был громче голоса командующего.
Между тем, события развивались катастрофически - для обеих сторон. Группа армий "Юг" с самого начала уступала в численности Юго-Западному фронту в соотношении 4:5. Одолеть Киев фронтальными атаками не просто, город на высотах, и Гитлер принял свое роковое решение - наступление на Москву отложить, а танки Гудериана забрать у фон Бока и в помощь фон Рунштедту бросить в обход Киева с севера. Совещание по этому вопросу с фюрером, фон Браухичем и Гальдером состоялось 4 августа в Борисове. В нем приняло участие руководство группы армий "Центр". Фон Боку, Готу и Гудериану дано было высказаться так, чтобы этого не слышали другие. Все единодушно выразили мнение, что первостепенной задачей является взятие Москвы. Гот сказал, что будет готов к 20 августа. Гудериан назвал 15-е, лишь попросил смены моторов, съеденных пылью русских дорог. Гитлер колебался, в приоритетах называл Ленинград, Украину, Крым, угрожавший бомбежками нефтепромыслов Плоешти… Все же совещание завершилось не без надежды на московский вариант, и последующие дни генералы заняты были подготовкой и улучшением позиций войск на исходных рубежах.
Далее слово Гудериану, быстроходному Гейнцу:
"На 23 августа я был вызван в штаб группы армий "Центр" на совещание, в котором принимал участие начальник генерального штаба сухопутных войск. Он сообщил нам, что Гитлер решил наступать в первую очередь не на Ленинград и не на Москву, а на Украину и Крым. Для нас было очевидно, что начальник генерального штаба генерал-полковник Гальдер потрясен тем, что его план развития наступления на Москву потерпел крах… Мы все были глубоко уверены в том, что планируемое Гитлером наступление на Киев неизбежно приведет к зимней кампании со всеми ее трудностями, которую ОКХ хотело избежать, имея на то все основания…
Фельдмаршал фон Бок… внес предложение, чтобы я отправился вместе с генерал-полковником Гальдером в ставку фюрера и в качестве фронтового генерала доложил непосредственно Гитлеру наши взгляды в отношении дальнейшего развития операций… Мы вылетели в ставку и к вечеру приземлились на аэродроме Летцен (Луганы) в восточной Пруссии.
Я немедленно отправился к главнокомандующему сухопутными силами. Фельдмаршал фон Браухич встретил меня следующими словами: "Я запрещаю вам поднимать перед фюрером вопрос о наступлении на Москву. Имеется приказ наступать в южном направлении, и речь может идти только о том, как его выполнить. Дальнейшее обсуждение вопроса является бесполезным." В ответ на это я попросил разрешения вылететь обратно в свою танковую группу, ибо при таких условиях не имеет смысла вступать с Гитлером в какие-либо объяснения. Однако фельдмаршал фон Браухич не согласился с этим. Он приказал мне отправиться к Гитлеру и доложить ему положение своей танковой группы, не упоминая, однако, ничего о Москве!
Я отправился и в присутствии большого круга лиц - Кейтеля, Иодля, Шмундта и других - доложил Гитлеру обстановку на фронте перед моей танковой группой, положение самой группы, а также о характере местности; к сожалению, при моем докладе не было ни Браухича, ни Гальдера, ни какого-либо другого представителя ОКХ. После того, как я закончил свой доклад, Гитлер задал мне вопрос: "Считаете ли вы свои войска способными сделать еще одно крупное усилие при их настоящей боеспособности?" Я ответил: "Если войска будут иметь перед собой настоящую цель, которая будет понятна каждому солдату, то да!" Гитлер: "Вы, конечно, подразумеваете Москву!" Я ответил: "Да. Поскольку вы затронули эту тему, разрешите мне изложить свои взгляды по этому вопросу."
Гитлер дал свое разрешение, и я подробно и убедительно изложил ему все доводы, говорящие за то, чтобы продолжать наступление на Москву, а не на Киев… Я пытался объяснить Гитлеру, что после достижения военного успеха на решающем направлении и разгрома главных сил противника будет значительно легче овладеть экономически важными районами Украины, так как захват Москвы - узла важнейших дорог - чрезвычайно затруднит русским перебрасывать свои войска с севера на юг. Я напомнил ему также, что войска группы армий "Центр" уже находятся в полной готовности для перехода в наступление на Москву, в то время как предполагаемое наступление на Киев связано с необходимостью произвести переброску войск на юго-запад, на что потребуется много времени; причем в последующем, при наступлении на Москву, танковым войскам придется пройти еще раз это же расстояние, т. е. от Рославля до Лохвицы, равное 450 км, что вызовет повторный износ материальной части и усталость личного состава. На опыте передвижения наших войск в направлении на Унечу я обрисовал ему состояние дорог в районе, указанном мне для переброски своих войск, и обратил его внимание на те трудности в организации снабжения, которые неизбежно должны будут увеличиваться с каждым днем, если нас повернут на Украину… В заключение я обратился к Гитлеру с просьбой отодвинуть назад все остальные соображения, подчинив их прежде всего решению основной задачи - достижению решающего военного успеха. Все остальные задачи будут тем самым решены впоследствии (выделено мной. - П.М.).
Гитлер дал мне возможность высказаться, не прервав ни разу. Затем он взял слово, чтобы подробно изложить нам свои соображения относительно того, почему именно он пришел к другому решению… Я впервые услышал от него фразу: "Мои генералы ничего не понимают в военной экономике". Гитлер закончил свою речь строгим приказом немедленно перейти в наступление на Киев, который является его ближайшей стратегической целью. При этом мне впервые пришлось пережить то, с чем впоследствии приходилось встречаться довольно часто: после каждой фразы Гитлера все присутствующие молча кивали головой в знак согласия с ним, а я оставался со своим мнением в единственном числе. Очевидно, он уже не раз произносил такие речи для обоснования своих более чем странных решений.
После того как решение о переходе в наступление на Украину было еще раз подтверждено, мне ничего не оставалось, как наилучшим образом его выполнить…"
Что и говорить, выполнен приказ был наилучшим образом, как всегда. Но ничего не понимавшие в военной экономике генералы понимали в стратегии, о которой не имел понятия фюрер. В конце августа Киевский экспресс покатился. Для этого, правда, вермахту пришлось затеять два больших прорыва намного ниже и выше Киева по течению Днепра. Зато и полоса захвата расширилась, а с нею и размеры катастрофы. Ну и что? Блицкриг-то опочил.
***
В конце ноября, когда захват Москвы казался делом дней, Гитлер на совещании в свойственном ему мессианском стиле сделал следующее заявление:
"Эпоха танков может вскоре завершиться… Если мы успешно завершим свою европейскую миссию, нашу историческую эволюцию можно считать обеспеченной. И тогда, в защиту наших завоеваний, мы воспользуемся преимуществами триумфа обороны над танками для защиты против любых посягательств."
Сколько всего в этих словах… Тут и чудовищное непонимание природы современной войны, и неспособность осознать одолимость любой обороны, и даже неверие в то, что СССР может быть повержен, словно бы целью вторжения было лишь ограбить страну, отобрать территории с ресурсами, а остальное отбросить, отгородиться от русских орд стеной поперек континента, как римляне от непокорной Каледонии и ее кельтов, и пусть остатки этого СССР догнивают себе в ничтожестве по ту сторону Урала с нелепыми попытками поколебать своими танками стальную оборону рейха… Одного нет здесь - веры в армию, которая уже совершила чудеса и совершила бы больше…
Мои генералы ничего не понимают в экономике. Похоже, этот алчный буржуа понимал в экономике куда меньше генералов, если полагал, что Россия, отброшенная за Урал, более не представит опасности для рейха. Он вдохновил генералов на молниеносную войну, и они поверили ему и осуществляли этот план с поразительным успехом. Но он не поверил своим генералам! Какой парадокс!
И вот еще что: он не поверил способности вермахта завершить войну до зимы - и он же не приготовил вермахт к зиме. Нервическое свойство фюрера менять планы сказалось в полной мере и здесь. И поколебать его решения было невозможно. Ведь, казалось, нельзя было изложить разумные доводы вермахта лучше, чем сделал это Гудериан.
Так же тверд оставался и Сталин. Свою некомпетентность он не раз еще проявит столь же непоколебимо. Потери? Что ему Гекуба…
Слово маршалу А.М.Василевскому:
"…Было принято половинчатое решение. При одном упоминании о жестокой необходимости оставить Киев Сталин выходил из себя и на мгновение (-? Не навсегда? Входил обратно? Интересно, однако, что вопрос все же муссировался и после удаления Жукова…) терял самообладание. Нам же, видимо, не хватало необходимой твердости, чтобы выдержать эти вспышки неудержимого гнева, и должного понимания всей степени нашей ответственности за неминуемую катастрофу на юго-западном направлении".
Честное признание. Все как в ставке Гитлера…
Эпизод 9 сентября. Катастрофа неминуема, меры запоздали - а вождь еще и теперь гневаться изволит, едва кто дело говорит.
Теперь и Жуков не одинок. Уже и Буденный настаивает в выражениях почти истерических, за что снят 11 сентября с должности главкома Юго-Западного направления и заменен Тимошенко. Обычная в панике чехарда…
А Жуков еще успевал, когда, продолжая звездный час, слал в Ставку из ельнинского сидения свою телеграмму:
"Противник, убедившись в сосредоточении крупных сил наших войск на пути к Москве, имея на своих флангах Центральный фронт и великолукскую группировку наших войск, временно отказался от удара на Москву и, перейдя к активной обороне против Западного и Резервного фронтов, все свои ударные подвижные и танковые части бросил против Центрального, Юго-Западного и Южного фронтов. Возможный замысел противника: разгромить Центральный фронт и, выйдя в район Чернигов, Конотоп, Прилуки, ударом с тыла разгромить армии Юго-Западного фронта. После чего главный удар на Москву в обход Брянских лесов и удар на Донбасс. Я считаю, что противник очень хорошо знает всю систему нашей обороны, всю оперативно-стратегическую группировку наших сил и знает ближайшие наши возможности… Для противодействия противнику и недопущения разгрома Центрального фронта и выхода противника на тылы Юго-Западного фронта считаю своим долгом доложить свои соображения о необходимости как можно скорее собрать крепкую группировку в районе Глухов, Чернигов, Конотоп. Эшелон прикрытия сосредоточения сейчас же выбросить на р. Десна…"
Ответ из Ставки последовал в тот же день:
"Ваши соображения насчет вероятного продвижения немцев в сторону Чернигова, Конотопа, Прилук считаем правильными. В предвидении такого нежелательного казуса и для его предупрежждения создан Брянский фронт во главе с Еременко. Принимаются и другие меры, о которых сообщим особо. Надеемся пресечь продвижение немцев. Сталин, Шапошников".
Я знал, что собой представляют в боевом отношении войска создаваемого в спешке Брянского фронта… "
Знал, что собой представляют в боевом отношении войска. Знал и сослуживца, назначенного командующим этим с позволения сказать фронтом. В такой узел повострее бы кого-то… Но кого? Даже и Еременко вытащили с Дальнего Востока и в Чите пересадили с поезда на бомбардировщик, чтобы доставить в Москву побыстрее. Поминать об этом в мемуарах? Опять намекать на радикальность чистки? Это дело потомков.
О командующем маршал умолчал, но о войсках все же высказался. Можно представить его настроение тогда, в 41-м, едва он узнал о новом фронте и его командующем.
11 сентября. Катастрофа неминуема. Снова разговор между Ставкой и штабом Юго-Западного фронта. У аппарата в Киеве Кирпонос, Бурмистенко, Тупиков. В Москве Сталин, Шапошников, Тимошенко.
Сталин. Ваше предложение об отводе войск на рубеж известной вам реки мне кажется опасным…
Чего уж, теперь отвод невозможен. Поэтому задним числом мудрый вождь перечисляет, что надо сделать, чтобы такой отвод осуществить и предотвратить разгром, который предотвратить нельзя. Следуют здравые "во-первых", "во-вторых", "в-третьих", которые повторяют - с поправкой на обстановку, конечно, - предложения Жукова и которых единственный недостаток в том, что в момент этого словоговорения они стали припарками мертвому телу бывшего Юго-Западного фронта.
Но и теперь, когда все, что осталось делать Герою Союза несчастному генерал-полковнику М.П.Кирпоносу, - это послать крепкое словцо вождю, он трусливо отвечал:
"У нас даже мысли не было об отводе войск до получения предложения дать соображения…"
Сказался недавний полковник. Голоса командирского не хватило. Будь на его месте Якир, в дуло выкрикнувший "Да здравствует Сталин!", что до посинения разъярило вождя, в осажденном Киеве он действовал бы иначе и 650 тысяч войска окружению не обрек бы.
Да могла ли сложиться такая обстановка при живых Якире и Уборевиче… А Кирпонос молчал. Молчал, зная, что станет с ним и с фронтом через неделю. С кем было говорить? И то: 11-го - а конец наступил 19-го! - в упомянутом разговоре, заключая его после "во-первых"-"во-вторых", вождь бросает:
"Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути для сопротивления".
Браво! Вот фраза, достойная самого Л.З.Мехлиса.
Слово Баграмяну:
"В аппаратной наступила тишина. Своей железной логикой (-?! Да где же здесь логика? - П.М.) Верховный Главнокомандующий мог обезоружить кого угодно. Даже Тупиков растерялся. Впоследствии он говорил мне (Какое там впоследствии? Тупикову жить оставалось десять дней? Через день-два и сказал, как подчиненному, начальнику оперативного отдела штаба фронта. Обычная для военных и их литпомощников небрежность в обращении с русским языком…), что у него возникла мысль (в процессе разговора со Ставкой): надо воспользоваться предложением, для начала отвести на рубеж по реке Псел пять-шесть дивизий и значительные силы артиллерии. Это и явилось бы началом отвода войск фронта на новый рубеж… Но всех ошеломили последние слова Верховного: "Перестать заниматься исканием рубежей для отступления…" По свидетельству Захватаева, побледневший Кирпонос дважды вслух зачитал эту фразу. Спросил членов Военного совета:
– Ну, что скажете, товарищи?
Бурмистенко тихо произнес:
– Раз нельзя, мы и не будем настаивать на уходе с Днепра.
Время шло, а на другом конце провода Сталин ждал ответа.
Кирпонос стремительно повернулся к бодистке:
– Передавайте!
Говорил он медленно, словно процеживал каждое слово:
– У нас и мысли об отводе войск не было до получения предложения дать соображения об отводе…
Захватаев потом рассказывал, что Тупиков, слушая Кирпоноса, схватился за голову.
Снова застучал аппарат. Слова на ленте тяжелые, как слитки:
"…Киева не оставлять и мостов не взрывать без особого указания Ставки. До свидания."
В тот же день А.М.Василевский флегматично заметил: "Думаю, мы уже крепко опоздали с отводом войск за Днепр."
А в Киеве было тихо. В последнем письме, отправленном в эти дни жене и дочери, работник штаба фронта майор Р.Каневский сообщал, что в городе спокойно, в школах начался учебный год. Положение дел скрывалось не только от жителей, но и от работников штаба.
Волей обстоятельств звездный час Жукова совпал с часом великой трагедии сотен тысяч людей.
Но не Жуков тому виной.