Он не настал, а почти произошел, почти стихийно. Словно лошадь сжимала могучую стальную пружину. Шла на нее, вперед, вперед, налегая грудью, упираясь слабеющими копытами в малейшие кочки и неровности почвы, и вдруг оледенела земля, не стало кочек, скользнули копыта без шипов - и пружина швырнула усталую лошадь назад, назад!

Просто на каком-то участке фронта при очередной контратаке Красной Армии - они ведь не прекращались, не считаясь с потерями, - немцы чуть подались. Тогда усилили нажим. Добавили сил. И стали импровизировать: плана не было.

Не было плана!

Забежим вперед, а там уж судите сами, читатель.

Апрель 1943 года:

"… положение на Курской дуге стабилизировалось. Та и другая стороны готовились к решающей схватке. Пора было готовить предварительные соображения по плану Курской битвы."

Апрель 1944 года:

"Излагая свои соображения о плане летней кампании 1944 года, я обратил особое внимание Верховного на группировку противника в Белоруссии, с разгромом которой рухнет устойчивость обороны противника на всем его западном стратегическом направлении.

– А как думает генштаб? - обратился И.В.Сталин к А.И.Антонову.

– Согласен, - ответил тот.

Я не заметил, когда Верховный нажал кнопку звонка к Поскребышеву. Тот зашел и остановился в ожидании.

– Соедини с Василевским, - сказал И.В.Сталин.

Через несколько минут А.Н.Поскребышев доложил, что А.М.Василевский у аппарата. Здравствуйте, - начал И.В.Сталин. - У меня находятся Жуков и Антонов. Вы не могли бы прилететь посоветоваться о плане на лето? А что у вас под Севастополем? Ну, хорошо, оставайтесь, тогда пришлите мне лично свои предложения на летний период."

Это называется - планировать.

А теперь назад, в свое время, в ноябрь 1941 года:

"1 декабря гитлеровские войска неожиданно для нас прорвались в центре фронта, на стыке 5-й и 33-й армий, и двинулись по шоссе на Кубинку… 4 декабря этот прорыв противника был полностью ликвидирован… В конце ноября по характеру действий и силе ударов всех группировок немецких войск чувствовалось, что враг выдыхается и для ведения наступательных действий уже не имеет ни сил, ни средств…"

"29 ноября я позвонил Верховному Главнокомандующему и, доложив обстановку, просил его дать приказ о начале контрнаступления… И.В.Сталин сказал, что он посоветуется с Генштабом… Поздно вечером 29 ноября нам сообщили, что Ставка приняла решение… и предлагает представить наш план контрнаступательной операции. Утром 30 ноября мы представили Ставке соображения Военного совета фронта по плану контрнаступления, исполненному графически на карте с самыми необходимыми пояснениями."

А это называется - импровизировать.

Кстати, английский историк Ричард Овери, изучивший советские источники и весьма уважительный к маршалу, приводит существенно отличное от жуковского описание событий на основании свидетельства генерала П.А.Белова. Ранним утром 30 ноября Сталин позвонил Жукову и велел планировать контрнаступление, которое покончит с угрозой Москве. Жуков ответил, что для наступления нет ни людей, ни техники. Сталин велел приехать. Вечером того же дня он принял Жукова и Белова и сообщил, что у Москвы собраны резервы из Сибири и Дальнего Востока. Численность этих резервов Жуков так никогда и не узнал. Овери считает, что не менее двенадцати армий. Они не были богаты ни артиллерией, ни танками, зато одеты и поставлены на лыжи и сани, а лошади привычны к одолению снежных заносов.

Версия Белова-Овери объясняет психологическую неготовность Жукова к планированию большой наступательной операции. Да и что планировать, имея под рукой 240 тысяч войска после октябрьского разгрома, когда почти на миллион больше пассивно стояло в обороне, ожидая зимы, а дождавшись разгрома? По готовности и результат. Опять пересекретничал вождь. Да, для Гитлера наличие огромных русских резервов таким было сюрпризом, что он не поверил данным воздушной разведки. Буквально глазам своим не поверил. После всех потерь не может быть у русских таких резервов - и все тут. (Не верить фактам -привилегия деспотов. Полгода спустя Сталин тоже не поверит. С тем же результатом, естественно…) Но и для Жукова наличие сил таким стало сюрпризом, что план, разработанный второпях, пока немцы не успели перейти к обороне и окопаться, планом генерального наступления не стал, а предусматривал лишь ликвидацию клешней вокруг Москвы. Жуков попросту не успел (а кто успел бы?) перестроить свою ментальность от оборонительной к наступательной. Впрочем, и объективно для большого наступления, кроме пушечного мяса, не было готово ничего. Ни авиации, ни должного боезапаса, ни разведданных, в конце концов. К тому же начинать надо было вынужденно - с обрубания клешней. Потому и не было взаимодействия фронтов. Не были наработаны варианты. Не знали, что делать по достижении рубежей. Не согласовали времени их достижения для совместного развития успеха. А коли нет плана, то простор вождю тыкаться в каждый мнимо удачный момент с указаниями - вклиниться и тут, и там, и где-то еще и тем распылять силы в судорожной спешке на запад.

Вклиниться… Клинья-то без танковых армий мягковаты. А немцы дрались отчаянно, не давали углубиться для обхода. Ох, как мешял вождь импровизациями своими оппортунистическими! Выхватывались вдруг армии (1-я Ударная) с направлений, где намечался успех, ибо генштабовский ученик в морозы осмелел и решил, что военспецы ему уже не нужны, дальше он в союзе с зимой сам их научит.

Вермахт, сперва отпрянув, быстро собрался и получил возможность пятиться. А там и в жесткую оборону встал.

Но, оставляя в стороне все это, как выразить, что для нас, беглецов, захлестнутых войной, измученных поражениями, чем стал для нас поворот под Москвой? Как выразить отчаяние наше в октябре и ликование в декабре? Разве показать каплю, по которой, как сказано в классическом и чересчур далеко идущем сравнении, можно вообразить океан…