Когда в условленный день после уроков мы спустились в зал, десятиклассники уже сидели там: мальчики по одну сторону, девочки — по другую. В одну минуту они разобрали наших и усадили рядом с собой. Одни знали друг друга — по-соседски, другие по школьным делам, третьи определяли свои симпатии тут же на встрече.

Церемонию представления я начал с главы класса.

— Председатель учкома у нас Саша Кобзарь. Прошу встать.

Сашка, пряча смущение, встал и расправил грудь.

— Можно, кого побаиваться-то!

— Как видите, он никого и ничего не побаивается, кроме арифметики.

— И русского, — подсказала Виктория Яковлевна.

— А что русский?! — Саша в сердцах простер к ней руки. — Я же диктовку на тройку написал. На твердую, сами говорили.

— Садись, старик, — потянул его за ремень Готька Степанов, — разговор на эту тему портит нервную систему.

Кобзарь затих. Я продолжал знакомить ребят. После меня слово взяла Виктория Яковлевна.

— Я не буду так подробно и красочно описывать наш класс. Пусть каждый сам скажет о себе и поделится мыслями о наших шефских возможностях. Женя, начнем с тебя.

Мои ребята, как по команде, обернулись в сторону Жени Панфилова. Но оратор оказался на девичьей половине. Трудно выбираясь из своего ряда, к столу подошла Женя Жолохова, староста класса. Она среднего роста и выше средней полноты. Ей тесно в форменном платье. Об ее пышущие жаром щеки, наверно, в стужу подружки греют руки.

Зацепившись с ходу о край стола. Женя потерла ушибленное место, потом изящно провела ладонью снизу вверх по кончику маленького вздернутого носа — жест, способный потрясти незнакомца, театрально откашлявшись, заговорила.

— Как я себе представляю шефство? Да? — спросила Женя зал, близоруко щуря небольшие карие глаза. — Пожалуйста. Во-первых, чтобы мы подавали, а младшие наши товарищи брали пример.

— Не во всем, конечно, — послышалась благоразумная реплика кого-то из старших.

Женя откинула с груди короткую толстую косу и, посерьезнев продолжала:

— Что такое само слово «шеф»? Глава, начальник, руководитель. Один руководитель только руками водит, а другой водит за руку и показывает: это я делаю так, и ты делай так, если веришь мне и тебе нравится то, что я делаю. По-моему, такое шефство нам подходит. Я, например, не побаиваюсь ни математики, ни русского. У меня пятерки. Значит, я буду добиваться, чтобы и у моего уважаемого коллеги Александра Кобзаря тоже были хорошие отметки…

— Сужаешь! Не в оценках счастье! — донеслось из последнего ряда.

— Совершенно верно, товарищ Шатилов! — церемонно поклонилась в его сторону Женя. — Но согласитесь, что счастье не исключает хороших отметок. Тебе, например, до полного счастья не хватает…

— Протестую, — закричал Шатилов.

— Протестуем! — дискантом вторили сидящие с ним рядом Вертела и компания.

Виктория Яковлевна встала.

— Ты кончила, Женя? Предоставляю слово Сергею Шатилову для обоснования своего протеста.

Сережка — вечный Женин оппонент. Стоит ей только сказать «да», как у него уже готово «нет». Шатилов идет к столу метровыми шагами. Он высок и тощ. Собираясь с мыслями, Сережа потер лоб тупым концом карандаша. Послышался Женин голос:

— Опусти, пожалуйста, карандаш. Из-за него тебя не видно.

— Странно, — Сережка холодно посмотрел на нее своими монгольскими глазами. — При том широченном поле обозрения, которым ты обладаешь… — и снова обратился к залу: — Простите, что я отвлекаюсь посторонними вещами… В чем смысл моего возражения предыдущему оратору? Я утверждаю, что не одними отметками жив человек. Есть еще искусство!

— Кукольное, — продолжала дуэль Женя.

— Не кукольное искусство, а искусство кукол! Древнейшее из всех театральных искусств! — патетически восклицал Сергей. — С пятого класса по восьмой, четыре лучших года своей жизни, я посвятил куклам и знаю точно, что в них больше души, чем в некоторых одушевленных предметах женского пола.

— При чем тут пол, Сережа? — смеясь, пожала плечами Виктория Яковлевна.

На голову Сергея понеслась лавина со стороны девочек:

— Говори, да не заговаривайся!

— Позор!

— Позер и болтун, Сережка!

— Лишить его слова!

— Долой!

— На мыло!

— Какое из него мыло?! На куклы!

Чувствуя, что хватил лишку, Сергей примирительно улыбнулся и, подняв над головой карандаш, как орудовский жезл, остановил движение. Воспользовавшись паузой, Виктория Яковлевна одернула оратора:

— Сережа, у нас гости. Им ближе земные запросы. Особенно если учесть фактор времени. К делу!

— Пожалуйста. Конкретно. Берусь организовать кукольный театр у наших подшефных! Все.

Сережка уходил на место под аплодисменты, достойные самого Образцова.

Встреча захватила моих ребят. Они были польщены обществом взрослых, их вниманием. Увлекало и само зрелище, хотя кое-какие реплики и не доходили до них. Впрочем, после Сергея выступавшие были кратки и деловиты. Шефы обещали нам сотрудничество и помощь в создании двух театров — кукольного и драматического, эстрадного оркестра и милой мальчишеским сердцам настоящей футбольной команды.

В довершение ко всему они потрясли нас своим подарком. Комсорг Коля Дьяконов, плечистый паренек с круглым, добродушным и улыбчивым лицом в больших роговых очках, достал из портфеля целлофановую сумочку, не торопясь развязал и жестом фокусника извлек из нее выцветший алый лоскут размером в косынку.

— Читайте! — растянул он лоскут над головой.

— «Не пищать!» — проскандировал зал.

— Понятно? Это наше знамя походов. Всякое ему пришлось испытать: и дождь, и солнце, и ветер. Но никогда оно не слыхало писка. Учтите!

Принимая у Коли знамя, председатель совета отряда Валерка Красюк в ответном слове сказал:

— Учтем.

Тут же родилась мысль обновить подарок в совместном походе за город. На том и порешили бы — не вмешайся Борька Малинин. Зачем тащиться за город, если можно под воскресенье на море съездить? Машины даст папочка. Борька ручается. Его начали качать, но скоро утомились и благополучно поставили на ноги. Остаток радости излили в криках. Трудно было понять, где тут шефы и где подшефные. Единство было налицо, вернее, на лицах!