Ноттсби!

Сент-Джеймс.

В ответ на письмо, которое Вы отправили сегодня утром, я должен настаивать на том, чтобы Вы держались в стороне от этой грязной истории и дали мне больше времени для решения проблемы. Вам небезопасно разведывать что-либо самостоятельно. Всего пару дней назад Хардеуэй вручил мне копию письма с признанием, которая предназначалась г-ну Джасперу из музея, вот почему Вам не нужно вмешиваться в это дело.

Наряду с письмом, которое Вы получили на следующий день после кражи, и того, которое оставлено возле леди Изабель, осталось найти только одно, прежде чем по крайней мере это испытание окажется позади. У нас есть заверения от человека, подделавшего его, что он никогда больше не напишет ни одного письма этим почерком. Я знаю, что Ваша дочь очень хочет вернуться к привычной для нее жизни, и я изо всех сил работаю, чтобы этот день настал как можно скорее. Однако мы должны набраться терпения. Я проверил информацию через своих людей в газетах – похоже, последнее письмо о признании все еще в чьих-то руках. Разумеется, у меня есть люди, которые ищут его. Расследуя это дело, мы, конечно же, не хотим инициировать более масштабный скандал, чем тот, причиной которого стало первоначальное преступление.

Я также распорядился отслеживать всех известных покупателей произведений искусства, пытаясь найти те, которые были украдены у Вас. Я уверен, это скоро приведет к результату, удовлетворяющему всех, кого коснулось это дело. Я только прошу Вас быть терпеливым и сохранять молчание до этого времени.

– Доставь это лорду Ноттсби, – сказал Фэллон, протягивая наспех написанное письмо одному из своих парней.

То, что он рассказал в письме, – правда. Он просто опустил часть о том, что за всем этим стоит Грейплинг. Жизнью Изабель нельзя рисковать. Хотя Фэллон опросил всех, кто бывал в его доме в течение последних нескольких недель, он все еще не доверял… практически никому. Только не в тех случаях, когда дело касалось благополучия Изабель. В своей записке он утверждал, что приближается к развязке: с Грейплингом никогда нельзя быть слишком осторожным, нужно действовать решительно и быстро. Люди из Общества по-прежнему не могли его найти, тем не менее ущерб, который он нанес и еще мог нанести, замыслив месть, с каждым днем становился все меньше. И однажды один из людей, причастных к скупке произведений искусства, приведет его к Грейплингу и пропавшим картинам. Это только вопрос времени. Его люди следят за каждым шагом скупщиков краденого в течение нескольких недель. Но может ли он доверять своим людям? Этот вопрос оставался открытым. Слова из записки Грейплинга об их игре все еще не давали ему покоя, но Фэллон заставил себя оставить эти томительные сомнения.

Оставалось всего одно письмо, а фальсификатора убрали из игры неделю назад. Когда будет найдено и четвертое письмо, останется найти только украденные картины, но Изабель уже будет в безопасности. Одно недостающее письмо удержит Изабель в его доме еще на какое-то время. Но не навсегда. Он откашлялся и переложил бумаги на столе, пытаясь привести в порядок эти неприятные мысли.

– Нам расспросить торговца картинками, которого мы нашли? Начало оказалось многообещающим, у него есть доступ к кораблю, – предложил один из его парней.

– Да, конечно. Получите от него ответы, которые нам нужны, – ответил Фэллон, понимая, что этот приказ может положить конец всему, что происходит у них с Изабель. Но это правильно, это нужно сделать. – Прошу прощения, – пробормотал он, обогнул стол и направился к двери.

Если время, когда она еще остается в его доме, действительно ограничено, Фэллон должен дорожить каждой секундой, проведенной с ней.

Он не бросился бегом из библиотеки, спеша увидеть ее, но в мыслях просто летел. Фэллон поднялся на верхний этаж, шагая через ступеньку, и направился по коридору в сторону спальни. Его рука замерла на дверной ручке: он заставил себя подождать несколько секунд, чтобы не ворваться в комнату и не схватить ее в объятия. Как бы ему этого ни хотелось, как бы сильно он ни жаждал этого, чувствуя, как эта потребность разливается по его телу, он не может вбегать к ней, как школьник, участвующий в соревновании на какой-то приз.

Но она и есть приз. Каждая улыбка, каждый слетевший с ее губ смех, каждый сонный вздох, вырвавшийся у нее, когда она поворачивалась во сне к нему, каждое любопытное прикосновение ее пальцев были для него как дар.

Он издал многозначительный судорожный вздох и открыл дверь. Увидев Изабель на ее любимом месте для чтения – в уголке дивана у камина, – он пересек комнату, стараясь не спешить.

Она свернулась калачиком, как кошка в дождливый день. На коленях у Изабель лежала открытая книга, оторвавшись от которой она взглянула на него непонимающим взглядом, будто он только что похитил ее из далекой чудесной страны. Он подумал, какие, интересно, экзотические приключения она переживала сегодня днем, и уже собрался спросить, но потом она улыбнулась так, что ему захотелось присоединиться к ней в этих причудливых мечтах хоть на мгновение. В ее представлении мир должен сиять, как будто освещенный идеальным светом заходящего солнца. Когда Изабель посмотрела на него своими большими глазами, он почувствовал себя более сияющим, чем мог ожидать. Жаль, что он не может быть тем человеком, каким она его себе представляет. Фэллон был смертен, испорчен до глубины души и хотел только получить удовольствие от того времени, которое у них осталось.

– Пойдем со мной, – сказал он, когда идея сформировалась в его голове.

Она слишком долго была заперта в этих стенах, и ему захотелось разделить с ней свой дом и свой мир. Это было невозможно, но существовало еще одно место, куда он мог бы отвести ее. Фэллон взял ее за руку, заставив подняться с дивана. Глянув вниз, он улыбнулся. Изабель была босиком, она взяла эту привычку еще на прошлой неделе, не стоит же и сейчас задерживаться ради чулок и обуви. Сегодня ей не нужна обувь. Он вспомнил тот день, много лет назад, когда в саду установили большие гладкие камни, чтобы Перл могла легко передвигаться по их поверхности. Сегодня вечером Изабель будет здесь комфортно. Весь день было солнечно – камни еще должны хранить тепло в это время.

– Я уезжаю? – спросила она, когда они подошли к двери, и сжала его руку.

Он остановился и повернулся к ней. Неужели она чувствует тот же неумолимо надвигающийся финал всей этой истории, что и он? Фэллон был настолько увлечен своими мыслями по этому поводу, что даже не учел опасения Изабель.

– Ты покидаешь мою спальню. Вот и все. – Он поднял другую руку, погладил ее по щеке и коснулся ее губ своими в легком поцелуе. – Я хочу тебе кое-что показать.

В ее глазах выразилось облегчение, отчего его сердце екнуло.

– А я уж подумала, что все закончилось.

– Думаешь, я так легко отпускаю своих пленников?

Она закусила губу и опустила глаза, щеки ее залила краска.

Он поднял ее подбородок, заставив посмотреть себе в глаза.

– Я не спущу с тебя глаз, – пообещал Фэллон.

– И куда же мы направляемся, мой похититель?

– У меня есть сад, – сказал он и вывел ее в коридор.

– Меня может кто-нибудь увидеть, если я выйду из комнаты, – прошептала она. Она немного сбивалась с шага в спешке, когда они шли по коридору, а в голосе явно слышались беспокойство и волнение. – Разве не по этой причине меня держали взаперти последние несколько недель?

– Никто тебя не увидит, – пообещал он. Фэллон открыл дверь в конце коридора и повел ее по служебному ходу. Этот коридор, должно быть, использовался нечасто – здесь не было ни одной зажженной свечи, но он хорошо помнил дорогу. Крепко держа ее за руку, Фэллон повел девушку глубже в темноту.

– Я видела сад из окна, но он не слишком уединенный, – задумчиво сказала она.

– Мы идем не туда. – Он повернул направо и потянул ее за собой.

– У тебя есть закрытый сад, в который я смогу приходить и не сидеть весь день взаперти?

– Честно говоря, я совсем о нем забыл, – признался Фэллон. Они подошли к двери, ведущей на лестницу, он потянул ее на себя, и створки со скрипом открылись. – Я не был здесь несколько лет. И никто другой тоже.

– Этот сад что, обнесен высокой каменной стеной, оплетенной лозой, чтобы никто не мог найти вход?

– Мы в Лондоне, а не в предместье где-нибудь за границей, но, вероятно, он таки оплетен лозой, да. За ним не ухаживали целую вечность. – Фэллон сделал шаг вверх и повернулся к ней: – Осторожно, здесь ступеньки.

– А где этот сад?

– Да, вопросов у тебя сегодня вечером хоть отбавляй.

– Если бы тебя заперли на несколько недель, а затем вдруг разрешили на минуточку выйти оттуда, ты бы не задавал вопросов? – спросила она, поднимаясь вслед за ним по узкой лестнице.

Он действительно заключил ее в тюрьму. Она поддразнивала его по-дружески по поводу потери свободы, но он, забыв о заброшенном саде, и правда продержал ее взаперти дольше, чем это требовалось. А Фэллон хотел, чтобы Изабель была счастлива. За это он отдаст что угодно, сделает что угодно…

– Прости меня за то, что тебе пришлось так долго оставаться спрятанной от чужих глаз.

– Я рада, что была спрятана с тобой.

Ее мягко произнесенные слова зацепили его, как якорь, брошенный в сердце, отчего он чуть не споткнулся. Он повернулся к Изабель, когда потянулся к ручке узкой деревянной двери, но увидел лишь ее силуэт в темноте.

– Я знаю, что это не всегда было приятным времяпрепровождением.

– Сидеть запертой в твоей спальне? Ну, в этом есть свои преимущества.

Он не мог видеть, как вспыхнуло ее лицо, но хорошо представил себе, как ее щеки розовеют, словно весенний цветок.

– Если ты скажешь, что имеешь в виду рисование или чтение книг, ты меня разочаруешь.

– Сегодня утром я читала книгу, героиню которой сослали в другую страну, далеко от всех, кого она знала. И я задумалась: она тоже пережила травму головы? Какой-нибудь привлекательный джентльмен спас ее от грозящего ей тюремного заключения? Он ее поцеловал? С тобой моя жизнь куда более захватывающая, чем писательский вымысел.

– Привлекательный? – Его рука стиснула ручку на двери, но он не спешил открывать дверь.

– Да, привлекательный, – подтвердила свои слова Изабель. – И, в отличие от девушки из книги, меня таки ударили по голове, спасли, посадили под замок, поцеловали… Моя жизнь лучше любой книги.

– Только ты могла посчитать, что пережить нападение лучше, чем ходить на балы или пить чай дома, в уютной гостиной. – Он улыбнулся и, открыв дверь, ступил на лунную дорожку.

– Достаточно эффектно… – Она осеклась, ступив за порог на крышу его дома. – Ах! Что это за место? Оно чудесно, Фэллон! – Она выпустила его руку и пошла по каменному полу. – Вот видишь, моя жизнь теперь лучше книжных сюжетов.

– Не бойся, тебя никто не увидит, кроме меня. – Он смотрел, как она принялась исследовать заброшенный сад на крыше, не в силах отвести глаз.

Она шла вперед, рассматривая цветы один за другим. Растения, за которыми когда-то тщательно ухаживали, одичали, их корни и ветви давно вылезли из тесных горшков, в которые они были посажены. Вьющиеся стебли цеплялись за стену парапета, который окружал этот сад, образовывая комнату, освещенную звездным светом, с зеленью живых листьев. В этой части дома, давно забытой и оставленной, сад разросся, наполнив пространство буйством цветов, что сделало крышу похожей на другой мир, висящий в ночном небе. Все вокруг было необычным – под стать босой девушке с распущенными волосами, которую он привел сюда. В этом саду Изабель выглядела органично.

– И ты никогда сюда не поднимаешься? – удивилась она, подходя к стене парапета и украдкой выглядывая на улицу, простиравшуюся внизу.

Он бы каждый день поднимался по этой лестнице, если бы это означало увидеть Изабель. Фэллон представил себе, как она проводит здесь дни, собирая цветы в свете послеполуденного солнца. Но не стоит позволять мыслям цепляться за это эфемерное будущее. Он слишком хорошо постарался скрыть ее местонахождение, ее репутацию не нужно было спасать поспешной свадьбой. Все думают, что она уехала из города. В любом случае, его способ жизни не подходит для спокойного домашнего уюта, так что эта история должна будет закончиться. Вскоре Изабель вернется в родительский дом, чтобы прожить ту жизнь, которую она сама для себя выбрала. И эта ночь – одна из немногих оставшихся у них драгоценных ночей, которую они проведут наедине.

Повернувшись к Фэллону, она провела рукой по глянцевым листьям какого-то растения рядом с ней.

– Я жила бы здесь до конца дней и никогда бы не уходила.

– Знаешь, – улыбнулся он, – здесь иногда льет дождь. Ты думала, что моя спальня – плохое место, а ты попробуй полюбить эту крышу в дождливый лондонский день, – поддразнил он, пытаясь отбросить мысли, крутившиеся у него в голове.

– Сейчас дождя нет. Все идеально. – Теплый ветерок, будто соглашаясь с ней, на секунду поднял ее волосы с плеч.

Казалось, что сегодняшний вечер был предназначен судьбой и одобрен тем же божеством, которое отправило Изабель с небес сюда, жить среди людей; вечер был действительно идеальным. Наверху в черном небе сверкали звезды, и таким же светом сияли глаза Изабель.

– Все звезды в небе светят тебе. Так и должно быть, – задумчиво произнес Фэллон.

– Нет, должно быть так. – Она сделала шаг к нему и обняла рукой за шею. – Беру назад то, что я сказала о твоей улыбке. Мне нравится, что она только моя, как секрет, известный лишь мне одной, – промурлыкала она, и он ощутил, что улыбается ей.

– Ты вызываешь мою улыбку, – сказал он, кладя руки ей на талию.

– Спасибо за все это. Большое спасибо, Фэллон.

– Я должен был подумать об этом раньше. Ты можешь приходить сюда в любое время, когда захочешь, даже днем. Я распоряжусь, чтобы миссис Фезерфитч сопровождала тебя. Здесь ты в безопасности.

– Я хотела сказать спасибо за то, что ты привез меня в свой дом. Ты нашел меня, спас меня и защитил.

Она посмотрела на него так, будто он совершил великое деяние, но он думал только о ней. Вряд ли его поступок можно назвать геройским.

– Независимо от того, насколько волнующим и захватывающим я нахожу тюремное заключение с тобой, я знаю, что со мной тебе было нелегко. Я помню, что ты использовал слово «сложно» – так ты это назвал.

Он не мог больше сдерживаться и крепко обнял ее, прижав к себе.

– Я был неправ, когда говорил это.

– Я знаю, что мое пребывание не было идеальным для тебя. Я перевернула твое тихое холостяцкое существование с ног на голову. Ты снова начал спать в своей постели, а я и там занимаю место. – Она посмотрела на него. Ее щеки порозовели, а губы мило скривились.

Он провел руками по ее волосам, и они легонько щекотали его пальцы, когда ветер шевелил их. Фэллон не собирался спорить, что она перевернула его жизнь с ног на голову, но он был счастлив с ней в своей постели. Прошлой ночью, прижимая Изабель к себе, он спал самым спокойным сном за последние много лет. И работы по дому велись лучше, чем когда-либо раньше. Его жизнь стала интереснее, потому что в ней появилась Изабель. Но скоро она уйдет из его дома.

– Это со мной было тяжело, – возразил он. – С тобой все довольно просто. – Произнося это, он провел руками вверх, к ее плечам. Затем остановился, убрал ее руки со своей шеи и потянул один рукав ее платья вниз. Наклонившись, он коснулся губами ее мягкой кожи на плече.

– Самое трудное – это то, что я хочу впитывать каждую секунду, которая дарована мне наедине с тобой. Я хочу смаковать тебя и целовать каждый сантиметр твоей обнаженной кожи. Как же выбрать… – Он замолчал, игриво куснул ее за плечо и тут же лизнул место укуса.

У нее вырвался судорожный вздох, а голова склонилась на бок, облегчая ему доступ к шее.

Он мучительно медленно продвигался к основанию ее шеи, запоминая каждую ложбинку на ней, чтобы позже, в долгие часы одиночества, вспоминать это счастье. Это была опасная игра, в которой кто-то, возможно, не выживет, но он хотел прожить сполна каждое мгновение этой ночи. Сейчас они вместе, планы на будущее не имеют значения. Изабель – единственное, что его заботит в этом мире.

Ее кожа нежна, как лепестки роз на губах. А вкус на кончике его языка был слаще восточных сладостей, с едва заметным солоноватым оттенком, который придавал Изабель какой-то невероятный, совершенный образ. В глубине души она была лесной нимфой, и сегодня ему не хотелось ничего, кроме как, забыв реальный мир вокруг, кататься с ней по лесной траве.

– Чувствуешь, как мне тяжело? Это такое испытание, – прошептал он, и его губы двинулись дальше по ее шее. Когда он прижался губами к ее тонкой ключице, волосы Изабель коснулись его лба. Девушка вздрогнула под его прикосновениями, и он положил руки ей на талию, желая лишь одного – обнимать ее как можно дольше.

– О, Фэллон, – прошептала она, и ее пальцы крепко сжали его руки, когда она прильнула к нему.

Увлекая ее за собой, он медленно пошел к садовой скамейке, стоящей под укрытием из разросшегося кустарника. Как бы ни хотелось ему кататься с ней по земле, она заслуживала большего, чем его приземленные фантазии. Когда ее колени коснулись каменного сиденья, он остановился.

Отпустив ее только для того, чтобы сбросить сюртук, он постелил его на скамейку, после чего его руки снова вернулись к ней. Первый же поцелуй Фэллона обещал все, что только возможно, и Изабель прижалась к нему, требуя большего. Он блаженно улыбался ей, целуя все настойчивей, его руки судорожно блуждали по ее телу.

Пальцы Изабель запутались в складках его шейного платка. Некоторое время она тянула узел нетерпеливыми движениями и наконец, прервав поцелуй, сорвала ткань с его шеи. Он не двигался, лишь держал ее в объятиях, позволяя ей снять платок. И в этом было столько интимной радости, когда она помогала ему снять шейный платок, что воздух вокруг них просто вспыхнул от напряжения. Он наблюдал за ней, когда она развязывала ткань, и после, когда ее пальцы заскользили по его жилету, расстегивая пуговицы.

Буквально через секунду она остановилась, их взгляды встретились в лунном свете, но глаза ее затуманились.

– Вот оно.

– Что?

– Я всегда хотела жить, как в легенде о Тристане и Изольде, и вот теперь это случилось. Это именно тот прекрасный, яркий момент, которого я так ждала.

– Я знаю эту легенду, – ответил он, отказываясь признавать любое сходство той трагической истории со временем, которое они провели вместе. Но сегодняшняя ночь – не время для разговоров об их будущем и даже не о нем, Фэллоне. Сегодняшняя ночь принадлежит Изабель.

Она вздохнула и провела ладонями по его груди.

– Воздух так сладко пахнет цветами, и я здесь, наедине с тобой… Я всегда хотела такой романтики, как у Изольды.

Так она этого хотела? Он не любил такие откровенные несоответствия: сейчас ее руки блуждали по его телу, а мысли – где-то еще.

– Ты знаешь, что она вышла замуж за короля Тристана, и вся ее жизнь была окружена скандалами из-за ее отношений с ним, и в конце концов она умерла оттого, что ее сердце было разбито?

– Эта часть легенды не важна, – прошептала она, приподнимаясь на цыпочки и легонько касаясь его губ своими. – Это всего лишь печальные детали. Но ведь было время, когда они с Тристаном любили друг друга и спали на деревьях.

– А сейчас – то время, когда ты со мной в разросшемся саду, – закончил он и внимательно посмотрел на нее. Было что-то еще, помимо этого, о чем она не говорила, и он мог лишь догадываться, что это связано с тем, что она уже призналась ему в любви. Странно, что то же самое проявление чувств, которое заставило его сбежать несколько дней назад, сейчас заставило его притянуть ее ближе к себе. И еще более пугающим, противоречащим здравому смыслу, как он только что понял, было его желание услышать эти слова из ее уст снова.

Им было бы лучше не говорить об этом. Исходя из его опыта, слова – очень опасная вещь. Некоторых слов следует избегать любой ценой.

Держась за эту мысль, он поцеловал ее – жестко, настойчиво, поцелуем, заглушающим все мысли. Ее пальцы запутались в его волосах. Никаких признаний в любви и трагических окончаний романтических историй этим вечером! Эта ночь была их ночью, и он точно знал, как хочет ее провести.

Он поднял подол ее платья и начал собирать его в руках, таща тонкую ткань вверх по ее телу. Через мгновение Изабела выхватила подол у него из рук и рывком сняла платье через голову. Это откровенное движение, выдающее истинное желание, удивило бы, сделай его любая другая женщина, но не в случае с Изабель. Она была любопытной и открывала двери, чтобы посмотреть, что прячется за ними; девушкой, которая с легкостью отдавала свое сердце и которая стояла сейчас перед ним, залитая лунным светом, с нетерпением, отразившимся на прекрасном лице.

Он резко выдохнул и одним движением стянув свою рубашку через голову, бросил ее на землю у ног. Затем медленно провел кончиками пальцев по ее телу. Не было больше никакой спешки, никаких тикающих часов, ни безотлагательных деловых встреч, на которые он не пошел, чтобы остаться с Изабель. Ничего, что беспокоило бы или тревожило его. Ему нужна была только она.

Лунный свет сиял на ее коже. Он поднял руку, чтобы погладить ее по щеке, не в силах оторвать глаз от такого прекрасного зрелища.

– Тебе идет лунный свет, – признался он, лаская кончиками пальцев ее живот.

– Ты когда-нибудь хотел нырнуть в серебристый свет луны и плыть в нем?

– Только если ты будешь со мной.

Подтянув девушку к себе, он поднял ее и положил на сюртук, брошенный на каменную скамью. Затем присел на корточки рядом ней, чтобы смотреть ей в глаза, поглаживая ее тело.

Удивление сменилось волнением, когда он наблюдал за ней. Она была девушкой изысканной красоты. Холодный свет струился по ее телу, охватывая изящные плечи и руки. Он опустился коленями на мягкий мох, покрывающий гравий вокруг скамьи, и провел руками по ее бедрам, желая прикоснуться к каждому участку ее тела, почувствовать его, чтобы убедиться, что она настоящая, а не сказочная, какой казалась.

– Ты выглядишь как ожившее мифическое существо. Я уверен, что где-то в саду есть такая статуя.

– Ты совершенен, – прошептала она, глядя ему в глаза. – Ты же знаешь это, не так ли, Фэллон?

Он покачал головой.

– Ты совершенна. – Он наклонился вперед, чтобы поцеловать ее.

Она скользнула ладонями по его рукам, вонзая ногти в его плечи дразнящими движениями, откликаясь на ласки его языка. Навсегда – он мог бы остаться здесь с ней навсегда. Даже стоя на коленях на камнях, покрытых мхом, – это стоило того, если бы только он мог просто целовать ее так всю оставшуюся жизнь.

Когда она наконец прервала поцелуй, у нее был ошеломленный взгляд, а дыхание стало прерывистым. Он прошелся губами по ее подбородку, и она откинула голову назад, когда он стал медленно двигаться по ее шее к груди, к этим прекрасным округлостям… Он скользил губами по ее мягкой коже, не в силах утолить свой голод, касаясь щекой ее мягких изгибов. Он упивался ею и купался в мягкой податливости тела, освещенного луной.

Она вся была такой нежной, зовущей, более чем желающей открыть следующую тайну, сокрытую в этой ночи. Дразня ее затвердевший сосок своим языком, он взглянул на нее, чтобы посмотреть на ее реакцию, и увидел лишь всепоглощающее желание, которое, должно быть, взаимно отражалось в глазах друг друга. Она хотела большего, высказывая немую просьбу о том, что он сделал с ней в постели прошлой ночью, и он улыбнулся ей. Он страстно желал дать ей это и еще гораздо больше. И сильнее всего он хотел, чтобы это никогда не заканчивалось. Он ласкал и изучал каждую деталь ее тела руками и губами.

Дойдя до ее согнутых в коленях ног, Фэллон стал ласково гладить их под коленками, пока не почувствовал, что она расслабилась. Затем провел руками по бедрам и еще раз поцеловал грудь. Изабель немного подвинулась, опершись руками о сиденье, и откинулась на скамейку, наблюдая за ним горящими от любопытства глазами. Она полностью доверилась и открылась ему. И он не предаст этого доверия – ни сегодня, ни когда-либо.

Опустив голову, он перешел к ее бедрам, прижимаясь губами к ее чувствительной коже. В спокойном ночном воздухе ее дыхание стало неровным.

– Что ты… – начала она, но не смогла договорить, потому что он коснулся кончиками пальцев внутренней стороны ее бедер.

Он взглянул на нее. Если бы она захотела, чтобы он остановился, он бы пожалел о потерянном удовольствии касаться ее там, но не пошел бы против ее запрета. Но когда он увидел, какими широко раскрытыми от изумления глазами она смотрит на него, то едва сдержал смех. Изабель, похоже, не беспокоилась о том, чтобы не лишиться запретов ума, и этот случай ничем не отличался от других, подобных ему. Он продолжал ласкать ее пальцами, пока она не вздохнула судорожно, раскрывшись ему.

Не прекращая ласкать ее, он двинулся дальше, позволив ей почувствовать его прикосновения, прислушиваясь к сигналам ее тела. Не спеша, не обращая внимания на собственное бешено колотящееся сердце и ее резкое, прерывистое дыхание, он подвел большой палец почти к самому бутону над ее сокровенным местом. Медленно лаская чувствительную кожу круговыми движениями, он заставил ее сдавленно ахнуть.

Она подалась своими бедрами к нему и ухватилась за его руку у локтя, и на этот раз это вызвало у него улыбку. Только Изабель была такой нетерпеливой, любая другая женщина упала бы в обморок или что-то в этом роде от одной только мысли об этом. Он медленно заскользил языком по шелковой коже ее губ, сначала с одной стороны, затем с другой, наблюдая за ней, чтобы увидеть и прочувствовать каждую реакцию ее тела, – что именно приносит ей максимальное удовольствие. Приласкав языком там же еще раз, он втянул ее внешние губы своими губами и стал посасывать, пока она не стала задыхаться, изогнувшись, чтобы прижаться низом живота еще сильнее к его губам и языку. И снова такое откровенное проявление наслаждения заставило его улыбнуться.

Нежно проведя зубами по складочкам слева и справа, он наконец коснулся языком ее чувствительного бутона. Изабель выгнулась на скамейке дугой, но он крепко удерживал ее. Взяв губами самую чувствительную ее часть, он посасывал ее, дразня быстрыми движениями языка. Она могла потерять связь с реальностью уже только от этого удовольствия, но заслуживала большего, как считал Фэллон. У нее должно быть все. Не говоря уже о том, что он хотел почувствовать ее всю, заставить ее сойти с ума от него. Он подождал мгновение, всего один удар сердца, и, когда она расслабилась, проник в нее, увлекая ее ближе к краю ее собственного желания. Влажная, прекрасная и дикая в своей непосредственности, она стала подталкивать его голову рукой, требуя большего, и он был в восторге от нее.

Лаская языком и губами ее самое сокровенное и отзывчивое место, он осторожным толчком вонзил пальцы глубоко внутрь нее и поднял глаза, чтобы увидеть, как меняется выражение ее лица. Голова Изабель откинулась назад, и она испустила крик, который, наверное, был слышен во всем Лондоне.

Он остановился, только когда она начала вся дрожать. Фэллон положил бы к ее ногам все что угодно во всем мире. В груди у него поднялась волна гордости оттого, что он доставил ей такое удовольствие, и он еще раз провел руками по ее телу.

Поднявшись с покрытого мхом камня, Фэллон сел на скамью рядом с ней и положил ее обнаженные ноги себе на колени. Обняв ее и крепко прижав к себе, он прислушивался к сумасшедшему биению девичьего сердца, наслаждаясь каждым содроганием ее тела, когда она возвращалась с пика удовольствия, на который он вознес ее. Наконец Изабель положила голову ему на плечо и еще теснее прильнула к нему, а он крепче обнял ее.

Его прекрасная Изабель…

Нет слов, которые могли бы описать то, что он чувствовал к ней в этот момент. Весь сад сверкал в прохладном лунном свете этой волшебной ночи. Она принадлежала ему, он принадлежал ей, и ничто не могло порушить чары, связавшие их.

Спустя некоторое время легкий ветерок зашуршал в листве, но все, что он слышал сейчас, – лишь биение своего сердца. Он не мог бы сказать, как долго просидел так, держа Изабель на руках, но все равно недостаточно, как ему показалось. Впервые за многие годы он не спешил по делам. Сегодня им не мешала никакая работа, ни встречи, на которые нужно спешить, ничего. Он прижал ее к себе, не желая отпускать. Если бы он был честен – а у него с этим явно были проблемы, – ему пришлось бы признать, что он вообще не хочет видеть, как она уходит. Но было невозможно думать, что он может сохранить Изабель в своей жизни навсегда. Даже если бы он мог найти баланс между своей работой и браком, в его жизни было так много, чего она не знает…

Да и осталась бы она в его объятиях, если бы узнала всю правду?

Он не мог заставить себя рассказать ей об Обществе запасных наследников. Не сейчас, когда там, внизу, на улицах и в разнообразных заведениях города, проходили все их нелегальные операции. Он уже и так допустил много ошибок, подверг своих людей слишком большой опасности. И сейчас рискнул бы слишком многим, скажи он ей правду, – он рискнул бы потерять еще один вечер, подобный этому. Опустив голову, он прижался губами к ее макушке, и она вздохнула и наконец пошевелилась, подвигаясь ближе к нему.

Как все-таки удержать ее навсегда? Должен же быть какой-то способ не потерять ее, когда все закончится! Это был, пожалуй, самый важный оперативный план, который он когда-либо пытался разработать, но понятия не имел, как действовать дальше. Все, что он знал, – что не хочет отпускать ее.

Это поведение нелогично, и ты это знаешь. Ты должен позволить ей вернуться домой. Но он не мог вот так просто передать ее отцу. Тогда она исчезла бы из его жизни навсегда. Ему нужен свет, который она привнесла в его жизнь, ее смех, свобода: только она могла заставить его оторваться от дел, даже если всего на несколько минут. Ему нужно защищать ее и лелеять. Кто будет слушать ее выдумки, если не он?

И вдруг правда предстала перед ним во всей своей наготе. Как он не учел этого раньше? Ничего в этой ситуации или его действиях не было и не могло быть логичным, потому что любовь не бывает логичной.

Фэллон провел дрожащей рукой по ее обнаженной руке. Он любит Изабель. Он любит каждую причудливую мысль в ее голове, то, как она сворачивается клубочком рядом с ним по вечерам, блеск в ее глазах, когда она смотрит на него, то, как она предлагает доброту своей души всем, кто в этом нуждается. Он хотел этого больше всего.

Он любит ее без причины. И последствия этого факта виделись более ужасающими, чем любой захудалый лондонский переулок, по которому ему когда-либо приходилось ходить ночью.

* * *

Фэллон внимательно смотрел на то, что когда-то было гостиной. Тихий стук шаров на бильярдном столе, запах кожи в воздухе. Это был на редкость тихий день в штаб-квартире, и он откинулся на спинку своего стула, где обычно сидел, в углу комнаты.

Он так давно основал Общество запасных наследников, что уже и вспомнить не мог, каково это – не управлять такой большой группой людей. Фэллон не мог вспомнить, чтобы даже в начале его пребывания в городе у него было в избытке свободного времени, напротив, каждый его день был заполнен бесконечными встречами. Но, несмотря на это кажущееся однообразие, была только одна вещь, которая точно не изменилась за все это время: Келтон Брайс, лорд Хардеуэй, занимал и будет занимать его уши своими долгими, обстоятельными рассказами, независимо от того, слушает ли Фэллон, что тот говорит, или нет.

– Ты не поверишь, что он сказал! Он сказал мне, что он ни ногой в Тэттерсолл, а сам купил эту лошадь, уведя ее у меня из-под носа меньше двух недель назад. И когда я нахваливаю эту его новую верховую лошадь, что он делает? Не прикидывается передо мной шлангом, не-е-ет. Этот мошенник предлагает мне состязание! И вот час спустя я…

Возможно, эти истории Хардеуэя, которые он постоянно рассказывал ему, и были причиной, по которой у Фэллона не хватало времени для себя. Отсюда вопрос: если бы у Сент-Джеймса было меньше обязанностей в Обществе и меньше досужей болтовни, хватило бы ему времени, чтобы посвятить его Изабель?

Она может думать, что жизнь Изольды была приятной и захватывающей, но жить в окружении сплетен и скандалов – это не та жизнь, которая ей подойдет. Она заслуживает счастья. Это все, чего она хотела, – счастье с добропорядочным мужчиной в нормальном доме для семьи. А он не мог предложить ей ничего: ни дома, ни семьи, ни даже добропорядочного мужчины. В конце концов, он отнюдь не был добропорядочным. Он, попирающий больше общественных правил, чем можно было допустить, он, имеющий склонность управляться с цифрами черной бухгалтерии, сомнительных инвестиций и не только. Работа всей его жизни была построена на создании своих собственных законов, своей собственной власти в стране. А как он живет… да, люди, проходящие через эту комнату изо дня в день, полагались на него, но его дом был далек от семейного очага.

Выживание. Высокие моральные понятия, такие как честность и добродетель, не всегда можно соблюсти, когда человек борется за выживание. Не говоря уже о том, когда берешься управлять жизнью таких людей, – да у них просто ничего не было бы на основе честности и добродетелей.

Если бы Изабель знала правду о том, кем он был, и то, что он не рассказал ей о своем прошлом, связанном с Грейплингом, а еще то, что он делал каждый день, чтобы защитить и сохранить Общество, считала ли бы она его по-прежнему своим другом? Она шутливо называла его пиратом, но в действительности не хотела строить свое будущее с кем-то, кто живет тайно, вне закона и общества, как он. Прошлой ночью она была податливой и теплой в его объятиях, и ему хотелось снова прижать ее к себе. Он хотел позволить ей свободно ходить по дому, где ей нравится, а не только в уединенном саду, где девушка могла видеть лишь весьма ограниченную часть его жизни. Возможно, пришло время изменить кое-что в штаб-квартире? В конце концов, это его дом. И он любит Изабель.

– …И вот тогда мы с лордом Фортом вернулись со звезд и соскользнули по веселому лучу лунного света, чтобы потанцевать вместе в Гайд-парке… потому что ты ни хрена не слушаешь из того, что я говорю! – Келтон даже наклонился к своему другу с вызовом и обидой.

– Рад слышать, что ты провел приятный вечер, – сказал Фэллон, пытаясь убедить друга в обратном.

– Черт бы тебя побрал, Сент-Джеймс, позор на твою голову, позор! Я давно восхищаюсь твоей способностью слушать меня, не слушая. Ты единственный человек из тех, кого я знаю, который может думать сразу о трех вещах и уделять им все свое внимание. Но это… – Он не закончил, сделав жест рукой, которым чуть не сбил со стола графин. – Это просто какая-то постыдная демонстрация твоих талантов.

– Прости, что разочаровал тебя. – Фэллон потер глаза. Ему не удалось толком поспать вчера ночью. Конечно, при этом он не жаловался на причины, не давшие ему заснуть.

– Я никогда раньше не видел тебя в таком состоянии. Может, тебе стоит выпить? – предложил Келтон. – Я знаю, ты не жалуешь это дело, но хуже от этого точно не будет. Стаканчик виски сделает тебя веселее в нынешних обстоятельствах, я-то знаю.

– Да я и так в порядке.

– Ну да, конечно, ты в порядке. Я вот смотрю на тебя и думаю: вот он, душа-парень.

– Я как раз тренирую улыбку. И смех тоже. – Он на самом деле улыбался за последние несколько недель чаще, чем за последние несколько лет. Изабель оказывала такое влияние на людей, что соблазнила его выйти на свет, и теперь, когда он побывал там, он не знал, что делать с темнотой в своей жизни.

– Да от твоей улыбки можно ослепнуть, парень! И конечно, я просто уверен, что твоя рассеянность не имеет ничего общего с дамочкой, которую ты закрыл в своей спальне – разумеется, исключительно ради ее безопасности, – осклабился Брайс.

Фэллон внимательно посмотрел на него. Он не обязан отвечать Хардеуэю. А вот тот за все слова, которые на протяжении многих лет вливал ему в уши, теперь будет сидеть тихо и слушать.

– Ожидается, что завод паровых двигателей Кросби скоро даст хорошую прибыль, – начал Сент-Джеймс. – А вместе с ним и некоторые другие предприятия по всей стране. Возможно, пришло время Обществу запасных наследников измениться. Мы могли бы попробовать инвестировать в законные предприятия и закрыть теневые схемы. Больше никаких темных переулков и обмена мешков с деньгами на услуги. Все меньше наших парней вынуждены будут сидеть здесь без дела. Мы могли бы жить вполне легально, а не марать руки угрозами или незаконными ставками. Мы могли бы стать добропорядочными джентльменами, благородными и честными, даже…

– Завод паровых двигателей, который основал для нас Клобейн, конечно, имеет потенциал, – перебил его Келтон. – Но выйти из тени и присоединиться к добропорядочному обществу будет нешуточным изменением. Как насчет сопряженных с этим последствий, Фэллон? Наше Общество – нечто большее, чем просто кучка людей, затеявших это незаконное предприятие много лет назад. Не говоря уже о том, что у нас больше не будет союзников, которые бы держали нас в курсе потенциальных рисков.

– Добропорядочные джентльмены не нуждаются в таких вещах.

– Значит, ты не собираешься выслушать сообщение о том, что в наши края прибыли трое джентльменов, не связанных между собой, которые заинтересованы в импорте некоторых украденных товаров?

– И ты двадцать минут болтал о том, как завидуешь мошеннику, который увел у тебя лошадь, зная, что у тебя есть информация об украденных картинах Фэрлина? – поднялся Фэллон со стула и, наклонившись, вперился взглядом в друга.

– Это была смешная история, а ты даже половины не услышал, – развел руками Келтон.

– Это информация из доков, или Грейплинг подослал кого-то передать ее?

– Лондонские официантки – просто кладезь информации. Грейплинг еще не возвращался в таверну, в которой я раздобыл информацию, но, если вернется, я об этом узнаю первым.

– А что известно об этих потенциальных покупателях? И насколько догадлива твоя официантка? Грейплинг уже раз покрасил волосы и может улизнуть даже от тех, кто его знает.

– Сент-Джемс, мы найдем его. Лично я не слышал о прибытии покупателей из первых уст, иначе пригвоздил бы Грейплинга к земле прямо там. Это ведь такая неоднозначная вещь, которую ты больше не хочешь, чтобы я делал, верно?

– Я всего лишь пытаюсь…

– …сделать приятное леди Изабель? – закончил за него Хардеуэй и понимающе покивал головой.

Фэллон умолк, услышав эту правду от своего друга. Конечно, он разрывался надвое. Он хотел быть достаточно хорошим для Изабель. Но, по иронии судьбы, лучшим вариантом избавить ее от проблем был способ, который он использовал в работе со всеми вокруг, – нечистый, полный интриг. И как только он это сделает, она исчезнет.

Хардеуэй отодвинул пустой стакан и оперся руками о стол.

– Давай-ка пока позаботимся о ее жизни и безопасности, используя любые мошеннические и незаконные способы, имеющиеся в нашем распоряжении, – предложил он.

– Ты говоришь об этом только потому, что хочешь дать Грейплингу в морду. – Фэллон хорошо знал своего приятеля.

– Это правда, – не стал возражать Брайс. – Но, Сент-Джеймс, Общество делает также много хороших дел. Моя бабушка всегда говорила мне…

– Послушай! – выставил Фэллон руку вперед. – Я еле пережил историю о лошади. Бабушкиных мудростей я уже не вынесу. – И откинулся на спинку стула, готовясь к долгому рассказу, потому что знал, что его друга ничто не остановит.

– Я коротко, – пообещал тот. – Баланс. Все дело в балансе, равновесии. Хорошо ли, плохо – это все относительно.

– Дай сразу догадаюсь: твоя бабушка говорила тебе, что быть плохим мальчиком – это хорошо?

– Она рассказывала историю про гнилые фрукты и варенье на зиму, – глазом не моргнув, продолжил Келтон. – Поучительная байка, хотя у меня она никогда не вызывала особого восторга. Вот если бы бабушка добавила туда ставку на хорошую лошадь…

Если бы проблемы Фэллона были такими же простыми, как заготовка варенья на зиму, у него не было бы той девушки, которую он любил и которая была заперта наверху, а тем временем он не планировал бы преступление против здравого смысла. Но идея о балансе вовсе неплоха, отметил он и поднялся со стула.

– Что-то я засиделся, – расправил он плечи, потянувшись.

– Не хочешь послушать еще? – поддразнил Хардеуэй, когда Фэллон обошел стол. – После стаканчика виски я хорошо разбираюсь во многих жизненных вопросах.

– Как ты сказал? Все дело в балансе? – кивнул Фэллон и немедленно направился к Изабель.