Макс очнулся от жуткой головной боли и застонал. Стон отозвался болезненной резью в горле. Страшно хотелось пить. Было такое чувство, как будто в рот насыпали песка. Свет из окна практически не падал, в комнате было темно и тихо. Видимо уже закончилось телевещание, а это означало, что сейчас примерно 3 или 4 часа ночи. Он попытался повернуть голову набок, чтобы не давить на ушибленный затылок. Вспышка острой боли последовала немедленно. Наверное, он так отчаянно молотил головой, что разбил себе затылок, кровь запеклась, и волосы прилипли к ковру. Список увечий пополнился еще одним пунктом. Услышал ли кто-нибудь его сигнал бедствия? Даже если кто-то и услышал, даже если этот кто-то пришёл и позвонил в дверь чтобы поинтересоваться, что за шум, толку от этого было не много, так как Макс в это время лежал без сознания и не как не мог заявить о себе, чтобы развить успех. Нельзя, нельзя было колотить головой до потери сознания. Какой в этом толк? Ему стало ужасно досадно за собственную глупость. В следующий раз нужно быть более предусмотрительным. С этой мыслью Мак закрыл глаза и постарался заснуть.

Когда он открыл глаза, было уже 11–10 утра. Макс не понял, что его разбудило. Что-то толкало его сзади в макушку. Спросонья он не сразу сообразил, в чём дело, но как только понимание происходящего пришло, его охватил такой ужас, что зубы застучали друг о друга безудержной дробью. Ошибиться было уже невозможно, сзади раздавалось тяжелое сопение, которое дополнялось шуршанием шершавого языка по ковру. Пёс слизывал КРОВЬ!

Макс прекрасно помнил рассказы всевозможных путешественников-натуралистов о львах и медведях-людоедах. Все эти рассказы утверждали, что зверь, попробовавший человеческой крови, навсегда меняет свои приоритеты в выборе добычи. Такие животные теряют рассудок от вкуса человечены. Они больше не охотятся на свою естественную добычу. Они перестают бояться человека. Они начинают рассматривать его исключительно как доступную и вкусную еду. Макс не знал, относится ли это и к собакам, но подозревал, что собака, как хищник, так же вполне может стать людоедом. Проверять данную теорию на себе совершенно не хотелось, но делать резкие движения головой, с целью отпугнуть животное, было слишком опасно. Затаив дыхание, Макс ждал, что же будет дальше. Пес, похоже, слизал с ковра все остатки запёкшейся крови и, не долго думая, перешел на её источник. Он положил передние лапы по обе стороны от головы Макса, наклонился влево и, припав мордой к земле, начал облизывать кровяную корку вокруг раны на затылке. И тут нервы у Максима сдали. Его охватила паника, голова сама собой заметалась из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть с себя тварь.

Пёс среагировал мгновенно. Дёрнувшись всем телом вперёд и вправо, он в доли секунды переместился так, что его оскаленная пасть оказалась прямо над лицом несчастной жертвы. В тот же миг мощные челюсти ротвейлера сомкнулись на лице Макса. Двухсантиметровые клыки с обеих сторон впились ему в щеки и Макс почувствовал, как зубы собаки, прокусив кожу, заскрежетали по его собственным зубам. Пёс бешено затряс головой вправо-влево, разрывая лицо Максима и калеча дёсны. Голова Макса так же моталась из стороны в сторону, движимая страшными собачьими челюстями. Его прокушенный рот быстро заполнялся кровью, некоторые зубы вылетели из десны и теперь перекатывались в ротовой полости, словно игральные кости. Это продолжалось секунд пять, не больше. Пять самых страшных секунд в жизни Максима Стрельцова, на тот момент. Пёс перестал трясти головой и замер, не разжимая челюстей. Перед чуть ли не вылезшими из орбит глазами Макса находилась левая сторона головы ротвейлера. Он видел, как подрагивают желваки монстра, и чувствовал, как верхний левый клык скребёт по костям его скулы.

Пёс стоял неподвижно уже 10 секунд. Нос и рот Максима были полностью зажаты в пасти чудовища, и он начал задыхаться. Очертания собачьей головы поплыли, глаза заволокло мутью, зрачки сузились и медленно поползли вверх. В этот самый момент пёс разжал челюсти и с хлюпающим звуком выпустил лицо Макса из зубов. Он, словно движимый каким-то непостижимым животным садизмом, как будто не хотел убивать человека раньше времени. Можно было подумать, что это животное только на первый взгляд ведёт себя хаотично и непредсказуемо, а на самом деле оно действует по чётко разработанному, одному ему известному плану.

Макс судорожно несколько раз глотнул ртом воздух и замер. Он еще около минуты лежал абсолютно неподвижно, боясь даже моргнуть. Шок был на столько сильным, что в эту первую минуту, не ощущалось ни какой боли. Но шок прошёл, и боль вернулась. Она накрыла его волной, от чего застучало в висках, а зубы заломило с такой силой, что казалось, они сейчас раскрошатся и пылью осядут во рту. Отчаянно захотелось стереть с лица липкую, смешанную с кровью, собачью слюну, но возможности такой не было по понятным причинам. Немного поколебавшись, Макс решился сделать попытку оценить нанесённый ему ущерб. Первым делом он нащупал языком выбитые зубы и поочерёдно выплюнул их вместе со сгустками крови. Один зуб, два, три — невелика потеря. Гораздо сильнее его беспокоило состояние лица. Макс просунул язык между левыми рядами оставшихся зубов. Язык проходил совершенно свободно, не встречая на своём пути ни каких препятствий. Это означало, что на том месте, где раньше зубы прикрывала щека, теперь висели лишь рваные лоскуты кожи. С правой стороны дело обстояло немногим лучше. Язык не прошёл наружу беспрепятственно, он наткнулся на какое-то кровавое месиво, что вызвало весьма болезненные ощущения. Макс почувствовал, как кровь из разорванного лица ручейками стекает вниз, за уши и под затылком снова скапливается тёплая, липкая лужица.

До сих пор ситуация была и без того, мягко говоря, не радостная, а теперь она стала в высшей степени критической. Без воды Макс мог бы протянуть дня четыре, возможно, и дольше, но большая потеря крови резко сокращала его шансы на спасение. Но это еще полбеды. Пригретый на груди питомец был явно не против того, чтобы полакомиться своим хозяином.

Мысль о своей полной беспомощности сводила Макса с ума. И не удивительно — время шло, помощь не приходила, а пёс становился всё более и более голодным. Проклятый телевизор оказался удивительно надёжным агрегатом. В квартире было градусов 27 по Цельсию, но ни одна плата не сгорела. С другой стороны, конечно, глупо было рассчитывать, что современный телевизор сгорит в первые же сутки работы. Бить травмированной головой об пол не было ни сил, ни желания. Чем больше Макс думал о произошедших за эти два дня событиях, тем с большей силой накатывала на него апатия. Его начали посещать сомнения в целесообразности борьбы за то жалкое существование, которое было ему уготовано. А в том, что существование парализованного человека было жалким, Макс не сомневался. В конце концов, он всё равно ничего не может поделать со всей этой дерьмовой ситуацией, хуже она уже вряд ли станет. Так стоит ли переживать и терзаться в последние часы своей жизни? С этими мыслями он закрыл глаза и провалился в чёрную пустоту.

Макс очнулся оттого, что его голова раскачивалась из стороны в сторону, тревожа болезненную рану на затылке. Или ему это только показалось? Он открыл глаза и перед ними из мутного пятна на белом фоне постепенно проступили очертания люстры, которая слегка покачивалась из стороны в сторону. Максим некоторое время заворожено смотрел на люстру. Её покачивание действовало гипнотически, умиротворяюще. Глаза снова начали смыкаться, голова качнулась сильнее и завалилась направо. Гипнотически покачивающаяся люстра пропала из поля зрения, а её место заняла другая картина. Взору Макса открылся вид на его собственное тело, точнее на его правую сторону. Рядом с его ногой стоял пёс. Макс не мог в таком положении видеть его морду, но он видел всё остальное. Ротвейлер стоял, широко расставив ноги, и дёргался всем телом назад, при этом каждый раз был слышен звук рвущейся ткани. Пёс дёрнулся еще раз, переступая ногами назад, и рывком передвинул правую ногу Максима в поле его зрения. Джинсовая штанина была разодрана, от ноги, в районе икры, к морде пса тянулось что-то красно-белое. От потери крови и обезвоживания Макс уже плохо соображал, всё происходящее представлялось ему каким-то нереальным, как будто это происходило не с ним, а на экране телевизора. Он даже стал с любопытством наблюдать за разворачивающейся на его глазах сценой. Пёс с силой дёрнул головой в сторону и что-то красно-белое, отделившись от ноги, повисло у него в зубах. Он, не поднимая головы, сделал пару судорожных глотательных движений, и кусок мяса отправился в собачий желудок. Пёс повернул к Максу окровавленную морду и, пару секунд посмотрев ему в глаза, вернулся к трапезе. Макс бессильно наблюдал, как домашний любимец поедает его живьём. Животное упорно впивалось зубами в икроножную мышцу. Оно уже не рвало плоть, с жадностью заглатывая куски, а спокойно и методично жевало сочащееся кровью мясо прямо на кости. По прошествии десяти минут кровавого пира кость голени была практически полностью очищена от мяса. Кое-где виднелись участки, настолько обглоданные и вылизанные, что светились белизной на багровом фоне. Пару раз Максим замечал, как из того места, где мышца обрывалась чудовищной впадиной, били фонтанчики тёмной, почти чёрной крови. Она брызгала на ковёр и тут же впитывалась, словно вода в песок. В голове шумело, как в морской раковине. Макс был близок к потере сознания, с риском в него уже не вернуться.

Наполнив желудок человеческим мясом, пёс спокойно и вальяжно обошёл свою жертву по кругу, остановился возле головы, слева, и лизнул Макса в изуродованную щёку. Шершавый язык зацепил шматок кож, присохший к лицу, и тот, оторвавшись, перелетел через голову Максима, упав на пол прямо у него перед глазами. Пёс, судя по всему, не желал терять ни грамма своей добычи. Он, забыв о всякой осторожности, потянулся за лакомым кусочком. Возможно, он считал, что Макс уже мёртв. Когда морда собаки уже почти дотянулась до желанного угощения, в мозгу у Максима что-то щёлкнуло. Он резко повернул голову и с чудовищной для полумёртвого человека силой впился зубами в горло ротвейлера. Его зубы не смогли прокусить толстую шкуру собаки, но силы на то, чтобы сломать горло, хватило. Из раскрытой собачьей пасти вырвался хриплый стон, вслед за которым на пол полетела кровавая слюна. Макс сжал челюсти, как только мог. Он почувствовал, как справа у него во рту треснул зуб, и стало тепло от потёкшей крови. Чья это была кровь, Максим не знал, это было неважно, главное не разжимать челюсти, ни в коем случае. Глаза собаки помутились, ноги затряслись и подогнулись.

Ротвейлер лежал слева от Макса, его голова безвольно болталась справа, изо рта выпал язык, с которого на пол капала розовая слюна. Глаза собаки закатились и бесцельно уставились белками в пустоту.

Алексей Николаевич, крупный мужчина лет сорока, читал спортивный раздел, развалившись в кресле. Он как раз подошел к концу страницы и перевернул её. В этот самый момент что-то отвлекло внимание Алексея Николаевича от новостей спорта. Это было какое-то тёмное пятнышко на белоснежном, недавно побеленном потолке. Он отложил газету в сторону и поднялся с кресла, чтобы рассмотреть его получше. Пятнышко было размером не больше пятирублёвой монеты, но оно увеличивалось. К тому времени, как Алексей Николаевич вернулся из кухни с табуреткой, пятно было уже сантиметров пяти в диаметре, а в центре пятна виднелась набухающая капля. Алексей Николаевич забрался на табурет и, смахнув каплю, растёр её между большим и указательным пальцами. Она расплылась по коже вязкой алой плёнкой с тёмными сгустками по краям. Ни какого химического запаха от неё не исходила, значит это не краска.

— Очень уж похоже на кровь, — подумал Алексей Николаевич, — что у них там, чёрт побери, происходит?

Через двадцать минут перед дверью квартиры Стрельцовых собралась группа людей, приехавших по вызову соседа с нижнего этажа. Человек в тёмно-синей спецовке уже почти закончил спиливать замок. Рядом находились два милиционера с табельным оружием, на улице дежурила карета скорой помощи.

Когда люди в форме и в белых халатах вошли в квартиру, Максим находился в полубессознательном состоянии. Несмотря на это, врачам пришлось сильно постараться, чтобы разжать его челюсти. Из разорванной на ноге артерии натекла целая лужа крови, которая и просочилась этажом ниже, подав сигнал бедствия.

Вокруг носилок суетились врачи. Перед глазами то и дело мелькали разные трубки. Жизнь стремительно покидала изувеченное тело Максима, а он смотрел, не моргая, в потолок машины скорой помощи и улыбался. Он победил.