Лестница вывела в полутемное помещение с закопченными кирпичными стенами без окон. Свет исходил лишь от наших фонарей и от щели вокруг печной заслонки, откуда доносился треск пожираемых огнем поленьев и вырывались язычки пламени. В углу были сложены дрова, рядом валялся колун, стояли прислоненные к печи лопата и кочерга, на вбитом в стену гвозде висел засаленный фартук. Все выглядело так, будто кочегар вышел на минутку и вот-вот должен вернуться.

– Кочегара привалил? – будто прочел мои мысли Гейгер, шаря по полу фонарем.

– Тут не было никого, – ответил Ткач.

– Херово. Видать, ждут нас.

– Как пить дать, – согласился Балаган. – Только за дверь сунемся, сразу и примут.

– Значит, надо не в дверь соваться, – я оглядел потолок в поисках альтернативных путей проникновения на вражескую территорию.

Потолка как такового на самом деле не было. Над головой сходились стропила двускатной крыши с гнилыми досками и разным хламом, заменяющим кровлю.

– Думаешь, выгорит? – проследил Ткач за моим взглядом.

– Есть еще вариант – вернуться тем же путем к месту спуска, а оттуда по верху…

– Слишком долго, – перебил меня капитан. – Туда-сюда – часа три, не меньше. Потеряем след.

– Вы чего, через крышу лезть собрались? – округлил зенки Сиплый. – Совсем ебнутые? Да нас постреляют, как куропаток!

– Если они дверь зацелили, то противоположным скатом вряд ли интересуются, – я скинул вещмешок и прислонил к нему «СВД» с автоматом. – Балаган, ну-ка помоги.

– Давай-давай, – ответил Ткач на обращенный к нему полный недоумения взгляд, дополнив приказ активной жестикуляцией.

Пулеметчик согнулся, и я, взгромоздившись на его широкие плечи, приподнял кусок шифера, за которым открывался вид на лес и – что особенно важно – железобетонный забор всего в двух метрах от стены котельной.

– Порядок. Идем?

– Думаю, нет смысла всем скопом переть, – изрек капитан с выражением глубокой задумчивости.

Ну вот, начинается. Сам пропадай, а чужого товарища выручай. Глупо было рассчитывать на иное. Хотя, по правде сказать, я и без того предпочел бы идти в одиночку. К чему мне за спиной стадо незрячих распиздяев? Но выразить возмущение для приличия нужно.

– Смысла нет, говоришь? – поинтересовался я, все еще стоя на плечах Балагана.

– Да мы только обузой будем, – с энтузиазмом поддержал капитана Сиплый. – Это ж твоя стихия.

– Он прав, – кивнул Ткач. – Лучше тебя с этим делом никто не справится. А если до пальбы дойдет – мы огнем поддержим, не сомневайся.

– Прежде чем нырнуть в это дерьмо, я хочу узнать, ради чего.

Балаган внизу грустно вздохнул, предчувствуя долгую беседу.

– Так ведь мы уже… – начал капитан.

– Стоп. Давай сначала, и на этот раз без вранья, а то передумаю.

Ткач переглянулся с Сиплым, хмыкнул и посмотрел мне в глаза.

– Героин. Сто кило чистейшего героина. Покупатель уже есть. Он готов платить золотом.

Вот так новость! Не иначе наш Доктор Опий наводочку подкинул. Свинья грязи везде найдет. Бля, сто тыщ «чеков»! А если «кассетами» фасовать – миллион! И это – неразбадяженного! Целому картелю работа на годы вперед обеспечена. А покупателю-то небось за пятую часть цены спихнут, если не дешевле. Может, натурой взять да опробоваться в новом амплуа? Чем черт не шутит? А Фома… что Фома? На хуй Фому при таких-то раскладах!

– Я хочу десятипроцентную прибавку к своей доле.

– Неподходящее время ты выбрал для торга. Там без прибавки до конца жизни хватит и правнукам останется.

– Ну вот и соглашайся скорее, раз время дорого.

Ткач поднял бровь и обвел присутствующих вопрошающим взглядом.

– Пусть забирает, – сдавленно проблеял Балаган.

– Да хер с ним, – махнул рукой Гейгер. – Не обеднею.

– А может, на пяти сойдемся? – предпринял робкую попытку Сиплый, но, узрев сталь во взоре моем, быстро дал задний ход: – Ладно-ладно, крохобор.

– «ВСС» отдай, в носу и пальцем поковыряешь, – я спустился на пол и, вынув «акашные» рожки из карманов жилета, заменил их «винторезными».

– Раньше слезть не мог? – возмутился пулеметчик, потирая шею.

– Очень уж на тебе уютно. Гнись, обратно полезу.

Балаган покраснел от возмущения, но спорить не стал.

– Ни пуха, – источая дружелюбие, помахал рукой Сиплый.

– Спасибо. Или как там принято отвечать? Иди на хуй?

Протиснувшись в узкий проем между доской и ржавым куском жести, я выбрался на край трехметровой стены, ухватился за него, спустил бренное тело вниз и разжал пальцы. Все, обратного пути нет. Да оно и к лучшему. Чем меньше планов, тем они качественнее.

Я взял «ВСС» на изготовку и выглянул за угол – никого. Либо наши опасения по поводу засады напрасны, либо сучьи выблядки хорошо прячутся.

Территория вокруг более всего походила на заводскую – покосившиеся сизые от мха железобетонные панели забора с колючкой поверху, ржавые козловые краны на заросших рельсах, невысокие зданьица, раскиданные вдоль периметра, и две серо-коричневые громады в центре, одна из которых нагло тыкала в небо высоченной кирпичной трубой.

И никаких огней. Это настораживало. Там, где есть человек, всегда есть и огонь, особенно ночью. Даже если на нас организовали засаду и блюдут светомаскировку – все равно, хоть маленький огонек, а должен быть.

Я поднял голову и посмотрел в проем на крыше, откуда только что вылез – ну вот, хотя бы такой, еле заметный, а обычному глазу и вовсе неощутимый свет.

Но на остальной территории он исходил только от звезд, поблескивающих в прорехах облачной завесы, да от луны, расплывшейся по небу желтым пятном, как моча по грязной простыне.

Первым пунктом в моем плане значилось – нейтрализовать вероятных злоумышленников, держащих на прицеле дверь котельной. Ибо карабкаться при возвращении в узкий лаз над трехметровой стеной не слишком удобно.

Где бы я засел, поменяйся мы местами? Пожалуй, вон там, на левой громадине. Забрался б с «СВД» на крышу, дождался, пока голубчики отойдут подальше от потенциальных укрытий, и перестрелял бы. Но это я, а обладателю заурядного зрения будет тяжеловато шмалять на две сотни метров в кромешной темноте. К тому же, судя по уровню развития грибной промышленности, орудовал тут явно не одиночка, а значит, логичнее сделать ставку на шквальный огонь пяти-шести стволов по не успевшей рассредоточиться группе с достаточно близкого расстояния. А для такой засады места лучше, чем вон та груда бетонных блоков, не сыскать.

Я снова заглянул в окуляр прицела. Ну, точно – сидят голубчики. Двое всего. А нет, вот и третий обнаружился чуть поодаль. Странные ребята. Головы тряпьем черным замотаны, только глаза наружу, будто из рыбьей пасти глядят. Да и кожа по цвету не сильно от тряпок отличается. Если б башками не крутили, не заметил бы. Ага, еще один, за кочкой притаился, лежит, яйца морозит. Что за хрень у него в руках? Пулемет? Не пойму. Ладно, подойдем ближе, там и рассмотрим.

Я как мог осторожно прокрался за соседнее полуразвалившееся здание, служившее раньше то ли складом, то ли гаражом, и, прячась за ним, начал обходить противника по левому флангу.

– С-с-с… – Нога зависла в считаных сантиметрах от нажимной пластины капкана, раззявившего стальные челюсти под жухлой травой.

Еще немного – и они сомкнулись бы, с хрустом раздробив мне лодыжку. Внимательнее нужно, внимательнее. На одной ноге сложновато будет вернуться.

Я вышел к противоположному углу гаража и сверил диспозицию – все на прежних местах, терпеливо ждут. Усидчивые засранцы.

Теперь мне хорошо было видно и фасад котельной с чуть светящимся прямоугольником дверных щелей. А по сторонам от выхода незваных гостей ждал пренеприятный сюрприз – медвежьи капканы. Точно такие, в какой сам едва не угодил пару минут назад. Под травой их и днем не сразу-то заметишь, а уж ночью – только на ощупь. Зато нащупав, не ошибешься. Хорошая придумка. Выходят залетные, попадают под огонь, разбегаются в стороны, и тут – хрясь-хрясь! Только добивай, не зевай. Даже жаль чуток, что не увижу сей гениальный план в действии. Хотя… Но лучше без этого. Слишком куш велик. Надо держать себя в руках, а если станет тяжело, повторять – сто кило героина, сто кило героина. Хм, помогает.

Ночь выдалась безветренная, тихая, поэтому «Винторезом» я решил – от греха подальше – не щелкать. Он хоть и глушеный, а все равно бахает нехило, навроде мелкашки. Четверых перебить, пока они соображают, откуда огонь – не проблема, но ведь и другие подтянуться могут. А затяжной бой в мои планы плохо вписывается. Нет, лучше уж накоротке. Сойдемся поближе, потолкуем, глядишь, и без шума обойдется. Кроме того, хорошо было бы взять языка. Заводик-то не маленький, есть где разгуляться. А шарить на открытой и простреливаемой как хочешь местности в поисках следов – желания нет.

Я прошел еще немного вперед и, свернув налево, приступил к процессу сближения.

С первым «собеседником» – тем самым, что грел мудями стылую землю – мы очень быстро нашли общий язык. Да двум хорошим людям и слов-то не нужно, особенно когда клинок острием попадает аккурат в темечко одного из них. Только вот вынимать – зараза – трудно, костями защемляется. Пришлось коленом шею придавить, а то голова вслед за клинком идет, не отпускает. Кинжал – он ведь как навязчивая мысль – втемяшится в башку, хрен избавишься. Зато можно обойтись без предварительных ласк, типа протыкания легкого и перерезания локтевых связок. С пятнадцатью сантиметрами железа в голове ни орать, ни стрелять уже не тянет.

Пока возился с инструментом, успел разглядеть тот самый «пулемет», на деле оказавшийся… арбалетом. Мать твою ети! Давно этих херовин не видел, с тех самых пор, как два года назад из-под Архангельска вернулся. Там-то, у местных, арбалеты – обычное дело. Но здесь, в ста с небольшим километрах от Владимира… Хотя при наличии у стрелка прямых рук да сноровки этот нелепый с виду гибрид ружья и лука является весьма грозным оружием – лупит на приличное расстояние, по убойности даст фору любой винтовке, за исключением крупняка, практически бесшумен и до неприличия экономичен. Правда, серьезный арбалет тяжеловат, да и темп стрельбы оставляет желать много лучшего. Бороться со вторым недостатком, усугубляя первый, помогают разнообразные системы заряжания. Так, на покоящемся в мертвых руках моего «собеседника» экземпляре стоял хитрый зубчато-реечный механизм с небольшой рукояткой для вращения, позволяющий, судя по виду, натягивать тетиву даже лежа. На более мощных образцах сугубо военной направленности обычно используют ворот, но там, лежа, уже не покрутишь. А охотники и разведка довольствуются легкими арбалетами, заряжая их с помощью «козьей ножки» или обычного стального крюка на поясе. Гениальное, кстати, в простоте своей решение – на широкий кожаный ремень монтируется крюк, стрелок наклоняется, цепляет за него тетиву, сует ногу в стремя на передке арбалета, разгибается, и готово – клади болт да шмаляй. Можно делать это и сидя. В высокой траве стрелки с легкими арбалетами – настоящая головная боль. Обычное человечье ухо не расслышит звона тетивы и с тридцати метров. Я помню, какой ужас наводили онежские головорезы на приходящих за пушниной купцов и их охрану, когда те не могли понять, откуда – растудыть твою в качель! – прилетают эти долбанные примитивные железяки, беззвучно протыкающие вооруженных автоматами представителей цивилизованного человечества. Мне и самому тогда довелось попрактиковаться в стрельбе из этой адской машины.

Хм. До следующего хулигана с полсотни метров, парочка за блоками – еще через десяток. Ни то ни се. А не освежить ли нам память?

Я осторожно вынул из скрюченных пальцев бывшего владельца арбалет – достойное оружие, не дешевка. Кованые плечи, резная ложа, облегченный приклад, спусковой крючок и скоба от «Ижа» позаимствованные, нерегулируемый целик на крышке натяжного механизма и мушка в кольце над желобом. Тетива из стального троса взведена, болт на своем законном месте. И колчан пригодится.

Переместившись по крутой дуге за спину недоброжелателям, я остановился и взял на прицел затылок одинокого стрелка.

Спусковой крючок плавно выбрал ход, стопорящий механизм высвободил тетиву, плечи с глухим «пум» распрямились. Засадник номер два кивнул и начал медленно оседать, царапая замшелый бетон острием пробившего голову болта.

На такое я не рассчитывал, надеялся, что метательный снаряд застрянет внутри, не справившись с лобной костью.

Звук вышел не то чтобы громкий, но хорошо различимый. От такого, как говорят, зубы ломит. Никогда не понимал этого выражения. А вот моим новым друзьям сие чувство было, надо полагать, знакомо. По крайней мере, реакция у них была весьма болезненная. Оба подскочили и принялись судорожно водить орудиями смертоубийства, выискивая цели возле котельной. Все же выдающимся зрением товарищи не отличаются, иначе с десяти метров уж смогли бы разглядеть, какой конец болта заострен.

Подло воспользовавшись физическим недостатком своих оппонентов, я положил арбалет на землю, вынул кинжал и безотлагательно направился к двум озадаченным бойцам, дабы разъяснить текущую диспозицию, а также пообщаться на предмет возможного местонахождения краденого сапера.

С усвоением информации относительно первого пункта у товарищей после короткой беседы проблем не возникло, а вот дальнейшее общение оказалось сильно затруднено – один лежал на боку, безрезультатно пытаясь остановить кровь, бьющую из проколотой печени и вскрытого горла, второй предпринял отчаянную попытку уползти, хрипя пробитыми легкими и приволакивая обездвиженную ногу.

Я прервал агонию бесполезного страдальца, перевернул ползуна на спину и загнал клинок ему промеж ребер, не глубоко, в чисто воспитательных целях. Пошарил свободной рукой по медленно испускающему дух телу, изъял колчан с болтами и два ножа. Больше при пациенте ничего не обнаружилось, даже фляги.

– Будешь отвечать быстро – умрешь быстро. Будешь отвечать медленно – тебе же хуже. Кивни, если понял.

Кроме испепеляющего взгляда добиться от собеседника ничего не удалось. Что ж, лиха беда начало. Я немного повернул клинок, раздвигая ребра. Под намотанной на вражью рожу тряпкой в районе кровавого пятна, обозначающего ротовое отверстие, послышался скрежет.

– Понял?

Не понял. Крепкий или тупой? Сейчас узнаем. Нужно только ввести поглубже и раздвинуть поширше. Вот, пошло дело, затряс башкой, того гляди – отвалится.

– Куда дели пленника?

Увлажнившиеся зенки скосились на левую громадину.

– Рюкзак при нем?

Утвердительный кивок без раздумий.

– Кто такие?

Глаза собеседника округлились, тряпка ввалилась в заглатывающий воздух рот.

– Х… хра-а-а… нители, – просипел он.

– Хранители чего?

– Го-о… рода.

– Какого, на хер, города? Это ж завод.

– Свя-я… щенного го-о… рода.

Неужто про Москву лопочет?

– Сколько вас?

Закрывающая рот тряпица пошла морщинами с краев мокрого пятна.

– На… тебя… хва-а… тит.

Я повернул лезвие кинжала до упора. Едальник не в меру остроумного товарища беззвучно распахнулся, глаза насилу удержались в орбитах.

– Повторяю вопрос – сколько?

Клинок чуть ослабил давление на ребра, позволяя юмористу говорить.

– Тысячи.

– Да ну? Что-то не похоже.

Грудь хранителя задрожала, булькающие звуки вырвались из горла.

– Присоединяйся, – выговорил он, расходуя остатки воздуха в проколотых легких, и умолк, глаза закатились, складки тряпья застыли недвижимые.

Я для верности загнал клинок в сердце вероятного притворщика и сдернул тряпку с его лица. Ебена мать! Вся рожа в шрамах, скула раздроблена, нос сломанный едва к затылку не прилип, ноздри порваны, зубы сточены треугольником, верхняя губа скобами подтянута на манер звериного оскала. Видать, тяжелая у парня жизнь была. Или здесь мода такая? Черт, этот «симпатяга» среди Рваных Ран был бы первым парнем на деревне. Каким же говном башка должна быть забита, чтобы с собой такое сотворить? Хотя… – мой взгляд упал на кисть усопшего, – вырванные ногти – это перебор даже для отпетых фанатиков.

Заинтересовавшись сим феноменом, я обратил взор на второго покойника – та же в общих чертах история, еще и два пальца сломаны. Тут дело определенно не в стремлении к красоте.

Впрочем, углубляться в данную проблему времени у меня не было. Зассыхин рюкзак сам не приползет на спину скучающего в ожидании капитана.

Я вернулся к оставленному арбалету, подобрал его, взвел, вложил болт – удобная штука, пригодится – и, стараясь не попирать ногами заботливо расставленные капканы, направился в сторону означенного милашкой-хранителем ориентира.

Не знаю, что тут раньше производили, но первый пришедший на ум вариант – пироги. Ага, здоровенные – мать их – пироги, с требухой, и чтоб непременно с человечьей. А то и вовсе – целиковыми тушками заправленные. С пылу, с жару, румяненькие, дымятся на жирном противне, а под тестом людишки освежеванные да запеченные калачиком свернулись. Кусаешь такой пирожок, а они хрустят… Эх, давненько мое брюхо путной жратвы не видало. Вон уже и заводские цеха начали слюноотделение вызывать. Но в свое оправдание замечу, что больно уж он, цех этот, громадную печь напоминает, основательную такую, с лежанкой, как полагается. Буровато-серые стены в два яруса с квадратным возвышением-дымоходом по правому краю, черные дыры оконных проемов – снизу широкие, наверху узкие, напоминающие геометрические узоры – натурально адская русская печь. И ведь придется лезть туда.

Еще возле блоков я почуял, как со стороны громадин потянуло свиным дерьмом, а чуть позже донеслось ленивое похрюкивание. Да тут целая ферма, животноводческо-грибное хозяйство, гори оно огнем. Надеюсь – бессознательного Рябу не швырнули в загон вместе с поклажей. Совсем не тянет месить навоз.

Минутное наблюдение за объектом никаких следов жизнедеятельности, кроме свиных, не выявило, и я подошел ближе. Прислушался – братья меньшие по-прежнему сонно хрюкали и шумно выпускали газы. Чем их только кормят? Но среди этих малоаппетитных звуков появились новые – лязг металла и чавканье грязи, а тьма внутри задрожала, разбегаясь тенями от слабого огонька.

Я подкрался вплотную к стене «печи» и осторожно глянул в дверной проем.

Ага, еще один хранитель прямо по курсу. Тряпка на башке, перехваченный ремнем и портупеей черный балахон с полами чуть ниже колена, высокие кожаные сапоги, внушительного размера тесак в ножнах на левом боку, масляная лампа в левой руке и грязная, сводящая на нет всю воинственность бадья в правой.

Какой трудолюбивый народец, не спят, за хозяйство радеют.

Полуночный свинарь водрузил лампу на крюк в опоре загона и занялся наполнением корыт. Закончив сию нехитрую процедуру, он потянулся за своим тусклым светочем и прилип к столбу, получив болт в правое легкое.

– Тс-с-с, – я поднес клинок к горлу «фермера», обезоружил и навалился сзади, не давая соскочить с короткого болта. – Куда уволокли пленника?

Мой новый собеседник издал неразборчивый хрип с тонким попискиванием.

Я, подумав, что речь станет почетче без тряпки вокруг рта, сорвал ее. Вот так раз! Баба! И даже симпатичная, если не считать безобразного шрама, тянущегося от уголка рта к уху, да точечных ожогов, коими были испещрены обращенная ко мне щека и лоб.

– Давай-ка еще разок, красавица. Теперь с выражением.

– Нечестивец! – прошипело милое создание.

– Уже лучше, но есть над чем поработать, – я слегка повис у нее на плече, позволяя болту сделать остальное.

Прекрасная незнакомка скорчилась, хрипя и царапая столб ногтями.

– Т-в-в-в-арь!

– О себе я все знаю, расскажи о пленнике. Куда его дели?

Мои чресла еще чуть расслабились, передавая заботу о сохранении равновесия болту.

Несговорчивая бестия харкнула на столб кровью и принялась биться в попытке восстановить справедливость. Но когда железный штырь рвет твое легкое и ломает ребра, не так-то просто управлять собственным телом. Ее руки бесплодно колотили воздух, а ноги сучили по земле, не в силах удержать давящий на плечи вес.

– Подвал, – наконец выговорила она, улучив момент. – Катакомбы.

– Где вход?

– Та-а-ам, – белокурая голова качнулась мне за левое плечо.

– Спасибо, детка.

Клинок вскрыл мягкое податливое горло. Тело дернулось и повалилось назад, медленно сползая с болта. Я подхватил его и оттащил в сторону, подальше от случайных глаз. Лампадка отправилась прямиком в навозную жижу, где и затухла.

Изнутри здание-печь представляло собой занимающий большую часть объема громадный ангар внизу и, судя по лестницам, два этажа сверху.

Первой мыслью было – разведать верхотуру перед спуском в подвал. Вдруг красотка собралась духом да и решила напоследок мне жизнь испортить, послав в хрен знает куда тянущиеся катакомбы, когда вожделенный рюкзачок лежит преспокойненько прямо над головой. Но беглый осмотр лестницы убил всякое желание ею пользоваться – прогнившие опоры накренились, металлические ступени покрывал толстый слой ржавчины. По такой не то что бесшумно, бескровно не поднимешься. Посему я решил оставить эту затею, успокоившись выводом: «Раз мне со своими девяносто кило страшно, то туша в полтора центнера, да еще и с нехилой ношей, скорее вознесется к райским вратам по крыльям порхающих бабочек, чем на верхний этаж по этой гнилой халабуде».

Сам же ангар был разделен на сколоченные из жердей загоны, которые, впрочем, занимали от силы половину огромной площади, располагаясь по большей части вдоль стен. Под ногами хлюпала жижа из земли и свиных испражнений. Смрад стоял зверский, но после грибных катакомб он едва ли не ласкал обоняние.

В дальнем левом углу ряды загонов обрывались, уступая место черному провалу в земле, на деле оказавшемуся ведущей вниз лестницей, до того заросшей грязью, что бетон проступал только ребрами ступеней, а сами они почти выровнялись, став бугристым скатом. И снова знакомые следы. Только более глубокие, чем прежде. Видимо, наш крадун решил не марать трофей в навозе и взвалил его на плечо. Об этом свидетельствовало и отсутствие борозды.

Лестница заканчивалась дверью с грубым врезным замком.

Я осторожно тронул тяжелую конструкцию – заперто. Не страшно, набор отмычек и масленка всегда при мне. По паре капель на петли, немного внутрь сувальдного чудовища, пять секунд манипуляций и – милости прошу. Как говаривал Валет: «Замки – защита от честных людей». Да и то не всякие. Иной раз смешно глядеть, как рачительный хозяин корячится, запирая любимый домишко на четыре замка, два из которых вскрываются ногтем, третий – отверткой, а последний срывается за секунду любой подручной железякой. Да он, замыкая их, провозится дольше, чем правильный вор, вскрывая. А действительно серьезный механизм во столько обойдется, что станет самым ценным предметом в доме. Однако и он ни хера не гарантирует.

Запирать за собой дверь я не стал. Прохожих тут вроде негусто, а лишние секунды при бегстве могут дорого стоить.

Узкий темный коридор бетонной кишкой тянулся в средних размеров комнату, заставленную металлическим хламом неизвестного мне назначения. Из некоторых цилиндрических железяк выходили тонкие трубы и, собираясь под потолком в перехваченные жестяными хомутами пучки, ползли дальше вдоль стен очередного, сворачивающего вправо, коридора, чтобы как клубок змей обвиться вокруг здоровенной, похожей на колокол херовины, занимающей большую часть следующего помещения. Между труб на стенах торчали огарки факелов, но только четыре из них тлели, давая больше копоти, чем света. Мне хватит и меньшего, но как здесь ходят другие? Привыкли, что ли, на ощупь передвигаются?

Вообще, моих новых знакомых, как я успел заметить, отличала нездоровая тяга к подземельям. Наверху вон целый завод пропадает, а они катакомб нарыли. Чего бы не отремонтировать гараж-другой да там и обитать?

Комната с «колоколом» оказалась тупиковой – так спланировали строители завода. Но нынешних жильцов это не устроило, и они решили сделать перепланировку – в бетонированной стене зияла дыра с торчащими из краев обрезками арматуры. В глубине «кротовой норы» мерцал отсвет редкого факела.

Опять вниз. Если так и дальше пойдет, то скоро встречу громов. Или гномов? Читал в детстве книжку про этих мелких бородатых тварей. Там, помнится, утверждалось, что злобные карлики обитают глубоко под землей, промышляют добычей полезных ископаемых, куют неплохой инструмент и ужираются пивом. Я еще удивлялся – из чего они это пиво варят, под землей-то? Из грибов, что ли? Угу. И хавают их же. А по праздникам – червей с личинками. Оттого, наверное, и мелкие. Правда, нельзя исключать вероятности увеличения массы средневзвешенной гномьей особи по мере приближения мест ее обитания к поверхности. О как! Есть еще в башке следы научной литературы, не вытравились.

Пока я вспоминал «факты» из жизни подземных обитателей, следы гнома-переростка успели трижды сменить направление во все более ветвящемся тоннеле.

Судя по тому, что попалось мне на глаза, завод являлся отнюдь не основной базой хранителей. Скорее, подсобным хозяйством. Из боковых карманов, располагавшихся через неравные промежутки, тянуло грибами, картошкой и морковью. Возле некоторых нор кожу чувствительно обдавало холодом, а ноздри ловили аппетитный запах мяса. Да тут провизии явно не на десяток рыл.

Только я собрался заглянуть в очередной ледник, чтобы хоть примерно оценить масштаб запасов, как из соседней норы неожиданно раздалось приглушенное дыхание, а в шею ударила воздушная волна.

Следующие несколько секунд вместили падение на землю, перекат, звук тяжелого предмета, описавшего дугу над головой, картину надвигающейся туши в черном балахоне, резонирующий «пум-м-м» выпрямившихся плеч арбалета и тупую боль в скуле. Дальше была только тьма.