«Люди не хотят жить вечно. Люди просто боятся умирать» — это были одни из последних слов деда, которые Олег от него услышал, будучи ещё мальчишкой. Два дня спустя деда не стало. Так смерть вошла в жизнь Олега. Отец на похоронах, стоя возле забрасываемой землёй могилы сказал: «Теперь я». Сказал прямо туда, в сырую пахнущую перегноем дыру на заросшем погосте. Теперь я… Его лицо было серым, а взгляд пустым.

Он будто осознал, что с этого самого момента между ним и могилой никого больше нет. И это осознание накрыло его, словно сеть рыбака накрывает рыбу, оставляя в воде, но грозя вырвать оттуда в любую секунду. Через три года отец их покинул. Он достал из сейфа свою двустволку, сел в машину и уехал. В оставленной записке было: «Простите. Устал. Буду ждать в поле, возле дома».

Там его и нашли — в поле у дедовского дома. А ещё он написал: «Хочу, чтобы меня кремировали». Может, лишь в этом он видел способ не спуститься в сырую пахнущую перегноем дыру на заросшем погосте… На кремации Олег наблюдал, как закрывают крышку гроба. Внутри лежало тело, обёрнутое белым саваном. Отец был высоким, а тело — коротким. Следователь сказал, что выстрел был произведён из обоих стволов под подбородок. Всех фрагментов головы собрать не удалось, часть, вероятно, растащили бродячие собаки. То, что осталось, лежало в узелке возле плеч. Когда заслонка печи закрылась, и гроб охватило пламя, Олег подумал, глядя на стоявшую рядом мать: «Теперь ты».

Кровь на руках была клейкой и вязкой. Стоило сжать пальцы в кулак, как они слипались и, разгибаясь, гадко чавкали, когда лопалась бурая перепонка. Рана на ноге жутко болела и заставляла хромать. В ботфорте уже хлюпало.

Никто из соседей Зайгера и носу не высунул, в ответ на грохот и крики. Олег просто запер за собой дверь снятыми с гвоздя ключами, и ушёл той же дорогой, что приходил. Теперь лишь сфера таинственной материи, называемая душой, связывала старого гвардейца с этим полубезумным пропитанным смертью миром. Сильная и трепетная, способная любить и сражаться, теперь она лежала в кармане, словно разменная мелочь.

Де Блуа, заложив руки за спину, мерил шагами холл и время от времени поглядывал на привязанного к стулу Миллера в гостиной.

— Может, вам стоит присесть? — предложил Ларс, водя взглядом от одной стены к другой, вслед за архивариусом.

— Нет, — отмахнулся де Блуа. — Мне лучше думается, когда я хожу.

— Думается о чём? — спросил Жером, вертя в руках взятую из камина кочергу.

— А сами как полагаете? Об этом, конечно! — указал архивариус на жующего кляп Миллера. — Проблема! И при том большая.

— Большая рыжая проблема… — пробормотал Ларс, кивая.

— И что надумали? — поинтересовался Жером.

— Есть одна идея, — почесал подбородок де Блуа. — Мы должны выдать его за демонопоклонника.

— А что это даст?

— Сможете перевозить его в клетке. Кроме того, это объяснит отсутствие языка и пальцев.

Миллер перестал жевать кляп и сглотнул.

— Ещё раз, — подался вперёд Ларс. — Я не ослышался? Вы предлагаете отрезать ему язык и пальцы?

— Обычная практика в деле борьбы с ересью. Так демонопоклонников лишают возможности колдовать. Но вам понадобится верительная грамота, наделяющая правом выносить вердикт святого Кирка.

— Погодите-погодите… — поднялся со стула Ларс.

— У меня есть знакомства в епархии, — продолжал де Блуа, всё быстрее шагая по холлу. — Я смогу добиться…

— Да стойте же! — схватил его за руку Ларс, и развернул лицом к себе. — Послушайте меня. То, что вы предлагаете — дикость. Вам понятно? Это неслыханная, несусветная дикость и варварство.

— Да нет же, уверяю…

— Мы. Не будем. Ничего. Отрезать. Миллеру. Вопрос закрыт.

— Что ж… — оправился де Блуа после непродолжительного замешательства. — Как, в таком случае, вы предлагаете заставить его молчать, и каким образом не дать ему уйти?

От необходимости ответа голландца спас стук в дверь.

— Души, — с порога потребовал Олег, протянув руку к Ларсу.

— Конечно, — вернул тот принятый на хранение кошель. — Как всё прошло?

— Прошло… — медленно сполз Олег по стене, поглотив одну из сфер. — Она у меня.

— Вас кто-нибудь видел? — склонился над ним архивариус.

— Случайные прохожие. Человека три-четыре.

— А соседи?

— Не знаю. Шума было много. Кто-то мог смотреть в окно, когда я уходил.

— Скверно, скверно, очень скверно… — снова заметался де Блуа по холлу. — Вам нужно уходить. Сегодня же.

— Что?! — всплеснул руками Клозен.

— Оставаться слишком опасно. Стражники видели вас у моего дома. Если они свяжут ваш ночной визит и это убийство… Я не могу пойти на такой риск.

— Даже ради исполнения пророчества? — поднялся Олег на ноги.

— Я не смогу насладиться его плодами, будучи обезглавлен. Прошу меня понять…

— Понимаю, — кивнул Олег. — Мы не злоупотребим вашим гостеприимством. Жером, развяжи Дика.

— Ты спятил? — рука Клозена крепче сжала кочергу.

— Это не лучшая идея, — согласился де Блуа.

— Ладно, я сам, — Олег подошёл к Миллеру и вынул из его рта кляп. — Сейчас я разрежу верёвку. Обещай, что не выкинешь никакой глупости.

— Обещаю, — с неохотой проскрежетал тот.

Клинок кинжала вспорол путы. Дик, не вставая со стула, под тревожные взгляды Ларса, Жерома и де Блуа, с хрустом размял руки.

— Ты хотел душу, — раскрыл Олег ладонь с лежащей на ней мерцающей сферой. — Она твоя.

Наблюдающий за этой сценой Ларс лишь поднял брови в безмолвном недоумении.

— Душа Зайгера? — не веря своим глазам, спросил Миллер.

— Да.

— Почему? — взгляд Дика, как под гипнозом, намертво приковало к иссиня чёрной искрящейся субстанции прямо у него перед лицом, рука, приблизившись к вожделенной награде, задрожала от покалывающих её импульсов энергии.

— Ты нужен нам. Мы все нужны друг другу. Можно на тебя рассчитывать?

Дик насилу оторвал взгляд от души и посмотрел Олегу в глаза:

— Полностью.

— Тогда вперёд.

Всё ещё не до конца веря в происходящее и ожидая подвоха, Миллер коснулся души. Но, как только та легла в его ладонь, от сомнений не осталось и следа. Рука сжалась в кулак, свет заструился меж сомкнутых пальцев.

— Боже… — открыл глаза Дик. — Это невероятно. Я… — огляделся он, глупо улыбаясь, — будто вторую жизнь прожил. Дьявол… Я такие вещи помню… Вернее, знаю, теперь знаю. С ума сойти. Неужели это возможно? — взглянул он на собственные руки, словно желал убедиться, что они действительно его, а не чужие, после чего поднялся со стула и подошёл к Олегу, всё ещё держа руки поднятыми ладонями вверх. — Если всё это правда, если всё не галлюцинация, только представь, какие возможности открываются перед нами, — губы Дика растянулись в полубезумной ухмылке. — Мы можем всё, — прошептал он. — Мы можем стать кем угодно. Любые знания, любой опыт. Стоит только забрать нужную душу, — Миллер, бросил косой взгляд на архивариуса.

— Думаю, у вас шок, — заметил де Блуа, отступив к двери. — Это бывает при первом поглощении.

— Считаете, я несу чушь? — повернулся к нему Дик. — Мне так не кажется.

— Всё несколько сложнее, чем вы себе представляете, — сделал архивариус ещё один неуверенный шаг назад.

— Так поделитесь с нами… опытом. Вам ведь есть, чем поделиться?

— Нельзя поглощать души слишком часто, — поднял тот руки, будто защищаясь. — Даже если они очищены. Нужен перерыв, чтобы… чтобы мысли встали на место. Готов поспорить, вы сейчас путаетесь, какие воспоминания ваши, а какие — нет. И так будет продолжаться ещё какое-то время. Зависит от количества и силы воспоминаний. Представьте, что случится, если поглотить несколько душ разом, или со слишком малым промежутком во времени. Чужие воспоминания захлестнут вас, растворят вашу собственную личность в остаточных следах личностей поглощённых. Они уничтожат вас, сведут с ума. Только Великие души способны на такое, только их обладатели могут противостоять спиритическому шторму. А Великие души формируются веками. И то не каждый их носитель может похвастать здравым рассудком. Одумайтесь! — вскрикнул де Блуа, когда Миллер, плотоядно ухмыляясь, двинулся вслед за ним.

— Дик, — позвал Ларс, — остынь.

— Остыть? Эта мразь хотела отрезать мне язык и пальцы. Предлагала посадить меня в клетку и возить так по этому сраному гадюшнику! Может, мне с ним обняться и забыть старые обиды?!

— Вижу, я много пропустил, — взглянул на всерьёз перепуганного архивариуса Олег.

— Я… я лишь искал выход… из сложившейся ситуации, — запинаясь, парировал де Блуа. — Других вариантов никто не предлагал.

— Ну так я предложу, — взял Дик со стола большой кухонный нож. — Оттяпаем суке башку, сожрём душу, и узнаем всё, что ему известно.

— Давайте не будем горячиться, — архивариус, отступая, опрокинул вазу, и та с грохотом разбилась. — Мне скрывать нечего. Клянусь. Я и так расскажу всё, о чём вы пожелаете узнать.

— Это пророчество, — взял слово Олег, — оно правдиво?

— Насколько мне известно, да.

— В чём ваша личная заинтересованность? Только не нужно больше бредней про мир и всеобщее благополучие.

— Вы позволите? — неловко придвинул де Блуа стул и опустился на него, дав послабление дрожащим в коленях ногам. — Видите ли, иерархическая структура аристократии Аттерлянда весьма сложна и многообразна. Мой род — древний и знатный — ныне пребывает в упадке. На то есть много причин, и большинство из них непреодолимы. В нынешней системе координат, являющейся неизменной уже не одно столетие.

— И вы надеетесь, что исполнение пророчества пошатнёт эту систему?

— Именно. Не стану лукавить…

— Сделайте милость, — провёл Дик большим пальцем по режущей кромке ножа.

— Э-э… вчера, — продолжил архивариус, сглотнув, — я был не до конца честен с вами. Моя интерпретация «не имущих смерти» не вполне искренна. Теологические диспуты, зачастую, уводят учёных мужей от сути проблемы в сторону словесных казусов и диалектики. Так вышло, что озвученная позиция со временем закрепилась за мною. А менять точку зрения, отстаиваемую долгие годы, в наших кругах считается недостойным серьёзного учёного. Тем не менее, я уже не могу с уверенностью признаться самому себе, что расцениваю «не имущих смерти» лишь как Пожирателей. Зерно сомнения упало в почву моей гипотезы, когда я изучал летописи времён, предшествующих вторжению нечестивых орд. Я мало с кем обсуждал это, но… Результаты моих исследований весьма недвусмысленно дают понять, что трое из четырёх Лордов Скверны — Пожирателей — никто иные как Гегемоны Амиранты, совращённые тёмной сущностью Оша и прельстившиеся безмерным могуществом, которого так и не достигли, но продолжают вожделеть его. Солох Воздаятель — архиепископ Церкви Амиранты, причисленный к лику святых великомучеников. Девять веков назад, движимый божественным проведением, как гласят летописи, он отрёкся от сана, принял обет воздаяния, и с отрядом верных последователей ушёл на запад. Следуя обету, предписывающему обращать в истинную веру всех, кто встретится на пути, и карать всех, кто воспротивится верховенству Церкви Амиранты, Солох сгинул в диких землях Холмогорья. В тот же период Великий Герцог Теодор Руфус — командующий легионами Аттерлянда — передаёт командование одному из свои капитанов и лично возглавляет роту тяжёлой кавалерии, которую с неясной целью ведёт на восток. Его следы теряются в пустошах за северо-восточной границей Салансы. Третий Гегемон — Рихард Скала — святой воин Амиранты, долгое время живший отшельником в монастыре Литернель Тристесс, что в Готии, покидает обитель, спустя всего несколько лет после первых двух, и уходит в топи Газамара. Назад он уже не возвращается. По крайней мере, в прежнем своём обличье. Минуло больше четырёх веков, прежде чем все трое снова ступили на земли Аттерлянда. Но теперь их звали иначе, и сущность их, как внешняя, так и внутренняя, была иной.

— Откуда тогда уверенность, что это именно Гегемоны? — поинтересовался Ларс.

— На это указывают определённые… детали. Кому-то они могут показаться незначительными и надуманными, но для меня их природа очевидна.

— И с кем же нам придётся иметь дело?

— Ну, если я прав в своих рассуждениях, тот, кого раньше звали Теодор Руфус, ныне именует себя Ванаратом. Так же его называют Всадником Погибели, Шестиногой Смертью, Зверем Хаоса и Рыцарем-жеребцом. Закованный в глухие латы, он восседает на чудовищном коне, изрыгающем огонь и серу. Его трёглавый пылающий цеп вспахивает поля брани, загоняя воинов в землю. Его дымящийся от вскипающей крови меч делит тела надвое. Его капитаны — демоны из глубин ада. Его солдаты — безумные твари с диких равнин. Так о нём говорили те, кому посчастливилось уцелеть и не лишиться дара речи.

— Мило, — нервно ощерился Жером.

— Рихард Скала, — продолжил архивариус, — вернулся в обличье Палача Мо. У него так же немало имён, и все они, если верить летописям Великой Войны, заслужены: Лорд-декапитатор, Пожиратель городов, Чёрный Молотобоец, Голодное чрево преисподней — лишь некоторые из них. Он — гора прокажённой плоти внутри каменного доспеха. Взмах его молота крушит стены цитаделей. Палач Мо поглощает не только души, но и тела поверженных врагов, пожирает их в самом буквальном смысле этого слова. А его извращённая не от мира сего жестокость вселяет трепет в сердца даже самых закалённых ветеранов. Мо возглавлял полчища опустошённых, армию бездушной нежити, ведомой неутолимым голодом, не знающей ни страха, ни сомнений.

— А Солох, вероятно, переродился Иеремией? — выдвинул предположение Олег.

— Именно.

— Почему его называли лордом-нежитью? Его, а не Палача Мо.

— Вижу, вы немного разбираетесь в предмете. Но Мо — не нежить. Он обладает душой, хоть и ведёт за собою опустошённых. Иеремия тоже не был нежитью. Это имя закрепилось за ним уже после Великой Войны.

— Но разве Иеремия не был уничтожен? — спросил Ларс.

— Повержен — да, — кивнул архивариус. — Уничтожен — нет. Останков Иеремии на поле брани не нашли. Только душу.

— Как такое возможно?

— Иеремия был могущественным чародеем. Чудовищные тёмные силы магии питали его, давали немыслимую власть над стихиями и над самой смертью. Кто знает, на что способно его опустошённое тело.

— Но кто-то же его сокрушил, — взял слово Олег.

— Летописцы приписывают победу над Иеремией Кристиану Лагранжу — лорду замка Селестемур, под стенами которого и развернулась та битва. Пишут, будто он пронзил копьём сердце чародея, пока тот взывал к нечестивым силам, грозя стереть замок и всех его защитников в пыль. Но летописцы склонны заискивать перед сильными мира сего.

— Историю пишут победители.

— И никак иначе.

— Но у вас есть иная гипотеза?

— Да, но она не моя. Хоть это и не принято обсуждать публично, многие историки сходятся во мнении, что Иеремия принёс свою душу в жертву, ради чего-то большего, чего-то обещанного ему Владыкой Хаоса.

— А это что ещё за тип? — спросил Дик, поигрывая ножом.

— У него нет имени, и нет обличья. Он — сама тьма, абсолютная, непроницаемая. Его цели и мотивы едва ли подвластны умам прочих. Пожиратели — его апостолы.

— А кто же четвёртый Пожиратель? — придвинулся ближе к рассказчику Жером.

— Её называют Чумной Девой или Королевой крыс. Доподлинно неизвестно, откуда она пришла. За ней не было войска, лишь хворь и смерти, неисчислимые смерти в городах и поселениях, которые она посетила. Пишут, будто она являлась в образе прекрасной юной девы с серыми, как крысиная шкура волосами, одетая в грязную власяницу, из под которой по земле волочился хвост. Люди, оказавшиеся рядом с Чумной Девой, падали замертво, покрывшись гнойными язвами с головы до ног. Дева проходила сквозь город, сея смерть на своём пути, а потом исчезала, оставив в каналах, колодцах и подвалах полчища невесть откуда взявшихся крыс. Её появление в разгар войны едва ни послужило причиной раздора между людьми и базбенами, которых обвинили в измене, основываясь лишь на внешнем сходстве тех с крысами.

— Почему Пожиратели отступили? — спросил Олег. — Насколько я понял, дела у них в этой войне шли неплохо.

— Никто не знает, — пожал плечами де Блуа. — После того, как Иеремия был повержен, ведомые им орды кочевников вернулись в Холмогорье. Следом с земель Союза ушли опустошённые легионы Палача Мо, и племена демонопоклонников, возглавляемые Ванаратом. Чумную Деву больше никто не видел.

— И вы всерьёз предлагаете нам их уничтожить? — невесело усмехнулся Жером.

— А потом и всю знать Аттерлянда, — уточнил Олег.

— Я ничего не предлагаю, — сложил ладони архивариус. — Так пророчествовал Стефан Анвийский.

— Много его пророчеств сбылось? — цокнул языком Дик, стараясь выковырить застрявшее в зубах мясо.

— Не считая этого, все.

— С чего предлагаете начать? — спросил Олег.

— С Газамара. Его болотистые земли лежат за восточными границами Готии. Я принесу карту.

Де Блуа поднялся со стула, но едва сделал шаг, как нож, сжимаемый рукою Миллера, описал широкую дугу, и рассечённое от уха до уха горло архивариуса пошло кровавыми пузырями.

— Какого чёрта?! — схватил Олег Дика за запястье. — Отвали от него!

— Нет, — преградил Миллер путь к захлёбывающемуся собственной кровью де Блуа.

— Что ты творишь?

— Решаю проблемы.

— Он бы всё рассказал. Зачем?

— Не верю ни слову этой лживой двуличной мрази. Хочешь узнать то, что знал он — забери его душу. Или отдай одному из нас.

Все трое, не сговариваясь, посмотрели на Ларса.

— Я готов, — ответил тот дрогнувшим голосом.

— Чтож… — Олег отстранил Миллира и склонился над агонизирующим телом де Блуа.

Душа архивариуса медленно поднималась сквозь всё ещё бурлящую во рту кровь.

— Отойдите, — поднёс Олег руки к повисшему в воздухе искрящемуся голубому огоньку. — Это будет нелегко.

Нечто похожее на электрические дуги связало ладони Олега с душой архивариуса. И чем сильнее приближались ладони к душе, тем больше дуг их связывало. Всё плотнее и плотнее. Десятки пляшущих ослепительно ярких нитей. Олега затрясло. Глаза закатились. Он упал на колени, держа перед собой сомкнутые в замок руки, сквозь которые лился свет, настолько яркий, что кости стали ясно различимы под кожей и мясом. Несколько секунд, и свет погас. Олег обессилено рухнул на пол. Из раскрытой ладони выкатилась небольшая синяя сфера.

— Эй, — тронул его Дик. — Ты в порядке?

— Не сказал бы, — Олег кое-как приподнялся и сел прямо на полу, не найдя сил добраться до стула.

— Крепкая штука?

— Ларс, — проигнорировал Олег вопрос Миллера и подобрал сферу, — она твоя.

Голландец подошёл и, молча приняв дар, тут же поглотил его.

— Господь милосердный… — открыл ван дер Гроф наполненные слезами глаза. — Помоги нам Амиранта.