Ночевала зеленая рота У избы лесника на опушке. Часовые стояли в воротах, Умирал их полковник в избушке, Шли крестьяне толпой из поместий: Был он славным начальником, значит, Если люди простые так плачут И о жизни его ловят вести. Приказал он коня боевого Оседлать, привести к нему в хату: Хочет он повидать его снова Послужившего в битвах солдату. Приказал принести ему пояс, И тесак, и мундир ему нужен, Старый воин, он хочет, покоясь, Как Чарнецкий, проститься с оружьем. Когда вывели лошадь из хаты, Ксендз вошел туда с именем бога. Побледнели от горя солдаты, Люд молился, склонясь у порога. И солдаты Костюшки, что в битве Много пролили вражеской крови И своей, но не слез, – морща брови, Повторяли за ксендзом молитвы. Утром рано в селе зазвонили. Часовых уже нет на поляне, Так как русские тут уже были. К телу рыцаря шли поселяне. Он на лавке покоился в мире, Крест в руке, в изголовье седёлко, Рядом сабля его и двустволка. Но у воина в строгом мундире Облик нежный, – ему бы косынка. Грудь девичья… Ах, это литвинка, Это девушка в воинском платье Вождь повстанцев, Эмилия Плятер!