Это было ужасно. На чёрных экипажах Кристофера и Гертруду доставили в Обвинительный Зал Верховного СтраСуда. В тёмном помещении уже собрались не менее пятисот судей в лиловых хитонах и белых масках. Они недовольно кричали, бросаясь обвинениями.
Требовали «засудить и немедленно изгнать» Кристофера и Гертруду:
– Krino! Krima! – кричали одни.
– Krites! – кричали другие.
– Засудить!
– Изгнать!
Кто-то кричал о позоре, кто-то – о неподобающем поведении. Некоторые даже говорили о предательстве.
Судьи продолжали скандалить – даже когда один из гренадёров внёс в Обвинительный Зал Верховного СтраСуда два свитка, передав их одному из кричавших: «Изгнать! Krites! Немедленно изгнать!»
– К порядку! К порядку! Kataginosko! – попытался перекричать всех заседающий судья. И лишь когда стало немного тише, он обратился к Гертруде. – Мисс! Удалось ли вам вспомнить, по какой причине вы оказались в Монастыре Святой Марии, а затем – здесь?
Гертруда никак не ожидала такого вопроса. Поэтому не успела собраться с мыслями. К горлу подкатил ком. Судья повторил:
– Мисс Бо́гранд! У вас были воспоминания?
– Эм… – хриплым голосом произнесла Гертруда. – Наверное. Да.
По залу пробежал шёпот. Гертруда отчётливо слышала, как судьи называли её имя. Некоторые указывали пальцами в её сторону. А несколько судей даже помахали ей. Заседающий судья продолжил:
– Сегодняшняя ночь, надеюсь, помогла вам. Мисс Бо́гранд, ваше время – Consolamentum – истекает. Крайний срок – первое воскресенье после полнолуния, наступающего не ранее весеннего равноденствия двадцать первого марта. Пасха. Вам необходимо вспомнить! – И тут у судьи изменился голос. – Что касается искупления вины. Все участники Сообщества «Плющ» уже получили соответствующие уведомления. Вскоре им предстоит искупить вину за ваше нарушение во время Светлых Ночей. А именно – участие в запрещённых мероприятиях и ношение маски подлеца. Вина не подлежит сомнению. Вы обязаны явиться по повесткам в указанный срок. Вам понятен приговор?
– Да! – выкрикнул Кристофер.
Заседание Верховного СтраСуда не продлилось и десяти минут.
Следующие два дня оказались для Гертруды настоящим адом. Родители всех участников Сообщества «Плющ» получили повестки из Верховного СтраСуда. Эти повестки – в дополнение к гневным письмам Роданны Диаволикк – стали ударом для бабушки Матильды (она так и не рассказала, что с ней произошло в ту ночь, когда Кристофер и Гертруда помогали дедушке Филиппу сбежать).
Мать Эдварда в красках описала: именно Гертруда «оказывает тлетворное влияние на несформировавшиеся детские умы». И даже привела несколько «аргументов», почему Гертруду необходимо исключить из Сообщества, дописав, что «никогда не сомневалась в её невоспитанности»:
Бо́гранды – не из нашего круга. Им чужды нормы морали, наши правила и наше воспитание. Их исключение станет спасением для всех нас.
В повестке из Верховного СтраСуда не была указана дата искупления вины. Не говорилось и о самом наказании. Но Гертруда верила, что всё будет хорошо. Главное – дедушка Филипп остался на свободе. И хотя он так и не прислал ни одного письма, бабушка Матильда не теряла надежду и отправляла ему «молнии» каждый час.
Гертруда не понимала, почему искупать вину необходимо именно за «вечер масок подлецов», а не за побег дедушки Филиппа. В одной из «молний» Кристофер поделился мыслью, что это наверняка как-то связано с воспоминаниями:
Может быть, твой дедушка помог тебе что-нибудь вспомнить?
И вскоре Гертруда поняла: помог вспомнить не дедушка Филипп, а его побег. Когда она написала об этом Кристоферу, следующей его «молнией» был короткий, но странный ответ:
Как сказала миз Азария Рафаи́л, «если звёзды зажигают – значит, это кому-нибудь нужно». Вероятно, ради твоих воспоминаний дедушке Филиппу позволили сбежать. Мы с тобой правду вряд ли узнаем.
* * *
В томительном ожидании искупления вины проходили дни (всё это время Гертруда пыталась разобраться в записях блокнота Мистера С. – в нём была сплошная тарабарщина).
Хотя Пёстрая и Сырная недели пролетели незаметно, горожане провожали зиму. Родительский день каждый посвятил общению с ближними, родными, друзьями. В Скоромную среду и Мясопустную субботу вспоминали тех, кто вскоре должен был здесь оказаться. Для них специально пекли блины. Блины также раздавали детям, угощали друг друга колевом.
В Прощёный день все просили друг у друга прощения за причинённые за год неприятности и обиды.
Кто-то пел, кто-то – сжигал чучела из соломы под звёздным небом: считалось, что с ними уходили все невзгоды. По 66-й улице дети скакали верхом на кочерге с криками: «Лето, приходи! Прощай, зима сопливая!»
Повестки от миз Евы Лили́т, миз Азарии Рафаи́л и мистера Михаэля Шамса были настоящими пытками. Многие родители участников Сообщества «Плющ» поверили, что Гертруда оказала дурное влияние на Эдварда в ночь масок подлецов. А Дэмьен и Геката Мэффисы из Сообщества «Пентакл» не упускали возможности бросить в её сторону гадкие шуточки. Джессика Пелтроу попросила вернуть ей Карту Палача.
Гертруда ходила с опущенной головой, ведь теперь всем участникам Сообщества «Плющ» предстоит искупить вину. Самому Эдварду, казалось, происходящее было безразлично. Он играл на гитаре и всё так же пускал мыльные пузыри, заставляя их при этом танцевать. Гертруда не знала, пытается ли он таким образом скрыть переживания.
Несмотря ни на что, Гертруду и Чарли не исключали из Сообщества. Однако родители так запугали своих детей, что те к друзьям не рисковали даже приблизиться.
– Папа говорит, чтобы я поменьше общалась с тобой и Чарли, – призналась Гертруде Козетта Пипс во время одной из следующих повесток. – Говорит: вы не ведаете, что творите. Но я всё равно на вашей стороне. Хотя иногда буду делать вид, что не на вашей. У стен ведь есть уши, а у перил – глаза и носы.
* * *
Вскоре пришла весна. И теперь уже по всему городу были развешены плакаты с огромными надписями:
Великолепное зрелище! Главное Событие Года!
Хранители тайны, молчите!
На широком озере потрескался лёд на радость Левиафану. В саду у бабушки Матильды пробились первые белоснежные цветы. Старушка Трухти Кимор с утра до вечера занималась уборкой 66-й улицы – хотела избавиться от снега, чтобы «скорее пришла настоящая весна». Каждый день в дом номер шесть наведывалась Тутси «Ласточка» Фридерман. Она прослышала об истории с дедушкой Филлипом. И ей не терпелось узнать подробности в малейших деталях.
Зато не видно было мистера Роберта Готли – вместе с семьёй он уехал за город, и Чарли один забирался в домик на соседском дереве; он перестал общаться с другими ребятами.
* * *
Утром тринадцатого марта повестка из Верховного СтраСуда опередила письмо Верного Незнакомца:
Мистеру Чарльзу Бо́гранду и мисс Гертруде Бо́гранд!Представитель Верховного СтраСуда
В связи с нарушением п. 6, ч. 1с. Общих положений и Правил пребывания, сегодня вечером вы обязаны искупить вину.мадам Варахиил Ви Ванна
Место: у входа в парк имени Мари Де Сен-Клер. Второй Остров.
Время: после закрытия парка.
И это тоже ужасно: вечером должно было состояться зрелище, которого все ждали с большим нетерпением. Весь город ждал!
Накануне приехала спортивная команда брата Кристофера: Фредерик Запп был нападающим. Всего – двести сорок один спортсмен из четырнадцати крупнейших городов. И вечером должен был состояться Матч Единства. Крупнейшее спортивное событие, сложнейшие тренировки, захватывающая битва.
Из громкоговорителей раздавалось:
– На время проведения игр объявляется священное перемирие! Матч Единства объединяет спортсменов в честных и равноправных соревнованиях!
Как признался Эдвард, которому приглашения на матч достал мамин помощник Пэдди Кьюб, все билеты были распроданы ещё осенью. Перед матчем ожидалась настоящая феерия. Как указывалось в билетах, «такого ещё не видели никогда! Впервые в Жизни – сильнее Смерти! Хранители тайны, молчите!»
И вот теперь вместо великолепного зрелища – искупление вины.
Весь день Гертруда получала «молнии» от участников Сообщества «Плющ». Те не стеснялись в выражениях. От слов Томаса Кропота мог загореться свиток; Генри Никльби изобразил на чёрном листе неприличный жест; а Мими Меенвольд прислала в розовой коробке «подарок от своего пса».
Эдвард попросил не расстраиваться и пообещал «что-нибудь придумать».
Не придумал.
И когда начало темнеть, Чарли и Гертруда вылетели из дома номер шесть. Бабушку Матильду они предупредили, что вернутся не скоро.
Гертруда чувствовала себя скверно: она не знала, как смотреть в глаза друзьям, которым придётся теперь искупать вину ни за что.
С неба валил мокрый снег, закрывая собой сигнальные фонари и праздничную рекламу Матча Единства. Чарли и Гертруда пробивались сквозь ветер и метель, вспоминая примерный маршрут. Они ещё никогда так не волновались.
– Citius, Altius, Fortius, – раздавались повсюду радостные голоса под взрывы фейерверков. – Начинается грандиозная и красочная церемония открытия Матча Единства!
За время полёта Чарли и Гертруда успели наесться снега – он налипал на волосы и одежду, попадал в глаза.
Вскоре, как и остальные участники Сообщества «Плющ», они оказались у памятника «Премьер-министр Пятигуз VII Благочестивый встречает рассвет».
Козетта Пипс перестала шептаться, когда Мими Меенвольд указала на Гертруду. Все замолчали. Эдвард и Кристофер стояли в стороне от других. Чарли и Гертруда решились к ним подойти. Успели только обменяться приветствиям, когда – будто из ниоткуда – появился мужчина с длинными засаленными волосами в красном хитоне гренадёра. Он был горбатый, его взгляд исподлобья будто проникал в каждого, кто посмел на него посмотреть.
– К сожалению, – заговорил мужчина хриплым голосом, – по новым правилам мы не можем изгнать каждого из вас прямо сейчас.
Все вокруг запротестовали. А Генри Никльби даже показал незнакомцу язык. Но тот продолжил:
– Поэтому сейчас вы стоите перед выбором: можете искупить вину либо согласиться на добровольное изгнание.
Протесты перешли на крики:
– Почему наказывают нас, если мы ничего не сделали!?
Незнакомец повысил голос:
– Любого, кто получил повестку, но не искупил вину, ждёт немедленное изгнание. Следуйте за мной.
Больше мужчина ничего не сказал. Он медленно направился в сторону парка имени Мари Де Сен-Клер. Снег повалил с новой силой.
Где-то далеко прокатился радостный крик под оглушительные овации:
– Сто двадцать второй зимний Матч Единства объявляется открытым!
Повсюду разноцветными вспышками загремели салюты.
– Почему искупление вины нельзя перенести? – спросила у незнакомца Джессика Пелтроу. – Мы бы подготовились. Взяли бы зонтики. Что-нибудь горячее. К тому же сегодня Матч Единства. А мы уже пропустили начало!
– Вот! – Мужчина остановился у развилки. Одна из дорог упиралась прямо в клубящийся чёрным дымом Мрачный Туман. – Раньше здесь находился парк. Вы должны следовать по стрелке. Держите.
Он передал в руки Джессики старый позолоченный компас.
– В туман? Вы с ума сошли! Туда сунуться может только ненормальный! А я, к Вашему сведению, нормальная. Уж поверьте, мистер. Там ведь живут эти… ну… Мантикоры всякие! И андские волки! И те… Ну, вы понимаете… Фу. Даже думать не хочу!
Мужчина посмотрел на Джессику безразличным взглядом и продолжил:
– Сейчас компас указывает в точности туда, где находился Александрийский маяк. Он был погашен и утерян сегодня утром. Вы должны доставить туда мешки и зажечь его. До завершения Матча Единства.
– Разве этим не должен заниматься кто-нибудь специально обученный? Нам всего по тринадцать! – проныл Томас Кропот.
– Ты можешь остаться здесь, – злобно прохрипел незнакомец. – Тебя выгонят отсюда. И о тебе никто не вспомнит. Даже родители. Трус!
– Я не трус! И правила не нарушал!
– А ты искупи вину! – Незнакомец повернулся ко всем. – Снег засы́пал лампы. Посмотрите. Туда. Под кусты. Да. Это лампы. Они слева от вас. Наклонитесь и разгребите снег! Да. Слева! После того, как вы зажжёте лампы, у вас будет один час на дорогу. Вы должны успеть доставить мешки в Александрийский маяк. Мешки – в рюкзаках. Они там же, где и лампы. Да, они влажные! Потому что сейчас снег, надоедливая девочка!
Чарли и Гертруда надели старые грязные рюкзаки, взяли две керосиновые лампы. Остальные ребята поступили так же, хотя и продолжали протестовать.
– Запомните! – в последний раз обратился незнакомец. – У вас только час! И лампы погаснут!
– И что будет, когда лампы погаснут? – шёпотом спросила Линда Глум.
– Мрачный Туман поглотит вас.
Мужчина развернулся и зашагал обратно к памятнику «Премьер-министр Пятигуз VII Благочестивый встречает рассвет».
Где-то далеко зазвучал голос (позже Кристофер признался, что он принадлежал его брату – Фредерику):
– От имени всех спортсменов я обещаю, что мы будем участвовать в Матче Единства, уважая и соблюдая правила, по которым они проводятся, в истинно спортивном духе, во славу спорта и во имя чести своих команд!
– Пойдём одной группой, – обратился ко всем Генри Никльби, когда отгремели последние салюты. – Но давайте не зажигать все лампы сразу. Разобьёмся на пары. На каждую пару – по две лампы. Будем их зажигать поочерёдно. Так у нас будет два часа на дорогу вместо одного.
Все разбились на пары.
Эдвард предложил составить пару Гертруде. Кристофер – Чарли. Джессика Пелтроу выбрала в пару Томаса Кропота, Козетта Пипс – Рупертину Никльби, Мими Меенвольд – Линду Глум.
Генри Никльби взял компас.
Одновременно каждая пара зажгла по лампе. Освещая путь голубым огнём, они вошли в Мрачный Туман.
Вокруг будто всё остановилось. Здесь не было ветра. Одна лишь тишина. И странный запах. Запах старости.
Чёрный туман окутывал каждого. И лишь благодаря слабому освещению от ламп можно было увидеть того, кто шёл впереди. Никто и не думал говорить. Каждый пытался услышать хоть что-нибудь в этой гнетущей тишине. Малейший шорох.
Джессика, которая шла впереди с Томасом Кропотом, сверялась с компасом у Генри Никльби. Они останавливались – боялись случайно свернуть не туда.
В самом конце группы шли Эдвард и Гертруда.
Гертруде показалось, будто она слышит детский плач. Где-то далеко позади. И тихий стон. И снова – тишина. Она взглянула на Эдварда. Но тот приложил указательный палец к губам.
Под ногами снег смешивался с землёй, превратившись в грязную кашу. Мими Меенвольд целовала своего маленького пса, зарывшегося глубоко в розовую сумочку.
Гертруда снова услышала детский плач. Где-то неподалёку. Пронзительный и жуткий. Он не принадлежал ребёнку – она это знала. По телу пробежали мурашки.
Все остановились, чтобы осмотреться.
– Может быть, там нужна помощь? – прошептала Линда Глум.
– Помощь понадобится нам, если мы не справимся за два часа, – отрезала Козетта Пипс. – А время здесь, напомню, торопится!
И они шли. Десять минут. Двадцать. Тридцать. Обходили деревья, кусты, безликие статуи. Слышали вой и чьи-то крики.
Становилось тяжело дышать. В обувь набралась грязь, одежда пропиталась странным запахом. Влажные волосы спутывались.
Где-то далеко раздались крики – будто адский перевозчик Харон мучил съёжившихся в ужасе людей – отставших пассажиров.
– Раньше верили, – прошептал Эдвард, – что именно здесь обитает Мендаций, властвующий над духами лжи.
– А я читал, – тихо заговори Кристофер, – что из Мрачного Тумана не смог выбраться итальянский кондотьер Франческо Буссоне да Карманьола. Его обезглавили по приговору Совета Десяти.
Козетта молила, чтобы им на пути не встретился Герион – крылатое чудище с отравленным шипом на хвосте.
И вдруг Гертруда почувствовала. Она даже подпрыгнула от неожиданности – кто-то схватил её за ногу. Эдвард посветил в ту сторону – раздался писк. И снова молчание.
– Не останавливайтесь! – прошептал Генри.
Они продвигались очень медленно. Гертруда будто чувствовала. Она чувствовала это. Чей-то взгляд. Он будто впивался в неё иглами.
И снова кровоточили раны.
Ребята продолжали идти. Даже не заметили, как промчалось время: они шли уже час.
Пришлось зажечь новые лампы. В первых голубоватый огонь погас.
Неожиданно Гертруда увидела яркую вспышку – будто воспоминание, та перенесла её далеко-далеко. Затем – услышала детский голос:
Чудесный миг, чудесный час —
Я чувствую: увижу вас!
Услышу все твои мечты.
Увижу я – увидишь ты.
И вновь Гертруда шла в Мрачном Тумане, переступая через сломанные ветки Дерева Смерти.
Сама собой вспомнилась фраза: «История повторяется дважды».
Уже повсюду раздавался детский плач. И тихо, почти неслышно, – чей-то шёпот. Тысячи голосов. От страха Гертруда схватила Эдварда за руку. Он освещал путь и следил, чтобы они случайно не оторвались от друзей.
Приходилось освещать туман и позади себя:
– Чтобы к нам не подошли близко.
Гертруда старалась отвлечь себя воспоминаниями, а детский голосок продолжал напевать:
Чудесный миг, чудесный час —
Я чувствую: увижу вас!
Через полтора часа земля под ногами стала каменистой. Усыпанная гнилыми яблоками дорога вела к скалам. Гертруда вспомнила: Александрийский маяк находился как раз у скал. Они на верном пути.
– Ой! – крикнула Козетта Пипс. – Меня кто-то схватил за крыло! Перо вырвал!
– Чщ!! – Кристофер обратился к Джессике. – Нужно торопиться. И говорите шёпотом. Обитатели Мрачного Тумана хоть и слепые, но уже наверняка нас услышали. Нужно успеть добраться до маяка, пока до нас не добрались они.
– О боже! – ныла Рупертина Никльби.
– Чёрт! – выкрикнул уже сам Кристофер, но продолжил шёпотом. – Эти твари хватают за ноги! Быстрее! Встаньте в круг и поднимите фонари как можно выше. Они не выйдут на свет! Джесс, осторожнее!
Свет ламп останавливался в метре от них, впитываясь в клубы густого тумана. Они никого не видели, но голоса и детский плач теперь слышали отчётливо.
– Что им от нас нужно? – шёпотом спросила у Эдварда Гертруда.
– Им нужны мы.
– У них не было собственной жизни, – ответил Кристофер. – Они слепые. Многие, кто попадал сюда, не находил обратной дороги. Другие сходили с ума. Вскоре ты сама вспомнишь.
– Пойдём! – скомандовала Джессика. И все снова направились по направлению стрелки компаса.
Шёпот и детский плач становились невыносимыми. Они были совсем близко. Слева, позади. Над каждым, кто находился в тумане.
Раздавались крики и ойканье – то одного, то другого кто-то хватал за ноги, руки, плечи.
Затем произошло ужасное.
Кто-то схватил Гертруду за волосы. Она крикнула, потянув Эдварда за руку. Обернулась – но только услышала детский плач. И вновь этот страшный шёпот.
Снова обернулась. Но больше никого не увидела.
В Мрачном Тумане они были с Эдвардом одни.
– Скорее! – прошептал он, направляясь туда, куда, по мнению Эдварда и Гертруды, пошли их друзья. Но чем быстрее они двигались, тем яснее понимали, что… заблудились. Без компаса. Со вторым догорающим фонарём.
– А если взлететь? – спросила Гертруда. Со всех сторон доносились детский плач, стоны и шёпот. Они шли уже почти два часа.
– Туман очень густой, – ответил Эдвард. – Мы не сможем взлететь.
– Нужно что-то делать. Отправить ребятам «молнию»?
– Отсюда невозможно отправить «молнию».
Гертруда старалась что-нибудь придумать, но ничего не приходило в голову. Они должны были уже находиться у Александрийского маяка. Искренне надеялась, что хотя бы их друзья успеют добраться к нему вовремя.
И тут у Гертруды душа ушла в пятки.
Она увидела впереди брата – в грязном сером хитоне. Он стоял перед ними, повернувшись спиной.
– Чарли! – произнесла Гертруда, когда Эдвард остановился, подняв лампу как можно выше. – Всё хорошо?
Брат не отвечал. Он продолжал стоять к ним спиной. Гертруда медленно подошла к Чарли, прикоснувшись к его плечу. Раздался пронзительный крик. Писк. Ор. Закрыв уши руками, Эдвард и Гертруда упали на землю. Фонарь лишь чудом не разбился. Где-то сверху пролетело что-то чёрное.
Туман сгущался.
Как вдруг крик оборвался.
– Чарли! – произнесла Гертруда. – Чарли!
Но брат уже исчез.
Эдвард поднял лампу и, взяв Гертруду под руку, повёл вперёд:
– Нужно идти. Прости.
Гертруда посмотрела на Эдварда. Она чуть не рыдала:
– Чарли ведь не…
– Не знаю. Честно. Не знаю.
Они шли молча, стараясь никуда не сворачивать. Под ногами – острые камни. Дорога уходила куда-то вниз. А шёпот доносился совсем близко.
Как вдруг дорога закончилась. И…
Эдвард ударился головой прямо о возникшую впереди стену. От неожиданности он чуть не выронил фонарь.
– Маяк, – сказал Эдвард, держась рукой за голову. На лбу назревала огромная шишка. – Не понимаю, почему его до сих пор не зажгли. Мы не могли здесь оказаться первыми.
Эдвард и Гертруда прошли вдоль здания, пока не обнаружили распахнутую дверь. Внутри показалась комната со старыми книгами. Разорванные, они лежали на полу. Прилипшие страницы запрещённого сборника «Malleus Maleficarum», который предупреждал об «опасности свободомыслия».
Пройдя вдоль стены, они нашли винтовую лестницу. Каждая ступенька отдавалась скрипом. И Гертруда могла поклясться: кто-то следовал за ними по пятам. Она чувствовала: в неё впивались уже тысячи глаз. И непрекращающийся шёпот.
Они поднимались всё выше и выше, когда оказались в небольшом помещении с огромным потухшим прожектором. В помещение клубами врывался туман. А вместе с ним – шёпот и детский плач.
Эдвард снял свой рюкзак и достал из него что-то, похожее на драгоценный камень:
– Нужно это куда-то поместить, чтобы зажечь маяк.
Гертруда услышала шорох где-то неподалёку. Пока Эдвард искал, как зажечь прожектор, она всматривалась в темноту.
Её раны на руках кровоточили. Алые капли падали на старый деревянный пол. Теперь Гертруда не могла пошевелиться. Раскалывалась голова. Казалось, теперь она видит. Видит этот страшный взгляд. И вдруг – воспоминание.
ОН вернулся за ней. Самый Большой Страх. ОН мог бы покончить с ней здесь же.
Но произошло неожиданное. Послышался радостный крик Эдварда – прожектор маяка медленно загорался.
Ослепительный свет будто прожёг туман. Вокруг раздавался писк. И через мгновение всё изменилось. Где-то далеко гремели радостные крики болельщиков, фейерверки, грозные голоса судей и арбитров. Показались облака, мокрый снег, берег, скалы и приглашающая на Матч Единства праздничная реклама.
И хотя в комнате с ярким прожектором Эдвард и Гертруда теперь были одни, Гертруда знала: ОН вернулся. А это значит – теперь ОН будет её ждать.
* * *
Гертруда оказалась дома глубокой ночью, когда Матч Единства уже завершился.
По небу летали красные и синие шары. Вспышками загорались салюты и фейерверки. Радуга переливалась лунным светом. Звучали счастливые крики зрителей Матча Единства. Они возвращались по домам и делились впечатлениями о незабываемом зрелище.
Бабушка Матильда ждала на кухне. Она сразу обняла внучку, чуть не плача:
– Господи! Я так переживала! Ох! И голодная, наверное!? Нет? Ну, хотя бы пирог! Родная! Ну, как же так!
Её встревоженный вид подтвердил опасения: Чарли потерялся, но, к счастью, его нашли гренадёры неподалёку от Александрийского маяка. Он уже несколько часов спал в своей комнате. Пока никому не рассказал, что произошло.
Бабушка Матильда показала письмо:
– Получила «молнию» от дедушки Филиппа во время твоей повестки. Всё хорошо. Очень переживает, что не смог написать нам раньше. Ох. Ложись скорее спать. На тебе лица нет.
Уставшая Гертруда поднялась в свою комнату (она была рада, что не пришлось ничего рассказывать бабушке Матильде). На подушке её кровати лежало две «молнии». В первой Кристофер написал: он и остальные участники Сообщества «Плющ» заблудились – Рупертина Никльби разбила компас. И если бы не Эдвард и Гертруда, они навсегда бы остались в Мрачном Тумане.
Вторая молния была от Верного Незнакомца:
Незавершённое дело. Надеюсь, ты уже вспомнила, ЧТО оставила в Непроницаемом Зале?
В тот вечер воспоминания приходили одно за другим. Теперь всё становилось понятным. Мистер С., Пингва Перей, Иугия, мистер и миссис Пипкин, Агнус Гробб… и ОН.
Гертруда всё бы отдала – лишь бы об этом пока не вспомнил Чарли.