Джек, извинившись, появился у Тедди лишь в семь вечера. Они сразу же сели в его машину и отправились в путь. Джек казался не расположенным разговаривать, и Тедди не стала принуждать его. Напряжение маской застыло на его лице, поэтому Тедди решила, что будет лучше дождаться, пока он не расслабится сам. Она откинулась на мягкое сиденье, уставилась в окно, наблюдая, как мимо проплывают Чиквик и Ричмонд, и начала что-то напевать себе под нос.

Джек был очень признателен Тедди за то, что она не болтает. Она, казалось, излучала спокойствие, которое было так необходимо ему сейчас. Дорога была ровной, поэтому он снял ноги с педалей, чувствуя, как мощный мотор его машины рвется вперед. Джек пытался забыть свои проблемы и события последних двух дней в «Хэйз Голдсмит».

Начинался дождь. Джек услышал, как Тедди беспечно мурлычет какой-то мотивчик, и взглянул на нее. Ее глаза были полузакрыты. Он не мог узнать мелодию, потому что Тедди напевала неразборчиво. Это мог оказаться и национальный гимн, и любая из тех популярных песенок, которые он знал. Звуки песенки развеселили Джека, и он улыбнулся про себя.

Тедди расслабилась на сиденье. Дождь моросил по стеклу, что непонятным образом усилило ощущение обособленности машины. Тедди казалось, что они с Джеком были одни в мире, а маленькое, закрытое пространство внутри машины давало ей чувство защищенности, интимности и тепла. Она могла видеть руки Джека, покоящиеся на руле. Он держал их странным способом — большинство людей крепко хватались за руль, образуя вокруг него кулак, а Джек осторожно удерживал его кончиками своих длинных пальцев и, казалось, ласково уговаривал занять нужное положение. Это было бережное и в высшей степени точное управление. Тедди наблюдала за Джеком сквозь опущенные ресницы, отчего могла видеть только его левую руку и кисть другой руки. Она поймала себя на том, что снова думает, каким будет Джек в занятии любовью. Глубоко угнездившись в сиденье, она чувствовала, как все больше расслабляется, как теплая волна дремоты расходится по телу.

Джек взглянул на Тедди. Она выглядела так, будто заснула, заснула с легкой улыбкой на мягких, пухлых губах, если не обращать внимание на странное, горловое бормотание. Джек вдруг почувствовал, что ему нравятся эти звуки. Следовало признать, они были не слишком мелодичны. Это означало, что Тедди не боится делать то, что не умеет делать очень хорошо — напротив, она делала это очень плохо. Она делала то, что ей хотелось делать, естественно и по внутреннему побуждению. Все в ней привлекало, но Джек заставил себя выбросить из головы ее очарование и сосредоточился на дороге. Минуты и мили уходили прочь, дождь моросил вокруг.

Дом Матильды был просторным, расползшимся в стороны светло-желтым зданием, стоящим посреди обширного парка на окраине села Грейт Вишфорд. Парк был безупречно ухоженным, дом выглядел более поношенным — казалось, на нем отпечаталось, что им много пользовались, что к нему были очень привязаны. Едва машина Джека прибыла на стоянку, элегантная, седовласая женщина под широким зонтом вышла из дома, чтобы встретить гостей.

— Входите, дорогие! Такая ужасная погода, а я так надеялась, что вы хорошо проведете выходные! Вы, должно быть устали вести машину по такой погоде — заходите и выпейте, наконец, глоточек.

Он провела их в дом. Джек почувствовал сильный запах позднецветущей жимолости, наполнявший воздух у крыльца. Этот запах напомнил ему собственное детство в Дорсете и унес его за миллион миль от Лондона, за два миллиона миль от Каннон-стрит.

— Бабушка, это Джек Делавинь. Джек — моя бабушка, Матильда Винингтон-Смит, — представила их Тедди.

— Мне очень приятно познакомиться с вами, леди Винингтон-Смит, я очень благодарен вам за гостеприимство.

— Зовите меня Матти, Джек, пожалуйста. Входите, грейтесь. Нелепо жечь камин в середине сентября, но я подумала, что вам это понравится. Тедди, проведи Джека в малую гостиную и угости его вином. Чарльз со своей невестой уже дожидаются вас. Я распоряжусь, чтобы Бартон внес сумку Джека в желтую комнату для гостей, а ты покажи ему, где он может отдохнуть. Сейчас я схожу к миссис Бартон насчет ужина и вскоре присоединюсь к вам. Мы не одеваемся к ужину, у нас все по-семейному.

Из того, что Чарльз рассказал Матти о помолвке, следовало, что он говорил всерьез. Он еще мог подшутить над Тедди, но никогда — над ее бабушкой. Открыв дверь в гостиную, Тедди увидела, как две фигуры, стоящие у камина, отстранились друг от друга и с напряженным вниманием уставились на орнамент каминной решетки. Это был типичный пример парочки, застигнутой в объятиях. Тедди направилась к высокой, гибкой блондинке, неуверенно стоящей рядом с Чарльзом, и поцеловала ее.

— Вы, наверное, Мелисса. Как я рада познакомиться с вами! — сказала Тедди с внезапным воодушевлением. Стоило ей бросить взгляд на большущие синие глаза и лучистую улыбку Мелиссы, как она почувствовала, что та ей нравится. Тедди с холодком повернулась к Чарльзу. — А что касается тебя, я не уверена — совсем не уверена, что простила тебе это. Тоже мне, денежный мешок! Не надейся, что ты хоть на минуту одурачил меня, Бартоломью. Я давно вижу тебя насквозь. Чарльз, ты помнишь Джека Делавиня?

— Конечно. Мы, кажется, встречались в Париже? Рад снова встретиться с вами, Джек. Позвольте представить вам мою невесту, Мелиссу Браун.

К ним вскоре пришла Матильда и провела их в столовую, словно пастух — стадо ягнят. Ужин прошел приятно и непринужденно. Чарльз, Джек и Тедди начали обсуждать кризис стерлинга и будущее Ламонта, пока Матильда, заметив, что Мелисса не принимает участия в беседе, не сменила тему, чтобы вовлечь в разговор и ее. После ужина, на который был подан овощной суп, бифштекс, пирог с почками и сладкий открытый пирог с начинкой из ревеня и крыжовника, Матильда извинилась перед гостями.

— Если не возражаете, я оставлю вас, молодые люди. Я уже больше не в силах составить хорошую компанию после десяти вечера, — легкость походки и огонек в глазах уличали ее во лжи, но она устояла перед уговорами гостей остаться на глоточек вина перед сном и удалилась.

Когда выходили из столовой, Чарльз прошептал на ухо Тедди:

— Тед, твоя бабушка разместила нас в крыле для гостей… что бы это означало?

— Как по-твоему, что это может означать? Это значит, что она не вчера родилась. Это значит, что она дает вам понять, что вы можете спать, как хотите, раз она устроила вас в том крыле, а не рядом с собой. Она всегда помещает в гостевое крыло парочки, которые ей понравились.

— Тогда почему она не поместила тебя и твоего хахаля — о котором, если я правильно припоминаю, ты говорила, что ненавидишь его — в гостевое крыло?

— Потому что она никогда не помещает меня в гостевое крыло, — проворчала Тедди. — И, кроме того, — она вздернула нос вверх, — никакой он не хахаль. Он просто друг. Хороший друг.

— Вижу. Это, конечно, объясняет, почему ты не сводила с него глаз за ужином.

— Я просто хотела убедиться, что он чувствует себя удобно, задница ты эдакая. Таким способом воспитанные люди заботятся о своих друзьях. Тебе это, конечно, не знакомо.

Мелисса и Джек шли впереди и не слышали этого перешептывания.

После часа непринужденной беседы за виски Чарльз и Мелисса сказали, что чувствуют утомление, и пожелали доброй ночи оставшимся. Когда они подошли к двери, Тедди решилась на маленькую месть Чарльзу.

— Кстати, Мелисса! Вы когда-нибудь были в Неаполе? — спросила она невинным голосом, любуясь сердитым взглядом Чарльза.

— Неаполь? — встрепенулась Мелисса. — Нет, не была. Почему вы спрашиваете? Вы считаете, что мне нужно побывать там?

Тедди уставилась в бокал с виски.

— О да, конечно. Нужно. Вы должны потребовать у Чарльза, чтобы он свозил вас туда. Он ужасно любит этот город.

Мелисса нерешительно улыбнулась, не понимая, что над ее женихом подшучивают, и повернулась, чтобы уйти. Бросив взгляд на знак «V», показанный Тедди, Чарльз последовал за невестой. Тедди сбросила туфли и свернулась клубочком на пухлом диване, спихнув оттуда черного лабрадора.

— Джек, ты выглядишь ужасно усталым, — обратилась она к оставшемуся в гостиной Джеку. — Ты уверен, что тоже не хочешь уйти на отдых? Не принуждай себя оставаться здесь из-за меня.

— Знаешь, Тедди, в первый раз за несколько недель я расслабился. Я чувствую себя полностью опустошенным, но, кажется, пока не хочу спать. Мне будет лучше еще немного посидеть здесь и поговорить с тобой.

— Давай, я налью еще, — предложила ему вина Тедди. Когда он брал бокал из ее протянутой руки, то прикоснулся к ее пальцам, и Тедди почувствовала дрожь возбуждения.

Чарльз был прав. Она безотрывно смотрела на Джека потому, что пыталась прочитать его, пыталась угадать, испытывает ли он то же самое влечение, что и она, чувствует ли то же самое магнетическое притяжение. Тедди всегда считала, что знает, когда она нравится мужчине, а если честно, отмечала интерес к себе у большинства мужчин. Встретив Кристиана, она немедленно почувствовала это, и его желание было мощной убеждающей причиной для развития ее собственного влечения к нему. Но с Джеком… она пока ничего не могла сказать. Может быть, он не чувствовал к ней влечения, может быть, она ему нравилась, но он предпочитал не выказывать свой интерес. Может быть, он все еще помнил Кандиду.

Тедди чувствовала себя неловко, обеспокоенно, она никак не могла найти себе места в комнате. Пока они разговаривали, она пересаживалась с кресла на диван, а затем опять на кресло, не отдавая себе отчета в своих перемещениях и каждый раз сгоняя бедного черного пса, только что устроившегося поудобнее.

— Джек, а что в действительности произошло в «Хэйз Голдсмит»? Можешь не рассказывать мне ничего, если не хочешь, но я читала заметку в «Таймс», а кое-что из рассказанного Кандидой смутило меня.

— Это не слишком длинная история, Тедди, и нет никаких причин не рассказывать ее тебе. Когда я уезжал в Сидней, Глория и Малькольм сделали очень большую ставку на повышение стерлинга. Мне это не нравилось, но я, по глупости, ничего не предпринял перед отъездом. Я предполагал, что до французского референдума, который должен состояться в начале следующей недели, не произойдет ничего чрезвычайного. Во вторник я узнал, что события развиваются быстрее, и решил вернуться в Лондон раньше намеченного. В среду, пока я находился в пути, Глория заключила еще одну сделку. Большую сделку. Она купила миллиард фунтов незадолго до того, как рынок закрылся. Если верить Малькольму, он ничего не знал об этом. Я ему не верю. Даже у Глории Мак-Райтер не хватит наглости заключить такую сделку без разрешения босса. Как бы то ни было, сделка была заключена по всем правилам. Малькольм же до утра ушел из офиса. Это еще одна вещь, в которую мне трудно поверить. Мне кажется, что не бывает торговых руководителей, способных уйти из офиса в день, когда обменный курс поднимался дважды, а центральные банки провели валютную интервенцию в общей сложности до пятнадцати миллиардов фунтов. Как бы то ни было, он ушел из офиса. Я, видимо, сделал ошибку, ожидая разумного поведения от Глории, которая вела себя как настоящий лунатик, и от Малькольма, который — форменный идиот. Три с половиной часа спустя Ламонт выступил от имени казначейства и объявил об отступлении с валютного рынка. Это обошлось нам в сто восемнадцать миллионов фунтов — треть нашего акционерного капитала. Вот и все, что случилось. Теперь стоимость акций резко упала, а «Хэйз» разваливается.

— О Боже, Джек! Я так тебе сочувствую.

Джек примирительно пожал плечами.

— Я получил урок, касающийся правил хорошего управления. Первое правило говорит, что на квалифицированную работу нужно нанимать квалифицированных людей. Второе правило говорит, что нужно оставить их в покое и дать им самим заниматься своим делом. Я достаточно хорошо последовал второму правилу, но срезался на первом, как мальчишка! — он печально улыбнулся ей и сделал большой глоток виски. — Мне следовало бы спросить у тебя совета прежде, чем нанимать Глорию.

— Ну, ты, или, по крайней мере — Малькольм, имел дело с Кандидой, а она гораздо опытнее меня, — заметила Тедди.

— Верно, — согласился Джек. — А что бы ты сказала мне о Глории, если бы я спросил?

Тедди неопределенно развела руками. Было совершенно незачем рассказывать Джеку о предательстве Майка. То, что Глория была вопиющей дрянью, никак не влияло на ее способности к торговле.

— Не знаю, — ответила она, — ее нанял Майк. Он считал, что Глория хорошо работает, но ей нужно еще очень много учиться.

— Ну, в этом он был совершенно прав! Однако, он не постеснялся извлечь выгоду из ее невежества.

— Что ты имеешь в виду? — встревожилась Тедди.

— Разве я не упоминал об этом? Глория заключила сделку со «Стейнберг Рот». Правда, с нью-йоркским отделением, поэтому вряд ли это был сам Майк.

Тедди встала и прошлась по комнате.

— Но Майк был в это время в Нью-Йорке, — сказала она. — Я встретила его там. Это вполне мог быть и сам Майк.

— Какая разница? Сейчас не имеет значения, с Майком она торговала, или с ханом Аттилой. Кто бы это ни сделал, он отправил Глорию в уборщицы, а с ней и весь «Хэйз Голдсмит». Что это был «Стейнберг Рот», имеет значение лишь потому, что сегодня я имел несчастье получить злорадный звонок от Алекса Фицджеральда. Он прикидывался, что предлагает мне помощь, но на самом деле просто хотел дернуть меня за нос.

— Этот червяк! — Тедди глотнула виски, будто пытаясь смыть гадкое ощущение во рту.

— Мне кажется, что это он передал сведения в прессу, — высказал предположение Джек. — Никто из моих парней не мог сделать этого.

Тедди медленно покачала головой, выражая несогласие.

— Джек, я не знаю, следует ли мне это говорить, но в прессу передал сведения не Алекс. Это была Кандида. Я слышала, как она разговаривала по телефону с Джоанной Френч.

Джек закрыл глаза и потер переносицу кончиками своих красивых, длинных пальцев. Тедди хотелось обнять его, но она осталась неподвижно стоять посреди комнаты.

— Ну, это не слишком меня удивило, — сказал наконец он. — Слышать это неприятно, но совсем не удивительно.

Тедди продолжила ходьбу по комнате. Ее очень многое удивило в этом рассказе. Удивило, что Майк оказался в Нью-Йорке в тот период, когда основные события происходили в Лондоне, Майк, который наверняка все еще спал с Глорией, заключил с ней сделку, которая погубила ее карьеру. Ее удивило, что Кандида узнала об этой сделке раньше всех, и что Кандида и Алекс заключили между собой какой-то непонятный подозрительный союз. Кроме того, Тедди помнила заметку, хранившуюся сейчас в ее столе на Стэнли Гарденс, секретную заметку, посланную Кандиде кем-то из «Стейнберг», в которой обсуждались шансы Майка вступить в партнеры. Все это каким-то странным образом было связано. Тедди была готова поделиться своими подозрениями с Джеком, но взглянула на него и увидела, что он, закрыв глаза, растирает виски пальцами, как при головной боли. Она решила пока ничего не говорить ему.

— Джек? — Тедди ласково дотронулась до его плеча. — Тебе лучше пойти спать. Тебе нужно отдохнуть.

Серые глаза Джека встретили ее взгляд, он вздохнул.

— Пожалуй, ты права, Тедди.

Она потянула Джека за руку, чтобы поднять на ноги.

— Идем, я покажу твою комнату.

Тедди было трудно расстаться с Джеком. Ей хотелось утешить его, приласкать, но, кроме одного случайного, неловкого поцелуя, у нее не было никаких причин считать, что он относится к ней иначе, чем к другу. Закрыв дверь его комнаты, Тедди позвала вездесущего черного лабрадора разделить с ней постель. Ей казалось, что все вокруг слишком пусто.

Большую часть субботы Тедди провела, знакомясь поближе с Мелиссой. Ей всегда не нравились прежние подружки Чарльза, но теперь она поняла, почему тот решил расстаться с приверженностью к холостяцкой жизни. Мелисса была тихой, но не выглядела застенчивой. Ее золотые волосы и васильково-синие глаза включили задиристое настроение Тедди — любая женщина, которая так хорошо выглядела и сдружилась с Чарльзом, наверняка имела голову, набитую опилками. Но Мелисса оказалась умненькой, милой и чувствительной. Когда они отдыхали в саду после завтрака, она рассказала Тедди о своей работе в институте Куртолд и об исследовательской статье, которую она писала о Пьеро делла Франческа.

— Как Чарльз умудрился отыскать вас, Мелисса? — спросила Тедди. — Я понимаю, что проявляю отвратительную склонность совать нос в чужие дела, но никогда не замечала, чтобы Чарльз относился к толпе любителей истории искусств.

— Все очень просто, даже рассказывать неудобно. Я собралась посетить галерею на Дувр-стрит, где работает моя подруга. Пошел дождь, и я решила взять такси. Когда я подошла к дверце с одной стороны, Чарльз подошел с другой, и мы договорились поделить такси. Пока мы ехали до Кенсингтона, Чарльз пригласил меня в кафе, и я согласилась. С тех пор мы постоянно встречаемся. Боюсь, что Пьеро отошел на задний план за последние несколько недель.

— Что же такого вы нашли в Бартоломью? — поинтересовалась Тедди, желая послушать хвалебную песню своему другу.

Мелисса любовно взглянула на Чарльза, который взял ее за руку, с волнением дожидаясь ответа.

— Я вижу в нем многое, Тедди, но главное — это его искренняя доброта и великодушное сердце.

Тедди отвернулась, притворившись, что поправляет одну из вьюнковых роз Матти. Она чувствовала, что пристыжена прямолинейной честностью Мелиссы. Та не стеснялась показать себя наивной или сентиментальной. Мелисса говорила то, что думала, и Тедди склонялась к признанию того, что лучшим качеством Чарльза, его отличительным свойством была его выдающаяся доброта. Со своими колкостями, шуточками и бравадой Чарльз был добрым, дружелюбным и отзывчивым, а все эти простенькие, устаревшие уловки он использовал, чтобы это скрыть.

Она взглянула на эту парочку — Мелисса примостилась хорошенькой головкой на плече у Чарльза, а тот крепко и бережно обнимал ее за талию. Как ни любила Тедди Чарльза, как ни желала ему счастья, ей было слишком больно смотреть на них. Она слишком его ревновала, чтобы спокойно переносить эту картину. Дело было не в том, что Тедди чувствовала, что Чарльз больше не принадлежит только ей, а в том, что она тоже хотела такого счастья, каким так явно наслаждались он и Мелисса. Боже, до чего она докатилась — завидовать счастью своего лучшего друга!

Остаток дня прошел в пустой болтовне, компания из пяти человек попеременно разбивалась на естественные группы из двоих и троих. Иногда двое мужчин разговаривали о бизнесе, иногда Матти, Чарльз и Тедди строили прогнозы фондовой биржи, где Матти показывала необычный для простого вкладчика уровень искушенности. Впрочем, это давно не удивляло Чарльза и ее внучку. Чарльз с таким вниманием выслушивал, как Матти анализирует экономику Великобритании, что казалось, будто он делает заметки.

Тедди подслушала разговор Мелиссы и Джека — они сравнивали достоинства Пьеро делла Франческа и фра Анжелико. Не в первый раз Тедди подумала, как же мало она знает Джека Делавиня. Ей следовало бы записать это на обратной стороне почтовой марки как свой большой, откровенный секрет. Джек был заместителем директора «Хэйз Голдсмит», тридцати восьми лет, разведен, детей не имел… вот, в сущности, и все. В чем-то она знала его меньше, чем большинство других мужчин и женщин, данные о которых были записаны в компьютерной базе ЭРК. Тедди совсем не знала его, но, тем не менее, у нее было чувство, что она очень хорошо его знает.

Ближе к вечеру Матти извинилась перед гостями, сказав, что ей нужно посетить деревенскую церковь и доставить туда цветы для воскресной службы. Тедди вызвалась помочь, но Матти не согласилась, объяснив свой отказ тем, что оставляет Тедди вместо себя за хозяйку, чтобы позаботиться о гостях. Четверо молодых людей решили развлечься игрой в крокет. Это могло бы выглядеть как идиллия, как английская сцена конца лета — две стройные пары, одетые в белое, гоняют мяч по безукоризненно ухоженной зеленой лужайке под лучами заходящего солнца, одобрительно выкрикивая друг другу: «Хороший удар, старина!» и прихлебывая «Пиммс» из высоких стаканов. Это могло бы выглядеть как картинка из кинематографа.

Но ничего этого не было. Небо было серым, затянутым предвещающими дождь облаками. Чарльз и Джек были одеты почти одинаково — в древние вельветовые брюки, такие старые, что их настоящий цвет давно был неразличим, и потертые, вылинявшие рубашки. Мелисса была одета в стиле синего чулка — в длинную, бесформенную серую юбку, толстое черное трико, черный свитер с закрытой шеей и самый старый твидовый пиджак Чарльза, чтобы защититься от холодного ветра, разгуливающего по лужайке для крокета. Тедди думала, что Мелисса оделась еще хоть как-то элегантно, тогда как сама она выглядела настоящей оборванкой. Она была в старых джинсах в обтяжку, которые держала у Матти для подобных случаев, и желтом шерстяном свитере, купленном ее бабушкой не меньше, чем двадцать лет назад. Тедди любила старую одежду, но признавала, что этот свитер так стар, что им побрезгует даже моль. Джинсы, напротив, выглядели по последней моде, но Тедди не сознавала этого. Они были линялого бледно-синего цвета, местами переходящего в белый, и разодраны на коленях.

Вся четверка вместе составляла странную картину. Они не пили «Пиммс» — они пили из кружек обжигающий кофе, который приносила миссис Бартон, добавляя в кофе виски Чарльзу и Джеку, но не делая подобного одолжения дамам. И они не восклицали: «Хороший удар, старина!». Две женщины играли против двоих мужчин, и каждый раз, когда Чарльз выбивал мяч Тедди с поля или Тедди вышибала мяч Чарльза на милю прочь, они кричали друг другу «Ублюдок!» или «Дохлая старая корова!» — предел английской благовоспитанности.

Постепенно дух соревнования овладел всеми. Когда Тедди с Мелиссой победили, они кинулись друг другу в объятия, крича и вопя, словно пара форвардов «Вест Хэм» после забитого гола. Джек и Чарльз сдались, досадуя и бормоча о том, что женщины жульничали и вообще им просто повезло.

Когда Матти вернулась из церкви, было позже семи часов вечера. Тедди с гостями уютно устроились перед камином в маленькой гостиной, все еще споря о том, по правилам ли был выполнен удар Мелиссы в последние ворота. Матти остановилась в дверях и с улыбкой покачала головой.

— Я никогда не думала, что буду говорить так, но младшее поколение опустилось до уровня собак, — с притворным гневом сказала она. — Скоро ужин, а я никогда еще не видела такого сборища оборванцев!

Джек и Мелисса взволнованно вскочили на ноги. Они впервые были в Грейт Вишфорде и пока еще не привыкли различать, когда Матильда Винингтон-Смит говорит серьезно, а когда притворяется. Чарльз и Тедди, хорошо знавшие старую леди, встретили ее слова гораздо спокойнее.

— Бабушка, дорогая, ты хочешь, чтобы мы оделись к ужину? — спросила Тедди, покачивая босой ступней ноги в драных джинсах, закинутой на подлокотник кресла.

— Я настаиваю на этом! — свирепо ответила Матти, а затем с улыбкой объяснила Мелиссе и Джеку. — Это не для моего удовольствия, понимаете, это для миссис Бартон. Она очень серьезно относится к своей стряпне, будет лучше, если мы оденемся соответственно.

Тедди вылила полбутылки душистого масла в свою ванну. Она любила гостить у своей бабушки. Ей нравилось, что в ванной комнате для гостей полно странных, старомодных бутылочек с экзотическими субстанциями — другого слова и не подберешь — масел, мазей и тоников для кожи, что полки заставлены вместительными хрустальными склянками с солями для ванн и белым порошком талька. В медицинском шкафчике не было ни «Амадин Экстры», ни «Хедекса» — там была масса штучек наподобие каламиновой примочки или тигрового бальзама — целебных средств, которыми Матильда пользовалась еще в Индии и продолжала пользоваться в Уилтшире. На подоконнике громоздились фарфоровые банки ручной росписи, заполненные вытяжками и настоями, такими старыми, что утратили запах, но Тедди знала, что содержимое банок приготовлено из трав, выросших в саду Матильды.

Только три уступки современной жизни сделала Матильда. Особняк имел новейшее центральное отопление, поэтому в нем никогда не было холодно. Полотенца, повешенные в ванных, были из лучшего белого махрового хлопка, а не те старые, тонкие, жесткие хлопковые тряпки, с которыми она выросла. Кроме того, она постоянно выписывала «Файнэншиэл Таймс», хотя презирала «Телеграф». Ее муж Натаниэль имел привычку читать «Файнэншиэл Таймс» за завтраком, а когда он умер, Матильда не стала прекращать подписку. Теперь, как было известно Тедди, она сама жадно читала ее.

Тедди откинула голову на край ванны и окунулась в горячую, душистую воду, что-то напевая вполголоса. Она и сама не знала, что напевала.

Матильда первой спустилась вниз и дала миссис Бартон распоряжение принести напитки в гостиную. Она стояла в просторной оконной нише и рассматривала вьющиеся по решетке розы, дожидаясь появления внучки и ее гостей. Матильду интересовал Джек Делавинь. Тедди позвонила ей в четверг, чтобы спросить, можно ли ей пригласить сюда на выходные Чарльза с подружкой, а в пятницу после обеда позвонила еще раз, чтобы узнать, можно ли ей позвать сюда своего гостя. Об экзотическом французе не было упомянуто ни слова. Матти ничего не знала о Джеке. Тедди никогда не упоминала о нем прежде, да и сейчас не дала касательно его никаких объяснений. Однако, наблюдая за Тедди и Джеком, Матильда заметила, что они посматривают друг на друга, особенно тогда, когда видят, что другой смотрит в сторону.

Она услышала, как сзади кто-то откашлялся. Оказалось, что в комнату вошел Джек. Он держал в руке бокал с вином.

— Вам что-нибудь налить? — предложил он.

— Спасибо, Джек. Розовый джин, пожалуйста.

Джек плеснул джина с содовой и положил кубики льда. Ему нравилась старая леди. Ему нравилось, что в ее умудренном, видавшем виды лице можно было узнать умные глаза Тедди, что в старшей женщине была заметна та же непоседливость, та же искорка любопытства, что и во младшей. Было несомненным, что Матильда Винингтон-Смит оценивала его, и было несомненным, что она не спешила с заключениями. Это ему тоже нравилось. Она была женщиной, оставляющей окончательное суждение до полной уверенности, и Джек чувствовал, что Тедди станет такой же. Временами она была порывистой. Конечно, Тедди бывала и опрометчивой, как она ясно дала ему понять. Но мудрость, светящаяся в ее зеленых глазах, была безвозрастной, и он видел ее в Тедди так же ясно, как и в ее бабушке.

— Вы хорошие друзья с Теодорой, — Матильда выговорила эти слова как факт, не требуя подтверждения.

— Мы не давние друзья, но, надеюсь, хорошие, — согласился Джек.

— Джек, простите мне прямоту, но у меня есть привычка говорить то, что я думаю. Я полагаю, что возраст позволяет мне несколько большую свободу, чем молодым людям. Вы с моей внучкой только друзья, или больше, чем друзья?

Джек отвернулся. Он не был застенчивым, и вопрос не оскорбил его. Тем не менее, ему было трудно ответить на этот вопрос, а он не хотел ни лгать этой женщине, ни вводить ее в заблуждение уместным ответом. Начистоту с самим собой Джек должен был признать, что не позволяет себе серьезно задумываться над этим вопросом. Он очень хорошо знал, насколько ему нравилась Тедди и очень хотел бы оказаться с ней в постели. Но по этому никак нельзя было судить — они с Тедди всего лишь друзья, или нет.

— Вы спрашиваете, серьезные ли у меня намерения? — спросил он с улыбкой.

— Нет, — чуть раздраженно ответила Матти. — Я не отец и не мать Тедди, и я не такая старомодная, глупая женщина, как вы подумали. Я спросила вас, совершенно понятно — вы только друзья, или больше, чем друзья? Вы имеете полное право сказать, что мне не следует задавать такой бестактный вопрос, что меня это не касается. Тем не менее, я задала его.

— Я полагаю, что вас это не касается, но не отвечу на ваш вопрос не поэтому. Я просто не знаю ответ. Возможно, вам лучше спросить об этом Тедди.

— Возможно, я так и сделаю.

— Ну, когда вы это сделаете, я буду вам признателен, если вы скажете мне, что она ответила…

Матильда заметила серьезное, тоскующее выражение глаз Джека и улыбнулась ему.

— Почему бы вам не спросить ее самому? — сказала она ободряюще.

— Спросить ее о чем? — в комнату скользнула Тедди, под руку с Мелиссой справа и Чарльзом слева. — О чем спросить меня, бабушка? О чем должен спросить меня Джек?

— Сколько раз я должна говорить тебе, что люди, которые подслушивают, никогда не слышат сами себя? — Матильда сделала знак Бартону, дожидавшемуся у дверей, чтобы тот налил вошедшим вина.

Джек уставился на Тедди. Он и прежде видел ее в вечерней одежде, на ужине в Гросвеноре, он видел ее и в деловой одежде, но превращение Тедди после поношенных джинсов и завалящего свитера потрясло его. Тедди была в черном, облегающем тело платье. Поверх узкого шелкового одеяния струились волны блестящего зеленовато-золотистого шифона, широкими складками уложенного вокруг живота и бедер. Это была одежда-мираж — в какой-то момент можно было видеть простое, плотно прилегающее к телу платье, но стоило Тедди шевельнуться, как шифон начинал мерцать, и казалось, каждый изгиб ее тела излучал свет. Вырез горловины открывал ее плечи, выделяя золотистую кожу на фоне блестящей ткани. Тедди уложила волосы в высокую прическу, но не надела никаких драгоценностей, кроме пары больших квадратных изумрудов в ушах. Она не нуждалась в добавочных украшениях, улыбающаяся, смеющаяся, вертящаяся, вся лучащаяся очарованием. Джек на момент зажмурился. Открыв глаза, он увидел рядом Чарльза, который понимающе глядел на него.

— А она неплохо отмылась, не так ли?

Чарльз был мастером преуменьшений. Воодушевление не оставляло Тедди в течение всего ужина и оказалось заразительным. Все прониклись праздничным настроением, словно под Новый год, хотя был обыкновенный сентябрьский вечер. Иногда вечерние сборища проходят наподобие этого. Иногда, без видимых причин, люди сильнее, чем от прославленного бургундского, пьянеют от чего-то особенного, густо висящего в воздухе и впитывающегося в кожу.

Матильда знала, что это такое. Ей слишком часто случалось чувствовать это, чтобы не узнать мгновенно. Она выпила кофе и даже позволила себе немного коньяка с молодыми людьми в гостиной, а затем удалилась. Было нечто такое в воздухе, в самой атмосфере, что было слишком сильно для нее. Пожалуй, ей хотелось остаться и понаблюдать, но она понимала, что ей здесь не место, да и в любом случае, она и без наблюдения знала, что происходит. Когда Матильда поднялась с кресла, чтобы пойти спать, а Джек и Чарльз вежливо встали со своих стульев, Тедди бросилась в бабушкины объятия, словно сияющий вихрь золотого, зеленого, черного цвета.

— Спасибо, бабушка! Спасибо тебе за чудесный ужин!

Матильда взяла ее лицо в ладони и нежно поцеловала ее в щеку.

— Доброй ночи, моя дражайшая девочка.

Как только Матильда оставила гостиную, атмосфера сменилась, слегка, но определенно. Тедди поставила записи, старую коллекцию блюзов, и хриплый голос Эллы Фицджеральд растекся по углам комнаты. Чарльз и Мелисса сели потеснее друг к другу на маленьком диванчике. Их лица почти соприкасались, пока они шептались между собой, забыв про Джека и Тедди, и даже про Эллу Фицджеральд. Тедди наблюдала за ними, так очевидно влюбленными, в таком очевидном единении, а Джек наблюдал за Тедди. Она была в странном настроении — то возбужденной и общительной, то вдруг одинокой и отчужденной, погруженной в собственные мысли. Она постоянно двигалась по комнате, подпевая певице, высказывая случайные замечания — ни о чем в особенности — о музыке, о луне, о магнолиях за окном гостиной, о лунном свете.

Джек сидел, опершись руками со сцепленными пальцами на колени, кончики его указательных пальцев находились прямо у губ. Его серые глаза, не мигая, остановились на Тедди. Он чувствовал беспокойство Тедди, но не мог решить, то ли оно вызвано его присутствием, то ли зрелищем откровенной близости между Чарльзом и Мелиссой. Он ждал, что она подаст ему знак. Тедди не выглядела слишком взволнованной, но в ее манере держаться и посадке головы чувствовалось заметное напряжение. Обычно она двигалась грациозно, но этим вечером ее движения казались резкими и принужденными. Джек услышал, как она тихо напевает у него за креслом, затем почувствовал ее руки, нерешительно, словно перышки, легшие ему на плечи. Внутри у него что-то вздрогнуло, он закрыл глаза, отдаваясь головокружению.

Тедди повернулась на каблуках и направилась через комнату к Чарльзу и Мелиссе.

— Слушайте, вы двое. Достаточно. Марш в постель. Матти надеется, что завтра мы все пойдем с ней в церковь, а вы, определенно, явились сюда практиковаться в брачных обязательствах или кое в чем еще.

Если бы Чарльз не был так поглощен Мелиссой, если бы он был способен хоть на момент оторвать взгляд от ее лица, он заметил бы в лице Тедди нечто, удержавшее бы его от ухода из комнаты. Ее глаза светились опасным светом. Ее подбородок был вздернут упрямо и непреклонно, как всегда бывало, когда она собиралась что-либо сделать по-своему. Но Чарльз не сводил глаз с Мелиссы, он обрадовался возможности побыть наедине с ней.

Как только они ушли, Тедди повернулась к Джеку.

— Джек, ты пойдешь танцевать со мной? — она приглашающе протянула к нему руки.

Джек Делавинь задержал дыхание. Не в первый раз красивая молодая женщина зазывала его на танец, тогда как ее глаза зазывали его в постель. Это был первый раз — за исключением Кандиды, — когда он действительно хотел принять приглашение. Он взглянул на Тедди, на ее стройную шею, выпуклости грудей, виднеющихся из глубокого выреза платья, тонкую талию, чувственный изгиб губ, плавную линию бедер, изящные лодыжки. Его глаза вернулись к ее лицу, он увидел ее приоткрытые и чуть влажные губы, выставленный вперед подбородок, дерзкий, недвусмысленный вызов в ее глазах.

— Ты пойдешь танцевать со мной, Джек Делавинь? — она переступила с ноги на ногу, ее бедра вызывающе подались вперед.

Была ли это точка, откуда нет возврата? Дело было не в том, что Джек дал обет девственности. Дело было не в том, что он не хотел заниматься любовью с женщинами после Кандиды. Нет, он любил многих женщин, на ночь, на пару недель, иногда и на несколько месяцев. Просто было в его отношении к Тедди нечто, останавливающее его на этом пути. Что-то было не так, и тем не менее, что-то было очень правильным. Он хотел почувствовать, как ее бедра прижмутся к его бедрам, как его рука прикоснется к ее затылку, как ее груди прильнут к его груди, как ее волосы коснутся его губ. Кроме того, они уже поцеловались однажды, но с тех пор делали вид, что ничего не случилось. Это не разрушило их дружбы.

Джек знал, что не может пойти с ней в постель. Если они с Тедди питают надежды на серьезные отношения, на это требуется время. Она не должна, словно порыв ветра, бросаться от Майка к французу, а затем к Джеку. Он боялся, что если позволит себе это сейчас, Тедди может снова вернуться к Мичинелли. Но какой вред может быть в танце? Если он закроет глаза, то может представить, как соприкасаются их тела, вообразить ощущение ее кожи. Просто потанцевать ничего не значило — ни обещаний, ни обязательств, ни риска. В танце не было опасности.

— В третий раз спрашиваю, ты пойдешь танцевать со мной? Я не буду спрашивать еще раз, — охрипшим голосом спросила Тедди, положив ладони на бедра.

Джек медленно поднялся на ноги, расслабив узел галстука и расстегнув пуговицы воротничка рубашки перед тем, как протянуть руки Тедди.

Джек Делавинь был интеллигентным человеком. Он был взрослым, опытным и проницательным. Он достиг незаурядной степени самопознания. О женщинах он знал все — все опасности от них и все опасности для них. Сверх всего, он был хорошим человеком. И в то же время он был дураком. Он считал, что в танце не было опасности.

Они медленно танцевали минут двадцать или около этого. Никто из них не смотрел на часы. Никто из них не был хорошим танцором, но это не имело значения, потому что никто из них не интересовала собственно танцем. Тедди интересовало только то, что она находится в объятиях Джека, и к счастью для нее, Джек тоже интересовался только тем, что держит ее в объятиях. Его предчувствия оправдались. Она подходила его телу так, словно была создана для него. Ее бедренные косточки чувствовались у основания его мускулистых бедер, легкая округлость ее живота тесно прижалась к его паху, ее голова легла ему на грудь, как раз под подбородком.

Они медленно покачивались, передвигаясь не больше, чем та несколько дюймов за шаг. Джек чувствовал тепло ее тела сквозь тонкую ткань одежды. Тедди почувствовала странное тянущее нытье в глубине живота и подняла голову, чтобы встать на цыпочки и коснуться губами нижней челюсти Джека. Его руки, покоящиеся на ее ягодицах, прижали ее плотнее к телу, так, что одна из ее ног оказалась между его ногами. Тедди охватил приступ головокружения, порыв смелости и уверенности. Она завела руки за спину и накрыла ладонями руки Джека.

— Джек? — прошептала она.

— Мм-м? — отозвался он.

— Джек, ты пойдешь со мной в постель? — Тедди выговорила эти слова неуверенно, но ее страсть выдавали ее руки, стиснувшие руки Джека так, что кончики ногтей впились в его кожу.

У Джека вырвался стон, звериный звук, вышедший откуда-то изнутри. Тедди наконец чувствовала, что он хочет ее так же сильно, как и она его.

— Джек, ты пойдешь со мной в постель сейчас? — сказала она уже настойчивее, с возросшей уверенностью, голосом, полным желания.

— Тедди, давай присядем на минуту, — руки Джека соскользнули с талии Тедди, он почти оттолкнул ее.

— Зачем? Нам будет гораздо удобнее наверху… — она потянула его за руку.

— Нет, Тедди. Я не хочу идти с тобой в постель.

Джек провел рукой по глазам, потер их коротким движением, а затем сжал переносицу характерным жестом, который Тедди привыкла распознавать как признак напряжения. Он тяжело опустился на диван, на его лице проступило выражение ужаса. Тедди отказалась сесть рядом с ним, она осталась стоять, чуть отставив ногу, со стиснутыми челюстями.

— Почему нет, Джек? Проклятье, почему — нет?!

— Я не знаю, что ответить, Тедди. Я просто не могу, и все. Это будет неправильно.

— Почему неправильно? Что, черт возьми, во мне неправильно?! — ее глаза запылали снова — желанием, гневом, смущением, гордостью.

— В тебе нет ничего неправильного, Тедди, с тобой все в порядке…

— Ясно. Ладно, Джек, можешь не продолжать. Я прошу прощения. Я ошиблась. Я дурно вела себя.

— Нет, Тедди, ты здесь ни при чем. Это была моя ошибка.

Тедди быстро пошла к двери.

— Тедди, пожалуйста! Позволь мне попытаться объяснить, что я чувствую. Я не хотел, чтобы получилось так…

— Я вижу, что не хотел. Это не совсем то, на что я надеялась. Поверь мне, Джек, я все поняла. В самом деле. Я приняла это к сведению, — ее голос был бесцветным, обычным.

— Ничего ты не поняла, черт возьми! Можешь ты выслушать меня одну минуту, прежде, чем позволять сердцу брать верх над головой…

— Ты полностью ошибаешься, Джек. На этот раз я позволила управлять моей головой не сердцу, а телу, что гораздо хуже. А теперь выслушай меня на минуту. Я хочу сказать кое-что, — Тедди глубоко перевела дыхание, а затем заговорила спокойно и серьезно, полностью владея голосом. Ее взгляд не отрывался от каминной решетки, избегая Джека. — Мне очень жаль, что я поставила тебя в неловкое положение. Нет никаких причин, чтобы ты чувствовал себя неудобно из-за этого. Я не хочу, чтобы ты уезжал, не хочу портить тебе выходные, не хочу, чтобы ты делал какие-то глупости из-за того, что я бросилась тебе на шею. Этого больше не случится, я обещаю.

Тедди развернулась на каблуках и медленно пошла через зал. Джек окликнул ее, но ее шаги не замедлились. Он остался сидеть на диване, слушая, как отдается в голове звук ее каблуков, удаляющихся по коридору. Затем раздался звук закрывшейся двери ее спальни.

Джек, как упоминалось выше, был дураком.

Тедди захлопнула дверь спальни, разделась и, забравшись в постель, обнаружила лежащего там черного пса.

— Проваливай, Артур! Ты ничего не можешь для меня сделать. Проваливай немедленно! — она сердито пихнула его в бок, но лабрадор едва шевельнулся на постели. Он привалился поближе к Тедди, умоляюще глядя на нее карими глазами.

— Ох, Артур! Он все еще любит ее — я это знаю, я всегда это знала! Ох, Артур, я больше не могу выносить это!

Она обняла пса за шею и зарылась лицом в его блестящую черную шерсть.