Не успел Джек скрыться из виду, как ко мне бросилась Сесилия, очевидно, поджидавшая случая застать меня наедине.

— Не сердитесь на меня, милая мисс Мэгги, — сказала она, — я все подкарауливаю вас, потому что мне необходимо с вами переговорить.

— Что случилось, Сесилия? Ты сегодня весь день следишь за мной с каким-то таинственным видом; право, мне это очень неприятно. Ты знаешь, что я очень тебя люблю, но мне надо было заняться Вайолет Пенроуз и другими.

— Я вас долго не задержу, — с печальным выражением лица оправдывалась Сесилия. — Я очень хорошо понимаю, что я неподходящая подруга для вас, но все-таки и я могу быть вам полезной. Мне нужно вам передать кое-что. Дело касается мисс Джулии Спаркс.

— Джулии Спаркс! — вскричала я. — Что же ты можешь мне сообщить? Говори скорее!

— Мисс Джулия Спаркс сегодня рано утром приходила к нашему дому, — ответила Сесилия. — Она, как оказалось, поджидала меня, так как, едва я отошла на несколько шагов от дома, она быстро подошла ко мне, ухватила меня за руку и отвела в сторону. Потом она завела со мной длинный разговор, к которому я совсем не была подготовлена. Она начала с того, что очень расхваливала вас. Потом она вдруг спросила, люблю ли я вас. «О да, разумеется, люблю, — ответила я. — Мы еще совсем маленькими детьми всегда играли вместе с мисс Мэгги, и я люблю ее от всей души». «Ну, так вот что, Сесилия Ферфакс, — сказала она, — может быть, вы не откажетесь помочь вашей любимой мисс Мэгги выпутаться из беды?» Это были ее собственные слова, мисс; я посмотрела ей прямо в глаза и тут вдруг почему-то вспомнила о чеках, покраснела и растерялась.

— Ну, и что же? Дальше-то что? — нетерпеливо перебила я.

— Мисс Спаркс не сводила с меня глаз, и вдруг она строго сказала: «Кто краснеет, тот виноват! Я уже и раньше догадывалась, а теперь мне все ясно как день. Вы тоже замешаны в этом деле. Только вы, Сесилия Ферфакс, не догадались об одном: когда вы ходили в Гарфилд менять чеки для мисс Мэгги, вы забыли попросить начальницу почтовой конторы, чтобы она держала в секрете ваше посещение. Вы же хорошо знали, что она и наша деревенская почтмейстерша — родные сестры. И могли бы догадаться, что тот, кому были присланы чеки, спохватится, не получив их, и поднимет тревогу».

«Но ведь это же были собственные деньги мисс Гильярд», — сказала я.

«Ну да, конечно, — проговорила она, — это все так, но все-таки вы вместе с мисс Мэгги поступили очень необдуманно». С этими словами она удалилась, а я села на траву и принялась ломать себе голову над всей этой историей. Ах, мисс Маргарет, милая, скажите по правде, ведь это были ваши собственные чеки, не так ли?

— Неужели же я дала бы тебе чьи-нибудь чужие чеки? — ответила я.

— Нет, конечно, нет, милая, мисс Мэгги! Но все-таки я очень перепугалась — и за вас, и за себя. Ну вот, теперь я все вам рассказала, мисс Мэгги, и больше ничего не могу сделать для вас. Меня так мучает то, что я не догадалась предупредить почтмейстершу, как говорила мисс Спаркс.

Я поцеловала милую девушку и этим несколько успокоила ее. Потом я повторила ей мою просьбу — никому ничего не рассказывать об этой истории — и направилась к нашим гостям. На душе у меня лежал тяжелый камень; я понимала, что моя проделка в скором времени будет обнаружена, но решила пока не отчаиваться и сохранять присутствие духа до конца, каков бы он ни был.

Когда я приближалась к дому, мне навстречу радостно бросилась Вайолет.

— Ах, Маргарет! — воскликнула она. — Пойдемте скорее, я так хотела, чтобы вы ее послушали! Представьте себе, Адель Спаркс превосходно декламирует. Я просто в восторге! Пойдемте скорее!

Мы застали конец монолога Адели и присутствовали при оглушительном взрыве рукоплесканий публики. Вайолет была так взволнована, что только крепко сжимала мою руку, не в силах выразить свой восторг.

— Какое у нее вдохновенное лицо! — наконец сказала она. — О, теперь я верю, что на свете могут быть героини. Эта американка, кажется, готова была бы пожертвовать жизнью ради освобождения людей из рабства!

— Напрасно вы думаете, что она такая героиня, — заметила я, недовольная успехом Адели. — Она неплохая актриса и просто хорошо передает прекрасные слова американского поэта.

— Но все-таки она должна обладать талантом для этого. И как она прекрасна, когда с таким увлечением декламирует эти чудные стихи! Право, она премилая девушка, и я хотела бы узнать ее поближе.

— Пойдемте, прогуляемся немного, Вайолет, — сказала я. — Мы испытали столько волнений за сегодняшний день, что, кажется, нам уже достаточно.

— Ах, пойдемте! Знаете, Маргарет, я так счастлива, что мы с вами подружились! Я всегда мечтала иметь такую подругу, как вы. И вот мое желание исполнилось!

— Милая Вайолет, вы слишком высоко меня цените. Кто знает, если бы вам было известно обо мне больше… — я не удержалась, и эти слова сами вырвались у меня, так как я почувствовала укоры совести за то, что обманываю эту милую девушку.

— О чем вы говорите? — спросила Вайолет, удивленная моими словами и грустным выражением лица. — Что может быть такого, чего я еще не знаю? У вас такое славное, смелое выражение лица; у вас ничего плохого не может быть на совести. Только я хотела бы…

— Хотели бы что? — перебила я. — Разве вы уже открыли во мне какой-нибудь недостаток? Будьте уверены, что когда вы узнаете меня поближе, то найдете во мне немало недостатков…

— Это нельзя даже назвать недостатком, — нерешительно ответила Вайолет, — но временами между вашими очаровательными бровями появляется маленькая морщинка, как будто вы чем-то озабочены или недовольны.

— И только-то? — рассмеялась я. — Разумеется, я недовольна и, вероятно, всегда буду недовольна этими нашими новыми порядками. Но стоит ли об этом говорить? Давайте потолкуем о чем-нибудь более интересном.

— Конечно, поговорим о другом. Когда вы сможете приехать ко мне? Может быть, в субботу?

Базар должен был продлиться три дня, начиная со среды, и Вайолет предполагала, что в субботу я освобожусь. Я уже хотела пообещать, что приеду, и уже заранее радовалась тому, что проведу хотя бы один день в этом чудном замке, причем наедине с Вайолет, но тут вспомнила, что именно в субботу Джек с Джулией собираются пойти в Гарфилд за подарком нашему отцу. Джек не согласился взять меня с собой, но я предвидела, что этот день для меня не будет спокойным.

— Нет, к сожалению, в субботу я не смогу быть у вас, — ответила я, — у меня есть дела дома.

— А разве нельзя отложить эти дела? Приезжайте к нам в субботу; мама наверняка предложит вам остаться у нас до утра понедельника. Это будет так чудесно! Пожалуйста, Маргарет!..

— Если ваша мама позволит, то я смогу приехать к вам в субботу вечером. Утром же я непременно должна быть дома. Простите, Вайолет, но причину я вам объяснить не могу.

— Так какая же вы мне тогда подруга, — обиделась Вайолет, — у настоящих друзей не должно быть никаких секретов друг от друга. Когда мы с вами договорились о вечной дружбе, я именно так и понимала наши отношения. После того как мы обменялись памятками, я думала, что вы ничего не будете скрывать от меня.

В эту минуту я услышала чей-то смех и увидела, что навстречу нам через луг идут Джулия и Джек. Он держал концы голубой ленточки, на которой висела половинка сломанной монеты.

— Пожалуйста, Джулия, — Джек нарочно говорил очень громко, очевидно, чтобы я услышала, — примите от меня эту ленточку и носите ее как знак памяти обо мне.

Джулия засмеялась и ответила:

— Ну что ж, если вы непременно этого желаете, — и она набросила ленточку себе на шею.

Увидев это, я побледнела, а Вайолет, внимательно следившая за всем происходящим, схватила меня за руку и спросила:

— Что же это такое? Джек дал Джулии совершенно такую же монетку на голубой ленточке, какую вы дали мне!

— Ах, пусть делает, что хочет! — в сердцах воскликнула я. — Он это сделал нарочно, чтобы позлить меня. Мы с ним сломали пополам трехпенсовую монету, половинки надели на голубые ленточки и должны были носить их, не снимая, чтобы они служили напоминанием о заключенном между нами уговоре. Между нами была маленькая тайна. Когда я познакомилась с вами, Вайолет, то отдала вам свою ленточку с кусочком монеты в обмен на вашу цепочку с медальоном. Но когда Джек узнал об этом, то страшно рассердился на меня. А сейчас он отдал свою ленточку, чтобы мне отомстить.

— Может быть, вам не следовало отдавать мне то, что дал вам в знак памяти ваш брат? — спросила Вайолет.

— Теперь уже поздно, дело сделано, — с досадой ответила я, — не будем больше об этом.

Вскоре к нам подошла леди Пенроуз, чтобы позвать Вайолет домой. Она приветливо улыбнулась мне и сказала:

— Вайолет говорит, что вы с ней очень подружились и что она хочет часто видеться с вами. Я всегда очень рада тому, что доставляет ей удовольствие. Но вот что я хотела вам сказать, милая Маргарет: я чрезвычайно требовательна к девушкам, в обществе которых Вайолет проводит время. И скажу вам откровенно, что эти требования очень высоки. Девушка, которая пожелала бы стать другом моей маленькой дочки, должна быть во всех отношениях достойна и безупречна; она должна быть честной, искренней и правдивой. Если она отвечает этим требованиям, если обладает этими главными добродетелями и если моя дорогая, славная Вайолет питает к ней расположение, то такая девушка, будь она бедна или богата, высокого происхождения или нет, встретит с моей стороны самое сердечное отношение. Но, повторяю, главное, чего я требую от подруг Вайолет, — это высокие понятия о чести и безупречность поведения, даже в мелочах.

В то время как леди Пенроуз говорила эти слова, к нам присоединились мои родители, которые вышли, чтобы проводить леди Пенроуз до экипажа.

— О чем это вы рассуждаете, леди Пенроуз? — спросил отец. — Похоже, речь идет о моей дочери?

— Наш разговор действительно касается вашей Маргарет, мистер Гильярд, — ответила леди Пенроуз, — и я вам повторю то, что я только что говорила ей. Моя Вайолет очень подружилась с ней за весьма короткое время их знакомства; хотя ей приходилось и раньше встречаться со многими девушками нашего круга, в том числе и очень милыми, но ни с кем из них она не завязывала дружбы. Недавно она познакомилась с вашей дочерью и сразу почувствовала к ней большую симпатию; то же самое, как я вижу, почувствовала к Вайолет и Маргарет. Но я, надо вам сказать, очень требовательна в отношении выбора друзей для моей дочери. Дружба двух девушек может послужить или к их благу, или же наоборот. Скажу вам откровенно, мистер Гильярд, хоть вы в качестве пастора наверняка позаботились о тщательном воспитании вашей дочери, но если Маргарет не обладает какой-либо из основных добродетелей, которые, по-моему, для юной девушки сводятся к высоким понятиям о чести во всех жизненных вопросах, я не смогу согласиться на то, чтобы она стала подругой моей Вайолет.

Тут вмешалась моя мама:

— Конечно, Маргарет далека от совершенства, — сказала она, — но что касается правдивости и честности, то в этом отношении она безупречна.

Папа, молча выслушавший этот разговор, подошел ко мне и, ласково положив руку на мое плечо, сказал, обращаясь к леди Пенроуз:

— Моя жена верно говорит, что наша Маргарет еще отнюдь не совершенство, у нее, разумеется, есть свои недостатки. Но что касается честности, правдивости и других основных качеств, то я имею счастье заверить вас, что Маргарет еще никогда в своей жизни не сказала мне ни слова неправды. Никогда в жизни она не совершила ни одного низкого или недостойного поступка. Мне приходилось иногда порицать ее вспышки недовольства или упрямства, но краснеть за нее мне еще ни разу не приходилось.

Я почувствовала, что при этих словах отца вся моя кровь как бы застыла; еще минута — и, кажется, мне сделалось бы дурно. Я уже готова была выступить вперед и признаться во всем. Разве я имела право считать себя безупречно честной, правдивой и искренней? Да, я готова была тут же во всем признаться, если бы к нам в это время не подошли Джулия, Адель, Люси и Веда. Джулия сразу заметила мое смущение и спросила:

— Что с вами, Маргарет? У вас какой-то растерянный вид. Вы точно чего-то испугались.

— Пугаться ей нечего, — ответил за меня мой отец. — Я объяснял леди Пенроуз…

— Достаточно об этом, — прервала его леди Пенроуз. — Я чрезвычайно довольна мнением, высказанном о вас вашими отцом и матерью, Маргарет. Поцелуйте же меня, мое дитя! Вайолет, — прибавила она, — Маргарет — правдивая и достойная девушка. Меня очень радует мысль, что вы будете подругами.

Когда леди Пенроуз произнесла эти слова, Джулия посмотрела мне прямо в лицо и глаза ее заблестели.

— Извините, леди Пенроуз, — сказала она, — что я позволяю себе вмешиваться, но мне хотелось бы сказать два слова.

— Что ж, говорите.

— Вы полагаете, что Маргарет может быть хорошим другом для Вайолет?

— Да, полагаю, и даже убеждена в этом. Меня несколько удивляет ваше вмешательство…

— Прошу вас, простите меня. Это, в сущности, пустяки, но все-таки вам не мешает знать. Вы думаете, что Маргарет будет самой лучшей и самой близкой подругой вашей дочери. Но вы ошибаетесь; и вы очень меня обижаете! Маргарет любит меня гораздо больше, чем Вайолет. Не правда ли, Маргарет?

— Да, кажется, вы правы, — едва слышно промолвила я.

— Маргарет! — с упреком воскликнула Вайолет.

— Но это не может помешать нашей дружбе, Вайолет, — сказала я, вглядываясь в ее лицо.

Вероятно, Вайолет прочла в моих глазах что-то утешительное, так как в ответ она улыбнулась.

— Позвольте мне сказать еще кое-что, — продолжала Джулия. — Мне кажется, у меня есть некоторые основания предъявить свои права на те же качества, которые приписываются Маргарет Гильярд. Я никогда в своей жизни не говорила ни слова лжи; я строго придерживаюсь присущих американкам взглядов на честность — взглядов, которые, по-моему, безупречны. Мы не меньше некоторых молодых англичанок дорожим своими понятиями о чести. Сейчас дело в том, что я тоже полюбила Вайолет, и если бы она узнала меня поближе, то, по всей вероятности, и она полюбила бы меня. Следовательно, я не вижу причин, препятствующих и моему сближению с Вайолет. Почему бы и мне не стать ее другом наравне с Маргарет?

— Это уже дело самой Вайолет, и пусть она выскажется сама за себя, — ответила леди Пенроуз, с некоторым недоумением глядя то на разгоряченное лицо Джулии, то на мое — бледное и сконфуженное.

Все это время Вайолет стояла молча. Наконец, понимая, что от нее ждут решения, она с некоторой запинкой произнесла:

— Я буду очень рада иметь вас обеих своими подругами, но это будет главным образом зависеть от Маргарет, так как все-таки она останется моим первым и самым лучшим другом.

— Я согласна, — сказала я, делая над собой большое усилие, — чтобы Джулия тоже была вашей подругой.

— Ну, вот и отлично! — воскликнул папа, довольный тем, что кончился этот не совсем понятный для него и довольно тягостный разговор, и похлопал меня по плечу.

Вайолет больше не появлялась на базаре, который продолжался три дня и завершился полным успехом. Денег было собрано много; папа уверял, что их с избытком хватит на закупку предметов первой необходимости для бедных нашего прихода.

Через два дня наступал день рождения моего отца, и, так как мы всегда праздновали его весьма торжественно, нам предстояло множество различных хлопот. В этот день папа освобождал себя от приходских дел и оставался до вечера в своем домашнем кругу.

Мой подарок для папы был заготовлен уже давно. Это была коллекция закладок для Библии. Я изрядно потрудилась над ними, и они вышли очень удачными. А Джек еще только собирался купить свой подарок и испытывал затруднения с его выбором.

Все последнее время я чувствовала себя беспокойной и несчастной. Я понимала, что нахожусь в полной власти Джулии. Я боялась смотреть ей в глаза и исполняла все, чего бы только ей не вздумалось от меня требовать и как бы эти требования ни были неприятны для меня. Она играла со мной, как кошка с попавшей в ее лапы несчастной мышкой, и я очень опасалась, как бы папа с мамой не заметили, что я сильно изменилась за последнее время. Но все-таки я не решалась избавиться от своих тревог, чистосердечно признавшись в совершенном проступке. Мне казалось, что я скорее готова умереть, чем выдержать взгляд моего отца, который так верил в меня. А Джулия, казалось, читала мои мысли…

Утро субботы было прекрасным, и я спустилась вниз, стараясь, несмотря на угнетенное состояние духа, придать своему лицу веселый, беззаботный вид. Но, как оказалось, мои старания были напрасны: мама, увидев меня, тотчас поняла, что мне не по себе.

— Ты, похоже, утомилась с этим базаром, Маргарет, — сказала она, — ты даже вроде похудела за последние дни, моя девочка!

Папа тоже смотрел на меня заботливым и любящим взглядом, и мне стоило больших усилий удержаться от слез.

Тут в разговор вмешалась Джулия; ей как будто стало жаль меня, и когда мама посоветовала мне до поездки вечером в замок к Вайолет спокойно посидеть дома и отдохнуть в саду, она, к моему удивлению, предложила нечто неожиданное и несомненно приятное для меня.

— Отчего бы Маргарет не велеть запрячь Бобби, — сказала она, — и не прокатить нас с Джеком до Гарфилда, куда мы с ним условились сегодня отправиться? Утро великолепное, и Маргарет не мешает освежиться на воздухе.

На лице Джека появилось недовольное выражение, но Джулия настояла на своем, и я побежала наверх готовиться к прогулке. Я радовалась этой поездке, но была немало озадачена поведением Джулии, настоявшей на моей поездке в Гарфилд.

Спустя недолгое время мы уже катили по аллее по направлению к городку. Я правила Бобби, который, потряхивая пушистой гривой, бежал своей обычной бойкой рысцой. По дороге Джулия вдруг попросила остановиться на минутку.

— Вот хорошее тенистое дерево, — показала она, — остановите, пожалуйста, Бобби вот тут, в тени. Мне надо кое-что сказать вам, прежде чем мы доедем до Гарфилда.

— Ну, что там еще за разговоры, — заворчал Джек. — Ведь нам нужно довольно много времени, чтобы выбрать подарок отцу; я еще до сих пор окончательно не решил, что именно куплю на свой соверен.

Джулия рассмеялась и возразила:

— Не беспокойтесь: с вами американка, а мы не любим долго задумываться над решением каких-либо вопросов. Во всяком случае, нас никак нельзя упрекнуть в нерешительности. Маргарет, остановите же пони, как я просила.

— Дело вот в чем, — продолжала она, когда я исполнила ее желание. — Вы, Джек, как мне кажется, намерены купить подарок вашему отцу на тот соверен, который вам дала Маргарет?

— Да, да, она дала мне этот соверен! — воскликнул Джек. — Но мне ужасно надоели все эти разговоры! Несносные, право, создания эти девушки, все без исключения! Поедем дальше, что нам тут даром терять время.

— Еще минутку, пожалуйста, — настаивала Джулия. — Значит, вы, Маргарет, дали Джеку соверен, чтобы купить на него что-нибудь вашему отцу — человеку замечательно честному и высоконравственному?

— Джулия, вы, кажется, просто сходите с ума! — Джек уже окончательно потерял терпение.

— Сейчас, Джек, мы закончим это дело. Только сделайте одолжение, отдайте этот соверен мне.

— Вам! Да что вы такое выдумали? Этого еще не доставало!

— Пожалуйста, Джек, — не отступала Джулия. — Я полагаю, что и Маргарет вполне одобрит мое предложение. Не спрашивайте, почему я обращаюсь к вам с такой просьбой. Вы можете, если хотите, считать это моей прихотью, но все-таки дайте мне, Джек, тот соверен, который у вас, а я вам взамен дам другой; для вас не будет никакой разницы, а мне вы этим доставите большое удовольствие. Маргарет отлично понимает, почему я хочу сделать этот обмен и, наверное, тоже попросит вас о том же.

— Да, Джек, — попросила я, побледнев от волнения, — сделай то, чего хочет Джулия.

— Ну, хорошо, возьмите этот соверен, и покончим с этим, — и Джек передал мне тот золотой, который я недавно ему вручила.

Получив от меня соверен, Джулия пристально его осмотрела.

— Мне сдается, что в нем как будто нечистая сила, — сказала она. — Нужно сделать на нем особую отметку.

Она вынула маленький перочинный ножик и сделала зазубринку на краю монеты, затем положила ее в свой кошелек, вынула оттуда другой соверен и протянула Джеку.

— Ну, а теперь подгоните Бобби! Поедем скорее в город, — скомандовала она.

После долгих колебаний Джек купил отцу зонтик с серебряной ручкой и очень был доволен своим выбором.

На обратном пути он весело болтал, но когда мы уже подъезжали к дому, вдруг обратился к Джулии с вопросом, который сильно встревожил меня:

— Ах, да, я еще утром хотел спросить у вас, Джулия, что у вас там произошло с каким-то письмом? Адель мне говорила, что вы его не получили. Надо непременно выяснить, не произошло ли это по вине нашей деревенской почтовой конторы.

— Пожалуйста, не будем об этом говорить; я вовсе не хочу, чтобы из-за пропавшего письма поднялся шум, — ответила Джулия.

— Так значит, это правда, что письмо было отправлено, но до вас не дошло? И как же вы хотите оставить это дело? Это просто непонятно. Пропало письмо с чеком на крупную сумму денег, а вы хотите молчать об этом! Если до сих пор еще ничего не предпринято для розыска этого письма, то надо немедленно этим заняться. Этого нельзя так оставлять, это значит — просто потакать воровству. Если вы не хотите говорить со мной об этом деле, то Адель, я уверен, расскажет мне все подробности. А вот, кстати, и она — гуляет неподалеку.

С этими словами Джек быстро выскочил из шарабана и побежал навстречу Адели.

— Постарайтесь доехать до дома как можно скорее, — сказала Джулия с озабоченным видом, — мне надо кое-что передать Адели.

Я не могла понять, каковы были намерения Джулии, но я предположила, что она хочет предостеречь сестру от любых разъяснений по поводу пропавшего письма. Только одно теперь мне было ясно: ей известно все, но пока, до поры до времени, она решила меня пощадить.

Дома я встретилась с Ведой, которая направлялась в сад и предложила мне пойти с ней. Не желая ее огорчать, я согласилась, хотя охотнее осталась бы дома, чтобы подумать обо всем случившемся этим утром.

Веда казалась чем-то озабоченной, но я была так поглощена собственными тревогами, что мне было не до настроения девушки, всегда такой спокойной. Мы сели рядом с ней и некоторое время молчали.

Наконец Веда заговорила о Вайолет Пенроуз — очевидно, с намерением вызвать меня на откровенный разговор о ней.

— Вы с ней очень подружились, — между прочим заметила она.

— Да, Вайолет — мой лучший друг!

— Я знаю, и вот что я хотела вам сказать по поводу этой дружбы: уверены ли вы, что поймете друг друга? Я знаю Вайолет с тех пор, как она была еще совсем ребенком, и очень люблю ее.

— Но Вайолет, наверное, не так уж привязана к вам, — довольно дерзко ответила я, — а то она пригласила бы вас поехать на целый день в замок, а не меня.

— Зачем вы так? — перебила меня Веда. — Не забывайте, что Вайолет моложе меня. Кроме того, она вообще очень часто увлекается…

— Веда, — сказала я уже более спокойным тоном, так как врожденное благородство этой девушки вынуждало обращаться к ней крайне деликатно. — Веда, я знаю, что вы не любите меня…

Веда помолчала немного, а потом ответила:

— Как вам сказать?.. Во всяком случае, простите меня, но я разочаровалась в вас. Вначале мне казалось, что мы подружимся, но…

— Но вы убедились, что между нами нет ничего общего, так? А может быть, вы просто не понимаете меня, Веда.

— Нет, мне кажется, что до известной степени я понимаю вас. Но, по правде говоря, я перестала заниматься вами; сказала бы больше, но боюсь, что это будет вам очень неприятно, Маргарет.

— Нет уж, теперь вы должны высказаться, — настаивала я.

— Ну что ж, скажу: я постепенно пришла к заключению, что и не хотела бы узнать вас ближе.

Я низко склонила голову и вздрогнула, как будто от удара. Слова Веды глубоко огорчили меня.

— Вы поразили меня прямо в сердце, — едва слышно прошептала я.

— Мне, право, очень жаль, что я вас так расстроила, Маргарет, — печально сказала Веда, — но считаю необходимым довести этот разговор до конца. Я обязана это сделать из уважения к семейству Пенроузов, с которым мы, моя мать и я, связаны давними отношениями.

— Так что же, вы думаете, что дружба со мной может повредить Вайолет Пенроуз?

— Пусть уж это будет на вашей ответственности, Маргарет, — ответила Веда, устремив на меня свои большие, ясные глаза и тем самым заставив меня сильно покраснеть. — Я слышала слова, сказанные вам на днях леди Пенроуз, и потому знаю, чего она ожидает от вас — не совершенства, конечно, но чувства долга и правдивости, причем не только на словах, но и на деле. Это, конечно, дело вашей совести — решить, насколько вы отвечаете этим требованиям, но меня почему-то это очень беспокоит.

— Напрасно вы волнуетесь. Сближение со мной не подвергает Вайолет никакой опасности, — и резко оборвав разговор, я направилась к дому.

Там я натолкнулась на Джека.

— Слушай, Мэгги! — воскликнул он. — Тут поднимается какая-то кутерьма!

— По какому поводу? — спросила я, чувствуя, как вся похолодела от страха.

— По поводу того письма с чеками. Адель рассказала мне все, до мельчайших подробностей. Письмо было от их знакомой, миссис Джефферсон; они узнали даже число, когда было отправлено пропавшее письмо, это было как раз перед моим приездом домой. Эта почтенная дама страшно богата и может им высылать сколько угодно денег, но это не значит, что следует потакать ворам.

— Но ведь письма всегда доходят до нас аккуратно, — заметила я, чтобы сказать хоть что-нибудь в ответ.

— Вот это-то и странно. Надо непременно расследовать это дело. Это точно воровство, тут все ясно, как день. Нельзя молчать о подобных вещах! Я сегодня намерен все рассказать отцу. И Адель, и я, мы просто не можем понять, почему Джулия так противится этому. Адель говорит, что ее сестра готова просто замять это дело. Но это же неслыханно! Ужасно подумать, что тут у нас спокойно разгуливает какой-то воришка!

— Да уж, известное дело, что ты всегда был жестоким и безжалостным к другим.

— Что за вздор! Неужели тебя не возмущает воровство? Ну а если бы у тебя украли целых три соверена? Впрочем, что с вами говорить! Пойду к отцу, он иначе отнесется к этому делу.

— Нет, ты не смеешь идти к отцу! — вскричала я, вне себя от гнева, и так сильно схватила его за руки, что он, хотя и был гораздо сильнее меня, на этот раз, однако, не смог вырваться.

— Джулия! Джулия! — закричал Джек. — Идите скорей на выручку! Уймите хоть вы эту фурию!

— Ну, что у вас тут случилось? — спросила подошедшая Джулия. — Вы точно два индейских петуха!

— Он хочет потревожить папу, а я не могу ему этого позволить! — задыхаясь от негодования, кричала я.

— Это все по поводу вашего пропавшего письма, — объяснил Джек. — Тут решительно ничего не понятно. Но я настою на своем и все доведу до сведения отца. Никто не вправе помешать мне действовать по закону. А вы, мисс Мэгги, обязаны объяснить нам свое поведение, не то…

— Прошу тебя, Джек, — начала я прерывающимся от волнения голосом, — прошу тебя хотя бы об одном: не говори отцу ничего до… Пока не пройдет день его рождения!

— Да, Джек, — неожиданно поддержала меня Джулия твердым и решительным тоном, — вы должны обещать нам, что все останется между нами до этого срока.

Джек вынужден был согласиться, но все-таки спросил:

— Нельзя ли мне, по крайней мере, узнать причину ваших требований?

— Причина в том, что ваш отец, как человек хотя в высшей степени справедливый, но и добрейшей души, будет очень огорчен мыслью, что в его приходе таится вор. Не омрачайте его покоя — по крайней мере, до дня его рождения, который он собирается провести в мирном семейном кругу.

— Ну, хорошо, обещаю вам повременить, зато уж потом обязательно сделаю, как решил.

Я оставила Джека в обществе Джулии и убежала в свою комнату; там я заперла дверь на ключ и упала на колени у своей постели. Все кончено! Моя тайна скоро станет известной всем! Я буду уличена в краже письма с чеками, в присвоении чужой собственности… Мой поступок поразит отца прямо в сердце, он лишит мою мать ее обычного спокойного и жизнерадостного настроения. Я навеки потеряю уважение Джека! До других — до соседей и даже наших девушек — мне было мало дела, но мысль об отце, матери и Джеке разрывала мое сердце на части.

«Уж если дело дойдет до худшего, — думала я, — то мне придется просить пощады у Джулии; она защитит меня! Иначе мне остается бежать из дома и никогда больше не возвращаться — только бы мой бедный отец не узнал о моем позоре!»