Когда-то старший брат впервые привел меня на тренировку фехтовальщиков и сказал:

– Представь себе, что ты шахматист, но тебя заставляют на тренировке боксировать. Или, наоборот, ты боксер, но тебе говорят: ринг в ближайшие десять минут занят, сыграй блиц-партию в шахматы. В фехтовании слились лучшие качества шахмат и бокса. Это поединок. Поединок помножен на интеллектуальное напряжение. Позиционная борьба, комбинаторика острейшая, и при этом тебя не бьют по голове и по печени.

С тех пор Марк давал мне уроки трижды, но в двух случаях они кончались тут же, а в одном – через шесть минут. В двух случаях из трех он, усадив меня в шестую фехтовальную позицию, мгновенным вывинчивающим движением вырывал у меня рапиру из пальцев.

Тут я сделаю небольшое техническое пояснение, тем более уместное в книге о фехтовальщике.

Подчеркиваю: фехтование – сложный тактико-технический вид спорта.

Чемпион мира по рапире Сергей Городецкий пишет в своей книге «Фехтование – моя жизнь», что французская хватка ручки должна быть началом овладения искусством поединка на холодном виде оружия. Это касается рапиры и шпаги. Добавлю: французской называется чуть изогнутая, чтобы удобней было ладони, почти прямая ручка. Ее достоинства одновременно являются ее недостатком.

Достоинства: французская ручка рапиры и, соответственно, французская хватка дают возможность тонко работать пальцами. Ручка рапиры или шпаги сжата сверху вашим большим и снизу – указательным и средним пальцами. Остальные пальцы и ладонь лишь слегка поддерживают оружие снизу. Именно на указательный, большой и средний пальцы приходится основная работа. Поединок, который корректируется главным образом тремя пальцами, побуждает фехтовальщика к виртуозности управления клинком.

Однако если вы держите рапиру или шпагу тремя пальцами, а остальные и ладонь ее только придерживают, у вас легко выбить клинок из руки.

Другое дело – оружие с ручкой в виде пистолета, в который вы вкладываете всю кисть. В этом случае холодное оружие становится более «горячим» – рапиру или шпагу выкрутить или выбить из руки фехтовальщика много сложнее. Поединок становится менее тонким, теряет в изощренности, но становится более атлетическим.

Два раза я держал в руке перед Марком французскую рапиру, мгновенно вылетавшую у меня из руки. На последнем из трех данных мне уроков Марк батманом, то есть ударом сильной части своего клинка по слабой части моей рапиры, выбил ее у меня, хотя в моей руке было оружие с пистолетной ручкой. То ли я слабо держал, то ли он сильно и резко ударил.

Так или иначе, он учил фехтовальному искусству жестко.

Выбил и прибавил:

– Сопляки в спорте не нужны. Тем более в фехтовании. И еще меньше нужны в нашей жизни.

Почему все-таки Марк не хотел дать мне больше уроков? Может, считал, что фехтование для меня развлечение, а не работа? Однажды он прямо так и сказал: «Бывает, что потрясающие по своим данным фехтовальщики выступают ради развлечения. Это меня всегда удивляет. Как можно таким серьезным делом заниматься играя!»

В то время Марк был действующим спортсменом. Он еще не готов был тренировать. Ведь тренер позволяет себя колоть.

Как пишет Голубицкий о тренерской работе: «Вместо того чтобы брать уроки, приходилось их давать. Вместо того чтобы самому колоть, приходилось позволять ученикам колоть меня».

Эдоардо Манджаротти, шестикратный чемпион Олимпийских игр, тринадцатикратный чемпион мира, самый знаменитый в ХХ веке фехтовальщик Италии, уходя из спорта, говорил: «Жизнь фехтовальщика состоит из того, что в начале и в конце ее он – мишень для уколов рапирой и шпагой и ударов саблей. В начале потому, что он новичок и не может толком защититься от партнеров и от тренера, на пике карьеры он колет других. После ухода из действующих спортсменов он становится в качестве тренера живой мишенью для учеников. Когда нужно перестроиться после получения уколов, частого в особенности у начинающих, эта перестройка легка и солнечна. А вот начать специально подставлять грудь под удары и уколы не физически (на тренере толстая защитная куртка), но психологически не для всех и не всегда приятно».

Это принципиально отличает тренера от действующего спортсмена.

Марку пришлось строить новую для него систему отношений со своей новой работой. Но он сумел перенести в тренерскую деятельность то, что подходило, как считал Марк, и бойцу, и тренеру.

Старший сын Саша вспоминает:

– Отец брал с собой пару своих учеников и меня, давал уроки. Благодаря этим урокам, я стал мастером спорта и членом сборной команды Москвы. Тренировался я с полной отдачей, как профессионал: у него невозможно превратить фехтование в развлечение. Но я сказал отцу, что быть тренером после спортивной карьеры я не хочу. Он ответил: «Не бросай фехтование. При любом стечении обстоятельств у тебя всегда будет кусок хлеба. Я в твоем возрасте, в двенадцать лет, уже зарабатывал фехтованием на жизнь. Знаешь такую игру «Делай сам»? Вот и играй в эту игру».

Во время того единственного урока на рапире, который дал мне старший брат, он предупредил меня, что понимание этого вида спорта совсем не то же самое, что восприятие чего-то «благородного и красивого». Оно, конечно же, красиво, но «даже не жди, что ты поймешь этот вид спорта сейчас или в ближайшие недели. Тем более не жди в эти недели удовольствия от тренировок. Полное взрывное осознание того, что тебе принесет поединок на клинках, и радость этого поединка придут или не придут самое меньшее месяца через два. Но полностью заберет тебя фехтование, когда ты будешь читать противника, как захватывающую книгу».

Итак, что в фехтовании подходит и бойцу, и тренеру? Читать партнера (будь то противника или ученика), как открытую книгу. Не ограничиваться поверхностным пониманием этого вида спорта, идти в глубину, в фехтовании это очень глубокая глубина. Я вспоминаю, как Марк однажды сказал мне: «Фехтование – это серьезное дело. Глубокое. Конечно, можно и на поверхности вполне удачно ловить рыбу. Но тому, кто проник в глубину, мало поверхности». Наконец, он учил относиться к фехтованию, как к пожизненной возможности заработать кусок хлеба.

И это все, что извлек Марк из огромного своего бойцовского опыта для тренерской работы? Нет, конечно. Что еще – это видно из наблюдений за Марком его Учителя, тренера тренеров Виталия Андреевича Аркадьева. И коллег Марка по оружию. Аркадьев считал, что «Марк перенес из бойцовской деятельности в практику тренерской работы свою энергетику и увлеченность фехтованием. Я предвидел, что Марк будет хорошим тренером, судя по его отношению к своим тренировкам и выступлениям».

Как сам Марк отвечает на вопрос, насколько проблемным для него был переход из бойцов в тренеры?

Фрагмент из интервью с Марком известного спортивного журналиста:

КОРРЕСПОНДЕНТ: Будучи спортсменом, вы чувствовали в себе тренерскую жилку?

МАРК: Все не так однозначно. Однако главное то, что я не мыслил себя вне фехтования. В свободное время думал о фехтовании, писал о нем. В промежутках между тренировками говорил и спорил только о моем любимом виде спорта. Идти по организационно-карьерной линии мне было не интересно. Еще выступая, я пробовал тренировать. Так что переход на тренерскую стезю прошел гладко.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Вы тренировали и мужчин, и женщин. Есть разница?

МАРК: У женщин все иное – психология, ход мыслей. На первых порах я этого не понимал. Считал, что их надо тренировать, как мужчин. Порой раздражался, что не получается, ругал подопечных. Видимо, хотел от них того, что было не в их силах. Женщина более интуитивна, зато аналитическое мышление у мужчин развито сильнее… В целом же, думаю, тренер должен уметь апеллировать к сильным сторонам спортсмена. И даже недостатки его не изживать. А работать над ними до такой степени, чтобы они превращались в достоинства.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Ваша наиболее значительная тренерская победа?

МАРК: Долго перечислять придется. Я начал работать тренером в конце шестьдесят восьмого года, а уже в семидесятом мой Валера Лукьянченко попал в сборную и стал чемпионом мира в команде. Затем уже Володя Денисов стал чемпионом – тоже в команде. Тогда-то и появилась идея назначить меня старшим тренером сборной. Это произошло на пороге семьдесят второго года, и с тех пор – с небольшими перерывами – я старший тренер сборной команды по рапире.

Интересная деталь: начиная с семидесятого и по сегодняшний день я каждый год готовлю в сборную от одного до четырех своих личных учеников. Многие из них стали чемпионами мира в команде. А вот личного чемпиона все не было. И, наконец, в девяносто пятом году этот титул завоевал Дима Шевченко, с которым я проработал пятнадцать лет.

КОРРЕСПОНДЕНТ: А на следующий год команда рапиристов выиграла Олимпиаду в Атланте.

МАРК: Среди четверки, которая поехала на Игры-96, были три моих личных ученика – Мамедов, Ибрагимов, Шевченко. Четвертый – Павлович – был учеником Юры Лыкова, которого я же и воспитал.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Ну а что же произошло в Сиднее, где российские рапиристы провалились, заняв лишь восьмое место в командных соревнованиях? Вы можете это объяснить как тренер?

МАРК: Перед соревнованиями я всё сделал, и команда была готова. Но на этот раз, перед Сиднеем, мне помешали.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Кто?

МАРК: На заключительном этапе подготовки президент Федерации Юрий Бычков снял меня – главного тренера – с двух последних выездов команды, что не могло в дальнейшем не сказаться. Но это не всё. Вопреки плану – да и здравому смыслу – последний сбор пришлось проводить не на базе, в Нахабино, где мы тренировались два последних года, а в Новогорске. Новогорская база была в те дни переполнена. Нам обещали, что в зале будут тренироваться только мужская и женская команды рапиристов, а там еще оказались батутисты и мужская сборная волейболистов. Из-за перенаселенности ребят размещали по трое в комнате. Плюс работали без врача. Словом, заключительный этап подготовки к Олимпиаде был скомкан – по вине руководства федерации.

Вспоминает Давид Тышлер:

– При психологии прирожденного бойца Марк обладал еще и тягой к активному вмешательству в свое собственное будущее. Он внутренне готовил себя к переходу на тренерскую работу. Поэтому, когда ему отчетливо дали понять, что пора – тридцать семь лет, – слез и обмороков не было. Работа есть, должность есть, деньги есть. Теперь надо было найти талантливых учеников.

АВТОР: Как проявлялся характер Марка в отыскании учеников?

Д. ТЫШЛЕР: Приведу пример. Вот Марк выбирает своим учеником Володю Денисова, который в это время является почти инвалидом…

АВТОР: Инвалидом в переносном смысле?

Д. ТЫШЛЕР: Нет, в прямом – вдавленное плечо. Проблема с грудной клеткой… Я говорю: «Что ты взял такую задачу? А если что с человеком случится?! Врачи не разрешают. Другого не мог? А Марк мне: «Если что с Денисовым случится, я буду отвечать. У Володи характер бойца. И обучаемый здорово. Денисов за полтора месяца регулярных нормальных тренировок переместился по итогам своих боев с двадцатого места на шестое. За один сбор. Так стоит попробовать?»

Попробовал. И Денисов стал в 1972 году чемпионом СССР. В том же году он завоевал серебро на Олимпийских играх в командном первенстве по фехтованию на рапирах. И еще через короткое время стал в команде двукратным чемпионом мира 1973 и 1974 годов по фехтованию на рапире.

То есть что я хотел сказать? Что Марк подбирал учеников, видя заложенные в определенного человека возможности, неочевидные для меня.

Проницательность Марка подтверждает и Елена Гришина.

Чтобы на тех, с кем он работал, был знак качества, «Марк Петрович, можно сказать, волшебно отбирал себе в ученики. Не только по результатам».

«Однажды, – вспоминает Гришина, – он, сидя со мной на трибуне и наблюдая юных фехтовальщиц, сказал: «Вот девочка способная: стопа длинная, нога длинная, высокий подъем и тоненькая щиколотка, воздушная. Вся девочка узкая и легкая, как лань. Это то, что нужно для фехтования».

Я бы сказала, удивительная целевая зоркость. Он провидел вряд ли известные большинству тренеров возможности учеников».

* * *

В целом отношение Марка к различным сторонам тренерской работы ясно из приведенного ниже интервью.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Будучи капитаном «великолепной четверки», вы фактически были и бойцом, и примером, то есть в этом смысле в какой-то мере тренером для своих коллег по команде. Сейчас, когда вы только тренер, считаете ли вы, что лучше было бы совмещать эту работу с бойцовской практикой?

МАРК: Нет. Надо принять четкое решение. Или – или. Готовить спортсменов на уровне чемпионов страны и мира и самому выступать на таком уровне практически – при современном развитии большого спорта – невозможно. А делать посредственно и то, и другое – нет смысла.

Ученикам от тренера нужно системное знание, а создание системы подготовки мировых чемпионов требует от тренера полной отдачи. Система – это не то, чем можно эффективно заниматься в промежутках между другими занятиями.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Чтобы создать систему, надо быть Менделеевым или Дарвином.

МАРК: Я не спорю. Я лишь сделал попытку.

КОРРЕСПОНДЕНТ: В чем суть этой системы? Обычный спортсмен способен это понять? Или для этого надо быть гениальным?

МАРК: Концепция создана для нормальных спортсменов. Таких звезд, как Паша Колобков в шпаге, Саша Романьков в мужской рапире или Лена Белова в рапире женской, Господь коснулся перстом. Им дай разрозненные элементы тренировки, они сами их гениально интегрируют. А остальным нужна система подготовки. Не набор разрозненных приемов, а система – определенное сочетание технической, тактической и психологической подготовки рапириста. Объяснять конкретику не буду… Системный подход дал возможность ежегодно, начиная с 1970 года, подготавливать членов основного состава рапирной команды страны. В том числе Олимпийских чемпионов и чемпионов мира.

КОРРЕСПОНДЕНТ: У вас секретов не уворовывали?

МАРК: Вот, смотрите, есть тарасовская система подготовки хоккеистов высокого класса. Всё открыто, все видели, как он работал, многие у него тренировались, а хоккей сегодня чахнет. В любом пироге есть, помимо рецепта, искусство кулинара. У композитора семь нот. А у художника семь основных цветов, но может получиться какофония или шедевр. Даже по системе.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Вся наша система состояла, насколько я понимаю, в старом анекдоте, по которому, чтобы чай был лучше, заварки надо класть побольше. Наши спортсмены тренировались – и продолжают в том же духе – больше спортсменов других стран. При тренировках пять дней в неделю по два раза в день плюс турниры по субботам и воскресеньям – можно и зайца на барабане научить…

МАРК: Объем и интенсивность тренировки доведены до разумного предела. За счет чего же идти к более высокому результату? Да за счет предвидения тенденций развития мирового фехтования и принятия опережающих мер.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Что вы имеете в виду?

МАРК: Надо постоянно быть впереди конкурентов хотя бы на один шаг, прежде всего в технико-тактическом и психологическом плане. Течение жизни таково, что, двигаясь в общем потоке, мы будем объективно стоять на месте. А в нашем королевстве, как сказала Алиса, «чтобы стоять на месте, нужно бежать вперед».

КОРРЕСПОНДЕНТ: У вас на этом бегу дыхание не перехватывает? Вообще, в этой лодке жизни вы как себя ощущаете? Не задыхаетесь? От такой быстроты?

МАРК: Я в этой лодке не задыхаюсь. Не задыхаюсь ни от страха, ни от скорости. Потому что я не пассажир. Я – гребец.

* * *

Один из тренеров, кому Марк позволял делать записи на индивидуальных уроках, которые Мидлер давал своим ученикам (этот человек просил его не называть), передал мне после кончины моего брата «Блокнот наблюдений за Марком и его высказываний».

«3 ноября 1987 года. Марк разговаривает с учеником тихо. Вот те из его слов, которые я смог услышать и разобрать:

– Каждый человек получает в жизни набор инструментов для работы над собой. У одного главный инструмент – сила. У другого – мудрость. У третьего – ловкость. У четвертого – хитрость. Жизнь устроена для работы человека над собой, чтобы человек изменил себя изнутри. Эта работа идет на всех уровнях – физическом, эмоциональном, интеллектуальном. В конечном счете, это духовная работа… И первая сложность в ней – определить, что в тебе временное. А что – постоянное. Что ты можешь изменить. Что ты должен изменить. Должен самому себе. Что не нужно и невозможно менять. Потому что корни не выдергивать надо, а приспособить их к требованиям жизни.

– Корни… приспособить… – говорит ученик. – Например?

– Представь, что с твоим ростом метр семьдесят пять ты дерешься с противником, у которого рост метр девяносто. Любой тренер скажет тебе, что нужно в бою с таким соперником сокращать дистанцию и входить в ближний бой. Некоторое мое отличие, может быть, состоит в том, что я предложу тебе арсенал возможностей сокращения дистанции для ближнего боя, в котором быть относительно невысоким и сравнительно не длинноруким из недостатка превращается в достоинство. Надо уметь пользоваться в бою своими как сильными, так и слабыми сторонами. Многие пытаются компенсировать слабые и проигрышные свои стороны сильными и выигрышными. Я учу преобразовывать то, что считается слабым и проигрышным, – в сильное и выигрышное. Учу, признаюсь, иногда оказывая сильное давление… В прошлом некоторыми из моих партнеров по команде переплавка проигрышного в выигрышное под давлением довольно тяжело переносилась. Сейчас она мучительна для некоторых моих учеников».

Теперь мнение автора, основанное на беседах с коллегами по команде и с учениками Марка, а также на многолетних наблюдениях тренировок моего брата и турниров с его участием. Партнеров по команде и учеников он заставлял перешагивать через самих себя. И выкапывать в самих себе сверхсилы. Этому – ничему иному – служили его провокации и ирония в адрес ученика и в адрес партнера по команде, порой доходящая до черты, за которой ирония превращается в оскорбление и вызывает у подопечного и у коллеги справедливую обиду, переходящую в ярость и сгущающуюся в ненависть. Он накачивал их адреналином, насильно толкая их к победе. Я думаю, что некоторые из его учеников стали чемпионами в том числе и – в какой-то мере – «от злости» на Мидлера. Или, скажем так, в ярости на него. Во время соревнований он постоянно подходил к фехтовальной дорожке и отчетливо шептал руководящие указания. Этого никогда не делал тренер самого Мидлера Виталий Андреевич Аркадьев.

Аркадьев тихонько сидел, как правило, в дальнем углу на трибуне, а в особо напряженные моменты боя уходил из зала, чтобы не видеть кульминацию поединка. Разумно берег нервы. Себе и бойцу.

Мидлер, напротив, быть может, не менее разумно, все время оставался в нескольких шагах от боя или на расстоянии вытянутой руки. Запомнился случай, когда, в конце концов, один из учеников Марка, ставший в скором времени чемпионом мира по рапире, несколько раз в коротких перерывах между фазами фехтовального боя шипел тренеру в ответ на его подсказки: «Марк Петрович, отстаньте, наконец!» При последней подсказке ученик, сдернув с лица маску, обратился в отчаянии к судье, воскликнув: «Да уберите от меня этого Мидлера!»

И что? А ничего. Мидлер продолжал работать.

Однажды он мне признался: «Я им всем прилично надоел».

При этом он говорил: «Тренер не может научить ученика. Тренер может помочь только тому, кто хочет учиться. А не хочешь – пошел вон!»

Такая установка была для моего брата не менее болезненна, чем для его подопечных. Слишком много труда и надежд он вкладывал в каждого из них.

Ситуацию, при которой с учеником «не срослось», брат воспринимал как свое личное поражение. Как сказала мне жена Марка, «больше всего в жизни Марк любил своих учеников».

– Больше своих сыновей? – спросил я.

Она сказала без всякого колебания:

– Как сыновей.

– Это нормально? Правильно с точки зрения жены – для тебя, Люся, детей, семьи? – спросил я.

Она ответила, отвернувшись:

– Поинтересуйся у Марка.

Я поинтересовался. Он ответил:

– Ученики? И не говори мне об этой компании засранцев!

* * *

Лена Гришина, на интервью которой с Марком я уже не раз ссылался, сказала мне:

– Он сам мне признался: «Я достал всех». Марк Петрович мастерски находил поводы для того, чтобы насмеяться, обидеть, поиздеваться и оскорбить. Но я решительно утверждаю, что Марк – хороший человек. Он мог бы сказать: «Оскорбляю, смеюсь над тобой. Но не над тобой издеваюсь. Над твоей ленью. Над твоей трусостью. Над всем тем, что мешает тебе стать чемпионом».

Со времени, когда Марк стал капитаном сборной команды страны, и до последнего дня его тренерской работы он находился среди соратников по команде и среди учеников, которых (и тех, и других) было бы верно назвать «оскорбленные и униженные чемпионы». Они ведь и после того, как поднимались на пьедестал, бывало, оставались для него «тупицами».

Лена Гришина сказала как-то мне еще более определенно:

– Ты, скажем, уже чемпион мира, а Марк Петрович говорит: «Ты – полное говно!» Вот и рассуди, кто ты на самом деле! Настоящий педагог! – заключила Гришина.

– Лена, если Марк Петрович так шутил, то это неудачная шутка, – сказал я, – вряд ли такое можно поставить ему в заслугу. Тем более что он не из грязи выводил в князи, а изначально имел дело с успешными фехтовальщиками.

– Все зависит от уровня амбиций, – пояснила Гришина. – У Марка Петровича они были очень высоки.

– Я говорил с несколькими людьми и с самим Марком о тренерах, которые получают дивиденды с чужого труда…

– Марк Петрович не отрицал, что он «шлифовщик», – сказала Гришина, – как он сам говорил, «доводчик»… В фехтовании есть категория тренеров, которые берут подростков и начинают учить. Ученик растет, и растет его мастерство. И так до восхождения в чемпионы. Это один тип тренера. Требовать от олимпийского чемпиона, чтобы он «делал» олимпийских же чемпионов из новичков, все равно, что требовать от учителя начальной школы, чтобы он превращал обыкновенного первоклассника в выпускника МГУ. Когда речь идет не о физкультуре при помощи рапиры, шпаги или сабли, а о профессиональном спортивном фехтовании, распространена традиция перехода ученика от тренера первоначального уровня к тренеру, который доводит уже состоявшегося молодого мастера до масштаба гроссмейстера. Такой тренер отсматривает среди юных, скажем, чемпионов спортивного общества или чемпионов города наиболее перспективных с точки зрения этого супертренера и поднимает уровень их фехтования до высокого искусства. Говоря конкретно – до калибра чемпиона мира и Олимпийских игр… Марк Петрович относил себя к этой последней категории тренеров. Его и самого вначале поднимала из новичков до титула чемпиона Москвы и чемпиона «Динамо» Раиса Ивановна Чернышева. Она порекомендовала Марка как перспективного бойца Виталию Андреевичу Аркадьеву. И Марк завоевал свои звания самого высокого ранга, будучи учеником Аркадьева как супертренера.

* * *

Так как обвинение в том, что «Мидлер специализируется на уводе талантливой молодежи от других тренеров», преследовало Марка многие годы, важно знать, что он об этом думает. И я нашел интервью, где брат говорит корреспонденту без обиняков:

«Меня называют за спиной «сливкосниматель». Объясняю: брал, беру и буду брать, пусть на меня никто не обижается, «полуфабрикаты». То есть спортсменов, которые уже проявились, что-то показали на своем уровне, но не более того. Я их брал, многих переучивал и потом уже, что называется, доводил до ума. Про меня так и говорили: «Это не тренер, это – «шлифовщик». Черновую работу оставляет нам, а сам стрижет купоны. Не столько ведет ученика, сколько доходит с ним последние несколько шагов до финиша и получает вместе с чужим учеником награду. Он не более чем «доводчик».

Согласен с тем, что я «доводчик». Поясню смысл, который я вкладываю в эту роль.

Группа альпинистов идет в экспедицию. Их вещи, снаряжение до подножия горы несут проводники-шерпы. Шерпы делают свою тяжелую работу, они получают за это свою плату, и большое им спасибо. Но вот когда альпинисты идут на штурм вершины, тут им шерпы не помогут, тут нужны профессионалы, которые разбираются во всех тонкостях, опасностях подъема на пик, взятия самой вершины и которые помогут совершить финальное восхождение, а потом еще и спуститься обратно живыми и невредимыми.

Каждый, я считаю, должен заниматься своим делом. Об этом еще профессор Преображенский говорил в «Собачьем сердце»: «…Я за разделение труда. В «Большом» пусть поют, а я буду оперировать».

Тот же самый Виталий Андреевич Аркадьев и с человеческой, и с профессиональной точки зрения называл это нерациональной тратой времени. Все равно что – нужен тебе академик, так пусть человек сначала рабочим побудет, потом разнорабочим, доучится до инженера и т. д. Это ж сколько времени пройдет, пока он академиком станет, и станет ли? Если бы я сажал детей в их первые фехтовальные стойки, у меня бы не выросло столько олимпийских чемпионов и чемпионов мира».

* * *

Подробности перехода к супертренеру и особенности работы с Марком рассказал мне ученик Марка, чемпион мира в личных соревнованиях по рапире, заслуженный мастер спорта Дмитрий Шевченко.

– Дмитрий Степанович, – спросил я, – Мидлер говорил, что он – «шлифовщик». Берет алмаз и превращает его в бриллиант. Войти в число его учеников было для вас проблемой?

– Не знаю… Не в случае со мной. Когда я заканчивал учебу в спортивном интернате, я в принципе остался без тренера. Мне было семнадцать лет. Первый мой наставник, Геннадий Иванович Мякотных, осознавал, что уровень определенный, тот, что он мог дать, он дал. Алла Семеновна Тимошенко, второй мой наставник, работала в интернате не только тренером, но и преподавателем. Достаточного времени отводить мне она не могла. И вот в 1985 году я попадаю на сбор сборной СССР. Команда готовилась к международному турниру соцстран по фехтованию. Меня взяли на сбор ни за какие-то особенные заслуги, а потому, что был москвичом (я даже не входил в число кандидатов в сборную). Но в то время была широко распространена пословица: «Не родись счастливым, а родись в Москве». Своего тренера на сборе у меня не было. Мне в доступной форме объяснили, что я буду пушечным мясом для серьезных фехтовальщиков, так сказать, движущейся мишенью. Тем не менее, будучи на сборе, я мог даже стать участником соревнований, если кто-то из иностранцев не приедет. Так сказать, для количества. Это был шанс… Так и получилось. Кто-то не доехал, меня поставили, и я стал третьим призером на этом турнире. Практически сразу же Марк Петрович подошел ко мне и предложил сотрудничество. Мы начали с ним работать.

– И это не вызвало никаких вопросов у Мякотных и Тимошенко? – спросил я. – Бывшие тренеры не досадовали, что Мидлер увел чужого бойца, на которого они потратили годы? Марк сам мне говорил: вот растишь, растишь ученика, а его потом уводят.

– Я так скажу: Мидлер для сборной страны по рапире, для спортсменов и для тренеров лидер высшей лиги, гранд. Попасть к нему – необыкновенная удача для фехтовальщика. Это понимали спортсмены и, тем более, это осознавали тренеры.

(Это же подтвердила в беседе со мной Елена Гришина: «При том, что к Марку Петровичу попасть в подопечные было крайнее сложно, но в случаях, когда это удавалось, ученик становился чемпионом страны, мира или олимпийским чемпионом». – А. М.)

Но вернусь к беседе с Дмитрием Шевченко.

– Попасть в подопечные к Мидлеру было тем большей удачей, что он не гнался за количеством учеников. Он давал тогда в день в среднем пять уроков. А так как Мидлер – профессионал, то тренировать абы как он не умел. Работал беспощадно. Ни мне не давал поблажки, ни себе. Ни в темпе урока, ни в интенсивности, ни в продолжительности, ни в психологической напряженности. При такой работе много учеников не бывает. Штучная работа.

В поединке можно добиться победы, в конце концов, за счет физических данных, где-то хитростью, где-то техникой. Марк Петрович выращивал бойца универсального, но с акцентом на, так сказать, именную изюминку, заложенную в каждом. И культивировал ее.

Урок не был набиванием приемов, дрессировкой. Мы постоянно обсуждали – каждый со своей особенной точкой зрения – конкретные боевые ситуации: как в этой ситуации поступить. «В поединке, – говорил он, – нет неразрешимых проблем, есть неправильные решения». И поэтому он все время заставлял напряженно размышлять. Сначала в уроке, а потом в реальном бою – размышлять и учиться. Причем и в общетактическом плане, и конкретно – направленно к победе над вполне определенным противником. Например, спрашивал: «Ну, кого ты в первую очередь особенно хочешь победить? Ага, Романькова? Еще бы!» Александр Романьков – чемпион Олимпийских игр по рапире в командном первенстве 1988 года и пятикратный чемпион мира в личном первенстве в 1974, 1977, 1979, 1982 и 1983 годах. Романькова в фехтовальном мире назвали «Царь фехтования». За спортивные достижения он попал в «Книгу рекордов Гиннеса». «Ну, что же, – говорил Марк Петрович, – Романьков так Романьков», и предлагал тактическую схему фехтования против Романькова. Абсолютно конкретно.

Когда нужно было овладеть каким-то приемом, Марк Петрович вместе с учеником выбирал того фехтовальщика в стране и в мире, кто лучше всех исполнял этот прием. «Старайся сделать, как он. Представь себе его. Будь в его образе. Сделай так же, но постарайся сделать чуть лучше». И повторял известные слова Ньютона: «Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов». И Марк Петрович раз от разу повторял: «Стойте на плечах гигантов – не лежите на плечах карликов!» И мы сознательно шли на заимствования у самых опасных для нас бойцов, на улучшение самых результативных приемов и выработку контрдействий.

Марк Петрович говорил: «Для того чтобы победить, нужно уметь всё, что умеет противник, плюс немного того, в чем он не силен». Вот мы и брали лучшее у соперников. Отечественная школа поединка на дуэльном холодном оружии на том и строилась – рапире и шпаге учились у итальянцев, французов и венгров, сабле – у венгров и поляков. И приемы даже называли именами европейских фехтовальщиков.

Например, я высокого роста, и у меня были проблемы всегда с фехтовальщиками низкорослыми: они очень быстрые, опережали меня в скорости, успевали под меня подныривать, и очень проблематично мне было в первое время в них попадать. И был такой французик Виард. Он до сих пор ездит на международные турниры, теперь уже в роли судьи. А тогда, в девяностые годы, мы с Марком Петровичем после долгих мытарств и экспериментов противоядие против француза выработали и назвали этот контрприем «виард». И закрыли проблему. Недавно я видел Виарда…

Марк Петрович был третьим моим тренером. Первый – Геннадий Мякотных – приучал меня к приоритету в фехтовании командных общих целей над личными интересами – выше всего ценить правило «один за всех и все за одного». Второй мой тренер в жизни, это когда я уже учился в спортивном интернате, – Алла Тимошенко – учила меня принимать как руководство к действию то, что, ее словами, «трудолюбие выше таланта».

Марк Петрович обучил меня тактике ведения боя, как строить схватку, как получать удовольствие от поединка. Так что я ему очень благодарен за то, что он с определенного уровня (это несколько нескромно, зато правда) поднял меня на высший этаж мастерства.

* * *

Из интервью Елены Гришиной с Марком:

Е. ГРИШИНА: Начиная с какого уровня спортивных успехов можно было надеяться попасть к вам в ученики?

М. МИДЛЕР: Пусть на уровне секции, на первенстве «Буревестника» или МГС «Динамо» фехтовальщик занимает где-то третье место, второе, где-то первое. Надо убедиться в том, что его не все бьют, он – не мешок…

Е. ГРИШИНА: Но «не мешков» много. Вы же не всех брали…

М. МИДЛЕР: Мой принцип был такой: отсматривал «полуфабрикаты». Они имели своих «родных» тренеров, у кого они начинали. Нередко тренеры не делали секрета из того, что считают Мидлера колючим и пакостным. Это – во-первых. Во-вторых, Мидлер заберет, а премия дается тренеру, который слепил чемпиона, – как это Мидлеру отдать, когда в корне есть свой первый учитель!.. Но некоторые тренеры хотели своим ученикам добра. Вот Вилявин Валерка в Горьком, он сказал: «Забери Володю, если хочешь с ним работать. Я не претендую».

Е. ГРИШИНА: А Володя – это какой?

М. МИДЛЕР: Денисов. Его моя жена звала – Боннский лев. Он первый из наших выиграл крупнейший международный турнир – «Боннский лев». Вот его приз стоит, он мне подарил. Лев в синюю клетку…

Е. ГРИШИНА: Да-да, вижу.

М. МИДЛЕР: Вот, а это за Будапешт. Фарфоровый. Вот, Люся его звала «Боннский лев». Такой невоспитанный мальчик, можно принять за шпану. Его брать никуда не хотели. Я его взял. У него грудь была впалая, вот такая вот. Сразу сказали: да он не выдержит соревнований, он больной, его обследовать надо у врача. Я говорю: «Ладно, я беру». А вижу, он такой хитренький. Хитренький был. Я его взял. Вилявин отказался.

Е. ГРИШИНА: То есть вы таких хитреньких брали?

М. МИДЛЕР: Нет, я брал из приглянувшихся мне тех, которых уступали тренеры. Или тех, кто на момент нашего с ним знакомства фактически не имел своего тренера… Я приехал в Подольск на сбор – Олег Глазов был тогда старшим тренером по юниорам. Вижу – они работают. Ко мне Глаз подошел, говорит: «Петрович, ну, что, у меня тренеров нет никого. У тебя есть здесь твой ученик, все равно ты приезжаешь. Возьми еще учеником одного кого-то». Я говорю: «Ну, ладно, возьму кого-нибудь. Только одно условие, чтобы у него не было родного тренера. Беру беспризорного».

Е. ГРИШИНА: (смеется).

М. МИДЛЕР: «А вот, – говорит Глаз, – вот Шевченко. Смотри, – говорит, – длинный. Чувствует дистанцию. Когда его уже почти колют, действует в последний момент…»

Я различаю в уколе две фазы. Укол, как снаряд, сначала долетает и только затем взрывается. Сначала полет, траектория – он хорошо чувствовал доставку клинка… И – укол. И когда его атаковали, он в последний момент… Дай руку (показывает) – в последний момент, вот буквально два сантиметра оставалось отсюда, он выхватывал…

Е. ГРИШИНА: Снимал.

М. МИДЛЕР: Снимал. Да. И колол. И ничего. И навстречу с отходом. Рука длинная – при его-то росте. Вот это его репертуар был. Но психика такая… Упертый… Терпит, терпит до поры… Я имею в виду не только фехтование. А в фехтовании он мог ходить по дорожке сто лет, что-то там выхаживать, никогда сломя голову не бросался и, конечно, отлично пользовался своими физическими данными.

Отработал я с Шевченко в нагруднике каждый день пятнадцать лет. Готовил его ко всем соревнованиям. Все, что он выиграл, – это «из-под меня». А он со мной даже не здоровается. Я – враг. Вот так и родители многим детям видятся врагами, поскольку ругают… Я требовал все время, добивался чего-то, заставлял. Стаса Позднякова не надо заставлять, потому что он сам изнутри такой – боец. А Шевченко надо было побуждать.

Е. ГРИШИНА: А Анвар Ибрагимов?

М. МИДЛЕР: Он выступал за «Локомотив». Тренером там был Меламед. И мне Меламед сказал: «У меня такой мальчик есть! Приглядись. Особенный». Я говорю: «Ну, давай». Анвар интересный: рост у него мой, сто семьдесят восемь, а растянутый такой, что, шаг вперед, выпад делает – аж до конца дорожки… До Меламеда тренером Анвара был Аюпов из Уфы. Тот в основном ставил Анвара в классическую стойку в шестой линии и говорил: «Острее кончик, кончик острее, – вот самое частое его замечание. – Держи кончик острее». Я начал Анвара учить, как надо обходить оружие… Он физически одаренный, пластичный. На дорожке был по-спортивному злым. А по жизни добрый. Мягкий…

Е. ГРИШИНА: А Ильгар?

М. МИДЛЕР: Ильгар – боец. И к тому же, у него какое свойство: он не будет сидеть и ждать, он ищет варианты. Знаешь, есть такие активные муравьи, которые первые пролезают – раз, сунет нос, усами туда-сюда, нет, сюда-туда. Он варьирует в поединке и шире в своей деятельности в целом. Он и бизнес, там, и фехтование, и то, и сё, и пятое-десятое. Везде в курсе, везде хорош. Я его профессионализм и предприимчивость в бою и в жизни высоко ценю.

* * *

Рассказывает ученик Марка Ильгар Мамедов:

– Меня предупреждали, что когда я стану учеником Мидлера, меня будут душить. Душить, чтобы убрать Мидлера как неугодного людям, авторитетным в Федерации фехтования. Вытеснить его из зарубежных поездок.

…16-го августа 1986 года я получил от Марка Петровича первый фехтовальный урок. Через месяц был первый положительный результат… В сентябре 1986 года я выиграл открытый чемпионат вооруженных сил. Может быть, это было соревнование среднего уровня. Но я в жизни так не фехтовал. Получались обманы, получались домашние заготовки, получались примочки… Получалось! Чемпионат вооруженных сил позволила выиграть не техника моя, а тактика, выношенная Мидлером… Еще через семь месяцев занятий начались частые победы. Советы Мидлера имели практический характер. Марк Петрович щедро отдавал секреты, которые он накопил. Я их тут же переносил в бой.

– Например?

Задавая этот вопрос, я осознавал, что ставлю Ильгара в двусмысленное положение. Мидлер относился к фехтовальщикам, которые считают приемы поединка ноу-хау того, кто эти приемы придумал. Годами вынашивал. Это золотой арсенал. Интеллектуальная собственность. И правильно, что многие выдающиеся спортсмены и тренеры не выставляют напоказ свои приемы.

Я ведь не мог запамятовать, что брат часто проводил тренировки в пустом зале, дожидаясь с учеником, когда кончатся общие занятия. Как фехтовальщик, в прошлом мастер спорта, я ясно сознавал неэтичность своего вопроса. Но во мне победило желание услышать неразглашаемое профессиональным фехтовальщиком от самого этого профессионала. Во мне рапириста победил журналист. Я, не удержавшись, спросил Ильгара:

– Что из рекомендаций Марка Петровича вы могли бы привести в качестве примера?

– Множество фехтовальщиков, – сказал Ильгар, – работают в зале почти бесшумно, только слышны клинки. Марк мне говорил, что если в решающие моменты боя рапирист дерется тихо, это значит, что он не уверен, нанесет ли он укол. Мидлер требовал «работать с голосом», то есть кричать. Это придает силу, от крика получаешь удовольствие, что переиграл противника. Он многократно мне говорил: «Крик придаст твоим действиям силу, точность и быстроту». Психологическая сторона здесь похожа на удар в карате, где, если хочешь победить, крикнешь, даже если не желаешь кричать. Я кричал и побеждал. Таких «маленьких» секретов Марк Петрович знал множество…

Обратите внимание, читатель! Ученик Марка Мидлера, заслуженный мастер спорта Ильгар Мамедов, чемпион мира и Олимпийских игр, открывает то, что, кажется, широко известно фехтовальщикам и ни в коем случае не является тайной. Множество бойцов работает в зале почти бесшумно, а множество кричат. И для того чтобы кричать, не надо быть учеником Мидлера.

И все-таки это секрет. Почему? Именно потому, что брат выделил и акцентировал то, что считается само собой разумеющимся. Бойцу необходимо сознательно работать голосом. «Маленький секрет» Мидлера состоит в доведении «психологии крика» до сознания бойца. Знание, таким образом, превращалось в дополнительную силу. Я бы применил к такому знанию слово «тонкость».

Вернусь к беседе с Мамедовым. Ильгар закончил ее так:

– Я воспринимал совершенно все, что предлагал мне Марк Петрович. Конфликтов между нами не было. Конфликты у него были с начальством.

* * *

Это правда. С 1968 года, когда брат перешел на работу тренера, он после каждых Олимпийских игр, после каждого первенства мира по фехтованию указывал руководству Федерации фехтования России на ошибки, «уронившие» результат выступления российских фехтовальщиков на международной арене. Поскольку обвинения имели персональный и конкретный характер, Марк стал вызывать у начальства стойкое недоброжелательное отношение, я бы сказал оборонительно-наступательный рефлекс, что не мог не отметить наблюдательный ученик Марка, ставший в наше время главным тренером по фехтованию России, Ильгар Мамедов.

Что получилось? Марк Мидлер – один из самых сильных фехтовальщиков в мире – с начала 60-х годов прошлого века по десятые годы века нынешнего, долгое время находился в противоборстве с лучшими рапиристами планеты, с многими влиятельными коллегами, с некоторыми из наиболее знаменитых своих учеников и со своим прямым начальством.

От жесткой критики до язвительной насмешки, от бархатной байки до нелицеприятного поучения – в арсенале средств воздействия, к которым прибегал мой брат с начальством, учениками, коллегами, близкими и дома, и на работе, была своя суровая логика (эмоции брата с детства были под его контролем). Одно из объяснений логики и прагматики Марка как капитана команды и как тренера высказал давний коллега брата, олимпийский и мировой чемпион по сабле Марк Ракита. Его слова о возможной пользе «кнута» в руке у Марка Мидлера как лидера своей команды и – как тренера-наставника своих подопечных я цитировал выше.

Другую попытку объяснить философию и психологию Марка в общем и целом, не только его логичность и прагматизм, но гуманность его общения с окружающими, сделала в беседе со мной Елена Гришина:

– При общении Марк Петрович, – сказала она, – действительно систематически находил над чем насмехаться, «цеплял», например, ученика за больные места. Не затем, чтобы утопить, а затем, чтобы вытащить. Вытащить в чемпионы. Не только благодаря положительным качествам ученика, но и вопреки лени, кто был ленив, трусости, кто был труслив, медлительности, кто был не шибко быстрым, поспешности того, кто слишком в бою торопился.

* * *

Однажды на тренировке я слышал, как Марк сказал кому-то из своих учеников:

«Я тебя облаял – ты пришел в ярость. Подцепил – ты рассвирепел. Хорошо. Тебе что-нибудь говорит фамилия Леонидас? Это виртуоз, который прославил бразильский футбол в тридцатые годы. Этот игрок во время матча Бразилия – Польша на чемпионате мира по футболу в 1938 году попытался снять бутсы и играть без обуви, босиком. Дело в том, что во время матча прошел ливень и после ливня поле превратилось в болото.

Судья был шокирован поведением Леонидаса на поле и категорически запретил ему «раздеваться». Тогда, как я слышал от отца, который знал историю футбола, Леонидас ударил кулаком свою правую бутсу, и один за другим забил полякам четыре гола. Бразилия победила 6:5.

Так что, когда проигрываешь и я на тебя наезжаю, ненавидь меня…. Тем хуже будет для твоего противника.

Тренер возится с тобой не затем, чтобы ты его любил или не любил. «Наставника и подопечного объединяет то, что вам обоим нужна победа. А для этого тренера не нужно любить», – говорил Виктор Тихонов. Благодаря этому тренеру советская сборная по хоккею в эпоху Тихонова не знала поражений. Игорь Ларионов, заслуженный мастер спорта из числа лучших хоккеистов сборной, описал в прессе, в журнале «Огонек», издевательства, которые позволял себе Виктор Васильевич над игроками.

Из этого, понятно, не следует, что каждый наставник должен быть садистом… Но это разговор на пальцах, а надо смотреть конкретно: в какой ситуации, кто и что себе позволяет как со стороны тренера, так и со стороны ученика. Истина конкретна».

* * *

Из моих записей: «Марк Мидлер – тренер».

Теперь хочу показать свои записи с уроков, которые Марк давал своим ученикам индивидуально.

В зале находились только Марк, тот или иной ученик и я. Уговорить брата на мое присутствие в зале во время индивидуальных уроков мне удалось только трижды в жизни. По договоренности с братом имена этих учеников не называю из этических соображений.

Вот он только что объяснил ученику сложную тактическую комбинацию. В ответ: бессловесное недоумение.

– Я вижу, ты боишься задать мне вопрос, – говорит Марк. – Китайская мудрость учит: «Тот, кто задает вопрос, глуп в течение пяти минут; тот, кто не задает вопрос, – дурак навсегда». Выбери!

Проводит урок и говорит ученику:

– Твоя контратака требует темпа, совсем не такого. Твои действия в ответ на мою атаку напомнили мне анекдот: «В два часа ночи раздается телефонный звонок мужчине. Он с трудом просыпается, берет трубку. Голос: «Это соседка. Ваша собака не дает мне спать». В четыре часа утра у соседки звонит телефон. Сонный голос мужчины едва выговаривает слова: «Я вспомнил, у меня нет собаки!»

Подопечный смеется, напряжение снято, и, надвинув маску, ученик стал в стойку.

Идет урок. Ученик говорит:

– Марк Петрович, я боюсь делать атаку с двумя переводами, меня опередят уколом навстречу.

Марк терпеливо объяснил, как опередить опережение, и заключил:

– Ван Гог, конечно, был странный тип. Но он верно сказал: «Ключ к успеху – сделать привычкой всей жизни делать то, чего вы боитесь». И вот что я тебе скажу и буду повторять, пока ты не поднимешься до стабильного высшего уровня во всемирной рапире: я могу лишь помогать тебе, помогать при твоем яростном стремлении к победе, бесконечном терпении, абсолютной работоспособности, при крайних усилиях твоей воли и беспощадной эксплуатации твоего таланта. В общем и целом, при твоих данных я могу помочь развить твои сильные стороны до наиболее сильных.

Другому ученику Марк угрожал тем, что запретит ему видеться с женой. Глядя в окно спортивного зала, как бы обращаясь вовне, Марк сказал:

– Мне тут довелось случайно узнать, что, если не ошибаюсь, в 1714 году Петр Первый подписал указ, по которому дворянин, не овладевший науками, необходимыми для успешной службы отечеству, не получал разрешения на женитьбу. В этом документе было ясно сказано: «Сначала цифири и геометрия, а уж потом брачные утехи»… А я тебе скажу: не осилишь технику и психологию фехтования на уровне высшей математики поединка, не буду отпускать тебя со сборов даже в субботу-воскресенье. Забудь о том, что ты женат! «Сначала цифири и геометрия, а уж потом брачные утехи».

Втолковывая талантливой ученице тактику боя, брат привел при мне аналогию с тем же петровским указом: «Дворянскую девушку, а ты, мне кажется, – сказал Марк ученице, – имеешь дворянские корни, в случае, когда родовитая особа не могла написать свою фамилию, не допускали к венчанию». Без того, чтобы ты безукоризненно знала последние достижения фехтовальной тактики, я не могу допустить тебя к турниру. Вы уж простите, ваша светлость».

Теперь о том, что показалось мне примечательным вне индивидуальных уроков – на самом турнире.

Я знал, что на турнирах большой значимости во время решающих поединков Марк жестко контролировал ход боя ученика. Был у дорожки и время от времени находил повод для остановки поединка, чтобы скорректировать подопечному ведение схватки.

Однажды я сидел в первом ряду на трибуне рядом с ним, когда он поднялся, попросил у арбитра минутный перерыв, отозвал с помоста своего ученика к лавочке, где мы сидели, и, не повышая голоса, сказал:

– Вспомни разработанную нами с тобой вместе стратегию боя против этого типа. Без своей стратегии ты попадаешь под влияние его тактики.

И пока ученик осторожно выпрямлял как бы погнувшийся в бою клинок, а противник в нетерпении переминался с ноги на ногу, Марк тихо сказал:

– Ты знаешь его сильные стороны. Мы с тобой их учли. Теперь обрати внимание, какие из своих коронок он выбрал для боя с тобой, что он любит делать здесь и сейчас против тебя. Смотри на схватку и с его, и со своей точки зрения. Соображаешь? Это же элементарно, Ватсон! Как говорил один умник, «лично я люблю землянику со сливками, но рыба почему-то предпочитает червяков. Поэтому, когда я иду на рыбалку, я думаю не о том, что я люблю, а о том, что любит рыба». Ты понял?

Подопечный усмехнулся и пробормотал:

– Что же любит эта рыбка?

Повел поединок в иной манере. И выиграл.

* * *

Около ста лет назад два знаменитых философа, Вячеслав Иванов и Михаил Гершензон, на продолжительное время оказались вместе в одной комнате. (Во время Гражданской войны правительство устраивало для научной интеллигенции возможность отдохнуть один месяц в году от голода, подлечиться и прийти в себя в так называемых здравницах. В общей на двоих комнатке такой здравницы в течение июня 1920 года Иванов и Гершензон написали друг другу двенадцать писем. Иванов, катастрофически худой от недоедания, был, тем не менее, здоров и весел, Гершензон – болен и слаб. Инициатива переписки полностью исходила от Иванова. Гершензон пытался сослаться на нездоровье. Но мыслитель есть мыслитель. В итоге получилась необыкновенная «Переписка из двух углов»).

Нечто подобное, во всяком случае по форме, получилось и у нас с братом, когда трижды за время его болезни мы, находясь в двух углах комнаты, тесной от наград, обсуждали философию, психологию, стратегию и тактику фехтования. Я свел эти беседы в одну.

Я: Фехтовальщику для успеха нужно много качеств. Они известны. Можно ли из них выделить самое универсальное и наиболее нужное для постоянных побед? Есть ли что-нибудь в философии и психологии поединков на рапире, шпаге и сабле, что является общим и главным условием успеха?

МАРК: Тебе не приходилось слышать о неплохих среднего уровня фехтовальщиках, предположим, такое: «Рапирист он хороший, но не боец…»? Это означает, что в фехтовальщике нет главного… Поскольку что такое боец? Это человек, который, я бы сказал, может «через не могу».

«Через не могу» драться – как абсолютное правило – фехтовальщики, ни женщины, ни мужчины, не могут. Как «не могу», так и техника разрушается, и голова не соображает. А когда человек «через не могу» контролирует события, это боец. При наличии свежих сил многие способны, раз, раз – скорость есть, и все в порядке. Поединки в фехтовании в командных турнирах особенно трудны, так как идут после изматывающего личного первенства. Тяжелые бои ведутся «через не могу». На «свежачка» не получится. Когда после личного турнира на командном обострилась до предела необходимость драться «через не могу», тут возникают большие проблемы.

…Но я хочу сказать об исключениях. Они интересней правила. Самый яркий пример – это, конечно, Стас Поздняков. Я его называю сибирским самородком. Я его помню еще совсем мальчишкой, он жил со мной в одном номере на Олимпийских играх 1992 года в Барселоне. Ему тогда девятнадцать лет было. Тихий, скромный. Вот кто всегда умел «через не могу». Конечно, он очень талантлив и в плане физики, тактики. Он понимает и анализирует свои достоинства и недостатки, что свидетельствует о его уме. Но способность заставить себя работать на максимуме – в состоянии высокого эмоционального и физического напряжения – главное его достоинство.

Итак, основная психологическая особенность, отличающая бойца, – способность драться «через не могу».

Я: Как в фехтовании воспитать в себе бойца, кроме как заставлять себя драться за пределом смертельной усталости?

МАРК: Бой, видимо, важнейшая часть нашей жизни.

Я: Это, наверное, для тебя. Почему, например, не милосердие, не труд, не любовь?..

МАРК: Да, для меня ключевым является борьба. Перед смертью Фауст сказал: «…Жизни годы прошли не даром; ясен предо мной конечный вывод мудрости земной: лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой».

(Брат невнятно пробормотал-проворчал эти строчки, но продолжал ясно и четко).

Я убежден, что Гете прав. Это не значит, что Данте ошибся, когда сказал: «Любовь, что правит Солнце и светила…» «Божественная комедия» и «Фауст» говорят о двух сторонах одной медали. Для меня первичен бой. Любовь надо завоевать!

Жизнь – и бой как часть жизни – простирается между крайними напряжениями и крайними расслаблениями. Отсюда и моя тактика: я предпочитаю учеников или, наоборот, противников вести путем их (и моих собственных) крайних напряжений. Как правило, предлагаю им взаимодействовать с самими собой, со мной и с противником на дорожке с упором главным образом на «через не могу». Относительно редко берегу себя и других от перенапряжений.

А вот Герман Свешников, например, на последних тренировках перед первенством мира 1966 года в Москве, когда он стал чемпионом мира, довольно часто и абсолютно спокойно проигрывал своим противникам в тренировочных боях.

Я: Может, «темнил»?

МАРК: Не исключено. Но это не важно. Важно то, что он не напрягался. Я, напротив, стремлюсь на последних тренировках перед ответственными турнирами выиграть подряд все бои. С явным превосходством. Такую же тактику предлагаю ученикам. Почему? Да потому как раз, что у большинства людей, психология которых мне близка и к которым я принадлежу, победы перед решающими испытаниями создают бойцу моего типа наилучший, шелковый, можно сказать, бархатный, психологический фон для выступлений.

Конкретная ситуация требует какого-то (это я каждый раз определяю и устанавливаю) соотношения напряжений и расслаблений. Тактика состоит в отыскании с каждым партнером наиболее выигрышного сочетания инь и ян, как сказал бы китайский фехтовальщик.

Искусство фехтования в том и состоит (как и вообще любое творчество), что, не отказываясь от наработок прошлого, фехтовальщик, согласно ситуации и своему характеру, сильным и слабым своим сторонам, выстраивает иерархию приоритетов и действует во времени и в пространстве по темпу и по дистанции точно в соответствии с выбранными приоритетами. Кто может это делать на пределе возможностей человека как антропологического вида, тот и является идеальным бойцом.

Я: Как в поединке предвидеть действия соперника? Есть ли закономерности в бою, зная которые, можно «разгадать» противника и упредить его фехтовальную комбинацию?

МАРК: Смотри: мой ученик имеет дело с соперником, который ведет бой, постоянно отступая, как бы «растягивая» моего бойца. Это значит, что сильной стороной этого соперника является его контратака. В таком случае я тренировал своего ученика на выполнение им «двухэтажной» атаковой комбинации. Тогда первая атака моего бойца будет подготавливающей. Если противник вновь отступит, тут же последует непрерывная повторная атака. Но вообще-то я сам прибегал к такой «несколькоэтажной» схватке исключительно редко, вынужденно, скорее, в виде исключения. Я советовал основное внимание уделить одиночным, но ювелирно рассчитанным действиям. Надо убеждать ученика в их результативности при быстром и внезапном для противника выполнении, точном соблюдении дистанции и времени для применения абсолютно немудрящего приема, если и красивого, то своей эффективностью и простотой.

Я: Как тренер и спортсмен должны вести себя, когда фехтовальщик травмирован (мы не можем сказать, что этого не бывает!), а отказаться бойцу не по характеру, да и это значит обрушить результаты команды? Спортсмен, выполняя выпад, повредил себе голеностопный сустав. Медицинская сторона дела очевидна: хлорэтилом заморозили сустав. Наложили тугую повязку из эластичного бинта. Категорически запретили бойцу делать выпад. Что в итоге? Как без выпадов выстроить бой технико-тактически?

МАРК: Я советую ученику то, что делал сам, – без единого выпада все время боя осторожно сближаться с противником. Осмотрительно провоцировать его на атаку. Отступая и теряя поле боя, соперник вынужден в конце концов броситься на тебя в атаку. Надо суметь вынудить его на это. И тогда парад-рипост. Элементарно, Ватсон. А можно очень короткую, без глубокого выпада, сжатую в пространстве контратаку. Тоже не бином Ньютона.

И не настраивайся на проигрыш.

Но это общая схема. Ее легко высказать и трудно воспроизвести. Противник тоже не кретин. Редко повезет, когда противник идиот.

Я: Какие эмоции мешают в бою?

МАРК: Раздражение по отношению к противнику. Спортивная злость помогает, а раздражение из-за того, что в противнике тебе «не нравится», мешает. Далее опасны – и надо в бою от них отказаться – недоумение, огорчение, сожаление и радость. Радуешься – теряешь бдительность. А слабых противников нет.

Еще из моих записей «Марк Мидлер – тренер».

Фрагмент интервью Елены Гришиной с Марком. (Я многократно обращаюсь к беседам Елены Гришиной с моим братом, поскольку она в прошлом высокого класса фехтовальщица, кроме того, она по сей день как пресс-секретарь Федерации фехтования России находится в центре фехтовальных событий. Лена умела разговаривать с Марком так, что ему легко было быть с ней открытым и искренним).

Е. ГРИШИНА: Вы сейчас помогаете сборной?

М. МИДЛЕР: Помочь можно тому, кто за помощью обращается. Не навязывать, как я иногда раньше делал… А они лишний раз не позвонят, не придут на тренировку посмотреть, не узнают сами… Можно же сесть, мои уроки записать…

(Это место интервью меня удивило. Я потому и начал цитировать сразу с него. Необычным мне показалось то, что, по другим источникам, Марк раньше не допускал на свои индивидуальные уроки и индивидуальные тренировки посторонних. Тем более тех, кто записывал… Марк считал ненужным делиться своими наработками с – по его выражению – «халявщиками». Я могу объяснить перемену его отношения к посторонним «любопытствующим» разве что тем, что брат каким-то образом различал и отфильтровывал «халявщиков» от – как опять же он говорил – «нормальных людей, которые желают учиться, а не воровать приемы». – А. М.).

М. МИДЛЕР: Вот Корешков Лева – знаешь?

Е. ГРИШИНА: Конечно.

М. МИДЛЕР: Пришел на тренировку в свое время, какой-то серенький такой мужичок… сел на скамеечку гимнастическую в зале и начал что-то записывать. Я узнал, посмотрел – записывает уроки: что даю, как объясняю. В конечном счете у Левы сформировались четырехкратный олимпийский чемпион и семикратный чемпион мира Витя Кровопусков, чемпионка страны Надя Кондратьева…

В частной беседе со мной Елена Гришина напомнила, что к Марку как наставнику приезжал учиться даже тренер из Соединенных Штатов: «Слава Григорьев прилетел к Марку Петровичу из США. Конечно, гигантский опыт и гениальность Мидлера как тренера – достаточное основание для приезда откуда угодно»…

Однажды в беседе с Еленой Гришиной я вспомнил, как брат с такой довольно горькой усмешкой сказал мне, что за спиной его часто называют «Глот». Раздражение против соперника (кто бы ни был этот соперник), найдя у Марка свое выражение в ходе его боевой практики в привычке «наезжать», перешло и на тренерскую работу.

– Да, – сказала Гришина, – Марк Петрович как-то посетовал, что он своими наездами «наверно, всем надоел, особенно судьям и ученикам». А я бы не сказала, что он надоел. Мидлер был боец. Мидлер был профессионал.

В 1964 году, когда Марк стал двукратным олимпийским чемпионом, он дал мне по приезде с Олимпиады короткий рапирный урок. Брат вдоволь надо мной похохмил. И вдруг, прервав иронические ремарки, совершенно неожиданно для меня спросил:

– Ты в претензии на мою иронию? А тебе не приходило в голову, что это способ самозащиты?

– Я на тебя не нападаю. Это ты надо мной иронизируешь и постоянно издеваешься.

– Я готовлю тебя к жизни, которой живу сам.

– Ты собираешься поднять меня до олимпийского уровня?

– Я собираюсь опустить тебя до рояля, по клавишам которого меня постоянно возят лицом. Так как спорт – это модель нашей реальной жизни, могу сказать, что состояние, которое мы испытываем, когда нам не удалось победить, является бочкой дегтя. Наши победы – ложка меда в бочке дегтя, в которой время от времени нам удается найти грязную ложку меда. Это и есть наш «мед победы». Его быстро съедают журналисты и спортивные деятели, что-то малое достается и нам. Но стоит проиграть, как нам покупают билет на следующие соревнования не в купе, а на боковую полку в непосредственной близости от туалета. Спортсмен в нашей стране сейчас, как гладиатор, имеет достоинство, только когда он победитель или на второй, третьей ступени постамента. Во всех остальных случаях он может спать в поезде на боковом верхнем месте рядом с клозетом, как приходилось «отдыхать» после поражений и мне… Ссылки на природу спорта и объективные обстоятельства: травму, семейное горе и прочее – всё воспринимается руководством враждебно и с брезгливостью. В такой атмосфере ты перестаешь себя чувствовать человеком.

– С каких это пор личное достоинство стало в нашей стране проблемой? Что, у нас нет более важных проблем? Марк, да о чем ты!

– Не знаю, как ты, но я лично всегда хотел чувствовать себя в жизни человеком. А не вошью.