Когда однажды я заговорил о Марке с первым его тренером Раисой Ивановной Чернышевой, она припомнила, что Марк с первых дней обучения вел себя нетипично. Обыкновенно начинают заниматься фехтованием те, кто увлечен мушкетерской романтикой. Интеллектуальное удовольствие от поединка новичок начинает понимать только после нескольких десятков тренировок.

«Но тут, – сказала Раиса Ивановна, – я с первого занятия заметила на лице двенадцатилетнего человека, кроме привычного для новичков любопытства и азарта, редкую для подростков, не по возрасту серьезную, пронзительную сосредоточенность. Марк как бы сразу нырнул и по самую макушку погрузился в глубину фехтования».

Заслуженный тренер СССР Владимир Гансон, ныне член Совета старейшин Российской федерации фехтования, воевавший на фронте, тоже подчеркивал удивительную взрослость Марка и добавил: «Марк при этом считал, что он лучше всех смыслит в фехтовании. И надо сказать, что в определенной мере он был прав».

Со своей стороны могу добавить, что ни разу в жизни я не видел, чтобы Марк в чем-либо когда-нибудь сомневался. Наверняка в реальности и ему были свойственны какие-то колебания. Но внешне – никогда!

* * *

Таких людей, как Марк, называют перфекционистами. Перфекционист – это тот, кто стремится к совершенству. Перфекционизм (от фр. perfection) – убежденность в том, что совершенствование самого себя и других людей – высшая цель человеческой жизни.

Избранный в сентябре 2013 года президент Международного Олимпийского Комитета Томас Бах – безусловно, перфекционист. Он стал в молодости юристом – высококлассным профессионалом. Он поднялся до уровня чемпиона Олимпийских игр и чемпиона мира по рапире. Он оказался первым в истории Германии человеком, кто достиг звания (должности, поста) президента МОК. Неужели случайно то, что новый лидер мировой элиты спортивных деятелей – чемпион Олимпиады по фехтованию?

Неужели случайно президентом Международной Федерации фехтования стал мастер спорта по фехтованию на сабле, выпускник МГИМО и Финансовой академии Алишер Усманов, один из самых сегодня состоятельных и влиятельных людей в России?

Перфекционисты-универсалы в принципе и в идеальном варианте стремятся к победе во всех сферах, к которым имеют отношение. Перфекционисты – узкие специалисты – претендуют на то, чтобы быть главным образом лучшими в области, где считают себя профессионалами. Это – схема. В реальности в великом множестве людей есть стремление к совершенству, универсальное и – профессиональное.

С некоторой натяжкой можно сказать, что едва ли не все мы в чем-то перфекционисты. Или почти во всем, или во многом, или часто, или иногда.

Я встречал людей, любой ценой стремящихся стать лучшими в выращивании особых кактусов, в приготовлении пирожных по собственному рецепту, в лечении кошек без обращения к ветеринару, в учебе. В школе их называют «ботаниками», «ботанами». Это круглые отличники, для которых получить четверку – катастрофа.

Но главным в характере человека и его жизни перфекционизм становится у сравнительно немногих.

Наиболее бесспорным примером такого человека – в спортивном мире – был, конечно, Кубертен. Сами по себе Олимпийские игры в их новейшем варианте были придуманы Кубертеном как путь человека к абсолютному совершенству. За что бы ни взялся человек, все у него должно быть лучше, чем у всех, и в мире материальном, и в мире интеллектуальном, и в мире духовном. При этом подобные Кубертену немногие в своем масштабе и с поправками на свою индивидуальность совершенствуют и делают состоятельными – во всех смыслах – не только самих себя, но и тех, с кем входят во взаимоотношения.

Марк в определенном понимании был перфекционистом. И в, что называется, «плохом», и в, что называется, «хорошем».

Он пренебрегал средними результатами, к чему бы они ни относились. Учился в Институте физкультуры и спорта абсолютно по всем предметам только на высший балл. Или на низший. Хорошие оценки не признавал. Или «отлично», или «два». Никаких промежуточных вариантов. Да – должно быть да. Нет – должно быть нет. Удовлетворительную оценку презирал, как «вежливую двойку», о чем впоследствии, когда я получал в школе тройку, говорил с оттенком брезгливости: «Тройка – это как не мыть руки после туалета».

Стремление к абсолютному, если хотите, чистому совершенству Марк перенес в фехтовальный зал.

Слава Ситников, бывший фехтовальщик, а затем тренер того же клуба ЦСКА, в котором много лет тренировался Марк, сказал:

«Марк воспринимал любой неуспех, как личное поражение, непростительное ни себе, ни победителю. На баскетбольной разминке он с видимым усилием сдерживался от кулачной драки из-за того, кого считать правым в схватке за мяч. В футбол разминаемся – он не может позволить себе проиграть – только выиграть. То же при игре в теннис…

Спор – словесная драка – его стихия не потому, что он любил процесс драки или ее результат в виде поверженного противника. Его не трогал и вообще не волновал чужой неуспех. Он совершенно не переносил собственный проигрыш – ни в чем.

У меня такое чувство, что Марк в окружающей жизни видел, прежде всего, препятствия, которые он должен преодолеть. Кому должен? Самому себе! Зачем? Чтобы утвердить себя? Где? В деле, которое он выбрал как дело своей жизни».

Стремление привести все окружающее к совершенству в пространстве и во времени имело у Марка прямо-таки педантичный характер. Его сын, Саша, рассказывал, что, будучи ребенком, он зачастую по рассеянности ставил после чая чашку на край стола и Марк каждый раз отодвигал чашку от края.

– Не думаю, что отец делал это из опасения, что посуда соскользнет и разобьется. У него было другое – какое-то особенное – стремление к превращению хаоса в гармонию. Он очень любил всяческий порядок и красоту. «Все должно быть правильно, – говорил он и пояснял: – Правильность, безошибочность, порядок и красота – это одно и то же. Порядок на столе – порядок в голове, запомни». Поэтому он, хоть и очень любил русские романсы, всегда замечал, когда ему приходилось слушать романс «Только раз бывают в жизни встречи»: почему «встречи»? Если «раз», то «бывает» и «встреча». А если «встречи» и – «бывают», то при чем здесь «только раз»?

Словом, Марк – педантичный перфекционист.

…Сидим в столовой Государственной Думы, где я (в Думе, разумеется) работал аналитиком. Марк говорит:

– Ты что, нормально есть не можешь? Ты с ума сошел, допивать сок от салата из тарелки! Нож надо держать в правой, нет, нет, в правой. Я же тебе сказал, не в левой, а в правой руке. Вилку – в левой. И ножом подгребать на вилку и поддерживать на ней еду… А слабо есть бесшумно? И рот так не разевай. Хлеб надо отщипывать по небольшому кусочку. Не засовывай куском, аналитик. Суп – ложка за ложкой, принимать не спеши! Здесь не отнимут. Делай остановки.

Сам он ел исключительно красиво.

…Неожиданно я вспомнил самого себя в четыре года, когда двенадцатилетний Марк, приходя с тренировки, нырял с головой в габаритную трехлитровую кастрюлю с компотом, что по мере сил делал за ним и я.

Невольно возникли в памяти стихи петербургского обериута Олега Григорьева, согласно утверждениям литературных критиков, великолепного детского поэта, спившегося и потому рано ушедшего:

В компоте нам с братом «тонуть» было весело. Теперь он учит меня перед всей чавкающей Государственной Думой красиво есть!

О времена! О нравы!

* * *

В октябре 1991 года Марк обратился ко мне с просьбой помочь ему в доведении до властей его программы реорганизации сельского хозяйства страны.

– Тебе до кого нужно добраться? – поддержал я игру. – До президента?

– Я не шучу! – сказал Марк. – Ты работаешь в Верховном Совете России – организуй мне встречу с депутатом…

Я действительно работал в это время специалистом в Комитете по международным делам и внешнеэкономическим связям Верховного Совета РФ и мог устроить встречу с кем-нибудь из членов Комитета, кто причастен к аграрной политике. Мой выбор остановился на Александре Сергеевиче Солдатове. Во-первых, он – член Верховного Совета России, имеет больший политический вес, чем рядовой депутат. Во-вторых, Александр Сергеевич работал инженером-механиком совхоза в Московской области, а потом – директором опытно-производственного хозяйства республики. Награжден правительственной наградой «За преобразование Нечерноземной зоны РСФСР». Я нашел в печати биографию Солдатова и теперь знал, что осенью 1993 года он выступил против Указа Президента Ельцина о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ и находился в Доме Советов России вплоть до его обстрела и штурма 4 октября. Это был смелый, государственного ума, знающий наши законы, четко мыслящий, имеющий на все свое обоснованное мнение, искренний, порядочный человек.

…Солдатов и Марк разговаривали в кабинете, из вежливости депутат пригласил меня поучаствовать в беседе, но я решил, что тактичнее и полезнее для брата будет оставить их вдвоем. (Тем более что я в сельском хозяйстве ничего не понимаю).

Ожидая у двери в депутатском предбаннике, я слышал их голоса – сначала Марка и шорох бумаги, которую он передал Солдатову, потом, после длинной паузы, когда депутат, наверное, читал записку брата, – голос Александра Сергеевича:

– Марк Петрович, честно скажу вам, за долгую депутатскую практику впервые встретил несельскохозяйственного человека, так блестяще разобравшегося в нашем аграрном секторе.

Голос Марка (укоризненно):

– Шутите, Александр Сергеевич!

– Ни в коем случае! Анализ сектора и ваши рекомендации совершенно замечательны. Скажу больше – главное то, что эти предложения могут быть практически реализованы. И еще: ваши соображения и мои не только совпадают, но – дополняют друг друга… Я пытался провести подобную законодательную инициативу. Не хочу морочить вас подробностями, но, несмотря на поддержку множества депутатов, правительство не поддержало.

Возникла долгая пауза. Наконец Солдатов устало сказал:

– Мы с вами хотим, чтобы в страну вернулось собственное сельское хозяйство, а что хотят они, я могу только догадываться.

– Догадываюсь! – сказал Марк и вышел из кабинета.

* * *

Однажды я застал брата за чтением романа «Контрапункт» Олдоса Хаксли. Марк оторвался от книги:

– Смотри, что написано: «Мое желание больше твоего нежелания». Это чувство, которое надо испытывать, когда ты выходишь против сильного фехтовальщика. Чувство, что твое желание победить больше, чем его нежелание твоей победы.

* * *

В 1961 году во время первенства мира по фехтованию в Турине Марк «стрелялся» со знаменитым шпажистом Г. К. на пневматических водяных пистолетах в отеле, стоя на подоконнике очень высокого этажа.

Марк попал Г. К. в ногу – весьма рискованное было озорство. Так безрассуден брат или расчетлив?

Противоречия в характере брата дополняли друг друга.

– Марк, ты – профессионал и, одновременно, любитель?

Он ответил так:

– Любитель – это тот, кто любит то, что ему приятно, а профессионал любит то, что ему необходимо для победы, то, что он должен любить, чтобы подняться на вершину мастерства. Когда замечательные по своим данным фехтовальщики выступают ради развлечения – а такое бывает, – мне это удивительно. Как можно на турнире высокого уровня фехтовать против серьезного противника, играя! Не путай профессиональный спорт с Эркюлем Савиньеном Сирано де Бержераком. Бержерак мог позволить себе быть профессионалом и, вместе с тем, любителем. Он фехтовал, по крайней мере в пьесе у Ростана, не за Родину и не за зарплату. (Я уж не говорю о том, что противник у Сирано был слабый). Так или иначе, быть любителем в том смысле, что ты любишь все, что связано с фехтованием, и быть одновременно профессионалом сейчас в нашей стране трудней, может быть, чем во времена Сирано. Разве любителю могут нравиться по три тренировки в день, как это полагается на сборах к крупным соревнованиям? Разве любителю так уж будут по душе двадцать поединков в одни сутки, когда соревнования длятся двенадцать часов? Ты любитель, любишь приятное. Я делаю и приятное, и неприятное. Вот в чем разница.

Когда вышла из печати книга Марка в соавторстве с Тышлером «Психологическая подготовка фехтовальщика», я спросил брата:

– Вот ты пишешь, что «бой с каждым из партнеров должен носить игровой, психологически «легкий» характер без споров за укол», а сам не только на соревнованиях, но и на тренировках часто оспариваешь свое поражение. Многие уважающие тебя люди считают, что ты глотничаешь на дорожке, выскандаливаешь победу! (Разговор происходил до введения в фехтование электроаппаратуры, заменившей боковых судей. – А. М.). Получается, что ты противоречишь сам себе.

Он ответил:

– Я учу противника, а иногда и судью, правильному пониманию того, кто и почему прав по фехтовальной фразе. Это – во-первых. А во-вторых, я сознательно обостряю ситуацию, подначивая партнера, судью и самого себя. Подначка – это основа профессионального спорта; она не дает мозгу превратиться в студень, а нам надо все время быть психологически в отличной форме.

Казалось бы, почти все, кого я спрашивал о Марке, – олимпийские чемпионы и чемпионы мира, ученики Марка, его сыновья, наконец, его противники – говорили: «Умный, собранный, надежный, волевой, великолепный фехтовальщик, выдающийся психолог, тактик с острейшим чувством боя». И без исключения все мои собеседники сходились на том, что Марк Мидлер – человек «очень сложный».

– А кто простой? – спрашивал я.

– Нет, ты не понял. Твой брат, – собеседник подчеркивал, – о-о-о-ч-чень не простой.

– В чем?

Вместо того чтобы объяснить, мне рассказывали какие-нибудь истории, связанные с Марком. Одни о том, какой Марк Мидлер безукоризненный и замечательный, другие о том, какая он сволочь, как он провоцировал людей, издевался, смеялся над человеком, использовал человека в своих целях, мучил, обижал, оскорблял, унижал.

Известный шпажист Валентин Вдовиченко рассказал: из Мельбурна с Олимпийских игр в Москву возвращались через Евразию поездом. В купе сидели Вдовиченко и его друг по команде призер чемпионата мира Арнольд Чернушевич. Тоскливо глядели в окно. Настроение хуже некуда – у обоих на Олимпиаде были проигрыши. В купе заглянул улыбающийся Марк:

– Ну, что, фраера, может, хотя бы на следующей Олимпиаде результат покажете?

Арнольд в сердцах и ярости с силой захлопнул дверь. Марка спасла от увечья молниеносная реакция. Он отошел от двери, терпеливо подождал, когда она в конце концов откроется, ворвался в купе – и началась драка.

* * *

Я говорил с рапиристом Виктором Ждановичем, которому удалось стать победителем Олимпийских игр в личном первенстве.

– Витя, что скажешь о Марке?

– Он был капитаном команды. Многие его не любили.

– За что?

– А за что его любить? И как его любить? Он не опускался до нашего уровня, уровня пацанов… Мы для него были сопляки. Планктон. Он был зрелый. Я вроде как сиську сосал, а он как будто войну прошел… Он боец. Непревзойденный воин. Если бы я набирал лучшую из команд рапиристов мира, я бы взял его в команду. Он будет драться до последнего.

– А в капитаны?

– Все мы безропотно отдавали ему права капитана. Может, потому, что за победу он душу вынимал и у себя, и у нас. И у противника. Итог командной схватки Марк выковыривал. Иначе не могу сказать. Дико волевой. Команде он был остро нужен – он делал ее результат выше своей головы… За что не любили? Скажу: вот 1958 год, чемпионат мира. Марк идет по своим победам на серебряную медаль. Если Герман Свешников выиграет бой у сильного француза, чемпиона Олимпийских игр Клода Неттера, Марк попадает в перебой за золотую медаль.

Марк подзывает Свешникова и говорит: «Победа в этом бою, Гера, нужна любой ценой. Что хочешь делай, хоть жопу рви, но выиграй!» И Гера делает чудеса на дорожке. В конце концов, чтобы спастись от атаки Неттера, Свешников резко отступает, с размаху ударяется задом о деревянный помост и сильно ранится. В буквальном смысле получает рану ниже спины и… наносит укол олимпийскому чемпиону. Вырывает победу у Неттера. И что дальше? Марк перебой полностью… проигрывает! В душевой он говорит Свешникову (я стоял рядом): «Вот ты, Гера, мне друг, а я из-за тебя оказался на последнем месте в тройке». И я вижу, как у Геры – военного человека – потекли слезы! Слезы у чемпиона мира по фехтованию Германа Свешникова. Вот тебе Марк! Это как назвать? Шутка?

Каждый раз, когда я вспоминал такие шутки Марка, я думал: зачем ему это нужно? Он же не мог не понимать, что таким образом приводит людей в ярость или, как в случае со Свешниковым, поселяет в человеке обиду.

Говорят, у достойного человека непременно должны быть враги. Может быть. Но специально плодить врагов?..

Странный он человек, сложный. Никто, в том числе и люди, не любившие Марка, не говорили, что он глупо шутит. Сошлись на том, что Марк человек умный. Действительно, очень умный. И у многих из опрошенных мною в разной форме возник, в сущности, один и тот же вопрос: зачем он провоцировал окружающих? Ведь зачем-то ему это было нужно?

Марк Ракита, чемпион мира и Олимпийских игр по сабле, сказал мне:

– Мы живем в системе атаки-обороны. Ты что, не знаешь, что отрицательные эмоции нередко идут на пользу человеку? У многих людей развитие личности происходит благодаря психологическим мучениям. А иногда и благодаря физической боли. В этом случае подначка может работать на развитие личности. Марк так и старался делать. А потом ты учти, что большинство членов команды, которая пятнадцать лет была лидером мирового фехтования, учились у Марка. Они пришли в команду, когда еще были для него поросятами. Он давил на них так, что они хрюкали.

Как-то я спросил брата:

– Ты говорил, что бой должен идти «без споров за укол». Но ты на соревнованиях при мне скандалил с противником и с судьей «за укол».

Марк ответил:

– Я был первый советский рапирист на международных фехтовальных турнирах. Мне пришлось испытать, вероятно, самое сильное давление судей и противников. И однажды я понял, что, когда я прав по фехтовальной фразе, я должен оспорить точку зрения противника и позицию судьи. Тем более нечестность. Да, конечно, лучший аргумент рапириста – рапира. Но иногда этот аргумент оказывается недостаточным. Были случаи, когда я намеренно скандалил – разжигал страсти. Мне нужно было дать арбитру понять, что я не позволю ему ошибаться. И не дам жульничать. Я намерен отстаивать не только рапирой, но и глоткой свою правоту в бою. Иногда я целенаправленно подначивал и самого себя, и команду. Подначка – отличная вещь. Особенно в комбинации с живым примером. Это ежу понятно. Приведу пример. На первенстве мира мы с разгромным счетом проигрывали немцам. Дрались четыре на четыре. Я выиграл три встречи. У меня оставалась одна. Мои ребята, опытные бойцы, выиграли – каждый – из трех проведенных боев только по одному. Тогда я сказал: «А теперь, недоноски, я вам покажу, как надо выигрывать!» Это, конечно, подначка. Но она была подкреплена выигрышем. На полном напряжении сил я победил немца. От обиды мои ребята выиграли все оставшиеся встречи. Завоевали золото. Вот так.

Сколько я себя помню, меня он подначивал всегда.

Когда здоровался, он подавал мне два пальца. Если протягивал ладонь, это было еще обидней, так как в последний момент перед касанием делал обманное движение, и моя протянутая ему рука попадала в пустоту. Позже я понял, что он в этой своей манере ставил меня сразу с порога в боевую стойку. Марк все время держал меня в спортивной форме.

Привычный для него стиль общения, с бесконечными подколами и подначками – на самом деле был, казалось бы, верным способом разрушить товарищеские, дружеские отношения с теми, кто был объектом его иронии.

Думаю, что это шло от воспитания нашей бабушкой Бертой Марковной, которая как-то спросила нас обоих: «Дети, что бы вы сделали, если в момент, когда вы идете по улице, к вам подошел бы какой-то человек и на ухо сказал, что вам на шляпу наделал голубь?»

Мы молчали.

Тогда она проникновенно сказала: «Вы должны поблагодарить этого человека, потому что, если бы не он, вы так и ходили бы с дерьмом на голове».

Марк регулярно обращал внимание людей, с которыми он пересекался, на то, что им, фигурально говоря, «птички накакали на котелок», но вместо благодарности число тех, кто прилюдно подавал ему руку и улыбался, а за глаза озвучивал подлости, росло.

Много раз я ему говорил:

– Ты удивительный персонаж. С одной стороны – чуткий и порядочный, а тут ты танком по человеку…

На это Марк моментально ответил:

– А Федор Михайлович Достоевский на это сказал: «Много людей честных благодаря тому, что дураки».

* * *

Был ли брат честен и благороден на фехтовальной дорожке?

Спорт – это целый мир со своими законами, правилами, традициями, приемами, умолчаниями, обманами, уловками и хитростями, и неискушенному зрителю или новичку никак в нем не разобраться. Это знать надо, этому надо учиться, иначе никакой талант, никакая спортивная форма не помогут.

Фехтование – вид спорта, где за каскадом приемов наблюдает судья поединка, а если аппаратура показывает, что уколы получили оба противника, судья порой не знает, кому присудить укол. В этой ситуации бойцы или ждут его решения, или оспаривают судейский приговор, доказывая, что они победили.

Поскольку Марк, стремясь к победе в стрессовой ситуации, великолепно владел собой, он нередко разыгрывал целый спектакль со срыванием маски, воздеванием рук, громким возмущением и давлением на судью аргументами в свою пользу.

По самым разным причинам судья может оказаться противником. Иногда противником более сильным, чем вооруженный рапирой соперник, атакующий тебя на дорожке. Чистоплюи, которые нередко оборачиваются лукавыми лицемерами, говорят: «Надо выигрывать вчистую. Честно. Тогда и не будет сомнений. Ни у кого». Но это демагогия. Блеф. Нокаут – не единственный путь к победе.

Я помню один из диалогов Марка с главным судьей поединка во время спорной ситуации боя.

– Лев Васильевич, – говорит Марк, снимая маску. – Вы видели, что я в простой атаке попадаю в защиту и делаю повторную атаку. Вы сами видели. Делаю повторную атаку гораздо раньше, чем началась ответная атака. Вы ведь не будете отрицать, что мой ремиз опередил ответ?

– Наденьте маску, Мидлер, – говорит нерешительно арбитр. – Ваш ремиз опоздал. Согласно правилам, которые вам известны не хуже, чем мне, вам нанесли укол. Укол налево, – показывает зрителям на Марка.

Мидлер невозмутимо надевает маску. Он не сомневается, исходя из собственного опыта изучения характеров множества арбитров, что добился своего – вызвал неуверенность судьи в решении, принятом по фехтовальной фразе. Никому не хочется предстать арбитром неграмотным. Или нечестным. Откровенно засуживать не всегда безопасно. Судья просчитывает свои возможности и свои риски. Лев Васильевич известен в фехтовальном мире своей осмотрительностью. Он подвержен чуть ли не постоянным сомнениям. Значит, в продолжение боя этот судья попытается показать фехтовальной общественности и публике свою объективность. Это и будет победой, завоевать которую стремится Марк, хорошо зная, опять-таки по своему опыту, что победа над противником порой бывает невозможна без победы над судьей.

– А был (или, может быть, есть) такой современный боец мирового уровня, который на чемпионате мира по фехтованию признавался или сейчас признается в получении укола? – спросил я Марка.

– Мы с тобой об этом говорили, – миролюбиво сказал Марк. – Я даже отметил некоторые подобные курьезы, которые произошли в моем присутствии или зафиксированы кем-то, кому можно верить.

Марк перелистал свой дневник.

– Вот – кстати, верно – описывает такой случай журналист Станислав Токарев. На чемпионате мира 1966 года по шпаге дерутся претенденты на серебряную и бронзовую медаль – поляк Богдан Гонсиор и француз Клод Буркар. Бой решающий. Тем не менее Буркар красноречиво поднимает большой палец, приветствуя нанесенный ему укол… А теперь, чтобы ты знал нашу с моим тренером позицию по этому вопросу, я процитирую книгу Тани Любецкой, где она передает разговор с Аркадьевым.

Марк взял с полки «Диалог о поединке» Аркадьева и Любецкой, книгу 1976 года, тираж которой – сто тысяч экземпляров – был раскуплен за месяц, и продолжал:

– Виталий Андреевич рассказал Тане об одном своем ученике, который, словами Аркадьева, «с веселым, почти радостным чувством признавался в получаемых им уколах». Аркадьев считал, что у этого человека было все, что нужно для достижения высоких результатов, «вот разве что не хватало спортивного самолюбия». «И мне невольно, – пишет Таня от лица Виталия Андреевича, – вспоминался эпизод из детства, когда мой отец посадил на цепь во дворе для устрашения прохожих добрую лохматую дворняжку, для которой любой человек, свой или чужой, всегда были вожделенными партнерами для ласковой радостной возни».

«Как-то после боя, – продолжает Аркадьев, – я сказал ему: «Сереженька, ведь ты ведешь поединок, то есть играешь в игру, кто находчивее, умнее, и спешишь с неуместным удовольствием признаваться, что ты в лучшем случае не умнее соперника».

Тут появляется опасность обобщений: у бойца может быть причиной признания полученного укола совсем не то, что он похож по характеру на ласковую веселую дворняжку, а как раз напротив – уверенность бойца в том, что он может позволить себе роскошь не только победить противника, но победить его честно».

В этом, понятно, есть риск, тем больший, что под угрозой может оказаться, например, победа в поединке, которая принесла бы золотую медаль спортсмену лично и его стране…

В конечном счете признаваться или нет – зависит от того, преобладает у бойца прагматизм или стремление воплотить в бою идеалы, завещанные нам древними Олимпиадами и Кубертеном.

Я спросил Марка: если бы на фехтовальной дорожке возникла ситуация, проигрышная для него, но понимал бы это только он, признался бы он?

– Нет. Это не мое дело. Это дело судьи.

– А как же принцип честных игр, ради которых меньше века назад возрождены Олимпийские игры? А колоть противника запрещенным приемом, например, захватывая его рапиру свободной рукой?

(Я задал этот вопрос, зная и понимая, что есть запрещенные приемы, ставшие разрешенными, а есть – оставшиеся за границами правил. Когда-то были запрещены, в частности, на рапире флеш-атака и уколы в спину. И наоборот, бойцы пользовались – во всяком случае в настоящих дуэлях и в некоторых странах – отбивом клинка противника невооруженной рукой. Но в современных регламентах спортивного фехтования невооруженная рука лишена таких прав).

Если быть точным, в 1624 году Фабри, знаменитый итальянский аналитик фехтования из Падуи, добавил к технике фехтования в своем трактате, посвященном поединкам на холодном оружии, применение невооруженной руки.

Этому ныне запрещенному приему некоторые тренеры учат и сейчас – и не только зарубежные.

Я четыре раза в жизни фехтовал в тренировочных боях против многократной чемпионки мира и Олимпийских игр Галины Гороховой. Каждый раз в ближнем бою она наносила мне укол справа, одновременно защищалась левой невооруженной рукой.

Давид Тышлер рассказал мне, как на одном из первенств мира Горохова получила рану в невооруженную левую руку. Ей срочно зашили рану, перевязали. Она вышла на дорожку и выиграла первенство мира. Ей дали орден Трудового Красного Знамени. За то, что героиня, раненая, с окровавленной рукой, стала чемпионкой мира. Но ее-то ранили, потому что она защищалась левой рукой, что правилами не разрешено. Между тем этому учили…

Но мы сейчас не о запрещенных приемах, а о Марке.

Марк не практиковал подобные приемы, моментально ловил их у противников и тут же обращался к судье, что заведомо напрягало многих арбитров (своими возражениями, вполне компетентными, он ставил под сомнение судейский авторитет). Но он не просто спорил с арбитрами. Пожалуй, можно сказать, что он вообще с ними не спорил, он психологически с ними… фехтовал. Получалось, что в каждом бою у него было минимум два противника – соперник и арбитр.

И это понятно: Марк как фехтовальщик был первым золотодобытчиком в новейшей истории фехтования в России, ему победа доставалась особенно тяжело, как первому. Были случаи, когда ему приходилось вступать в борьбу по поводу истолкования одной и той же фехтовальной фразы против двух арбитров – бокового и главного.

То же происходило, когда Марк поменял статус действующего спортсмена на должность тренера. Схватки с судьями стали, пожалуй, даже более ожесточенными, что снискало ему репутацию уникального скандалиста, пытающегося вырвать победу глоткой, высокомерного маэстро, издевающегося над судьями, иронизирующего над арбитрами так же, если не более беспощадно, как над своими учениками.

Думаю, что в определенной степени Марк в этом был солидарен с тренером сборной команды Советского Союза по хоккею Виктором Тихоновым, воспитанники которого принесли стране множество золотых медалей. Тихонов был убежден в том, что «все забывается, оскорбления, обиды… Не забывается только конечный результат. Результат царит над спортом. Итог состязания правит бал. Золото на груди – абсолютная доминанта».

Насколько я могу судить по услышанному от окружающих, особенно им досаждало то, что Мидлер добавлял в свои беседы с близкими и не близкими беспощадную иронию. Разговаривал, как фехтовал – искони рапира, которой он владел лучше многих, служила в истории человечества орудием не убийства, а иронизирования над противником при помощи клинка. Так вот, Марк общался, как фехтовал на рапире. Можно ли дружить с человеком, который постоянно наносит тебе уколы?

Интересно, что при ироническом, почти оскорбительном обращении с людьми многие приходили к Марку за советом. В том числе и люди, которые никак от него не зависели.

Раздается звонок в дверь. Пошел открывать. В двери тетя Альвина, наша соседка, латышка.

– Марк Петрович дома?

– Да.

Видя на моем лице вопросительное выражение, тетя Альвина неуверенно поясняет:

– Я хотела бы посоветоваться с вашим братом.

Почему она пришла за советом к Марку? Он – доктор? Учитель? Раввин? Пророк? Мудрец?

Брат оборачивается к нам от телевизора. Идет футбольный матч, и Марк не скрывает досады, что его отвлекли.

Старушка робеет окончательно, но (похоже, обращается к Марку не впервой) преодолевает робость:

– Марк Петрович, вы хороший совет мне дали, помните?

Брат, судя по его виду, или не помнит, или не придает этому значения, но старушку это не останавливает:

– Марк Петрович, – начинает длинно объяснять Альвина, – у меня внук восьми лет там, у дочери в другой квартире, сидит дома. Родители уехали на три недели, я там у него дежурю, не знаю, можно ли его выпускать на улицу: движения автомашин у дома почти нет, но мало ли что? А я больна часто и валяюсь с температурой, не в состоянии его сопроводить.

– Альвина Леопольдовна, – спрашивает Марк, – а огурцы есть можно?

– Что вы, – пугается соседка, чувствуя подвох. – У меня голова кругом идет: выйти с ним не в силах. Грипп у меня, знобит, а сидеть дома сутками он не может.

– Вот я и говорю, – продолжает Марк, внимательно дослушав, – один греческий философ спорил с другим и доказывал, что огурцы есть нельзя ни в коем случае. Потому что все, кто их ел, умерли.

У Альвины Леопольдовны делается очумелый вид, а брат продолжает:

– Если отец у мальчика олигарх, и у семьи хорошая охрана, и в месте проживания милиция исправно поддерживает порядок, мальчик гулять может. А если на улице шуруют банды, не исключено, что от гуляния пацану надо воздержаться.

– Но…

– Я вам к тому и говорю: с одной стороны, огурцы есть никак нельзя, потому что все, кто их ел, умерли. Помирают, однако, и те, кто никогда огурцов в пищу не употреблял, потому отчего же не попробовать.

Бабушка столбенеет. Потом как-то так встряхивается и идет к двери. У старушки радостное выражение лица.

* * *

Корни таких отношений с людьми, отношений ироничных, скандальных, умных, мудрых «в одном флаконе» – это то, что не перестает меня интересовать.

Как я уже писал о Марке, с тринадцати лет начались победы, и, чемпион Москвы среди юниоров по фехтованию, Марк получил право на льготную продуктовую карточку, то есть практически содержал семью, в то же время, живя в семье, уже не жил в семье.

Фехтовальный зал стал для него, так сказать, родиной души и средством существования.

Я как-то спросил Марка:

– Что у тебя с родителями?

Вместо ответа он сказал:

– Ты знаешь Одо Маркуарда? (Манера Марка – задавать вопросы, которые загоняют собеседника в тупик. – А. М.).

– Нет, откуда?

– Маркуард – немецкий философ, первый, кто теоретически и на эксперименте показал, что человек – это существо, которое компенсирует в спорте неудовлетворенность, недовольство и страдания.

…Вскоре после смерти Марка его старая знакомая, бывшая довольно известная волейболистка (ее имя и фамилия для нашего повествования не нужны), сказала: «Хороший человек. Как жаль! Что-то произошло в его семье, в той, где он вырос. Я знаю, что он своих родителей с самого своего раннего возраста как отрезал».

Я видел, что брат приходил и уходил, молча шел к бабушке (мы жили с ней в той же квартире через коридор), с бабушкой ему было полегче, чем с нами.

Я упоминал, что родился через восемь лет после Марка. Я был любимым младшим, и мне казалось, что к Марку в семье относились с теплом меньшим, чем ко мне.

Но сейчас, когда Марка не стало, думаю, что это было не так. Родители, конечно, любили нас, не выделяя, кому больше ласки, кому меньше, но время было суровое военное и трудное послевоенное и нужно было выжить, а когда нужно выжить, чувства (прежде всего по отношению к старшим) уходят вглубь, внешне сокращаясь, как говорили тогда о ласке: что за «телячьи нежности?»

Не очень понятно и очень удивительно только то (и чуть-чуть обидно за брата), что на меня почему-то «телячьих нежностей» хватало. А на него – нет.

* * *

Как я писал раньше, семья наша жила в большой коммуналке, в одной комнате, где, судя по сейфу, вделанному в стену, раньше был кабинет хозяина.

В этом мощном металлическом ящике хранились сапожные щетки, обувные кремы и инструменты нашего деда-сапожника.

Однажды зимой я потянулся в глубь сейфа за лыжной мазью для школьного кросса и задел пальцем за едва заметный выступ на задней стенке. Задняя часть сейфа скользнула, и открылось узкое пространство, в котором у дальней стенки прислоненный стоял альбом для рисования.

На обложке был нарисован динозавр с пастью волка. Под обложкой я увидел знакомый четкий почерк Марка.

Любопытство пересилило осторожность и совестливость… Впрочем, мне было двенадцать лет.

Читаю:

«4 января 1948 года.

Мне 17 лет. Я чемпион Москвы среди юношей по фехтованию на рапире. Ну, и что? Я доволен, рад, счастлив? Мне не хватает самого главного ощущения, которое убедило бы меня, что я нужен близким мне людям. Почему меня никто не обнимает? Когда родятся звери, многие из них, оказывается, долгое время ездят на спине матери, а то виснут на ее животе. И дело тут не только в близости к еде. Но и в том, что, когда тебя касается кровное – само это прикосновение дает ощущение безопасности: у тебя все в порядке, тебе нечего опасаться, ты надежно защищен, и тебя любят.

Заводят собак, кошек и хомяков, может быть, и потому, что человеку не меньше, чем хомяку, не хватает прикосновения. Но нам с младшим братом не разрешают завести живое существо. Мама уверена, что нас «покусают». Семилетний Сашка ныл: «Мама, купи мне собачку без рота».

На этом месте я остановился. Оторвался от записи. Подумал, что забыл просьбу о собачке. А вот гладкую щеку матери, когда она меня обнимала, и небритую щеку отца помню. От этих прикосновений мне становилось хорошо.

В коридоре раздалось шлепанье тапочек. Я хотел быстро вернуть дневник на место, но за дверью все затихло. Теперь читал не останавливаясь:

…«Родители как бы не приближались ко мне, а может быть, это я не приближался к ним. Вместо этого с седьмого по девятый класс я начитался всякой всячины о пользе для человека родственных и дружеских касаний и сегодня допускаю, что не случайно во всем мире отмечают Международный день объятий. До сих пор я не имел понятия, что по правилам МДО уже несколько десятков лет этот День празднуется четыре раза в год – 21 января, 4 декабря, 15 июля и 22 июля люди дружески обнимаются во многих странах со знакомыми и незнакомыми. Написано, что в эти четыре дня люди обмениваются душевным теплом. А я бы устроил сорок дней объятий.

Потому что получается – все остальные дни года я обречен на то, чтобы выжимать из окружающего мира тепло и любовь».

«20 января 1948 года.

…Подбросил матери на туалетный столик записку. «Американские ученые из университета штата Северная Каролина экспериментально установили, что: «Объятия могут защитить от неположительных воздействий стресса». «Объятия дают возможность резко ослабить депрессию и чувство одиночества». Установлено, что при ласковых прикосновениях к человеку у него усиливается иммунитет; повышается уровень гемоглобина; гипоталамус головного мозга выбрасывает в кровь гормон, который вызывает благожелательное отношение к людям, так называемый окситоцин, гормон положительного отношения к миру и хорошего самочувствия. Теперь, когда мне говорят, что объятие друзей и родителей помогает людям, страдающим повышенным беспокойством, я в это верю», – закончил я записку. Мать никак не показала, что прочитала записку. Я подождал с месяц и подбросил вторую. Вот она: «По данным английских психофизиологов, младенца надо гладить не реже шестнадцати раз в сутки. Многолетние исследования показали, что при отсутствии или при редкости положительного осязательного контакта младенцу грозит нервное заболевание. Взрослого ребенка до достижения им зрелого возраста надо гладить не реже восьми раз в сутки. Иначе у него из года в год растут шансы оказаться жертвой собственных расстроенных нервов. Молодой человек превращается в озлобленного неудачника».

– Мама, а как насчет записки? – спросил я.

– Есть грех, – сказала мама, – сейчас уже трудно что-нибудь изменить. Было дело…» – она не стала продолжать».

Запись оборвана. На следующих трех страницах проставлен только год – 1949, 1950, 1951, – но они не тронуты.

Четвертая страница начинается словами:

«3 марта 1951 года.

Долго двигался к вопросу, который, казалось бы, имеет простой ответ: зачем мне тыкать клинком в людей, не давая при этом ткнуть в меня? В последние месяцы возник еще более «простой» вопрос: в чем причина необыкновенной моей убежденности в том, что я любой ценой должен победить?

Мне нужны деньги? Слава? Зарубежные поездки? Но за рубеж пока что наших спортсменов не выпускают. Слава? Обо мне будут писать и говорить. И что? Сегодня я, завтра не я. Как там у Пушкина: «…Слава – яркая заплата на жалком рубище певца; любите злато, злато, злато, любите злато без конца»… Деньги? Но я к ним тоже отношусь спокойно. Конечно, рад, что за звание чемпиона Москвы получаю продуктовую карточку и могу кормить родителей. Это дает мне возможность больше себя уважать.

Может быть, успех в фехтовании нужен мне для того, чтобы победить мои неудачи в отношениях с близкими. Хочу, чтобы до меня хотели дотронуться, были бы рады положить мне руку на плечо, обнять».

Запись без даты:

«Что же, фехтование не дает мне тепло и любовь – пока что, но уже балует успехом и дополнительным вниманием окружающих. Это немало. А ирония – щит от любых попыток незвано вторгнуться в мою внутреннюю жизнь».

Запись без даты:

«Говорил с младшим братом. Сказал ему, что отношусь к фехтовальному залу на соревнованиях, как к читальному залу библиотеки, где я должен читать противника, как книгу. Сейчас думаю, что сравнение правильное».

Запись без даты:

«Что я вижу в зеркале, так это упрямого, несговорчивого, часто эгоистичного, неуверенного в себе человека, который в неприятной ситуации пытается найти что-то смешное или кажущееся смешным. Я бреду по длинной пыльной дороге и несу свой характер, как старый чемодан. Не потому, что это нравится (что тут может нравиться?) Чемодан тяжелый и изрядно потертый – просто больше мне нести нечего.

Я иду прямой дорогой в тупик».

Это писал совсем еще молодой человек.

Теперь приведу несколько отрывков из дневника брата, который он вел на протяжении многих лет, будучи уже вполне зрелым и знавшим жизнь человеком.

Запись без даты:

«Как пишет Харуки Мураками, «для жизни необходимо огромное количество энергии». Где взять эту энергию, откуда ее черпать, как не из собственных физических сил? Для любого, кто собирается сделать в жизни что-то основательное, необходимо нарастить мускулатуру. А чтобы заниматься работой столь вредной для здоровья, как профессиональный спорт, нужно быть исключительно здоровым человеком. Другими словами, нездоровый дух нуждается в здоровом теле».

Запись оборвана. Пустая страница и ниже снова цитаты из книги Мураками «О чем я говорю, когда говорю о беге»:

«Я как деревенский кузнец – молчалив и работящ».

А дальше – стихи:

Почему у меня так резко делятся окружающие на святых и – бесов, на лютых друзей и преданных врагов? А-а-а!..»

Запись оборвана. Ниже:

«Читаю Маркеса «Сто лет одиночества» – роман-миф, роман-притча о развитии человечества, где каждый обречен на одиночество, и только оно господствует в мире.

Быть может, мы сами не хотим взглянуть в лицо правде, насколько чудовищно одинок каждый из нас. У каждого свой путь и одиночество тоже свое, такое разное, такое непохожее, всегда выматывающее и опустошающее холодом.

Шопенгауэр прав. Он сказал: «В одиночестве каждый видит в себе то, что он есть на самом деле».

По радио «Свобода» Женя Ловчев – известный в мое время футболист – сказал о себе: «Я жив любовью людей ко мне». Он был великий футболист.

Мой младший брат жив любовью людей к нему, в которой он нуждается, видно, до зарезу. Поэтому он старается быть всеми любимым. Всем хочет помочь.

А я? Я тоже пытаюсь питаться любовью людей. Но я не стремлюсь помочь всем, потому что тогда не поможешь никому. Или поможешь кому-то за счет других, которые стоят в очереди за помощью.

…Разнообразие – это лучшее средство от скуки (тоски). Разнообразие держит человека в тонусе. Невыносимая скука на сборах – не лучшее средство от скуки».

На одной странице дневника посреди листа крупными буквами было написано:

«ПОЕДИНКУ НАДО СЛУЖИТЬ ВСЕЙ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ!»

И дальше:

«Чем опасней для меня противник, тем ясней я вижу, что передо мной на дорожке находится другая Вселенная. Надо понять ее законы, раскрыть особенности ее движений.

Этому поединку, а любой поединок является «этим», надо послужить всей своей жизнью.

Читая книги такого класса, как «Сто лет одиночества» Маркеса, или Марка Аврелия «Наедине с собой», или Шопенгауэра «Афоризмы житейской мудрости», я чувствую, что не могу «схватить» мудрость, во всяком случае, настолько, чтобы понять, что она такое и от чего она зависит. Потом наткнулся на Экклезиаст, и он совсем меня запутал. Потому что учил тому, что «не проворным достается успешный бег»… Как же так, подумал я, а кому же? «Не храбрым – победа». А кому? «Не мудрым – хлеб». А как же мудрый Иосиф, который предвидел семь сытых и семь голодных лет и запасся хлебом для себя и для всего своего народа, и для окружающих народов?.. «Не у разумных богатство, – настаивал Экклезиаст, – и не у искусных благорасположение». «Но, – меня поразило, – время и случай для всех их».

Значит, вся мудрость жизни состоит в том, чтобы понять свое время и словить «свой случай»? Какое свое время и какой случай я не словил?

Я словил полтора десятка лет своего капитанства. Особенно годы наших побед. А дальше что?»

Последняя запись без даты:

«В лодке жизни я не пассажир, я – гребец!»

* * *

– И все-таки, в чем секрет его побед? – спросил я Дода Тышлера.

– Науке сие не известно. Я о фехтовании написал несколько книг – все равно не понимаю. Понимаю, что оно стимулирует так, что ставит на дыбы двигательные и умственные способности человека. Но это относится ко многим видам спорта. Что еще? После шахмат фехтование на втором месте по интеллектуальной составляющей… Может, сочетание возможностей у Марка выигрышное? – сказал Дод.

Марк был улыбчив.

Как сказала бывшая чемпионка мира по рапире среди женщин Татьяна Любецкая: «Во всяком случае, в фехтовальном зале я никогда не видела его хмурым».

Раздается звонок:

– Как дела? – спрашивает Марк.

– Нет проблем, – отвечаю я.

– Да? – с тревогой в голосе. – Нет проблем? Значит, ты умер.

Про Марка и про его юмор ходили анекдоты и легенды.

Таня Любецкая рассказывает:

«В Вене сборная команда России пошла смотреть фильм, который в Австрии очень хвалили.

Началась лента: секс. Сплошной. Перемежается порнухой: порнуха – секс, секс – порнуха. Я почувствовала, как в полной темноте щеки у меня нагрелись – жутко покраснела. Вышли из кинотеатра. Идем, молчим. Неловко друг перед другом. Не знаем, как лицо держать.

Марк задумчиво говорит:

– Плохо, когда языка не знаешь. Ничего не понятно!

Мы так и грохнули! Попадали! И стало легче».

Марка никогда не волновало то, что он – еврей. И вдруг в 2010 году он узнает от кого-то из знакомых, что попал в книгу «Знаменитые евреи». Звонит мне:

– Слушай, тебе не попадалась книжка «Знаменитые евреи»?

Я никогда не знал, разыгрывает меня Марк или говорит серьезно.

Отвечаю:

– А что?

– Там я среди ста шестидесяти пяти героев еврейского народа между Фрейдом и Эйнштейном.

– Ты ближе к Фрейду или к Эйнштейну?

– Где-то посредине.

На всякий случай я сделал крюк по дороге на работу, и на Арбате в «Доме книги» действительно есть такая книга. Толстенькая, квадратная. На обложке – фото Эйнштейна и Фаины Георгиевны Раневской.

Марк Мидлер на 137-й странице. О нем рассказано коротко и сухо. Как о Фрейде и об Эйнштейне.

Вот только зачем он мне позвонил?

Хотел похвастать? Такого не было никогда. Ни до, ни после. Даже в шутку, производную от книги о евреях гениальных и близких к тому, даже и в этом случае хвастать передо мной не входило в наши отношения.

Парадокс? А может, Марк – гений? Ха-ха. «Гений парадоксов друг…»