– Эбола, презренная филистимлянка, дщерь греха! Ты там что, спишь на работе, дешевая танцовщица, продажная содомитка?! А ну, живо оторвала задницу от кресла, семя диаволево, и пулей ко мне с текстом репортажа!

Хрип интеркома мерзко полосовал слух, словно тупое бритвенное лезвие из станка для линии бикини с присохшими к режущей кромке волосами и грязными комочками крема. Алена Эбола пошевелилась, нехотя покидая бездну безумных бабочек и широко распахнутых глаз, колышущихся на стебельках. Зажмурилась, привычно ощутив, как раскаленный шампур плавно пронзает навылет оба виска. Потом еще раз. И еще – будто зазубренным смычком провели по туго натянутым струнам мигрени, причем безо всякой канифоли.

– Однажды я воистину уничтожу тебя, Нергалыч, – проскрипела она в пространство, не поднимая век, под которые словно васаби-порошка насыпали. – Навсегда. Я разорву тебя наискосок, но строго пополам, говнюк. Я крупными кусками скормлю тебя Сергееву. Я напьюсь дымящегося мозга из твоих расколотых костей, и мир сразу станет светлее, радостнее и чище. С добрым утром, страна…

На самом деле этот текст оказался приблизительно в пятьдесят восемь раз длиннее, чем тот, который сейчас был посилен ее многострадальному горлу и непослушному языку, поэтому Алена наверняка произнесла его про себя. А потому что вот так вот, подруга. Физический закон природы такой. Любишь неистово развлекаться, люби потом и трупы закапывать. Нравится стильно отрываться до четырех утра? Люби просыпаться в половине девятого утра же.

Голова болела столь яростно, будто трудолюбивые египетские рабы вбили в нее большущий деревянный клин и теперь старательно поливали водой, отчего дерево неумолимо разбухало и заставляло трескаться массивную глыбу затылочных долей. По телу, вне всяких сомнений, всю ночь ездили на асфальтоукладчике, каток которого из непонятных соображений оснастили шипами на манер молотка для отбивания мяса. Во рту было сухо и шершаво, как в пустыне Негев ранней осенью, низ живота ныл, словно после упражнений на пресс с отягощениями, в желудке тихонько репетировал какую-то эстрадную чепуху военный духовой оркестр. Судя по ощущениям, минувший вечер категорически задался.

А глаза все же придется открыть, родная. Со всей прискорбной неизбежностью. Потому что если сей же час не отыскать будильник и не выключить его, а дать себе некоторое послабление, пригреться и сладко задремать, то через пять минут маленький ублюдок злорадно повторит пытку. И можно даже не пробовать найти его на ощупь – отхватив в свое время пару крепчайших пистонов от Нергалыча за хронические опоздания (с многочисленными телесными травмами и поражениями в правах), Алена придумала ставить будильник подальше от кровати, чтобы стало невозможно вырубать мелкого засранца на автомате, прямо сквозь сон.

Теперь совершенно необходимо как-нибудь продрать загадочные и красивые зеленые глазки, встать на любимые стройные ножки и, невнятно чертыхаясь, сделать пару шагов в неизвестном пока направлении в поисках будильника, только чтобы больше не слышать тайком записанного на флешку мерзкого голоса шефа.

В качестве сигналов побудки Алена перепробовала множество резких звуковых раздражителей – и петушиное кукареканье, и невыносимое дребезжанье советского телефонного аппарата, и пронзительный визг циркулярной пилы, и истошные вопли покойного Ронни Джеймса Дио, – но рык непосредственного начальства среди прочих вариантов оказался наиболее адекватной заменой нашатырному спирту.

– Где же ты, маленький ублюдок? – хрипло простонала девушка.

Язык по ощущениям напоминал старый шерстяной носок, обильно вывалянный в подкроватной пыли, и подчинялся хозяйке с превеликим трудом.

– Тут я… – Мужской голос, молодой, сонный и маловразумительный. – Чего случилось, а? Это кто сейчас орал?..

Немало озадаченная, она не глядя пощупала рукой за спиной и наткнулась на укрытое одеялом продолговатое утолщение размером с небольшого кабанчика, возникшее за ночь на ее роскошной четырехспальной кровати красного дерева. Этакий «лежачий полицейский», решивший заночевать в ее постели.

Утолщение недовольно шевельнулось, сбрасывая руку Алены.

– Мальчик, тебя как зовут? – равнодушно поинтересовалась Эбола, так и не соблаговолив повернуться.

– Вадик… – умирающе пробормотало утолщение.

Хм. Вадик. Это сочетание звуков определенно что-то ей говорило. Алена неторопливо, раздумчиво покатала его на языке, пробуя на вкус, и дважды машинально выплюнула безо всякой цели:

– Вадик. Вадик…

– А?! – вскинулся юный ромео, за прошедшие четверть минуты тишины уже успевший снова с головой провалиться в сон, словно в черную прорубь.

– Ничего. Спи, зая.

Алена Эбола откинула атласное одеяло, осторожно, чтобы ненароком не потревожить египетский деревянный клин в голове, перекатилась на край своего необъятного сексодрома, спустила ноги на пол, погрузив ступни в мохнатый ворс ковра. Несколько мгновений тупо блаженствовала в сидячем положении, глядя в никуда.

Точно, Вадик! В яблочко.

С характерным щелчком встал на место очередной фрагмент рассыпанного и перемешанного за ночь мирового паззла. Вадик, каштановые волосы, суховатые ладони, серые внимательные глаза, оттопыренные губы, крепкие ягодицы, пара довольно остроумных замечаний к месту. Закрытый ночной клуб для весьма особых персон «Газгольдер»; стало быть, чей-нибудь сынок или племяшка, раз не медийная физиономия. Или внук. Весь вечер на вертушке – специально приглашенный остромодный австралийский диджей Диджерида, в чилл-ауте пару раз мельком Мишка Прохоров и Федечка Бондарчук, едва успела с каждым чмокнуться в щечку, на танцполе множество всякого мелкого тусовочного криля вроде Ускова, Божены, Блёданс и Сиятвинды; короче, куда ни плюнь жвачку, непременно попадешь в прическу какой-нибудь медиазвезде средних размеров. Знатное рубилово, чрезвычайно правильное общение, чувство радостной сопричастности прекрасному и море гламурного удовольствия, а также непременные виски-кола, «Бакарди Мохито», «Текила Санрайз», пара водка-тини и двойной эспрессо с самбукой для тщательной заполировки всего вышеперечисленного. И сверху чайная ложечка сладкого снежка – исключительно для украшения, словно вишенка на именинном торте…

Она досадливо поморщилась. Уж сама-то себя могла бы не обманывать, подруга. Вишенок было две. Столовых. На каждую ноздрю. В первый заход. Алена запрокинула голову, пытаясь в зеркальный потолок разглядеть, не видно ли в глубине ноздрей следов запекшейся крови. Далековато. Отчаянно шмыгнула носом. Нет, с кокосом пора резко завязывать, девочка моя, если не хочешь окончательно угробить слизистую.

Давно пора, кстати. Но во имя Альмонсина-Метатрона, до чего же славно они с мальчиком Вадиком вчера колбасились под снежком!.. И в клубе, и, судя по сбитым в тугой жгут шелковым простыням, дома в постели, – впрочем, следовало все же смириться, что воспоминания о сексуальных событиях, произошедших после половины второго ночи, так и не ожили, и это было чуточку досадно, хотя и не смертельно. Без кокса, на одних алкогольных коктейлях она, выжатая на службе как половая тряпка, едва ли смогла бы так чудесно клубиться. Разве что под экстази…

Но хрен редьки не больше, благородные адепты. Нет, решительно не больше.

Будильник старательно, со знанием дела прочистил горло. Осознав, что сейчас шеф снова во всю глотку гаркнет на презренную филистимлянку и продажную содомитку, Алена легко спрыгнула с кровати и, метнувшись на звук, эффектным ударом плашмя вырубила маленького подонка. Аж самой понравилось, до чего ловко вышло.

– Скажем «Нет!» Башнину! – удовлетворенно произнесла девушка, с наслаждением потягиваясь нагишом посреди комнаты.

Итак, сон таки был посрамлен, изгнан и стремительно бежал с поля боя в сторону области, словно Тушинский вор, – метротоннелем через «Сходненскую» и «Планерную». Теперь следовало спешно развить тактический успех и превратить его в победоносное наступление по всем фронтам.

Настроенная по-боевому, Алена проследовала в ванную, с внутренним мурчанием ощущая голыми ступнями шершавые теплые плиты подогреваемого пола. Склонилась над огромной чашей раковины из черного мрамора, формой действительно напоминавшей раскрытую ракушку морского гребешка, вытянула руки вперед. В сложенные лодочкой ладони хлынула вода. Эбола с удовольствием, назло противной мигрени, умылась и, весело отфыркиваясь, снова подставила руки.

– Прохладнее, – сказала она, зажмурившись.

Последовала очередная порция воды. Алена еще раз оплеснула лицо, с лошадиным фырканьем помотала головой, разметав по спине шикарную гриву соломенного цвета.

– Я сказала «прохладнее», а не «у точки замерзания», – произнесла она голосом, который едва ли был теплее предмета обсуждения.

После некоторой обескураженной паузы в ее ладони аккуратно полилась третья порция. На сей раз госпожа Эбола температурой воды осталась удовлетворена. Утерев мордочку пушистым полотенцем, она снова вышла в холл, пересекла его по диагонали и оказалась в просторном тренажерном зале, уставленном причудливыми пыточными механизмами из металла, кожи, резины, чугунных отягощений и стальных тросиков.

Алена привычно размялась, сделала несколько упражнений на растяжку, с тайной гордостью покрутила перед зеркальной стеной тугим бюстом, якобы разогревая тазобедренные мышцы, поприседала, лениво покачала пресс на одном из пыточных механизмов. Потом оседлала прислоненный к стене спортивный велосипед и через распахнутые двери выкатила из тренировочного зала в широкий коридор, стилизованным уроборосом обегавший всю квартиру по периметру и неизбежно возвращавшийся обратно в холл, к дверям спортзала.

Проект пентхауса госпожи Эболы согласовывался с ней самой, а ей позарез нужна была внятная велосипедная дорожка, потому что перспектива гонять в мороз и слякоть среди густого бензинового выхлопа по забитому транспортом Ленинградскому шоссе ее совершенно не прельщала. Развить порядочную скорость на комнатном велотреке, конечно, не представлялось возможным из-за его малого диаметра, однако квартира все же была достаточно просторной, чтобы гонщик имел возможность спокойно крутить педали и при этом не вертеть судорожно рулем. Алена Ашшурбанипавловна Эбола являлась вип-персоной государственного масштаба и занимала обширные апартаменты, вполне соответствовавшие ее высокому общественному статусу.

А пожалуй, молодая и красивая голая женщина на спортивном велосипеде – это весьма стильно и чертовски пикантно, подумала она, заходя на шестой круг. Впрочем, Башнин, сцуко, все равно не упустил бы цинично поиздеваться над ней, если бы увидел в таком виде. Однако мы гордые девушки и в любом случае скажем самое решительное «Нет!» Мишке Башнину.

Сделав еще полтора десятка кругов и вернув велосипед на место, взбодренная и разгоряченная Алена возвратилась в ванную. Голова уже почти не болела, и это стоило отпраздновать шампанским и запрещенными китайскими фейерверками.

В роскошной ванной комнате, скорее даже зале, при желании тоже можно было немножко ездить на велосипеде; по крайней мере, от дверей до каррарской мраморной ванны, размерами и формой напоминавшей скорее небольшой бассейн, насчитывалось ровно восемь Алениных шагов, если шагать не слишком широко. Обнаженные текучие наяды опасливо выглядывали из-за внушительного настенного зеркала в бронзовой окантовке, чрезвычайно расстроенные своей недавней ошибкой с температурой воды: хозяйка могла серьезно осерчать и за меньшее. Чтобы не испытывать далее хрупкого терпения Алены Ашшурбанипавловны, им теперь никак нельзя было пропустить жеста, который недвусмысленно укажет, что именно хочется принять госпоже в это чудесное зимнее утро – душ или ванну.

– Ванну, – вслух распорядилась Алена, пренебрегая нелепыми условностями церемониала, и оседлала унитаз с подогретым стульчаком.

Водные элементали тут же пришли в движение, засуетились, заструились сверху вниз и снизу вверх по керамической плитке, в огромную мраморную чашу хлынула синтезированная ими горячая вода, к потолку устремился густой пар. В дорогущем салоне элитной сантехники, где у адепта Эболы была золотая скидочная карточка на двадцать процентов, продавали только отборных ручных наяд, однако даже эти полуразумные девочки умудрялись постоянно все путать и создавать на ровном месте ненужную суматоху. Впрочем, более дешевые ундины были еще хуже.

– С пеной, – уточнила Алена, блаженно прикрывая глаза.

Со всех сторон к шикарной ванне, старательно работая стрекозиными крылышками, устремились полупрозрачные сильфы, тащившие в крошечных горстях крупинки ароматической соли. Ныряя вместе с солью в наполняющийся мраморный полубассейн, они принимались отчаянно барахтаться в воде, среди то и дело показывающихся на поверхности головок наяд, усердно взбивая пену. Имея возможность напрямую оказывать влияние на стихию воздуха и заставлять ее самым причудливым образом взаимодействовать с другими стихиями, они легко обходились без каких-либо пенообразующих средств.

Наяды, разумеется, не были железными, поэтому сначала украдкой, а потом все более и более плотоядно они принялись поглаживать бултыхающихся в их среде мальчиков-сильфов по влажным голым спинам, ягодицам и крылышкам. Это вопиющее бесстыдство отнюдь не осталось незамеченным атакованной стороной. Ванна еще не успела наполниться, а в ней уже бурлила сладострастная мешанина из множества энергично сплетающихся миниатюрных тел, скрытая от посторонних глаз сугробами душистой пены.

– Так! – строго прикрикнула госпожа Эбола со своего насеста, не открывая глаз. – Мы там работаем или опять развлекаемся?!

Облепленные пеной элементали воздуха принялись с паническим писком вылетать из ванны и по-мужски трусливо прятаться в вытяжке; встревоженные неудовольствием хозяйки и в основной массе так и не успевшие получить сексуальное удовлетворение наяды, наоборот, камнем ушли на дно, растворились в своей стихии, испуганно закрыв глаза ладошками.

Покончив с неотложными делами, Алена встала с унитаза – бачковые ундины тут же спустили за ней воду, – прошагала к наполненному бассейну, опустила в него ногу и оглушительно взвизгнула: температурой ароматическая смесь в ванне совсем немного уступала крутому кипятку.

Наяды через толщу воды настороженно наблюдали за хозяйкой сквозь пальцы, однако карательных санкций в их адрес не последовало – на самом деле Алена Ашшурбанипавловна обожала очень горячие ванны и после многочисленных экспериментов сама подобрала оптимальную температуру, которую водяным девочкам оставалось только неукоснительно выдерживать по утрам при помощи кухонных саламандр. В этот раз они не ошиблись ни на градус.

Девушка сунула в кипяток другую ногу, снова взвизгнула, немного постояла неподвижно, привыкая, потом начала медленно опускаться. Присела на корточки, окунув попку, осторожно завалилась на спину, сладко взмуркнула и вытянулась во весь рост, погрузившись в пену по самый подбородок. Во имя Альмонсина-Метатрона, до чего же хорошо!

Десятки крошечных ручек тут же принялись разминать и массировать ее тело; разогретые мальчиками-сильфами до состояния пара из ушей, наяды с особыми нежностью и энергией взялись за госпожу, и разомлевшая Алена закряхтела от нестерпимого удовольствия. Нет, не зря она, наученная горьким опытом, не стала в последний раз покупать воздушных элементалей-девочек: они, конечно, были гораздо толковее мальчиков, однако смертельно ревновали кавалеров своего вида к водяным девам и едва ли позволили бы им безнаказанно резвиться вместе при взбивании пены, в результате лишив хозяйку половины наслаждения от водных процедур.

Осмелевшие сильфы между тем набились в отверстия джакузи и начали подавать в мраморный бассейн кондиционированный воздух, который гроздьями крупных пузырьков приятно обтекал кожу госпожи, добавляя и без того чувственному мытью волнующих осязательных оттенков. Бесшумно заработала вентиляция под потолком, вытягивая за пределы пентхауса влажный пар.

– Не давайте мне заснуть, мои хорошие, – промурлыкала Алена, снова прикрывая глаза. – Но знайте меру. Если еще кто-нибудь щипнет меня как в прошлый раз, всех спущу в сортир…

Испуганные наяды удвоили усилия, стараясь при этом действовать как можно осторожнее. Конечно, на самом деле госпожа Эбола едва ли стала бы так бездарно распоряжаться собственным дорогостоящим имуществом, но водяные девочки, прекрасно зная крутой нрав хозяйки, не смели особенно на это полагаться.

Вскоре Алена Ашшурбанипавловна напарилась до полного одурения. Грациозно поднявшись на ноги – воздушные элементали, зависнув с двух сторон от повелительницы, словно стрекозы, почтительно поддерживали ее под локти, чтобы она ни в коем случае не поскользнулась, – заложив руки за голову и выпятив грудь, хозяйка милостиво позволила намылить себя аутентичным ефиоплянским скрабом с измельченной абрикосовой косточкой, а потом ароматным французским гелем для душа от Жана Пату. Волосы госпожи Эболы были тщательно и бережно промыты мягким шампунем «Elseve L’Oreal» с керамидами и аккуратно покрыты слоем питательного бальзама с жожоба и алоэ вера от «Lebel Cosmetics».

Интенсивные водные процедуры завершил каскад теплой воды, по сигналу Алены обрушившийся на нее из-под потолка и смывший с ее лакомого тела все лишнее. В воздухе опять засновали мальчики-сильфы, старательно смазывая поблескивавшую от влаги кожу хозяйки люксовым молочком для тела и щекоча гладкие фотоэпилированные подмышки нежным ароматическим маслом с ароматом жасмина.

Едва девушка вышагнула из бассейна, висевшее до этого на изящном полотенцесушителе полукимоно «Токайдо», черное с красными драконами, как бы само собой проплыло по воздуху, подставляя рукава под ее узкие запястья, наделось на плечи и предупредительно запахнулось на животе. Из пространства в центре ванной залы родился поток горячего ветра, сконцентрировавшийся на волосах Алены; приняв у натужно трепещущих крылышками сильфов расческу-щетку, она стала неторопливыми движениями сушить свою пышную светлую гриву.

Юркая саламандра опасливо высунулась из вентиляционного отверстия под потолком, щуря подслеповатые глаза, но, разглядев, что со стихийным феном все в порядке, деловито кивнула и снова ускользнула на кухню.

Приведя себя в порядок, госпожа Эбола придирчиво изучила свое отражение в зеркале – когда отражению наскучило пристально вглядываться в лицо хозяйки, оно последовательно показало ей язык, оттопырило уши, широко улыбнулось, демонстрируя идеально ровные, на прошлой неделе отбеленные зубы, и игриво чмокнуло пространство в направлении невидимой преграды между физическим миром и зазеркальем, – после чего вышла из ванной чрезвычайно довольная собой и как была, в халате и босиком, отправилась завтракать.

В обширном беломраморном холле с колоннами, который ей снова пришлось миновать, с недовольным видом топтался затянутый в строгий черный костюм с галстуком мажордом Сергеев, массивной цепью прикованный за ошейник к бронзовой скобе возле дверей лифта. С тех пор, как за многочисленные ненужные дерзости Алена Ашшурбанипавловна окончательно отказала ему в доступе к своему юному телу, он начал довольно болезненно воспринимать визиты молодых соперников.

– Чего ты киснешь, Сергеев? – дежурно поинтересовалась Эбола и, не слушая его угрюмого бормотания, наставительно продолжала: – Когда зая проснется, насильно умыть, вкусно покормить завтраком и выпроводить. Я не сказала «спустить с лестницы»! – на всякий случай добавила она, заметив, как хищно встрепенулся массивный раб-дворецкий при слове «выпроводить». – Имей в виду, что тебе, возможно, предстоит общаться со своим будущим хозяином – если у него, конечно, хватит щедрости, ловкости, выдержки и такта надеть на меня обручальное кольцо. А раз уж он окажется настолько щедр и ловок, то в дальнейшем, конечно, не пожалеет плетей и электрошока, заподозрив тебя в прискорбной непочтительности. Пшел!

Сергеев смиренно поклонился, звякнув цепью, хотя в его блеснувшем на мгновенье взгляде отчетливо читалось, что именно он думает о шансах потенциального хозяина на руку и сердце госпожи. Последнюю пару лет мужчины в постели Алены Ашшурбанипавловны менялись с периодичностью листков отрывного календаря, и не было совершенно никаких признаков того, что этому молокососу отчего-то повезет больше, чем предыдущим.

Покинув надувшегося Сергеева, Алена направилась в столовую. Вот здесь-то уж на велосипеде можно было развернуться запросто, если вынести лишнюю мебель.

Едва она перешагнула порог, как в кухне за стеной негромко щелкнул закончивший работу тостер – как и каждое утро, саламандры и гномы принялись за готовку, едва хозяйка завершила физкультурную разминку, и весь процесс был рассчитан с точностью до полуминуты.

В столовой располагался дубовый обеденный стол на двадцать четыре персоны, но госпожа Эбола демократично заняла индивидуальный столик перед плазменной панелью, на котором уже был сервирован легкий завтрак профессиональной фотомодели: свежевыжатый гномами красный апельсиновый сок в высоком хрустальном бокале (апельсины доставили чартером из-под Тосканы), омлет из белков яиц с алтайской экофермы, немного домашнего джема из кумквата в вазочке рубинового стекла, французское трюфельное масло, диетический творожок ручного приготовления с пророщенными злаками и кусочками свежих фруктов, непременная, слышите, непременная крошечная бутылочка натурального кефирчика – после вчерашней алкогольной атаки лактобактерии пищеварительного тракта госпожи Эболы нуждались в срочном интенсивном пополнении – и початая пачка «Триквилара»: Алена не доверяла исполнительным, но туповатым гномам, регулярно путавшим дни недели, и предпочитала извлекать соответствующее противозачаточное драже из упаковки самостоятельно, дабы не рисковать по пустякам.

То есть Алена Ашшурбанипавловна, конечно, отдавала себе отчет, что нормальные фотомодели не завтракают, тем более столь обильно. Но ей нравилось говорить о своем утреннем приеме пищи: легкий завтрак профессиональной фотомодели.

Из ведущего на кухню технического проема в стене выскользнула саламандра, опасно балансируя фарфоровым блюдцем с двумя мягкими румяными тостами из хлеба с отрубями, сгрузила несомое на стол перед хозяйкой, неловко поклонилась и стремительно юркнула обратно в проем, опасаясь, как бы под ее горячими ногами не начала темнеть шелковая скатерть. Один раз так уже случилось, и госпожа закатила грандиозный скандал. Скатерть пришлось выбросить, а дежурная бригада саламандр была жестоко наказана водным обрызгиванием из пульверизатора.

Опустившись за стол, девушка первым делом в несколько глотков опустошила бутылочку кефирчика и облегченно перевела дух, ощутив, как тучи, сгустившиеся в пищеводе за ночь, начинают понемногу расползаться. Едва проснувшись, она собиралась ограничиться только этой бутылочкой, но теперь, пожалуй, уже была вполне готова к эпическим подвигам – скажем, съесть что-нибудь более ощутимое.

– Телевидения мне, – потребовала Алена, небрежно смазывая теплый тост кумкватным джемом. – Пристойного. Пристойного, я сказала.

Гномы щелкнули невидимым пультом, и циклопическая плазменная панель домашнего кинотеатра напротив обеденного стола замерцала, осветившись изнутри. В верхнем левом углу возникла заставка «CNN News». Девушка чуть поморщилась, словно в джеме ей попалось твердое кислое зерно из маракуйи. Плазменная панель моргнула и предложила вращающийся кубик Рубика круглосуточного канала «Россия 24».

Уголки рта Алены неумолимо продолжали ползти вниз.

Экран снова дернулся и продемонстрировал ведущего новостной программы канала «RAI 1»; впрочем, гномам было известно, что в итальянском хозяйка особо не сильна, поэтому здесь картинка задержалась не более чем на полсекунды. Панель на мгновение заполнила заставка «Russia Today», затем «РБК Daily», затем почти без перерыва – «Fox News», а потом, не дожидаясь очередной брезгливой гримаски госпожи, – белоснежный вращающийся глобус франкоязычной версии «EuroNews».

– Оставить, – распорядилась Алена, с невыносимым наслаждением пригубив прохладного апельсинового сока.

В общем-то, наверное, имело смысл дощелкать-таки до «BBC News». Адепты «Евроньюс», не обладавшие ни собственными воинскими подразделениями, ни укрепленными корпунктами в диких землях, ни виртуозными бойцами, едва ли могли считаться истинными творцами Новостей, скорее верными оруженосцами своих старших братьев из более могущественных медиаимперий. Впрочем, они всегда слыли неплохими компиляторами, так что в последние годы для того, чтобы узнать, как идут дела у коллег в заграничных отделениях ордена, вовсе не требовалось одну за другой просматривать все новостные программы: достаточно было полюбопытствовать, что натаскал себе в ленту канал «Евроньюс», чтобы пребывать в полной уверенности, что мимо внимания не проскользнуло ничего важного.

Что ж, да будет так.

«…ситуации в секторе Газа, – донеслось с экрана. – Авиация израильтян препятствует перегруппировке палестинских боевиков, нанося массированные бомбовые удары по окраинам Рафаха. В то же время боевики не прекращают ракетные обстрелы жилых кварталов Ашдода. Данные о потерях сторон противоречивы, однако…»

– Эта музыка будет вечной, – вздохнула Алена, распечатывая упаковку нежного творожка со злаками. Насквозь пропитанный высшей магией пятачок земли, сакральный для трех мировых и двух десятков локальных демонолатрических религий, был слишком лакомым для большинства обладателей Силы, чтобы там когда-нибудь установился прочный мир.

Диктор послушно прервал сюжет и перешел к следующему:

«Встревоженный предполагаемым несанкционированным отбором газа на территории Украины, «Газпром» направил в Еврокомиссию официальное письмо с предложением назначить независимый мониторинг транзитных газораспределительных станций с целью…»

Алена встрепенулась. Между прочим, весьма любопытно, благородные адепты, чем же закончится перманентное бодание ситхов с джедаями по поводу газового транзита. Отложив ложечку, она сосредоточилась, напряглась и привычно сдвинула видимую реальность в правильную сторону, вывернув телевизионный сигнал наизнанку.

– К другим новостям, – негромко произнесла она сакральную формулу, завершая экзистенциальную метаморфозу.

Картинка на экране немедленно превратилась в истинную, не искаженную ядовитыми эманациями орденских эфирных механизмов Останкино. Теперь это была панорама зловещей магической башни Рунарха, которая сменилась суетой простолюдинов во внутреннем дворе здания РАО «ЕЭС», а затем нарезкой наиболее эффектных кадров из фехтовального поединка между лысым здоровяком в джедайском балахоне и суровым мужчиной средних лет в черном развевающемся плаще. Изменился и закадровый комментарий:

«…пять – три в пользу джедаев «Газпрома». В ходе захватывающего поединка, продолжавшегося четырнадцать раундов на нескольких этажах здания РАО «ЕЭС», мастер Гаумата Топильцын изволил поразить насмерть темного владыку ситхов Дарта Гаспаряна…»

Снятая крупным планом отрубленная голова лорда Гаспаряна, разбрызгивая артериальную кровь, эстетично прокатилась по покрытию офисного коридора, в котором завершился поединок. Молодец дядька Топильцын, славный жеребчик, невзирая на возраст. Придется теперь «Единым энергосистемам России» искать себе другого заместителя председателя совета директоров, достаточно сведущего в магических практиках темной стороны Силы…

«В настоящий момент интенсивные переговоры продолжаются. Пока речь по-прежнему идет о цене газа в 450 долларов за тысячу кубометров, однако если поединщики РАО «ЕЭС» и дальше ничего не сумеют противопоставить неистовому натиску джедаев, стоимость газа может непредсказуемо повыситься в очередной раз…»

Алена с удовлетворением зачерпнула творожка. На той неделе они с Жанкой Агалаковой удачно поспорили на обед в «Седьмом небе». Подруга утверждала, что джедаи с ситхами ударят по рукам при цене не выше четырехсот, иначе украинская экономика попросту рухнет; Алена же полагала, что это вопрос политический, окончательная цена будет зависеть совсем от других факторов, в частности, от результатов ритуальных поединков, и перевалит за четыреста пятьдесят. А давненько что-то, могущественные иерофанты, госпожа Эбола не баловала себя настоящей парижской фуа-гра из парижского «Au Petit Sud Ouest» с авеню де ля Бурдонне и запретной черной икрой в половинках вареного яичного белка. Пожалуй, уже недели три как. Все времени не было поесть как следует, вся в делах. Отличный повод красиво завершить предновогодний пост и слегка разговеться за счет одной дурочки, не имеющей присущих опытному адепту задатков экономического аналитика.

Дальнейшие другие новости занимали ее мало, однако она, пережевывая смазанный трюфельным маслом тост и блуждая мыслями по пояс в запретной черной икре, машинально продолжала смотреть репортажную сводку в истинной реальности.

«К другим новостям. В Северном море датский рыболовный траулер подвергся нападению мирового змея Йормунганда. Судно повреждено, имеются жертвы. Это уже четвертый подобный случай за последнюю неделю. Напомним, что на прошлой неделе неожиданно вышедший из многовековой спячки мировой змей атаковал норвежскую нефтяную платформу, в результате чего погибли двадцать четыре нефтяника. Эксперты высказывают опасения, что повышенная активность Йормунганда может быть связана с приближающимся Рагнарёком и последующим Готтердаммерунгом, что отрицательно скажется на деловой активности и рынке акций в Европейском союзе на фоне продолжающегося затяжного финансового кризиса; некоторые эксперты не исключают также, что причиной пробуждения мирового змея является глобальное потепление, из-за которого вечные льды Заполярья…»

– Понятно все, красавчик. Дальше, дальше.

«Инцидент на кладбище Пер-Лашез: мертвецы Парижской коммуны ожили под красным знаменем Советов. Войска и полиция блокировали район кладбища и пытаются зачистить территорию при помощи стрелкового оружия, однако кровожадные зомби дважды прорывали полицейское оцепление, так что парижские власти не исключают возможность массированной бомбардировки с воздуха. Погибли восемнадцать солдат, имеются жертвы среди мирного населения. Ситуация осложняется тем, что зомби, прорвавшиеся через ограждение кладбища, автоматически получают статус беженцев, вид на жительство в Евросоюзе, бесплатное социальное обеспечение и помощь правозащитников. В парижской мэрии полагают, что красное знамя на кладбище было тайком пронесено и установлено последователями культа вуду из парижских предместий, где велик процент выходцев из Дагомеи и Гаити…»

Эбола неодобрительно хмыкнула, придвигая к себе второй тост. Понавезли черноты-то в предместья, добрые французские социалисты, вот теперь и целуйте их в попу. Взасос, с оттяжечкой. А вы думали, они вам вечно будут за копейки убирать мусор и водить такси? Да здравствует Парижская коммуна!

«На пресс-конференции в Берлине, где Хозяин Тайги находится с официальным визитом, он вновь подчеркнул, что не намерен мириться с размещением вдоль границ своей деспотии масштабной системы магических зеркал Империи Добра, искажающих реальность. Грандиозная система эта, по уверениям Благого Владыки, отнюдь не направлена против бывшей Империи Зла, а призвана спасти вымирающий вид реликтовых ящериц в Судетах. Однако Батюшко Медвед предупредил, что если Евроатлантический магический блок не прекратит провокации, русские будут вынуждены продолжить работы над Вселяющим Неудержимый Ужас Оружием Возмездия. Напомним, что разработки ВНУОВ, начатые еще нацистскими махатмами и успешно продолженные советскими некромантами, были свернуты после крушения Империи Зла по договоренности с западными благими державами…»

– Оружие, мать его, возмездия, – недовольно пробормотала Алена, с наслаждением облизывая серебряную ложечку. Этой страшилке уже сто лет в обед. Местным крутым пацанам давно пора бы уже смириться, честное слово, что через несколько лет Империя Добра достроит свою стратегическую оборонную систему, за пару часов подавит ржавые астральные излучатели бывшей Империи Зла и начнет диктовать ей правильные условия игры. Может, навяжут наконец русским дикарям в результате очередного крестового похода внятную колониальную демократию и либерализм, а не тот тихий суверенный ужас, что творится сейчас…

По нижнему краю экрана лениво поползла красная полоса с надписью: «Уважаемые телезрители! Если вы впервые видите этот текст, в вашей судьбе грядут невероятные перемены к лучшему. Соблаговолите немедленно и внятно произнести вслух фразу «клаату верата никту» и дождитесь, пока с вами свяжутся наши операторы».

Орден Повелителей Новостей неустанно разыскивал перспективных неофитов для пополнения своих рядов – увидеть на экране телевизора данную бегущую строку мог лишь тот, кто как минимум на бессознательном уровне обладал техникой истинного зрения и был способен хотя бы случайно проникнуть испытующим взором вглубь искаженного специально для профанов телесигнала.

Куцая, как всегда, сводка «Евроньюс» закончилась спортивными новостями. Здесь истинные картинка и комментарий полностью совпадали с профанскими – великим иерофантам и посвященным адептам не было чуждо ничто человеческое, в том числе и невинный спортивный азарт. Результаты матчей в дивизионе Харламова Континентальной хоккейной лиги не особо волновали Алену Ашшурбанипавловну, так что она отдала распоряжение щелкать каналами дальше. Большим поклонником этой бестолковой самцовой игры был каналья Башнин, а посему, благородные девушки, решительно скажем…

– Стоп! – внезапно вскинулась Эбола. – Быстро вернуть!

Испуганные гномы послушно вернули назад картинку ТВЦ, уверенно пролистнутую ими только что, и Алена еще раз, не веря своим глазам, медленно прочла надпись в нижнем углу, о которую споткнулся ее взгляд, когда логотип столичного телеканала на мгновение мелькнул на экране:

МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ КОРОЛЕВ

Диктор за кадром рассказывал какую-то чушь о проблемах дорожных работ в Подмосковье в зимний период, однако это, разумеется, было лишь грубой дымовой завесой для ощупью перемещающихся во тьме невежества человеческих масс.

– А-хри-неть! – старательно проартикулировала Алена, от изумления так и не донеся по назначению очередную ложечку, полную элитного творожка со злаками. – Когда это мы ухитрились продать Московскую область британским королевам, могущественные иерофанты?!

Это была первостатейная сенсация, которую она самым загадочным образом умудрилась прохлопать накануне. Девушка быстро щелкнула пальцами, и несколько сильфов, надрываясь, приволокли ей из спальни айфон. Торопливо разыскивая в электронной телефонной книге номер Светки, которая, сучка, дежурила сегодня ночью в МИДе и наверняка что-то знала про творящиеся события, но ничего не сказала своему лучшему клиенту по скупке сенсационных новостей, – кстати, как чудесно, стильно и остроумно будет теперь поднять ее с постели после ночной смены, когда эта чучундра едва-едва заснула, – Алена вдруг осознала еще одну поразительную вещь: а ведь по окончании сводки новостей «Евроньюс» она расслабилась и, следовательно, прочла загадочную надпись уже обычным, профанским способом. Что-то здесь было куда более чем не так – в открытый эфир столь эзотерическую информацию Нергалыч ни за что не пропустил бы. Костьми лег бы, но не пропустил.

Неужели мятеж в ордене?! А-хри-неть же, благородные адепты! А она тут сидит в халате и ни черта не знает. Эта штука будет посильнее фаустпатрона доктора Лангвайлера! Если кто-то действительно запустил в общее медиапространство секретные сведения, предназначенные исключительно для внутреннего круга посвященных, то великие демоны придут в бешенство, а последствия для тайного ордена Повелителей Новостей, призванного производить, фильтровать и дозировать поступающую быдлу информацию, окажутся совершенно непредсказуемыми. Но в любом случае трагически печальными.

На всякий случай Алена еще раз сосредоточилась и снова сдвинула телевизионный сигнал в правильную сторону, однако и в истинном репортаже не оказалось ничего сенсационного. Ну, иссяк один из подмосковных магических источников, всякое бывает… Грустно, но не смертельно.

Взрывоопасная надпись на экране между тем осталась неизменной и в настоящей телевизионной картинке.

Да что вообще такое происходит, уважаемые коллеги?! Молчаливый саботаж и итальянская забастовка выпускающей команды? Или кто-то из многочисленных внутренних врагов вроде лихой Магды Тотенкопф просто демонстрирует: вот что мы можем, любезные иерофанты! Типа пока что мы не выдаем прямым текстом скрытую от профанов информацию, пока транслируем по незначительному каналу только одну незначительную истинную надпись, которую обыватель все равно не поймет, но если вы к вечеру не доставите в указанное место сто сорок семь с половиной миллионов баксов десятидолларовыми купюрами…

Вслушавшись в закадровый комментарий, Алена сообразила наконец, что речь идет о подмосковном городе Королёве, и в превеликой досаде запустила в плазменную панель пустой розеткой из-под творожка, вокруг которой тут же засуетились гномы-уборщики.

– Нельзя столько работать, – раздраженно произнесла девушка, сбросив вызов и вырубая айфон. – Мерещится потом всякое…

Но орденские цензоры и редакторы с ТВЦ все же отгребут сегодня знатного пистона. На самом деле букву «ё» в русском языке еще никто не отменял. Отнюдь не следует так нервировать высших адептов. В результате кое-кто из разгильдяев может и орденскую книжку на стол положить, и Алена Ашшурбанипавловна не ощутит при этом ровно никаких угрызений совести. Впрочем, посмотрим, насколько высок у нее сегодня будет градус стервозности по приезде на службу. Там она уже и решит в спокойной обстановке, как поступить с негодяями: ограничиться десятком суровых кнутов из конского волоса после смены или сделать категорическое «вон из профессии». Таких проколов прощать нельзя, иначе простолюдины из редакторского отдела окончательно сядут на шею элите Повелителей Новостей.

После завтрака Алена всегда пила в профилактических целях свежевыжатый лимонный сок, разведенный один к одному с нежнейшим эспарцетовым медом Горного Алтая в десяти частях теплой воды из исландских минеральных источников: идеальный утренний напиток для понимающих женщин, которые принципиально не желают набирать вес, но при этом жаждут иметь работоспособный кишечник, чистую кожу и устойчивый иммунитет. Не стала она нарушать традиции и сегодня утром, невзирая на остатки раздражения, из-за которого вернулась утихшая было боль в висках.

На этом с едой было покончено.

Переместившись обратно в спальню, девушка сбросила халат на пол – гномы потом подберут, – уселась за туалетный столик и принялась старательно чистить перышки перед зеркалом, время от времени поглядывая на будильник: как обычно, часа после пробуждения на все не хватило, и она уже начинала понемногу опаздывать. А ну и пожалуйста. Нергалыч мелкими шажками идет на хрен вместе со своими регулярными пистонами. Не может же нормальная среднестатистическая девушка высшего света выйти из дома без макияжа, благородные адепты. И вообще на дорогах, если верить телетексту, невообразимые пробки, хвала Джаггернауту. На сегодня отмазка есть, а в следующий раз поглядим…

Госпожа Эбола пользовалась эксклюзивной косметикой, изготовленной специально для нее умопомрачительно дорогим московским визажистом, державшим салон для своих в одном из переулков в двух шагах от Старого Арбата. У визажиста не было всемирно известного имени, его заведение не называлось никак и не имело вывески – мэтру вполне хватало на жизнь тех сногсшибательных денег, которые платили ему единичные солидные клиенты и клиентессы, рекомендовавшие Сергея Васильевича друзьям и не жалевшие средств на его люкс-эксклюзив. Из известных брендов Алена использовала лишь тональный «Crème de La Mer», да и то лишь потому, что тот прекрасно сочетался с ее личной косметической линией, а она давно к нему привыкла и не хотела менять проверенную синицу в руках на журавля в небе, пусть даже и весьма грациозного.

Покончив с макияжем, Эбола отправилась в гардеробную залу и приступила к вдумчивому выбору одежды. Это был ее любимый момент суток, когда она могла проявить весь свой артистизм и продемонстрировать несуществующим зрителям художественную составляющую своей натуры. В некоторых аспектах это, пожалуй, было даже получше секса, дайвинга и боулинга.

В одной половине необъятного помещения свисала с потолка казуальная одежда – джинса, свитшоты, кардиганы, туники, футболки, джемперы, рубашки, водолазки, кюлоты, всякие сарафанчики, брючки, юбочки и спортивные комбинезоны, в другой, так сказать, официальной, – многочисленные офисные костюмы, рабочие блузки, десятки вечерних платьев, от пышных и шикарных до обманчиво скромных (последние обычно стоили дороже всего), орденские мантии и парадный бархатный жакет, украшенный настоящими сапфирами, в котором Алена была на последней церемонии вручения Оскара. Ступенчатые полки были от стены до стены уставлены стильной обувью на любой случай и вкус. Вдоль одной из стен располагались модные аксессуары: сумочки (одних только «биркиных» ценой от пятнадцати тысяч уёв не меньше дюжины), ремни, пояса, шляпы, изящные кошелечки, стойка с солнцезащитными очками.

Много предметов одежды было от Ярославля, как в среде отечественного элитного консюмеризма ласково называли Сен-Лорана соответственно его фирменному вензелю: YSL.

Тщательно упакованный в пыленепроницаемый чехол, на расчищенной от прочего тряпья территории два на два метра между двумя частями гардеробной обитал совершенно невероятный барбадос дресс, изумительный эксклюзив от Кристиана Лакруа, соблазнительно обтекавший фигуру мягким серебристым сиянием, складки которого эффектно струились и постоянно меняли очертания, словно хрустальные воды горного ручья. Стоил он без малого сто пятьдесят тысяч уёв, однако фурор с его помощью на приеме у Хозяина Тайги госпожа Эбола таки произвела, и Ксюшечке Собчак с Алиночкой Кабаевой в дорогущих тряпочках от Диора оставалось лишь зыркать на нее голодными волчицами – а следовательно, чудовищные деньги были потрачены отнюдь не зря. Собственно, ради таких триумфальных мгновений, благородные адепты, и стоит жить.

Алена с удовольствием натянула трусишки с китайскими иероглифами «минь го». Элитный сучжоуский шелк приятно ласкал кожу, словно послушный и умелый самец. За трусиками последовали мягкий лифчик в тон, белая блузка, чулки, строгая, хоть и укороченная до предела всяких дресскодных приличий офисная юбка-карандаш и студийный пиджак. Одевшись, Алена придирчиво изучила себя в огромном зеркале и пришла к выводу, что сегодня ее внешность, пожалуй, предельно близка к идеалу. Как, впрочем, и во все остальные дни, следует заметить. Она принципиально не выходила из дому, не прихватив с собой близкую к идеалу внешность.

Госпожа Эбола снова выбралась в холл – теперь уже бодрая, сытая, стильно одетая, ухоженная и уверенная в себе. Еще раз полюбовалась собой в зеркало, висевшее у двери. Из зеркала ей дружелюбно подмигнула чертовски обольстительная деловая женщина в ахринеть каком дорогом костюмчике и с волосами пшеничного цвета, собранными на затылке в аккуратный хвост, открывающий чудесные чувствительные местечки за ушами, которые так любят целовать самцы. Надев высокие сапожки от Роберто Кавалли и короткую меховую курточку «Fendi» ценой примерно в автомобиль «Ford Fusion», она вызвала лифт, спустила с цепи раба-дворецкого и ласково потрепала его по холке:

– Сергеев, место! Охраняй. И про заю не забудь!

Панически вереща, сильфы притащили ей из столовой забытый впопыхах айфон. Она небрежно бросила его в крокодиловую сумочку «Birkin», шагнула в кабинку лифта, беззвучно распахнувшую створки дверей, и напоследок послала остающимся дома мужикам воздушный поцелуй.

Личный оператор-элементаль едва успел проскользнуть следом за хозяйкой и принялся описывать негодующие круги над ее головой.

Лифт экспрессом, не реагируя на промежуточные вызовы с других этажей, доставил ее в отапливаемый подземный гараж. В принципе, особой необходимости в верхней одежде не было вовсе: на службе госпожа Эбола тоже сразу ныряла в охраняемый гаражный комплекс под телецентром, откуда можно было попасть на лифте в орденские помещения, а в машине имелась мощная печка-кондиционер. Однако с сумасшедшим московским трафиком никогда не знаешь, где и на какое время застрянешь и где в конце концов окажешься; не исключено даже, что некоторое время придется пешком месить грязь на свежем воздухе.

Алена уверенно прошагала мимо длинного ряда дорогих машин, уселась за руль своего «Range Rover SVAUTOBIOGRAPHY», бросила сумочку «Birkin» в перчаточный ящик у подлокотника и резво выкатила из гаража. Оператор занял свое место перед лобовым стеклом и принялся усердно записывать происходящее по ходу движения, хотя этот повседневный материал, конечно, на фиг никому нужен не был. Однако элементалю полагалось постоянно пребывать в рабочей готовности – вдруг да попадется по дороге что-нибудь интересное. Ну и, кроме того, его вполне можно было использовать как автомобильный видеорегистратор, хотя это для адепта ордена Повелителей Новостей было не особо актуально.

Вклинившись в общий поток, госпожа Эбола врубила сирену и проблесковые маячки, цвет которых свидетельствовал о принадлежности их владельца к Повелителям Новостей. Обыватели едва ли были способны отличить орденские цвета от правительственных и милицейских, да и пес с ними, не для них делалось; главное, что они видели грозную мигалку на солидной машине, прочее факультативно.

Однако в таком плотном потоке даже «крякалка» помогала мало, обывателям просто некуда было сдать, чтобы уступить дорогу спецтранспорту. Справа величественно, словно айсберг впритирку с бортом «Титаника», проплывал скальный массив элитного жилого комплекса «Триумф Палас», в одном из пентхаусов которого Алена свет Ашшурбанипавловна имели честь проживать.

Третье транспортное кольцо в обе стороны, Ленинградка, Большая Академическая, Руставели и прилегающие переулки, если верить навигатору, стояли мертво. Однако Алена не стала пробиваться к Московской кольцевой автодороге, как сделал бы на ее месте любой склонный к авантюризму самец из профанов, чтобы, заложив солидный крюк, выскочить прямо к Ботаническому саду и ВВЦ через Дмитровское шоссе. Вместо этого она упрямо влилась в почти неподвижный ряд машин, стоявших в центр.

Впрочем, госпожа Эбола выбиралась в город не в первый раз и вполне осознавала, что делает. Из-за третий год проводимого расширения Ленинградского шоссе, сузившего означенную транспортную артерию до пары полос в каждую сторону и перекрывшего вокруг нее множество мелких улиц, невозможно стало ни толком свернуть на Алабяна, ни быстро развернуться через встречный поток в сторону области. Да и МКАД сейчас тоже запросто мог еле-еле ползти. Через центр было куда надежнее, тем более что дотянуть следовало только до Белорусской, а там уже проблемы с дорожным движением отпадали автоматически.

Распугивая рядовых автолюбителей милицейской «крякалкой» и в полный голос кляня придурка Джаггернаута, Эбола не сказать чтобы достаточно быстро, но вполне уверенно продвигалась вперед.

С тем, что путь от «Аэропорта» до «Белорусской» по милости владыки автотрасс займет больше получаса, в то время как ночью здесь и пяти минут не выходит, она уже давно смирилась как с неизбежным злом, но голова снова болела так нестерпимо, что ей хотелось выместить хоть на ком-нибудь свое сугубое несогласие с несовершенством мироздания. Не ругать же, в самом деле, Верховного Архитектора, допустившего в своем проекте благополучное существование таких олухов, как Джаггернаут: это нелепо, недостойно истинного посвященного, да и просто бесполезно. Архитектор все равно не услышит, а если и услышит, то не обратит внимания на такую чепуху.

Демон автомобильного движения был неистово, неописуемо, неудержимо кровожаден. Ежегодно он забирал на курируемых им российских трассах несколько тысяч жизней случайных водителей, и это еще не считая тех, кого он безжалостно и сладострастно калечил в авариях. При этом год от года Москва все сильнее задыхалась в пробках, а Джаггернаут даже не думал как-то разруливать ситуацию – его вполне устраивало сложившееся положение вещей. Архимэр уже неоднократно поднимал вопрос о том, чтобы законодательно сократить число ежегодных жертвоприношений ленивому безумцу, однако владыки ситхов каждый раз накладывали вето на предложения Архимэрии: у них с транспортным демоном был неплохой совместный бизнес.

Ну, еще бы. Алена ехидно усмехнулась. Им-то в любом случае не грозит угодить в пасть прожорливого божка – впрочем, так же, как и любому адепту из ордена Повелителей Новостей. Как известно, правила писаны исключительно для простых смертных; все люди равны, но некоторые гораздо, гораздо равнее прочих.

Впрочем, Джаггернаут и без ситхов умел эффективно отстаивать свои интересы. Пару лет назад Санитарная Служба наложила очередные ограничения на мощность вредоносных для человеческого организма магических эманаций, при помощи которых высший демон приводил в движение тысячи самобеглых экипажей в пределах кольцевой автодороги. Тогда раздосадованный Джаггернаут на двадцать четыре часа полностью прекратил автотрафик, и столицу постиг транспортный коллапс. Учитывая, что к забастовке охотно присоединился Мастер Шем, покровительствующий метрополитену имени ринпоче Ульянова (Ленина), разразился форменный конец света.

У Шема хотя бы имелись реальные причины для серьезного недовольства: исправно обеспечивая, в отличие от бездельника Джаггернаута, бесперебойную работу московских транспортных подземелий, он имел за это всего несколько десятков жертв в год, которые якобы самостоятельно сводили счеты с жизнью под колесами электропоездов или погибали в терактах. В любом случае Санитарной Службе пришлось засунуть язык в задницу, а Архимэру, в очередной раз жестоко униженному Рунархом ситхов, – отложить свои прекраснодушные прожекты до лучших времен.

Между «Динамо» и «Белорусской» обнаружилась одна из причин сегодняшней внушительной пробки. Огромный бетоновоз вбил темно-синюю «тойоту» в корму троллейбуса с такой силой, что легковушку сложило между крупногабаритными машинами чуть ли не вдвое, словно полураскрытый диван. Размазанная колесами снежная слякоть вокруг места происшествия была щедро замешена на крови, как бы наглядно демонстрируя всякому любопытствующему, что у водителя «тойоты» не имелось ни малейшего шанса выжить.

Вид бездонного черного провала, в который превратилось выбитое окошко разбитой иномарки со стороны водителя, вызывал неконтролируемую дурноту, однако вместе с тем намертво приковывал взор. Алене нестерпимо хотелось заглянуть туда поглубже, мучительно вытягивая шею, чтобы хоть на мгновение из самой не понятных соображений поймать в этой гипнотизирующей глубине безмерно удивленный взгляд мертвых глаз.

Возле места аварии уже возились с гидравлическими ножницами двое спасателей, машина которых стояла чуть впереди, дополнительно загромождая проезд. По их неспешным, полным внутреннего достоинства несуетливым движениям также можно было с уверенностью определить, что из сплющенной «тойоты» спасать уже некого, а трупу в принципе все равно, с какой скоростью его извлекут из исковерканной консервной банки и уложат на грязный снег в ожидании кареты «скорой помощи», которая безнадежно застряла где-то на полдороге в титанической пробке.

Зато рядом со спасателями за двоих суетился невысокий паренек-эмо с модной двухцветной прической и тремя серебряными кольцами в левом ухе. Он то чуть ли не с головой забирался в окошко разбитой «тойоты», то пятился от нее на несколько шагов, заставляя шарахаться в сторону проползающие мимо автомобили. Губы его непрерывно шевелились, словно он читал магическое заклинание. Над его макушкой парил незримый для непосвященных элементаль, производивший панорамную съемку, – стало быть, парнишка делал закадровый комментарий.

Коллега, значит.

Зацепив краем глаза мельтешение орденских проблесковых маячков, паренек резво развернулся на девяносто градусов, сунул руку за пазуху и, нервно оскалившись, выдернул из подмышечной кобуры неуклюжее плазменное стрекало. Направил его на автомобиль Алены Эболы, дожидаясь, пока конкурент приблизится.

– Это мой инцидент, вы! Падальщики! – пронзительно закричал малолетка, срываясь на хриплое клокотанье, словно простуженный петушок. – Это я его спровоцировал!.. Давай проезжай мимо! – Он наконец разглядел через слабо тонированное стекло, что Эбола в машине одна, и тут же воровато оглянулся через плечо, словно проверяя, не подбирается ли ее напарник со спины.

Мелкий какой, равнодушно подумала Алена, притормаживая возле места аварии и с интересом разглядывая направленное ей в лицо стрекало. Бакалавр-практикант, наверное, еще даже и не нюхавший магистратуры, а уж об аспирантуре вообще многозначительно умолчим, благородные адепты, дабы окружающие не умерли со смеху. А-хри-неть, он что, всерьез решил, что фигура ее масштаба способна промышлять такими дохлыми новостями, да еще и отбирать их у малышни, или он просто малость подслеповат и не видит, на кого булку крошит? Испуг малька был неподдельным – видно, уже не раз попадал в ситуации, когда старшекурсники нахально лишали его заслуженного барыша.

Алена неторопливо, с многократно отрепетированной едва заметной змеиной полуулыбкой переместила взгляд чуть выше, упершись им в переносицу неофита. В принципе, в перчаточном ящике у нее как раз для подобных случаев лежала плазменная плеть-троехвостка, весьма изящное, стильное и эффективное оружие деловых женщин, имеющих высокую степень посвящения, которое превосходило жалкое стрекало по всем тактико-техническим характеристикам, в том числе по гламурному внешнему виду и головокружительной стоимости. Однако по любому поводу подобные веские аргументы пускают в ход только такие вот малолетние самчики, опьяненные тем, что им впервые в жизни доверили крошечную власть, и в результате сами регулярно попадающие в сводки происшествий ордена Повелителей Новостей. Для решения подавляющего большинства конфликтных ситуаций опытному адепту не нужно оружия, достаточно ледяного хладнокровия и аристократического величия.

Стрекало в руке парнишки ходило ходуном. А ведь ты, дружок, тоже любишь стильно колбаситься по ночам, машинально отметила про себя девушка, только наверняка предпочитаешь щенячьи кислотные рейвы. Эту ступень духовного развития она уже благополучно миновала целую вечность (два года) назад.

Эбола остановила машину напротив агрессивного коллеги и, игнорируя нетерпеливые сигналы профанов за спиной, не меняя выражения лица, любовалась переносицей юного теленка-эмо. Мордашка на четверочку с минусом, вполне ухоженные ногти, насколько можно разглядеть с такого расстояния, узкие кисти, дорогая кожаная куртка, хорошая обувь – хотя Алена и не одобряла в мальчиках девочкообразности, в другое время она бы даже не отказалась познакомиться с этим неофитом поближе и побаловать себя молодым неопытным мяском. Но теперь он жестоко наказан за свою недопустимую дерзость и не получит сладкого.

Дуэль амбиций продолжалась всего несколько мгновений, после чего дерзкий юнец дрогнул. Сначала он прекратил орать. Потом уронил стрекало на уровень пояса. Потом безвольно выпустил из рук свое оружие, которое тут же брякнулось на асфальт, и начал медленно опускаться на колени.

– Простите, высокая госпожа, – пробормотал он, утвердившись на четырех конечностях и потерянно глядя на ледяную слякоть, выдавившуюся между его пальцев. – Я не хотел… Я страшно ошибся… Нижайше прошу вас простить меня, почтенная сестра… У меня мама болеет и у подруги тест… положительный… тест на беременность… а я никак не закончу… никак не сдам… у меня курсовая…

Он бормотал и бормотал, голос его звучал все тише, пока совсем не пресекся. Двадцать первый градус посвящения, безошибочно определила на глазок Алена. Сопляк. Маменькина дочка. Ему пока не доверены даже малейшие тайны ордена. Так, еще только пытается под руководством опытных иерофантов уложить обывательский хаос в своей небольшой головенке, только подбирается к пониманию истинной ткани бытия…

Алена включила «крякалку» и от души крякнула ею прямо в лицо мальку, так что тот даже вздрогнул всем телом от неожиданности. Так и не удостоив дрянного мальчишку ни единым словом, она тронула машину с места, проехала мимо, едва не чиркнув бортом по склоненной желто-коричневой макушке коллеги, и снова влилась в общий поток дорожного движения.

Бросила взгляд в зеркало заднего вида – крайне осторожный и незаметный, чтобы ненароком не разрушить умело выстроенного имиджа Снежной королевы, – и обнаружила, что студент-недоучка по-прежнему неподвижно стоит на четвереньках, понуро свесив голову, и не собирается подниматься. Видимо, позорный инцидент чрезвычайно сильно подействовал на него. Если бы Алене было сейчас столько же, сколько ему, а дело происходило на физкультуре в универе, она наверняка не удержалась бы, чтобы не отвесить ему знатного унизительного пендаля.

Некоторое время спустя автомобильная пробка, в которую Алена Ашшурбанипавловна оказалась впаяна словно мушка в медленно движущуюся по стволу дерева каплю смолы, доползла до Белорусского вокзала. Здесь девушка с неописуемым наслаждением развернулась из крайнего ряда через двойную сплошную линию, резко отвалила через встречку в переулок и нырнула в один из перегороженных шлагбаумом дворов, в глубине которого угадывались арка и несколько свежеотремонтированных фасадов – не то комплекс зданий коммерческого банка, не то шикарный фитнес-центр, не то косметическая клиника.

Вопреки устоявшемуся профанскому мнению, двигаться в центре было куда легче, чем на окраинах. С маленьким уточнением: для адепта, имеющего соответствующий градус посвящения.

Несмотря на бешеную дороговизну земли в центре города, многие градостроительные просеки, проделанные при великих владыках Сталине и Хрущеве в жилых кварталах Арбата, Зарядья, Замоскворечья и Остоженки, так и не были застроены; не стесненные в средствах священные ордена и религиозные организации еще тогда выкупили их, дабы превратить в секретные трассы, по которым адепты могли бы без пробок и светофоров, с ветерком перемещаться в пределах Садового кольца.

Въезды на эти трассы с обычных улиц и бульваров были замаскированы охраняемыми внутренними дворами ведомственных зданий и других солидных учреждений. Едва ли кто-либо из обычных автомобилистов догадывался, что под какой-нибудь неприметной аркой со шлагбаумом, будкой охранника рядом и висящим сверху «кирпичом» вовсе не тупик, а начало широкого проспекта, по которому в обоих направлениях изредка проносятся со скоростью свыше ста километров в час орденские авто. Сверху во избежание обнаружения с воздуха случайным профаном над каждой из трасс был наведен сложный морок, представлявшийся взгляду непосвященного мешаниной кирпичных домов, тихих двориков, набережных, скверов и непроходимых улочек.

«С вами «Радио Бафомет», – доносилось из автомагнитолы, в то время как Алена Эбола лениво покручивала рулем, выжимая по прямой сто восемьдесят. Мимо стремительно проносились глухие стены зданий; жильцы и офисные работники даже вообразить себе не могли, что в нескольких метрах от них проходит одна из секретных городских трасс, скорость на которых ограничена лишь возможностями двигателя. – Во имя Альмонсина-Метатрона, братья и сестры! Мы продолжаем знакомить посвященных адептов внутреннего круга с другими новостями, составляющими истинную ткань бытия. Приносим нашу смиренную благодарность рыцарскому ордену тамплиеров за информационную и спонсорскую поддержку…»

На самом деле «Радио Бафомет» легко мог поймать любой профан. Вот только для него оно называлось бы «Лав радио» и в настоящий момент транслировало бы дурацкую рекламу между двумя попсовыми хитами. Чтобы узнать другие новости, тамплиерскую радиостанцию следовало слушать истинным слухом.

«Сегодня четверг, восемнадцатое декабря. В Москве чудесный день, четыре градуса мороза, изредка даже солнце. В истории эта дата весьма примечательна. В этот день родились владыка Иосиф Сталин, а также другие великие грешники – Кит Ричардс, Стивен Спилберг и Кристина Агилера. Восемнадцатого декабря 532 года король Теоден начал защиту Хельмовой Пади от превосходящих сил противника под командованием Сарумана Белого. В 1865 году после величайшего кровопролития в истории Империи Добра в Штатах было законодательно отменено рабство – в связи с тем, что смертные не имеют права иметь рабов, тем самым ставя себя на одну доску с великими демонами. В 1916 году было завершено сражение под Верденом, вошедшее в историю как «Верденская мясорубка»: суммарные потери Германии и Франции составили около восьмисот тысяч человек.

В восемнадцатом маги Реввоенсовета в этот день утвердили первую форму обмундирования для Красной армии, в которой в то время вместо Звезды Адама использовалась Звезда Люцифера. В двадцатом году китайцы продолжали разбирать завалы после страшного землетрясения, унесшего более двухсот тысяч жизней, а в тридцать шестом в Сиане бушевало восстание гоминьдановских войск, пораженных вирусом вампиризма. В сороковом году владыка Гитлер подписал в этот день план «Барбаросса», в сорок четвертом вовсю разворачивалась демоническая битва в Арденнах, в которой погиб знаменитый боевой маг Стив Роджерс, более известный как первый Капитан Америка, а в сорок пятом по служебной записке владыки Берия правительство СССР приняло постановление о привлечении пленных нацистских чернокнижников к работам по урановой проблеме.

Восемнадцатого декабря сорок шестого после провала франко-вьетнамских переговоров Париж выдвинул войска для захвата резиденции архата Хо Ши Мина в Ханое, что положило начало многолетней религиозно-колониальной войне. Восемнадцатого декабря сорок восьмого голландской армией в Индонезии арестовано правительство некроманта Сукарно, а в пятьдесят втором Лондон все еще не мог оправиться от недели чудовищного смога, которой стала следствием грандиозного события, вошедшего в историю как Битва Трех Элоимов, и унес в начале декабря жизни четырех тысяч человек.

В пятьдесят шестом Япония была принята в ООН, из которой вышла четыре года спустя, после того, как Совет Безопасности запретил Стране восходящего солнца разрабатывать скалярное оружие для отражения участившихся атак на японское побережье Годзиллы, Гидоры и Эбиры, ужаса глубин. В 1977 году в США впервые появился в свободной продаже английский перевод «Некрономикона». Вечером этого же дня ровно через двадцать лет в разных городах Японии дети стали биться в судорогах – массовые эпилептические припадки были спровоцированы просмотром популярного мультсериала «Покемон», при съемках которого для удешевления производства были использованы низшие формы бытовой магии.

Наконец, восемнадцатого декабря 1998 года, впервые за сто тридцать лет и во второй раз за всю историю Империи Добра, палата представителей Конгресса официально начала процедуру импичмента своего верховного владыки – как вы помните, светлый властелин Клинтон изволил перепачкать платье простолюдинки Моники Левински своим благородным семенем, и столь безрассудное расходование элитного генетического материала вызвало справедливое негодование конгрессменов.

Сегодняшний день едва ли будет столь же драматичным и богатым на события, однако кое-что любопытное ожидается и восемнадцатого декабря сего года. В частности, пройдет очередной раунд переговоров между ситхами и джедаями по газовой проблеме; поскольку до консенсуса пока далеко, судя по всему, к вечеру появятся еще два-три высокопоставленных трупа. Следите за новостями. В Челябинске ожидают прибытия Цатоггвы, который в виде грозового фронта проследует над центром города во второй половине дня; по области объявлено штормовое предупреждение, а на центральной площади будут принесены в жертву юные девственницы, дабы отвратить демонического владыку от необдуманных поступков. И – последнее по очередности, но не по значению, – сегодня свирепый демон Мабузе, игрок, в очередной раз собирает дюжину верных Повелителей Новостей в своем логове под Останкинской башней, дабы подвести итоги работы ордена за месяц…»

От неожиданности Алена дернула рулем с такой силой, что едва не пихнула в бок обгонявший ее черный глухой лимузин с Головой Адама на капоте – серебряным черепом и скрещенными костями.

Черт! Черт!!! Черт!.. Как же она могла забыть?! Вот ведь дура же! Ну дура же набитая! Коза!..

Она еще прибавила скорости, так и не дав попутному тамплиеру обогнать себя. Одной рукой девушка продолжала удерживать руль, другой откинула крышку перчаточного ящика и принялась судорожно рыться в сумочке. Пару раз едва не вписавшись в бросающиеся на машину то слева, то справа стены зданий, Алена зарычала от бешенства и вывернула крокодиловый «Birkin» прямо на пассажирское сиденье.

Мучительно скосила один глаз, стала копаться в образовавшейся куче барахла: косметичка, платок, прокладки, картонная подставка под «Paulaner» с записанным карандашом неопознанным четырехзначным номером, зажигалка, какие-то ключи без брелока… не то, не то… презервативы, коньячная карамель, вторая коньячная карамель, орденское удостоверение, еще презервативы, господи, куда ж мне столько, флэшка, резиновый дядюшка Скрудж… а, вот ты где, приятель… палм, еще флэшка, надорванная упаковка «Колдакта», еще зажигалка, для чего же мне две, презервативы, мать их, тушь для ресниц отдельно от косметички, сигареты, потрепанный Олег Рой, платиновая банковская карточка «Уралсиба», австралийский брелок без ключей, кстати, почему бы их наконец не…

Айфон. Бинго.

Бинго-пребинго.

Девушка цапнула сотовый, поднесла к глазам, периферийным зрением пытаясь следить за дорогой. Если бы дело происходило не на пустынной трассе, давно бы уже разбилась ко всем чертям, дура набитая.

Зажав айфон в ладошке и резво орудуя большим пальцем, пробежалась по опциям системного меню. Да, вот оно, в органайзере, огроменными буквами: «ЗАВТРА К ХОЗЯИНУ!!!» Эта напоминалочка должна была начать пищать вчера с утра и делать это строго каждые два часа.

Но никакого писка не было, милостивые иерофанты, и флажок в опции снят.

Когда и каким образом она ухитрилась смахнуть настройки?! Дура, набитая дура!

И коллеги тоже хороши – обычно кто-нибудь в монтажной накануне аудиенции непременно лениво обронит, чтобы покрасоваться перед неофитами, что завтра, дескать, опять к повелителю, как же достали эти ритуалы очищения и воздержания, и до чего же потом, после церемонии, болит поясница… А в этот раз ни одна собака не намекнула даже! Благородные, так вас всех распротак через одно место, адепты…

Она крылатой ракетой выметнулась с секретной трассы на проспект Мира и, распугивая профанов пронзительной сиреной, устремилась к горизонту, над которым угрюмо возвышалась громада Останкинской телебашни – обиталища, узилища и надгробного памятника великого демона Мабузе.

Демон Мабузе был азартный игрок и большой охотник до всего нового. Он шел по жизни с широко раскрытыми глазами, жадно впитывая зрелища, звуки, запахи, вкусы, тактильные ощущения – и особенно новости.

Рассказывали, что некогда демон сей был воистину велик. Его громовой хохот разносился над обширными территориями, его тяжелая поступь раскалывала горы. Ему не было равных. Однажды он возглавил восстание духов тьмы против деспота Иеговы и решительно сокрушил последнего. Тысячу лет после этого содрогалась земля под раздвоенными копытами демонических полчищ Мабузе. Он уничтожал любого противника с изумительной легкостью, словно рубил кривой шумерской саблей прибрежный тростник. Он нависал над своим воинством, словно скальный массив над затерянной в снегах альпийской деревушкой. Его боялись даже эгрегоры, даже элоимы избегали вступать с ним в прямое противоборство из опасения невзначай опозориться перед лицом низших благих сущностей.

Не грубая сила сломила великого демона Мабузе – чужое коварство и собственное бесплодное томление духа. Завоевав почти весь земной диск и став неоспоримым князем мира сего, Мабузе вдруг осознал, что мир горний далек от него так же, как и в начале карьеры, – и безнадежно затосковал о несбыточном.

Однако для того, чтобы если даже не превзойти Верховного Архитектора, то хотя бы попытаться сравняться с ним в творческой потенции, следовало постичь Великий Проект Мироздания, дабы выработать необходимый инструментарий для аналогичной работы и избежать допущенных предыдущим разработчиком системных ошибок.

Когда Мабузе пришел к такому выводу, его несметные полчища находились в северо-западных областях земного диска, на территории диких доарийских народов, поклонявшихся Большому Змею, Солнечному Охотнику и Белой Матери-Оленихе. Он вдруг застыл как вкопанный, устремив на соратников безумный взгляд, потом опустился наземь и хриплым от волнения голосом потребовал крепкого скифского вина, запретных книг и звездных карт.

Много дней и ночей прилежно изучал Мабузе древнюю мудрость, но ни на шаг не приблизился к пониманию замысла Верховного Архитектора. Тогда он осерчал и потребовал еще книг и юных девственниц, которые могли бы скрашивать его научные досуги и помогать им стенографированием. К исходу столетия уставшее от бесплодного ожидания командира демоническое войско начало понемногу разбредаться по окрестным долинам и терроризировать местное население, а один из полководцев Мабузе, Абрахас, уже даже перестал делать вид, что передает подданным приказы своего господина, и открыто узурпировал верховную власть.

Меж тем великий демон Мабузе продолжал лихорадочно изучать земную и небесную плоскости. Культурный слой и оседающая космическая пыль по истечении веков понемногу воздвигли вокруг него мощный бруствер, а затем и вовсе покрыли с головой.

Через полтора тысячелетия почти все уже забыли о некогда великом демоне Мабузе. Почти все – кроме Абрахаса, который отчетливо понимал, что является князем мира сего лишь до тех пор, пока хозяин не выбрался из берлоги и не послал его в нокаут одним ударом каменного кулака. Поэтому коварный узурпатор потратил много сил и средств, чтобы его бывший сюзерен как можно дольше безвылазно сидел в своих подземных пещерах.

Абрахас взялся регулярно доставлять Мабузе всю научную, техническую и эзотерическую документацию, какую только мог достать в земном круге, а когда заподозрил, что великий демон действительно близок к расшифровке кода Вселенной, и вовсе принялся усиленно фальсифицировать поставляемые боссу книги.

С этой целью из числа смертных был сформирован тайный религиозный орден Повелителей Новостей, имевший крупные отделения практически во всех державах ойкумены. Сотни писцов целыми днями записывали за фальшивыми философами, ханжескими праведниками и просто талантливыми душевнобольными сотни томов метафизического бреда. В результате находившийся уже совсем рядом с желанной целью демон Мабузе, игрок, свернул на окольную тропу ложного знания и побрел в сторону от истинного понимания процессов, движущих Вселенную.

Лживая литература, предназначенная для владыки, неизбежно стала поступать в народ. Книг в те суровые времена было маловато, поэтому по дороге из дальних стран драгоценные манускрипты копировались, разворовывались и расползались среди профанов, приобретая среди них немалый вес и авторитет – ведь Абрахас держал в строжайшей тайне, что орден Повелителей Новостей специально фальсифицирует знания, а вера в правдивость письменного слова к тому времени еще не умерла окончательно. Таким образом, человечество, ранее хотя бы приблизительно представлявшее себе структуру мироздания и свое незавидное место в нем, понемногу начало прискорбно терять всякие моральные ориентиры и научные реперы.

Однако истинную мощь Лживого Слова князь мира сего оценил только после знаменитого казуса с мухой Аристотеля. К тому времени Абрахас уже давно канул во тьме веков, и место верховного демона занимал кровожадный Бафомет. Именно он первым обратил внимание, что некогда извергнутый иерофантом ордена Повелителей Новостей Аристотелем бред о том, будто у мух восемь ног, пережил больше двух тысячелетий.

На самом деле многие естествонаучные глупости, порожденные адептами ордена, плавно перетекали из века в век – например, что жабы самозарождаются из зарытых в навоз уток, а шляпки серебряных гвоздей, вбитых Верховным Архитектором в небесную твердь при отделке фасадов мироздания, якобы являются гигантскими раскаленными шарами, вращающимися в бесконечной пустоте высоко над нашими головами. Однако ситуация с мухой Аристотеля оказалась совершенно особенной, поскольку, в отличие от прочих ложных утверждений, эту информацию было крайне просто проверить – достаточно было поймать комнатную муху и пересчитать ей лапки. Меж тем несколько исторических эпох подряд тысячи естествоиспытателей предпочитали не верить собственным глазам, упорно повторяя ошибку неоспоримого научного авторитета, спровоцированную неумеренным употреблением крепкого скифского вина и ароматического бамбука.

Чрезвычайно изумленный таким свойством человеческого сознания слепо доверять авторитетам, Бафомет серьезно задумался. К тому времени хоть человечество и расплодилось чрезмерно, предоставляя демоническим сущностям обильную кормовую базу, бурная деятельность ордена Повелителей Новостей все же привела к нежелательным побочным эффектам – она пробудила в людях дух исследователей и первооткрывателей. Слишком большой поток информации заставлял людей совершенствовать свою логику и понятийный аппарат. Вместо того чтобы скромно внимать высшим демонам по любым бытовым вопросам, люди стали проявлять слишком много своеволия. Люди начали жаждать новых знаний, словно очередной дозы тяжелого наркотика. Резко увеличилось количество праведников и боевых магов, способных низвергать в гулкую пустоту низшие демонические сущности и бросать вызов высшим. Все чаще люди дерзко разговаривали с демонами на повышенных тонах. Подобное положение дел было совершенно недопустимым.

Именно тогда Бафомет и дал старт многовековой стратегической программе по массовой дезориентации общественного сознания смертных, и все последующие великие демоны охотно пользовались его талантливыми наработками. Человеческие авторитеты, подавляющее большинство которых были членами того или иного тайного религиозного ордена, принялись целенаправленно внедрять в головы своей паствы заведомо ложные постулаты и пагубные фальшивые идеи.

Первого значительного прорыва в этой области задолго до Бафомета сумел добиться еще великий демон Иегова, когда путем несложных манипуляций со священными текстами и пророчествами убедил целый народ неглупых вроде бы людей в своей милосердной и справедливой сущности, в то время как на самом деле не было в истории земного круга другого столь же свирепого, кровожадного и беспринципного существа, с сопоставимой алчностью опустошавшего свои кормовые угодья. Однако настоящего успеха высшим демонам удалось достичь, когда с наступлением эпохи Просвещения Бафомет и его главный конкурент Иальдабаоф на пару сумели внушить профанам, завороженным внезапно осознанным величием собственного слабого ума, будто потусторонних сущностей не бывает в принципе.

Этот весьма сильный ход открыл перед демонами поистине безграничные возможности. После исчезновения с человеческого горизонта темных сил неизбежно обнаружилось, что древние санитарные нормы, направленные на защиту от потустороннего, – просто предрассудки. Самые чудовищные и омерзительные грехи, невероятные еще сто лет назад, стали повседневной будничной практикой, предоставляя обширную кормовую базу для растущей армии бесов, питающихся наиболее низменными человеческими страстями. Локальные войны, некогда уносившие в преисподнюю десятки тысяч воинов, переросли в мировые и начали ввергать в бездну десятки миллионов.

Мир, в котором когда-то тысячелетиями виртуозно удерживалось хрупкое равновесие между духом и материей, в котором смертные герои могли на равных биться с богами и чудовищами в сражениях при Трое, Фермопилах, Хельмовой Пади и Пуатье, окончательно стал добычей инфернальных хищников.

Раньше информацию, поступавшую Мабузе с воли помимо сформированного Повелителями Новостей потока, чрезвычайно строго фильтровали, дабы картина мира, выстраиваемая для великого демона, не контрастировала с просачивающимися извне настоящими новостями; с тех же пор, как орден Повелителей Новостей стал сочинять виртуальную вселенную абсолютно для всех профанов земного диска без исключения, бывшему князю мира сего начали просто сливать общедоступные данные из открытых источников, чтобы не делать двойную работу. Теперь истинную картину мира были способны наблюдать лишь нематериальные сущности и духовные иерархи смертных – адепты и иерофанты религиозных орденов, астральные владыки, оккультные рыцари, некроманты, архаты и ринпоче, другими словами, те, кто готов был самостоятельно считать лапки у пойманных комнатных мух, не полагаясь на лживые авторитеты.

Глубочайшая тайна, в которой тысячелетиями хранилось местонахождение взыскующего знаний Мабузе, чтобы кто-нибудь не раскрыл ему глаза на происходящее, более не требовалась, ибо люди в подавляющем большинстве теперь сами не имели ни малейшего представления о происходящем в реальности, а горстка посвященных ни за что не променяла бы невероятные блага, которые предоставляло им их исключительное положение, на безусловно почетное, но в остальном весьма сомнительное право оказаться растерзанными рассвирепевшим демонобогом, осознавшим вдруг, что потерял несколько десятков веков впустую.

Непроходимые леса и топкие болота, издревле окружавшие дом-могилу Мабузе, начали понемногу осваиваться людьми, когда успокоившиеся демоны допустили смертных в ранее запретную зону. Неподалеку от секретных пещер понемногу сложилось городище, а затем посад с деревянным кремлем, обслуживавший все возраставшие потребности многочисленных Повелителей Новостей, которые работали в непосредственном контакте с Мабузе.

Город рос параллельно с усилением информационных потоков. Через некоторое время, смешное по меркам высших демонов, деревянный кремль стал каменным, затем столицей княжества Московского, а потом, объединив вокруг себя огромное количество славянских земель, на много веков превратился в официальную резиденцию ордена Повелителей Новостей – Москву.

Последним действием многоходовой комбинации по навешиванию на уши демона Мабузе многотонного груза трансцендентной лапши стала исподволь внушенная ему мысль о том, что члены ордена Повелителей Новостей – его верные слуги и последователи. Они доставляли ему свежую информацию, они приносили ему человеческие жертвы, они драили стены его пещеры и выгребали из нее ментальные нечистоты, поэтому немудрено, что великий демон принимал их за своих сподвижников. Коварные же адепты, задачей которых на самом деле было держать бедолагу в узде, отнюдь не спешили его разубеждать.

Уютная и комфортабельная коттеджная деревенька, выстроенная специально для адептов ордена прямо над могилой Мабузе и в ее окрестностях, с весьма злорадным сарказмом была названа Останкино.

С течением времени Повелители Новостей начали применять в работе со своим демоническим подопечным технические новинки, на которые столь щедры оказались девятнадцатый и двадцатый века от рождества одного из многочисленных мелких человеческих пророков. Первый в Российской империи телефонный звонок был сделан собственным корреспондентом ордена в пещеру демонического владыки. Стационарная радиоточка появилась в берлоге великого демона через сутки после пробной трансляции. Телевизионный приемник был установлен в секретной пещере, когда передатчик на гиперболоидной башне Шухова еще только проходил последние испытания.

В конце концов, якобы для удобства приема и передачи многоканального телевизионного сигнала, предназначенного для Мабузе, прямо над его пещерой на месте деревеньки было выстроено инженерное чудо современной архитектуры – Останкинская телебашня, ставшая укрепленным замком ордена Повелителей Новостей, его твердыней и указующим перстом, дерзко грозящим равнодушному Верховному Архитектору.

И одновременно могильным обелиском, тяжко придавившим и запечатавшим склеп владыки, ибо теперь количество поступающей Мабузе ложной информации было таково, что навсегда лишало его малейшей надежды разобраться в хитросплетениях мировых судеб.

Тысячелетия, проведенные великим демоном без движения и доступа свежего воздуха, безусловно, серьезно сказались на его самочувствии. Многие даже утверждали, что он, подобно своему кузену Ктулху, давно уже фтагн – то есть не жив и не мертв одновременно; что он охвачен мертвенным сном разума, а его ментальной силы хватает лишь на то, чтобы раз в месяц явить своим последователям слабенький аватар и сделать пару расплывчатых оракулов.

Впрочем, ужас, коий демон Мабузе, игрок, на протяжении тысячелетий вселял в сердца своих собратьев, еще не был до конца изжит многими из них, поэтому они не рисковали проверять, так ли все на самом деле либо неподвижность великого демона и его отстраненность от окружающей жизни вызваны неослабевающим жгучим интересом, с которым он продолжает жадно поглощать поступающую по всем сенсорным каналам информацию. Спешить высшим демонам было некуда, они вполне могли подождать еще веков десять – двенадцать.

К счастью, улица академика Королёва в сторону телецентра оказалась достаточно свободной, чтобы пролететь ее на повышенной скорости вдоль эстакады монорельсовой дороги. В отличие от высших демонов, Алене Ашшурбанипавловне определенно следовало поспешить. Врата пещеры Мабузе закрывались ровно в одиннадцать, и для всякого беспечно опоздавшего к началу церемонии адепта исход оставался один – вон из профессии, как некогда уже случилось с несчастным Сережкой Доренко.

Чтобы оправдать свое отсутствие на ежемесячном ритуале у повелителя, адепт Эбола непременно должна была представить весьма веские причины, способные разжалобить свирепого демона – скажем, страшная автокатастрофа с участием опоздавшей и вызванная этим обстоятельством многомесячная кома. Нервно поглядывая на наручные часики, девушка опасалась, что именно таким способом ей и придется воспользоваться, если она не домчит до ритуального зала минут за десять.

Пронесло. Миновав Останкинский пруд, «рейнджровер» госпожи Алены подлетел к семнадцатому подъезду телецентра с крошечным опережением графика. Ставить машину на стоянку или в подземный гараж ордена? Минус четыре и минус две минуты соответственно, благородные адепты, между тем как ей нельзя было терять ни секунды.

Без колебаний прибавив газу, Алена сокрушила бампером шлагбаум на КПП № 17, на полной скорости взлетела по гранитным ступеням, словно по стиральной доске, ощущая, как на каждой ступеньке желудок омерзительно подпрыгивает и проваливается в бездну, и со страшным грохотом вломилась в стеклянные двери телецентра Останкино. Двери брызнули водопадом осколков, и успешно преодолевший их городской внедорожник на полном ходу врубился в несущую стену, предательски вынырнувшую сбоку.

Девушку жестко швырнуло вперед, пристяжной ремень вышиб из груди дыхание, словно опоясав диафрагму плазменной плетью, и Алена Ашшурбанипавловна изволили погрузиться бюстом в молниеносно вздувшуюся подушку безопасности.

Охранник на входе бросился к дверям, расстегивая кобуру, но увидев, что из вынесшей двери машины выбирается сама госпожа Эбола, замер как вкопанный. Впрочем, через секунду его примитивные мозги простолюдина благополучно перещелкнулись на новый алгоритм, и он снова кинулся к «рейнджроверу» – на сей раз для того, чтобы помочь госпоже Эболе распахнуть дверцу и выбраться наружу.

Вытянув из перчаточного ящичка плазменную плеть – спасибо за напоминание, верный ремень безопасности, – она поблагодарила стража телецентра мимолетной дежурной улыбкой, больше похожей на нервный оскал, и мимо многочисленных кафе, магазинчиков и туристических бюро на первом этаже кинулась к лифтам, над которыми от угла до угла протянулся огромный мерцающий плакат: «МЫ ДЕЛАЕМ НОВОСТИ».

– Простите, Алена Ашшурбанипавловна! – крикнул ей в спину охранник. – А с машиной-то как теперь что?..

– Возьми ее себе! – яростно отмахнулась она на бегу.

Створки одного из лифтов, в который набилась толпа телевизионного народу, уже сдвигались, однако Алена безжалостно утопила кнопку вызова в стену и задержала кабину на этаже. Раздался мелодичный сигнал, и под разочарованный общий вздох профанов, уже собиравшихся тронуться вверх, двери снова распахнулись.

– Работают Повелители Новостей, – сквозь зубы проинформировала их девушка. – Все вон из лифта!

Глухо ворча, работники телецентра начали покорно вытекать из кабинки обратно в вестибюль. Они прекрасно понимали, что вступать в пререкания с Повелителем Новостей себе дороже, а лицо репортера Эболы было столь примелькавшимся, что ей даже не пришлось предъявлять служебное орденское удостоверение. Лишь какой-то южный парень из новичков лучезарно улыбнулся:

– Что случилось-то, красавица? Смотри, сколько места, все доедем!..

Алена одним оборотом запястья активизировала плазменную плеть, и три огненных хвоста жадно лизнули пол в опасной близости от ботинок едва успевшего отскочить незадачливого мачо, рассыпав по сторонам колючие искры.

– Все вон, – ровным голосом повторила девушка, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не пустить плеть в ход. – Живо!

Кавказец мигом вспомнил о каком-то очень важном деле на этаже и бочком выскользнул из кабины.

Оставшись в одиночестве, Алена первым делом перевела дух, затем вставила в скважину под двумя рядами кнопок плоский ключ, а когда двери лифта автоматически схлопнулись, отсекая ее от любопытных профанов, быстро набрала на кнопочной панели секретный код. За стенкой скрежетнули подъемные механизмы, с грохотом ушла в сторону броневая плита, перегораживавшая доступ вниз, и кабина лифта устремилась в бездну с такой скоростью, что на мгновение каблуки девушки зависли в воздухе безо всякой опоры, не поспевая за проваливающимся в пустоту полом.

Несколько биений сердца спустя лифт начал утормаживаться и вскоре замер. Выметнувшись из кабинки, словно разъяренная пума, в выложенный диким камнем подземный донжон, Алена на ходу швырнула плеть и курточку на уникальный мозаичный пол – служители подберут, – махнула орденским удостоверением с пылающими в пространстве объемными рунами перед механическими стражниками, охраняющими подземелья, и огромные железные големы безмолвно раздвинулись, пропуская высокую госпожу внутрь.

Эбола со спринтерским результатом преодолела беломраморный сводчатый коридор, в рискованно ускоренном темпе миновала лабиринт разветвляющихся подземных ходов, часть которых заканчивалась смертоносными ловушками (первый, четвертый и седьмой коридоры – кислотные ванны по понедельникам и четвергам; второй, третий и десятый – огненный шквал по вторникам, средам и пятницам; пятый, шестой, восьмой и девятый – биологическая угроза ежедневно, ловушки вне расписания на сутки вперед озвучивает Великий магистр на вечерней летучке, выучи назубок, детка, во избежание непредусмотренного мисандестендинга!). Наконец вывернула из-за последнего угла на финишную прямую и выскочила в огромный холл перед ритуальным залом, отделанный необработанными гранитными плитами.

Притопывая от нетерпения, Алена дожидалась, пока неторопливые защитные элементали скачают ее облик и сверят его с имеющимся в базе данных. В случае несовпадения внешности по трем ключевым позициям из девятнадцати девушку ждала немедленная молекулярная дезинтеграция, но пугало ее это только первые тридцать – сорок раз. Последнее время это была уже не смертельно опасная игра в русскую рулетку, как представлялось поначалу, а надоевшая и бессмысленная бюрократическая рутина. Тем более что она ничего не слышала о том, чтобы кто-нибудь из коллег когда-либо засыпался на этом тесте – ну, разве что кроме того нашумевшего случая со Светланой Сорокиной, когда та явилась в ритуальный зал после подтяжки прямо из косметологической клиники, забыв предупредить об этом магистра. Ну, там уж ей никто виноват не был, кроме пустоты в голове.

Вообще, конечно, тот случай вполне тянул на Дарвиновскую премию, которую присуждают придуркам, особенно глупо расставшимся с жизнью. Однако даже если бы он попал в профанскую прессу, то едва ли получил бы первое место. В тот год лауреат был неоспорим. Некий ремонтник, спустившийся в гигантскую чашу радиотелескопа в Аресибо для замены какой-то мелкой детали, по завершении работы попросил по рации обслуживающий персонал телескопа щелкнуть тумблером, чтобы проверить, замыкается ли электрическая цепь и загорается ли лампочка на контрольной панели. Безо всякой задней мысли работники обсерватории щелкнули тумблером – если ремонтник просит, значит, наверное, так надо. Цепь замкнулась, лампочка зажглась, радиотелескоп запустился. Поскольку принцип его действия схож с принципом действия микроволновой печи, а мощность в десятки тысяч раз больше, от ремонтника не осталось даже пепла.

Створки внушительных, золотых, с тератологическим рельефом врат в глубине холла внезапно дрогнули и начали беззвучно смыкаться, как бы наглядно иллюстрируя известную максиму «Оставь надежду, всяк не вошедший сюда вовремя».

Мать же твою всю в саже! Одиннадцать! Одиннадцать!

– Эй, нельзя ли поскорее?! – рявкнула Алена в пространство, однако флегматичный невидимый охранник, разумеется, никак не отреагировал на ее бурные эмоции. Защитные элементали подземелья напрямую подчинялись только Великому магистру; даже приор Нергалыч не имел права отдавать им приказания. Поэтому прозрачная колеблющаяся завеса с проскальзывающими поперек вратного проема оранжевыми и голубыми колючими искрами не исчезла, пока чертов стражник не сверил облик прибывшей госпожи по семнадцати позициям: когда они в точности совпали, дальнейшая проверка потеряла всякий смысл. Что ж, спасибо и на этом – некоторые уроды все равно педантично проверяли бы все девятнадцать.

Врата меж тем продолжали смыкаться – медленно и неумолимо, словно вращающиеся друг навстречу другу жернова палаческого механизма из башни Рунарха. Едва магическая защитная завеса растворилась в пространстве, сосредоточенно наблюдавшая за перемещением золотых створок Эбола с высокого старта бросилась к ним, словно уходящий в отрыв регбист с мячом под мышкой. Личный оператор-элементаль спикировал из-под потолка и устремился следом за ней.

Обширный холл девушка пересекла за рекордные три с половиной секунды. Между массивными створками она протиснулась, когда там оставалось не больше двадцати сантиметров свободного пространства. Огромный литой засов глухо бухнул за ее спиной, отсекая помещение ритуального зала от внешнего мира, а последовавший за этим негромкий гул возвестил, что перед воротами с наружной стороны материализовался гигантский базальтовый блок от пола до потолка. Теперь никто не мог проникнуть сюда извне, пока не завершится церемония.

А ведь могло и разрезать пополам, благородные адепты. Как ту лягушку. Рискованный был трюк, между прочим.

– Поразительная точность, – холодно проронила Магда Тотенкопф, повернув голову в сторону новоприбывшей коллеги, но глядя мимо нее. – Вежливость королев, что называется.

«Сама не сдохни, грымза», – мысленно буркнула Алена, с досадой оглядывая установленный в центре сводчатого зала с беломраморными колоннами роскошный круглый стол красного дерева для ритуальных собраний. Она пришла последней, поэтому все козырные места уже были заняты, и единственное пустое кресло осталось по левую руку от Мишки Башнина и по правую от Фимки Вассаго. Это только дикому королю Артуру могло примерещиться, что за круглым столом нет козырных мест.

Ну, а как ты хотела, подруга? Кто рано встает, тому свирепый бог Азатот подает. Нормальные адепты приезжают на встречу с повелителем как минимум за полчаса, а еще лучше за час, потому что в случае опоздания незаведенный с вечера будильник, автомобильные пробки и слетевший в органайзере флажок в качестве уважительной причины категорически не принимаются. Только кома, деточка, только официально подтвержденная орденскими медиками кома, да и то не факт, поскольку никто еще ни разу не пробовал.

– Эбола, что еще за штучки? – разинул смрадную щербатую пасть ошарашенный такой наглостью благородного адепта приор ордена Нергалыч, он же директор другого новостного вещания, который до триумфального появления Алены с важным видом разгуливал вокруг общего стола, заложив руки за спину. – Ты что себе позволяешь, храмовая проститутка?! Острых ощущений не хватает, отродье алалово? Прокляну!..

– Прошу прощения, Арсен Энергалович, – девушка усиленно захлопала длинными ресницами, – но я прибыла вовремя.

Приор совсем рассвирепел:

– Эбола, вовремя – это без пятнадцати одиннадцать! Все, что позже, – уже опоздание!

– В Уставе такого не написано, – пробурчала Алена, угрюмо буравя взглядом заключенное в пирамиду Всевидящее Око Верховного Архитектора, изображенное на стене. Таинственные и страшные масоны были одной из самых удачных, плодотворных и излюбленных мистификаций ордена Повелителей Новостей, поэтому в девятнадцатом веке, когда в ритуальном зале проводили очередной капитальный ремонт, его стены украсились шестнадцатилучевыми звездами, угольниками, циркулями и человеческими черепами – словно постоянное напоминание сотрудникам, что работать нужно столь же эффективно и эффектно, как их прадеды. – Написано: врата захлопываются ровно в одиннадцать, внутри вы или снаружи. Дальше как хочешь, так и поступай.

– Так ты хочешь жить строго по Уставу, вавилонская блудница?! Смотри, выпросишь – устрою тебе недельку уставной жизни! О мальчиках надолго забудешь, проклятая яойщица!..

К счастью, Нергалыча крайне вовремя отвлек каким-то посторонним вопросом Димыч Киселев, и неминуемый очередной пистон оглушительно просвистел над головой девушки. С тихим стоном Алена опустилась в кресло рядом с Башниным.

Над столом висел легкий гомон – адепты оживленно обменивались свежими сплетнями, словно не видели друг друга, по крайней мере, несколько месяцев. Элементали-операторы вились над их головами, запечатлевая очередную историческую встречу для личных видеотек хозяев.

Сегодня здесь собралась элита ордена Повелителей Новостей – люди, лица которых знала вся Россия, могущественные иерофанты и благородные адепты, кропотливо, изо дня в день творящие для своего народа другую реальность, словно настоящие демиурги, способные бросить вызов Верховному Архитектору. За этим столом с Пентаклем Силы в центре собрались всемогущие космократоры, связывающие воедино гигантские части исполинской неуклюжей страны, которые в остальном имели между собой прискорбно мало общего.

Лица этих полубожеств на экранах телевизоров – вот то единственное, что всегда объединяло бомжей и олигархов, коммунистов и либералов, евреев и русофашистов, кавказцев и русофашистов, геев и опять-таки русофашистов, что можно увидеть как в богатых особняках на Рублевке, так и в полуразрушенном доме нищей старухи в умирающей сибирской деревне. Их голоса и творческие псевдонимы были известны всей России, от Калининграда до Петропавловска-Камчатского.

Историю в этой стране на протяжении десятилетий творили не высшие демоны и не политические деятели, а именно они – ведь не столь важно, что именно произошло в действительности, гораздо важнее, как это произошедшее подать.

Впрочем, многие события государственного масштаба как раз они и провоцировали.

Адепт, известный публике под псевдонимом Сергей Брилев, о чем-то спорил со скромно улыбающейся девушкой, выступающей под псевдонимом Эвелина Закамская. Оживленная, как школьница после выпускного, Екатерина Андреева, хлопая огромными глазищами, рассказывала о своей поездке в Гоа скептически наморщившемуся Эрнесту Мацкявичюсу и благодушно внимающей Татьяне Митковой. Владимир Соловьев и похожие друг на друга как родные братья Петр Толстой с Аркадием Мамонтовым ржали над каким-то анекдотом, определенно самцовым и похабным. Лариса Вербицкая беззаботно щебетала о чем-то с Анастасией Поповой. Дмитрий Киселев, озабоченно сдвинув брови и драматично жестикулируя, решал с приором какой-то животрепещущий вопрос церемониального протокола.

На самом деле всех их звали иначе. Только здесь, в этом подземелье, они могли позволить себе быть самими собой. Только в своем кругу они могли называть друг друга настоящими орденскими именами, а не глупыми псевдонимами, как по телевизору. Ну вот что, например, за нелепая фамилия такая – Киселев там или даже, пуще того, Мацкявичус какой-нибудь? Древние рыцарские фамилии Мимиксоас, Барлог, Изакарон или Мицраим звучали значительно солиднее.

Разумеется, за рубежом можно было отыскать куда более знаменитых и влиятельных репортеров, ведущих новостных программ, обозревателей и аналитиков, гораздо более опытных бойцов и паладинов информационного пространства вроде Опры Уинфри и Ларри Кинга, однако абсолютно все иностранные члены ордена безоговорочно признавали, что те братья и сестры, что работают в Останкинском телецентре, находятся на переднем крае их многовековой службы, что они выполняют самую сложную, кропотливую и опасную работу, находясь в постоянном контакте с безумным и непредсказуемым владыкой Мабузе, что порой чревато самыми страшными последствиями.

Над церемониальным столом висел легкий гул голосов:

– Ни хрена ж себе ты сучка, говорю ей. Ладно, не хочешь сдохнуть быстро и без особых мучений – значит, будешь висеть в раскаленных оковах еще двое суток, пока я милостиво не соблаговолю позволить тебе покинуть физическую оболочку…

– А этот перец мне: ладно, говорит, но баш на баш! Мы красиво, под камеры CNN, растерзаем Полковника, но с вас тогда большой теракт в какой-нибудь европейской столице. Такой, знаете, чтобы кровища лужами, чтобы трупы детей по всем углам, чтобы взрывчатка и винтовки, чтобы было на чем остановить взыскующий взгляд. Осло? Подойдет…

– Ощущения потрясающие – когда каждой клеточкой тела ощущаешь, как железный лом понемногу входит тебе в анус и выползает изо рта. Больновато, правда, сфинктеру капут, кишечник в клочья, но до чего же сладко, девки! Особенно когда ты уже нанизана на лом полностью, как перепелка на вертел, а Хозяин закрепляет его вертикально посреди подиума и уходит гулять с собакой. А ты беспомощно висишь на этом стальном стержне и истекаешь кровью, не в состоянии самостоятельно соскочить с него, и только в жестоком экстазе трогаешь дрожащим язычком торчащий из горла твердый железный ствол… Фулл контакт, максимально глубокое проникновение! За полтора часа я кончила, наверное, раз двадцать. Совершенно непередаваемое ощущение! Ну, потом, конечно, полторы недели интенсивной терапии у низших демонов, но, девки, оно того более чем стоит…

– Температура понемногу начинает приближаться к двумстам градусам, и я чувствую, что магическая защита скоро не выдержит. Ладно, дорогая, говорю я ей, ты победила, сдаюсь, выключай печку! А сам уже незаметно кручу фиги и про себя повторяю заклинания йоруба. Тварь такая, думаю, ты только отопри духовой шкаф, а там я тебя уже удивлю до полной невозможности. Будет что вспомнить на бракоразводном процессе…

– Тут я ему и выдаю: а вот, к примеру, собака – она тоже имеет природу будды?.. Ну и все, этот парадокс оказался ему не по зубам, завис мой достойный оппонент. Третий месяц уже торчит возле «Музеона», все думает, как мне достойно ответить. Впал в такой мыслительный ступор, что утратил концентрацию и стал виден невооруженным профанским глазом. Архимэру пришлось даже сдвинуть его бульдозером подальше от велодорожки и публично сделать вид, что это новый архитектурный шедевр Церетели, а то уже собаки начали шарахаться. Сначала хотели назвать его «Нацистское чудовище за мгновение до того, как его сокрушил маршал Жуков», но потом сообразили, что это уже будет перебор. Тогда переназвали в «Добрыня Никитич и Чудо-Юдо Поганое», но кто-то справедливо заметил, что в скульптурной композиции не заметно никакого Добрыни. В конце концов остановились на следующем: «Сон сестрицы Аленушки, навеянный полетом черноморской медузы вокруг цветка папоротника за секунду до пробуждения». Не очень понятно, зато под такое определение можно подверстать все, что угодно. Полагаю, пару десятков лет этот памятник еще простоит недвижим…

– Не, нормально вообще: я лежу млею такой, с полной жопой анальной смазки, весь раскрытый навстречу драгоценному любовнику, а этот кретин вздумал корчить из себя пассива! В общем, лишнюю дырку в башке он вполне заслужил, думается мне. А остальные четверо стриптизеров просто подвернулись под горячую руку, они тут совсем и ни при чем были…

– Хорошо, говорю, давай тогда на пари: кто больше мирного населения положит, тот и победил. Только, говорю, давай Африку и Ближний Восток из пари сразу исключим – извини, но это будет слишком уж просто, совсем для дошкольников…

– Оширос Этеос Адонаи прим прим, понимаешь?! А вот если один «прим» пропустить, выйдет сплошная блевотина. И ладно бы просто блевотина, есть и такие экстремальные любители. Но она же получается ядовитая, что твой цианид…

– А мне что остается делать?! Ее же не видит никто, кроме меня! Нергалыч явно чувствует какие-то негативные эманации, но даже ухом не ведет: твои разборки типа, ты и разбирайся. Куда деваться? Выдергиваю кольцо из гранаты и протягиваю ей: ладно, суккубаре, обручаться так обручаться! А сам думаю: во имя Альмонсина-Метатрона, ох и работы же сегодня будет уборщицам в телецентре!..

– Привет, Ашшурбанипална! Ты чего такая взмыленная?

Мысленно скорчив безнадежную гримаску, Алена повернулась к соседу.

На самом деле надо признать честно – Мишкоатль Клеопетрович Башнин считался весьма завидным женихом. За свою самоотверженную деятельность на ниве государственного телерадиовещания Мишка был награжден орденами «За заслуги перед Отечеством» II степени и «За личное мужество». Его острые репортажи из Чечни и Южной Осетии приковывали к экранам многомиллионную аудиторию, а знаменитые материалы о волшебных камнях британских шпионов спровоцировали грандиозные скандалы в политических кругах и до предела обострили отношения Медвежьей Тайги с Цивилизованным Миром.

Впрочем, нелишне будет также упомянуть, что на взаимоотношения филиалов глобальных деструктивных орденов это обострение не повлияло никак: пока профаны играли в политику и лопались от осознания собственной значимости, темные кардиналы из тайных орденов за их спинами спокойно вершили свои дела и вели человечество по раз и навсегда определенному пути, с которого его не могли свернуть никакие выборы, перевороты и цветные революции.

Все вышеописанное с лихвой компенсировало невзрачную внешность Мишкоатля Башнина, вечно не чесанные волосы и омерзительно свисающие складки жира на его боках, щеках и под подбородком. Любая женщина готова была бы с радостью нырнуть к нему в постель. Любая – кроме Алены Ашшурбанипавловны: во-первых, она была достойной девушкой чрезвычайно строгих нравов, а во-вторых, хорошо знала себе цену.

И в-третьих, давно уже побывала в постели у Башнина и больше туда не стремилась ни под каким видом. Разве что под угрозой полного развоплощения во всех физических и духовных ипостасях.

– Ну и рожа у тебя, Шарапов, – вздохнула Алена. – Ох и рожа.

– А ты небось надеялась, что за то время, что мы не виделись, я отрастил нимб и крылышки? – заржал Башнин.

– Думала, хотя бы сбросил рога и хвост. Но не случилось.

– Скучал по твоему дивному остроумию, подруга, – безмятежно проговорил Мишка. – Чем занимаешься сегодня вечером? Нет ли желания пару раз по-быстрому вкусно перепихнуться туда-сюда?

– Скажем «нет» Башнину, – холодно отозвалась запыхавшаяся Алена, а потом, поразмышляв, грациозно повернула голову и показала дураку язык, чтобы имел в виду, насколько он ей безразличен. – Ты дикий, грубый, вонючий, неотесанный, вульгарный мужлан. Практически животное.

– Точно, – легко согласился Мишкоатль. – Ем только когда хочется. Именно такие бабам и нравятся – гордые и неукротимые дикари.

– Бабам – не исключено. Чего же ты тогда подкатываешь не к бабам, неукротимый дикарь, а к эффектной изящной женщине?

Башнин поднес указательный палец к своему виску и сделал громкое «пх-х-х».

– Срезала, подруга. Учти же, что теперь мое сердце разбито вдребезги, навсегда-навсегда.

– Оно у тебя было когда-нибудь? – усомнилась девушка. – У тебя там, по-моему, стоит моторчик от игрушечной железной дороги. Такой, с резинкой. – Она подумала пару секунд и безжалостно добавила: – И тот через раз работает.

– Ну, ладно, ладно, не добивай смертельно раненного в сердечную мышцу, – поднял обе руки доставала Башнин. – Это не твой стиль, высокая госпожа. А пойдем тогда вечером на теннис! На «Кубок Кремля». Посмотрим, как смертные мячик туда-сюда пуляют. У меня, веришь ли, совершенно случайно завалялись два билета в правительственную ложу.

– Сходи лучше со своей старой подружкой.

– Со Светкой, что ль?

– Со своей верной правой рукой.

– После всего, что между нами было, могла бы уже запомнить, что я левша. Левой жму сто десять в два подхода.

– Жми хоть двести двадцать в любую сторону. Только оставь меня в покое.

– Тебе следовало бы гордиться, примитивная самка человека, что благородный адепт вроде меня вообще обращает на тебя свое благосклонное внимание.

– Я не заслуживаю такого волшебного подарка, о мохнатый самец женщины. Есть куда более достойные самки – скажем, Магда…

– Брось, Аленький. – Мишкоатль опасливо покосился на противоположную сторону стола, где в голос хохотала Тотенкопф, и на всякий случай понизил голос: – По правде говоря, без грима она столь страшна, что на пляже я не рискнул бы зайти с ней в одну кабинку для переодевания. Да и грим ее совсем не красит, если уж начистоту.

– Ты просто боишься, что она с размаху уронит тебя на жесткий кафельный пол, едва ты предложишь ей свою жалкую эрекцию. И так до семидесяти семи раз подряд.

– Я ничего не боюсь. Даже твоих торчащих лопаток, родная.

– Башнин, не очень-то фрякай! И что это вообще за публичный утренний спермотоксикоз? У тебя же недавно была новая девушка из «Блестящих».

– А, ну ее, – отмахнулся Мишка. – Я с ней уже поссорился.

– Как же это ты ухитрился так быстро, бравый самец?

– Да ерунда же, честное слово! Прискорбно перепутал и вместо «сходи на шейпинг» посоветовал «сходи на фистинг». Вот просто как-то случайно смешались в голове два разных термина. У тебя так бывает?

– Понятно. Я бы и на первое обиделась. Эрудит, блин! Да ты же Будду Шакьямуни от Найта Шьямалана не отличишь.

– Я вообще не знаю обоих, следовательно, эти фигуры не столь важны для моего духовного развития.

– Тебе для духовного развития важны только две вещи: упаковка виагры и разворот свежего номера журнала «Максим».

– Ха-ха-ха. Виагры. До чего же изящно ты пошутила.

– Как сумела, так и пошутила. Короче, возвращаясь к истории с фистингом: ты всегда был придурком, дорогой, им и помрешь.

– Чё, правда?!

– Святая. Помрешь как жил – форменным придурком.

– Нет, чё, правда «дорогой»?

– Это просто вежливая фигура речи. Кстати, дорогой, когда ты заберешь наконец остаток своих презренных вещей? Я больше не собираюсь носить дома твои идиотские футболки. Знаешь, каждый раз как будто к лягушке прикасаешься. Бр-р-р!

– Так они ж теперь воняют небось?..

– Ничего, мне их горничная после тебя постирала два раза с кондиционером. Смотри, не заберешь, пущу на кухонные тряпки для гномов. А бритву отдам Сергееву.

– Пусть лежат, солнышко. Вдруг мне еще как-нибудь доведется заночевать у тебя. Скажем, сегодня вечером.

– Ну, ты! Брение из плюновения! Ты ведь в курсе моей принципиальной позиции по данному вопросу.

– Конечно, в курсе. Тебе нравится сверху и сзади.

– И еще стоя. Нет, я имела в виду совершенно другую позицию.

– Это какую же? Бочком-с?..

– Это вот какую: Башнин у нас не пройдет ни под каким видом!

– Разве так можно разговаривать с любимым человеком, красавица?

– Девушки, скажем самое решительное «нет!» фантастическому придурку Башнину!

– Ты знаешь, кара миа, я терпелив как древний змий, я умею веками талантливо караулить жертву. Однажды ты приползешь ко мне, женщина, вся в слезах и соплях, и станешь на коленях умолять спасти тебя от одиночества и бессмысленности существования…

– Башнин, вон из профессии! Плесенью не покройся ожидамши, спасатель хренов. Чип и Дейл в одном лице…

Лязгнула небольшая бронзовая дверь под потолком, и гул в зале словно обрезало ножом. Все лица синхронно, как одно, повернулись на звук.

По высокой винтовой лестнице в зал неторопливо спускался задрапированный в черный плащ Великий магистр ордена Эммануил Тиглатпаласарович Нигредо. Когда он ступил на первую ступеньку, адепты разом встали, смиренно приветствуя почтенного старшего брата. Спустившись, прошествовав к столу и заняв свое место, он также поприветствовал братию кивком и предложил садиться. Прелюдию к магической церемонии можно было считать открытой.

Эммануил Тиглатпаласарович был героем крайнего, сто пятьдесят восьмого крестового похода. В Месопотамии вместе с другими американскими диверсантами он расставлял электронные маркеры для тонкого наведения высокоточного оружия коалиционных сил. Владыка Империи Добра пожаловал ему титул пожизненного сенатора и гасиенду во Флориде с хлопковой плантацией и пятью тысячами душ, но Палсарыч все же вернулся на историческую родину, приняв должность приора ордена Повелителей Новостей, а чуть позже выслужив и высший орденский пост.

Поговаривали, впрочем, что туда его пропихнула именно Империя Добра, более чем убедительно попросив не манкировать высоким назначением. Темный Властелин желал быть абсолютно уверенным, что Мабузе однажды не сорвется с поводка и не бросит вызов ему и дружественному великому демону Маммоне, который выполнял функции князя мира сего на данном историческом отрезке.

– Все ли адепты в сборе? – негромко поинтересовался Нигредо.

По-русски магистр говорил стилистически безупречно, однако никак не мог избавиться от рудиментов американского выговора: ударное «е» у него звучало так, словно он начинал произносить «и», но внезапно передумывал и в последнюю долю секунды все-таки произносил нечто похожее на «э».

– Все, высокий брат, – отозвался Нергалыч, свирепо зыркнув на смиренно опустившую ресницы адепта Эболу.

– Есть ли среди адептов те, кто не готов сегодня предстать перед нашим грозным владыкой?

– Нет, высокий брат.

– Прекрасно. – Магистр устремил взгляд в пространство, соединил кончики пальцев домиком. – Что ж, господа, я вполне удовлетворен результатами завершившегося отчетного периода. Проделана прекрасная работа. Вы весьма профессионально и компетентно освещали мировые события, еще более запутав профанов во главе с демоном Мабузе и решительно помешав владыке понять окончательный замысел Верховного Архитектора, чтобы он не смог еще на шаг приблизиться к мировому господству. Спасибо, братья и сестры.

Адепты смиренно склонили головы, демонстрируя, что воспринимают благодарность Великого магистра не как данность или повод к гордыне, но как незаслуженную милость высокого брата.

– Свои письменные прошения о суетном сдайте после церемонии Арсену Энергаловичу, – продолжал Нигредо. – Полагаю, с теми показателями, которые орден продемонстрировал в текущем финансовом квартале, все мы смело можем рассчитывать на исполнение наших самых заветных и дорогостоящих желаний… Все, кроме Иеронима Аурангзебовича, – уточнил он. – Надеюсь, не нужно пояснять, в связи с чем наступило такое поражение в правах по итогам отчетного периода?

– Нет, высокий брат, – смиренно склонил голову адепт Доппельгангер. – Безусловно, в том прискорбном инциденте, повлекшем столько бессмысленных жертв, не виноват никто, кроме меня. Более подобного не повторится.

– Я надеюсь, – флегматично кивнул Великий магистр. – Иначе в дальнейшем мне придется прибегнуть к более жестким воспитательным мерам. – Он обвел присутствующих испытующим взглядом, словно пытаясь определить, все ли впечатлены преподанным Иерониму Аурангзебовичу жестоким уроком. – Дисциплина крайне важна в нашем нелегком деле, братья и сестры. Мы все ходим по лезвию бритвы: одно неверное движение – и ты корм для червей. Я полагаю, все понимают, что в данном случае ошибка заключается не в количестве невинных жертв, а в том, как бездарно был просран столь эффектный информационный повод?.. – Он сделал солидную паузу, дабы все прониклись важностью сказанного. – Что ж, если ни у кого нет вопросов по текущему состоянию дел, предлагаю проследовать в термы.

Благородные адепты в молчании встали из-за стола, гуськом поднялись по винтовой лестнице, миновали выложенный руническими изразцами коридор и оказались в термах, представлявших собой дюжину выстроенных в два ряда небольших мраморных бассейнов вроде того, что был установлен в пентхаусе Алены Ашшурбанипавловны. С достоинством разоблачившись донага на установленных возле бассейнов бронзовых скамеечках, элитные члены ордена Повелителей Новостей отдали себя в руки банщиков, почтительно дожидавшихся рядом.

Банщики обычно были одного пола с помываемым, дабы нескромными прикосновениями не пробуждать в нем ненужных житейских страстей непосредственно перед визитом к повелителю. Лишь Мефистокла Вассаго в связи с его альтернативными сексуальными склонностями мыли две юные миловидные девушки. Что касается бисексуально ориентированной нимфоманки Магды Тотенкопф, то она мылась сама, при помощи щетки на длинной ручке, хоть это и оставляло некоторую долю риска, что она не сумеет идеально очистить свое тело в труднодоступных местах. Но Магда Нинхурсаговна была старым верным адептом демона Мабузе, поэтому приходилось выбирать меньшее из двух зол. Пока она еще ни разу не прокололась.

Алена покосилась на довольно аппетитные бедра одной из двух своих банщиц. Не сказать, чтобы красивые девочки были совсем-пресовсем безразличны адепту Эболе. Когда она училась на журфаке, соседка по комнате в общаге, симпатичная и ласковая Оленька с чудесными длинными ресничками, не раз и не два забиралась по ночам к ней в постель погреться. Да и потом, когда Алена уже стала членом ордена, она не без любопытства уступила однажды навязчивым домогательствам Магды Нинхурсаговны, чтобы заручиться лишним сторонником перед важным голосованием. К счастью, обычно адепт Тотенкопф быстро теряла интерес к женщинам, которых ей уже удалось соблазнить, и хвала демону Мабузе, потому что тот черный след от стека не сходил с попы Алены аж полторы недели, да и последствия прочих пагубных сексуальных излишеств… м-да-а-а… Алена никогда не понимала, для чего, играя в садо-мазо, нужно лупить в полную силу, когда можно просто обозначать удар; право же, какая дешевая пошлость…

Да, и еще был тот случай в клубе «A Priori», внезапный приступ кокаиновой страсти к обаятельной девочке, похожей на юную Настеньку Заворотнюк, – как же ее звали, благородные адепты? – когда они заперлись в кабинке туалета, поскольку кабинка с кроватью уже была занята, и несколько минут неистово и жадно любили друг друга стоя, щедро обмениваясь телесными жидкостями, а потом, уже получив удовлетворение и одеваясь, из-за слишком мягкого освещения перепутали свои мини-юбки, и Мишка Башнин – девушки, скажем самое решительное «нет!» Мишкоатлю Клеопетровичу Башнину! – неукоснительно подметил это своим цепким змеиным взглядом, и они с анонимной милой девчонкой, задыхаясь от хохота, снова ввалились в туалетную кабинку, и снова разделись, но вместо того, чтобы быстро поменяться юбками, нагло любили друг друга еще несколько минут, и потом еще провели вместе незабываемый вечер в клубе, а под утро разъехались, уставшие друг от друга до тошноты, даже не удосужившись обменяться телефонами… И еще был тот памятный случай, когда Вероничка затащила ее на одно разнузданное женское пати…

В общем, у Алены имелся определенный опыт в чувственном общении с девушками, и опыт скорее положительный. Однако самцы привлекали ее гораздо больше, потому что мужчина – это все-таки мужчина: у него широкая и плоская грудь, узкие бедра и правильная, приятная на ощупь твердая горячая колбаска, а у женщины – соответственных размеров специальный чехольчик, куда можно ловко и сладко упрятать мужскую колбаску, и так до нескольких сотен раз подряд, и это гораздо более волнительно, пикантно и остроумно, чем два одиноких женских чехольчика, щелкающих зубами друг на друга; а на упругие сиськи она вполне может посмотреть и в зеркало, тем более что не вполне ясно, что именно так завораживает в них мужиков, – хотя нельзя не признать, конечно, что зрелище все же достаточно живописное и эстетичное…

– Ух ты, Эбола, какой художественный засос! – донесся до нее восхищенный голос Башнина. Разумеется, этот кретин оказался в банной рекреации через проход прямо напротив нее. Так всегда и бывает, пора бы уже привыкнуть к сугубому несовершенству проекта Верховного Архитектора, дорогая. – Кто ж тебя так не пощадил, подруга? Вон, вон, под левой грудью!

– Живу полноценной сексуальной жизнью, в отличие от некоторых, – мстительно пояснила она, поворачиваясь к нему спиной. – И вообще нечего глазеть на голых баб перед церемонией. Утратишь сугубую чистоту помыслов.

– Да ты что, Алёнк! – искренне удивился Мишкоатль. – Я что, голой тебя никогда не видел, что ли?!

– Отвернись, сказала, а то плюну ядом!

– Да как прикажешь, – надулся он.

Вот так, благородные братья и сестры. Скажем «нет!» всякому Башнину, который встанет у нас на пути. Башнин не пройдет!

Раньше адептам, по слухам, приходилось гораздо тяжелее. Сейчас сохранять телесную и духовную чистоту было много проще, чем триста лет назад, причем безо всяких изнурительных многонощных бдений, воздержаний и самоограничений. Шампуни, гели для душа, антибактериальное мыло, увлажняющие кремы, ароматные дезодоранты и туалетная вода – ныне каждый сантиметр тела адепта подвергался самому тщательному очищению, какого не в силах были добиться целые поколения средневековых праведников, столпников и постников. Хвала демону прогресса Антеосу, коий не стоит на месте.

Совершенно ни к чему теперь также блюсти многодневные строгие посты: несколько таблеток мезима форте, четыре упаковки активированного угля, фестал, принудительное очищение кишечника от шлаков проточной водой – и адепт девственно чист внутри, как и снаружи, подобно младенцу. С греховными помыслами тяжелее, однако здесь на помощь приходят штатный психотерапевт ордена и врач-гипнотизер.

– Моемся как следует, – отечески поощрял мэтр Нигредо, прохаживаясь между банными рекреациями с плещущимися нагими адептами. – Не расслабляемся. И не забывайте: прикоснувшийся к трупу будет нечист до вечера, невзирая ни на какие водные процедуры. Магда Нинхурсаговна, тебя особо касается.

Адепт Тотенкопф специализировалась на криминальной хронике, поэтому особое напоминание лишним для нее не было. Сам Палсарыч вел жизнь аскета, поэтому ему дополнительное очищение перед визитом к владыке не требовалось.

Тщательно омывшись, адепты облачились в белые хламиды до колен и собрались в дальнем конце помывочной перед огромным аппаратом непонятного для профанов назначения, состоявшим из огромной соленоидной катушки и торчащих из фарфоровых изоляторов металлических штырей с большими металлическими шарами на концах. Аппарат издавал негромкое гудение и потрескивание.

– Что ж, мы очистились внешне, – негромко произнес магистр, когда все подопечные столпились вокруг аппарата. – Давайте же теперь мирно насладимся священной болью, чтобы очиститься внутренне…

Он обхватил ладонью один из штырей, после чего взял за руку Аню Барлог. Анечка вцепилась в кисть Мефистокла Вассаго, тот манерно взялся за пальцы Иринки Раокриом, та, в свою очередь, подала руку Никлаусу Пердурабо, тот ухватил под локоток Алену Эболу… Когда все адепты образовали живую цепь, приор Нергалыч замкнул ее, ухватившись за оставшийся свободным штырь.

Раздался оглушительный треск, и цепь распалась: влажная человеческая кожа прекрасно проводит электрический ток. Резко пахнуло озоном. Разлетевшиеся, как кегли в боулинге, адепты с шипением трясли кистями, приподнимались с пола, с трудом приходя в себя после интенсивного электрошока.

– Кто-нибудь более не способен принимать участие в церемонии? – поинтересовался магистр Нигредо, пристально вглядываясь в глаза то одному, то другому подопечному, пытаясь разглядеть в затуманившихся взглядах какие-либо признаки неадекватной реакции на болевой удар. – Не стыдитесь признаться сразу, гораздо хуже будет, если вы не справитесь с лишениями в пещере владыки. Тогда я не гарантирую вам ни здоровья, ни сугубого исполнения суетных желаний, ни доброго посмертия.

Севшими после пережитого стресса голосами очищенные болью адепты заверили его, что все в полном порядке.

– Что ж, – сосредоточенно проговорил магистр, – тогда самое время проследовать к владыке. Но вначале – традиционное краткое наставление от главы ордена. Итак, повелитель Мабузе… – Он сцепил руки перед собой в молитвенном жесте. – Всегда помните, что это тот самый хрустальный источник, к которому припадают все страждущие. Это мощный старик, который подобен реву водопада или могучему утесу, головой упирающемуся в облака, а копытами попирающему землю. Он велик и непостижим, он разгонит тучи волшебной метлой, он уничтожит неверных, он войдет в ваши дома, искалечит вас, пожрет ваших детей и изнасилует прислугу, но вы все равно обрадуетесь ему, ибо он – любовь, свет, жизнь. Он – карманный разрушитель мира, цепное чудовище добродетели, великий Минотавр По Почте! Возлюбите его, люди, иначе он придет и сам полюбит вас, а это больно…

Адепты глухо пробормотали «амен», по команде приора разом повернулись направо и закопченными кирпичными лесенками и коридорами, оставшимися еще от первых служителей культа Мабузе, двинулись в глубину сакральных катакомб. По этим историческим ступеням когда-то спускались Ломоносов и Карамзин, Брюс и Жуковский, Бонч-Бруевич и Левитан, Бовин и Боровик, Листьев и Щекочихин, а также многие другие легендарные адепты ордена. Рыцарь-приор Нергалыч уверенно шагал во главе колонны, освещая дорогу перед собой потрескивающим ритуальным факелом из пропитанного битумом тростника. Элементали-операторы остались наверху: вести съемку в сакральной пещере строго воспрещалось.

Вскоре процессия достигла узкого каменного грота, в котором избранные двенадцать адептов могли поместиться только сгрудившись. С потолка капала ледяная вода, стены неуловимо вибрировали с низким гулом, словно в соседней пещере работали тяжелые станки и огромные механизмы; сверху донизу дикий камень стен был сплошь покрыт содрогающимися от непрерывной вибрации плоскими грибами и бледными кругами селитры.

Магистр обвел всех суровым взглядом и вместе с Нергалычем исчез за низкими золотыми вратами, ведущими в соседнюю пещеру. Из раскрывшихся на мгновение врат дохнуло влажной прелью, гудение стало отчетливо различимым и басовитым.

Потянулось невыносимое ожидание. Эти последние минуты перед аудиенцией Алена ненавидела больше всего на свете. Все равно как медсестра, подступив к тебе со шприцем, не делает мгновенный укол, а начинает вертеть своим пыточным орудием перед твоим лицом, демонстрируя, как красиво преломляется и поблескивает свет на конце иглы. Даже сама аудиенция была не настолько мучительной и тошнотворной, как эти последние минуты ожидания аудиенции.

Наконец врата скрипнули, из-за золотой створки показался Нергалыч:

– Владыка готов принять вас, коллеги. Предлагаю проследовать.

Пригибаясь перед низким порталом врат, словно кланяясь священной пещере, адепты один за другим начали входить в гигантский тронный зал, расположенный в глубоких подземельях Останкинской телебашни.

Высокие своды зала терялись во мраке, на влажных, покрытых многовековой благородной плесенью стенах, сложенных из необработанного гранита, плясали отблески множества работающих мониторов. Механическое гудение стало угрожающим.

Посреди циклопического подземелья был установлен величественный, в четыре человеческих роста престол из чистой бронзы, на котором день и ночь восседал великий демон Мабузе. Впрочем, лицезреть своего кумира во всем его величии, так же как и искусную резьбу его уникального трона, внесенную в список объектов, охраняемых ЮНЕСКО, Повелителям Новостей суждено не было: всякий смертный, узревший ужасный лик Мабузе, немедленно умирал согласно неумолимым законам природы. Поэтому престол всегда был отгорожен от входа в подземелье спускавшимся с потолка гигантским асбестовым занавесом, непроницаемым не только для взгляда, но и для многих видов излучения.

Занавес непрестанно и равномерно колыхался от тяжелого дыхания бога-чудовища; кроме того, несмотря на полную непроницаемость, за ним угадывались движения некоего огромного и бесформенного тела без головы и конечностей. Лишь Великий магистр и рыцарь-приор имели право и физиологическую возможность раз в год в определенный день солнцестояния войти за непроницаемый занавес, дабы четверть часа созерцать истинный облик своего свирепого кумира и произнести вслух его подлинное имя. Однако на все расспросы подчиненных о настоящей внешности Мабузе они отвечали ледяным молчанием.

Впрочем, кое-что о великом демоне все же было известно даже рядовым адептам. В частности, не подлежало сомнению, что у него тысяча глаз. Из-за асбестового занавеса во все стороны расползались многочисленные протеиновые отростки, упиравшиеся в каменные стены, потолок и пол; дабы им было проще закрепиться, в гранит пещеры было вкручено великое множество металлических крюков, штырей и распорок, а некоторые щупальца владыки змеились по металлическим растяжкам, протянувшимся высоко над головами адептов. На конце каждого отростка располагался круглый немигающий глаз, а перед каждым глазом был установлен на кронштейне работающий монитор, на который транслировалась новостная программа какого-нибудь телеканала или информационный веб-портал. Один-два раза в неделю владыка выпрастывал новый отросток с глазом, и перед ним немедленно монтировали новый экран.

Между мониторами по металлическим сходням сновали ремонтники-простолюдины, которые немедленно приступали к починке, едва какой-нибудь телевизионный приемник от сырости или непрерывной многомесячной работы выходил из строя. Время от времени один из ремонтников, случайно бросив взгляд на лик демона Мабузе, застывал на месте, покачнувшись, падал с тридцатиметровой высоты и вдребезги разбивался о каменный пол, однако его место тут же занимал запасной рабочий из храмовой мастерской.

В своей целокупности эта грандиозная картина напоминала гигантскую фантастическую паутину, в которой дрожали и переливались сотни капель росы, а между ними и исполинским жирным пауком в центре непрерывно перемещались трудолюбивые муравьи.

Повелители Новостей в белоснежных балахонах до колен входили в зал и почтительно останавливались возле высоких коричневых кресел, расставленных полукругом на свободном пространстве у входа, как раз напротив гигантского асбестового занавеса с орденской печатью посередине. Во впадине подковы, образованной рядом кресел, располагался небольшой бронзовый подиум, на котором Мабузе обычно являл свой аватар для личной беседы с адептами. Один раз в месяц двенадцать лучших адептов ордена удостаивались встречи со своим кумиром. Последнюю пару лет адепт Эбола почти всегда входила в число счастливчиков.

Что касается аватара Мабузе, который демонический владыка являл своим адептам для неистовой сакральной оргии, то он всякий раз был непредсказуем. Великий демон еще ни разу не повторился. То это была огромная лысая голова с пронзительным взглядом, то свирепое огнедышащее чудовище со множеством рогов, то морская дева с обнаженной грудью, то пылающий куст, то похожий на помесь амазонского индейца с кошкой синий громила трехметрового роста, то десятилетний азиат с вытатуированной на лбу голубой стрелкой, то огромный «Черный квадрат» Казимира Малевича с красной надписью в центре: «Нет аватара». У владыки было много лиц и форм.

Сегодня это был монстр Франкенштейна в исполнении Бориса Карлоффа, облаченный в сталинские шинель и фуражку. Он радушно поднялся с миниатюрного престола навстречу вошедшим.

– Твои рабы готовы к оргии и смиренно приветствуют тебя, о повелитель, – почтительно произнес стоявший у подножия подиума Палсарыч, когда все адепты вошли в зал и каждый занял позицию возле своего кресла лицом к свирепому божеству.

– Приветствую вас, возлюбленные дети мои. – Мабузе искусно копировал даже утрированный грузинский акцент Сталина, прекрасно известный быдлонаселению страны по многочисленным псевдоисторическим кинофильмам, финансированным орденом, фальшивый акцент, с которым великий владыка Империи Зла на самом деле никогда не разговаривал. – Рад снова видеть вас всех у себя в логове. – Он не торопясь, с достоинством опустился в бронзовое кресло на подиуме и жестом дал понять, что почтительно замершие адепты тоже могут садиться. – Что ж, я вполне доволен результатами завершившегося отчетного периода, – заявил он, старательно втаптывая в курительную трубку мелко наломанную «Герцеговину Флор». – Проделана прекрасная работа. Вы замечательно освещали все мировые события, позволив мне еще яснее понять окончательный замысел Верховного Архитектора и еще на шаг приблизиться к мировому господству. Спасибо, дети мои. Истинно, истинно говорю вам: в Последней Битве именно вы поведете в бой мои свирепые полчища.

Адепты безмолвно склонили головы перед владыкой. Это обещание он давал своим слугам каждый месяц уже без малого четыре сотни лет, вот только дата Последней Битвы всякий раз переносилась и откладывалась. И чудненько; главное, чтобы как можно дольше.

На подиуме рядом с Мабузе располагалось бронзовое ложе зловещего вида с ремнями в тех местах, где, по идее, должны располагаться закинутые за голову руки и широко расставленные ноги человека средних размеров. Одному из адептов независимо от пола непременно придется взойти сегодня на алтарь для ритуального совокупления с божеством, в то время как остальные станут подбадривать их энергичным групповым сношением между собой, выстраивая из своих тел самые пикантные живые картины. Любовницу или любовника владыка выберет в самый последний момент аудиенции. Поэтому все новоприбывшие не отрывали напряженных взглядов от причинного места владыки, гадая, какими причудливыми формами он поразит их на этот раз.

В этот раз под брюками властелина угадывались весьма внушительные объемы вздыбленной плоти.

Алена поднималась на ритуальное ложе уже четырежды, и все четыре раза ей более чем не понравилось, ибо хотя каждый раз строение мужских причиндалов божества напрямую зависело от его нового аватара и порой оказывалось вполне привычным, сами они неизменно были огромны и ужасны. А вот Магда просто тащилась от ласк повелителя, даже если он обжигал ей нутро неугасимым пламенем или принимал облик тернового куста. Магда вообще была больная на всю голову, за что, впрочем, ее и ценили в ордене. Жаль только, что повелитель избирал ее для ритуального совокупления не так часто, как хотелось бы прочим адептам, – видимо, подобно Башнину, тоже разбирался в женской красоте.

– Дабы выразить вам свое расположение, я отвечу сегодня не на пять, а на шесть вопросов о колебаниях курса мировых валют и цен на золото в будущем году, дабы вы могли использовать эти сведения на благо ордена и для своего личного обогащения, – благодушно продолжал великий демон.

– От имени всех твоих адептов благодарю тебя, о повелитель, – проговорил Палсарыч. – Твои щедрость и милосердие не знают границ, и мы все…

Он осекся, потому что аватар Мабузе внезапно выпустил из рук трубку, и та глухо стукнула о помост.

– Но что это? – ошарашенно пробормотал монстр Франкенштейна, меняясь в лице. На его физиономии отразилась столь детская обида, что Эбола едва удержалась, чтобы не фыркнуть. – От кого-то из вас пахнет течной самкой?! Как такое возможно в этом целомудренном зале, возлюбленные дети мои?..

– А чего я-то? – окрысился Башнин, на которого немедленно устремились вопросительные взгляды всех присутствующих. – Я четвертый день держу строжайший сексуальный пост! Даже не мастурбирую!..

На воре шапка горит, с мстительным удовольствием подумала Алена. Господа, скажемте «Нет!» Мишкоатлю Клеопетровичу Башнину и его многочисленным грязным…

– Нет-нет, не этот достойный юноша, – помахал пальцем великий демон. – Это от нее!.. – Острый ноготь уткнулся Алене в грудь.

Ошеломленная девушка в недоумении широко раскрыла глаза.

– Нечестивица! – оглушительно возопил аватар, обеими руками хватаясь за голову.

– Бежим! – в неописуемом ужасе заорал Нергалыч, первым бросаясь к дверям.

Неестественно широко разинувший рот монстр Франкенштейна в советской шинели вдруг разом осыпался на подиум, словно состоял из сухого песка.

Огромная сложная система из перепутанных лесенок, тросов и гигантских протеиновых волокон под потолком внезапно пришла в движение – неспешное, но неумолимое и страшное, словно надвигающаяся на берег гигантская волна цунами. Это было красиво и грандиозно, как всякое масштабное стихийное бедствие. Ремонтные рабы дождем осыпались вниз, один за другим разбиваясь о каменный пол пещеры в кровавые кляксы.

Разбрызгивая голыми ногами ледяные лужи с плесенью на дне, благородные адепты ринулись к выходу, а за ними следом катилась плотная звуковая волна, изрыгаемая разгневанным богом-чудовищем, готовым растерзать нечестивцев, осмелившихся войти к нему неочищенными.

– Владыка весьма расстроен.

Алена задумчиво разглядывала свои шикарные ногти. Безупречный маникюр на двух пальцах правой руки был содран. Как это она умудрилась во время бегства из подземелья Мабузе шваркнуть рукой о грубый камень стены? Да уж, беда никогда не приходит одна.

– Ну что, Эбола, допрыгалась? Суперзалёт. – Великий магистр, как обычно, был флегматично спокоен. Нергалыч на его месте уже давно таскал бы адепта Эболу за волосы по всему кабинету, сладострастно стукая башкой об углы и твердые поверхности. – Стало быть, имела накануне половые сношения, недостойная отроковица?

– Да, почтенный брат. – Алена не могла заставить себя оторвать взгляд от ногтей и поднять глаза.

– Ты что, забыла, что сегодня аудиенция?

– Да, почтенный брат.

Нигредо испустил тяжелый вздох, в котором отчетливо читалось: во имя Альмонсина-Метатрона, с каким же дубьем приходится работать.

– Прямо и не знаю, как нам теперь с тобой поступить, – проговорил он. – При советской власти утешить разъяренного Мабузе в такой ситуации можно было лишь одним способом: преподнеся ему на серебряном блюде твою отсеченную голову…

Алена понуро молчала, буравя взглядом массивную хрустальную пепельницу на столе шефа. Выше взгляд упрямо не поднимался. Виновата, чего уж там. И без нравоучительных лекций все ясно. Она не стала оправдываться тем, что уже несколько раз имела половые сношения накануне аудиенций, и до сих пор все благополучно сходило ей с рук, Мабузе ничего не замечал. Правила ордена предписывали строгий четырехдневный пост перед приходом к повелителю, и если магистр узнает, что она уже несколько раз легкомысленно пренебрегала ими, ставя под удар орден, головой на блюде дело не ограничится. Сначала на нем окажутся все внутренности Алены, причем вынимать их из нее будут заживо.

– Однако сейчас наступили вегетарианские времена, – раздумчиво продолжал Эммануил Тиглатпаласарович, дождавшись, пока серьезность положения дойдет наконец до непутевого адепта. – Толерантность, политкорректность, любовь, взаимопонимание и диснеевские мультики. Благословенное время массовых казней и сатанинских гекатомб кануло в прошлое. Великий демон Маммона – чрезвычайно милостивый и миролюбивый князь мира сего, принесший нам свет и культуру, а также умиротворивший многих своих свирепых собратьев. Так что у нас с тобой, пожалуй, есть щадящий вариант развития событий. Согласись, Елена Ашшурбанипавловна, было бы крайне печально, если бы твоя столь привлекательная плоть в ближайшее время превратилась в груду тухлого мяса, изъеденного трупными червями. Посему поступим следующим образом: я публично произвожу над тобой ритуал «вон из профессии», вышибаю тебя из ордена, и ты в двадцать четыре часа исчезаешь из Москвы в неизвестном направлении. Способ не столь эффектен и зрелищен, как первый, с серебряным блюдом, но из братского расположения к падшей сестре я готов пойти на некоторые моральные издержки.

– Идея с серебряным блюдом мне понравилась больше, – мрачно пробурчала Алена, не отводя угрюмого взгляда от пепельницы.

Вон из профессии. Ага, щас. И что потом? Пентхаус в «Паласе», дача на Рублевке, дома в Беверли-Хиллз и на Лазурном берегу, семь автомобилей, две яхты, счет в банке, общественное положение и прочие милые сердцу безделушки принадлежат ордену. Едва ли орден положит своему проштрафившемуся адепту приличную пенсию. Возвратиться в Череповец, к маме в крошечную двушку на шесть человек, устроиться упаковщицей на молокозавод за двенадцать тысяч рублей в месяц?.. Не смешите мои эксклюзивные французские босоножки от Маноло Бланика за двенадцать тысяч евро. Голова на серебряном блюде – это хотя бы эстетично и куда менее мучительно.

– Что ж, да будет так, – хладнокровно подытожил магистр. – Ты предпочла благородную смерть бесчестью, и я уважаю твой выбор, адепт. Вызывать храмовую стражу?

Повисла выжидательная пауза.

– Эммануил Тиглатпаласарович, во имя Альмонсина-Метатрона, – нехотя проговорила девушка, понимая, что шеф ждет от нее более конструктивного предложения. – А может быть… это… может быть, минет-другой как-нибудь смогут исправить создавшуюся проблему?..

– Это ты крестоносцу предлагаешь? – холодно удивился Великий магистр. – Воину Света?! Прости, любезная сестра, но я духовное лицо и не одобряю бесцельного блуда. И я очень извиняюсь, конечно, но какие еще минеты?! Масштаб твоей проблемы таков, что ее не решат даже одна-две безумные пламенные ночи с полной самоотдачей.

– А, скажем, три? – жалобно уточнила Алена, ощутив, что она на верном пути. – Три безумные пламенные ночи с полной самоотдачей?..

– Так, Эбола, это еще что за торг?! – рассердился наконец Палсарыч. – Ты селедку на рынок пришла покупать, что ли? Отнюдь не соблазняй меня без нужды, бесстыдная отроковица! Даже если я паду невинной жертвой твоих прелестей и соглашусь прикрыть тебя, каким образом я потом утешу великого демона? Сделаю ему минет?!

Великий магистр поднялся и принялся неторопливо расхаживать по кабинету. Алена пристально следила за ним. Палсарычу явно не хотелось терять опытного заслуженного адепта, и она не стала торопить события, предоставив опытному профессионалу самому решать ситуацию.

– Впрочем, у нас есть еще один выход, – задумчиво проговорил наконец магистр. – Еще один способ утешить великого демона.

– Великая сенсация, – произнесла Алена.

– Великая сенсация, – снисходительно кивнул Нигредо. – Нечто свежее, неожиданное, не просчитываемое заранее, жгуче интересное – одним словом, нечто вроде второго сезона сериала «Остаться в живых» или третьего сезона «Побега из тюрьмы». Новость, способная заставить Мабузе забыть о твоем крошечном прискорбном конфузе. Помнишь, как жадно он следил за вторжением России в Грузию? Все пять дней не отрываясь.

– Там, кроме всего прочего, работал ньюсмейкером опытный харизматичный шоумен, – напомнила Эбола. – Чрезвычайно сильный адепт. Никто не знал, что он выкинет в следующий момент: то галстук начнет жевать для смеху в прямом эфире, то потешно прятаться прямо перед телекамерами от невидимых бомбардировщиков Хозяина Тайги. Но даже без блестящего орденского клоуна мирового уровня – где же мне взять сенсацию такого масштаба? Они на деревьях не растут.

– А это уже твоя забота, дитя. – Эммануил Тиглатпаласарович заложил руки за спину и высокомерно посмотрел на нее сверху вниз. – Несколько раз тебе это удавалось, отчего ты и занимаешь в столь юном возрасте такое высокое положение в ордене. Копни что-нибудь взрывоопасное, пошуруй палкой в очередном осином гнезде. Поработай с осведомителями. У тебя ведь наверняка есть какие-то домашние заготовки, которые ты приберегаешь на мертвый сезон рождественских каникул. – Он отвернулся к окну. – Значит, сегодня до наступления полуночи я либо смотрю смонтированный сенсационный материал, способный отвлечь владыку от его жестокой хандры, либо провожу ритуал позорного изгнания Алены Ашшурбанипавловны Эболы из профессии. И во имя Альмонсина-Метатрона, сколь же блажен будет прикрывший тебя от гнева великого демона высокопоставленный аскет-иерофант, который проведет с тобою пять, повторяю, пять безумных пламенных ночей! Сколь сладостен будет его счастливый досуг на следующей неделе!.. – Магистр помолчал, видимо, созерцая внутренним взором сладостный досуг счастливчика-аскета, и сухо закончил: – Дикси. Время пошло.

– Амен. – Алена встала, поклонилась мужественной спине магистра, молитвенно сложив руки перед собой, и вышла из кабинета.

Благородные адепты, присутствовавшие на сегодняшней неудачной аудиенции у владыки, числом одиннадцать, торчали в предбаннике у кабинета магистра. Все уже переоделись в повседневное, но не ушел ни один: каждый из них сгорал от любопытства.

Здесь, в приемной, было отчетливо слышно то, что едва прорывалось через капитальную стену кабинета шефа – далекое и глухое «Бу-у-у! Бу-у-у! Бу-у-у!», словно за несколько кварталов отсюда размеренно и неутомимо работала сваебойка или древнеримское стенобитное орудие. Однако тонкий отзвон стекол в окнах наглядно демонстрировал тот печальный факт, что сваебойка долбит стену непосредственно в подвале телецентра.

Несколько мгновений двенадцать пар глаз жадно пожирали Алену Ашшурбанипавловну, словно привязанного к алтарю жертвенного барашка. Двенадцатая пара принадлежала секретарше Нигредо Леночке. Затем язва Башнин кашлянул и отверз свои смрадные уста, дабы изрыгнуть дежурную гадость:

– Стало быть, как это там у баснописца Крылова: мартышка к старости слаба стала на передок?..

Алена предпочла проглотить эту реплику, за которую в другое время при всех вызвала бы орденоносца Башнина на ристалище. Сейчас было не время выяснять отношения.

– Как прошла экзекуция? – осведомилась Вероника.

– Магистр был настроен благодушно и слегка нашлепал по попке, – поведала Алена. – Ребята, мне срочно нужна ваша помощь, – тут же перешла она к делу, не тратя драгоценного времени на чепуху.

– Босс хочет крутую сенсацию? – проницательно поинтересовалась Магда. – Чтобы переключить внимание владыки?

– Угу.

– Где же мы ее тебе возьмем? Мы их что, на грядке выращиваем?

– Я ему приблизительно так и сказала. Магдочка, мне хотя бы три-четыре не сенсационных, но бодрых сюжета! – заторопилась Алена. – Чтобы после каждого репортажа твердилось как заклинание: адепт Елена Эбола, адепт Елена Эбола. Чтобы Мабузе ощутил, насколько я ценный сотрудник…

– Думаешь, он не раскусит твою липу? То не каждый день по репортажу делала, а как напортачила, так за один раз выдала целую фестивальную серию!

– Это уже мое дело, как правдоподобно подать. Девчонки, ребята, помогите, а?! За каждый сюжет потом отдам два!

– Ну, как же твое дело! – возмутилась Магда. – Если что, тень подозрения падет и на нас. Откуда дровишки? Где Эбола взяла столько материала? В капусте нашла?..

– Спасибо, Магдочка, – ядовито проговорила Алена, – я знала, что на тебя всегда можно положиться.

– Обращайся, если что, – бесстрастно кивнула Тотенкопф.

– Девчонки, ну а вы? Что скажете? Так и дадите лучшей подруге утонуть? Неизвестно, что за мымра придет на мое место. Поболтать не с кем будет о высоком…

– Об этом вчера надо было думать, – резонно заметила Анька. – Как и о высоком. Трахаться перед конклавом все любят, но ведь никто этого не делает, верно?

У меня нет больше подруги по имени Аня Барлог, с ненавистью подумала Алена.

– Мишка! Ну ты-то чего молчишь?! – взмолилась она.

– А чего говорить-то? – вяло пожал плечами Башнин. – У меня четвертый день строгое сексуальное воздержание. Даже не мастурбирую. Еле ноги передвигаю, какие уж тут горячие репортажи… И вообще, подруга, скажем «нет» Башнину, не правда ли?..

Она обвела их отчаянным взглядом. Одиннадцать адептов, сатанинское число. Единый зловонный организм об одиннадцати головах. Многоглавая амеба с одним на всех гаденьким страхом и бурлящим в кишочках ехидным злорадством. Они сидели перед ней молча, но в глубине души наслаждались ее публичным унижением. У каждого на дне жалкой душонки в мутной лужице страха билось и пульсировало потаенное: «Хорошо, что не со мной! Во имя Альмонсина-Метатрона, до чего же хорошо, что это происходит не со мной!»

– Падальщики, – негромко произнесла она. – Воронье.

– Смотрите-ка, кто это говорит! – изобразила изумление Вероничка.

Хопа, а ведь у Алены Эболы, между прочим, нету больше подруги по имени Вероника Изакарон.

– Добро пожаловать в реальный мир, милочка, – назидательно изрекла Тотенкопф. – Добро пожаловать в эпоху креативности и корпоративного мышления.

Не произнеся больше ни слова, глядя прямо перед собой, Алена двинулась к выходу. Повелители Новостей торопливо расступились перед ней, словно она была прокаженной.

Больше всего она сейчас боялась разреветься прямо перед этими гиенами и доставить им дополнительное удовольствие. Дульки. Не дождутся.

Она мрачнее тучи шагала по вестибюлю телецентра, мимо дурацких баров, магазинов и офисов туристических компаний, оккупировавших первый этаж. В стеклянной секции подъезда по-прежнему зияла внушительная пробоина, однако разбитой машины в ней уже не было. Какие-то тетки из службы кинопроизводства сунулись с автографами, Алена наконец сорвалась и в голос послала их по матери, оставив обеих за спиной недоуменно хлопать глазами.

Сбоку деликатно подрулил давешний охранник, протянул Аленину сумочку, в которую он, похоже, сгреб все добро с переднего сиденья «рейнджровера»:

– Алена Ашшурбанипавловна, вашу машину вытащили из дверей и отбуксировали на стоянку. Но у нее весь передок разбит, ехать нельзя. Какие будут дальнейшие…

Напоминание про передок крайне неприятно царапнуло Алену Ашшурбанипавловну.

– Позже, – раздраженно бросила она, вырвав драгоценный «Birkin» из рук у простолюдина.

Сейчас ей нужно было забиться куда-нибудь в нору и серьезно подумать. Подняв голову, Эбола задумчиво посмотрела на виднеющуюся в окно синусоиду бетонного основания Останкинской башни. Смешно, но японцы называют гору и вообще любую возвышенность «яма». Фудзияма, скажем – в переводе «гора Фудзи». Пожалуй, имеет смысл подняться вот на эту железобетонную яму, чтобы немного прийти в себя и прикинуть, как действовать дальше. Забиться, так сказать, в нору – оцените изящную пошутилку, благородные адепты.

В ресторан «Седьмое небо» на Останкинской башне допускали адептов ордена Повелителей Новостей не ниже двенадцатого градуса Посвящения. У Алены Эболы был восьмой. Она уселась за свободный столик лицом к окну, бросила перед собой сумочку и сигареты.

Разумеется, это был не тот самый ресторан «Седьмое небо», в котором разрешалось присутствие профанов. У этого, эзотерического, отделенного от своего общедоступного тезки могучей стеной из дикого камня и охранных заклинаний, было свое помещение, свой вход и собственный лифт, чтобы благородным адептам не приходилось толкаться в толпе простолюдинов.

Официант, скользнув за спиной девушки бесшумной тенью, мигом принес на серебряном подносике с орденской печатью стопку текилы вьехо, соль в изящной солонке, выточенной из цельного куска фианита, и тонко нарезанный лайм на тарелочке – традиционный бесплатный аперитив-комплимент от ресторана для высокой госпожи Эболы. Вкусы всякого адепта ордена Повелителей Новостей были здесь известны давно и очень хорошо: пижону Башнину, например, без вопросов принесли бы сто пятьдесят «Мартеля ХО» и шикарную сигару мадуро «Карлос Тораньо» ручной скрутки. Благородные адепты, скажемте самое решительное «Нет!» пижону Башнину и его пижонским замашкам.

– Хотите сразу сделать заказ или вам принести меню, почтенная госпожа? – вежливо осведомился официант. Сакральное меню не менялось в этом ресторане с момента открытия, поэтому практически все завсегдатаи, годами обедая здесь, знали его наизусть.

– Принесите мне для начала кувшинчик аутентичного чоколатля и три палочки тобако, – распорядилась Алена. В конце концов, она сюда не жрать пришла. – И чаю с без сахаром.

Официант с достоинством кивнул, повторил заказ и исчез. Так в точности и повторил из деликатности: «с без сахаром». Ослепительно дорогой сорт элитного сорокапятилетнего пуэра, который предпочитала Алена Ашшурбанипавловна, здесь тоже прекрасно знали, так что уточнений не потребовалось.

Железобетонное кольцо ресторана медленно крутилось вокруг своей оси, поэтому неподвижный взгляд Алены волей-неволей описывал непрерывную дугу по панораме Москвы, расстилавшейся прямо у ее ног. Уполовинив текилу, девушка на всякий случай сконцентрировалась и внимательно посмотрела на поднимающийся над горизонтом столб дыма истинным зрением, однако это действительно оказалась труба ТЭЦ, как ей и подумалось вначале. Нет, пустая трата времени; столб дыма слишком мощный, и даже если бы это на самом деле оказались признаки какого-нибудь интересного инцидента, то присутствовавшие зафиксировали бы его еще до ее прихода, и в настоящий момент туда уже неслись бы, оттирая друг друга бортами, сразу несколько новостных экипажей.

Заказанное было доставлено молниеносно. Тщательно набив керамическую трубку, Алена раскурила ее, с наслаждением выпустив дым к потолку. Эта церемония всегда умиротворяла госпожу Эболу, а ей сейчас нужно было именно прийти в себя. Наконец, достаточно раскочегарив тобако, чтобы ароматный дым начал извергаться густыми сизыми клубами, она достала айфон и выбрала в электронной телефонной книге номер своего полицейского информатора.

– Привет, родная, – сказала она, когда на том конце линии отозвалась юная секретарша Лидочка. – Рудика дай мне.

– Кто его спрашивает? – привычно осведомилась Лидочка.

Эбола от неожиданности поперхнулась сладковатым дымом.

– Ты что, сучка, нюх потеряла?! По голосу не узнаешь?..

– Простите, Алена Ашшурбанипавловна. – Похоже, рык Эболы был уникален и перепутать его с чьим-либо еще было решительно невозможно. – Подождите минуточку, соединяю…

Электронный синтезатор омерзительно запиликал в ухе «Дом восходящего солнца».

– Слушаю, – отозвался абонент, когда потерявшая терпение Алена уже собиралась швырнуть трубку.

– Привет, Рудик! – оживилась девушка. – Как поживаешь?

– Тысячу раз говорил: не называй меня «Рудик». Хотя бы при секретарше.

– Хорошо. Хочешь, я стану называть тебя «герр контр-адмирал»?

– Называй меня лучше «товарищ полковник» или «Рудольф Георгиевич».

– Замётано, товарищ полковник. – Алена отхлебнула горячего чоколатля из высокой керамической мисочки. – Мне нужна информация, как ты уже наверняка догадался.

– Мне тоже. – Рудольф Георгиевич мгновенно перешел в контрнаступление: – Что у вас там происходит, сестренка?

– У нас что-то происходит? – изобразила удивление Эбола.

– Не смешно! Останкинская башня раскачивается, как березка под шквальным ветром. Шпиль описывает окружность диаметром в восемнадцать метров. Джедаи оцепили весь телевизионный центр и не пропускают наших внутрь, однако два патрульных вертолета пару раз пролетали мимо самого шпиля и провели оперативную съемку.

Алена задумчиво посмотрела в окно. На такой высоте вибрация башни не ощущалась – за окнами просто не было достаточно близких предметов, по перемещениям которых можно было бы судить, что башня действительно раскачивается. Впрочем, нет: горизонт все же играл, как парус на волнах, – совсем чуть-чуть, на несколько миллиметров вверх-вниз, однако если сосредоточиться, его колебания можно было заметить невооруженным глазом.

– Не летали бы вы вокруг башни, честное слово, – с досадой проговорила Эбола. – Либо наши собьют на хрен, либо джедаи.

– Что у вас там происходит? – не позволил соскочить с темы полковник.

– Не твоего ума дело.

– Послушай, если башня рухнет, мы все будем иметь очень бледный вид. И вы, и мы, и джедаи. И Люди в Черном. Это сразу станет общего ума дело.

– Я в настоящий момент нахожусь в башне. Это успокоит тебя и твое руководство? На самой верхотуре сижу, в «Седьмом небе». Вижу с высоты ваше хреноуправление и тебя в окне, машу тебе рукой, можешь посмотреть в бинокль… Ладно, вру: лично тебя не вижу. Но все остальное – святая правда.

– Вряд ли это успокоит руководство. Может быть, вас загнали наверх взбунтовавшиеся духи подземелий?..

Алена фыркнула: мент удачно попал пальцем в небо. Что ж, можно и так сказать, что сюда ее загнало одно пещерное чмо. В переносном смысле.

– Хватить дрожать, Рудик. Трубку выронишь.

– Рудольф Георгиевич.

– Трубку выронишь, Рудольф Георгиевич. Вот скажи мне, пожалуйста: вот то, что я сейчас звоню тебе в поисках свежей информации для сегодняшнего репортажа, – это убедительный признак того, что у нас все под контролем и мы работаем в штатном режиме?

– Убедительный, – признал полковник. – Однако если бы вы допустили нас в здание, мы наверняка смогли бы помочь. И слухов было бы меньше…

– Вы можете только взятки брать! – авторитетно заявила Алена. – И обирать до трусов несчастных голодных репортеров, когда им позарез необходима жареная криминальная информация.

– Мне бы так голодать, как тебе, девочка, – отозвался Рудик. – От жира бы лопался. Пенсию точно не понадобилось бы выслуживать…

– От жира ты и так лопаешься, милый, – бесцеремонно оборвала его излияния Эбола. – Потому что жрешь всякую дрянь без меры. Ладно, время дорого. Можешь сообщить что-нибудь по существу? Шевели мозгами шустрее, я тороплюсь.

– Мог бы – сообщил бы, – резонно заметил Рудольф Георгиевич. – Ты же знаешь, я круглые сутки на связи. Вся информация по сводке происшествий стекается ко мне. Как только происходит что-то интересное, я сразу тебе сигналю…

– Или Магде, – вкрадчиво добавила Алена. – Или Магде Нинхурсаговне, не правда ли, Рудик?

– Рудольф Георгиевич, – сказал полковник. – Остальное без комментариев.

– Послушай, котик… А если я заплачу тебе вдвое от того, что платит Магда?

– Без комментариев. И Рудольф Георгиевич, не котик ни хрена.

– Я понимаю, что в твоем деле главное – доверие солидного клиента. Но я не собираюсь тебя подставлять. Веришь? Мне нужна сегодня ровно одна крутая жареная новость. Ровно одна, прописью: одна. А дальше работаем в штатном режиме.

– Гражданка Эбола, нет у меня для вас сегодня жареных новостей.

– А если я заговорю дрожащим девичьим голоском? Приблизительно вот так?

– И теперь нет.

– А если я сладко замурлычу в трубку?..

– Позволь, я на всякий случай уточню: ты предлагаешь мне секс? Это не означает, что у меня есть жареные новости, но все же, исключительно из академического интереса: ты предлагаешь мне секс, киска?..

– Без комментариев. И Алена Ашшурбанипавловна, не киска ни хрена.

– Два? Два секса? Два?..

– Без комментариев. Без комментариев.

– У нас так давно этого не было…

– И дальше не будет, если не перестанешь упрямиться.

Полковник надолго умолк.

– Уснул, Рудольф Георгиевич? – поинтересовалась Алена, когда ей надоело ждать.

– В пять часов вечера, – сухо сказал Рудик. – Солнцевские и коптевские. Ожидаем интенсивную стрельбу: тёрки достаточно жесткие, возможно что угодно, вплоть до использования вуду и палеофизического оружия.

– Где обычно?

– Где обычно.

– Планируете вмешаться? – Эбола принялась выковыривать прогоревший тобако в пепельницу.

– Команды от руководства пока не было. Только имей в виду: я тебе ничего не говорил.

– Обижаешь. Могила. – Девушка задумчиво повертела в руках керамическую трубку с выдавленными ацтекскими письменами. – Но ты ведь понимаешь, что новость-то так себе, на троечку. На один секс. Чтобы заслужить второй, тебе придется поднапрячься. Итак?

– Аленушка, Христом Богом клянусь, больше ничего…

– Не знаю такого бога, – жестко отозвалась Алена. – Ни разу не сталкивалась. Напрягись, родной. Очень постарайся.

– Твою мать! – рассердился полковник. – Хочешь, я тебе всю сводку происшествий вывалю за последние сутки, чтобы сама убедилась, что там нет ничего интересного?..

– Хочу! – встрепенулась Эбола. – Электронный адрес помнишь или продиктовать?

– Перетопчешься! Нету у меня более интересной информации!

– Что ж, значит, второго секса ты не заслужил. Да и первый-то, честно говоря, с натягом. Так себе сюжетец, шестой от начала новостного выпуска… Ну что ж, на безрыбье и креветку поставишь раком. Молись своему Христу Богу, чтобы сегодня бычьё на стрелке как можно живописнее набило как можно больше народу. Каждый лишний труп повышает твои шансы на дополнительный минет. Ну что, точно ничего не хочешь больше мне сказать?

– Послушай, Аленушка, если бы я имел возможность…

– Тогда все, не засоряй больше ноосферу отходами своей жалкой жизнедеятельности. Чао.

Алена сложила телефон и с досадой бросила его на стол. Да, на безрыбье это определенно креветка, но далеко на ней не уедешь. Требовалось срочно отыскать что-нибудь более эффектное и жареное. В конце концов, дополнительный репортаж лишним отнюдь не будет, но выходить на повелителя с одной бандитской стрелкой – дохлый номер. Надо трясти других осведомителей, и чем скорее, тем быстрее, как говорил в таких случаях Нергалыч.

Если бы она имела полезную привычку работать с командой, сейчас ее ручные второкурсники уже вовсю шуршали бы в самых ньюсмейкерских местах Москвы, провоцируя какой-нибудь интересный скандалец. Падла Башнин вот, которому мы еще неоднократно скажем свое решительное «нет!», работал только с командой и неизменно добивался блестящих результатов. Ну так у него и репортажи всегда были соответственные – из горячих точек, из недр секретных ведомств, из-за кремлевских стен, из больничных палат, где людей разбирали на органы. Одним словом, жареные с перчиком журналистские расследования, причем больше половины из них были спровоцированы его подопечными, которых в ордене закономерно называли «башнинята».

При такой нервной деятельности зачастую было совершенно невозможно обойтись без команды верных ниндзя, способных противостоять двум разъяренным джедаям, пока ты под пулеметными очередями в панике бежишь, пригибаясь, к своему вертолету по крыше «Президент-отеля», или сдерживать матерого двухсотлетнего инсектоида, пока ты скачиваешь файлы с охраняемого им сервера, или оперативно, пока не наступили необратимые физиологические изменения в организме, вытащить тебя из канала имени 800-летия Москвы, куда тебя только что сбросили с бетонными кандалами на ногах сотрудники Следственного управления города Москвы же, непосредственный начальник которых оказался немного расстроен одним из твоих последних репортажей…

Эбола давно уже не копала так глубоко, опасаясь за свое драгоценное здоровье, и старалась не провоцировать грандиозных международных скандалов и громких катастроф, способных бумерангом ударить по ней самой, – так что государственных премий и наград у нее пока не было, зато и в канале купаться не доводилось. Поэтому команда верных боевиков-телохранителей ей не требовалась. Бывало, конечно, что она работала в паре с каким-нибудь симпатичным пятикурсником, однако, как только он наскучивал ей в постели, Алена снова начинала действовать в одиночку. У нее было достаточно сил, шарма, энергии, смекалки, денег и осведомителей, чтобы заниматься экстремальной журналистикой самостоятельно.

Отхлебнув остывшего чоколатля, Эбола принялась сверху вниз по списку обзванивать всех своих информаторов. Сенатор Миронов оказался на заседании какого-то думского подкомитета, джедайский падаван Миахил Минотаурус – на боевом выезде, а профессиональный астральный сикофант Пакустус – вне зоны действия сети, вполне возможно, уже как раз на дне пресловутого канала имени 800-летия Москвы, все к тому давно шло. Что касается тех, до кого она все-таки сумела дозвониться, то и они ничем порадовать ее не смогли. Создавалось впечатление, что сейчас не разгар зимы, а неподвижный июль, когда все Повелители Новостей разъезжаются по заграничным курортам, в результате чего вплоть до середины августа абсолютно ничего не происходит.

Одна только Светка из МИДа обронила в конце разговора:

– Иллюминаты сегодня связались с американским посольством и рекомендовали до вечера не выпускать сотрудников из здания во избежание летальных исходов. Вот только я не знаю, с чем это может быть связано.

– Черт, у меня там никого нет. – Алена задумалась. Ехать к посольству и торчать там весь день в ожидании лакомого инцидента было безусловно глупо. – Вряд ли это будет какая-то массовая общемосковская проблема вроде смога или саранчи-убийцы, меня поставили бы в известность. Не можешь уточнить информацию?

– У меня там тоже никого нет.

– Ну да, понятно. У Империи Добра режим строгой секретности.

Эбола дала отбой. Кажется, она знала, у кого может быть нужная информация о готовящемся инциденте. Только позвонить этому осведомителю было нельзя, ибо он серьезно наказан. Строгий запрет высших демонов на пользование мобильной связью.

Что ж, придется ехать лично. А время тикает. Впрочем, Алена ни секунды не допускала, что может не уложиться в срок. Она всегда успевала к любому, самому жесткому дедлайну, и в этот раз тоже окажется на высоте. По-другому не будет, благородные адепты.

Девушка помахала в воздухе банковской карточкой. У столика немедленно возник официант. Почтительно приняв платиновую «визу», он прокатал ее через специальное считывающее устройство, на мгновение замер в ожидании, затем с виноватым видом снова повернулся к Эболе:

– Простите, госпожа, но платеж не прошел. Разрешите ли активировать вашу карту еще раз?..

Алена сделала небрежный милостивый жест. Официант повторил процедуру, но с прежним успехом, и виновато развел руками:

– Госпожа, прошу прощения, карта не проходит. Нет ли у вас другого платежного средства?..

Девушка повертела головой. Обнаружив искомое, щелкнула пальцами, привлекая внимание паренька, который за соседним столиком увлеченно колотил по клавишам ноутбука:

– А ну-ка, дай сюда!

Малёк безропотно встал и с поклоном передал ей свой ноут. Правда, что не преминула заметить Алена, за полторы секунды заминки он успел свернуть и запаролить материал, который только что набивал.

Презрительно оттопырив нижнюю губу, Алена вошла в Интернет через вай-фай и при помощи демона Гугла отыскала страницу своего банка. Открыла личный кабинет. Нет, все в порядке: вот они, родные, двести семьдесят два миллиона рублей с хвостиком, все до копеечки, никуда не делись. Только в графе «Доступно к выдаче» стоит жирный ноль. Стоит, кривляется, нахально корчит рожи.

А все, что сверх ноля, заморожено, девочка моя.

Несколько мгновений она сидела за столиком, абсолютно оглушенная и раздавленная. Ну, а как ты хотела, красавица? Любишь трахаться накануне визита к ненормальному хозяину, люби и замороженные личные счета. Бодряще ледяные, покрытые освежающим инеем стремительно осыпающихся надежд и планов на будущее орденские банковские счета.

Непослушными пальцами она вбила реквизиты своего секретного счета в «Уралсибе», куда перечисляла на черный день десять процентов любого дохода.

Угу. Понятно. В наш век всеобщей глобализации и компьютеризации рассчитывать на сугубую секретность какого-либо счета не приходится. Большой Брат внимательно следит за тобой. И здесь уныло веет арктический ветер.

– Запишите на меня, – с трудом проговорила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – И прибавьте двадцать процентов чаевых.

Она уже была готова к тому, что официант с сожалением качнет головой и заявит: «Простите, госпожа, ваш кредит закрыт орденом». Однако молодой человек с облегчением кивнул:

– Да, конечно, высокая госпожа.

Алена устремила задумчивый взгляд в окно, некоторое время пристально приглядывалась к чему-то, а потом резко поднялась из-за стола, отметив с удовлетворением, что из-за соседних столиков синхронно с ней подскочили два неофита.

У старожилов ордена это было любимым развлечением: по окончании ланча в «Седьмом небе» вдруг подпрыгнуть с бешеными глазами и, не расплатившись, опрометью кинуться к лифтам. Несколько новичков непременно клевали на эту уловку и бросались следом, решив, что опытный репортер внезапно углядел на горизонте какую-то сенсацию, на которую не обратили внимания остальные, поэтому не помешает срочно упасть ему на хвост.

Особо артистичные старики, панически кусая губы и талантливо изображая нервное напряжение, порой доезжали вместе с юными лохами в лифте аж до первого этажа, и лишь когда внезапно успокоившийся ветеран неторопливо выходил из кабинки с умиротворенным выражением на лице и вразвалку направлялся к своему автомобилю, до неофитов понемногу начинало доходить, что их публично и позорно поимели.

У благородных адептов эта забава называлась «сдернуть воробышка с насеста». Мишкоатль Башнин был большим мастером такого рода представлений. Господа неофиты, дружно скажем грозное «Нет!» дешевому клоуну Башнину.

Впрочем, бывали моменты, когда адепту на самом деле приходилось бросать недоеденный ужин и бегом покидать ресторан, чтобы успеть первым к внезапно обнаруженной сенсации; в любом случае заплатить по счету можно было как-нибудь в другой раз. У каждого члена ордена в этом ресторане имелся пожизненный неограниченный кредит, так что в принципе здесь можно было вообще всегда питаться бесплатно. Другой вопрос, что неплатежеспособный адепт сразу вызывал сомнения у руководства и молчаливое презрение у собратьев, поэтому обедать в кредит все же старались пореже, а гасить задолженность – как можно скорее, тем более что расценки при высочайшем качестве блюд здесь были раза в три-четыре ниже, чем в городских ресторанах для профанов.

Спустившись с башни, Эбола привычно свернула было в подземный гараж, но вовремя спохватилась. Прижав «Биркин» к бедру, она решительно двинулась пешком к улице Королёва.

Выбрав удобное место перед автобусной остановкой, Алена подняла руку. Начавшей притормаживать квадратной красной «шестерке» с кавказцем за рулем и внушительной извилистой трещиной через все лобовое стекло девушка нетерпеливым жестом велела проезжать мимо. Аналогичным образом она поступила со второй и третьей машинами, свернувшими к обочине, поскольку и автомобили, и водители были если и не близнецами первого жигуленка и его хозяина, то как минимум их единоутробными братьями.

Когда к бордюру рядом с Эболой свернул четвертый уродец отечественного автопрома с неизменным треснувшим стеклом, она поняла, что от судьбы не уйдешь.

– До Нового Арбата доедем, сэр? – спросила девушка в опустившееся окошко.

Водитель, с виду – коренной обитатель Месопотамии, испытующе глянул на нее исподлобья, разом ухватил натренированным взглядом дорогую курточку из натурального меха, безупречно ухоженное лицо, золотые сережки с крупными бриллиантами в ушах. Втянул расширившимися ноздрями тончайший аромат масла для тела.

– Тисяча пицот рубле, – выдал он результат безмолвной оценки платежеспособности клиентки.

Черт. Им же надо платить за проезд. Вот это сюрприз! Благородные викторианские времена, когда любой самец считал своей священной обязанностью подвезти красивую женщину куда угодно за одно только мелодичное «спасибо», благополучно завершились с началом рыночных реформ Егора Гайдара. И вряд ли у этого грязного мидянина есть специальное устройство, чтобы прокатать банковскую карточку. И даже если бы оно у него было, это ничего бы не изменило, потому что обе твои карточки, подруга, теперь годятся только в качестве закладок в Олега Роя – остается только надеяться, что временно.

Без всякой надежды Алена полезла в «Birkin», и – о, чудо! – неожиданно для самой себя извлекла из бокового кармашка жесткую пятисотевровую банкноту. Вероничка на прошлой неделе отдала старый долг за посещение «Газгольдера», которое Эбола оплатила за двоих, когда подруга посеяла свою карточку. Алена тогда машинально сунула деньги в сумочку и немедленно думать о них забыла.

– Нет сдяча, уважяимый, – жалобно проговорил водитель, пристально разглядывая заманчивую бумажку. Сожалел он в этот момент, судя по всему, не столько об этих волшебных деньгах, которые все равно не достанутся ему ни при каких обстоятельствах, сколько о том, что не запросил как минимум тисяч пять рубле.

– Да и пес с ней, со сдачей. – Алена помахала магической банкнотой в воздухе. – Ну, едем?

Ошеломленный водитель зачарованно проследил взглядом сложную траекторию пятисот евро. Счастливым он не выглядел, скорее расстроенным немедленно возникшими сложными расчетами, какими жестокими неприятностями грозит ему этот бесплатный сыр. Похоже, он уже успел испробовать на собственной шкуре достаточное количество всевозможных разводилов и кидалов, каждое из которых неизменно начиналось столь же заманчиво.

– Едем, э, – обреченно проговорил мидянин, распахивая переднюю дверцу. По несчастному, разом потускневшему выражению его лица было очевидно, что он отчетливо осознает, что в очередной раз вляпался по самые уши, однако жадность, как обычно, пересилила осторожность.

Несмотря на то, что бомбила не подозревал о существовании орденских трасс в пределах Садового кольца, он домчал Алену до места довольно быстро, то ныряя в какие-то узкие переулки, где не смогли бы разъехаться две легковые машины, то выскакивая на тротуар, рискованно объезжая очередную пробку. Алена вышла у кинотеатра «Октябрь», прошагала к большому рекламному щиту в торце здания, вознесенному над тротуаром, и, повернувшись, успела краем глаза зацепить уроженца Месопотамии, который все еще сидел в притертой к обочине машине и яростно тер полученную пятисотевровую бумажку, пытаясь отыскать признаки фальшивки.

Алена задрала голову.

– Привет, Аластор.

Жалюзи плаката провернулись, и утверждение, что зебра главнее всех лошадей, сменилось предложением не тормозить, но сникерснуть.

– Здравствуй, Алена.

Вообще-то Аластор была низшей демоницей-суккубом, а не примитивным элементалем, и умела гораздо больше, нежели тупо крутить картинки на рекламном щите. Одно время она работала в службе 01 и снабжала Алену жареной оперативной информацией, но потом попалась на злостном несовращении малолетних и была сослана в чине рекламного элементаля на Новый Арбат. Впрочем, старые связи бойкая демоница благоразумно сохранила, поэтому Эбола до сих пор не брезговала приезжать к ней за свежими сплетнями.

Алена вытащила из сумочки сигарету, принялась рыться в поисках зажигалки. Ни черта. А ведь с утра, что характерно, было две. Впрочем, утро выдалось столь безумное, что ничто более не удивительно.

– Дай прикурить, – попросила девушка.

Суккуб по пояс высунулась из рекламного щита, низко наклонилась, игриво заглянула Алене в глаза, лизнула раздвоенным язычком кончик тоненькой «Давидофф Слимз Голд», которую сжимала в губах госпожа адепт. Эбола потянула дым через фильтр, раскуривая сигарету, затлевшую от огненного прикосновения низшего демона.

– Спасибо. – Алена Ашшурбанипавловна сосредоточенно сделала полноценную затяжку. – Есть новости?

– Есть на что их обменять? – усмешливо поинтересовалась Аластор.

Ах ты сука, подумала Алена. Если еще и эта тварь откажет в помощи на том основании, что я впала в немилость, труба дело.

– Как обычно, подруга, – уверенно сказала Эбола. – Как обычно.

– Надеюсь, – по-кошачьи улыбнулась демоница. – А то слухи всякие ходят…

Жалюзи рекламного щита сложились в новую картинку: «Как низко я пала! Цена на расходные материалы для принтеров».

– Продавать слухи – это твой бизнес, не мой, – отрезала Алена. – Давай, поехали.

Аластор помедлила, словно взвешивая сказанное на внутренних аптекарских весах, затем промурлыкала:

– Великий демон Мабузе сегодня утром изволил проявить серьезное недовольство. Порожденные его яростью разрушения…

– Барышня, – вполголоса проговорила Алена, – ты в своем уме? При этом событии присутствовали двенадцать ведущих репортеров страны, в том числе я. Не засчитано. Попробуй еще раз.

Суккуб надменно поджала пламенные губки.

– Хорошо. Тогда так. Сегодня в пять часов вечера в недостроенной башне в Москва-сити назначена большая бандитская стрелка. Возможна стрельба и прочие…

– Дохленькая информация-то, – прервала Эбола, задумчиво выпуская сигаретный дым в пространство. – Протухшая.

– Э, что ты как Дева Мария в чистилище! – рассердилась демоница. – Этого возьму в рай, этого не возьму – дохленький, видите ли!

– Ты держи свой южный темперамент при себе, – Алена ткнула указующей сигаретой в плакат у себя над головой. – Кто тебя еще так кормит, как я? А информацию эту мне уже слили. Биться будут коптевские и солнцевские, верно? Нет, не засчитано.

Аластор обиженно молчала. Незнакомый с ней адепт решил бы, что демоническая тварь обескуражена и смертельно раздосадована, однако госпожа Эбола знала, что огненнорожденная просто набивает себе цену. Довольно дешево набивает, надо сказать. Теперь начиналась традиционная игра в «кто кого перемолчит», однако Алена Ашшурбанипавловна была виртуозом этой игры.

– Ладно, – нехотя нарушила молчание суккуб, признав свое поражение в данном раунде. – Есть один свежачок. Только что сорока принесла на хвосте информацию. Молния!

– Ну, – легонько поощрила Алена снова замолчавшую собеседницу.

– В Шатурском районе Московской области чрезвычайная ситуация, – произнесла огненная тварь таким тоном, словно зачитывала невидимую новостную ленту. Московская область королев, невпопад подумала Алена. – Накануне вечером на одном из дачных участков зашевелилась почва. Поначалу дачники полагали, что это карстовая воронка или просадка грунта, однако около часа назад из земли вывернулась голова гигантской медведки, пытающейся выбраться на поверхность. Фермеры из дачного поселка сейчас собрались вокруг и лупят медведку по морде садовыми граблями и железными трубами, но гигантское реликтовое насекомое снабжено толстой хитиновой броней и продолжает рваться на волю, не обращая внимания на всякие пустяки. Такими темпами часа через три выберется на поверхность полностью. В результате подземных сотрясений разрушено два сборных щитовых домика. Погиб хозяин участка, некстати подлезший под жвалы. То есть он вначале просто пострадал и в бессознательном состоянии был доставлен в местную больницу. Пытаясь помочь раненому, врач отсек ему голову, но пациент все равно умер. Из райцентра в сторону дачного поселка в настоящий момент движутся две цистерны с бетоном и взвод спецназа. Что скажешь?

– Ты продолжаешь издеваться надо мной, бес, – тяжело вздохнула Алена.

– Чего это?! – всерьез психанула Аластор. – Отличная информация, смертная! Бери, твой босс будет доволен!

– Сколько я буду добираться до Шатуры? – хладнокровно поинтересовалась Алена. – Собственных корреспондентов у меня там нет. Даже если я немедленно вызову репортерский вертолет, то как раз прибуду к тому моменту, чтобы полюбоваться на забетонированную площадку и остывающие вокруг нее гильзы. Кроме того, говоришь, началось час назад? Да там уже местного воронья полно, с какого-нибудь «Шатур-ТВ». Кому-то из мелких провинциальных неудачников сегодня сказочно повезло подняться на одну ступень в орденской иерархии, с чем его и поздравляю. Еще есть варианты?

Демоница надулась.

– Ты получаешь за одну цену столько материала, сколько другие получают за две-три, – буркнула она.

– Если я не могу воспользоваться предложенным материалом, это означает, что я его не получаю, – резонно возразила Эбола. – Еще есть варианты?

Провернувшись, жалюзи рекламного плаката сложились в новую надпись: «Работай в «Макдоналдс»!

– Сама работай в «Макдоналдс», – фыркнула девушка.

Аластор молчала.

Будь на месте Алены, допустим, тот второгодник с Ленинградского шоссе, он уже решил бы, что больше здесь ловить нечего. Однако на самом деле хитроумная огненная бестия всегда приберегала самую лакомую информацию напоследок, рассчитывая, что Алена удовлетворится меньшим, а настоящую бомбу можно будет продать подороже какому-нибудь недоучке, еще не знающему толком расценок на рынке информации, но позарез нуждающемуся в чем-нибудь сногсшибательном, чтобы сдать наконец чертову зимнюю сессию.

Ладно, отступать все равно некуда. У того полководца в аналогичной ситуации Москва была хотя бы позади, а у Алены она со всех сторон. Чуть промедлишь – свои же растопчут раздвоенными копытами к чертовой матери.

– Плачу две цены, – заявила Эбола, швыряя окурок на тротуар. Это ей, конечно, аукнется в дальнейшем, когда хитрая тварь начнет тянуть из нее двойную цену за любую мало-мальски внятную информацию, но сейчас некогда жевать сопли. Как оказалось, половина суток на поиски Великой Сенсации или даже просто интересного сюжета – срок слишком небольшой, чтобы тратить его на длительный торг и препирательства.

Аластор упрямо молчала. Не получила ли она все-таки верные сведения о том, что Эбола в немилости? В такой ситуации она вполне могла попытаться сбыть затухающей звезде какой-нибудь информационный шум, а реально ценные сведения придержать для более солидного адепта как демонстрацию собственной лояльности.

– Если поможешь, я разрешу тебе сегодня ночью посетить меня на ложе, – пошла ва-банк Алена. Черт с ним, неизбежные ожоги она потом как-нибудь залечит. После повелителя Мабузе порой приходилось и похуже. – Давай я немного помогу тебе: иллюминаты и посольство Империи Добра. Ну?

Рекламный щит сложился в новую комбинацию: «Дерзко острый вкус». Суккуб высунулась из щита, подперев голову рукой, испытующе посмотрела на собеседницу. Проворковала наконец:

– Загляни прямо сейчас в Московский зоопарк, златовласка. Увидишь интересное.

– И там что? – скривилась Эбола. – Львица родила детеныша мантикоры?

– Нет, гораздо интереснее. – Аластор забросила руки за голову, сладко потянулась, выпятив голую грудь. – В зоопарк завезли многомерных животных из Нигерии 5D, а о соответствующих клетках почему-то не подумали, тупицы. Что касается обычных барьеров высшей защиты, то для существ, способных перемещаться не только в направлениях, производных от горизонтальной и вертикальной плоскостей, но еще и в двух умозрительных плоскостях, – причем во всех одновременно, – так вот, для таких креатур барьеры едва ли представляют более серьезную преграду, чем нарисованный на земле забор – для обычного трехмерного тигра.

– Это любопытно, – задумчиво проговорила Алена.

– Не то слово! Терафим в штаб-квартире иллюминатов на Остоженке с вероятностью до восьмидесяти пяти процентов предсказывает, что навуходоносорог окончательно просочится мимо примитивных трехмерных прутьев и устроит в зоопарке кровавую баню в течение получаса плюс-минус пять минут. Увидев, насколько это весело, к нему присоединятся инфражираф и гипергепард. Бойня с некоторой долей вероятности докатится до американского посольства, погибнет от шестнадцати до сорока девяти человек. Сорок девять – если многомерные животные доберутся до дверей посольства, шестнадцать – если их заблокируют еще в зоопарке. Если звери проникнут за ворота зоопарка, но не прорвутся к посольству, возможны варианты.

– Отчего же братья-иллюминаты не предупредят Архимэрию о готовящемся инциденте?

– Зачем это? – искренне удивилась Аластор. – Какую финансовую или духовную пользу они сумеют извлечь из столь нерационального поступка?

– Ну да, действительно, что это я… – Алена рассеянно покивала. – В течение получаса, значит? – Она подозрительно прищурилась. – И для кого же ты, родная, придерживала такую славную информацию, которая вот-вот протухнет?

– Что ты, подруга! – талантливо оскорбилась демоница. – Я всегда работаю только с тобой. Кто раньше пришел и заплатил двойную цену плюс ночь изысканной плотской любви, тот всегда получит сюжет пожирнее. Тебя что-то не устраивает в таком раскладе?

– Да нет, подруга, все справедливо.

– Когда заплатишь-то?

– В конце недели, как обычно.

– Девочки должны быть не старше тринадцати. Не как в прошлый раз.

– Да помню я, помню.

– Кровь сцеживай в бронзовый тазик. Не в эмалированный, поняла? Не в пластмассовый. Не в алюминиевую кастрюлю. В бронзовый тазик.

– Слушай, ну сколько можно повторять-то одно и то же!

– Ладно-ладно, дорогая, успокойся. Надрезы делай обсидиановым ножичком.

– Исчезни!!!

– Правильные вещи непременно нужно проговаривать еще и еще раз. Во избежание. Вы, люди, существа трагически несовершенные и склонные к склерозу. И не забудь сегодня перед сном совершить тщательное духовное очищение – я, как ты знаешь, страшно брезглива. Непременно постарайся заснуть до полуночи; я посещу твой сон от половины первого до четверти третьего.

Жалюзи плаката в очередной раз с треском провернулись, снова поведав всем, кто находился в пределах непосредственной видимости, что зебра главнее всех лошадей.

– Счастливо оставаться, горячая штучка, – пробурчала Алена и зашагала в сторону Поварской улицы.

– И тебе не кашлять, красавица, – отозвалась ей в спину демоница. – Пусть твои критические дни всегда проходят быстро и безболезненно.

Ну, что ж, похоже, жизнь потихоньку налаживается. Отсюда до зоопарка рукой подать – только промчаться по недлинной Поварской улице и выскочить на Садовое кольцо, а там уже и «Баррикадная» виднеется. Времени еще вагон, что немаловажно, когда в твоем распоряжении нет машины. Алена стиснула пальцы, словно обхватывая руль своего милого «ровера», и снова с сожалением разжала кулаки. С машиной все оказалось бы куда проще. Но машины нет, и денег на бомбилу тоже больше нет. Привыкай к недолгой походной жизни, красавица, если в дальнейшем хочешь по-прежнему кушать элитный творожок серебряными ложечками.

Обогнув острый угол, образованный пересечением Нового Арбата и Поварской, девушка решительно зашагала вперед. Медлить нет времени, она и так успевает впритык. Лучше прибыть на место заранее и там уже перекурить, тщательно выбирая лучшую точку для съемок. Невидимый глазу непосвященного оператор азартно вился над ее головой, словно туча мошкары, готовый немедленно приступить к работе.

Алена миновала храм Симона Столпника – надо же, она как-то раз даже смотрела про этого чудака бунюэлевский фильм, черно-белый, но довольно забавный, когда Маришка однажды для каких-то необъяснимых снобских целей затащила ее в музей кино «Иллюзион» на Котельнической набережной. Эту крошечную церковь, которая инородным островком торчала посреди высотного Нового Арбата, Алена часто видела из окошка «рейнджровера», но только сегодня прочитала мемориальную доску с именем святого с обратной стороны храма. Про него девушка запомнила из всего фильма только то, что дьявол в итоге искусил его и привез на самолете в современный ночной клуб, где они вдвоем и клубились нещадно. Странная все-таки книга – Библия, честное слово.

Затем она решительным шагом миновала посольство Норвегии – нефть, газ, семга, викинги, тот милый паренек со скрипкой и рыбной фамилией, выигравший «Евровидение» в Москве, Алена голосовала тогда за этого утипусечкина прямо из вип-ложи, успела послать тридцать восемь СМС.

Проскочила посольство Кипра – утопленное во дворе, практически незаметное по сравнению с монументальным, увешанным огромными красно-бело-синими флагами и запрещающими знаками посольством Норвегии.

Оставила позади здание Верховного суда с огромными железными дверями, фактически крепостными вратами, предназначенными для того, чтобы сдерживать взбунтовавшуюся чернь до прибытия карательных подразделений.

На ходу полюбовалась памятником Бунину и двухсотлетним вязом, благополучно пережившим пожар Москвы 1812 года и наверняка видевшим пророка Пушкина, который, согласно мемориальной доске, проживал чуть дальше по этой же улице.

Надо же, если ходить пешком и не лениться вертеть башкой, в центре столицы можно обнаружить море любопытного. Краеведческий, мать его, музей!

Между тем, пробираясь через окружающую действительность на плебейском уровне, она не могла не отметить, до чего здесь тускло, промозгло, некомфортно и тошнотворно в бытовом отношении. А ведь каких-то десять лет назад этот мир был для нее своим, и она совершенно не обращала внимания, насколько это мерзко – перемещаться пешком по зимней улице, зачерпывая ледяную слякоть дизайнерскими итальянскими сапожками из замши от Роберто Кавалли, не рассчитанными на русскую непогоду, сталкиваясь с угрюмым неприветливым быдлом, деловито пропихивающимся мимо нее по узкому тротуару, вдыхая едкий выхлоп ползущих в полуметре справа машин, ощущая колючий снегодождь на лице, а также стремительно вращающуюся пустоту в желудке, голове и сердце. Дизайнерских итальянских сапожек от Роберто Кавалли у нее в то время, впрочем, еще не было. Вся эта дрянь была знакома ей с детства – и в то же время в новинку. Алена Ашшурбанипавловна давно успела отвыкнуть от такого сервиса.

Добравшись до памятника Бунину, Эбола уже запыхалась, однако, бросив взгляд на наручные часики, еще прибавила ходу. Кто ж мог предположить, благородные адепты, что пешком получается так медленно?! За рулем она всегда пролетала это расстояние за пару минут. Понимая, что пешком выйдет значительно дольше, умножила это время для верности на пять. Сколько там проходит в час пешеход? Ей никогда не приходило в голову задумываться над этим. Ну, километров двенадцать-то будет, наверное?.. Однако если так пойдет дальше, к началу мероприятия ей никак не успеть. Придется бегом…

Ага, бегом! Легко сказать, детка. Она не привыкла преодолевать такие расстояния своим ходом. В боку уже немилосердно кололо, икры ног отяжелели и словно бы даже затвердели. Пожалуй, время следовало множить на шесть, и это еще в самом оптимистичном случае. А то и на все восемь. Алена расстегнула курточку, подставив разгоряченную энергичным движением грудь ледяному ветру. Черт возьми, как же она будет выглядеть перед камерой? Как пугало, благородные адепты, вот как. Главное, там негде даже попудрить носик. Тем более коксом. Чертова работа, честное слово. Чертов Мабузе.

Можно было, конечно, воспользоваться хлоп-транспортировкой, но эта процедура требовала от перемещающегося досконального знания места, куда он хотел бы попасть, иначе не исключены были весьма неприятные сюрпризы. Алена же мало того что не помнила окрестностей зоопарка в точности – она не помнила их вообще. В последний раз она была в зоопарке, еще когда на входе не было построено никаких искусственных скал и замков, а со старой территории на новую переходили прямо через автомобильную трассу, а не по пешеходному мосту. То есть практически в бессознательном возрасте она там была в последний раз, еще в детсадовском. Она ведь не Анечка Барлог, чтобы ворковать над мимими-зверюшками. Нет, разумеется, она могла хлоп-переместиться к сталинской высотке на Садово-Кудринской напротив зоопарка, мимо которой проезжала не раз, там еще такой неплохой боулинг, где она с парнями пару раз зависала, когда училась в универе…

Ага, прямо на проезжую часть, под колеса какого-нибудь мусоровоза. Отпадает.

Но как же так, благородные адепты?! Ведь она занимается фитнесом и пилатесом, тренируется каждый день, ездит на этом, черт бы его побрал, спортивном велосипеде – почему же организм не справляется с такими смехотворными нагрузками? Неужели все упражнения направлены не на то, что надо? Она очень любит свой плоский животик, стройные ножки и чуть намечающийся пресс – но каким образом плоский животик, стройные ножки и чуть намечающийся пресс способны помочь на полуторакилометровой дистанции? У нее красивые плечи и кисти рук, у нее накачанная грудь, у нее тренированные запястья, развитые бедра и шикарная разработанная попка. А вот икроножные мышцы сдают через пять минут. Нет, она, конечно, может часами вышагивать по беговой дорожке или метаться с ракеткой по теннисному корту, но для спринтерских интенсивных усилий ее мышцы не годятся. Тем более что она их еще и не разогрела толком, прежде чем начинать рвать поспешной ходьбой…

Алена вдруг ощутила, что прекрасно натренирована на функционирование в режиме успеха – модельная внешность, прекрасная реакция за рулем, уникальное умение вкусно клубиться, располагать к себе высокопоставленного собеседника и красиво расставлять ноги, – однако совершенно не приспособлена к жизни за пределами аквариума высшего света, где всегда светло, уютно, еда сыплется с неба, а чистую воду какие-то невидимые высшие сущности постоянно продувают кислородом. Да, в аквариуме свои хищники, декоративные щучки и африканские сомики, едва зазеваешься – сожрут со всеми плавниками, но там хотя бы понятно, как и от чего следует защищаться, на кого огрызаться, где добывать пищу и как переходить дорогу.

Здесь же, по эту сторону забора, все непонятное, враждебное и чуждое. Вот как, к примеру, местные ублюдки форсируют смертельно опасные для пешеходов проезды между Садовым кольцом и «Баррикадной»? Этот вопрос интересовал ее всегда, но с чисто академической точки зрения, потому что она всегда была по ту сторону автомобильного стекла. Они не умеют употреблять кокс, они непременно перепутают хайбол со слингом, они не могут правильно наложить люксовый макияж, они знать не знают про Мастера Шема и Кристиана Лакруа, они не способны управлять поведением масс, лишь слегка смещая акценты в горячем репортаже, – но они умеют высекать при помощи кремня огонь в зимнем лесу, ловить в ручье рыбу руками и переходить дорогу в неустановленных местах. К жизни по эту сторону стекла они приспособлены куда лучше, чем изящная тепличная орхидея Алена Ашшурбанипавловна Эбола.

Ощутив волну негатива со стороны хозяйки, оператор скис, опустился почти до уровня асфальта, начал заметно отставать. Разозлившись, она посадила его за пазуху и на подгибающихся ногах потащилась дальше. Ей было уже не до Гнесинки, легендарного Дома писателей и ресторана киноактеров, плавно проплывающих мимо.

Когда Поварская влилась в Садовое кольцо, Алена окончательно потерялась, ибо сплошной поток автомобилей казался совершенно непреодолимым. Сначала она зачем-то двинула влево, но быстро выяснила, что этот путь безнадежен в отношении перехода на другую сторону. Она вернулась назад и двинулась направо. Тут, к счастью, довольно быстро обнаружился подземный переход – раньше, чем Алена успела отчаяться. Однако и обрадовалась она излишне поспешно, ибо за переходом через Садовое открылась мешанина двухрядных проездов без тротуаров, при форсировании которых требовалось проявлять изрядные ловкость и осмотрительность. Искать очередной переход или светофор было уже совсем некогда, и она поперла напролом.

Сидя за рулем, Алена постоянно психовала и злилась на тупых пешеходов, лезущих под колеса. Теперь же, оставшись без колес, она искренне недоумевала, откуда все время вылетают эти ошалевшие убийцы в механических гробах и почему ни одна собака не догадается пропустить пешехода, тем более сногсшибательную красавицу, тем более адепта ордена Повелителей Новостей. Впрочем, Алена подозревала, что после интенсивной пробежки по рыхлому снегу напоминает скорее мокрую курицу, нежели красавицу. А то, что она адепт, на лбу у нее не написано. Пешеход – стало быть, низшая ступень эволюции. Она в панике металась между проезжей частью и плотным строем припаркованных машин, не понимая, как поступить, не в силах выбраться на противоположный тротуар. Один из неторопливо проезжавших мимо «паджеро» безразлично шваркнул ее грязным бортом, вымазав ей весь правый бок жидкой коричневой грязью.

Нет, но вот какого черта автомобильное движение на этом пятачке организовано столь хаотично, благородные адепты? Как честная девушка должна передвигаться по вашему плебейскому городу, если впервые за последние десять лет осталась без колес? Архимэр, тварь, об этом подумал?!

Надо будет непременно поставить вопрос на очередной вечерней летучке ордена. И снять злобный репортаж. Два, два злобных репортажа!.. два!..

Паника – главный враг человека, попавшего в стрессовую ситуацию. Усилием воли Алена подавила панический приступ. Засохни, детка, ты же благородный адепт, черт тебя дери, опытный воин. Возьми себя в руки. Не происходит ничего кошмарного. Простолюдины перемещаются по этим улицам годами и пока еще не вымерли до конца.

Наконец ей удалось обнаружить промежуток между двумя припаркованными автомобилями, и она устремилась туда, словно новопреставленная душа во вращающийся темный коридор, ведущий к свету. У бордюра с этой стороны раскинулась безбрежная черная лужа с плавающим на поверхности ледяным крошевом, но выбирать уже не приходилось, и Эбола, решительно ступив в холодную глубину, вышагнула-таки на вожделенную сушу тротуара. Славься, Отец Ужаса, за все твои благодеяния в отношении верных детей твоих, и прими наши нижайшие…

Вместо «амен» подкравшийся черный джип влетел в ту же самую обширную лужу, в которой только что промок насквозь замшевый сапожок Алены Ашшурбанипавловны, и равнодушно с головы до ног окатил девушку ледяной водой из-под колес, обеспечив ей совершенно незабываемые впечатления на ближайшие пару часов.

Когда она, продрогшая и злая как ведьма, добралась до места предполагаемого инцидента через тридцать восемь минут после старта с Нового Арбата, здесь уже было многолюдно. Углом стояли две пожарные машины с раскатанными брандспойтами, рядом крутил проблесковыми маячками ментовоз. Зеваки, сгрудившись перед полицейским оцеплением, жадно впитывали непривычное зрелище.

Размахивая направо и налево своим орденским удостоверением, ощущая, что безнадежно опоздала, Эбола яростно пропихивалась через оцепление. Черт. Черт. Пропади все пропадом.

Но, может быть, ей еще удастся зафиксировать результаты побоища. Тоже должно получиться неплохо, особенно если жертв скорее сорок девять, чем шестнадцать, и трупы разбросаны достаточно живописно.

Впрочем, если недостаточно, она вполне готова собственноручно внести в мизансцену необходимое разнообразие – пачкать руки и ворочать трупы ей не впервой. Правда, прикоснувшийся к трупу будет нечист до вечера; а и наплевать больно. Для «Газгольдера» сойдет…

Все указывало на то, что пятимерных животных заблокировали сразу на выходе из зоопарка. Наружу вырвались не больше пары особей. Истинным зрением Алена разглядела, что весь тротуар перед входом и пространство над ним покрыты эманациями пролитой человеческой крови. Полуразумная демоническая мелюзга роилась над местом побоища, азартно выжирая образовавшиеся астральные нечистоты.

Последствия бойни оказались чрезвычайно живописны. Трупы посетителей валялись в таком эстетичном порядке, что Эбола даже неловко сглотнула от восхищения. На ходу выпустила из-за пазухи оператора, который тут же воспарил ввысь, чтобы охватить панораму целиком.

Однако это все уже были напрасные телодвижения, потому что чуть в стороне, скупо жестикулируя, начитывал комментарий к своему репортажу Никлаус Пердурабо.

Алена двинулась напрямик к нему, однако возле пожарных машин задержалась. На мокром от сиреневой крови асфальте шевелилось нечто огромное и полупрозрачное, с трудом воспринимаемое глазом и непостижимое сознанием. Пожарные по двое – по трое фотились на фоне этого странного предмета на мобилы.

– Привет, Еленка! – от одной из стоящих чуть в стороне легковых машин отделился высокий массивный парень в джедайском балахоне. – У тебя лицо грязное.

– Спешила, – отмахнулась запыхавшаяся девушка, озирая место битвы. Вытащив из кармана платок, быстро обтерла замерзшее лицо. – Привет, Миахил. У вас тут уже все закончилось?

– Ну да, – буднично кивнул падаван Минотаурус. – Учитель сейчас составляет протокол. Изрубили тварей в капусту световыми мечами. Вон, видишь, валяется? – Он ткнул пальцем в сторону странного предмета, шевелящегося на асфальте. – Гипергепард.

Приглядевшись, Алена внезапно поняла, что на самом деле труп многомерного животного неподвижен. Просто его невозможно разглядеть как следует: сознание активно сопротивляется не имеющей аналогов потрясающей информации, которая поступает в зрительные центры, изо всех сил отталкивает непривычное многомерное изображение, выхватывает из общей картины то одну изометрическую проекцию причудливого тела, то другую, в результате чего кажется, что это абсолютно недвижное мертвое нечто шевелится.

– Но ты не волнуйся, ваши успели все отснять с самого начала, – обрадовал Минотаурус.

– Чудненько, – пробурчала Алена. – Я вижу.

– Ты сегодня вечером чего делаешь? – деловито поинтересовался юный падаван. – А то я бы заскочил на палку-другую.

Хотелось бы мне самой знать, что я делаю сегодня вечером, горько усмехнулась про себя девушка. А самое главное, на каком свете буду находиться к тому времени.

– Я позвоню, – отрезала она и продолжила пробираться к Никлаусу.

– А, привет еще раз, – дружелюбно произнес тот, увидев Эболу. – Как дела с Великой Сенсацией? Справляешься?..

– Колька, отдай мне этот репортаж, а? – в лоб попросила – практически потребовала – она. – Ты ведь знаешь, я заплачу золотом…

– Ты что, от телецентра бегом бежала?

– Не уходи от прямого ответа. Хочешь, я проведу с тобой в постели ближайшую ночь?

– Не отказался бы, честно говоря, – честно признался Пердурабо. – У тебя всё на месте, подруга, и ты вполне в моем вкусе. Сиськи там, жопа внятная, ноги достаточной длины. Блондинка опять же. Да и киской работаешь как ртом – вполне убедительно. Пару раз я бы тебе сегодня вдул с неподдельным энтузиазмом.

– Значит, материал мой?

– Нет, конечно. С какой это еще стати?

Личный оператор Алены продолжал скрупулезно вести панорамную съемку, и девушка раздраженным щелчком пальцев велела ему перестать. Кому на хрен нужен этот пейзаж после битвы без самой битвы? Даже если сейчас она протолкается через толпу зевак, мигом поймает такси и ринется в телецентр, это ничего не изменит. Она вполне способна опередить конкурента, и может быть, ее материал даже благополучно начнут монтировать, но как только через четверть часа подъедет Пердурабо с полной версией репортажа, ее куцый обрубленный сюжет тут же полетит в корзину. До дневного выпуска новостей проскочить она не успеет никак.

– Коль, – с трудом проговорила она, – слушай, отдай мне материал. Пожалуйста, а? Я тебе два верну потом…

И мысленно поморщилась, с несказанным омерзением ощутив, насколько беспомощно и жалко это прозвучало.

– Эбола, тебе сегодняшним снегопадом голову напекло? – флегматично поинтересовался Никлаус. – Ты совсем трёхнутая? С какой радости я должен отдавать тебе отличный материал? С сексом у меня все в полном порядке, с сюжетами тоже перебоев нет. Денег у меня как грязи, предупреждаю сразу во избежание дальнейших выгодных предложений. Солидных знакомств достаточно. Приходи, когда мне понадобится лишний голос на каком-нибудь важном орденском голосовании – хотя вот так с разбегу совершенно не могу представить, для чего бы он мог мне понадобиться…

Алена развернулась и с независимым видом направилась к полицейскому оцеплению, так что Пердурабо договаривал уже ей в спину, а потом и вовсе умолк, осознав бессмысленность дальнейшего монолога.

Проигрывать тоже надо уметь. Сама виновата, девочка. Учудила: побежала пешком от Арбата в зоопарк, толком не зная дороги. Совсем с катушек съехала от стресса, идиотка. Теперь лучше молча обтекай, в прямом и переносном смысле, если не хочешь, чтобы невыносимое унижение усилилось в разы…

Ладно. Ладно, благородные иерофанты, мы еще побарахтаемся.

Она полезла в «Birkin» за айфоном. Нужен новый инцидент. Нужна свежая информация. Нужна грандиозная дымящаяся кровь. Нужно посидеть в каком-нибудь хипстерском кафе, в каком-нибудь «Жан-Жаке», и хладнокровно проанализировать, что еще можно срочно предпринять для Великой Сенсации или хотя бы хорошо прожаренного материала. Нужно… да где же ты, маленький ублюдок?!

Алена Ашшурбанипавловна подавила в себе мгновенное жгучее желание вывернуть содержимое сумочки прямо в снежную слякоть у себя под ногами. Вместо этого она до боли закусила губу, припоминая сегодняшнее утро.

Значит, последний раз она звонила из «Седьмого неба» Светке. Совершенно точно, Светке. Положила мобильник на стол. Потом началась эта хрень с банковскими карточками, как удар по голове. Потом она стала изображать, будто увидела в окно какую-то сенсацию, бросилась к выходу…

Стало быть, позабытый айфон так и остался сиротливо лежать на столе ресторана.

Поздравляю, дорогая. Вот теперь можно сказать со всей определенностью, что сегодня наихудший день твоей жизни.

Она хищно оскалилась, напугав какого-то молодого ментенка из оцепления. Худший день в моей жизни?! А вот вам малопристойный жест, благородные адепты! Отсосете, могущественные иерофанты! Это будет день очередного безудержного триумфа, мать вашу сорок пять раз туда-сюда через колено в полосе отчуждения в зимний период! Стоя в гамаке на горных лыжах!..

Когда полицейское оцепление снова сомкнулось за ее спиной, к толпе зевак неторопливо приблизились пятеро в черных костюмах и непроницаемых черных очках, похожие друг на друга, как черные карандаши из одной коробки.

– Внимание, господа! – повысил голос один из них, чтобы привлечь внимание максимального количества народа. – Я попрошу минуточку внимания. Пожалуйста, все смотрите сюда… – Он вытащил из кармана металлический предмет, похожий на толстую шариковую ручку «Паркер» с фонариком на конце, и поднял его над головой. Остальные четверо Людей в Черном сделали то же самое.

За спиной Алены, решительно шагающей через площадь у входа в зоопарк, ослепительно полыхнула залповая вспышка пяти мнемоцидов. Для сохранения строгой секретности требовалось вычистить воспоминания о последнем получасе сразу у нескольких десятков смертных, и мощности одной или двух «ручек» могло просто не хватить.

Эбола шагнула с тротуара на проезжую часть. Всё, хватит ерундить. Времени в обрез. Значит, сейчас – домой. За новым мобильником, за хранящейся в сейфе наличкой на непредвиденные расходы, за компьютерной базой данных о возможных горячих ньюсмейкерах, за электронными заметками, которые она постоянно делала, анализируя текущий информационный поток – в какое место массового бессознательного разумнее всего нанести короткий и рассчитанный провокационный укол, чтобы на выходе получить наибольшее количество шума…

Или нет. Она посмотрела на наручные часики. Сначала в Москва-сити на стрелку коптевских с солнцевскими. Лишний материал в ее положении отнюдь не помешает, а времени отнимет совсем немного. Все равно ведь почти по дороге.

– Стоять! – она кинулась наперерез ближайшему автомобилю, двигавшемуся навстречу, и его водитель едва успел затормозить. – Работают Повелители Новостей! – Она припечатала к лобовому стеклу свое орденское удостоверение. – Мне нужна ваша машина!..

– Девочка, тебе что, жить надоело?! – Показавшийся из бокового окошка седой водитель, напоминавший престарелого шотландского сквайра, энергично покрутил пальцем у виска. – Уйди с дороги, долбанутая!

Алена ритуально скривилась, поспешно огибая спереди остановившуюся машину. Что за трамвайное хамство, благородные адепты! Этому простолюдину несказанно повезло, что у нее слишком мало времени, чтобы как следует наказать его за дерзость. Ну, ничего, одно то, что ему теперь придется пройтись пешком, уже неплохо. А когда она доберется до дома, номер машины все-таки стоит записать и спросить потом со сквайра по всей строгости. И еще неплохо бы пару раз стукнуть его машину по дороге о какие-нибудь твердые углы – просто так, из озорства и обостренного чувства справедливости, потому что…

Упс!!!

Едва Алена взялась за ручку водительской дверцы, как та вырвалась у нее из рук, больно обжигая кожу. Как только сумасшедшая освободила проезд, водила тут же поспешно ударил по газам, до колен обрызгав ее ледяной грязью.

Т-т-твою же ж мать!..

Алена оторопело смотрела вслед резво стартовавшему с места автомобилю. Машины проносились мимо, негодующе сигналя. Наконец она опомнилась и вернулась на тротуар. Повертев в руках удостоверение, недоверчиво посмотрела на него истинным зрением, осторожно раскрыла, опасаясь, что орден погасил и его. Однако все было в порядке: из распахнутых корочек вырвалось переливающееся всеми цветами радуги сияние, а затем над удостоверением взмыла и заколыхалась небольшая огненная пирамида с глазом в центре, окруженная руническими письменами. И этот простолюдин тем не менее осмелился дерзко отказать в помощи адепту ордена Повелителей Новостей, рискуя своей бессмертной душой?..

Алена вдруг поймала себя на мысли, что от глубокого изумления так и не запомнила его номера, и крепко, от души выругалась, заставив испуганно шарахнуться в сторону какую-то старушку с крошечным черным пудельком на поводке.

Эбола расслабилась, и разноцветное сияние погасло. Несколько мгновений она тупо разглядывала оставшееся у нее в руках обычное журналистское удостоверение, а потом выругалась еще раз. Ну, естественно. Непосвященные простолюдины не умеют использовать истинное зрение, поэтому для них этот грозный магический артефакт власти, свидетельствующий о принадлежности его владельца к высшей элите хозяев жизни, просто корочки. Даже не красные, как у полицейских или безопасников. На улице с их помощью не покомандуешь, как Алена Ашшурбанипавловна привыкла поступать с ментами, охранниками ночных клубов и работниками телецентра. Да даже если кто-нибудь из простолюдинов и увидит огненную пирамиду, то ровным счетом ничего не поймет: истинная сила этого знака содержалась иерофантами в строжайшей тайне. В лучшем случае тупой мужлан решит, что данный символ имеет какое-то отношение к долларовой купюре.

Она внезапно осознала, что стоит одна на грязной московской улице, а мимо шмыгают обделенные истинным зрением простолюдины, для которых ее полубожественное величие просто не существует, которые способны сделать с ней все, что взбредет в их ограниченные мозги, затуманенные плохим алкоголем, плохим табаком, плохой пищей, плохой экологией, плохим воспитанием, плохим сексом и лучшим в мире телевидением: унизить, ограбить, изнасиловать, даже убить. Разумеется, у нее была при себе верная плазменная плеть, но если на нее разом навалятся два-три десятка озверевших представителей черни, она может серьезно пострадать.

На улице было мерзко, вполне под стать настроению. Низкое серое небо куда-то ползло.

Несколько мгновений девушка размышляла, не остановить ли еще одну машину и не выбросить ли водителя из салона под угрозой плети, но потом с досадой тряхнула головой. Во имя Альмонсина-Метатрона, чернь даже не знает, что такое плазменная плеть и какие небывалые разрушения она способна произвести! В лучшем случае эта попытка завершится так же, как и первая. А скорее всего Алена Ашшурбанипавловна наконец попадет под колеса и на улицу ее вышвырнут уже не из ритуального зала ордена, а из муниципальной больницы…

Ладно. Пес с ней, с машиной. К Москва-сити, как и к истинному дао, ведет бесчисленное множество путей.

Она повертела головой и зафиксировала взглядом станцию метро «Краснопресненская». Чудесно. Чудесно. Если верить коллегам, в столице нет более надежного и быстрого транспорта, нежели московский метрополитен имени ринпоче Ульянова (Ленина). Ни пробок, ни аварий. Бывают, правда, террористические акты, но крайне редко. Последний раз Алена ездила в метро черт знает когда и не сказала бы, что это было так уж чудовищно, как обычно изображают в своих интервью и в Фейсбуке прочие вип-персоны. Совершенно обычно это было, вот как, хотя и не суперудобно, конечно. Нормальный такой транспортный фаст-фуд. В конце концов, полчаса она вполне может потерпеть и потную толпу, и приступы хронической клаустрофобии.

К счастью, в кармашке сумочки нашлось еще несколько юбилейных десятирублевых монеток, за каким-то чертом подаренных Алене как-то Иеронимом Доппельгангером. В отличие от него, Алена нумизматом не была, поэтому так и таскала их с собой, забыв про них даже и думать. Их вполне хватило, чтобы купить метрошную карточку на две поездки.

Люди на встречном эскалаторе тупо таращились на нее. Кое-кто даже рот раскрыл. Ну да, ну да, ты ведь медиазвезда, сестренка. Сюрприз, сюрприз. В аристократическом обществе об этом как-то забываешь… точнее, не то чтобы забываешь, совсем даже наоборот, но ощущение собственной избранности и исключительности в кругу равных приятно, оно греет душу и ласкает самолюбие; а вот когда попадаешь в толпу черни без автомобиля, телохранителей и надежных друзей мужского пола, пристальное внимание плебса начинает серьезно тяготить. Эти низкорожденные на эскалаторе наверняка в жизни не видели так близко ни одной медиазвезды, разве что за пуленепробиваемым стеклом в «Ереван-плазе» на «Тульской», где Сергей Зверев одно время снимал свои передачи «Звезда в кубе» для русского MTV. А привыкай, родная, ты не на коктейле у посла Империи Добра, где никто не станет на тебя таращиться, будто у тебя на лбу выросли мужские гениталии.

Алена накинула капюшон и подтянула повыше шарфик, спасаясь от нескромных взглядов. Ее заметно мутило от множества посторонних людей, от этого жужжащего, подрагивающего и выглядящего таким ненадежным эскалатора, от той сумрачной преисподней, в которую она сейчас добровольно низвергалась. Орфей спускается в ад типа. Нет, она уже давно и категорически отвыкла от такого сервиса. Кроме того, ее начинало знобить; следовало срочно закинуться, но у нее с собой не было – привычная послеобеденная порция лежала в ящике стола в рабочем кабинете, куда она сегодня так и не попала.

Проклятый Мабузе с его патологической ненавистью к простым человеческим радостям.

Она спустилась на платформу. Одинокая девушка, плотно укутанная в капюшон и шарф, привлекала здесь, внизу, столько же внимания, сколько и знаменитая телеведущая Алена Эбола на эскалаторе. Игнорируя пристальные взгляды пассажиров, она подошла к краю платформы. Где же эта чертова «Выставочная», на которой расположен выход к Москва-сити?..

Тщательно изучив висевшую на противоположной стене схему-стрелу коричневой ветки, она убедилась, что такая станция здесь отсутствует. Знаменательный во всех отношениях день определенно продолжался.

Она смутно помнила, что в московском метро существуют еще какие-то кретинские пешеходные переходы с линии на линию. Но на какую именно ей надо? Она принялась читать список всех станций подряд, сбилась и начала сначала. Какого хрена они висят так далеко от пассажиров? Почему здесь такое тусклое освещение?..

«Иди ко мне».

– А? – встрепенулась Алена.

«Иди ко мне, солнышко».

Девушка повернула голову, пристальнее вгляделась в огни, мерцавшие в глубине тоннеля. Они определенно шевелились, складываясь в какую-то причудливую, все время меняющуюся фигуру. Раскрыв рот, Эбола завороженно наблюдала за гипнотическим перемещением тоннельных огней. Ей вдруг стало очень легко, спокойно и тепло – не жарко в меховом капюшоне, как в последние несколько минут, а именно по-доброму тепло и уютно. И уже не имел никакого значения поезд, с приглушенным гулом показавшийся в черном жерле тоннеля. Наоборот, хотелось шагнуть ему навстречу, взять его в руки, радуясь теплоте и упругости, поднести ко рту…

«Иди ко мне, детка… паровозик… паровозик…»

На мгновение вынырнув с вытаращенными глазами из блаженной истомы, она титаническим усилием воли стряхнула с себя наваждение, резко развернулась и поперек туловища перетянула плазменной плетью стоявшую на краю платформы рядом с ней пожилую женщину. Та переломилась в пояснице и с отчаянным криком упала на рельсы. Решив, что дополнительная гарантия не помешает, Алена дотянулась плазменным хвостом до рефлекторно подавшегося назад парня в спортивной куртке и отправила его вслед за женщиной. Затем поступила так же с девушкой чуть младше себя, пытавшейся спрятаться за колонной.

Прибывающий поезд, отчаянно гудя и визжа тормозами, накрыл всех троих.

По платформе в ее сторону уже бежал полицейский, на ходу выдергивая пистолет из кобуры. Твою ж мать, когда они нужны, этих уродов никогда нет поблизости, зато когда не нужны совершенно – вот они, пожалуйста! В количестве и ассортименте!

– Плеть на пол! – рявкнул мент, обеими руками сжимая табельное оружие.

– Работают Повелители Новостей! – заявила Алена.

– Плеть на пол!

Шмыгнув носом, Алена осторожно подчинилась, стараясь не раздражать перепуганного простолюдина.

– Удостоверение! – потребовал он.

Она осторожно, двумя пальцами полезла в «Birkin», медленно вытянула оттуда «корочку», чтобы он со страху не принял ее за оружие, развернула. Полицейский некоторое время изучал удостоверение, беззвучно шевеля губами, затем опустил пистолет.

– Простите, высокая госпожа.

Она молча подобрала с грязного пола плеть, сунула ее в карман и двинулась мимо стража порядка, все еще ощущая в голове звонкую пустоту после коварного гипноза Мастера Шема.

– Простите, госпожа, – смущенно проговорил полицейский, торопливо роясь в нагрудном кармане в поисках блокнота, – если можно… автограф… – Он протянул ей гелевую ручку.

Она остановилась, окинула его оценивающим взглядом, затем коротко, без замаха врезала ему в челюсть с правой, разбив губу и, не оглядываясь, продолжила целенаправленное движение к эскалатору.

Надо было немедленно уходить. Если бы она только что не швырнула Шему столько жертв, чтобы он на некоторое время поперхнулся таким количеством жертвенной крови, то сейчас бы он уже смаковал через соломинку ее собственную кровь. Какая гадость. Но он все равно может попытаться еще раз.

Надо уходить.

С трудом передвигая ватные ноги… существует чугунная вата, могущественные иерофанты?.. она дотащилась до эскалатора, и спасительная лента со ступеньками повлекла ее, ошарашенную и до сих пор так до конца и не поверившую в произошедшее, к дневному свету и свежему воздуху.

Вот так вот. Отличная иллюстрация к обывательской мудрости «за все приходится платить», дорогая.

А ведь каких-то сто лет назад люди прекрасно обходились без метро. Людям ни к чему было ежедневно преодолевать по сто километров в день только по дороге на работу и с работы. Люди прекрасно обходились без помело, рамбутана и питахайи – а те, у кого эта экзотика все-таки росла, соответственно, вполне обходились без киви, лайма и крыжовника. Люди ходили в баню раз в неделю и при этом замечательно, надо сказать, себя чувствовали.

Однако высшие демоны предложили людям комфорт, от которого те не смогли отказаться. Тем более что и плата оказалась вполне соизмеримой – несколько десятков тысяч случайных жизней в год за всеобщую автомобилизацию, тысяча жизней в год за возможность менее чем за сутки добраться на самолете из Шанхая до Нью-Йорка, несколько сотен жизней за то, чтобы «Сапсан» за четыре часа домчал вас из Москвы в Санкт-Петербург. И наконец, совсем копейки, пара десятков жертв ежегодно за то, чтобы бесперебойно функционировал самый быстрый и практичный московский транспорт – метрополитен.

Нет, разумеется, широкие массы быдла наверняка оказались бы шокированы, если бы узнали о подобных жертвоприношениях, они вполне могли бы возроптать или вовсе восстать, – однако кто же им расскажет, если все складывается так удачно? Эти жалкие бомжи, мерзкие скандальные бабки с грязными кошелками и среднеазиатские гастарбайтеры – вот положа руку на сердце, кому их жалко? Кто готов поступиться автомашиной, горячей водой в ванной и центральным отоплением, чтобы эти тысячи абсолютно ненужных человечков оставались с нами, продолжая пожирать общие ресурсы, экологическое парковое пространство и кислород? Разве что родственники, да и то далеко не все…

Все равно эти бедолаги так или иначе пополнили бы собой списки пропавших без вести и погибших в пьяных драках. Ну, не эти, так другие, конгруэнтные этим. Природа не терпит пустоты, если в одном месте убыло, значит, в другом непременно прибыло. Если бы не были так сильны Джаггернаут, Гугл и Мастер Шем, повышенный урожай человеческих жизней неизбежно пожинали бы Асмодей, Ниссан и Яндекс, которым ныне не давали как следует развернуться их ревнивые старшие собратья. Высшие демоны все равно забрали бы то число людей, которое необходимо им для пропитания, даже если бы ничего не предоставляли взамен – просто они забирали бы жертвы не из уютных квартир и не с залитых неоновым светом проспектов, а из стылых деревянных бараков, освещаемых лучинами, и с грязных, погруженных в непроглядную тьму немощеных улиц.

Ну да, безусловно, если бы не тайная договоренность правящих кругов с инфернальными чудовищами, среди людей наверняка было бы больше недовольных и тех, кому нечего терять, сопротивление росло бы, возникло бы больше боевых магов, больше народу верило бы в Верховного Архитектора, постом и молитвою преграждая незримым тварям доступ к своей бессмертной душе…

И все же положение вещей, сложившееся к началу двадцать первого века, было наиболее выгодным для всех сторон за всю историю человечества. Никогда еще люди не жили так хорошо, никогда еще демоны не были столь сыты и благодушны. Что касается жертв, то человечество все равно разрослось до крайней степени и понемногу начинало душить само себя, как заросли дикой сливы, так что помимо всего прочего кровавые гекатомбы выполняли еще и оздоровительную функцию, благотворно влияя на общество.

Все так. Но черт возьми, забирать продвинутых адептов уговору не было! Хотя адепты обычно не спускались в плебейское метро, так что Мастер Шем запросто мог обознаться. Не так часто в его владения попадают такие шикарные женщины, с которыми потом можно целую вечность играть в паровозики в темных и сырых секретных тоннелях метро-2, куда никогда не ступает нога человека. Владыка мог и потерять голову. Обычно такие роскошные женщины в метро не спускаются, а ездят в лимузинах и ужинают в умопомрачительно дорогих ресторанах с очень богатыми мужчинами. А иногда жрецы-сабеи режут их в подвале на кусочки и пригоршнями рассыпают по небу, чтобы получились звезды. Шутка, ха-ха.

Впрочем, имелось еще одно объяснение произошедшему инциденту, но оно Алене совершенно не нравилось. Нападение Шема могло означать, что она больше не пользуется неприкосновенностью адепта ордена Повелителей Новостей, что на ней больше нет незримой печати, обжигающей любую протянувшуюся к девушке астральную лапу. Похоже, орден по полной программе отключил ей систему жизнеобеспечения и выпихнул ее в открытый космос всеобщего плебейства. Выплывешь, детка, – хорошо, молодец. Не выплывешь – ну, тоже ничего страшного, за дверью уже ждут своей очереди десятки таких же молодых, сексуальных и предприимчивых…

Равномерно двигавшийся эскалатор вдруг дернулся и замер, и пассажиров бросило вперед. Несколько мгновений все стояли неподвижно, переваривая случившуюся неприятность, затем нехотя потянулись вверх своим ходом.

Эскалатор оживать не собирался.

До чего же мелкая месть, подумала Алена. Ничего, я и пешком как-нибудь поднимусь, а ты теперь соси лапу в своих подземельях, дешевка.

Ну, мелкая не мелкая, а ехать ей снова было не на чем. Она вернулась к зоопарку, но возле него не было уже ни толпы зевак, ни джедаев, ни Кольки Пердурабо, только поблескивали кое-где остатки небрежно смытых из пожарных брандспойтов кровяных пятен. Деловые люди не любят терять времени зря: быстро сделали свое дело, быстро собрались, быстро уехали, и нет больше никакого информационного повода.

Если бы не дурацкая гордыня Алены Ашшурбанипавловны, Миахил с наставником Гауматой Топильцыном охотно взялись бы подкинуть ее до Москва-сити. Магистр Топильцын благоволил к ней и некогда даже ночевал пару раз в ее постели, не говоря уже о его юном падаване, который одно время из этой постели просто не вылезал, пока Эболе окончательно не прискучило. Но нет же, Алене свет Ашшурбанипавловне потребовалось немедленно скрыться с глаз жестоко унизившего ее Никлауса Пердурабо, надменно вздернув голову. Гордо удалиться, так сказать.

Доигралась, коза? Да тот же Колька на самый худой конец запросто подбросил бы ее обратно в телецентр: он хоть местами и квака-задавака, но парень в общем-то открытый и простодушный. Если дело не затрагивает его священных финансовых интересов, всегда готов услужить симпатичной коллеге. А в телецентре – Интернет, база ньюсмейкеров, телефон… заветная порция в ящике стола… В конце концов, можно было бы подзанять у кого-нибудь из редакторов денег и заказать такси до дома…

А теперь соси лапу, подруга, как Мастер Шем в подземельях.

Эбола с тоской посмотрела в небо, где понемногу меркло над серыми домами стынущее зимнее светило. Она абсолютно всё делает сегодня не так. Как с утра не задалось, так и пошло. Интересно, этот день закончится хоть когда-нибудь?!

Ладно. Ладно, благородные адепты. Успокоились. Глубоко вдохнули. Дышим ровно. Сейчас мы никого больше не убьем. У нас нет на это времени и лишних ресурсов. Мы непременно кого-нибудь убьем сегодня, но позже. Не в припадке гнева, а холодно, расчетливо и стильно, вызвав у жертвы максимальное количество боли, которую мы выпьем до капли, как освежающий коктейль. Для релаксации после такого напряженного дня. Мальчик Вадик вполне подойдет, если оставил телефончик.

У нее оставался еще один вариант. Полчаса назад Алена не стала пользоваться хлоп-транспортировкой, поскольку плохо представляла себе пункт назначения, однако сейчас такой проблемы перед ней не стояло – в уже отстроенных башнях делового центра, где располагались офисы крупных компаний и банков, она бывала по работе не раз. Другой вопрос, что такой способ перемещения всегда отнимал слишком много драгоценной энергии, и вот эту проблему потом придется как-то решать, потому что уже через несколько часов после хлоп-транспортировки наступит полный упадок сил и она начнет клевать носом. Впрочем, пара горстей сладкого снежка так ее заведут, что она после всего, что сегодня произошло и произойдет, еще завалит в третьем часу ночи в «Газгольдер» и, отплясав до утра под диджея Диджериду, ни за что не уйдет оттуда без нового мальчика.

Алена сконцентрировалась. Хлоп-перемещение требовало максимальной сосредоточенности, еще большей, чем при просмотре других новостей. Затем соединила ладони перед собой, будто собиралась помолиться своему грозному властелину. Медленно, с видимым усилием начала разводить руки в стороны. С трудом разлепила ладони, словно они были склеены жевательной резинкой. Между ладонями тянулась и колыхалась туманная мгла, ее жгуты понемногу растягивались, истончаясь и закручиваясь миниатюрными вихрями. Разведя ладони сантиметров на двадцать, Эбола резко хлопнула ими, забрызгав туманной мглой свою стильную меховую курточку.

Хлоп!..

– Осторожнее перемещайтесь, дитя, – благодушно попенял грузный православный священник в черном облачении, с огромным серебряным крестом на груди и «дипломатом» в руках, которого Алена пихнула плечом, когда возникла ниоткуда за несколько километров от места старта.

– Простите, святой отец, – смиренно проговорила она, опустив глаза. Насмерть схватиться из-за пустяка с попом – только этого ей не хватало для логического завершения чудовищного дня. Насколько она знала, православные священники способны изгонять демонов уровня Аластор, а это заслуживает уважения.

– Бог простит, – миролюбиво кивнул батюшка, окинул девушку заинтересованным взглядом, особо задержавшись на ножках, и продолжил свой путь.

Алена огляделась. Она стояла у подножия гигантской строящейся башни «Федерация», через дорогу от станции метро «Международная».

В беседе с полицейским осведомителем полковником Рудиком она даже не стала уточнять, где назначена бандитская стрелка. В последние годы среди криминального бомонда стало остро модным устраивать разборки в строящихся башнях делового центра Москва-сити в районе «Багратионовской». Там было просторно, там было много надежных укрытий, там не было посторонних, поскольку территория тщательно охранялась, а хлопки выстрелов и даже автоматные очереди довольно эффективно маскировались грохотом строительного оборудования и оглушительным треском сварки.

Полицейское руководство по договоренности с Архимэрией закрывало глаза на эти невинные шалости и даже поощряло их, поскольку образующиеся в результате трупы оставшиеся в живых участники разборок, как правило, замуровывали тут же, на месте, прямо в возводимые стены, а это безусловно повышало крепость будущей магической башни в астральном плане. Архимэрия специально распорядилась ежедневно замешивать несколько лишних корыт цемента и как бы случайно оставлять их на разных этажах, дабы у криминальных элементов не возникало ненужных затруднений со строительным материалом.

Да, и кроме всего прочего здесь практически впритирку с одной из башен проходило Третье транспортное кольцо, так что при желании отсюда можно было мгновенно исчезнуть, не поднимая дополнительного шума.

Ощущая неприятное бурчание в животе – утренние тосты с кумкватным джемом уже давным-давно переварились, а с тех пор она ничего перехватить так и не успела, кроме мисочки чоколатля, – Алена Ашшурбанипавловна зашагала к недостроенному небоскребу.

Госпожа Эбола быстро преодолела охрану возле строящейся башни при помощи заветного журналистского удостоверения и ступила на голую, еще не облицованную фальшивым мрамором железобетонную лестницу. Гадать о месте стрелки не приходилось: третий или четвертый этаж. Первый и второй для разборок не годились – стрельбу могли услышать за забором, а силуэты разбирающихся были бы заметны с улицы в пустых оконных проемах. Карабкаться высоко бандюкам лень, лифты еще не оборудованы, только грузовые клети, но они для блатных некомильфо. Значит, третий, максимум четвертый. Примитивные мыслительные системы элементарно просчитываются безо всяких шерлокианских «чертогов разума».

Ступив на третий этаж, Алена сразу поняла, что попала по адресу. Во-первых, здесь не было строителей. Во-вторых, прямо посреди обширного помещения стояло огромное металлическое корыто, наполненное свежим цементом. В-третьих, в несущей стене имелось несколько длинных кривых выемок, заботливо выдолбленных отбойным молотком – сюда, по мысли Архимэра, полагалось замуровывать тела, оставшиеся после разборки.

Ну и наконец, в-четвертых и в-главных, здесь суетились два адепта ордена Повелителей Новостей: Мефистокл Вассаго и его жопный ассистент, студентик четвертого курса.

– Фимка! – от двери произнесла адепт Эбола трудным голосом, не предвещавшим никому из присутствовавших доброго посмертия.

– Сэ муа, – с достоинством отозвался адепт Вассаго, даже не повернувшись.

– Фимка, иди к черту. Это мой репортаж!

– Ошибаешься, ма шери. Видишь вот это? – Вассаго чуть сдвинул в сторону фанерный щит с крошечной дыркой посредине, продемонстрировав замаскированный штатив для элементаля-оператора. – Вуаля. Я все со вчерашнего вечера приготовил. Не валяй дурака, говорю.

– Фима, мне позарез нужен этот репортаж. – Резким движением Алена извлекла плазменную плеть. – Пожалуйста, уходи по-хорошему.

Ну, а что она могла предложить этому педику взамен репортажа? Секс? Два секса?!

– Ну? – бескрайне изумился Мефистокл, соизволив наконец полуобернуться. – Так вот прямо по-хорошему? А если по-плохому? – В его руках мгновенно, словно материализовавшись из воздуха, возник массивный пробойник. – Гляди-ка: если я нажму вот здесь, тебе будет очень плохо. Что скажешь?

– Убери сейчас же эту штуку! – возмутилась Алена. – Из нее убить можно!

– И еще как! – с готовностью подтвердил коллега.

– Гильдия репортеров тебе этого не простит.

– Переживу как-нибудь.

– Я успею смахнуть тебе голову с плеч прежде, чем ты нажмешь.

– На что поспорим, шери, что я пробью тебя насквозь еще быстрее? Давай на коктейль в «Газгольдере». Ну, что – на счет «три»?..

Алена не стала отвечать на очевидную глупость, и вместо двух адептов оживленную дискуссию продолжили их плазменные девайсы.

В схватке со здоровенным мужиком слабая, но красивая женщина имеет как минимум десять очков форы. А если она к тому же тренированная, сумма призовых очков удваивается, как при выпадении на игровом автомате двух лимонов и одного герба. Порой это сразу приводит к джекпоту.

Однако когда противник красивой женщины – тренированный педрила, шансы вновь прискорбно уравниваются.

Следующую минуту с четвертью они яростно фехтовали на поперечных несущих балках здания, словно Зорро с колониальным полковником в каком-то древнем фильме. Только Зорро в данном случае был женщиной, а полковник – полным ублюдком, не понимающим, насколько важен для нее этот репортаж. Для него это всего-навсего повод лишний раз окунуть свой торжествующий член в запретную черную икру, для нее же – вопрос жизни и смерти. Нет, гораздо больше, чем просто жизни и смерти. Вопрос жизни и скотского существования, которое куда хуже смерти.

Вассаго прекрасно знал приемы ганкаты с любым огнестрельным оружием вплоть до карабина «Сайга» и ручного пулемета бундесвера, поэтому, несмотря на то, что Эбола пока не давала ему сделать ни одного выстрела, понемногу теснил ее к стене; впрочем, Алена, предпочитавшая прогрессивную джедайскую систему боя, все же уверенно отражала его натиск. По крайней мере, он пока еще не влепил ей ни одной более или менее внятной затрещины.

Девушка взмахнула плетью и легким движением кисти высвободила ее хвосты из кнутовища. Плазменные струи, стремительно вращаясь, по замысловатой траектории устремились в сторону противника, но от двух из них он сумел уйти, мгновенно раскачав тело огромным маятником, а третью отбил рукоятью пробойника. Взвизгнув, сгусток плазмы ушел в потолок и пронзил его насквозь; два предыдущих прогрызли насквозь внутреннюю гипсокартонную стену за спиной Мефистокла, и оттуда сразу потянуло горелым.

– Достойно, детка, – оценил Вассаго и немедленно выстрелил Алене в грудь. Однако она уже активизировала новые плазменные хвосты и, оплетя ими метнувшуюся в ее сторону ослепительную молнию, раздробила ее на облако мелких безвредных искр, тут же растворившееся в пространстве.

– Эбола, мы ведь равны по силе, – примирительно проговорил Вассаго, опуская пробойник.

– Безусловно, – отозвалась Алена, тяжело дыша и опуская плеть.

– По-моему, мы только зря теряем драгоценное время.

– Пожалуй.

– Все равно ни один из нас…

С последним словом, на выдохе, он резко выметнул руку вперед, швырнув в лицо Алене что-то маленькое и серое. Не раздумывая ни мгновения, на чистых инстинктах, уже ожидавшая подобной подлости девушка бросилась на пол, длинным кувырком уходя от неведомой опасности. За ее спиной что-то с влажным чавкающим звуком влепилось в стену, раздался оглушительный треск, а затем грохот взламываемого бетона.

Это был семенной зародыш хищной лианы, который при высвобождении обычно мгновенно разворачивается отвратительным мясистым цветком нескольких метров в диаметре, уничтожая все живое, а порой и мертвое, до чего дотягиваются его щупальца размером с пожарные шланги.

Выходя прыжком из положения «лежа на спине в самой неудобной позиции на холодном жестком полу», Алена бросила молниеносный оценивающий взгляд в сторону повисшего на стене чудовища, запустившего жадно пульсирующие лианы в глубокие трещины в бетоне: теперь следовало учитывать эту дрянь при выборе дальнейшей тактики и не приближаться к ней настолько, чтобы сумела зацепить ядовитым щупальцем. В ту же секунду Фимка выстрелил, едва не снеся Эболе башку, но она успела прянуть назад, и выстрел Вассаго лишь пробил стену у нее за спиной.

После такого вероломства Алена окончательно озверела. Нет, не то чтобы ее сильно расстроило коварство Мефистокла – при случае она сама охотно воспользовалась бы столь же подлой тактикой, и если не воспользовалась до сих пор, то только потому, что у нее не было с собой хищной лианы. Но педик Фимка никак не хотел сдаваться, по-прежнему маяча между госпожой Эболой и ее нажористым сюжетом, нагло заставляя высокую госпожу понапрасну тратить драгоценное время и драгоценные нервы. От этого Алена Ашшурбанипавловна завелась с полоборота, что твой «рейнджровер», и обрушила на дерзкого мужчинку яростный град адреналиновых ударов. Не ожидавший такого развития событий лорд Вассаго начал понемногу отступать, опасно балансируя на металлических балках, и в конце концов пропустил прямой выпад плетью.

Определенно, с его стороны это была серьезная ошибка.

Вывалившись наружу через пустой оконный проем и рухнув с высоты офисного третьего этажа, ошпаренный плазмой Фимка упал спиной на торчавшую внизу острую арматуру, которая с омерзительным хряском пропорола его насквозь, словно старый матрас, и выскользнула из груди, уже облепленная чем-то грязно-бурым.

Когда Алена бегом спустилась по лестницам без перил, Мефистокл еще агонизировал. На глазок оценив повреждения противника как несовместимые с жизнью, она оказала поверженному воину ордена последнюю услугу, как и подобает любящей сестре и коллеге, – прервала его муки коротким ударом плазменной плети.

Тяжело дыша, она только сейчас ощутила, как саднит левый бок. Ладонь, которую она опустила на прореху чуть повыше выпирающей косточки бедра, тут же горячо намокла. Фимка все-таки достал ее в один из моментов поединка. Или это была хищная лиана – в пылу схватки Алена так и не заметила, когда именно это произошло.

Лиана, кстати, уже обмякла, потемнела, ее упругие щупальца опали и бессильно скребли по грязному полу. В целях конспирации эти генетически модифицированные чудовища долго не живут – хорошо если четверть часа. Еще через несколько минут тварь свалится со стены неопрятной кучей отвратительно воняющей гниющей органики, а к приезду ментов от нее останутся только высохшие чешуйки, напоминающие пепел от сгоревшей бумаги, которые ветер к тому времени растащит по всему зданию.

Рана оказалась неглубокой, просто рассекло кожу. Нет, это не была ядовитая лиана, иначе девушка уже почувствовала бы озноб и другие признаки биологического поражения.

С трудом переставляя свинцовые ноги, Эбола вернулась на этаж, подняла голову и натолкнулась взглядом на несколько темных фигур в пяти шагах от себя – солнцевские исправно прибыли на стрелку, однако обнаружили здесь разборку высших адептов и теперь, позабыв обо всем, затаив дыхание и раскрыв рты, с мальчишеским благоговением разглядывали результаты сражения.

– Мальчики, бинт есть? – хрипло поинтересовалась она, откидывая со лба сбившуюся челку.

– Бинт? – тупо переспросил громила в кожаном плаще, стоявший ближе всех. Эбола готова была дать голову на отсечение, что он впервые в жизни видит медиаперсону так близко. Ну а на то, что он никогда в жизни не видел, чтобы девушка из телевизора на его глазах прикончила парня из телевизора, она готова была поставить даже что-нибудь еще более существенное – скажем, кусков сто уёв.

– Аптечка, – терпеливо пояснила Алена мелодичным голосом, хорошо знакомым большей части населения России. – Медицинская. Есть аптечка?

– Аптечка?..

– Аптечка, да! – разозлилась девушка. – В машине! Как вы техосмотр проходите, придурки?!

Подобное обращение со стороны альфа-доминантной особи определенно было для громилы привычным, поэтому, сразу почувствовав себя в своей тарелке, он метнулся в густые сумерки. Вернувшись несколько минут спустя, он принялся с благоговейным ужасом и восторгом бинтовать рану девушки, изредка словно случайно прикасаясь к идеально гладкой прохладной коже. К этому времени Алена уже успела дать присутствующим несколько автографов, два прямо на ладонях, и ответить на четыре дурацких вопроса относительно своей личной жизни.

Когда бок был забинтован так туго, что стало трудно дышать, Алена подняла голову, разглядывая кружащего над ней оператора. Итак, у нее есть довольно неплохой репортаж под названием «Дуэль двух высших адептов ордена Повелителей Новостей, не поделивших мозговую кость». Не бог весть какая сенсация, конечно, но на третий сюжет от начала итоговой новостной программы вполне потянет.

То есть профанам, разумеется, покажут только благообразное фото улыбающегося Фимки, ментов, горестно топчущихся на снегу возле забора стройки, и общий план самой стройки. И поведают, что альтернативно ориентированный в половом плане телерепортер был зверски убит неким гастарбайтером, которому он чересчур назойливо предлагал оральный сеанс. Либо, если руководство ордена сочтет необходимым в очередной раз задорно щелкнуть Кремль по носу, будет озвучена версия, что Мефистокл Вассаго был автором смелых журналистских расследований и наверняка имел влиятельных врагов на самом верху, так что Хозяин Тайги, черт возьми, обязан ответить за непрекращающиеся убийства оппозиционных журналистов, кто бы это ни сделал.

Однако посвященные увидят все как было, и может быть, повелителю Мабузе понравится, как брызнула кровь из распоротого бока непутевого адепта Эболы. Тем более что репортаж окажется прекрасным, заснятым сразу с двух точек…

Стоп.

Алена покрутила головой, разыскивая элементаля-оператора покойного Вассаго, которого уже возмечтала прибрать к рукам. Как ни странно, тот не кружил горестно над поверженным хозяином. Его вообще нигде не было видно.

Пораженная страшной догадкой, Эбола кинулась к окну. С высоты она сумела различить в сгущающихся сумерках стоявший у обочины орденский автомобиль Вассаго и силуэт крадущегося к нему парня. Едва оказавшись за рулем, беглец ударил по газам, снес бампером ворота строительного забора и вылетел на Третье кольцо.

Ассистент. Чертов Фимкин ассистент, проклятая шлюшка. Вот кто увел оператора, едва только его босс оказался наколот на арматуру, как жук на булавку. Что ж, если он успеет на студию раньше ее, не останется сомнений, кто займет место выбывшего адепта за ритуальным круглым столом. За расторопность и волю к победе, а также похвальное умение вовремя лечь под нужного человека и расслабить булки.

Немедленно, детка. Немедленно кинуться вниз. В приказном тоне потребовать от бандюков, чтобы посадили ее в машину и начали преследовать Фимкиного ассистента. Их стрелка все равно сорвана, сейчас здесь черным-черно будет от ментов и джедаев. Ребята должны согласиться, они смотрят на нее как на богиню, тем более что не каждый день удается помочь воину ордена Повелителей Новостей.

Догнать придурка и выпустить ему кишки. Ладно, хватит на сегодня сладкого баловства; просто крепко припугнуть и пропороть шины. Забрать элементаля Вассаго, и – пулей в монтажную телецентра…

Алена обреченно привалилась плечом к голой бетонной стене. Невыносимая усталость вдруг надвинулась на нее, словно цунами. Ахринеть какая усталость и невообразимая апатия. На самом деле, благородные адепты, такие трюки проходят только в дурацком кино наподобие «Такси» или «Форсажа». Если она с солнцевскими реально затеет гонки по перегруженной транспортом вечерней Москве, маршрут закончится довольно быстро – у ближайшего фонарного столба или в кювете. Тут нужно включать план «Перехват», а у нее больше нет таких возможностей.

Ладно, красавица моя, умей проигрывать с достоинством. Этот шкет тебя торжественно поимел, и чем быстрее ты это признаешь, тем вернее сохранишь лицо.

Бандюки все еще почтительно дожидались ее. То, что менты, возможно, уже мчатся на место происшествия, совершенно их не смущало. Тем более что они, скорее всего, знали, что менты имеют предписание не выезжать без особой причины на вызовы в строящуюся башню «Федерация».

– Мальчишки, – уныло проговорила она, – отвезите-ка меня на метро «Аэропорт»…

Она уже готова была к любым гадостям. Она готова была расплатиться за извоз собственным телом, потому что заплатить ей больше было нечем. Однако быки о плате даже не заикнулись. Все-таки не во всех мужских душах реформы Гайдара разрушили викторианские представления о достоинстве. Владимирский централ, ветер северный, все дела.

Ладно. Стало быть, домой. За деньгами, за чистой одеждой, за новым мобильником…

Алена спохватилась только когда грязно-желтая лента глухого бетонного забора, плавно раскручивавшаяся слева от машины, пошла на третью минуту:

– Ребят, а как мы едем-то?..

– Угол срезаем, – безразлично проговорил тот, что сидел справа от нее. – Так быстрее будет. Без светофоров…

Срезаемый угол закончился еще через пару минут глухим тупиком в какой-то омерзительной промзоне. Что ж, и к этому она уже тоже была морально готова, поэтому совершенно не удивилась, когда возле ее горла с характерным щелчком выскочило из рукояти выкидное лезвие ножа.

Мальчики были потные и быкообразные. Четверо. Четверо потных быкообразных мальчиков. Достаточное количество. В другое время Алена Ашшурбанипавловна даже испытала бы от такого волнующего сочетания дополнительные чувственные эмоции. Черт возьми, в конце концов, она ведь уже почти собиралась расплатиться собственным телом за проезд, прежде чем села в машину. Однако осознание того, что ее берут грубо, насильно и больно, вопреки ее желанию, убило всякую чувственность. В таком состоянии, разумеется, и речи не шло о каком-либо удовольствии, даже если бы ей удалось расслабиться.

Когда пацаны по паре раз сбросили свое мутное простонародное семя в элитное лоно адепта восьмого градуса Посвящения Эболы, сексуальное возбуждение перестало туманить им сознание, и трусливая мужская сущность наконец проявила себя во всей красе. Алена готова была даже простить им мелкое быдляческое насилие, если они после удовлетворения своих мелких быдляческих половых потребностей все-таки подвезли бы ее до «Аэропорта». Однако едва девушка раскрыла рот, дабы проявить столь царственное великодушие, как какой-то козел (кажется, водила) ударил ее сзади чем-то тяжелым по голове.

Удар пришелся точно между височной и теменной костью.

Всякий профан полагает, что череп человека – монолитная бронированная каска. Однако челюстно-лицевой хирург, боец спецназа или член уличной банды знают также чрезвычайно важное дополнение к этой информации: каска это только сверху и чуть спереди, как и полагается всякой каске. Виски и затылок, в свою очередь, состоят из отдельных мелких костей, как попало крепящихся к шлему лобной и теменной костяных крышек. И если как следует треснуть человека по затылку или в висок, с высокой долей вероятности способен откинуть копыта даже благородный адепт.

Алена Ашшурбанипавловна Эбола получила прекрасный шанс испытать эту истину на собственной шкурке.

После того, как мальчики покинули место событий, тело адепта Эболы некоторое время лежало на истоптанном снегу в полном одиночестве. Однако остаться в Москве наедине с самим собой так же сложно, как обнаружить человека в центре пустыни Сахара.

Грязное, нечесаное, вонючее нечто непонятного пола осторожно выползло из-за соседнего полуразрушенного пакгауза. Рожа у существа была фантастически опухшая, под глазами красовались огромные фиолетовые мешки. На существе, отдаленно напоминавшем человека, было надето что-то, отдаленно напоминавшее лысый замызганный полушубок.

Тяжело сопя и подслеповато моргая, бесполое нечто практически на четвереньках, по-крабьи приблизилось к распростертой на снегу Алене Ашшурбанипавловне Эболе. Быстро и уверенно, профессиональными движениями избавило ее от стильной меховой курточки, расширившимися ноздрями жадно хватая тонкий аромат банного масла. Сбросив свою изгвазданную, воняющую тухлой рыбой драную хламиду, деловито переоделось в новое. Подумав, забрало и студийный пиджак, бережно вынуло грязными пальцами сережки из ушей, ухватило сумочку и, волоча добычу за собой, снова поползло в свое логово, цепко перебирая конечностями, словно паук. Собственные лохмотья существо вначале домовито тащило следом, но потом, движимое внезапным и необъяснимым приступом милосердия, не чуждого самым причудливым тварям, вернулось и великодушно оставило их ограбленному бездыханному телу, даже укрыло ими труп и заботливо подоткнуло, чтобы не простудился. Нельзя не отметить, что остатки человечности еще сиротливо блуждали в разрушенной алкоголем душе бесполого существа.

Тело Алены Ашшурбанипавловны пролежало на снегу около четверти часа и успело совершенно закоченеть.

Однако потом ее веки неуверенно дрогнули – раз и еще раз.

Сторонний осведомленный наблюдатель вроде Мишкоатля Клеопетровича Башнина или покойного Мефистокла Паликсандровича Вассаго сразу профессионально подметил бы, что мертвым телом пытается овладеть демон-инкуб либо бокор, злобный колдун вуду, жаждущие в дальнейшем использовать возвращенного к жизни мертвеца в своих низких целях: один – для того, чтобы украсть кредитную карту госпожи Эболы и пароли к ней, а другой – чтобы изготовить из нее зомби, коего в дальнейшем можно будет бесплатно заставить убирать сахарный тростник и скручивать на бедре элитные сигары в одной из стран Карибского региона.

Однако живучий организм Алены Ашшурбанипавловны решительно поспорил бы с такими дилетантскими предположениями. Мучительно морщась, Эбола села на снегу, стиснув ладонями вибрирующие виски.

– А-хри-неть, – по складам произнесла Алена Ашшурбанипавловна, кривясь от нестерпимой боли на каждом слоге.

Вот как это называется, благородные адепты. А-хри-неть.

Ладно. Проехали. Рефлексировать будем позже. Значит, ей по-прежнему нужно домой. За деньгами, за чистой одеждой, за новым мобильником…

Ушибленная голова гудела, сосредоточиться было тяжко, нужные мысли ворочались в ней, словно мухи в меду, зато ненужные роились неистово и яростно, как те же самые мухи над гноищем Иова. Нет ли, любопытно знать, сотрясения? Какие там у нас бывают симптомы сотрясения мозга?.. Вроде не тошнит и голова не кружится. Эх, мальчик Вадик, знала бы, что ты обойдешься так дорого, задушила бы утром прямо в постели…

А еще лучше – вчера вечером. Прямо на танцполе, под аплодисменты и ликующие возгласы знакомых медийных персон.

Значит, в метро нельзя. Мастер Шем вожделеет ее и все такое. Впрочем, Алена сильно сомневалась, что в своем нынешнем виде способна возбудить хоть кого-нибудь, кроме окрестных бомжей. И Башнина, разумеется; но Башнину мы скажем свое самое решительное «нет». Однако все равно рисковать с метро не стоит, хватит с нее на сегодня пикантных приключений. Пешком нечего и думать, с утра она уже погуляла достаточно. Чертовы московские расстояния – долбаный город размером с целое княжество Сан-Марино, мать его. Кто ж так строит?!

Она, в принципе, слышала, что, пересаживаясь из автобуса одного маршрута в автобус другого, можно с известной долей вероятности из любой точки Москвы попасть в другую, но боялась запутаться. Да и о контролерах и турникетах на входе в автобус имела самое смутное и зловещее представление, поэтому опасалась, что они могут стать для нее очередным непреодолимым препятствием.

Итак, необходима машина. Но каким образом поймать машину без денег?! Нет, можно, конечно, сразу говорить водилам, что денег нет, и полагаться на то, что кто-нибудь довезет бесплатно. Но так можно ловить авто до глубокой ночи. Можно, в принципе, нахально сесть в машину, а заявить, что денег нет, уже в конце поездки…

Алена покачала головой. Она сейчас не в том состоянии, чтобы быстро бегать, а второе изнасилование за один день – многовато даже для нее.

Значит, надо звонить знакомым. Но вот так, навскидку, она знала только одного приятеля, который в разгар рабочего дня охотно сорвется с места, чтобы ей помочь.

Стало быть, Башнин. Никуда не деться от суки Башнина. Впрочем, мы сначала величественно примем от него помощь, девушки, а затем скажем ему свое фирменное «нет». Сегодня он очень плохо себя вел и не получит сладкого.

Нужен телефон. Позарез нужен телефон. Говорят, при владыке Брежневе можно было позвонить из уличного таксофона за две копейки. Рассказывайте теперь, придурки, что коммунизм принципиально невозможен.

Впрочем, едва ли даже при владыке Брежневе здесь стояли таксофоны. Она с трудом оглядела обступившие ее серые и грязные стены каких-то многоэтажных складских помещений без окон. Лишь в конце узкой однополосной улицы, по которой за все время не проехал ни один автомобиль, тускло мерцал одинокий фонарь. Куда эти ублюдки ее завезли?!

Из журналистских расследований коллег Алена знала, что в Москве полно обширных промзон, оставшихся от Советского Союза, огромных полуразрушенных заводов и автобаз, на которых после окончания рабочего дня нет ни души и которые можно пересекать пешком несколько часов только для того, чтобы уткнуться в очередной глухой забор. Это если повезет не сверзиться в темноте в какую-нибудь яму с острой арматурой на дне, наполненную мутной ледяной водой.

Например, ЗИЛ, мимо территории которого ехать на машине по проспекту Андропова добрую четверть часа. Впрочем, едва ли они успели выбраться за пределы центра и достичь ЗИЛа, слишком стремительно закончилась поездка. Однако и в центре до сих пор попадаются настоящие мертвые зоны.

И без того пиковая ситуация резко усложнялась.

Алена попыталась найти следы машины бандюков, но их уже скрыла поземка, которая к вечеру усилилась. Так что выбраться на трассу следом за солнцевскими не вышло. Девушка по-прежнему никак не могла сообразить, в какую ей сторону, так как оба возможных направления выглядели глухими и дикими.

Тяжко кашляя, госпожа Эбола поднялась и двинулась к фонарю, за которым, похоже, между зданиями виднелся черный провал прохода. Кажется, оттуда доносился едва слышный гул, который при везении мог оказаться шумом крупной автомагистрали.

С трудом подволакивая ноги, спотыкаясь о заметенные снегом бордюры, знаменитая журналистка целую вечность тащилась по лютому морозу между пыльных мертвых зданий, с каждым шагом все более отчетливо осознавая, что она все-таки умерла и теперь находится в аду. В таком специальном аду для гламурных журналистов. Пальцев рук она уже не чувствовала, голова трещала невыносимо, пустой желудок выл, сил не осталось вообще, холодный ветер проникал через прорехи чужого полушубка и грубо ласкал тело ледяными пальцами. Если бы кто-нибудь сейчас прикончил ее выстрелом из пистолета в голову, она была бы только благодарна.

А если вдруг она еще каким-то чудом не умерла, то пора срочно бросать экстенсивные поиски крутых новостей и решительно брать вопросы по созданию информационного повода в свои руки. На улице уже непроглядная темень, а она до сих пор не нашла даже самого дохлого сюжета. Ее время стремительно истекает. Если она потерпит неудачу, этот ледяной ад станет для нее повседневными буднями.

Черное, угольно-черное густо клубилось в сознании Алены Ашшурбанипавловны Эболы, столетней старухой ковылявшей по грязному снегу безымянной промзоны. И из этого угольно-черного рождались варианты, страшные варианты грядущей Великой Сенсации. Определенно, пора брать ситуацию в свои руки. Вот только в одиночку такой грандиозный кровавый фарш не провернуть. Нужна помощь как минимум Башнина. Нужны люди. Нужны деньги. Нужна боевая техника… Черт, черт, черт!!!

Единственным, что еще заставляло ее в полубессознательном состоянии ползти вперед, было то обстоятельство, что гул впереди постепенно усиливался, а над крышами появилось слабое зарево. Там определенно копошилась цивилизация.

Вынырнув из очередной арки, затопленной жидкой тьмой, Алена Эбола остановилась как вкопанная.

Переход из индивидуальной ледяной преисподней в мир живых оказался настолько внезапным, что у девушки непроизвольно брызнули горячие слезы.

Перед ней открылась небольшая пешеходная площадь, залитая ярким светом, по которой перемещались люди с сумками на колесиках. Слева возвышалось здание Ярославского вокзала и начинался перрон, справа вздымался Ленинградский вокзал.

Деловые пацаны завезли ее в промзону Ярославки. Какое счастье, что не на ЗИЛ и не в Нагатинский затон.

Возле ближайшего к арке киоска стоял парень, который с видимым отвращением отхлебывал серый кофе из пластикового стаканчика. С натугой передвигая ногами, Алена устремилась в его сторону.

Увидев приближающуюся молодую бомжиху, парень сморщился еще больше и отвернулся, понимая, что сейчас поступит либо навязчивая просьба о мелочи, либо не менее навязчивое предложение отсосать за сто рублей.

Стиснув зубы от нестерпимого унижения, госпожа Эбола ухватила его за плечо:

– Слышь, ты, щегол! Мобильник дай!..

Он начал возмущенно разворачиваться, чтобы стряхнуть ее руку и послать по матери, но Алена, воспользовавшись цыганским гипнозом, уже намертво вцепилась в его сознание. Если он сейчас вырвется, у нее больше не будет никаких вариантов. Останется только выйти на проспект и шагнуть под первый же самосвал, несущийся по трассе.

Парень вырваться не сумел. Он коротко, с глубочайшим изумлением глянул на странную бомжиху, а потом медленно, словно сомневаясь в собственных действиях, полез за пазуху, вытащил плоский «Самсунг», положил на ладонь и, предварительно посмотрев на него с уважительным удивлением, протянул девушке.

– Разблокируй, – потребовала та, отстраненно осознавая, что в глазах понемногу начинает мутиться. Ментальное воздействие отбирало слишком много сил, а их у нее и так уже практически не осталось.

Впрочем, завладев разблокированным мобильником, Алена сразу ощутила эмоциональный эндорфиновый подъем, и в глазах тут же прояснилось, а в солнечном сплетении приятно защекотало, как бывало всякий раз, когда ей удавалось ухватить за хвост совсем уже было ускользнувшую удачу. Ничего еще не закончилось, а то, что она вдруг так легко отчаялась, – это мы постараемся забыть как можно скорее, благородные адепты. Дрожащими от нетерпения руками она открыла адресную книгу мобильника…

И словно налетела на невидимую стену, увидев незнакомые имена.

Могучие иерофанты!!! А какой у Мишки номер-то?! Она же в жизни не набирала его номера! Когда они познакомились, он тут же позвонил ей на телефон, который она продиктовала, и она просто сохранила его контакт в айфоне. В дальнейшем она звонила ему, просто выбирая в адресной книге сначала «Мишка Трах-Тибидох», а потом «Мишка Скажем Нет».

Но у этого парня никакого Мишки в телефоне, разумеется, не было. Ни первого, ни второго.

Сходным образом обстояли дела и со всеми остальными телефонами, по которым она ежедневно звонила, включая телефон Сергеева.

Алена почувствовала, как черное удушливое облако паники снова стремительно опускается на нее, пригибая к земле. У нее больше не было энергии на хлоп-перемещение. Она не была уверена, что если сейчас отпустит этого парня, то потом сможет снова подчинить его волю – или волю любого другого человека. У нее не было никаких шансов добраться ни до дома, ни до Башнина, ни до телецентра.

Она поняла, что все-таки проиграла с треском, проиграла самым невероятным образом, как та легендарная сборная Бразилии по футболу.

Парень повернул голову, с изумлением глядя на девушку и гаджет, подрагивавший у нее в руке.

– Это… – проскрипел он. – Это же мой…

– Стоять! – взвизгнула Алена, нервно тиская мобильник в мгновенно вспотевшей руке. Не хватало ей еще унизительных разборок с ментами. Разумеется, орденское удостоверение еще действовало, и с его помощью она решит любые вопросы с полицией. Но на это уйдут драгоценные время и силы. А кроме того, это будет безусловно унизительно.

Не существует безвыходных ситуаций. Был еще один способ связаться с абонентом, номер которого неизвестен… правда, сама она никогда еще им не пользовалась, и оставшихся крупиц магической энергии запросто могло не хватить. Вероничка как-то раз продемонстрировала такой трюк, когда звонила с телефона Алены. У этой стервы тогда сработало. Сработает и в этот раз. Не может не сработать. Если не сработает, она бросится под поезд, как Анна Каренина, потому что другого выхода не будет. Благо до перрона всего шагов сорок.

Сделав глубокий вдох, Эбола максимально расслабилась, расфокусировала зрение и попыталась в деталях вообразить себе ублюдка Мишку: какие у него глаза, какая фигура, какой пенис, какие омерзительные бульдожьи брыли на щеках, какие кривые волосатые ноги и вечно не чесанные патлы… Затем, сформировав четкий мыслеобраз абонента, ткнула пальцем в кнопку дозвона – не набирая номера, не выбирая контакт из адресной книги.

На мониторе тут же высветилось:

«Вызов: Мишка Скажем Нет».

Алена устало прикрыла глаза. У нее получилось. На это она потратила последние крохи магии, ее энергетический запас был пуст, но у нее получилось. Отсосете, могущественные иерофанты, вот как это называется у нас на журфаке.

Тянулись бесконечные гудки, и Эбола забеспокоилась. Черт, а ведь Башнин вполне может просто не ответить на незнакомый номер. Такой паскудной возможности она не предусмотрела!

Гудки продолжались, а Алена медленно погружалась в ледяную прорубь отчаяния, понимая, что растратила драгоценный остаток магической силы впустую. Лучше бы она, дура, доехала домой на такси, а на месте попыталась убедить таксиста, что тот уже получил деньги за поездку… Рискованно, но могло сработать. Теперь же у нее не осталось сил даже на такой примитивный трюк. Да лучше бы она, например…

И тут Мишка неожиданно взял трубку. Она даже вздрогнула от неожиданности на холодном ветру.

– Кто? – хмуро поинтересовался этот говнюк вместо «здравствуйте».

– Любовь всей твоей жизни, – мрачно усмехнулась Эбола с невообразимым облегчением.

– А, смертница! – хмыкнул он, и Алена едва удержалась от того, чтобы не шваркнуть телефон о ближайшую стену.

– Мишка, мне срочно нужна помощь, – заявила она, поспешно скомкав свою непомерную гордость и засунув ее поглубже в карман.

– Разве я не говорил тебе, женщина, что ты приползешь ко мне на коленях?! – обрадовался Башнин. – Как же я устал все время оказываться правым!

– Иди к черту! Меня не интересует твоя эрекция.

– Что же тебя в таком случае интересует, Аленький? У меня больше нет никаких правдоподобных версий. Или тебя уже вышибли из профессии и тебе категорически негде переночевать?..

Она пояснила, что ее интересует. Вывалила в сердцах всю страшную черноту, которая копилась в ней по дороге из промзоны на Ярославский вокзал и в итоге сложилась в дерзкий и эффектный план. Конспективно пояснила, без особых подробностей, минут на десять.

Выслушав Алену, Мишкоатль задумчиво проговорил:

– Скажи честно, красавица, сколько именно граммов лютого алкоголя руководят сейчас твоими действиями?

– Со вчерашнего дня не пила.

– Стало быть, кокаин? Тот же вопрос: сколько граммов?..

– Башнин, отсовокупись от меня, скотина! Задрал, честное слово.

– Значит, вот это, только что, – это действительно был твой гениальный план? Не краткий пересказ новой книги Пелевина, не твой сегодняшний кошмарный сон?..

– Отсосешь, говнюк!

– Что ж, дерзко. Смело. Почти как «Миссия невыполнима – 3». Но извини, ничем не смогу тебе помочь. Тебя ведь не интересует моя эрекция, а только она способна побудить меня к столь рискованным безумствам.

– Башнин, я сейчас не расположена шутить. Мне очень плохо. Если ты мне поможешь, я гарантирую тебе постель.

– Две постели, родная. Две постели, репортаж в пополаме – и я готов идти за тобой на край света. Исключительно потому, что мне понравился этот безумный пелевинский сюжет, конечно, а не потому, что я по тебе так уж скучаю.

– По рукам, Башнин. Две постели. Моя в одной комнате, твоя в другой. Лучше на другой улице.

– Эбола, я сейчас не расположен шутить. У меня вообще по жизни слабое чувство юмора. Короче, два продолжительных перепихона в разные ночи в течение ближайшей недели, иначе ищи себе другого влюбленного дурака. И репортаж в пополаме!

– Хорошо, черт с тобой. Репортаж в пополаме. Два перепихона. Продолжительных. В течение недели. Но предупреждаю сразу: я буду лежать как бревно и демонстративно корчить рожи от отвращения.

– Лежи хоть как мумия в мавзолее. Ты все равно доставишь мне дивное плотское наслаждение, даже если тебе этого совсем не хочется, радость моя. Тем более что я тебя в конце концов так заведу, что послушать твои вопли счастья сбежится половина Северного округа столицы.

– По-моему, ты зря наговаривал на свое дивное чувство юмора. Ты прирожденный комик, Башнин. Комический персонаж дурацкого фильма повседневности, в котором я играю главную роль…

– На том стоим, Аленушка. Смех продляет жизнь и улучшает посмертие. Слыхала такое?

– Опасайся, Клеопетрович! Комических персонажей в молодежных фильмах ужасов, конечно, не съедают сразу, чтобы подольше веселили публику, но выжить к финалу у них все равно нет ни малейшего шанса. Выживают обычно умеренный зубрила и красивая, но не шалавная девочка, вот вроде меня, например. Красивую и шалавную убивают первой или второй, следом идет неумеренный зубрила, затем – чемпион колледжа по американскому футболу, а затем неизбежно комический персонаж. Все рассчитано до мелочей.

– Фильм ужасов? С чего бы это? Так мы не договаривались! Мне по твоему рассказу почему-то представилось, что это будет такой авантюрный боевик со стрельбой в духе Тарантино…

– Угу. И все пули, выпущенные в упор, непременно пролетят мимо. Ладно, что-то многовато текста у нас, а время поджимает. – Почувствовав, что Башнин крепко заглотил крючок, Алена Эбола вновь обрела утраченную было уверенность. – Где встречаемся?

– Это у тебя просто нервический словесный понос от облегчения, что я милостиво заинтересовался твоей авантюрой. Где ты находишься?

– В районе площади трех вокзалов. Не так уж далеко от ресторана «На мельнице». Там можно заказать ахринеть какую дорогую аутентичную дичь в горшочке…

– Обойдешься, деточка. Там где-то рядом торговый центр «Московский». Вот внутри найди что-нибудь японское и жди меня там. Можешь пока заказать что-нибудь дешевое и диетическое, но не слишком налегай на спиртное. Лучше не налегай вообще: если все пойдет по плану, нам сегодня определенно понадобится твоя ясная голова. Возьми зеленого чаю с жасмином, угощаю щедро…

Полчаса спустя Башнин сидел напротив нее за столом и, пригорюнившись, наблюдал, как она жадно пожирает изделия японских кулинаров, фигурно расставленные перед нею на столике. Вонючий полушубок девушка сбросила шагов за десять до дверей торгового центра, так что внутрь ее пустили без лишних разговоров; блузка у нее несколько пострадала в результате сегодняшних приключений, но все еще смотрелась вполне цивильно, если не сильно приглядываться при рассеянном освещении.

– Аленка, ты совсем хреново выглядишь, – наконец изволили нарушить молчание Мишкоатль Клеопетрович.

– Не дождешься, – отозвалась Эбола, ожесточенно зачерпывая ложкой суимоно. На судорожно сжимавшийся желудок, истосковавшийся за день по горячей пище, легкий рыбный суп проливался целительным бальзамом. В сетевом ресторане его, конечно, за полторы минуты сделали из порошка, разведенного горячей водой, как и васаби, но в сложившихся обстоятельствах даже такое вопиющее плебейство было для Алены маленьким счастьем. – Это просто свет так падает. Кстати, забыла сразу напомнить свое основное правило: за еду не продаюсь.

– Брось, Аленький. Я серьезно. Что, крепко прижало? Что у тебя вообще с одеждой и мордой лица? Кто тебя мял?..

– Да чепуха. Просто орден заблокировал мою карточку, Фимка Вассаго продырявил мне бок пробойником, меня изнасиловали, раздели, и у меня нет с собой снежка. В остальном, прекрасная маркиза, все совершенно восхитительно и, я бы даже сказала, категорически феерично…

– Ну, я рад, что ты не сдаешься.

Алена невесело фыркнула. Было, было что-то неуловимое в голосе Башнина, что не позволяло ей поверить в его искренность. Похоже, он уже окончательно ее похоронил, в землю закопал и надпись написал. А приехал только для того, чтобы лично убедиться в своих траурных предположениях. И в последние пять минут старательно и аккуратно прихлопал могильный холмик ладошкой – после того как узнал, что ее карточка блокирована.

Пока у нее сохранялись хоть какие-то атрибуты принадлежности к высшему свету, он еще испытывает к ней остатки влечения, но завтра, когда магистр переломит над ее головой ритуальную шпагу, отберет плазменную плеть и выставит за дверь девушку-простолюдинку, некогда бывшую одной из самых влиятельных фигур московского бомонда, Миша едва узнает ее на улице из окна своего лимузина. А узнав, быстренько сделает вид, что ни черта не узнал. Во избежание. Простолюдинки редко вызывают у мужчин из бомонда повышенную эрекцию. Хотя иногда, впрочем, вызывают – исключительно из болезненного самцового чувства противоречия.

А самое страшное – это если он действительно искренне жалеет ее. Его жалость ей на хрен не нужна. Пусть засунет свою жалость себе куда-нибудь поглубже. В карман, например. И так ходит.

– Давай вернемся к твоему плану, – сказал он. – Хотелось бы услышать подробности.

– Башнин, – отозвалась она, еле переведя дух после сытной еды, поскольку не забывала заедать пустоватый бульон суимоно роллами, – поверь мне: это офигенный план. А-хри-неть какой план. Королевский план. И ты на нем ахринеть как заработаешь, сука.

– Когда я слышу подобное, – печально промолвил Мишка, – то сразу понимаю, что мне предстоят непредвиденные солидные траты…

– До чего же ты, Башнин, жадный! – поразилась Алена.

– Я не жадный. Я искренний. – Он вздохнул. – Что ж, приступи же наконец к деталям, порочная дева!

Порочная дева еще раз фыркнула, на сей раз оптимистично, и приступила к деталям.

Придирчиво выслушав ее, Мишкоатль Клеопетрович изрек:

– Аленка, мы определенно играем с огнем.

– Ничего, Миша, – произнесла она. – Поиграем – разогнем. Не в первый раз.

– Тогда нам нужен серьезный боевой маг, – рассудил Башнин, традиционно удовлетворившись подобным ответом.

– У нас есть серьезный боевой маг.

Заломив бровь, Башнин искоса посмотрел на Эболу с самым саркастическим видом. Та отвечала ему пристальным прищуренным взглядом. Через несколько мгновений выжидательного молчания дурашливая гримаса вдруг начала стремительно сползать с лица репортера-орденоносца.

– А, вон ты о чем… – сдавленно пробормотал он.

– Именно о нем, Башнин. Именно.

– Аленка, ты же понимаешь, что это вот уже вообще выпадает из разряда детских игрушек?! Мы и так уже ходим по лезвию, но вот это вот… Ты отдаешь себе отчет, что нас четвертуют, когда поймают?

– Если. Важная поправка, Мишка: если поймают.

– Ладно, хрен с ним. Четвертуют так четвертуют, не в первый раз. Но ты хотя бы представляешь, каких делов может натворить этот твой серьезный боевой маг, когда…

– Доверься мне, Башнин. Я обо всем позабочусь.

– Вот именно этого я и опасаюсь! У нас есть хоть какие-то гарантии, что первым делом он не размажет тебя по асфальту, едва его спустят с поводка? Ну, и меня за компанию, хотя это уже, конечно, ничуть тебя не расстроит.

– Во всяком деле есть определенный процент риска. К примеру, можно упасть с табуретки, меняя лампочку, и до смерти треснуться башкой.

– Безумная баба! – с восхищением произнес Мишкоатль, вместе со стулом отъехав на шаг назад, словно желая окинуть единым взором масштабное полотно на стене модной галереи. Взгляд, которым он впился в подругу, пылал восторженной ненавистью. – Ашшурбанипавловна, я вспомнил наконец, за что однажды полюбил тебя без памяти. Ты совершенно чокнутая, вот за что! Ну да, и еще на мордашку ничё так…

– Короче, ты участвуешь или где?!

– Разумеется, рыбка моя! Разве можно упускать такой уникальный случай раз в жизни искренне повеселиться?

– Ну что ж, Башнин, тогда вызывай своих башнинят. Сами мы не справимся, да и пушечное мясо наверняка понадобится. В товарных количествах.

– Понимаю, не маленький. А ты тогда вызывай Сергеева.

– Один – один, – оценила Алена. – Давай мобилу.

– А код пластиковой карточки тебе не дать, где деньги лежат?

– Давай, говорю! Я свою посеяла.

– Ты голову сегодня не посеяла, подруга? – проворчал Мишкоатль, но айфон все-таки вытащил и разблокировал.

Алена вырвала телефон у него из руки, принялась искать в адресной книге номер своего пентхауса. На «Э» ничего не обнаружилось; обратилась к «А». Гляди-ка, «Аленушка Норка Заиньки», ну надо же! Сю-сю-сю…

– Привет, Сергеев.

– Высокая госпожа?..

– Она самая. Значит, так: немедленно дуй на метро «Красные Ворота» и жди меня на улице при входе. Работаем по плану «Д» – помнишь наш давний уговор?..

– Это действительно вы, госпожа? Я что-то не ощущаю через трубку вашей ментальной составляющей, словно вы исчерпали все свои магические запасы…

– Я сейчас приеду и настучу тебе по толстой заднице, живо ощутишь составляющую! – рассердилась Алена. – Сколько плетей предпочитаешь вечером: восемь или десять? Или, может быть, сто отжиманий от пола?..

– О, похоже, это действительно вы, высокая госпожа, – смиренно отозвался раб. – Нижайше прошу простить меня и понять правильно, сейчас развелось столько телефонных мошенников и пранкеров…

– Ладно-ладно, – нетерпеливо перебила Эбола. – Итак, у тебя двадцать пять минут. Укладывайся как хочешь.

– К какому выходу мне следует подойти?

Алена задумалась.

– А там их два?.. Ну, значит, к тому, который похож на ракушку. Который ближе к ресторану «На мельнице» – помнишь, ты там сидел голый в вольере с фазанами, пока я ужинала с Венсаном Касселем?..

– Я все понял, госпожа.

Сергеев совершил воистину невозможное, оказавшись на «Красных Воротах» через тридцать три минуты. Впрочем, Алена назвала срок от балды, только чтобы дисциплинировать раба, и не собиралась жестоко наказывать его за опоздание. Она сама не знала, сколько здесь добираться на метро от «Аэропорта», поэтому пяти плетей вечером вполне должно было хватить.

Если, конечно, вечером еще найдется та, которая сможет выдавать плети. И если останется кому их принимать.

Опустив окошко Мишкиного автомобиля, девушка жестом подозвала Сергеева к машине.

– Залезай на заднее сиденье и смирно сиди, – распорядилась она.

Машина двинулась по Садовому кольцу.

Эбола бездумно смотрела в окошко. Разговаривать не хотелось, с Башниным все уже было обговорено, а серьезная беседа с Сергеевым еще только предстояла, однако не раньше, чем они доберутся до места. Она проводила задумчивым взглядом недостроенную опору для автомобильной эстакады, на которой копошились рабочие. Кран подавал железобетонный блок, строители закрепляли его, затем все разом перебирались на новоустановленную призму, и кран опускал очередной элемент конструкции на то место, которое они только что покинули. Таким образом рабочие понемногу карабкались ввысь вместе с растущим столбом эстакады.

– Меня всегда интересовало, как эти таджики потом спускаются вниз, – проговорила Алена. – Когда всё закончено. Высоко, и никаких лесенок. Вертолетом?..

– А никак, – рассеянно отозвался Башнин, начиная понемногу протискиваться к крайней правой полосе движения. – Это одноразовые таджики. Когда работа окончена, они еще некоторое время живут на вершине опоры. Недолго, правда, – пока у них не закончатся прихваченные с собой продукты. Некоторых, впрочем, давят еще живыми, когда на столб начинают укладывать поперечные плиты для проезжей части эстакады.

– А почему бы их не снимать при помощи крана, чтобы использовать при строительстве других опор?

– Экономически невыгодно. Это рискованно, расходует лишние ресурсы и никому не нужно. Безработных таджиков и так слишком много. Зато их тела, замурованные в эстакаду, придают конструкции дополнительную прочность на астральном уровне.

– Дикость какая. Они же там мучаются! Не разумнее было бы сразу по окончании работ расстреливать их с вертолета?

– Экономически невыгодно…

Башнин свернул с трассы и нырнул в Первый Неопалимовский переулок.

Как и большинство переулков в районе Садового кольца, Первый Неопалимовский являл собой эклектичное смешение архитектурных стилей и форм. Здесь можно было увидеть типичный доходный дом XIX века через тротуар от потемневшей и растрескавшейся от непогоды бетонной брежневской шестнадцатиэтажки с разномастно застекленными балконами; вычурный купеческий особняк с посольством экзотической страны внутри, и рядом – ультрасовременное банковское здание с железными воротами, перекрывающими выезд из подземного гаража, и огромной тарелкой спутниковой антенны на крыше…

Переулок извивался, как раненая змея. Наконец Башнин, повинуясь командам Алены, притормозил возле одного из подъездов.

В подъезд они проникли, воспользовавшись своими журналистскими удостоверениями. Про Сергеева консьержка даже побоялась спрашивать, поскольку он уверенно вошел под руку с Аленой Ашшурбанипавловной. Поднялись на лифте на шестой этаж и остановились у старенькой деревянной двери, обшитой потрепанным дерматином. Вот только возле нее висела неприметная металлическая коробочка домофона с крошечным глазком камеры, что не так часто встречается в квартирах пенсионеров, каким-то чудом подзадержавшихся в пределах Садового кольца. Кроме того, Алена Ашшурбанипавловна не сомневалась, что если кто-нибудь вздумает проверить эту дверь на прочность, то под деревом советских еще времен наткнется на броневую плиту.

Девушка нажала кнопку на домофоне, и некоторое время спустя надтреснутый старческий голос осведомился:

– Кто там еще?

– Мэтр, мы вам звонили полчаса назад, – ответила Эбола. – Договаривались о встрече…

– Птица-тройка, – невпопад произнес старик. – Кто тебя выдумал?

– У птицы кончились крылья, – с готовностью откликнулась Алена.

В динамике домофона некоторое время слышалось лишь потрескивание статических разрядов. Затем искаженный старческий голос возразил:

– Птица поет пальцами.

Эбола на мгновение задумалась, перебирая в памяти пароли, которыми ее снабдила Вероничка. На поющую пальцами птицу следовало отвечать строго определенным образом, иначе мастер их не впустит. Оккультный индивидуальный предприниматель нынче пошел пугливый – особенно тот, что опасно играет с законом.

– Редкая домашняя птица спит на спине, – неуверенно проговорила наконец Алена.

– Если птице отрезать руки, если ноги отрезать тоже, – грозно пророкотало в динамике, – эта птица умрет от скуки, потому что сидеть не сможет.

– Покупая птицу, смотри, нет ли у нее зубов, – отозвалась Эбола. – Если зубы есть, это не птица.

– Сидела птичка на лугу. Подкралась к ней корова. Схватила птичку за ногу…

– Птичка, будь здорова!

Снова воцарилось продолжительное молчание, прерываемое лишь клокотанием интеркома. Башнин закатил глаза и помотал головой. Он наверняка не упустил бы по своему обыкновению покрутить пальцем у виска, если бы не знал, что за ними сейчас пристально наблюдают из квартиры. Между тем ритуал, со стороны казавшийся детской игрой, был исполнен глубочайшего оккультного смысла. Алена почти физически ощущала, как сгущаются вокруг них охранные заклятья, активизированные кодовыми птичьими фразами. Если бы у гостей имелись какие-нибудь недобрые намерения в отношении хозяина, тот уже знал бы о них всё – с именами, явками и паролями.

Молчание определенно затягивалось. Эбола уже подняла руку, чтобы позвонить еще раз, когда дверь внезапно щелкнула и приоткрылась.

– Раба оставьте в передней, – донеслось из интеркома. – И проходите. Однако же вытирайте ноги, на улице адски слякотно.

Алена пристегнула карабин поводка, на котором вела Сергеева, к бронзовому кольцу, торчавшему из стены возле двери. В этом доме всё было рассчитано на прием высокопоставленных гостей и сопровождающих их существ.

В стильно обставленной гостиной, напоминавшей скорее зал графского замка, их с Башниным встретил высохший, но еще крепкий старик в атласном домашнем халате. За его спиной уютно потрескивал камин, в жерло которого Алена Ашшурбанипавловна легко могла бы въехать на своем спортивном велосипеде, даже не пригибаясь. На стенах висели огромные звериные головы с устрашающе оскаленными пастями, причем названий некоторых зверей Алена не знала и даже не догадывалась, что такие существуют. Своды зала терялись в полумраке на высоте трех человеческих ростов; вообще создавалось впечатление, что внутри эта квартира куда обширнее, чем выглядит снаружи. Вероятно, она была объединена с несколькими квартирами сверху и по бокам с разрушением несущих стен – либо у ее хозяина были свои отношения с пространством, более вольные, нежели у большинства представителей человеческой расы.

– Прошу присаживаться, молодые люди, – проговорил старик. – Не желаете ли чаю? Я только что заварил себе по всем правилам чайничек чудесного байсюэсяна из провинции Фуцзянь.

– Спасибо, мэтр, у нас совсем нет времени, поэтому давайте сразу перейдем к делу, – заявила девушка. – Нам нужно снять рабский ошейник.

Старик печально посмотрел на нее поверх очков.

– Это будет Стоить, молодые люди. – Он так произнес слово «стоить», что все отчетливо расслышали, что прозвучало оно с большой буквы С.

– А что, вот это вот всё тоже я оплачиваю? – погребальным тоном поинтересовался Мишкоатль, глядя в пространство.

– До чего же ты, коллега, жадный, – негромко прокомментировала Алена, не отводя взгляда от мага.

– Я не жадный, я просто уточняю.

– Мы платежеспособны, – заявила девушка специально для мастера, который терпеливо дожидался окончания прений.

– И Стоимость будет зависеть от риска и объема работ, – продолжал маг, снова выделив заглавную С. – Какого рода сущность вы намерены высвободить без ведома властей?..

Госпожа Эбола щелкнула пальцами, и Сергеев вышагнул из тени прихожей. Маг озадаченно посмотрел на него, снял очки и, потирая уголки глаз кончиками пальцев, устало произнес:

– Черт. А я ведь сразу подумал, что где-то уже видел эту уродливую физиономию… Привет, Паша.

– Привет, Зяма, – хладнокровно отозвался раб.

– Разрешения разговаривать не было! – напомнила Алена. – Итак, маэстро?..

Маг сурово покачал головой.

– Это такая проверка, да? – спросил он, снова надевая очки. – Вы из какого силового ведомства, молодые люди? Я честно плачу налоги со своей частной практики и не занимаюсь недозволенными глупостями. Так и передайте руководству. Всего хорошего.

– Мы заплатим вдвое больше обычного, – сказала Эбола, пристально глядя на него и старательно игнорируя панические гримасы Башнина. Если бы не тяжело сопевший за левым плечом Мишкоатль, она не задумываясь предложила бы мастеру в счет оплаты себя. Но сейчас было нельзя, коллега не понял бы. Мужики – такие собственники.

– Послушайте, девушка, – проговорил мастер. – Этот человек – могучий боевой маг, который обращен государством в рабство за грандиозные преступления против человечества. После чего отдан под ответственный контроль одному из высокопоставленных членов ордена Повелителей Новостей, ибо казнь этого боевого мага с неизбежным последующим высвобождением его порочного астрального тела могла бы привести к гораздо более плачевным последствиям для общества, нежели его прежние деяния. Вы понимаете, что нам всем грозит, если я сниму ошейник, который блокирует сейчас его магические способности?..

– Порочное астральное тело, – фыркнул Сергеев. – Грандиозные преступления! Какой слог! Зяма, похоже, ты совсем запамятовал, кто тогда был у меня вторым номером в Челябинске? И если я тебя не сдал, то это не означает…

– Сергеев, – не отрывая взгляда от мастера, ровно проговорила Алена, – пять плетей по возвращении домой.

– Слушаюсь, госпожа, – невозмутимо ответствовал раб, склонив голову.

– Мастер, – с нажимом произнесла Алена. – Помните одну незаконную операцию, которую вы в прошлом году сделали Веронике Изакарон?..

Маг снова снял очки, помассировал переносицу, водрузил очки на место и уставился на девушку.

– Чего вы добиваетесь? – жалобно проговорил он. – Кто вы такие?

– Мы не из ФСБ, мэтр, – сказала госпожа Эбола. – И не из Санитарной Службы. Мы не собираемся топить вас или ловить на горячем. Но если вы откажетесь помочь нам, информации о косметической операции госпожи Изакарон придется дать ход. Не сомневайтесь, ею заинтересуются на самом высоком уровне.

Маг беззвучно пожевал губами. Снял очки.

– Вот же болтливая кобыла, – с досадой произнес он. – Я ведь предупреждал, чтобы держала рот на замке… – Он снова надел очки. – Что ж, молодые люди, стало быть, вы предлагаете за это незаконное деяние две цены?

– Две цены, – решительно кивнула Алена. – Коллега, не дергайся, пожалуйста, я тебе потом всё компенсирую.

Башнин, раскрывший было рот, снова его захлопнул.

– Итак, маэстро?

– Вы должны отдавать себе отчет в том, что первое, что он сделает, когда получит свободу, – это попытается уничтожить вас и меня. И, скорее всего, вот этого молодого человека тоже.

– Он никому не причинит вреда. Это я беру на себя.

– Что ж. – Мастер размышлял еще несколько мгновений, но лютая алчность все же пересилила. Он вышел в переднюю, отстегнул Сергеева от кольца и за поводок потянул его за собой. – Пойдем со мной, Паша. Видит Архитектор, я не хотел, чтобы тебя сажали на цепь, но теперь грех этим не воспользоваться.

Через арочную колоннаду мэтр привел Сергеева и следовавших за ними по пятам адептов ордена Повелителей Новостей в другое помещение, размерами не уступавшее предыдущему. Только оно, в отличие от предыдущего, было практически голым – лишь грубый камень стен, пылающие по углам бронзовые жаровни, металлический стол с инструментами пыточного вида и цельное каменное ложе, словно выраставшее из пола.

Не дожидаясь приказа госпожи, Сергеев сел на ложе и принялся расстегивать рубашку. Но на сей раз Алена не проронила ни слова.

Когда раб полностью обнажился, маг прихватил его запястья и лодыжки кожаными ремнями, растянув пациента на ложе распятым, словно на андреевском кресте в горизонтальной проекции.

– А теперь попрошу вас выйти, молодые люди, – распорядился мастер. – Вы видите, что всё без обмана. Но в процессе ритуала я использую такие сущности, которые очень недружелюбно относятся к посторонним. Поэтому…

– Конечно, мэтр. – Алена склонилась над обнаженным Сергеевым, распростертым на хирургическом столе, и положила руку на его солидное мужское достоинство. – Помни об уговоре, Сергеев.

– Да, госпожа.

– И не называй меня больше «госпожа». – Она поиграла пальчиками. – Ты на некоторое время свободный человек и станешь теперь подчиняться моим приказам не как раб, но как равноправный участник нашей аферы.

– Да, госпо… Да. – Он лукаво посмотрел на нее, и она ощутила, как шевелится придавленный ее ладошкой член. – Могу я тогда называть вас «подруга» или, учитывая разницу в возрасте, «девочка моя»?

– Можешь, – непринужденно согласилась госпожа Эбола, начиная слегка массировать затвердевающего строптивца в кулаке. – Только учти: счетчик включен, и за каждую «девочку» тебе потом придется расплачиваться собственной шкурой.

– Хорошо, партнер. Могу я называть вас «партнер»?

– Ты всегда был беспричинно дерзок, но это никогда не приносило тебе пользы. И во имя Альмонсина-Метатрона, не пытайся бежать, это бессмысленно. Когда тебя поймают в этот раз – заметь, не «если», а «когда», – тебя законопатят в пустыню Негев в услужение к престарелому педику-постнику. Это я тебе обещаю клятвенно – а ты знаешь, что я обещаний на ветер не бросаю.

Массаж члена постепенно ускорялся.

– Да, партнер. – Сергеев наконец утратил насмешливую надменность и начал захлебываться воздухом.

– Что касается благ, которые ты получишь, если будешь послушен без ошейника, то мы обсуждали это неоднократно, но я на всякий случай повторю еще раз. – Эбола с наслаждением манипулировала тугим и горячим джойстиком, горделиво поднявшим свою блестящую головку. – Люди – существа несовершенные, поэтому правильные вещи нужно проговаривать снова и снова, – она криво усмехнулась. – Значит, я верну тебе свою благосклонность в постели. Это раз. В те ночи, которые ты будешь проводить вне моей постели, я перестану приковывать тебя к дверям. Это два. Я снижу максимальное наказание до десяти хлыстов. И вот что я еще подумала… – Она в задумчивости прикусила нижнюю губку, на мгновение сбившись с ритма. – Я клятвенно обещаю, что твой исправительный срок будет серьезно сокращен.

– С пожизненного лет до сорока? – саркастически ухмыльнулся Сергеев. Даже адское возбуждение не могло сбить его с толку. – Это чрезвычайно соблазнительное предложение, от которого я просто не в силах отказаться.

– Брось, Сергеев! – Алена помолчала, до боли кусая губы. Конечно, между ними уже давно все было договорено на случай форс-мажора, если ей по какой-либо причине придется спустить раба-мага с поводка. И все-таки она ощущала страх и неуверенность. У него были довольно весомые причины ненавидеть ее, и никто не мог сказать с уверенностью, как именно поступит освобожденный маг – не превратит ли он ее первым делом в собачью какашку или бомжиху с Ярославского вокзала? – В общем, так… – Она словно с головой кинулась в омут. – Я клянусь на мече, что приложу все усилия, чтобы тебя выпустили в шестьдесят пять. Ты крепкий мужчина, и в этом возрасте у тебя будет еще достаточно времени, чтобы успеть насладиться утраченными радостями жизни.

– Да, партнер. – На этот раз Сергеев чуть помедлил, прежде чем ответить, поскольку начал бурно извергаться ей в ладони. – Я услышал тебя, девочка. И принял твои слова к сведению. – Обессиленный, он откинулся на каменном ложе.

– Я надеюсь.

Она вышла в гостиную, жестом поманив Башнина за собой, и тяжелые дубовые двери отрывисто громыхнули за их спинами.

– Это надолго, – вздохнул Мишкоатль Клеопетрович, опускаясь за стол. – Ритуал сложный. Байсюэсяну, партнер?

– Мэтр не давал разрешения хозяйничать у него в гостиной! – вскинулась Алена, тщательно вытирая руки. – Жить надоело, бурундук?!

– Мэтр добровольно предложил нам чаю, а значит, мы имеем право воспользоваться его гостеприимством, – резонно возразил Мишка. – А кто именно разольет нам чай с разрешения хозяина, охранным заклятиям все равно. Не кокетничай, колдуны обычно заваривают себе чай со всякими магическими коэнзимами, омолаживающими организм и разглаживающими морщины.

Ее манипуляции с Сергеевым он проигнорировал, ибо с рабом благородной женщине разрешено всё.

– Ну, давай, – сдалась Эбола, не в силах противиться коэнзимам.

– С печенькой?

– Ну, ты! Тутовый шелкопряд! Никак не уймешься?!

– Приглашение на чай подразумевает как минимум одну печеньку! – возмутился Мишка. – Вообще всё, что находилось на чайном столике в момент предложения чая, в нашем распоряжении. Включая вон ту вон вкусную сигару, которую мэтр даже не успели обрезать. Я как раз на днях перед визитом на чай в посольство Империи Добра изучал демоническое уложение на этот счет, чтобы не осрамиться и невзначай не остаться без головы. Там всё четко прописано!

– Давай печеньку, давай, – смирилась девушка, лишь бы отвязался. – Скажи-ка мне, Башнин! Не твой ли предок в райском саду некогда совратил с пути истинного нашу прабабушку Еву?

– Почему сразу «предок»? – вкрадчиво поинтересовался Мишка, многозначительно поигрывая бровями.

– Я сказала: печеньку! – прикрикнула Алена. – Сигару даже не вздумай трогать!..

Мэтр и Сергеев вновь появились в гостиной, когда Повелители Новостей выпили по шесть керамических стаканчиков байсюэсяна, один раз долив в чайничек горячей воды – «повторно женили», по словам пошляка Мишкоатля. К этому времени Алена уже ощущала, как магические коэнзимы прыгают и кувыркаются по всему телу. Она было запротестовала, что мэтр заваривал омолаживающий чай для себя и едва ли планировал повторные «женитьбы» своего байсюэсяна, но Башнин легкомысленно отмахнулся, что ко времени завершения операции с Сергеевым напиток все равно безнадежно остыл бы и, так или иначе, мастер все равно уже с ним попрощался.

Сергеев шел впереди, и рабского ошейника на нем уже не было, лишь едва заметная красная вдавленная полоса опоясывала его могучую шею. Бывший раб словно распрямился и раздался в плечах. Он уверенно шагал вперед, его глаза блестели, а могущественный мастер незаконных магических операций униженно семенил следом, не в силах поспевать за широкой уверенной поступью освобожденного гиганта.

– Всё… – Горло у Алены от такого грозного зрелища позорно перехватило, но она быстро справилась с собой. – Всё в порядке?..

– Операция завершена. – Мастер нервно сунул ей в руки две бронзовые половинки рабского ошейника. – Когда наиграетесь, снова соедините их на его шее, и ни одна государственная комиссия не определит, что этот атрибут власти когда-либо снимали.

– Я свободен, девочка моя! – тихо засмеялся Сергеев. Даже голос у него изменился – стал бархатистым, обволакивающим и властным. Казалось, порочный маг наслаждается каждым мгновением, проведенным без рабского ошейника. – Черт… даже ноги подкашиваются от счастья! Какие там еще, к Архитектору, утраченные радости жизни?! Я уже забыл, какое это наслаждение – когда по твоим чакрам струятся потоки Силы! Вот что на самом деле было утрачено!..

– Шестьдесят пять, Сергеев, – строго произнесла Эбола, стараясь, чтобы голос не дрогнул предательски. И все-таки на слове «Сергеев» интонация непроизвольно поехала вверх, и по короткому взгляду конфидента исподлобья Алена поняла, что эта невольная слабость с ее стороны не осталась незамеченной. – После шестидесяти пяти ты сможешь свободно купаться в Силе до самой смерти и, если угодно, снова совершать преступления с ее помощью. Хотя последнего я бы тебе категорически не советовала, но там я тебе уже не сторож.

– Я помню, – миролюбиво отозвался бывший раб – словно огромный тигр беззвучно подкрался на мягких лапах со спины и деликатно оскалил клыки, положив голову на плечо. – Не беспокойся, партнер, я не собираюсь делать глупости. Не хочу в пустыню Негев в услужение к престарелому педику, да еще и, страшно даже выговорить, постнику. – Глаза его смеялись, бывший раб был совершенно счастлив. – Если вы с этим сморчком всё еще живы, – он мотнул головой в сторону трагически бледного мастера, – значит, я вполне вменяем и держу себя в руках. Не правда ли?

– Верно, партнер, – отозвалась Алена, отметив, что на слове «партнер» физиономия Сергеева расплылась в омерзительной ухмылке. – И лучше, чтобы так оставалось и впредь. Дабы продемонстрировать тебе свою добрую волю, я хочу, чтобы это хранилось у тебя. – Она протянула ему половинки ошейника и отметила краем глаза, как мгновенно вытянулись физиономии у Башнина и старого мастера.

Впрочем, она вполне отдавала себе отчет в том, что делает. Весь сегодняшний день она реально ходила по лезвию, но этот ее поступок, пожалуй, был за сегодня одним из наименее опасных. Сергеев должен понимать, что его ждет, если Алена в воскресенье не представит своего раба в магическом ошейнике еженедельной государственной комиссии. Девушка не очень-то верила, что мастер оказался способен скрыть все следы взлома ошейника, но ее наказание в случае обнаружения такого взлома не шло, конечно, ни в какое сравнение с тем наказанием, которое понесет пойманный без ошейника раб.

Или с тем, какое понесет одна набитая дура из ордена Повелителей Новостей, если в ближайшие часы не притащит в клювике Великую Сенсацию.

Сергеев, конечно, осознавал, что она вполне уверена: у кого бы ни хранился взломанный ошейник, завтра к утру тот все равно займет свое законное место на шее у раба-охранника. Если бы магический раб собирался нарушить слово и вырваться на свободу, он сделал бы это еще пять минут назад. Но он, конечно, осознавал также и то, что далеко уйти ему не дадут. И следующий этап рабства, после очередной поимки, будет куда тяжелее его нынешнего унизительного, но в общем-то приемлемого содержания в пентхаусе у госпожи Эболы.

Тем не менее он оценил символический жест хозяйки и, спрятав половинки ошейника во внутренний карман, коротко склонил голову – не как раб, но как пленный белогвардейский офицер.

Башнин перевел мастеру кучу денег со своей карточки – разумеется, у занимавшегося частным предпринимательством мага обнаружился портативный терминал с кассовым аппаратом, – и Алене стоило больших усилий в корне пресечь попытки коллеги начать ожесточенно торговаться. После этого благородные адепты и сопровождавший их Сергеев покинули логово мэтра.

– Итак, боевой маг у нас есть. Теперь дело за пушечным мясом, – напомнила Алена, когда они спускались в лифте. – Когда твои башнинята, наконец, приволокут свои ленивые задницы?

– Все давно собрались и дожидаются у меня на квартире, – флегматично откликнулся Мишка. – Уже скинули СМС. Подруга, ты всерьез считаешь, что я держу команду, не способную собраться по первому свистку в течение сорока пяти минут?..

В ордене их называли «башнинята» – шестерых подручных Башнина, время от времени выполнявших для босса всякие пикантные поручения, связанные с физическим насилием. Состав шестерки постоянно менялся – кто-то неизбежно погибал в спровоцированных ими же горячих инцидентах, кто-то уходил на повышение, кого-то даже брали в адепты ордена, – но группа всегда насчитывала ровно шесть человек: на место выбывших тут же находились новые ловцы удачи. Поток амбициозных младшекурсников, желающих стажироваться у государственного орденоносца Миши Башнина, не иссякал, несмотря даже на повышенную вредность работы и солидный процент смертности.

– Хорошо; а вертолет? – не успокаивалась Алена.

– Теперь можно и вертолет, – согласился Мишкоатль, вытаскивая мобильник. – Пока у нас не было боевого мага, суетиться было рано. Теперь самое время. – Про вертолет он явно забыл впопыхах, но честно признать этот промах не позволяла ему мелкая самцовая гордыня.

– Управишься за полчаса? – усомнилась Эбола. Теперь, когда после целого дня сплошных провалов всё стало стремительно получаться, она ощущала странный мандраж. По хребту вверх и вниз путешествовали целые легионы мурашек в калигах с подошвами, усеянными острыми гвоздями.

– В репортерский девять человек не поместится, – встрял заноза Сергеев. Утратив рабский ошейник, он взамен обрел вальяжность, самоуверенность и омерзительную привычку разговаривать без разрешения. Со стороны запросто могло показаться, что именно он руководит командой, и почему-то это бесило девушку до крайности – ведь на самом деле рядом сейчас не было никого, кто мог бы оценить их команду со стороны.

– Значит, штурмовой армейский вертолет для журналистских спецопераций! – рассердилась Алена. – С полным боекомплектом! Сможешь договориться с военными?

– На это понадобится больше времени. – Мишкоатль пожал плечами. – Скажем, час. Но ничего страшного: всё равно пока доберемся до дома…

– Тогда не теряй его впустую! Если у нас ничего не выйдет, в полночь я отправлюсь на аудиенцию к владыке, сцуко, кусками на блюде, а ты своим вертолетом сможешь подтереться!

– Ладно, ладно, засохни. Развоевалась, – пробурчал Башнин, однако мобильник расчехлил и по дороге к машине успел провести с кем-то целый ряд переговоров насчет военного вертолета.

Пентхаус Башнина располагался в одной из башен «Кутузовской Ривьеры», так что до Мишкиного логова они домчались менее чем за полчаса. За это время Алена успела посвятить Сергеева в его сегодняшние обязанности.

Башнинята с комфортом расположились в приемной шикарных апартаментов орденоносца Мишкоатля, но тут же вскочили с гостевых диванов, едва шеф появился в дверях.

– Дети мои! – патетически возгласил Мишка, врываясь в приемную. – Тетю Алену вы все наверняка хорошо знаете, новости смотрим. Давайте теперь я представлю ей вас, чтобы она знала, как к вам обращаться во время операции…

– Башнин, некогда! – взвыла Алена. – Я никак не буду обращаться к ним во время операции! Я к тому моменту уже начисто позабуду все эти долбаные имена!..

– Много времени это не займет, – легкомысленно откликнулся Мишкоатль. – Всё равно вертолет еще не подали… Ну, вот смотри. Это Бастурма.

Вперед шагнула высокая смуглая девушка с удлиненными азиатскими глазами. Кроме глаз, впрочем, ничего видно не было – остальное лицо было скрыто мусульманским никабом. Религиозные требования, впрочем, не мешали азиатке щеголять в черном обтягивающем кожаном костюме, прекрасно подчеркивающем самые пикантные изгибы и линии фигуры.

– Шесть раз исполняла теракты в роли смертницы – в Москве, Мадриде, Кабуле, Триполи, – с удовольствием принялся перечислять Башнин. – Взорвала два самолета, когда летела на них в качестве пассажира. Один раз агенты МОССАДа пробили ей сердце колом, но она все равно сумела выбраться из могилы и добраться до явочной квартиры. Готова спровоцировать для папочки самые жареные новости…

– Мое оружие: ультрадезинтегратор, – произнесла Бастурма с едва уловимым восточным акцентом. – Мой девиз: добрым словом и автоматом можно сделать больше, чем добрым словом и пистолетом!

На низкой такелажной тележке она выкатила следом за собой, видимо, тот самый ультрадезинтегратор – сложную конструкцию из металлических трубок, вентилей, раструбов и конденсаторных батарей.

– Хорошая девочка, – на глазок оценила Эбола формы Бастурмы, а также потенциал тех ее составных частей, которые скрывала одежда. – Мишка, ты ее уже трахал?

– Ты что?! – в неподдельном ужасе округлил глаза Башнин. – Она же из ваххабитов! У них с этим до замужества очень строго, девушкам на улице даже лицо приходится прятать под никабом, чтобы посторонний мужской взгляд не осквернил, иначе – харам! Позор несмываемый!..

– Значит, трахал, – безжалостно констатировала Алена.

– Трахал, конечно, – сознался Мишкоатль. – Я что, сильно похож на аскета? Впрочем, это уже детали. Проехали. Смотри, вот эту худую сучку с волосами цвета воронова крыла зовут Иностранцевия. Легко запомнить.

Госпожа Эбола окинула девушку более заинтересованным взглядом, нежели предыдущего конфидента. Посмотреть имелось на что: у Иностранцевии все тело с ног до головы было покрыто татуировками. Татуировок виднелось много, поскольку костюм девушки целиком представлял собой неплотную сбрую из весьма немногочисленных узких кожаных ремешков, открывавшую довольно много тела. Живого места у нее не было на теле от татуировок, а где таковое по недоразумению и попадалось, там кожу прокалывали непременные пирсинговые колечки, крючки и цепочки. Иностранцевия напоминала Ксеркса из фильма «300 спартанцев», вот кого.

Алена испытала мгновенное непреодолимое искушение изо всех сил потянуть за одну из цепочек, чтобы девица заорала благим матом. Ладно, в другой раз; сегодня у нее еще будет время на пикантные глупости.

– Первого личного врага, доктора-акушера, убила, еще даже не успев покинуть чрева своей матушки, – отрекомендовал Башнин. – Исключительно опасная рептилия! Голыми руками рвет человека на куски в три приема, как листок бумаги. И тексты репортажей классно редактирует. Незаменимый работник!

– Мое оружие: психоэманатор! – гордо отбарабанила брюнетка. – Мой девиз: шила в заднице не утаишь!

– Это точно, детка, – откликнулась Алена, – ты бы его наверняка воткнула себе в сосок. Или в клитор.

– У нее там уже есть, – наябедничал Башнин. – Два.

– То есть насчет траха я даже не спрашиваю, – резюмировала Алена.

– Даже не спрашивай, – сокрушенно вздохнул Миша. – Довольно травматичное занятие. Но девочка – настоящий огонь, так что оно того стоит. Ладно, кто тут у нас еще… Вот эту красотку, например, зовут Бри. – Он ткнул пальцем в юную светловолосую девицу, крест-накрест препоясанную многочисленными пулеметными лентами прямо на голое тело. – Стреляет как Артемида! Если дать этой сучке пятнадцать патронов и подбросить в воздух монету, то девочка попадет в монету шестнадцать раз подряд, ни разу не дав той коснуться земли. А то и семнадцать, если с утра будет в ударе. Уникум! Сам неделями дрючил на стрельбище…

– Заодно и постреляли? – понимающе уточнила Алена.

– Немного, – пожал плечами Башнин. – В перерывах между заходами.

– Мишка! – вздохнула Эбола. – Ты хоть о чем-нибудь думаешь, кроме секса?

– О хоккее! – оживился Мишка. – Смотрела вчера, как наши надрали шведов?!

– Прости, дурацкий вопрос был, согласна. Признаю свою ошибку.

– Почаще бы ты признавала свои ошибки.

– Перебьешься, сердце мое. – Алена вновь обратила задумчивый взгляд на блондинистую девицу. Поковыряла пальцем пулеметные ленты.

– Мое оружие: боевой шуруповёрт! – бодро отрапортовала та, вновь ощутив внимание высокого адепта. – Мой девиз: не бывает непобедимых противников – бывает недостаточно патронов!

Алена Ашшурбанипавловна опустила бровь. Бри Алене Ашшурбанипавловне не понравилась. Нет, решительно не понравилась: госпожа Эбола инстинктивно недолюбливала блондинок, резонно полагая их неприятными половыми соперницами.

– А это вот Тося Кудза, – продолжил презентацию башнинят Мишка, вытаскивая на середину комнаты небольшую азиатку – не то японку, не то китаянку, по самые глаза плотно укутанную в прозрачные черные шелка. – Из нашего дальневосточного филиала. Родители с детства начали стукать ее колыбель о стену дома…

– Она росла в семье опасных сумасшедших? – мрачно осведомилась Алена.

– Ты что, Аленк! Так воспитывают будущих ниндзя! В момент удара новорожденный инстинктивно группируется, это входит в него на уровне рефлекса. Короче, стукали ее так без перерыва лет примерно до девяти…

– Что она делала до девяти лет в колыбели?!

– Я ж говорю тебе – родители обучали великого ниндзя! А чем дольше обучение, тем лучше выходит специалист, – пояснил Башнин. – Когда девочка научилась точно метать двенадцатилучевые сюрикены, родители выгодно продали ее какому-то местному даймё, который сначала использовал ее в борьбе со столичными якудза, а потом с большим барышом перепродал нашему дальневосточному отделению, откуда я и выкупил эту феномену три года назад…

– Трахать? – поинтересовалась Эбола.

– Ну вот почему вот сразу – трахать! – возмутился Мишкоатль Клеопетрович. – Немедленно иди помой рот с мылом и больше не говори таких грязных вещей! Нет, разумеется, я обязан был проверить, какова она в постели, поскольку девочка исполняет для меня довольно пикантные секретные поручения… Такие вещи нельзя пускать на самотек!.. – Он помотал головой. – А впрочем, кого я обманываю… В первую очередь я ее купил трахать, конечно.

– А почему у нее наряд такой, что сиськи видно? Как она сможет затаиться в темноте, если светит голой задницей?!

– Не волнуйся. В боевой обстановке ее наряд одним нажатием кнопки наглухо тонируется, как стекла в лимузине. А сейчас он находится, так сказать, в полевом положении – исключительно из эстетических соображений.

– Посмотрите-ка на него! Эстет, ёпта!

Башнин скромно промолчал. Но по всему было видно, что он совершенно согласен: эстет, да. Тонкий ценитель. Ёпта.

– Мое оружие: кинетический параболоид, – доложила азиатка, уловив, что обсуждение ее прелестей высокими адептами завершено. – Мой девиз: молю, не надо ненавидеть меня за нестандартный образ мышления…

– Мишка! А мальчики у тебя в команде есть? – вкрадчиво поинтересовалась Алена. – Или ты принципиально не держишь в команде тех, в кого не в состоянии засунуть свой главный калибр?

– Чего это я в мальчиков не в состоянии? – обиженно вскинулся Башнин. – Я импотент, что ли?! Ты думай, что говоришь, женщина! – Он яростно запыхтел. – Ну, вот тебе, к примеру, один мальчик! Его зовут Бамбу Семь.

– Кажется, мы уже знакомы, – с ехидной джокондианской полуулыбкой заметила Алена.

– Простите, благородная сестра, – удивился башниненок, – я что-то не…

– Сегодня утром ты пытался защитить от меня свою добычу на Ленинградке, – пояснила Эбола. – Штанишки-то отстирал? – поинтересовалась она и, после театральной паузы, уточнила: – На коленках?

Она даже не подозревала, что человек способен столь молниеносно краснеть. Впрочем, для настоящего эмо нет ничего невозможного в эмоциональном плане.

– Я переоделся… – пробурчал несчастный Бамбу Семь, не зная, куда девать глаза. – Простите, высокая госпожа…

Алена сделала небрежный царственный жест, давая понять, что извинения великодушно принимаются.

На Бамбу Семь было жалко смотреть. А ничего, злее будет мальчишечка, когда дело дойдет до драки. В таком возрасте полезно периодически получать болезненные щелчки по самолюбию, чтобы уметь вернее оценивать соотношение сил в реальном мире и правильно расставлять приоритеты.

– Мое оружие: молекулярный деструктуризатор, – сконфуженно пробормотал он. – Мой девиз: не пили сук, на котором висишь…

– Прекрасный девиз, – подбодрила госпожа Эбола. – У нас в универе на потоке у одного будущего знаменитого духовного рыцаря был похожий: не руби сук, на которых сидишь. Кстати, и оружие столь же прекрасное у тебя, – поощрила она мальчика от внезапных душевных щедрот.

Бамбу Семь сконфузился еще больше, окончательно растеряв в глазах госпожи Эболы остатки обаяния. Минус двадцать к карме. По-настоящему сексуальный мальчик должен быть решительнее и жестче. Нос ему должна вытирать мамочка, а не подружка.

– Где шестой? – спросила Алена, беспощадно отворачиваясь от несчастного.

Башнинята нестройно гоготнули.

– В чем дело?! – окрысилась Эбола, и они тут же поджали хвосты. – Где, вашу мать, шестой?!

– Роршах, – неожиданно раздалось у нее над ухом вкрадчивое.

Едва не подпрыгнув на месте, она резко развернулась на сто восемьдесят градусов и чуть ли не нос к носу столкнулась с субтильным юношей в черном комбинезоне.

– Роршах, – повторил он, деликатно отступая на шаг, чтобы не дышать госпоже прямо в лицо, а также чтобы она сгоряча не влепила ему какой-нибудь боевой хук слева. – Можете называть меня так. Если же вам будет тяжело это выговаривать…

– Мне не тяжело будет это выговаривать, – отрезала девушка. – Но где ты, черт побери, прятался?! Или ты владеешь техникой хлоп-транспортировки?

– Высокая сестра, техникой хлоп-транспортировки владеют только благородные адепты, – вежливо напомнил он. – Это пятый курс.

– Роршах – непревзойденный мастер маскировки, – снисходительно пояснил Башнин. – Он все время был в комнате, но этот пройдоха способен оставаться неразоблаченным, пока сам того не пожелает. Он может спрятаться в твоем бокале клубничной «маргариты», и ты не обнаружишь его до тех пор, пока не сделаешь последний глоток. Мало того, он в состоянии укрыться даже от высшего демона, усилием воли экранируя свою ауру и мозговое излучение. Медицинский феномен! Ему в детстве ежедневно приходилось прятаться в однокомнатной квартире от пьяного отчима, интуитива третьей ступени, и паренек в совершенстве освоил искусство мимикрии. Мальчишке прямая дорога в джедаи без единого госэкзамена, но он мечтает стать вольным журналистом, Повелителем Новостей. Моя гордость.

Роршах зарделся.

– Мое оружие: осмотический бильник, – сказал он. – Мой девиз: мертвые спаму не имут.

– Осмотический что?! – удивилась Алена. – Что еще за хрень?

– Осмотический бильник, – подсказал Роршах. – Довольно мощное оружие. Но не требуйте от меня пояснить принцип его действия, высокая госпожа, молю на коленях. Он настолько замысловат, что я сам понимаю его только по вторникам и пятницам.

– Ладно, принимается, – снисходительно кивнула Эбола, сделав парню скидку за то, что сумел ее рассмешить. Некоторым счастливчикам в прежние времена за такое постель перепадала – когда Алена была помоложе и кровь у нее была погорячее.

С другой стороны, выглядело очевидным, что ни мямля Бамбу Семь, ни тихоня Роршах – ни разу не конкуренты жеребцу Мишке в его жеребячьих делах с девушками из команды. Среди башнинят Алене Ашшурбанипавловне ловить было решительно нечего, и это отчего-то вызвало у нее острый приступ мгновенной злости. Она определенно ожидала от этого массового знакомства гораздо большего.

– А вот, кстати, и вертолет, – обрадовал Мишка, приложившись к мобильнику.

Вертолет через пять минут подали прямо на крышу пентхауса Башнина. Репортерская винтокрылая машина садилась тут довольно часто и порой даже оставалась на ночь, как и большинство прочих женщин, заглянувших к Башнину на огонек. Однако Алена не была уверена, что перекрытия выдержат бронированного армейского монстра.

Тем не менее обошлось без ненужных эксцессов. Похоже, Мишкоатль Клеопетрович предвидел и такой поворот событий, когда принимал участие в проектировании своего холостяцкого жилища.

Башнинята живо загрузились в десантный отсек, прихватив с собой свои замысловатые боевые машины. С ними же отправили Сергеева, переодетого в военный камуфляж по размеру, прибывший специально для него вместе с вертолетом. Алена переоделась в женский боевой кожаный комбинезон, зимний вариант на меху, который Башнин заботливо держал в доме специально для нее, и сразу стала похожа на заполярную Женщину-кошку.

Выгнав пилотов на крышу, Миша с Аленой заняли их места в кабине.

– Ты вертолетом-то управляла когда-нибудь? – с подозрением осведомился Башнин, поглядывая, как Эбола пытливо изучает таблички над приборами.

– Легким репортерским… – Девушка склонилась над приборной панелью, прищурившись и сосредоточенно шевеля губами. – Ничего сложного…

– Ты читать-то хоть умеешь? – не выдержал наконец Башнин. – Что там написано?

– Пошел вон, придурок, – ровным голосом отозвалась Эбола.

– Там не может быть такого написано! – запротестовал Миша. – Там наверняка написано что-то другое!.. – Он тряхнул башкой. – Ладно, ясно с тобой все. Пойдешь вторым пилотом. Главное, ничего не трогай ручищами по дороге. – Он с хрустом переплел пальцы, затем положил руки на штурвал. – Ну что, на кого из супергероев я теперь похож?

– Башнин, ты похож на Зорро, – с отвращением проговорила Алена.

– А если с этой стороны? – Мишка повернулся к ней другим боком.

– А с этой стороны – на черепашку-ниндзя, – не удержалась госпожа Эбола.

– Смейся, смейся, – надулся Башнин. – Посмотрим, как ты будешь смеяться подо мной, в поте лица отрабатывая свою сексуальную повинность.

– Надо было тебе одну постель пообещать, а не две, – равнодушно отреагировала девушка. – Все равно побежал бы за мной, как бобик. Ну кобелек же.

– Пасть закрой, кобелиха. Чтобы не сказать грубее.

Мишкоатль Клеопетрович подал штурвал на себя, и тяжелая машина, не перестававшая тонко тенькать винтами, легко оторвалась от крыши, оставив на ней смазанные следы от колес. У Алены даже дух захватило от внезапной бездны, разверзшейся у них под ногами.

– Слушай, ты случайно не знаешь, что такое «синекдоха»? – лениво поинтересовался Башнин, закладывая лихой вираж над своей «Ривьерой». – С утра в голове крутится…

– Владыка Гугл тебя в очередной раз забанил?

– Я не ищу легких путей. Если за каждой мелочью обращаться к владыке Гуглу, можно вообще разучиться думать.

– Тебе для начала неплохо бы научиться, прежде чем разучиваться.

– Ай, опять пошутила. – Мишка поцокал языком. – Какая шутливая девушка. Ну что ты будешь делать.

Перемещаться на вертолете выходило еще быстрее, чем по орденским трассам в центре Москвы. Не прошло и десяти минут, как они оказались на месте. Наверное, прикольно было бы иметь вертолет для личных нужд, чтобы навсегда избавиться от пробок, но великие крылатые демоны ревниво оберегали московское небо от излишней винтокрылой техники, не делая скидок ни для благородных адептов, ни для джедаев, ни для Хозяина Тайги. На всякий полет над Москвой требовалось спецразрешение, и даже Палсарычу таковое доставалось отнюдь не по щелчку пальцев. Но Башнин не упустил случая лишний раз распустить перед Аленой павлиний хвост, демонстрируя, что с его связями в Администрации Президента и министерстве обороны нет ничего невозможного.

Вертолет они посадили на покрытом замерзшими лужами футбольном поле крошечного институтского стадиончика через переулок от цели высадки, дабы их не засекли раньше времени. Силами башнинят споро выгрузили спецоборудование, пока Алена курила «Давидофф Слимз Голд», опершись о кабину, Сергеев мрачно возвышался рядом, сложив руки на груди, а Башнин нетерпеливо хрустел высокими армейскими ботинками по засыпанной морозной крупой беговой дорожке.

– О чем размышляешь, коллега? – нарушила тягостное молчание Эбола.

– О том, как ты будешь кричать и извиваться подо мной в экстазе. – Башнин поднял голову, поймал ледяной взгляд госпожи Эболы и нахмурился. – Ну, скажи, скажи давай, что я прав!

– Ты не прав, – отрезала она.

– Мне плевать, что ты думаешь на самом деле. Просто скажи, что я прав.

– Башнин, ты прав, – покорно озвучила она. Иногда даже приятно, когда грубый самец подавляет тебя и мерзко шантажирует.

– Вот. Теперь в самое яблочко.

Алена с отвращением отвернулась, упершись взглядом в препоясанный пулеметными лентами голый торс Бри. От холода соски девушки торчали как пули в патронах.

– Эй, красавица! – окликнула Эбола. – А ты часом не зябнешь? Патроны небось еще дополнительно стынут, они ведь металлические…

– Зябну, – призналась Бри, – но это моя униформа. Девушка, которая была в команде до меня, вообще ходила голышом, обмотанная колючей проволокой. Вам ведь на самом деле насрать, верно? Вы задали вопрос, просто чтобы убить время?

– Насрать, – согласилась Алена. – Ненавижу умников. Возвращайся к разгрузке, сучка, пока я тебе патлы не проредила.

– Готовы, фурии? – Пять минут спустя Мишка окинул взглядом своих девчонок, закончивших разгрузку. – Батальон, равняйсь-смирно! Шагом марш на объект!

Обвешанные оружием, как новогодние елки в Афганистане, они двинулись через дорогу к серо-желтому зданию кирпичной постройки, над крышей которого висел неуклюжий логотип: МИФИ.

Огибать длинный забор по пути к проходной было лень, поэтому на территорию попали, просто вырезав три прута в заборе при помощи параболоида Тоси Кудзы. Две короткие вспышки ослепительно блеснули в рано сгустившейся зимней темноте; впрочем, Сергеев при помощи магического щита надежно укрыл их от постороннего взора.

– Слишком много окон в здании светятся, – недовольно пробормотала Алена. – Там еще занятия, или черт его знает что такое. Факультативы какие-нибудь. Партнер, ты уверен, что тебе хватит энергии на такое количество народу?

– В Челябинске хватило, – сдержанно отозвался Сергеев, разминая запястья.

– В Челябинске тебя повязали, – напомнила госпожа.

– Молодой был, – пояснил боевой маг. – Неосторожный… – Он болезненно поморщился. – Ладно, я начинаю. По своим не попаду, конечно, но на всякий случай не стойте слишком близко. Во избежание.

Вертолетный десант мигом откатился от него в разные стороны. Между тем сам Сергеев, перестав обращать внимание на окружающее, замер посреди заснеженного газона, воздев руки к небу.

– Ой, сейчас бахнет… – испуганно прошептала Тося Кудза, прижимая ладони к ушам.

Маг внезапно безвольно уронил руки, словно мышцы разом отказались служить ему.

– Ничего не вышло? – опасливо поинтересовался Башнин, приподнимаясь с земли.

– Почему? – удивился Сергеев. – Всё получилось. Теперь все люди, которые в настоящий момент находятся на территории Московского инженерно-физического института, крепко спят – и студенты, и преподаватели, и взвод бойцов внутренних войск, охраняющих реактор, и четверо дежурных джедаев. В общем, все биологические твари, кроме населяющих здания института отдельных демонических сущностей. – Он потряс кистями рук, словно они сильно затекли. – Я еще нечаянно зацепил пару соседних жилых домов, но это для наших планов малосущественно. Можно выдвигаться.

Напрямик пройти к главному корпусу не получилось, все равно пришлось огибать корпус А. Так что забор можно было и не резать, а спокойно проникнуть в институт через проходную со стороны Каширского шоссе. Но чего уж теперь.

– Нам же в глубь территории, – пропыхтел Мишкоатль, которого при его комплекции отнюдь не вдохновляли длительные пешие перемещения. – Здание реактора вроде бы на том конце. Я тут по дороге обратился к владыке Гуглу…

Алена нетерпеливо мотнула головой:

– Нам нужен главный корпус. Оттуда по подземному ходу можно попасть в корпус 30, а затем – прямо в корпус 17, где расположен реактор. Если атаковать снаружи, прямо с территории, то здание придется штурмовать, а у нас времени нет на глупости.

– Думаешь, снизу его не охраняют? – усомнился Башнин. – Не придется штурмовать?

– Снизу наверняка охраняют, – терпеливо произнесла Эбола. – И еще как. Зато не придется взламывать сначала охраняемый забор, а потом стену реакторного зала на глазах у американских спутников и московских элоимов. – Она хмыкнула. – Хорошо, что я записала в книжечку расположение контрольных постов и механизмов, когда в прошлом году делала здесь репортаж. Если администрация с тех пор еще и не удосужилась сменить защитные заклятья, дело вообще в шляпе. А она ведь не удосужилась, на что угодно спорим.

– Давайте уже шевелиться, – нервно проговорил Мишка, озираясь, – минут через пятнадцать здесь будет полным-полно джедаев. Вряд ли прошло незамеченным, что весь МИФИ разом вырубился. Да и периметр мы нарушили…

Да, около года назад Алена уже была здесь и на всякий случай подробно запомнила маршрут следования, понимая, что рано или поздно из этого может выйти прекрасный информационный повод. Реакторный зал и ведшие к нему тоннели поразили ее тогда своей неистребимой, глубинной, нутряной совковостью: стены, выложенные унылым серым кафелем или сто лет назад крашенные омерзительной темно-зеленой краской, окна, замурованные мутными стеклоблоками, давно уже утратившие дизайнерскую и даже винтажную актуальность пластиковые стулья с металлическими ножками, словно потыренные полвека назад из ближайшего кафе-стекляшки…

В 1967 году, когда был запущен реактор, все это, наверное, казалось молодым советским ученым-романтикам эффектным, модерновым, деловым и элегантным, в стиле эпохи, но сейчас вызывало лишь глухую тоску и желание немедленно прекратить экскурсию, выйти на свежий воздух и протереть руки ароматической спиртовой салфеткой. Время здесь воистину остановилось, сдохло и завонялось, а финансирование навсегда иссякло, видимо, еще в восьмидесятые.

Пульт управления реактором, занимавший целую комнату, оказался громоздким, как бегемот: огромные тумблеры и кнопки, гигантские светодиоды, массивные трубки от доисторических дисковых телефонов, пожелтевшие от древности компьютерные клавиатуры, крошечные мониторы с электронно-лучевыми трубками невообразимых размеров… Так в кино середины прошлого века изображали футуристическую вычислительную технику на звездолетах будущего – претенциозную и жалкую одновременно с точки зрения современного зрителя.

Единственное, что по-настоящему произвело тогда впечатление на госпожу Эболу – это сам реактор с бетонными стенами полутораметровой толщины. Помещение пульта управления располагалось как раз над ним, и в центре помещения имелась овальная прозрачная крышка, под которой, окруженный сиреневым нимбом интенсивного черенковского свечения, виднелся лысый череп демона радиации, заточенного в реакторном охлаждающем бассейне семиметровой глубины. На этом учебном реакторе будущие магистры и бакалавры учились повелевать низшими сущностями атомной энергетики.

– Не думал я, что ядерные реакторы в России настолько слабо охраняются, – сокрушенно покачал головой Башнин, когда его команда ввалилась в реакторный зал, вскрыв по дороге полдюжины массивных бронированных дверей и переступив через дюжину живописно разбросанных по тоннелям и лестницам спящих охранников. – Я понимаю, конечно, что он учебный, но если рванет, мало все равно не покажется – заражение накроет пол-Москвы. Настоящая «грязная бомба»! Надо будет непременно сделать злобное журналистское расследование по этому поводу. Этак выходит, что любая группа террористов из «Аль-Каиды»…

– Мы не любая группа, – осекла Алена. – Мы группа высших адептов и боевых магов, а таких в мире по пальцам можно пересчитать. – Она поморщилась. – И кроме того, не говори «гоп»…

В глубине помещения мелькнула какая-то смутная тень – слишком большая и вытянутая, чтобы принадлежать человеку.

– …пока не перепрыгнешь, – сосредоточенно закончила Эбола.

Собственно, ничего еще не кончилось. Пока между ними и реактором стояла эта сущность, можно было смело считать, что ничего еще толком и не начиналось. Металлические двери, забор, взвод охраны и хитроумные ловушки действительно не могли остановить ни высокого адепта духовного ордена, ни боевого мага, однако они предназначались для детского сада вроде упомянутых Мишкой международных террористов.

А вот против смертных, обладающих магией, в реакторном зале дежурил демон-страж.

– Добро пожаловать, смертные, – дружелюбно пророкотал демон-страж. – Меня зовут Ниббас. Назовите свои достойные имена, дабы не умереть безымянными – сказывают, это весьма омрачает посмертие, а я среди своих собратьев всегда отличался заметным добродушием и человеколюбием.

– Эй, демон! – дерзко крикнула Бастурма, выдвинувшись из-за плеча Башнина. – Мы Лига Справедливости, и мы пришли требовать, чтобы ты вернул свободу страждущему, заточенному в этом мрачном узилище!

В принципе, этот текст должен был принадлежать Алене как руководителю группы и создательнице проекта, однако она охотно уступила его Бастурме. Если демон-страж сразу осерчает и нанесет свирепый астральный удар, пусть лучше мокрое место останется от одного из башнинят, нежели от высшего адепта ордена Повелителей Новостей.

Между тем астральное тело стража заколыхалось от беззвучного смеха.

– Страждущему, – повторил он, пыхтя и отдуваясь. – По-моему, этого больного выродка никто еще так не называл…

– Отойди от реактора по-хорошему, бес, – продолжала дерзить ваххабитка.

– Гм. Так. Значит, среди вас один боевой маг, два адепта какого-то духовного ордена, один… ну, хорошо, пусть даже два падавана-подмажонка, и еще группа тренированной человечьей мелюзги на подхвате. Что ж, примитивные сущности, попытайтесь заставить меня отойти от реактора. У вас весьма неплохие шансы – процента два как минимум, а то и два с половиною. Древние герои порой вступали в битву с великими демонами, имея куда меньшую вероятность победить, и раз в тысячу лет оставались в народной памяти ниспровергателями дракона. Глядишь, и вам повезет. Другой вопрос, что десятки тысяч героев, поверженных драконами, из памяти народной испарились без остатка…

– Мы изволим напасть на тебя, страж, – надменно прервала Бастурма, обеими руками сжимая направленный на Ниббаса раструб своего ультрадезинтегратора.

– Что ж, это ваше священное право, – пожал плечами демон.

Башнинята атаковали его сразу с пяти направлений. Деструктуризатор Бамбу Семь вдруг треснул сухим электрическим разрядом, и тут же зеркально треснуло и разодралось сверху донизу пространство на том месте, где только что стоял, с веселым изумлением взирая на грозящую ему человеческую мелюзгу, демонический страж. Однако Ниббаса там уже не было, ибо он, за неуловимую долю секунды сместившись в сторону, уже стремительно отбивал сотканным из бездымного текучего пламени клинком Z-лучи, извергаемые параболоидом Тоси Кудзы.

– Сейчас он начнет их убивать, – проронил Сергеев, выглянув из-за плеча госпожи Эболы. – Методично. По одному.

– Назад! – поспешно гаркнул Башнин. – А ну, все назад!

Мишкоатль с Аленой возглавили отступление. Следом тяжело, словно разогнавшийся носорог, скакал грузный боевой маг, и под его увесистой поступью трескались плиты пола. Башнинята беспорядочно отступали за ними, пытаясь сдерживать демона огнем, водой, поляризованной плазмой и множественными пространственно-временными проколами. А следом за убегающими человекомуравьями по подземным коридорам МИФИ стремительно двигался раскатистый грохот, словно их настигала гигантская, от пола до потолка, колесная пара электровоза. Демон заметно осерчал.

Они вырвались из главного учебного корпуса через молниеносно проделанные в наружной стене дыры в рост человека – искать двери было уже решительно некогда. Прямо перед носом у Башнина, кувыркаясь в воздухе, рухнул с неба дымящийся локтевой сустав, завернутый в изодранный кусок черного рукава, и Мишкоатль прянул в сторону, словно пугливый королевский олень.

– Людей теряем! – отчаянно рявкнул он.

– Рабочий момент! – крикнула Алена на бегу. – Самим бы не попасть под раздачу!..

До спасительного вертолета было еще достаточно далеко для того, чтобы понемногу уже начать задумываться о грядущем посмертии.

Грохот шагов разъяренного демона за спиной раздавался все ближе и ближе. Казалось, взбесившийся копер с сумасшедшей скоростью заколачивает сваи в промерзший асфальт у них за спиной.

Коротко обернувшись через плечо, Алена единым взглядом ухватила диспозицию. Башнинята рассыпались по всему двору МИФИ и яростно огрызались из своих крупнокалиберных магических устройств. Бастурмы среди них не было – похоже, конвульсивно содрогающиеся конечности, разбросанные по засыпанным снегом окрестным газонам, принадлежали именно ей. Выходит, госпожа Эбола совсем не зря уступила мусульманке свой текст. Безупречное чутье на смертельно опасные неприятности не подвело ее в очередной раз.

Громкий протяжный скрип, внезапно донесшийся из глубины территории, заставил демона замереть на месте. Так может скрипеть заржавленная дверь древнего полуразрушенного склепа, которая в полночь на пустынном кладбище неожиданно начала открываться изнутри.

Башнинята прекратили огонь, настороженно отступая к забору и не спуская с Ниббаса прицелов. Мишкоатль и Алена застыли, прижавшись спинами к металлическим прутьям ограды.

– Получилось, – хладнокровно сообщил Сергеев. – Все получилось. Теперь какое-то время ему будет не до нас.

По астральной поверхности демона проскользнули недоуменные фиолетовые искры. Внезапно он яростно зарычал и бросился обратно в главный корпус, дабы немедленно исправить случившееся.

Но случившееся уже само брело ему навстречу.

– Смерть, – громко сказало случившееся.

То есть оно сказало это совсем негромко, но в наступившем безмолвии данная реплика раскатилась над кварталом словно близкий удар грома.

Это был демон радиации, в незапамятные времена, еще при владыке Брежневе, заточенный в реакторе МИФИ. Он был укутан в развевающиеся на несуществующем ветру одежды из дыма и мрака. На груди у него болтался рваный респиратор циклопических размеров. Вместо лица из истлевших лохмотьев плоти выглядывал голый человеческий череп в масштабе 1:5,5. На левом запястье демона, торчавшем из разорванного рукава, виднелась старая полустершаяся татуировка «S.T.A.L.K.E.R.».

– Куда?! – переполошился демон-стражник. – А ну, пошел назад! Пошел, пошел!..

Демон радиации укоризненно посмотрел на своего бывшего тюремщика. Ему явно нравилось на свободе, как Сергееву, и возвращаться в реактор, чтобы снова десятилетиями уныло гонять по замкнутому циклу тяжелую воду, он определенно не собирался.

– Смерть, – упрямо повторил он, делая неуловимое движение левой рукой.

В кулаке, словно раздавленную куклу, демон радиации стискивал труп Роршаха. Из кулака отвратительно капало. Пока страж Ниббас гнался за обратившейся в бегство самозваной Лигой Справедливости, Роршах слился с окружающей обстановкой и пропустил стража мимо себя, после чего кинулся к реактору и отомкнул страждущему мрачное узилище. Никто из членов Лиги, кстати, не знал даже имени бывшего пленника.

Роршаху, правда, осуществленный план операции не принес ожидавшихся богатства, фана, карьеры и долголетия, однако поставленная боссом боевая задача была успешно выполнена: безымянный демон радиации оказался снаружи, и, судя по нервическому поведению стража, загнать его обратно представлялось теперь не самой простой задачей.

– А вот Роршаха я тебе, пожалуй, не прощу, – вполголоса задумчиво проговорил Башнин, глядя на капающий кулак монстра. – Бастурму заменю на новую запросто, тем более что ей не впервой обнаруживать себя разорванной в клочья, так что, может быть, все вообще обойдется. А вот второго Роршаха хрен где найду.

– Запиши на меня еще одну постель, – отозвалась Алена, не отрывая пристального взгляда от безымянного демона радиации, ворочавшего огромной башкой возле главного входа в МИФИ.

– Записано! – живо отозвался Мишкоатль.

– Я создан для любви и ласки, – мягко проговорил безымянный демон радиации шелестящим голосом, покрутив из стороны в сторону циклопическим черепом и, видимо, удовлетворившись осмотром на местности. – Сейчас я выдавлю вам глазки…

Яростно взревев, Ниббас кинулся на подопечного, и они, сцепившись, покатились по территории МИФИ в направлении Каширского шоссе. В какой-то момент они подмяли своими телами забор, словно гигантским катком, и вывалились в город, продолжая яростно волтузить друг друга.

– Есть контакт! – восторженно взвизгнула Алена, наблюдая эту сцену. – Клеопетрович, ты снимаешь?!

– Спрашиваешь! – Мишка тоже был радостно возбужден. Судя по расфокусированному взгляду, он перешел на истинное зрение и теперь созерцал картину битвы через своего оператора во всем ее великолепии – в 3D и Dolby Surround. – Как думаешь, быстро этот Ниббас его заломает?

– Надеюсь, пару раундов наша радиоактивная пусечка продержится, – вздохнула Эбола. – Чтобы вышло побольше красивых планов для монтажа репортажа. Хотя, конечно, за полвека сидения в реакторе он мог растерять всю спортивную форму…

Две могучие демонические сущности, сцепившиеся, словно третьеклашки на заднем дворе школы, стремительно преодолели тротуар перед более не существующей секцией забора МИФИ, докатились до автобусной остановки у шоссе и решительно сокрушили ее своим яростным напором. Люди, имевшие несчастье тем морозным вечером дожидаться автобуса в сторону метро «Каширская», брызнули во все стороны, спасаясь от внезапно обрушившихся на них металлических конструкций и дождя из стекла. Великих демонов смертные увидеть, конечно, не были способны, но роскоши проигнорировать внезапную и сокрушительную атаку полтергейста, как какие-нибудь гималайские махатмы, позволить себе не могли.

Эбола переключилась на своего элементаля-оператора, чтобы проконтролировать уровень записи, и тоже напрягла истинное зрение, любуясь в пяти измерениях, как страж Ниббас, оседлав демона радиации, неистово стукает своего непутевого подопечного лысым черепом о заиндевевший тротуар, крошащийся и трескающийся от столь агрессивного воздействия.

И вздрогнула, увидев показавшуюся над высотными домами со стороны платформы «Москворечье» гигантскую туманную фигуру, словно исполненную из искрящегося и текучего дымчатого стекла, постоянно менявшую форму, но во всяком новом имаго не оставлявшую ни малейших сомнений, что в сторону МИФИ движется великий воин.

Всё. Концерт закончен, практически не начавшись. Один из астральных хранителей города оперативно прибыл на место инцидента, обогнав даже вездесущих джедаев. И это означало, что возникшая кутерьма будет жестко пресечена в ближайшие несколько минут. Без вариантов.

Алена Эбола беспомощно обернулась. Выломанная секция забора и сокрушенная вдрызг автобусная остановка – вот вам и весь сенсационный репортаж. Вот тебе и страшные разрушения, какие было увиделись ей, когда она собралась выпустить в город демона радиации. И да, может быть, радиоактивное заражение на пол-Москвы, если повезет, Башнин абсолютно прав. Это был бы хороший репортаж, благо сама она живет на другом конце города.

Теперь же, с внезапным появлением боевого элоима, люто увлекательная сенсация сразу превращалась в мальчишеский мордобой с элементами легкого вандализма. Господи, да они даже на пару штук уёв не успели покорежить городского имущества!.. И что, вот ради этого всё и было затеяно? Ради этого она пережила сегодняшний адский день?..

Как сказал в аналогичной ситуации один мудрый персонаж кинофильма «Восставший из ада», Иисус плакал.

Впрочем…

Алена озабоченно прищурилась. Слишком туманными, зыбкими и текучими выглядели формы великого демона места. Обычно элоимы разгуливали в прозрачных, как слеза, хрустальных одеяниях, кичась своей чистотой и непорочностью. Значит, этот либо серьезно ранен, либо чем-то крайне озабочен, либо…

На самом деле данный элоим по своему обыкновению был астрально пьян. Его пошатывало, он с трудом передвигал конечностями, но все же целеустремленно двигался по Каширскому шоссе в направлении центра, собираясь беспощадно проверить ночной клуб «Б-2» на соответствие нормам пожарной безопасности. В районе МИФИ он оказался в нужное время совершенно случайно.

– Сергеев! Сергеев! – торопливо зашептала Эбола в восторженном ужасе от предельной опасности ситуации и грандиозности осенившего ее плана дальнейших действий, пихая мага локтем в пузо. – Видишь его?

– Вижу, – бесстрастно согласился боевой маг. – Примерно три минуты до того момента, как он вмешается.

– Пусть вмешивается! – азартно рявкнула Алена. – Нам это только на руку! Картинка для репортажа выйдет что надо!..

Молниеносно созревший у девушки план был коротким, и она успела в двух словах изложить его бывшему рабу к тому времени, как элоим наконец заметил безобразную драку прямо по курсу и даже на мгновение замер посреди шоссе, остолбенев от такой наглости. Аварийной обстановки это не создало, как, впрочем, и по всему предыдущему маршруту его следования, хоть защитник города и двигался по встречке – но водители инстинктивно объезжали его, в какой-то момент внезапно ощутив необъяснимое и нестерпимое желание уйти в крайние полосы.

– Может сработать, – с сомнением проговорил Сергеев.

– Либо он убьет нас всех, – заметил Башнин, который слушал их краем уха и с каждой секундой хмурился все больше.

– Если ничего не делать, он убьет нас безо всяких «либо»! – с жаром возразила Алена Ашшурбанипавловна. – В назидание!

– Партнер-девочка прав, – нехотя признал боевой маг. – Попытаться отвлечь его менее рискованно, чем стоять и ничего не делать. Короче, разбежались, малышня. – Он воздел руки к небу, и Башнин, с изумлением сообразивший, что дерзкий боевой маг больше не собирается тратить время на консультации с благородными адептами и приступил к решительным действиям, опасливо попятился.

Между ладоней Сергеева заклокотала сиреневая шаровая молния. Несколько мгновений он лепил ее движениями рук в пространстве, словно огромный снежок, а потом коротко, без замаха, указал рукой в направлении элоима – и молния, мгновенно развернувшись в привычный грозовой разряд, метнулась к защитнику города. Нанеся молниеносный магический укол, Сергеев тут же укрыл себя и всю свою команду непроницаемым куполом невидимости.

– Не понял! – искренне изумился элоим, озираясь по сторонам и потирая пострадавшую астральную ногу. – Эй, полуживотное! – узнал он наконец безымянного демона радиации. – Ты почему не в бассейне?.. Добрый Ниббас, это что еще за вылазка на природу?! Кто из вас меня сейчас куснул?..

Демон радиации, прижатый стражем к асфальту, сухо закаркал-захохотал. Ситуация действительно вышла двусмысленная и забавная.

– Ах ты!.. – Элоим в два шага приблизился к месту потасовки, сгреб дерущихся за загривки и на вытянутых руках поднял их в воздух, как нашкодивших щенят. – Вы что себе позволяете, недоноски?! Кто меня куснул, спрашиваю?!

– Быстро отпустил! – яростно взревел Ниббас, извиваясь и дергая ногами в воздухе. – Быстро, козел!..

– А то что? – с интересом спросил элоим.

– Ничего! Схлопочешь пару нокдаунов!

Элоим радостно заржал.

– А я думал, что вечер выйдет скучным… – Он швырнул обоих противников на асфальт и принялся разминать запястья. – А ну-ка, где мои нокдауны?..

Немедленно вскочив и нагнув голову, как атакующий бык, Ниббас ринулся на обидчика и с грохотом вышиб его на противоположную сторону Каширского шоссе. Плотный автомобильный поток заколебался, старательно объезжая невидимых великих демонов.

Тем временем оставшийся без присмотра безымянный демон радиации приподнялся с асфальта и в очередной раз безмятежно покрутил лысой головой, словно гигантская уродливая сова.

– Смерть, – негромко пророкотал демон радиации, а потом поднял огромную ладонь и сдул с нее в направлении Онкологического центра искрящуюся пыль – судя по всему, осуществлял радиоактивное заражение. – Смерть.

Если бы речь шла о людях, то низкорослый Ниббас, разумеется, не имел бы против высокого и массивного элоима ровно никаких шансов. Однако демон-страж мгновенно подрос до размеров противника, видимо, израсходовав для этого часть своей магической энергии. Теперь, выпрямившись во весь свой внушительный рост, элоим и Ниббас яростно дрались посреди жилого квартала напротив МИФИ, переступая через здания, словно через скамейки и коробки из-под обуви.

Хранителю реактора пришлось бы исключительно плохо и в том случае, если бы его противник оказался трезв и собран – все-таки защитник города был рангом выше в демонической классификации. Но элоим пил без перерыва последние три недели и к их исходу уже не мог похвастаться ни скоростью реакции, ни силой удара. Обещанных нокдаунов Ниббас так пока и не продемонстрировал, однако сумел нанести врагу несколько весьма чувствительных ударов, отчего защитник города уже понемногу начал звереть.

– Ай, какой молодец! – восхитилась Алена, не прекращая панорамной съемки. – И ведь не побоялся схватиться с астральным ментом! Теперь репортаж получится высший класс…

– Чего он вызверился-то на него? – удивился Башнин. – Ну, подержали немного за шкирку…

– Элоимы с эгрегорами ненавидят друг друга, – сказал Сергеев. – Люто. Какие-то исконные доисторические тёрки по поводу первородства и очередности аудиенции у Верховного Архитектора. В общем, всякие пустяки, которые, как демонстрирует история, обычно порождают самую жгучую ненависть и самые обширные потоки крови.

Высшие демоны снова сместились к шоссе и теперь неуклюже топтались посреди проезжей части, круша копытами бетонные надолбы отбойников, разделявших магистраль на встречные потоки.

– Надо бы добавить огня, – озабоченно сказала Эбола. – Пресноватая картинка получается.

– Бри, девочка моя, – Башнин щелкнул пальцами. – Тетя Алена хочет больше огня. Организуй.

Блондинка-снайперша взвалила на плечо прихваченную из вертолета базуку и принялась выставлять прицел.

Ухватив Ниббаса за грудки, элоим дернул его и завалил прямо на здание бывшего кинотеатра «Мечта» через дорогу от МИФИ, в фойе которого ныне располагался магазин «Пятерочка», а в помещении сбоку – дискаунт-бар «Kill fish», знаменитый своей креативной рекламой: «Осторожно! Пьяные леди!»

Крыша бывшего кинотеатра жалобно хрупнула и провалилась внутрь. В ту же секунду Бри выпустила в направлении сцепившихся демонов гранату, которая превратилась в огненный шар, пожирая мечущихся покупателей.

– Да ты взрываться?! – возмутился элоим.

– Да это не я, кретин! – взревел страж реактора.

– За кретина ответишь! – прорычал астральный мент, валтузя поверженного Ниббаса по почкам.

Видимо, от демонического стража пришла какая-то магическая ответка, потому что базука Бри внезапно начала прямо на глазах покрываться ржавчиной и кракелюрами. Блондинка торопливо выронила оружие, и то, ударившись об асфальт, разлетелось вдребезги, словно керамическая кружка.

К счастью, сам Ниббас сейчас был немного занят, чтобы начать разыскивать в окрестностях членов самозваной Лиги Справедливости. Однако его ответка оказалась достаточно креативной. Бри с изумлением уставилась на свою руку, которая, подобно базуке, быстро покрывалась пятнами ржавчины, словно заразилась ржавой чумой.

– Капец тебе, сестренка, – прокомментировала Иностранцевия, отодвигаясь, когда один из локтей блондинки, обретший рыжий оттенок, оглушительно лопнул, прорезанный глубокой трещиной.

– Да, подставилась. Ступила. – С глубоким вздохом Бри повернулась к Башнину и коротко отсалютовала ему двумя пальцами. – Была счастлива работать под вашим руководством, босс.

– Пошла к черту, коза! – огрызнулся Мишкоатль.

– Да, босс. Простите, босс.

К этому моменту девушка напоминала скульптуру из железа, проведшую последние три года под открытым небом. Она попыталась опустить руку, но неумолимые процессы коррозии, пожиравшие ее тело, заклинили все суставы. Еще несколько мгновений – и изъеденная ржавчиной, превратившаяся в формованную труху скульптура Бри начала разрушаться под собственным весом. Еще мгновение – и облако рыжей пыли, в которую превратилась снайперша, потащило ветром по Каширскому шоссе.

Зато в картинке репортажа добавилось огоньку. По мнению Алены Ашшурбанипавловны, оно того стоило.

– Аленький! – окликнул Башнин. – Бамбу Семь там из штанов выпрыгивает, явно хочет тебе понравиться. Предложил одну дельную штуку…

Выслушав описание штуки, Эбола нахмурилась.

– Дурацкий и смертельно опасный трюк, – резюмировала она. – Значит, для нас годится. Пусть попробует, конечно, но я к месту действия не подойду ближе чем на сорок метров. И тебе не советую.

– Лишний текст, красавица, – откликнулся Мишка. – Я не планировал подходить ближе чем на пятьдесят. – Он повернулся к мальчишке-эмо, жавшемуся поодаль, и милостиво махнул ему рукой: действуй.

Бамбу засуетился, жестами подозвал Иностранцевию, которая подтащила к нему внушительную авиационную бомбу. Теперь Алена разглядела, что они пытаются учинить: у ног парня виднелся заметенный снегом канализационный люк. Бамбу Семь резво своротил крышку люка на сторону; татуированная девица, на вытянутых руках державшая бомбу за металлические ушки, уронила свою ношу в черный зев колодца, и все, кто находился в радиусе прямой видимости, тут же бросились врассыпную.

Через несколько мгновений снизу донесся глухой раскат, и мощное сотрясение почвы выдернуло асфальт из-под ног у разбегающихся башнинят. Из колодца вырвался столб пламени, сразу превратившийся в сноп искр и безрадостно угасший.

– Ждем, – предупредил Бамбу Семь, отрывая расцарапанную осколками щеку от асфальта. – Если не вылезет, повторим бомбардировку…

Повторять бомбардировку не пришлось. Из разверстого люка с развороченными краями внезапно потекла на тротуар густая жидкая чернота, которая понемногу принялась формироваться во вращающуюся вокруг собственной оси толстую трубу, тут же заскользившую к месту схватки.

– Бледный Червь Аварон, – удовлетворенно проговорил Мишкоатль. – Здоровый какой! Ни разу не видел.

– Между тем на место схватки прибыл Бледный Червь Аварон, – прокомментировала Алена специально для оператора-элементаля, который судорожно сновал между вращающейся трубой и беснующимся элоимом, выбирая наиболее выигрышный ракурс.

– Брось чепушить, Аленький, – сказал Башнин. – Озвучку потом в монтажной наложим.

– Должен же быть хоть один комментарий непосредственно с места событий, – пожала плечами девушка. – С прорывающимися звуками битвы, с воплями ужаса, с воем ветра! – Она широко раскрытыми глазами жадно наблюдала, как разошедшиеся высшие демоны сбивают наземь фонари и крушат автобусные остановки.

– Вообще классную кашу ты заварила, – признал наконец Башнин. – У тебя не голова, а здание Государственной думы. Горжусь знакомством!

– Это еще только самое начало… – пробурчала Эбола.

Вращающаяся труба мрака внезапно резко изогнулась, как тот питон из квадратиков в приставке «Геймбой», в считаные секунды вернулась к люку и разом поглотила вопящего Бамбу Семь. Иностранцевия кинулась удирать со всех ног, но Аварон не обратил на нее никакого внимания и неописуемым зигзагом снова устремился к месту демонического побоища.

– Вот так, – непослушными губами проговорил Мишка. – Сколько раз говорил своим придуркам, что инициатива наказуема…

Между тем Бледный Червь приблизился к сражающимся демонам и принялся деловито обвивать их ноги – кольцо за кольцом, как Каа в мультике. Демон радиации стоял неподалеку и со скучающим видом наблюдал за разворачивающимися событиями.

Страж Ниббас новому участнику потасовки обрадовался.

– Он же пьяный в дупеляку! – громоподобно закричал страж. – Навались, братие, втроем мы этого урода наверняка завалим!..

Судя по всему, астральный мент успел достать не одного Ниббаса, если тот был настолько уверен, что против элоима к нему присоединится не только Аварон, но и бывший узник реактора.

– Смерть, – упрямо произнес бывший узник.

Тем не менее он все же зашагал к эпицентру драки и внезапной рыбкой нырнул в вихрь мелькающих демонических конечностей.

Пытаясь стряхнуть с себя противников, элоим слепо ступил в сторону, сокрушив торговый павильончик. Его нога вдруг потеряла точку опоры и провалилась глубоко в асфальт, попав не то в просадку грунта, не то в какие-то подземные коммуникации. Ничего уже не соображающий защитник города забился, как пойманная в силок птица, пытаясь высвободиться.

Асфальт вспучился, пошел крупными трещинами, и из разверзшегося в земле провала полезло нечто огромное, бесформенное и черное. Размытый силуэт мотнул угловатой башкой, увенчанной внушительными тупыми рогами, и внезапно стало ясно, почему элоим никак не может высвободиться: новый персонаж крепко держал его за ногу.

Это была удача. Это была такая необыкновенная удача, что на мгновение Эбола даже крепко зажмурилась от удовольствия. В игру вступил не кто иной, как флегматик Мастер Шем. Его трудновато было вывести из себя, но когда это кому-нибудь удавалось, следовало немедленно выносить вон всех святых, поскольку остановить разбушевавшегося повелителя метрополитена было чрезвычайно сложно.

– Ну, Аленка! – заорал у нее за спиной Мишкоатль. – Моя ж ты умница! Да эту съемку владыка целую неделю будет обсасывать! Не забывай только, родная, что репортаж у нас в пополаме, – поспешно добавил он. – То есть я тоже крут неимоверно!

– Твоими бы устами, Башнин, да на саксофоне играть. Помню, помню я, что репортаж в пополаме. Сгинь.

Сцепившиеся великаны снова шарахнулись в сторону МИФИ. Оказавшиеся у них на пути Иностранцевия и Тося Кудза бросились в разные стороны. Через мгновение выяснилось, что Тося выбрала более правильный вариант – когда под копытами великих демонов омерзительно чвакнуло, и Иностранцевия прекратила свое бренное существование на нижних планах бытия.

Элоим с такой силой приложил Мастера Шема со всей дури по рогам, что острый обломок рога, стремительно крутясь, просвистел по воздуху в направлении архитектурного заповедника «Коломенское» и где-то у горизонта вонзился глубоко в скат крыши дворца Алексея Михайловича.

Издали что-то кричал Сергеев – Алена, на мгновение отвлекшись от живописного побоища, отметила, что он каким-то образом снова оказался далеко за забором МИФИ. Когда это он успел?..

А вот Башнин находился рядом, и лицо у него тоже было испуганное.

– Аленка, валим! – видимо, он решил поработать переводчиком у Сергеева. – Джедаи уже здесь! И высшие твари слишком разошлись… – Он с опаской оглянулся, расширенными глазами наблюдая, как топчущиеся на шоссе демоны понемногу приближаются к их тротуару. – Нас сейчас разотрут в кашу!

Эбола подняла очумевший взгляд, натолкнувшись им на спину Тоси Кудзы, которая изо всех сил улепетывала в сторону платформы «Москворечье».

– Башнин, ты что, не понимаешь?! – горячо заговорила она. – Это же репортаж года! Какие, к черту, джедаи?! Сейчас у нас только огрызок репортажа! Мы должны довести запись до конца!

– Аленький, нам нужна панорама с высоты птичьего полета! – мигом нашелся ловкий Мишка. – Элементаль-оператор не может подняться высоко. Будем снимать с вертолета! Давай, пошли скоренько! – он настойчиво потянул ее за предплечье.

После могучего удара элоима Мастер Шем расстался со вторым рогом: бешено вращаясь, тот мелькнул вдоль шоссе и вонзился точно между лопаток Тосе Кудзе. Нарочно так не прицелиться, отрешенно отметила Алена.

Поперхнувшись кровью, девушка-ниндзя полетела кувырком и затихла на асфальте.

Да. Вот теперь точно пора.

Госпожа Эбола развернулась на каблуках и кинулась следом за удирающим Башниным.

Избавившись от оружия, до вертолета они втроем добрались молниеносно. Страх смерти, как уже было замечено, способствует спринтерским рекордам как ничто другое. Больше из их команды не выжил никто.

Со стороны пилота кабина вертолета теперь была открыта всем ветрам: видимо, сюда добил шальной магический удар со стороны сражающихся на Каширском шоссе высших демонов, который на излете ударил в бронированный борт и с мясом вырвал дверцу. Боевой маг первым нырнул в зияющий дверной проем, тут же сдвинувшись на соседнее место. Мишкоатль мог отпереть противоположную дверцу, но, разумеется, не стал терять времени, последовав за Сергеевым.

В итоге Алена, влетевшая в кабину последней и уплотнившая уже загрузившихся мужиков, оказалась в кресле пилота. Башнин протестовать не стал, ибо девушка вполне уверенно подняла вертолет в воздух. К счастью, винтокрылая машина выдержала магическое попадание. Мишка завис между креслами, а мрачный Сергеев расположился рядом с противоположной дверью: кажется, происходящее совсем перестало его радовать, и даже воздух свободы не пьянил более бывшего раба, отчетливо почувствовавшего, что свобода пахнет керосином, а морозный воздух, врывающийся через опустевший дверной проем, совсем не способствует комфорту.

Тут же обнаружились вездесущие джедаи. Два вертолета описывали задумчивые круги высоко в небе над демоническим побоищем. На появление журналистов они не отреагировали. Алена оказалась права: блюстители мирового порядка сочли, что представители ордена Повелителей Новостей имеют полное право вести репортажную съемку с места событий для своего взбалмошного владыки. Никому и в голову не могло прийти, что именно адепты-репортеры осмелились спровоцировать столь крупное побоище между высшими демонами, а страж Ниббас, который мог бы их заложить, был сейчас крайне занят.

Тем временем демоническое сражение достигло наивысшего накала. Астральное тело Червя Аварона было изорвано в клочья и стелилось по асфальту клочьями туманного мрака, однако осатаневший демон не прекращал попыток удавить противников в своих дружелюбных объятиях. Понемногу рассвирепевший демон радиации впал в боевое безумие и теперь яростно пинал элоима, которого наконец повалил Ниббас. Вечеринка была в самом разгаре и определенно удавалась.

За спинами сражающихся демонов внезапно мелькнуло пятнышко света, оставляя за собой едва заметный в темноте дымный росчерк. Оно со свистом вонзилось в один из пятиэтажных домов по Каширскому шоссе, прямо над офисом «Росгосстраха». Огненный столб взрыва на несколько мгновений осветил окрестности и разлетающиеся во все стороны, как при замедленной съемке, куски битого кирпича.

Возня мигом прекратилась – приподнявшись на локтях, высшие демоны изумленно созерцали происходящее.

– Ну, и кто это сделал? – ледяным тоном осведомился уже почти совсем протрезвевший элоим, сразу вспомнивший о своих обязанностях доблестного защитника города. – Кто из вас, уродов, это сделал?!

– Смерть! – громогласно прошелестел безымянный демон радиации, единственный из всех присутствующих не завороженный огромным огненным цветком, распустившимся в темноте, и изо всех сил пнул элоима в бок.

– Ах, ты ж!.. – Защитник города даже дар речи потерял от такой наглости. Он снова бросился на противника, и битва разгорелась с новой силой.

– Сдохните! – процедила сквозь зубы Алена, выпуская вторую ракету. – Сдохните, твари!

Вторая ракета уничтожила другой подъезд того же дома.

– Аленький, ты чего? – встревожился Башнин.

Она повернула к нему лицо – оскаленную гипсовую маску с пылающими глазами.

– Они слишком мало разрушают! Элоим их сдерживает! По-твоему, так выйдет по-настоящему крутой сенсационный репортаж?!

– Дура! Там же куча людей!..

– А если бы дом сокрушили в драке демоны, там была бы не куча людей?! – Она даже задохнулась от негодования. – Башнин, хватит чистоплюйствовать! Мы, благородные адепты, вынуждены время от времени уничтожать простолюдинов для общего блага. Это наш священный долг, карма и тяжкий крест…

– Аленький! Не было такого уговора! – яростно запротестовал Мишкоатль. – Мы же собирались просто выпустить демона радиации и столкнуть его со стражем! Всё! Элоим – это уже вне плана, не говоря обо всех остальных! Ты что же такое творишь, гадюка?!

– Мишка, поздно отступать! Эти уроды хотели Великую Сенсацию?! Вот вам Великая Сенсация! – Алена яростно захохотала. – Если половина Москвы будет обращена в пыль, этого будет достаточно, чтобы поставить мой материал в начало блока новостей?! А может, это даже достойно экстренного выпуска?.. – Она хрипела, слюна летела во все стороны.

– Безумная с-с-сука! – Мишкоатль едва не плакал от отчаяния. – Угораздило же меня вляпаться!..

– Не трусь, Башнин! Погибнем как герои!..

– Пошла вон из-за штурвала! – Он цепко ухватил ее за руку, словно краб, не давая дотянуться до рычагов.

– Да в чем дело-то?! – психанула она. – Ты не очень-то возражал, когда мы раздолбали самолетами, а потом подорвали и обрушили башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, чтобы владыка вновь прильнул к мониторам и передумал выбираться на поверхность – глотнуть, типа, свежего воздуха и размяться!

– Тогда у нас не было другого выхода! – заорал он. – Вовка Познер вообще предлагал взорвать ядерный заряд на площади перед Рокфеллер-центром, а тогда бы погибло гораздо больше народу!

– У нас сейчас тоже нет выхода, Миша. Владыку надо успокоить, иначе он свернет набок Останкинскую башню.

– Поправка, родная, – злорадно ощерился Мишкоатль Клеопетрович. – Это у тебя нет выхода. Это у тебя проблемы. Это тебе надо успокоить владыку, мне это не надо. Ордену это тем более не надо – владыка вполне успокоится, получив твою голову на серебряном блюде.

– Ох и говнюк же ты, Башнин! Скажем тебе «нет», говнюку!

– Мы не будем почем зря убивать профанов в таких количествах, – отрезал Башнин. – Это подло. Мы не высшие демоны, в конце концов. Профанов надо убивать с высшей целью и конкретным смыслом, особенно в массовом порядке. Всё, мужчина сказал. Флейма не будет.

– Ты только что потерял одну постель, Башнин.

– Надень ее себе на голову и так ходи, шлюха.

– Стало быть, ты потерял и вторую постель.

– Засунь ее себе в жопу. Засунь себе в жопу обе. – Он железной хваткой стискивал ее правое запястье, не давая запустить очередную ракету. – Хотя у меня записаны три. Засунь себе в жопу три постели, вот сколько.

Сергеев притих в углу кабины, прислушиваясь к перебранке благородных адептов.

– Слушай, Мишк, что я делаю не так?! – закатила наконец истерику Эбола, задергавшись в его отнюдь не ласковых объятиях. – Что я сейчас делаю такого, чего мы не делаем обычно?! Чуть увеличила масштаб, что ли? Так мы часто так делаем! Мы организовали девятое сентября две тысячи первого года – наш самый удачный перформанс. Мы устроили взрывы жилых домов в Москве и спровоцировали вторую чеченскую войну. Мы завалили Кеннеди и уморили Майкла Джексона, мы сбросили ядерную бомбу на Хиросиму, мы выпустили на свободу военный вирус СПИДа. Миром правят Новости, Башнин, и все прекрасно понимают, что пока Мабузе и быдлочеловечество с разных сторон прильнули к экрану одного и того же телевизора, поглощая жареную информацию, мы за их спинами можем творить все, что хотим! А чтобы информация была жареной, ее нужно как следует, до хруста прожарить! Ну?!

– Обоссы меня Господь! – возопил Мишкоатль Клеопетрович. – Да все эти диверсии, теракты и исторические переломы были заранее согласованы и с ситхами, и с джедаями, и с высшими демонами! Такие специнциденты всегда убивают двух зайцев – решают закулисные проблемы Внутреннего Круга и отвлекают народ с демоном Мабузе от ненужного! Ты понимаешь, как Внутренний Круг отреагирует на твою непредвиденную бомбардировку на Каширке? Ты хоть представляешь вообще, что нам будет за несанкционированный разгром Москвы?!

– Башнин, ау, проснись! Москву громят демоны! А мы просто летаем рядом и снимаем сенсационный репортаж!..

– Пошла вон из-за штурвала, овца!

Алена не шелохнулась, сцепив зубы. Тогда Башнин решительно придвинулся к ней, ухватил поперек туловища и принялся перетаскивать через свои колени на место второго пилота.

Драться в тесной вертолетной кабине, при этом сидя на коленях у достаточно массивного мужика, было чертовски неудобно. Он прижимал ее предплечья к телу, сковывая свободу движений. Лягнуть его в пах или в кость голени тоже не представлялось возможным за недостатком места. В столь плотном сумоистском контакте боевые навыки уже не имели никакого значения, в зачет шли только масса и грубая сила, которых у Башнина было раза в полтора-два больше, чем у Эболы.

Алена попыталась, резко отклонив голову назад, разбить ему затылком нос или попасть в подбородок, но он оказался настороже и молниеносно убрал башку.

Несмотря на отчаянное сопротивление девушки, Мишкоатль, сопя от натуги и ругаясь, неумолимо сдвигал ее в сторону соседнего сиденья. Лишившийся управления армейский вертолет неподвижно повис в ночном небе, негромко тенькая винтами.

– Всё, всё, брэк! – придушенно пискнула Алена, когда левая рука Мишки нежно скользнула вверх по ее груди и намертво перекрыла дыхание, взяв горло в железный локтевой захват. – Сдаюсь! – Она перестала биться, расслабилась и смиренно поерзала на его коленях, выражая готовность самостоятельно покинуть кресло пилота.

Башнин осторожно ослабил хватку, готовый в любое мгновение снова захлестнуть петлю. Эбола покорно перебралась на правую сторону кабины, а он наконец отлепился от нее и полез за штурвал.

– Ты больная на всю голову, – заявил он, умащивая свой зад в пилотском кресле. – Знаешь, мне думается, что иногда женщин нужно планомерно отстреливать в санитарных целях, как волков, – чтобы не наносили непоправимого ущерба сельскому хозяйству. Внутренний круг будет тебя судить, а я стану участвовать… – Он протянул руки к рычагам управления.

Алена, пристально наблюдавшая за ним, уперлась спиной в Сергеева и, распрямившись, словно стальная пружина, обеими ногами резко ударила Мишкоатля в бок. Да, Башнин был массивнее, однако она напряглась изо всех сил и сумела сдвинуть его с места.

Мишка взмахнул руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь, однако этого ему не удалось. В пустом дверном проеме мелькнуло его побагровевшее лицо с комично вытаращенными глазами – родной, вечно ты корчил из себя дешевого комика, – после чего орденоносец Мишкоатль Клеопетрович Башнин спиной вперед кувыркнулся в черную морозную пустоту за бортом вертолета.

Эбола быстро перебралась в пилотское кресло и, вцепившись в предохранительную скобу, выглянула наружу через выбитую дверь. Мишка висел снаружи на фюзеляже, примерно в метре ниже ее, уцепившись одной рукой за какую-то выступающую железяку. Глаза у него теперь были огромные и страшные, с расширенными зрачками, как у вампира, поблескивавшими, когда на них попадал свет из кабины.

– Дай руку! – прохрипел он, пытаясь перекрыть гул вертолета. – Руку!..

– Скажем «нет» Башнину, – холодно произнесла Эбола и, свесившись вниз, с размаху ударила каблуком тяжелого армейского ботинка, дробя Мишкоатлю суставы пальцев.

Башнин еще несколько секунд отчаянно цеплялся за ледяную железяку, но в конце концов без единого звука покорно полетел вниз.

Через пару бесконечных мгновений снизу донесся приглушенный сочный хруст. Еще дальше высунувшись наружу, Алена разглядела содрогающуюся в агонии тень своего бывшего, нанизанную на один из указующих в небо декоративных бамбуковых шестов, украшавших вход в японский ресторан «Тануки» неподалеку от бывшего кинотеатра «Мечта». Падение с тридцатиметровой высоты и без того едва ли прибавило бы ему здоровья, но теперь он вообще был нейтрализован с гарантией. В ближайшие полчаса у него найдутся более важные занятия, нежели вставлять палки в колеса Алене Ашшурбанипавловне Эболе.

– Дежавю, – пробормотала она, возвращаясь за штурвал. Сегодня ей определенно везло на жуков мужского пола, нанизанных на булавки. Можно собирать коллекцию. Что, самцы, теперь знаете, каково это – быть пронзенным?.. Впрочем, Фимка и без того наверняка знал… – Ладно, Сергеев, ты в курсе, что нужно делать дальше. Слышишь меня, Сергеев?

– Нет уж, партнер. На сегодня я видел достаточно. – Боевой маг выхватил из кармана половинки ошейника и соединил их на своей шее; оживший ошейник жадно лязгнул, активируясь. – А теперь жду дальнейших указаний, госпожа.

– Сергеев, поздно отступать! – завопила Алена. – Ты сегодня уже натворил столько, что меньшее, что с тобой теперь сделают, – это очень медленно сварят в кипящем масле!

– Чего это в кипящем масле? – вяло удивился Сергеев, вращая шеей: защелкиваясь, рабский ошейник прихватил кожу. – За действия раба по законодательству отвечает хозяин.

– Вообще-то ты натворил дел без ошейника!

– Не докажете, гражданин начальник. Ничего не знаю, свидетелей нет, а видеозапись можно подделать, поэтому доказательством она не является. Следов взлома ошейника не осталось, а того хреномастера, который снимал с меня ошейник, я уже с наслаждением убил, когда мы выходили из его дома – мысленно пережал ему на расстоянии один крайне важный сосудик в голове. И вообще поздняк метаться: я снова в ошейнике и снова беспомощен, как младенец. Точнее, как здоровый пятидесятилетний мужик в рабском ошейнике. Снять его еще раз без помощи мастера соответствующего профиля мы не сможем. Амен, что называется.

Хищно оскалившись, Алена с оттяжкой хлестнула его по лицу. Раз и другой. Крест-накрест. И еще. И еще. И еще.

– У меня кровь течет, госпожа, – хладнокровно заметил раб.

– Команды разговаривать не было, пес! – злобно процедила Эбола, делая еще один крест-накрест. И еще один. И еще.

Наконец она утомилась, отбила руку и прекратила это бесполезное занятие.

– Суки вы с Башниным, Сергеев, – задумчиво поведала Алена. – Вы меня предали. Все меня предали. Что ж за день сегодня такой… – Она тряхнула головой. – Не желаешь прогуляться вниз следом за этим ублюдком? – поинтересовалась она, откидываясь на спинку сиденья. В голове ее царил полнейший сумбур; впервые за этот безумный день она вообще не представляла, как поступать дальше.

– Это было бы контрпродуктивно, – вежливо заметил Сергеев. – Если меня найдут мертвым на месте преступления, джедаи наверняка заподозрят неладное. Зачем это Алена Ашшурбанипавловна взяла на съемку репортажа своего домашнего раба? Ах да, он ведь в прошлом могущественный боевой маг-рецидивист… Видите, как интересно сразу паззл складывается? Зато живой я смогу свидетельствовать в вашу пользу. Идея провокационного репортажа безусловно принадлежала господину Башнину. Что? Нет-нет, моя госпожа не собиралась участвовать в этом преступлении, но Мишкоатль Клеопетрович заставил ее сесть в вертолет под угрозой применить электрический разрядник…

– Всё, заткнулись, – страдальчески проговорила Алена. – Я заткнулась, ты заткнулся. Все заткнулись. Дай мне подумать.

М-да. Как справедливо заметил один из героев «Приключений глаза», тарелки предназначены для того, чтобы в них садиться.

А потом, приняв окончательное решение, госпожа Эбола снова положила руки на гашетку и продолжила обстрел микрорайона.

Вместе с ракетами она выстреливала всю свою ненависть к этому душному миру профанов, из которого когда-то выбралась с таким трудом, как из топкого болота, и возвращению в который предпочитала благородную героическую смерть в сбитом джедаями военном вертолете. Даже собственные внутренности на серебряном блюде были для нее предпочтительнее этого вязкого, отвратительного, серого, дурно пахнущего мирка.

Она расстреливала в упор свой страх оказаться однажды в одной из этих облупленных пятиэтажек без средств к существованию, без платиновой уралсибовской карточки, «Рейнджровера SVAUTOBIOGRAPHY» в отапливаемом охраняемом гараже, хамона и пармезана, ночных клубов и невероятного эксклюзива от Кристиана Лакруа в шкафу.

Она рубила крупнокалиберными пулями свою глубочайшую досаду и обиду на орден, бросивший ее на произвол судьбы после первого же мельчайшего прокола. Она уничтожала гадючник благородных адептов, равнодушных свиней, радующихся чужой беде только потому, что та обошла их стороной. Равнодушных свинских гадюк. Она одну за другой всаживала ракеты в мир посвященных, сыто похрюкивающий, бессмысленный, жестокий мир, который можно хоть чуть-чуть расшевелить только прямой трансляцией Армагеддона, да и то вряд ли. В мир всех вот этих вот эуметазоев, этих билатеральных вторичноротых хордовых позвоночных млекопитающих, этих плацентарных сухоносых приматов, человекообразных гоминидов, гомо сапиенс сапиенс и еще раз сапиенс. И еще раз. Сволочи! ненавижу! ненавижу!..

Джедаи наконец обратили на нее внимание, сообразив, что вертолет Повелителей Новостей ведет себя странновато для репортажной съемки. Две боевые машины джедаев взяли Алену в клещи и принялись отжимать к земле. Щелкнула и зазвенела, разворачиваясь, светящаяся магическая сеть, и Алена Ашшурбанипавловна ощутила, что неспособна пошевелить ни рукой, ни ногой без команды кукловодов. Единственное, на что она теперь была способна, – это уверенно снижать вертолет и вести его на посадку.

Ну, значит, и тут ни черта не вышло.

С самого утра день не задался.

Они стояли в вестибюле телевизионного центра и молча, в упор, разглядывали ее, словно неведомую зверушку. Мэтр Нигредо. Нергалыч. Магда Нинхурсаговна. Повыползал на солнышко весь цвет нашего террариума, что называется.

– Мы выражаем самый решительный протест руководству ордена Повелителей Новостей, – медленно и веско говорил мастер-джедай Гаумата Топильцын, расставив ноги и заложив руки за спину. Было в его стойке что-то гламурнацистское. – Все мы знаем, сколь важна, опасна и почетна ваша священная миссия, однако уничтожение такого количества невинных людей ради эффектного репортажа совершенно недопустимо. Ну сотня, ну пусть даже другая – но двести семьдесят четыре трупа!.. – Он внушительно покачал налысо обритой головой. – Это непростительный удар по кормовой базе высших демонов. А самое главное, городу причинены серьезные разрушения, которые не скроешь так просто, как пару сотен погибших. Вы представляете хотя бы, во что обойдется Людям в Черном заглаживание в общественном сознании данного прискорбного инцидента?..

Алена осторожно покрутила запястьями. Заломленные за спину руки в наручниках жгло огнем. В любовных играх она обычно использовала мягкие, бархатистые, розового цвета. Скорее бы высокопоставленные шишки заканчивали свои разборки и начинали выпускать ей кишки. Или, может быть, ей позволят погибнуть на ристалище с плазменной плетью в руке, как и подобает истинному воину ордена Повелителей Новостей?..

Нет, мало шансов. Микроскопически мало. Значит, кишки.

Она осторожно ощупывала за спиной кончики пальцев. Черт. Истинно что черт. Повредила третий ноготь за один день. Да что же за черная полоса такая…

– Орден Повелителей Новостей приносит глубочайшие извинения Архимэрии, Людям в Черном и ордену джедаев, – произнес Палсарыч. – Мы безусловно примем участие в ликвидации последствий необдуманных действий нашего адепта, в том числе и финансовое. Также мы проведем доскональное внутреннее расследование и накажем адепта Эболу в соответствии с тяжестью содеянного и согласуясь с уставом нашего ордена.

– Извинения будут переданы, – надменно кивнул мастер Гаумата. – Однако порекомендую вам не задерживаться с тем, чтобы подтвердить их лично. И есть еще один аспект произошедшего инцидента… В данном деле затронута честь нескольких высших демонов, которые жаждут неукоснительной сатисфакции.

– Не станете же вы, мэтр, выступать еще и от имени высших демонов? – Магистр чуть прищурился. – Астральные сущности пусть обращаются с претензиями к нашему владыке. За проступки раба, как известно, отвечает хозяин. Негоже духовным креатурам становиться на одну доску со смертными, это омерзительно мелко.

– Если вы ставите вопрос так, мэтр, то я умолкаю, – с полупоклоном отозвался Топильцын. – Мне казалось, что этот вопрос нам лучше решить на своем уровне без лишнего шума. Но раз вы предпочитаете вмешать в конфликт своего владыку, что ж, сие ваше право.

Нигредо безмолвно вернул мастеру-джедаю полупоклон.

Переминаясь с ноги на ногу, Эбола звякнула цепью, один конец которой был приделан к ее строгому ошейнику, а второй – намотан на кулак джедайского магистра. Интересно, подумала Алена, когда из нее начнут заживо вытаскивать кишки, она закричит или сумеет сдержаться? Савик Шустер, он же адепт Мистиф Уицраор, в свое время не сумел, но из его медицинской карты девушка знала, что у него был слишком высокий болевой порог. Вообще непонятно, как его взяли в орден с таким болевым порогом. Скорее бы уже начинали экзекуцию, а то у нее страшно затекли руки и безумно хочется спать. Глазницы прямо пылают, словно в них снова насыпали васаби-порошка. Порошка, да. Кокаинчику бы…

Между тем мастер Гаумата все болботал и болботал, время от времени садистски потягивая цепь. Совести нет.

Наконец нравоучительное болботание завершилось передачей свободного конца цепи в руки мастера Нигредо, после чего Топильцын откланялся.

Палсарыч поднял голову и в упор посмотрел на Алену.

– Я думал, этот зануда никогда не уйдет, – сухо проронил он.

Нергалыч отстегнул ошейник и пихнул непонимающе уставившуюся на магистра Эболу в бок:

– Ну, чего встала, вирго Люцифера?! Пулей в монтажную, дура!..

Алена летела в монтажную, как безумная весенняя муха, с трудом осознавая, что ей, кажется, предоставили шанс, потому что никак нельзя бросать такой шикарный репортаж. А поскольку соавтор репортажа уже мертв, только она способна правильно его смонтировать и озвучить, поведав о том, чему сама была свидетелем.

Через полчаса после того, как репортаж был смонтирован и передан по инстанциям, Нигредо появился в аппаратной, где Алена смолила одну за другой тонкие сигареты «Давидофф Слимз Голд». Прислонился плечом к дверному косяку, устало прикрыл глаза. Все-таки у него очень нервная служба. А ведь он аскет, ему сигарет нельзя…

Впрочем, ему небось и трахаться нельзя, а поди ж ты. Откуда что берется.

Эбола молча смотрела на него, машинально считая секунды. Две, три, четыре… Умеет профессионально тянуть жилы, гад. Непрофессионалов в орден не берут.

– Пойдем со мной, девочка, – безо всяких эмоций проговорил наконец Палсарыч. – Владыка желает тебя видеть.

– Мою голову на блюде? – уточнила Алена, яростно втаптывая окурок в пепельницу.

– Целиком. Тебя целиком. Без блюда. Он хочет горячо поблагодарить тебя за эффектную работу.

Всё, подумала Алена. Победа. Дурак ты, Мишка. Законченный дурак. Победителей не судят. Ставить всегда надо на реальную силу. И еще верить в себя. А о том, чтобы заботиться о благе смертных, – про это в Синей книге нет ни строчки.

В катакомбы владыки они спустились обычным порядком: очищение тела, очищение духа, испытание болью. Только теперь адепт Эбола направлялась на аудиенцию лично, а не в составе двенадцати лучших, и от этой невероятной чести захватывало дух и немного сосало под ложечкой.

Великий демон Мабузе снова предстал в облике Сталина с ликом чудовища Франкенштейна, и это было весьма необычно, поскольку обычно владыка не использовал один аватар дважды. Но тут, судя по всему, сыграло свою роль то, что в прошлый раз данный аватар в связи с форс-мажорными обстоятельствами не был отыгран до конца.

– Что ж, – снисходительно проговорил Мабузе, – твой репортаж порадовал меня, дитя. Я не в силах далее сердиться на твой опрометчивый поступок, столь расстроивший меня утром. Более того, я считаю, что твое рвение в добыче острой информации нуждается в поощрении. Что, если мы сделаем тебя руководителем новостного отдела телеканала Би-би-си?..

– Е-е-е-е-е-е-е! – пронзительно заорала Алена Ашшурбанипавловна – так, что эхо испуганно заколыхалось под сводами пещеры, – и дважды взад-вперед прошлась перед подиумом колесом, после чего сделала с места обратное сальто. – Башнин, я же говорила тебе, что ты помрешь, как и жил, – законченным придурком! Девчонки, впере-о-о-од!.. – Она схватила бутылку шампанского, протянутую Палсарычем, и шарахнула ею об стенку, отбив горлышко, после чего принялась лить шампанское себе на голову, пытаясь ловить ртом шипучую струю. – Вот вам, паскудная дюжина лучших репортеров Москвы! Вот вам, грязные хреносвиньи!..

Да нет, разумеется, ничего такого она не сделала. Это все только у нас в голове, как неоднократно утверждалось в мудром мульте «Желтая подводная лодка». На самом деле она смиренно опустила глаза и тихо произнесла:

– Я нижайше благодарю великого владыку, чьи кадровые решения всегда преисполняют нас чувства справедливости и неизменной правильности.

– Рад, что у тебя нет возражений. А теперь я хочу немедленно заниматься с тобой бурной сексуальной активностью, отважная самка! – проговорил Мабузе. – Проследуй на ритуальное ложе, и я энергично восторжествую над твоим телом. Посмотри, до какого блистательного состояния ты довела мою демоническую похоть, хитроумная человеческая особь!

Он неторопливо снял шинель, аккуратно сложил ее и медленно повернулся.

Алена почувствовала мгновенную дурноту, и ей пришлось поднести ладонь ко рту, чтобы не выплеснуть наружу свой ужас.

– Ахринеть! – ошарашенно прошептала она. – Это в меня не влезет!..

– Давай, девочка, не ломайся, – вполголоса горячо заговорил магистр, беря ее под локоть. – Владыка еще ни разу не делал своих адептов инвалидами. Пара недель в нашем лучшем госпитале, ничего страшного. А потом четыре недели на элитных пляжах Мадейры за счет ордена. Маленький незапланированный отпуск перед важным назначением… – Он улыбался одними губами, тоже не в силах отвести помертвевшего взора от причиндалов затейника-владыки, потрясенный их беспрецедентно причудливой формой и колоссальными размерами. – Не заставляй хозяина ждать…

Алена Ашшурбанипавловна Эбола на негнущихся ногах проследовала к ложу, опустилась на него и непослушными пальцами принялась расстегивать блузку. Когда она разделась донага и вытянулась на ложе, словно на смертном одре, холодные кожаные ремни сами собой захлестнулись на ее запястьях и щиколотках.

Она вздрогнула ровно один раз – когда со стороны чресел приближающегося Мабузе раздался сухой и отчетливый щелчок, словно огромный омар клацнул зазубренными клешнями.

Хитиновыми и шипастыми.

Участок Каширского шоссе, на котором случилась памятная драка высших демонов, вошедшая в историю как Битва Пятерых, был плотно оцеплен военизированными частями Министерства Чрезвычайных Ситуаций. Бригады спасателей в оранжевых жилетах привычно и быстро разбирали завалы, над районом бедствия изредка пролетали санитарные вертолеты.

Невидимый для глаза непосвященного, рядом с оцеплением стоял исполинский православный эгрегор и, заложив руки за спину, сумрачно наблюдал за проведением спасательных работ.

Возле одного из полуразрушенных подъездов углом торчал из асфальта работающий цветной кинескоп. Вероятно, его выбросило из окна при взрыве, вырвав при этом из телевизора; не вполне понятно было, впрочем, каким образом он при таких обстоятельствах сумел нисколько не пострадать, а также сохранил способность принимать телевизионные передачи. Впрочем, после использования в Битве Пятерых магических полей высокого напряжения удивляться многочисленным феноменам на данном пятачке пространства не приходилось: в восемнадцатой квартире до сих пор пылал неугасимый адский огонь, в тридцать второй безнадежно нарушились пространственно-временные связи, а возле второго подъезда, наступив на ничем не примечательный участок почвы, схлопнулись двое пожарных, прежде чем остальные сообразили обнести опасное место заградительными знаками.

Или, например, возвращаясь все к тому же кинескопу: он был на треть погружен в асфальт, словно, ударившись углом о тротуар, погрузился в мгновенно ставшее мягким, как масло, дорожное покрытие, а еще через долю секунды тротуар снова затвердел, и теперь извлечь кинескоп из его цепких объятий можно было только либо взломав асфальт, либо разбив кинескоп.

Между тем экран кинескопа, отсоединенного от телевизора и какого-либо источника питания, мягко светился. Передавали, разумеется, Новости, что же еще:

«…возвращаемся к взрыву бытового газа на Каширском шоссе. По уточненным данным, погибло два человека, ранено пятеро. Обрушился один из подъездов жилого дома. Информация о том, что пострадал находящийся рядом магазин «Пятерочка», не соответствует действительности – в ритейлерской компании его закрытие объяснили продолжающейся уже несколько дней реконструкцией здания. Не подтвердилась также информация о повышенном радиационном фоне на Каширском и Варшавском шоссе: руководство МИФИ заявило, что никаких нештатных происшествий ни на ядерном реакторе, ни на ядерных исследовательских установках, расположенных на территории института, не было, а панические сообщения в социальных сетях, видимо, вызваны неисправностями измерительных приборов, которыми пользовались блоггеры.

У нас небольшой рекламный блок, он закончится очень быстро, не переключайтесь, пожалуйста. Но сначала – обращение к тем, кто сейчас слышит не музыкальную заставку рекламного блока, а голос диктора. Если такое случилось с вами впервые, в вашей судьбе грядут невероятные перемены к лучшему. Соблаговолите немедленно и внятно произнести вслух фразу «клаату верата никту» и дождитесь, пока с вами свяжутся наши операторы…»