Являются ли США проблемой для России?

Виталий Третьяков, ведущий (далее В.Т.): — Здравствуйте, дорогие друзья и коллеги. Это передача «Что делать?», и я ее ведущий — Виталий Третьяков. Обсуждаем по-прежнему проклятые вопросы истории русской современности. Сегодня поговорим о том, являются ли Соединенные Штаты Америки проблемой для России. У нас уже была передача «Является ли Евросоюз проблемой для России?». Сегодня — об американцах. Мои гости — это люди, я бы сказал, глубоко связанные с Соединенными Штатами Америки. Мало того, что они американисты, но они очень часто там бывают. Они занимаются этим специально. То есть если представить, что кто-то в каком-то обозримом будущем вдруг закроет Америку, то они останутся без части своей жизни. В этом смысле они очень неравнодушны, но, я уверен, крайне объективны. И мне хотелось бы, чтобы в этом собрании квалифицированных специалистов мы преодолели тот комплекс антиамериканизма, который в каждом из нас присутствует и, по моим наблюдениям, все больше и больше распространяется в мире. Я ставлю свой первый вопрос для того, чтобы выяснить, на каком хронологическом отрезке времени наших взаимоотношений с Соединенными Штатами Америки мы находимся, учитывая их могущество. Первый вопрос для короткого ответа каждого — как раз для уточнения этой позиции. Итак, Соединенные Штаты Америки уже начали стремиться к закату своего могущества, или они еще будут подниматься по восходящей к своему глобальному господству? Все-таки это разные позиции, это разная проблемность. Вот как бы вы зафиксировали сейчас этот исторический календарь Соединенных Штатов Америки для их могущества?

Сергей Караганов, председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, заместитель директора института Европы РАН (далее С.К.): — Америка потеряла часть своего реального или фантомного могущества, которое обсуждалось здесь и везде несколько лет тому назад, когда все считали, что Америка является фактически единственной сверхдержавой. Она его потеряла. Но могущество Америки осталось, потому что там есть одна из самых сильных экономик, которая накачивается деньгами со всего мира. Там есть самые сильные вооруженные силы, там есть самая сильная политическая система из существующих среди развитых стран. Поэтому Америка слабеет, она частично слабеет благодаря своим собственным неправильным действиям, но о закате могущества я бы еще не говорил.

Алексей Арбатов, член научного совета Московского центра Карнеги, член-корреспондент РАН (далее А.А.): — Экономическая и военная мощь Америки велика и будет оставаться самой большой в мире еще на протяжении, может быть, 20 или 30 лет. Но возможность трансформировать это в политическое влияние в мире резко сужается. Поэтому если говорить об американском веке, как о нем говорили еще несколько лет назад, то, на мой взгляд, никакого не вызывает сомнения, что этот век быстро заканчивается. Соединенные Штаты, при всем своем могуществе, в новом окружающем мире, который за эти несколько лет тоже очень значительно изменился, сворачивают свое влияние и возможности за рубежом, и будут сворачивать дальше. Вопрос только в том, где этот процесс остановится.

Анатолий Уткин, директор Центра международных исследований РАН (далее А.У.): — Мне представляется, что высказанные точки зрения несправедливы по отношению к американскому могуществу. Мне кажется, что минимум при жизни еще одного поколения Соединенные Штаты, останутся, безусловно, самой могучей державой. Мне не нужно говорить о 14 триллионах продукта, о самой большой военной мощи, это очевидно… Что случилось, что дает шанс американцам? Не получилось единой Конституции Европейского союза, то есть как государство Европа не возникает. Китай на пути к могуществу, но у него тоже еще 25–30 лет впереди. И о Соединенных Штатах нет никаких оснований говорить, что начался закат американского могущества. Соединенные Штаты продолжают оставаться державой номер один и будут таковыми долго.

Андраник Мигранян, профессор МГИМО (далее А.М.): — Я же, к сожалению, или, не знаю, к счастью, должен не согласиться с тем, что было сказано здесь. Мне кажется, все-таки пик могущества американцы уже перешли. И я в этом отношении хотел бы напомнить одну замечательную идею Монтескье о Римской империи: максимальная экспансия империи совпадает с началом внутреннего заката этой страны. Мне кажется, что американцы столкнулись с огромным количеством внутренних проблем, достаточно почитать книгу Патрика Бьюкенена по этому поводу. Это и демографическая, и культурная, и целый ряд других проблем. И они столкнулись с колоссальным количеством внешних вызовов, я думаю, в значительной степени потому, что Америка теряет свой, как говорил Джозеф Ной, soft power, то есть мягкую силу, привлекательную для других стран. Действуя с помощью жесткой силы, она, конечно, вызывает все более и более негативную реакцию по отношению к себе.

Сергей Рогов, директор Института США и Канады РАН, член-корреспондент РАН (далее С.Р.): — Я думаю, что именно в начале XXI века Америка достигла пика своего могущества и о закате Америки пока говорить рано. И действительно, роль единственной сверхдержавы означает, что нет ни одного равного по силам соперника, даже близко нет. Об этом уже говорили мои коллеги. Я думаю, что с этой точки зрения баланс сил в мире вряд ли изменится в течение ближайших нескольких десятилетий. Но, достигнув пика своего могущества, Америка столкнулась с проблемой истощения сил. Даже самая могущественная держава одна не в состоянии диктовать всему миру. И сегодня в конечном счете все упирается в вопрос, каким будет исход войны в Ираке. Если Америка одержит победу (вопрос еще, что считать победой), то, я думаю, что инерция этого сверхдержавного однополярного мира будет действовать еще очень долго».

В.Т.: — Я фиксирую тот аспект проблемы, что еще два или три года назад, а уж 5–6 лет тем более, практически не оспаривалось, что XXI век, по крайней мере, его первая половина — век США. Ну, может быть, были какие-то диссидентские точки зрения, но все-таки сейчас по этому поводу сомнения. Я предлагаю вам самим изложить ту парадигму проблемности Америки для России в позитивном и негативном смысле, в частности, упомян ув все-таки возможные перспективы ее вдруг скорого стремительного обрушения. Потому что надежды на то, что Евросоюз, расширяясь, будет все могущественнее и могущественнее, тоже ставится сейчас под сомнение. Про Советский союз на пике его могущества тоже многие думали, что это на века и на десятилетия, а потом опыт исторический показал, что обрушение происходит очень и очень стремительно. Итак, американская парадигма проблемности для России и, в частности, возможные перспективы ее скорого разрушения. Заинтересованы ли мы в том, чтобы этот мировой жандарм или мировой гегемон вдруг неожиданно исчез?

С.К.: — Начнем с малого. Я был диссидентом, который 5–7 лет тому назад говорил, что американское могущество переоценено. Я рад, что оказался прав. Второе. Америка была гораздо более могущественная, чем весь остальной мир, по крайней мере, два раза в своей истории. Уж один раз точно — в 50-е годы прошлого века. Мы просто забыли историю. Мне стыдно говорить об этом в кругу столь выдающихся историков. Америка была сверхдержавой и сверх-сверхдержавой, конечно, в конце 40-х — начале 50-х годов. Она была гораздо более могущественная, чем сейчас. Поэтому давайте оставим наши собственные представления немного в стороне. Третье — проблемы для России. Америка, скорее, пока является решением для России, а не проблемой, потому что американцы с самого начала поняли, что они многое без России сделать не могут, а против России делать им невыгодно. И поэтому они проводили наиболее конструктивную политику среди западных держав в отношении России. Нам она не нравилась, потому что все равно мы отступали иногда, но они могли наш бывший Советский союз разорвать окончательно.

В.Т.: — Но они испугались это сделать.

С.К.: — Они рационально этого делать не стали. И сейчас рационально дают нам возможность сыграть какую угодно роль, например, в Центральной Азии расширить влияние, на Ближнем Востоке, что меня очень пугает. Всех очень порадовало, что они ушли из Узбекистана, а мы туда вошли. А меня это обеспокоило, потому что это означает, что мы взваливаем на себя имперскую ношу, не имея для этого соответствующих ресурсов. Другое дело, что, может быть, мы не имеем права не взвалить на себя эту ношу.

А.М.: — Я думаю, что сегодня сложилась для России чрезвычайно благоприятная ситуация по целому ряду направлений и по целому ряду причин. Если в 90-е годы при всемогуществе США мы были тотально зависимы от этой страны — мы не имели субъектности нашего государства, и Вашингтон в значительной степени определял границы нашей субъектности, — то сегодня с ослаблением США или, по крайней мере, с перенапряжением американской империи, вовлеченности ее в целый ряд авантюрных проектов, реализация которых ставится под сомнение самими американскими политиками и аналитиками, и с укреплением российского государства, консолидацией власти, с увеличением ресурсной базы, это делает возможности обретения нашей субъектности в международных отношениях гораздо более возможным. И зависимость наша от Вашингтона стремительно уменьшается. Мы становимся партнером, а не вассалом.

С.Р.: — В общем, я не совсем согласен с тем, что сказали коллеги. В первую очередь я хочу напомнить, что мы — страна, которую еще 15 лет назад называли совершенно иначе. Мы с вами вышли из страны, которая была сверхдержавой. Может быть, по каким-то количественным показателям Америка была сильнее, но была вторая сверхдержава, которая вступила с Америкой в глобальное соперничество и проиграла его. Так вот, конечно, иметь дело с единственной сверхдержавой — это проблема для любой страны мира сегодня, не только для России. Это проблема для всех, поскольку Америка пытается диктовать правила игры и, в общем-то, нередко навязывает эти правила. И здесь уже говорилось о том, что в 90-е годы американское влияние на внутреннюю политику России, не говоря уже о внешней, было чрезмерным. Сегодня ситуация меняется. Но я предупредил бы не делать ошибки в отношении того, что Америка ослабевает, а мы вроде начинаем восстанавливать свою мощь. Вперед! Россия должна стать новой сверхдержавой, которая будет уравновешивать, балансировать американскую мощь. Тоска по сверхдержавности России — это, я считаю, сегодня еще большая опасность, чем пораженческие настроения.

В.Т.: — Не знаю, я вот тоскую.

С.К.: — Это ваша проблема, ее обозначили.

С.Р.: — Проблема заключается в том, что России надо четко обозначить свои национальные интересы. И там, где нам это выгодно, сотрудничать с американцами и переходить от декларативного партнерства к реальному. А там, где надо, мы должны жестко защищать свои интересы и не бояться говорить американцам «нет». Но надо четко понимать, ради чего мы делаем это. Если просто для того, чтобы утереть нос американскому империализму, то это может кончиться весьма плохо.

В.Т.: — Я хотел бы просто поставить пару-тройку вопросов по проблемам из этой парадигмы. Пока уж вы их так четко не обозначили. Вот авантюризм американской внешней политики — по крайней мере, тот, который мы упомянули, — все-таки является проблемой для России? Это первое. Второе. Если это самая могущественная страна… По-моему, Анатолий Иванович частенько любит повторять, что когда ты самый большой, самый могущественный, то все начинают объединяться против тебя. И вот этот антиамериканизм из психологического становится политическим и может привести к конкретным мировым восстаниям. Это является проблемой для нас? Или то, что тоже здесь уже упоминалось, но с точки зрения американского избирателя. А вот с нашей точки зрения? Они решают, как не проиграть в Ираке. Это их проблемы — проиграют они или не проиграют, но когда они оттуда выйдут, то…

С.Р.: — То это проблема для всех.

В.Т.: — Вот поконкретнее о нашей повестке дня в связи с присутствием Америки.

А.А.: — Я думаю, что есть две главные проблемы в российско-американских отношениях. Первая — мы не нашли все-таки систему, в которой можем взаимодействовать, потому что Америка, безусловно, смотрит на Россию, как на младшего партнера. А Россия не хочет выступать в качестве младшего партнера. Роль младшего партнера по отношению к Америке, которую играют многие страны — Япония, многие союзники Америки в Европе, — с удовольствием играют эту роль, понимая, что соотношение сил, конечно, в пользу США. У нас такой курс никогда не получит внутренней поддержки. И чем больше правительство, исполнительная власть идут на уступки, осознавая неравенство сил, тем больше растет антиамериканизм в политической элите, вообще в общественном мнении, в средствах массовой информации. Мы с этим феноменом сталкиваемся уже много лет. A второе — то, о чем очень часто забывают, может быть, сейчас неполиткорректно об этом говорить, но я не могу не сказать. Давайте не забывать о том, что основа политических отношений в части военной у нас остается основой противостояния, конфронтационной основой. Об этом политики не любят говорить, об этом общественность совершенно забыла, но до сих пор тысячи ядерных боеголовок мы нацеливаем друг на друга. И значительную часть из них держим в минутной готовности к запуску. И хотя в годы холодной войны это было в центре внимания, все боялись ядерной войны, но когда закончилась холодная война, отошло на задний план. Но это присутствует. И сколько бы мы ни говорили о партнерстве, о союзе, пока вот с этой ядерной материальной реальностью ничего не сделано, все наше сотрудничество будет поверхностным. Наше российское общество в значительной степени все еще смотрит на США как на противника.

В.Т.: — А американское?

А.А.: — Американское смотрит на Россию с недоверием и подозрительностью, но считает Россию не равной себе. Они, прежде всего, на Китай теперь устремлены. Они в перспективе Китай видят главным противником.

В.Т.: — Слабым, но все-таки врагом?

А.А.: — Слабым, но все-таки «и не друг, и не враг, а так». Вот так смотрят на Россию, при этом испытывают к ней недоверие, подозрительность значительную. Мы не определили, где вот эта новая точка соприкосновения в наших интересах. И позвольте еще три коротких замечания сделать. В чем проблема наших отношений? В том, что, во-первых, нет никакой стратегии в них. Мы не видим, какие долгосрочные цели в наших отношениях с США. Мы знаем, что есть многие сферы, где у нас общие интересы: борьба с распространением ядерного оружия, с международным терроризмом, с локальными конфликтами, с воинствующим исламом и другие, но мы стратегической цели в наших отношениях не представляем себе. Что, мы союзниками станем, в конце концов? Или останемся какими-то не союзниками, но и не противниками?

В.Т.: — Если на нас смотрят, как «и не друг, и не враг, а так», то мы…

А.А.: — А мы на них смотрим больше все-таки как на врага.

В.Т.: — Во всяком случае, это более четкая позиция.

А.А.: — На официальном уровне не принято говорить, но общественность смотрит на США как на противника. Итак, нет стратегической цели — это первое. Второе — внутри Америки, внутри США нет сообществ, которые бы поддерживали эти отношения. То есть нет базы внутриполитической для наших отношений. Все это лишь на самом верхушечном уровне осуществляется. А внутри стран скорее враждебное отношение друг другу. И третье — нет ни экономической, ни военной основы наших взаимоотношений. О военной основе я уже сказал: по-прежнему друг на друга нацелены тысячи боеголовок — и об этом как будто бы забыли. А это подспудно держит нас по разные стороны баррикад все-таки. Во-вторых, в экономическом плане при всех огромных потенциальных возможностях в силу ряда причин, в том числе и наших внутренних, мизерное сотрудничество. Базы для отношений нет. И любая смена руководства или настроения у руководства моментально разрушит вот ту тонкую нить отношений, которая поддерживается на официальном уровне.

В.Т.: — Замечу: что там, что там.

А.А.: — Может быть, и там, и там.

В.Т.: — Анатолий Иванович, вы еще не выступали.

А.У.: — Мне представляется, все-таки сегодня мы не очень отчетливо говорим о том, что Соединенные Штаты решают несколько жестких задач. Первая — не восстановить никоим образом СНГ как единое государство. И стоит только русским и украинцам немного о чем-то договориться, как Кондолиза Райс немедленно летит в Киев. И почему-то наши украинские друзья начинают отворачиваться, и так далее.

В.Т.: — Да, это проблема для нас, безусловно.

А.У.: — Это колоссальная проблема. Они понимают, что вместе с Украиной мы супердержава. Они понимают, что по отдельности мы — средняя держава. Если из 15 республик в семи находятся американские войска, что нужно еще говорить, друзья мои? Представьте, что в семи штатах стояли бы российские войска.

В.Т.: — Не войска, извините. Пока еще не войска.

А.У.: — Соединенные Штаты держат войска в 120-ти странах мира. В 47 странах мира они имеют на постоянной основе огромные базы. Соединенные Штаты поставили перед собой цель — не позволить России воссоздать ту степень могущества, которая им угрожает.

С.Р.: — Анатолий Иванович, цель Соединенных Штатов — не допустить появления новой сверхдержавы. И в качестве кандидата считается Китай. Россия, как и любая другая страна, следует за ним. Не надо говорить о том, что главная цель Соединенных Штатов — это противостоять возрождению России.

А.У.: — Мы единственная держава в мире, которая способна уничтожить Соединенные Штаты. Это не желаемое, это физически.

А.М.: — И, кстати, в книге о дипломатии Генри Киссинджер задолго до ликвидации Советского союза, размышляя геополитически, говорил, что на этом пространстве Евразии не должно быть консолидируемой силы, потому что консолидируемая сила с этими ресурсами, с человеческим потенциалом может быть серьезной угрозой для Соединенных Штатов. Поэтому это не русофобия и антирусская политика, это просто американская политика по недопущению восстановления субъектности российского государства. Геополитика — это как математика, это как «дважды два четыре».

С.К.: — Я абсолютно согласен со всем, что было сказано, кроме одного, что я хотел бы дополнить. Господа, это не антироссийская политика. Мы немного забываем, что сейчас, конечно, главная проблема для Соединенных Штатов Америки, как они считают, это возрождения Китая, это ситуации на Большом Ближнем Востоке. Это две главные проблемы. А третья проблема, которую мы вообще забыли и которой сейчас коллеги в Америке посвящают все больше и больше внимания, — это недопущение возрождения политической Европы. Она им мешает сейчас «в закрытую» (пока в открытую она не мешает) гораздо более эффективно, гораздо более интенсивно, чем они мешают возрождению так называемого мифического СССР или СНГ и так далее.

А.А.: — Сергей Александрович, можно, я с вашей точкой зрения соглашусь, хотя я с ней не согласен. Но я поддержу вас в том плане, что Америка, увязнув в Ираке, кстати, я с Сергеем Михайловичем не могу согласиться в том, что вопрос не стоит — победят или проиграют. Вопрос стоит в том, какой ценой проиграют, но для всех это ясно. Вот вам в Ираке, пожалуйста, сверхдержава. Ситуация в мире изменилась: маленький Ирак, но они там увязли по уши.

В.Т.: — Почему изменилась? Они имели 40 лет назад точно такую же войну во Вьетнаме.

А.А.: — 40 лет назад они с Ираком бы разделались как Бог с черепахой. Это не Вьетнам, извините, не Корея, Ирак — совсем другое. И теперь они в Ираке увязли, а уж про Корею, Иран и говорить нечего. Вот увязли. И они сейчас, в принципе, заинтересованы в России гораздо больше, чем были заинтересованы раньше, потому что от России много зависит. Но мы не знаем, как выстроятся отношения, мы не знаем, как их получить. Мы могли бы прийти и сказать: «Заключили договор в 2002 году о сокращении стратегических вооружений, давайте наполним содержанием систему проверки, сделаем это реальным договором». Но мы как будто о нем забыли. По другим вопросам мы не знаем тоже, что от них потребовать. И еще одно короткое замечание по поводу Украины. Естественно, они не хотят объединения России с Украиной. Но главная проблема наших отношений — в Москве и в Киеве. Вот так же, как с Канадой, например. Вы хоть тресните, но вы не поссорите Америку с Канадой. Вы хоть тресните, но вы не поссорите Францию с Германией. И если бы в Москве и в Киеве не совершались все эти ошибки, то ничего бы американцы не сделали против наших отношений.

А.М.: — Алексей, я хотел бы сказать сейчас, когда мы, видимо, как раз подошли к центральному пункту той дискуссии, которую Виталий здесь хотел организовать. У нас есть очень ясное и четкое понимание, что нам надо, и мы должны американцам сказать об этом очень ясно, четко и однозначно. Бывшая территории Советского союза — это та цена, которая может быть предметом переговоров с нами для того, чтобы мы закрывали глаза, или, по крайней мере, дистанцировались от Ирака, а также в Европе или на Большом Ближнем Востоке, чтобы в американо-китайских отношениях мы вели себя очень осторожно и аккуратно, и так далее. То есть вот это не трогайте, это все — наше. Или, по крайней мере, мы имеем претензии на это. Такова наша стратегическая задача — восстановление вот этой территории в интегрированном виде с человеческим ресурсом, с технологическими ресурсами.

А.А.: — Как раз нужно по нынешним ценам продавать, если мы перед собой такую цель ставим. Это именно то самое.

А.М.: — Алексей, дорогой, это совершенно другой вопрос. Что больше всего во время украинского кризиса запомнилось мне лично? Когда в Северодонецке собрались губернаторы востока и юга, Армитидж (заместитель госсекретаря США в то время. — Прим. ред.) позвонил тогда — не Кондолиза Райс, а Армитидж — Януковичу и сказал: «Вы не вздумайте говорить о расколе Украины». Какое дело Америке до раскола Украины вообще? Меня это просто поражает. Это значит, что Америка не хочет восстановления на этом геополитическом пространстве сильного государства. Это их национальная цель. А наша национальная цель — восстановить это пространство. И если мы не будем использовать слабость Соединенных Штатов или потребность Соединенных Штатов в России для того, чтобы продвинуть наши цели, то, значит, профнепригодная у нас дипломатия и политика.

В.Т.: — Я фиксирую, что вот здесь есть проблема. Мы в этом заинтересованы, а американцы не хотят этот наш интерес учесть даже в перспективе того, что более мощная Россия станет их стратегическим союзником. Все равно они не хотят этого. Но на постсоветском пространстве, вернее, на этом примере, легче для всех нас понимать их логику. Если учитывать реальное могущество Америки, до сих пор имеющееся, и то, что все-таки это демократическая страна с какими-то историческими традициями, хотя здесь тоже очень много нюансов, и так далее, и тому подобное. Исходя из гипотезы, что России в ее нынешней конфигурации достаточно использовать внутренние ресурсы, чтобы жить хорошо и процветать, то тогда почему действительно не запустить американцев, коль у них есть тяга в построении демократии всюду, на все остальное постсоветское пространство? Просто пригласить их и сказать «приходите». Что тогда будет?

С. К.: — Я отвечу на ваш вопрос. Что же, мы считаем идиотами, что ли, наших вашингтонских коллег?

В.Т: — То есть они до конца не приходят, но и нам не дают.

С.К.: — Нет, в действительности они не хотели на основе России создания новой империи.

А.А.: — Не хотели бы воссоздания империи, давайте называть вещи своими именами.

С.К.: — Но о воссоздании России как империи я хотел бы сказать твердо, что я как россиянин этого хочу. Но цари сделали чудовищную ошибку, вперившись в Центральную Азию. Цари платили за это огромные деньги, Советский союз платил огромные деньги».

В.Т.: — Иначе там был бы кто-то другой. Вопрос в том, кто другой.

С.К.: — Неважно. Пускай, пусть англичане бы захлебнулись раньше, чем мы, так сказать. Мы платили, и платили, и платили. И еще нам сейчас тихонько начинают скидывать. Заметьте, что никто не противостоял тому, что американцы ушли, а мы вошли в Узбекистан. При всем моем глубочайшем уважении к великому наследию узбекской, бухарской культуры, это одна из самых отсталых, самых больших и самых упавших стран Центральной Азии. Мы потихоньку получаем ее. За ними еще почему-то борются за Грузию. Хотя я бы Грузию скинул бы просто так, потому что это упавшее государство, которое не использовало никаких шансов, которые оно имело. Но мы хотим бороться за все? Или мы хотим бороться, между прочим, с американцами? Или сотрудничать с американцами за бремя в Ираке, в Иране, в Китае, в Европе? Там, где есть что-нибудь выгодное для России.

А.У.: — Мне кажется, что с американцами у нас два вопроса, и только два. И у американцев начинают блестеть глаза только, когда мы касаемся этих двух вопросов и больше никаких. Первый вопрос — это нераспространение ядерного оружия. Мы — единственная страна в мире, которая может легко кому-то передать ядерное оружие и тем самым, так сказать, увеличить число игроков на мировой арене. Вот здесь, конечно, следовало бы побольше поговорить об этой системе, о том, как мы получаем 780 миллионов каждый год. Это единственная скрепа между Россией и Америкой, которая нас держит. Мы получаем хорошие американские доллары, они нам помогают второе поколение подводных лодок утилизировать и все в таком духе. Второе обстоятельство, когда у американцев начинают блестеть глаза, — это когда мы говорим о том, что Россия находится между Соединенными Штатами и Китаем. И все это было бы болтовней, если бы не удивительная манера, прошлогодняя, когда мы действительно показали, что мы действительно можем и на их территории, на китайской территории, и на российской территории…

Мы продаем Китаю на 4 миллиарда оружия каждый год: СУ-27, МИГ-30 — и мы делаем эту державу настоящей военной силой. Вот это обстоятельство является действительно могучим. Мне не очень понятно то, что здесь говорилось о Средней Азии, Сибири и так далее. Мы обладатели самой большой в мире кладовой, в которой есть нефть и все на свете. И это в тот период, когда последнее поколение имеет полностью нефть и все ресурсы. Через 14 лет в мире не будет цинка, не будет меди и так далее, и так далее. Сибирь является последней такой кладовой. Мы живем в жестоком мире и, мне кажется, что главным призом является Сибирь. И если бы Соединенные Штаты неожиданно гарантировали нам то, что они нам гарантировали в 1905 году, в 1931 году и в 1945 году, то есть Сибирь и Дальний Восток, то тогда отношения бы немедленно улучшились. Но, увы, этого никто не гарантирует. Поэтому связи с Китаем представляются более важными для нас.

В.Т.: — То есть Соединенные Штаты Америки могут перейти к следующему расчленению России? Я правильно понял?

С.Р.: — Проблема заключается в том, можем ли мы использовать Америку в своих интересах. Существуют ли для этого возможности? У Америки есть десятки союзников, младших партнеров, и далеко не всегда (а я думаю, в большинстве случаев как раз наоборот) именно младшие партнеры Америки, такие, как Израиль, Южная Корея и так далее, используют Америку в своих интересах очень успешно.

В.Т.: — Посмотрим, каков будет финал с Израилем, допустим, сейчас, через 30, 40, 50, 60 лет?

С.Р.: — Конец света когда-нибудь наступит, но, очевидно, в американо-израильских отношениях, я думаю, в ближайшее время не предвидится. И для нас, на мой взгляд, необходимо четко понимать, что американская политика будет всегда направлена на то, чтобы не допустить превращения России в мировую сверхдержаву. Но никак Америка не стремится к новому расчленению России, как вы сказали, потому что если на месте России возникнет вакуум силы, то будут его заполнять вовсе не друзья Америки. Это будет Китай, это будет исламский мир, это будет, извините, Европейский союз и Япония, которые будут использовать такого рода геополитический вариант против Америки. И в этом плане мы можем говорить о неких параметрах взаимодействия нашего с Соединенными Штатами. Мы видим, как далеко мы можем заходить в сотрудничестве с ними, и как далеко в соперничестве.

В.Т.: — Я поставлю финальный вопрос предельно жестко и в провокационной форме — относительно того, что Америка хочет расчленить Россию. В любом случае я не свое мнение высказал, хотя не уверен, что мое было бы совсем неправильным. Я сконцентрировал то, что Анатолий Иванович Уткин только что говорил. Представим такую ситуацию, что Китай по каким-то причинам (пусть это чисто гипотетически, но что такое геополитика? нужно разыгрывать эти гипотетические сценарии, какой-то из них может реализоваться) заявляет о своих претензиях на Сибирь или даже начинает какие-то враждебные действия. Означает ли это, что американские политики начнут испытывать дружеский интерес к России и придут к тому, что Вашингтон предложит Москве договор о совместной военной защите границ России на Дальнем Востоке. Американцы пойдут на это? Американцы предложат нам это или они будут смотреть, чья победит?

С.К.: — Безусловно, предложат. Хватит ли у них решимости предложить в открытой форме, не знаю. Америка — сверхмощная страна в значительной степени потому, что мы слабы. И поэтому мы немного демонизируем Америку. Боюсь, что они нами начнут маневрировать в этом странном сценарии, хотя китайцы не будут ставить вопрос об отчленении Сибири ни при моей жизни, ни при жизни моих детей.

А.А.: — Я думаю, что это очень даже может произойти при вашей жизни. Я вам желаю долгих лет, но это может произойти гораздо скорее, чем вы станете чемпионом по долгожительству. И в той форме, в которой вы, Виталий, поставили вопрос, я абсолютно готов поставить свой последний рубль, что Америка предложит, и не только Америка. Предложит и Япония, и Индия, потому что ничего страшнее для Азии и в значительной степени для Америки как страны, которая имеет огромный интерес к Евразии, нет, чем Китай с колоссальными природными запасами Сибири. Вот это будет сверхдержава, которой испугается весь мир. Даже Европа, которая далеко от Китая находится, тоже предложит, потому что огромный экономический потенциал, огромный человеческий потенциал плюс три четверти разведанных природных энергетических ресурсов мира сделают Китай сверхдержавой. Вот тогда Китай станет единственной сверхдержавой, имея при этом далеко не демократическую систему. Это испугает настолько, что предложат, и еще будут уговаривать принять помощь.

А.У.: — Мне представляется, что это в основном удивительное чисто русское качество — верить в чудо. Представить себе, что в самый трагический момент, во второе 22 июня, Соединенные Штаты предложат нам все свое могущество против Китайской народной республики…

В.Т.: — Или будут ждать три года, чтобы открыть второй фронт, когда дело уже будет решено.

А.У.: — Когда это уже будет у Финского залива…

В.Т.: — То есть только в эту сторону? Вы другого не рассматриваете?

А.У.: — Это абсолютный абсурд. Соединенные Штаты, естественно, будут печалиться от того, что китайско-финская граница будет слишком близко к НАТО. Но никогда Соединенные Штаты не пойдут на такое, никогда Конгресс Соединенных Штатов на это не согласится, Сенат не объявит войну, Президент не примет решения. Это невозможно, с этим нужно жить.

А.М.: — Я здесь в большей степени, конечно, согласен с Анатолием. В действительности, если даже будет некое желание поучаствовать в сохранении России или недопущения Китая и его экспансии в Сибирь, то будет…

В.Т.: — …запрет на тушенку, на автомобили.

А.М.: — Нет, я бы по-другому сказал. Если бы стояла стратегически такая задача, то американцы то ли по глупости, то ли по недальновидности не ослабляли бы Россию в течение всего этого времени после распада Советского союза. Они должны были укреплять Россию, укреплять все это пространство. И тогда бы Россия поверила, что Америка хочет быть реальным союзником, и тогда бы они совместными усилиями сдерживали бы растущий Китай. Но мы видим прямо противоположные действия.

А.У.: — США бы тогда приняли нас в НАТО».

В.Т.: — На особых условиях.

А.М.: — И тогда бы российско-китайскую границу действительно защищали бы натовские войска. Но этого же не происходит.

А.А.: — Так ведь Китай еще ни на кого не напал.

А.М.: — Это условно. Но тогда была бы гарантия. Пятая статья распространилась бы автоматически. Это то, о чем здесь говорили.

А.А.: — Андраник Мовсесович, так это чисто гипотетический вопрос. Такого пока в жизни нет.

А.М.: — Я понимаю. Я тоже гипотетически говорю.

А.А.: — Так вы говорите, почему не сделали. Это потому, что не возник еще такой вопрос и такая угроза.

А.М.: — Пока что мы видим ведущееся по инерции ослабление России, а не усиление.

В.Т.: — Сергей Михайлович, ваше выступление.

С.Р.: — Если посмотреть на двести с лишним лет истории российско-американских отношений, то мы увидим определенную закономерность при всех колоссальнейших различиях между Америкой и царской Россией, Советским Союзом и так далее. Всегда срабатывал механизм объединения усилий, когда появлялся общий враг. Это было и в конце XVIII века, и в середине XIX века, и в Первую мировую войну, и во Вторую мировую войну. Поэтому я с Анатолием Ивановичем абсолютно не согласен. Напомню про 22 июня. 22 июня Рузвельт сказал: «Я антикоммунист. Я ненавижу советский строй. Но нам надо понять, что это означает. Что для нас страшнее — Гитлер или Сталин?» И он сделал свой выбор. Я думаю, что если возникнет такая ситуация, когда Китай станет врагом и для Соединенных Штатов, и для России, то результат совершенно предсказуем. Тем более в Америке хорошо известны многочисленные сценарии и их варианты применения вооруженных сил США. Китайское вторжение в Сибирь рассматривается регулярно как стандартный сценарий где-то для начала 21 века.

И последнее. Те изменения, которые сегодня происходят, — перспектива истощения сил Соединенных Штатов, которое вполне реально, и это может стать ясным буквально в течение ближайших нескольких лет — радикально изменят американское отношение к России. Пока американцы упиваются своей сверхдержавностью, плевали они на российские национальные интересы. Если же Америка не в состоянии делать все сама, то тогда возникнет классическая игра по принципу баланса сил. И в этой игре Россия будет нужна Америке. И тогда у Америки будет интерес считаться с интересами России, в том числе и на территории СНГ, в Закавказье и так далее. Сегодня такого интереса нет. И поэтому очень опасно, когда мы говорим о партнерстве, а реально его нет. Это иллюзия, которая может обойтись боком.

В.Т.: — Хорошо, завершаем. Но вот я вспоминаю передачу по Евросоюзу, сколь немощна западная Европа с близлежащими территориями на востоке, там тоже много неясности в отношениях с Россией, но такой проблемности не ощущается. Все сводится к уровню безвизового проезда и к каким-то еще достаточно симпатичным, но не глобальным вещам. А вот США, безусловно, являются проблемой для России, причем любое шевеление этого гиганта в любую сторону создает проблемы всем, хорошее ли это шевеление или плохое шевеление. Общий вывод — не мой, все сошлись — неплохо бы нам действительно, на официальном уровне более капитально проранжировать вот эту проблемность, и принять решение по тому, как мы действуем в той или иной ситуации. Да и американцам неплохо бы все-таки понять: они наши друзья и союзники или только прикидываются.

 

Каир устроил тест для Обамы

Глядя из Москвы на развитие политического кризиса в Египте и попытки американской администрации справиться с ним, президенту США Бараку Обаме не позавидуешь.

Становится все более очевидно, что теперь уже, как бы ни развивался кризис в Египте, администрации Обамы вряд ли удастся избежать серьезных внешнеполитических потерь. Для всех очевидно, что от того, как администрация Обамы справится с политическим кризисом в Египте, будет зависеть не только судьба отношений США с исламским миром, но и восприятие роли и возможностей США в новой системе международных отношений. Само собой разумеется, что от этого в значительной степени будет зависеть судьба проамериканских арабских режимов в Иордании, Йемене и Саудовской Аравии — и в результате судьба Израиля.

За два года правления Обаму в различных публикациях нередко сравнивали с бывшим президентом США Джимми Картером, президентство которого было не самым славным во многом из-за неспособности справляться с экономическими проблемами дома и из-за того, что той администрации не удалось предотвратить крах шахского режима в Иране и прихода к власти антиамерикански настроенных исламских радикалов. В результате всего этого Картер оказался президентом одного срока и уступил власть Рональду Рейгану. Схожесть ситуации усиливается еще и тем, что президент Картер, выдвинув в качестве краеугольного камня своей внешней политики концепцию защиты прав человека, требуя неприменения силы от своего ключевого союзника на Среднем Востоке — иранского шаха, парализовал тем самым его действия и в значительной степени способствовал приходу к власти в этой стране исламских радикалов. А теперь рассмотрим действия нынешней администрации по разрешению кризиса в Египте.

Создается впечатление, что после нескольких дней массовых демонстраций в Каире и других городах Египта с требованиями отставки президента Мубарака и заявлений представителей египетской армии о нейтралитете в Вашингтоне решили, что дни Мубарака сочтены. В результате администрация Обамы посчитала, что нет необходимости и дальше поддерживать союзника, которым он являлся 30 лет, и лучше выглядеть другом оппозиции, выступающей под лозунгами демократии и политических свобод, в надежде добиться быстрой смены власти и полагая, что в результате выборов в Египте к власти придут политики, дружественно настроенные по отношению к США и Израилю. Под их руководством Египет по-прежнему будет надежным союзником США в обеспечении стабильности в регионе и борьбе с международным терроризмом и исламским радикализмом. С этой целью администрация Обамы потребовала от Мубарака воздержаться от применения силы и мирным путем осуществить формирование новой власти через свободные и демократические выборы. Как президент, так и члены его администрации не удовлетворились заявлением Мубарака, что он не будет принимать участия в следующих президентских выборах, но сохранит свою власть до сентябрьских выборов. Как Обама, так и его пресс-секретарь Гиббс заявили о том, что переход власти должен осуществиться немедленно. Администрации вторил сенатор Маккейн, который выступил с категорическим заявлением о необходимости немедленной отставки Мубарака с передачей власти в руки «временной администрации, куда вошли бы представители египетской армии, действующего правительства, гражданского общества и продемократических сил, которые обеспечили бы в стране свободные и признанные международным сообществом выборы в этом году как необходимого элемента реального перехода к демократии».

Заявление Маккейна привлекло внимание политиков и аналитиков еще и потому, что многие американские СМИ сообщили о том, что оно было сделано после встречи сенатора с Обамой в Белом доме и чуть ли не представляет собой официальную позицию и самого президента. Развитие внутриполитической ситуации в Египте дает основание полагать, что администрация Обамы, политики типа Маккейна и многочисленные комментаторы американских газет, радио и телевидения просчитались в своих оценках ситуации.

Мубарак поступил прямо наоборот. Вместо того чтобы подать в отставку, он мобилизовал своих сторонников, которые своими массовыми выступлениями в поддержку действующего президента должны были продемонстрировать как египетскому обществу, так и международному сообществу, что действующий президент пользуется широкой поддержкой в стране. Демонстрации массовой поддержки должны были убедить армию и другие силовые структуры сохранить лояльность по отношению к своему президенту. Свидетели столкновений между сторонниками и противниками Мубарака отмечают, что армия не препятствовала тому, чтобы сторонники Мубарака попытались изгнать оппозицию с площади Тахрир, и что самой армии изрядно надоели эти массовые демонстрации и массовые уличные беспорядки, и что она не поддерживает радикальных требований о немедленной отставке президента и смене режима.

Таким образом, если Мубараку удастся консолидировать значительную часть общества в свою поддержку, сохранить лояльность армии и спецслужб, то ему удастся самому стабилизировать ситуацию в стране и к сентябрю самому провести реформы и осуществить обновление власти, исходя из потребностей и политической реальности страны. Это будет означать очень серьезное внешнеполитическое поражение администрации Обамы не только в глазах египетской общественности и политической элиты, но и всего арабского мира. Это особенно относится к таким странам, как Иордания и Саудовская Аравия, где политические элиты и власть в течение многих десятилетий выступали в роли надежных союзников США. У элит и властей этих стран будет подорвано доверие к нынешней администрации США, и они, скорее всего, перестанут рассматривать США в качестве надежного партнера, на которого можно рассчитывать в условиях хоть какого-то внутриполитического кризиса.

А теперь давайте рассмотрим, что произойдет, если под давлением внутренних и внешних сил Мубарак будет вынужден немедленно подать в отставку. За последние дни колумнист «Нью-Йорк таймс» Томас Фридман несколько раз напоминал старую истину о том, что, как правило, социально-экономические и особенно политические преобразования в сторону либеральной демократии осуществляются при наличии сильной власти в стране. Власть сама выбирает время, последовательность шагов, определяет союзников, которых надо мобилизовать для поддержки этих преобразований, противников, которых надо нейтрализовать. Но когда власть слабая, а в Египте сегодня она слабая, и ее легитимность поставлена под сомнение требованием радикальных реформ протестующими на улице и даже союзниками извне, да еще при условии немедленной отставки лидера, который был стержневым элементом режима, то в таких условиях радикальные политические реформы могут привести к краху государственной власти. Ситуация может выйти из-под контроля, страна может погрузиться в хаос с угрозой начала широкомасштабной гражданской войны.

Весьма гуманное и благородное требование Вашингтона к египетским властям отказаться от применения силы по отношению к протестующим на улицах может обернуться катастрофой для страны. Когда оппозиция, особенно оппозиция в лице масс, протестующих на улице, уверена в том, что власти не посмеют применить силу, в таком случае они действуют в соответствии с законом игры с нулевой суммой и не идут на разумные уступки и компромиссы. Как показывает опыт царской России, отречение царя и отказ от применения силы со стороны властей привели к краху государства.

В нынешних условиях в Египте отсутствуют серьезные институционально организованные политические силы вне правящего режима, слабы институты гражданского общества, нет культуры горизонтальных отношений, когда политические и общественные силы готовы пойти на взаимные уступки и компромиссы. В этих условиях немедленное проведение свободных, демократических, соревновательных выборов означает шаг на пути передачи власти «Братьям-мусульманам». Как показывает опыт свободных выборов в этом регионе в случае с Палестинской автономией и Ливаном, к власти на подобных выборах приходят не либеральные демократы, которые составляют незначительное меньшинство в этих странах, а партии типа ХАМАС и Хезболлах, которые больше соответствую чаяниям и духу улицы.

Таким образом, в сложившейся ситуации есть три возможных сценария и все три могут быть плачевными для администрации Обамы. Первый: вопреки требованиям официального Вашингтона, Мубарак сохранит власть и в сентябре сам проведет выборы и либерализацию режима. Второй: если кризис не оказывается длительным и армия сохраняет свой моральный авторитет спасителя отечества, она сама устанавливает военную диктатуру с неясными последствиями, так как, по мнению специалистов, египетская армия не имеет опыта и необходимых навыков для осуществления политического руководства страной. Третий: в условиях продолжающегося кризиса Мубарак в ближайшее время под давлением демонстрантов и Вашингтона подает в отставку. Страна скорее всего ввергается в хаос. В результате выборов формируются слабые промежуточные институты власти с сильным представительством религиозных радикалов из организации «Братьев-мусульман», которые при продолжении хаоса и неуправляемости в стране и нейтралитете армии устанавливают собственную монополию на власть, тем самым создавая принципиально новую ситуацию не только для Египта, арабского и исламского мира, но и для всей системы международных отношений.

Очевидно, что такой внешнеполитический провал неминуемо окажет свое негативное воздействие и резко уменьшит шансы действующего президента США на переизбрание на выборах 2012 года.

 

После первого срока

 

С начала XXI века становилось все более очевидным, что оставшаяся после распада СССР единственная в мире глобальная сверхдержава — США — переживает процесс качественной трансформации всех сторон жизнедеятельности внутри страны и мучительный процесс адаптации к новым реалиям в мире, особенно после событий 11 сентября 2001 года, на фоне роста новых центров силы в лице Китая, Индии, России, Бразилии и ряда других государств.

Поразивший мир финансово-экономический кризис оказался для США очень болезненным. Во-первых, он поставил под сомнение эффективность модели американской экономики и ее привлекательность для других стран. Во-вторых, выявил слабости институциональной системы, не позволяющей политическому руководству принимать быстрые и эффективные решения по выводу страны из кризиса; обострил старые социально-экономические проблемы, десятилетиями не получавшие разрешения; добавил к ним осознание новых проблем и вызовов, с которыми сталкиваются США как дома, так и на международной арене.

Этот процесс грандиозной трансформации еще до конца не осознан ни в США, ни за их пределами. Однако уже появилось огромное количество публикаций с попытками понять: что же происходит с этой страной, все еще самой могущественной в экономическом и военно-политическом отношении? Является ли это лишь временным недомоганием, вызванным «несварением желудка», или это начало прогрессирующей деградации и угасания великой державы?

Среди работ на эту тему можно выделить как те, которые говорят о начале конца могущества США (это, например, однозначно утверждается в книге Патрика Бьюкенена «Самоубийство сверхдержавы: доживет ли Америка до 2025 года»), так и более умеренные, сводящиеся в тому, что США еще долгое время сохранят лидерство в мире, однако им придется адаптироваться к новым реалиям, при которых доля Штатов в мировой экономике и их военно-политические возможности будут постоянно сокращаться, — такую точку зрения разделяют Фарид Закария («Постамериканский мир»), Збигнев Бжезинский («Стратегическое видение») и другие.

При этом многие политики и СМИ все равно пытаются сохранить в общественном сознании мифы времен образования американской нации и государства (это особенно наглядно проявилось в ходе президентской избирательной кампании 2012 г.), в то время как жизнь на каждом шагу демонстрирует неадекватность этих мифов XVIII–XIX веков реалиям XXI столетия.

 

Трансформация

Происходящие процессы могут в обозримой перспективе качественно изменить расовую, этническую, конфессиональную и ценностную систему страны и поставить вопрос о радикальных изменениях в партийно-политической и институциональной системе. И это неминуемо отразится на роли и месте США в мире, где эта страна удерживает лидерство не только на основе «жесткой силы» — армадой кораблей и могуществом ракетно-ядерных сил, — но и с помощью «мягкой силы», будучи примером для других стран при решении в них многочисленных экономических, социальных, политических и иных проблем, с которыми сталкиваются государства в XXI веке.

С момента образования США идея американской исключительности была принята как догма: отцы-основатели считали, что они создали уникальное государство, основанное на универсальных гражданских ценностях, не имеющее доминантной национальной или этнической группы. Исключительность Америки проявлялась в двух измерениях: в особом экономическом укладе, духовной основой которого была протестантская этика, и мультикультурализме как доминирующей идее существования американского общества, состоящего из разных этноконфессиональных групп.

В протестантской этике особое значение придается культу труда: человек должен рассчитывать на собственные силы и, честно работая, он непременно сможет добиться желаемого результата, а его труд будет достойно вознагражден. Поскольку во время первых волн иммиграции все находились примерно на равных стартовых позициях, социальная мобильность была чрезвычайно высока, а успех отдельных индивидов обусловливался исключительно их способностями.

Что касается мультикультурализма, то отцы-основатели в своих установочных речах подчеркивали: все граждане, проживающие в Соединенных Штатах, прекращают быть гражданами штата Вирджиния, Пенсильвания, Нью-Йорк, Новая Англия и становятся американцами. В дальнейшем выходцы из Англии, Ирландии, Италии, Нидерландов, Польши и десятков других государств переставали быть лояльными своей исторической родине, «становились американцами», чтобы создать первое государство, основанное на универсальных ценностях. Гражданство в США складывалось на основе лояльности конституции, не имея этнических или культурных компонентов. Именно это и заложило основы господствовавшей до 1960-х годов концепции американского «плавильного котла», в котором представители всех религий и культур превращались в американцев. Когда концепция «плавильного котла» перестала соответствовать новой американской действительности — особенно наглядно это проявилось уже с середины 1960-х, — ей на смену пришли концепции «разнообразия» и «миски с салатом», где разнообразные ингредиенты соединены салатным соусом, но при этом остаются самими собой.

Поскольку на начальном этапе истории Америки иммиграция в основном шла из стран Западной Европы и по религиозному составу была протестантской и англиканской, постольку в США эта группа белых англосаксов протестантской веры была носительницей доминирующей системы культурных ценностей. Эти ценности перешли в экономику и политику, сделав их господствующими в общественном сознании. Как иммигрантское общество, США были открыты к иностранцам и в противовес европейским монархиям демонстрировали равенство возможностей и отсутствие передаваемых по наследству власти и статуса. Так постепенно начала складываться концепция мультикультурализма и разнообразия, где по-прежнему доминировала группа белых англосаксов протестантского происхождения.

Увеличение как численности, так и экономических и политических возможностей других этноконфессиональных групп привело к тому, что эти группы, чьи представители разнились по цвету кожи, религии и культуре, перестали чувствовать необходимость быть такими, как англосаксы, при этом многие, в силу цвета кожи, религии и культурных особенностей, и не могли бы стать англосаксами при всем желании.

В течение всего ХХ века ситуация менялась и в экономическом, и в демографическом измерении. Создание системы социального обеспечения и медицинского страхования с участием государства было связано с Великой депрессией и, по мнению сторонников саморегулирующегося рынка, нарушило традиционный баланс американской капиталистической системы, в которой помимо действительно нуждавшихся в помощи от государства стали появляться «безбилетники». Этот процесс совпал с бурным развитием индустриального общества и сыграл свою роль в росте среднего класса.

Однако в силу разных причин, включая изменения в налогообложении, началось размывание среднего класса и рост разрыва между доходами самых богатых, среднего класса и бедных слоев населения. Налоговое бремя сместилось на все группы среднего класса, способствуя процветанию 1 % самых богатых американцев, которые с успехом использовали механизмы укрытия богатства за рубежом, перевод средств и отчетности компаний в офшорные зоны.

 

Экономическая ловушка

Сложнейшие социально-культурные метаморфозы сопровождались изменением модели экономики. С 1980-х в США обозначились процессы деиндустриализации, начался перенос производства товаров в развивающиеся страны с более дешевой рабочей силой, а США активно двигались в направлении экономики услуг. Стоит отметить, что изначально происходил перенос невысокотехнологических сегментов производства, затем были частично перенесены производства по сборке высокоточной аппаратуры, электроники, бытовых приборов и т. д. Рост доходов американских компаний оборачивался ростом торговых дисбалансов. Помимо этого, перенос производства сказывался на таком явлении, как структурная безработица: с одной стороны, наблюдалось снижение возможностей трудоустройства для низкоквалифицированных специалистов и людей рабочих специальностей, а с другой — объективный недостаток рабочих мест в высокотехнологических, исследовательских, финансовых секторах сопровождался нехваткой человеческого капитала. Последнее обстоятельство заставило население обратить внимание на образовательные возможности, однако получение престижного образования не могло решить структурных экономических проблем.

Именно изменение экономической парадигмы в этом направлении веком ранее сыграло злую шутку с Великобританией, которая на тот момент была сверхдержавой. Один из авторитетнейших современных исследователей американской экономической истории Майкл Линд пишет, что нынешняя роль США в мировой экономике схожа с ролью Британской империи сто лет назад, и именно из-за этой схожести США могут повторить судьбу Британской империи, утратившей все свои геополитические позиции. Американский исследователь считает, что, как и Британская империя в начале прошлого века, США, выступая за свободу международной торговли, дали доступ на свои потребительские рынки промышленным товарам из менее развитых государств, где происходит стремительный рост благодаря развитию промышленности. Как и Британия сто лет назад, США, по мнению Линда, стали мировым центром услуг, прежде всего финансовых, и это полностью устраивает лидеров американского бизнеса.

Однако это привело к потере целых отраслей экономики с высокооплачиваемыми рабочими местами, которые создавали основы американского среднего класса. В итоге с 1970-х гг., по свидетельству авторитетных экономистов, как численность, так и доходы среднего класса не растут.

Смещение акцента финансовой системы на производные инструменты, с одной стороны, требует безотлагательного регулирования этой сферы, а с другой — дальнейшее ее развитие невозможно без продолжения глобализационных процессов. Эти процессы сами по себе играют на космополитичную финансовую элиту, которая относительно меньше привязана к какому-то географическому месту, свободно управляет финансовыми потоками и действует в своих интересах, а не в интересах национальных государств, чьими паспортами обладают ее представители. Применительно к США это означает дальнейшее расслоение общества на тех, кто работает в Америке, платит налоги, берет кредиты и выплачивает долги, и тех, кто, используя сложные финансовые схемы, уходит от налогов, оптимизирует процесс получения доходов, а также лоббирует выгодные решения на уровне правительства. Сложившаяся структура не позволяет среднему классу вырваться из этого замкнутого круга.

 

Фрагментация общества и демократия

Формирование информационного общества имело ряд непредумышленных последствий. Сейчас иммигранты находятся в США физически, однако процесс полной интеграции в американское общество становится все более необязательным, поскольку им относительно легко поддерживать связи с родиной: они могут смотреть телевизионные каналы, им доступен Интернет, скайп — все это служит полноценному общению иммигрантов с родными и соотечественниками, что ранее было затруднительно. Иммигранту уже необязательно в совершенстве овладевать английским языком. Стало исчезать то, что скрепляло единство США: роль английского языка снижается, во многих южных штатах стремительно набирает популярность испанский, неофициально ставший вторым государственным языком. Иммигрантские общины живут в своей культурной среде, больше напоминающей их историческую родину.

Более того, рост таких новых центров силы, как Китай, Индия, Бразилия, Индонезия, тоже способствуют тому, что местные этнические диаспоры все больше ассоциируют себя со своей исторической родиной. Если, например, быть китайцем престижно, то иммигрант, возможно, не захочет отказываться от своей китайской идентичности в пользу американской. Лояльность нового электората иммигрантского происхождения и его предпочтения гораздо сложнее предугадать и труднее ответить на его социальные и политические запросы. Это также создает волну негатива со стороны пожилого поколения: в конце концов, «настоящие американцы» ставят Америку превыше всего. Является ли поклонение американскому флагу в контексте всех связей с родиной показателем лояльности США? Таким образом, в США критическую массу набирают диаспоры. Этот процесс также способствует усиливающейся фрагментации американского общества.

Описанные выше тенденции характерны не только для Америки. С развитием технологий, коммуникаций и информационного общества, а также идей единой Европы мультикультурализм пришел и в Европу, однако, столкнувшись там с национальным государством и с ядром коренного этноса, вызвал серьезный социально-культурный и политический кризис в ряде стран. По всей видимости, межэтнические, межконфессиональные и межкультурные конфликты и напряжения станут нормой на ближайшие десятилетия, особенно для «старой» Европы. В недавней книге бывшего председателя правления Бундесбанка, Центрального банка Германии, Тило Сарацина открыто говорится, что иммигранты исламского происхождения подтачивают национальное богатство страны и их число растет гораздо более высокими темпами, чем коренное население. Канцлер Ангела Меркель признала, что мультикультурализм в Германии провалился. Лидеры Великобритании и Франции Дэвид Кэмерон и Николя Саркози в разных ситуациях так или иначе намекали на конец парадигмы мультикультурализма. Это только некоторые примеры того, как европейские лидеры и государства, сталкиваясь с национальными вопросами, оказываются не в состоянии предложить адекватные меры для их решения.

В условиях глобализационных процессов и наличия в США излишка в институциональной системе сдержек и противовесов в сочетании с фрагментацией общества происходит оформление множества групп интересов, компромисс между которыми становится все менее достижимым. Ситуация усугубляется тем, что выборные лица, стремящиеся к продлению своих полномочий, мыслят в категориях двухгодичных политических циклов. Следовательно, в американском обществе все чаще проявляются конфликты и напряженность, а политики ориентированы не на проблемы общества в целом, а на определенные социальные и этнические группы, которые относятся к их базовому электорату, и не спешат с решением стратегических для страны проблем, что приводит к их умножению и усложнению.

Таким образом, остается все меньше сомнений в том, что многообразие и плюрализм, которые всегда считались достижениями США и краеугольными понятиями в теории демократии, сегодня способствуют росту дисфункциональности американской политической системы. Возможно, это указывает на правоту Джона Стюарта Милля, который говорил, что только в гомогенном по этнокультурному и религиозному составу обществе возможно эффективное функционирование демократической политической системы. Сегодня его утверждение вновь приобретает актуальность, и, следуя логике Милля, мы приходим к риторическому вопросу о том, насколько вообще в чрезмерно фрагментированном обществе с институционально оформленными могущественными группами интересов могут эффективно работать демократические процедуры.

 

США выбирают «блестящую изоляцию»?

США отказываются от роли мирового полицейского и постепенно отходят от роли страны, навязывающей прочим государствам линию поведения. Теперь Соединенные Штаты скорее заинтересованы в «сохранении нажитого», чем в приобретении нового. С таким заявлением выступил в своей колонке глава нью-йоркского представительства Института демократии и сотрудничества Андраник Мигранян.

Эксперт анализирует события в странах Северной Африки и Ближнего Востока, революции, произошедшие в Тунисе и Египте, и приходит к выводу, что бунты были вызваны внутренними причинами. Накопившийся груз проблем обрушил режимы безо всякого внешнего вмешательства. Однако российским конспирологам везде мерещится след «мировой закулисы» и, конечно же, «Вашингтонского обкома». Андраник Мигранян расстраивает таких аналитиков:

«Во внутрироссийских дискуссиях довольно часто звучит мысль о том, что за всеми этими событиями стоят Соединенные Штаты, американские спецслужбы, которые преследуют свои интересы. Говорящие об этом люди, видимо, по инерции считают, что Обама продолжает курс Буша-младшего и неоконов по продвижению демократии по всему миру. Высказываются еще более экзотические мнения, что американцы якобы создают управляемый хаос на пространстве от Марокко до Пакистана для продвижения собственных людей на нужные места в нужных странах, чтобы уже потом переформатировать это пространство по собственному желанию, исходя из собственных интересов.

Сразу хочу сказать, ничего не может быть дальше от реальности, чем подобного рода утверждение. Все эти процессы, которые начались в Тунисе, потом перекинулись на Египет, Ливию, Иорданию и другие арабские страны, застали как Вашингтон, так и западноевропейские столицы, врасплох. Мало того, ведется очень серьезная дискуссия внутри США о том, насколько эффективно администрация Обамы справляется с этим кризисом. В этом вопросе мнения аналитиков расходятся, многие считают, что администрация плохо справляется с этим испытанием, американские интересы под угрозой и в долгосрочной перспективе США ожидают серьезные внешнеполитические испытания, вызванные революционными потрясениями».

Политика постепенного отказа от непосредственного вмешательства во внутренние дела тех или иных стран может иметь далеко идущие последствия — по крайней мере, многие диктаторы могут теперь спать спокойнее. Возможно, некоторые режимы даже сделают шаги по осторожному смягчению внутренней политики, займутся «модернизацией». О перспективах нового мироустройства «Свободная пресса» спросила Андраника Миграняна:

— Если говорить об изменении внешней политики США, то в какую сторону она меняется?

— США возвращаются к политике баланса сил в жизненно важных для этой страны регионах. Помимо Латинской Америки, это и Ближний, и Дальний Восток, и Европа, и Африка. Это такая глобальная политика, не предусматривающая доминирование и непосредственное участие. Когда-то англичане называли такую политику «блестящая изоляция»: Англия сидела на своих островах, а в Европе создавала балансы и управляла этими балансами, не позволяя, чтобы в Европе возникла доминирующая антианглийская сила.

— Это ведение политики чужими руками?

— Не совсем. Просто страна, которая имеет очень большие ресурсы и располагает большими финансовыми, военными, политическими силами, не обязательно должна быть «на баррикадах», в первых рядах. Она может позволить себе действовать с определенной дистанции. Это как шахматная игра — передвигая фигуры или пешки по полю, добиваться определенного результата.

В Европе есть определенный баланс в рамках НАТО: Англия, Франция, Германия уравновешивают друг друга. В Восточной Европе создается — или может создаваться — другой баланс. Усиление Польши в противовес Германии, той же Польши в противовес России. На Дальнем Востоке — баланс Индии против Китая, России против Китая, Японии против него же. В то же время Китай и Япония — против России.

Это очень сложные манипуляции, которые может себе позволить мощная держава с большими ресурсами. Для этого не нужно посылать войска — это очень дорого, это контрпродуктивно и, как показывают события в Ираке и Афганистане, бесперспективно.

— Мы привыкли к другому образу Америки — «всемирного полицейского». Отказ от этой роли — из-за провалов операций в Ираке и Афганистане?

— Просто заканчивается период, который продлился очень мало — буквально 10–20 лет. Когда Советский Союз рухнул, США остались единственной глобальной сверхдержавой, имеющей силы, чтобы, игнорируя всех остальных, попытаться доминировать в мире в одиночку. Выяснилось, что это доминирование имеет свои пределы.

В сегодняшнем мире растут другие центры силы — вместо того, чтобы стать однополярным, он стал многополярным. Есть Китай, есть Индия, есть Россия, Бразилия.

— А что можно сказать про Евросоюз? Назвать его «Четвертым рейхом» — серьезное преувеличение?

— Ситуация с Евросоюзом пока не совсем понятна. Экономический кризис показал, что этот проект имеет свои сложности и они очень серьезны. Союз подвели такие страны, как Греция, Португалия, Испания, даже Италия находится в очень сложном положении.

Несмотря на то, что Евросоюз — большое экономическое образование, его военно-политическое значение практически ничтожно, его можно игнорировать. Именно поэтому он находится в рамках НАТО, и вряд ли в ближайшей перспективе Евросоюз будет иметь собственные вооруженные силы, увеличивать военные расходы и превращаться в некий военно-политический центр.

— В событиях вокруг Ливии Евросоюз проявил себя достаточно активно — предлагалась даже военная операция против Муаммара Каддафи.

— Евросоюз не может осуществлять какие-то самостоятельные военные операции. Даже в событиях вокруг Ливии речь шла о действиях НАТО, а это значит — Соединенных Штатов…

— С начала операции в Ираке рассуждают, обсуждают, ожидают операцию против Ирана, на которую США якобы рано или поздно могут решиться. Сейчас, в свете новых трендов внешней политики, можно ли говорить, что Ирану более ничего не угрожает?

— Во-первых, речь никогда не шла о наземной операции. Это громадная страна с населением почти 70 млн человек, с большой территорией — надо быть сумасшедшими, чтобы туда лезть.

Но удары по ядерным объектам обсуждались и обсуждаются — они могут быть нанесены как со стороны США, так и со стороны Израиля. Такая возможность всегда существует. Наряду с этим среди экспертов высказываются и другие соображения — пока они не очень популярны, но все же есть. Некоторые аналитики считают, что ядерный Иран — это не так и страшно. Правда, это может привести к гонке ядерного вооружения, на этот раз уже на Ближнем Востоке — свою бомбу захотят иметь и Турция, и Египет, и Саудовская Аравия. В первую очередь в противовес Ирану, а не против Запада или России — чтобы Иран не превратился в гегемона в этом регионе.

Вероятность нанесения точечных ударов по ядерным объектам сохраняется, но в США есть трезвое понимание, что это может привести к очень серьезной дестабилизации во всем регионе, атакам на силы США в Ираке и Афганистане, подъему международного терроризма и так далее. Именно поэтому, кстати, они так и медлят с этим решением. Однако продолжают угрожать — американский госсекретарь и американский президент часто говорят, что «все возможные варианты находятся на столе».

— Если говорить о Центральной Азии, тех странах, которые входят в СНГ… Некоторые эксперты говорят о том, что, пока Россия и США играют в сложные дипломатические игры, в регион активно входит Китай и вытесняет и нашу страну, и Соединенные Штаты. Насколько, на ваш взгляд, успешна Поднебесная в этом регионе?

— Рост Китая, его роли и значения, совершенно очевиден. Китай граничит со странами Центральной Азии, и у него вторая по силе экономика в мире. У Китая много свободных ресурсов, он может давать кредиты, он заинтересован в источниках сырья, особенно в нефти и газе. Конечно, Китай будет ориентировать поставки ископаемого топлива на собственный рынок.

— А что касается политического проникновения?

— Серьезного политического проникновения я не вижу. Страны региона — и Казахстан, и Узбекистан, и Киргизия — очень настороженно относятся к Китаю. Экономическое присутствие со временем будет расти, но его политическое и военное влияние будет сдерживаться. Страны Центральной Азии, кроме Туркмении, подписали с Россией договор о коллективной безопасности (ОДКБ. — «СП»). Помимо этого, наличие в этом регионе баз США и присутствие Соединенных Штатов в Пакистане и Афганистане является определенным сдерживающим фактором.

Поэтому в этом регионе тоже будет создаваться очень серьезный баланс сил, потому что ни США, ни Россия не заинтересованы в доминировании Китая в бывших среднеазиатских республиках.

— О подобных же процессах не так давно говорил американский политолог Эдвард Люттвак: «Сегодня Большая политика возвращается. Ее главными героями являются не США и Россия, а США и Китай. Соответственно, позиция России и ее стратегия должны быть совершенно иными, нежели они были во время холодной войны. По мере того как будет развиваться конфликт между Китаем и США (а этот конфликт неизбежен как минимум по экономическим причинам: Китай будет расти, а США не отдадут китайцам свое первое место просто так), обе стороны будут пытаться обзавестись союзниками. <…> История не закончилась. Зато пауза последних нескольких лет, характеризовавшаяся затишьем в международной политике, заканчивается. Скоро снова начнутся большие перемены, и Россия должна быть к ним готова».

То есть этот американский политолог пророчит России судьбу союзника США в борьбе против Китая.

— В мир возвращается политика XIX века. Коалиции формируются «ad hoc» — к случаю, нет постоянных союзников везде и по всем вопросам, есть союзники в регионе и на временной основе для решения определенных задач. Отношения становятся многомерными.

— Если говорить о сиюминутных союзах, сейчас США заинтересованы в том, чтобы Россия выступала их союзником в противовес Китаю?

— В одних случаях США будут заинтересованы сдерживать Россию: например, они будут не рады объединению России с Украиной или с Белоруссией, потому что это увеличит российские возможности давления на Восточную Европу. А на Дальнем Востоке по отношению к Китаю США будут действовать вместе с Россией. То есть в одних случаях сдерживать, в других — поддерживать. Это и есть многомерность нового мира.

— А наш МИД, наше государство готово к такой многомерности? Не станет ли Россия пушечным мясом в чужих войнах?

— Сейчас и главы государств, и министры иностранных дел, и сами дипломаты должны быть в достаточной степени подготовлены. Теперь нет этого примитивного тотального противостояния, как это было во времена холодной войны. И нет такого, что «мы станем младшим партнером» и все решения будут принимать за нас в Вашингтоне или Брюсселе.

Россия сама не заинтересована, чтобы какая-то сила была доминирующей — как в Европе, так и в мире. Мы сами хотим быть субъектом международных отношений, мнение которого уважаемо и от которого многое зависит. Но это достижимо только тогда, когда у страны есть потенциал — и человеческий, и экономический, и военный, и политический.

 

Фальстарт посла М. Макфола

В экспертных и политических кругах как в России, так и в США привлекли большое внимание резкие комментарии журналиста Михаила Леонтьева на Первом канале российского телевидения по поводу встречи заместителя госсекретаря Уильяма Бернса и вновь назначенного посла США в России Майкла Макфола с некоторыми лидерами российской радикальной оппозиции.

Михаил Леонтьев известен своей близостью к властям, да и выступление на Первом канале говорит о том, что в какой-то мере он выражал общее настроение российских властей по поводу этой встречи. Однако было бы неправильно свести это выступление всего лишь к тому, что М. Леонтьев выполнял какое-то задание. Михаил Леонтьев — журналист с собственной позицией, и он не только выражает интересы властей, но, что очень важно, выражает мнение и настроение определенных социально-политических кругов России. Это означает, что оценка, данная Леонтьевым послу М. Макфолу и данной встрече, — далеко не только позиция властей, но и позиция значительной части российского общества.

Притом что как будто, с американской точки зрения, ничего особенного не произошло. Американские дипломаты высочайшего уровня в соответствии со своими принципами и в установленной форме, скорее всего, поставив в известность посольство России в Вашингтоне и Министерство Иностранных дел РФ в Москве, встретились с лидерами оппозиции. Это они делали и ранее, и не только в России, поэтому можно понять их удивление столь жесткой реакцией российской стороны, выраженной на Первом канале. Однако из Москвы эта встреча видится совсем по-другому. Дело в том, что новейшая история российско-американских отношений имеет неоднозначное восприятие со стороны значительной части российского общества. Для них, кстати, вполне продвинутых, в 90-е годы в этих отношениях, особенно в период, когда в экономике и во внешней политике у руля страны стояли молодые реформаторы в лице Е. Гайдара, А. Чубайса, А. Козырева и Ко, сложилось устойчивое мнение, что все основные кадровые вопросы в России и ключевые решения по внешней и внутренней политике принимаются или прямо со стороны «Вашингтонского обкома», или с его одобрения.

Многие россияне испытывали в этот период чувство сильной униженности из-за фактической потери страной своего суверенитета, так как пережившей экономическую, социальную и психологическую катастрофу бывшей сверхдержаве приходилось согласовывать любые вопросы внешней и внутренней политики с Вашингтоном, для того чтобы получить очередной транш МВФ или политическую поддержку в противостоянии Ельцина и младореформаторов коммунистической и державно-патриотической оппозиции.

Так что с 90-х годов сформировалось определенное отношение к американскому вмешательству или, иначе говоря, американскому участию в управлении российскими делами — то ли напрямую, то ли через своих экономических и политических советников.

В период президентства В. Путина удалось восстановить субъектность российского государства как внутри страны, так и в международных отношениях, восстановить суверенитет страны, утвердить Россию в качестве серьезного партнера стран Запада в международных отношениях.

Сегодня Россия вступила в новую фазу своего внутриполитического развития, которая совпала с началом нового избирательного цикла. На этом фоне, при сохранении довольно высокого уровня доверия населения к власти и лично премьеру В. Путину, который является кандидатом на пост президента на предстоящих в марте выборах, существует раскол в обществе, возникли массовые протестные настроения. Есть требования более активного диалога власти с обществом, большего учета властями мнений и импульсов идущих от общества.

Наряду с умеренными требованиями продвинутой части общества о развитии и углублении диалога общества с властями, реформы политсистемы, с тем чтобы обеспечить участие всех сегментов общества в политическом процессе, в обществе и среди протестующих, которые организовывают массовые митинги, есть радикалы, требующие отставки В. Путина и смены режима.

На этом фоне из Москвы со стороны не только действующей власти, но и тех кругов, мнение которых выражает М. Леонтьев, встреча американских дипломатов с представителями радикальной оппозиции, требующих смены режима и отставки В. Путина, рассматривается не как обычная для практики американской дипломатии рядовая встреча с представителями оппозиции, а как определенная попытка «Вашингтонского обкома» вмешаться в дела суверенного государства с целью поспособствовать смене режима. Тем более что послужной список как США, так и вновь назначенного посла М. Макфола дают основание для подобных предположений. Несмотря на приписываемое ему авторство политики «перезагрузки», он всегда был известен в России и в США как специалист, поддерживающий политику США по продвижению демократии по всему миру, и своей близостью именно с теми кругами в России, которые сегодня призывают к смене путинского режима. Думаю, что нет необходимости перечислять послужной список США по смене режимов за последние несколько лет: он и так известен всему миру.

Я далек от мысли, и, думаю, трезвые российские политики и аналитики согласятся со мной, что эта встреча была сознательно организована, чтобы спровоцировать российские власти или воодушевить лидеров оппозиции на дальнейшие шаги по смене режима. Думаю, что вряд ли со стороны властей в обозримой перспективе, по крайней мере до выборов нового президента и его инаугурации, будут какие-либо заявления по поводу данной встречи М. Макфола и российско-американских отношений. Однако очевидно, что в настоящем политическом контексте такая встреча, на мой взгляд, не на пользу ни новому послу, ни представителям радикальной оппозиции. Если власти захотят этим воспользоваться, они легко могут использовать в информационном пространстве державно-патриотическую карту, показав В. Путина истинным патриотом и защитником независимости, суверенитета и достоинства России как государства. Так же легко можно разыграть карту «Вашингтонского обкома», который «опекал» своих «любимчиков» Б. Немцова, В. Рыжкова и Ко как в 90-е годы, когда они были во власти, так и сейчас, когда они занимаются борьбой с «кровавым режимом».

В заключение считаю очень важным особенно подчеркнуть следующее: никто не оспаривает право американских дипломатов встречаться с представителями оппозиции.

Однако никто не отменял понимания политической целесообразности тех или иных действий, даже если они с формальной точки зрения абсолютно безупречны. Думаю, что Майкл Макфол как специалист по проблемам демократии должен знать теорию демократии Джозефа Шумпетера, изложенную в его великой книге «Капитализм, социализм и демократия». Среди нескольких необходимых предпосылок для эффективного функционирования демократического политического режима он отмечает необходимость наличия у политиков осознания демократического самоконтроля и самоограничения. Д. Шумпетер в связи с этим отмечает, что, если оппозиция может и имеет ресурс еще больше надавить на действующее правительство с тем, чтобы его свалить, следует проявлять сдержанность в случаях, когда это может привести не только к смене правительства, но и к возможному развалу государства.

Таким образом, прошедшая встреча, на мой взгляд, была не в интересах ни нового посла, ни сегодняшней оппозиции и не способствовала развитию российско-американских отношений. Послу, видимо, придется еще долго сглаживать негативные последствия этой акции, как это было с президентом Б. Обамой, который сделал сомнительные заявления по поводу премьера В. Путина перед своим первым визитом в Москву, а в Москве десятками комплиментов пытался сгладить собственный же неуклюжий поступок.

 

Избирательная кампания США: как это было в 2012 г

Подавляющее большинство аналитиков, которые следят за предвыборными кампаниями в течение последних 30–40 лет, считают выборы 2012 года едва ли не самыми грязными за всю историю США. Сотни миллионов долларов потрачены только на изготовление рекламных роликов негативного характера, чтобы представить оппонента конкурирующей партии в самом неприглядном свете. В итоге главный герой роликов республиканцев — Обама — представляется избирателям коммунистом, который хочет превратить США в заурядную европейскую страну, где доминируют социал-демократические ценности. Самое мягкое последствие победы Обамы — в том, что тогда стране предстоит жалкая участь сегодняшней Греции. В свою очередь, усилия демократической партии направлены на то, чтобы показать Митта Ромни человеком, далеким от нужд среднего американца, и убедить, что в случае его прихода к власти ситуация в экономике ухудшится, социальные расходы будут свернуты, а вся тяжесть по выходу страны из кризиса ляжет на плечи среднего класса, бедных и малообеспеченных слоев.

Социологические опросы говорят, что как Обама, так и Ромни имеют все шансы на победу и разрыв на выборах может быть минимальным. Обама берет харизмой — ему, в отличие от Ромни, благоволят женщины и меньшинства (национальные, расовые, сексуальные и др.). Ромни же производит впечатление человека весьма рационального, лишенного харизмы и привлекательности. По принципу likability — кто любим электоратом — Обама значительно опережает Ромни.

В ходе избирательной кампании у Ромни возникла еще одна серьезная проблема. Еще недавно аналитики считали, что республиканцы попытаются превратить эти выборы в референдум по экономической политике администрации Обамы. А результаты этой политики, в общем-то, весьма и весьма скромные, а во многих направлениях просто плачевные. Но с выбором в напарники Пола Райана в качестве кандидата в вице-президенты кампания получила новое измерение. Теперь американцам предстоит выбирать между программами демократов и республиканцев по выходу из системного кризиса, в котором США находится по крайней мере с 2008 года.

Центральным полем для битвы между кандидатами от двух партий станет судьба программы Medicare. Обе партии считают, что эта система нуждается в изменении, но придерживаются диаметрально противоположных взглядов относительно ее реформы. В погоне за голосами пенсионеров стороны обвиняют друг друга в том, что реформа оппонента обернется катастрофой как для реципиентов этой системы, так и для экономики страны в целом. Американскому избирателю будет очень трудно разобраться в том, кто прав, кто виноват, потому что система Medicare очень сложна, а также сложен механизм формирования ее финансовой основы. И, как всегда, простому избирателю придется просто поверить на слово тому или иному кандидату от двух ведущих партий.

Остается вопрос, который задают многие политологи в США: почему Ромни пошел на столь рискованный шаг и изменил стратегию избирательной кампании? На мой взгляд, этот шаг имеет серьезное основание. Была серьезная угроза, что негативной кампании против Обамы будет недостаточно для победы республиканцев. Да, многие недовольны результатами политики четырехлетнего правления администрации Обамы. Но еще больше люди не хотели бы возвращения к уже один раз обанкротившейся политике республиканцев при правлении Буша. Вот почему Ромни хочет убедить избирателей, что у партии новые лидеры, новые идеи и они не только критикуют Обаму, но им есть что предложить в качестве альтернативы.

При нынешнем равенстве рейтингов основных кандидатов исход выборов в значительной степени будет зависеть от итогов теледебатов. Именно поэтому республиканцам необходимо выглядеть на этих выборах как партии, которая хочет возвратиться во власть не со старым багажом, а с новыми лицами и новыми идеями, привлекательными для независимых и партийно не ангажированных избирателей, от выбора которых, собственно, и зависит, кто в конечном итоге станет президентом на ноябрьских выборах.

В заключение хочу остановиться на вопросе о том, как республиканцы видят место США в международном сообществе. К сожалению, пока что создается впечатление, что, как говорил Талейран о Бурбонах после реставрации монархии, «они ничего не забыли и ничему не научились». Республиканцы критикуют внешнюю политику Обамы по всем направлениям. Часто эта критика надуманная и абсолютно безосновательная. Особенно когда это касается попыток Обамы нормализовать отношения с другими странами и союзниками США, испорченными высокомерной политикой администрации Буша по одностороннему доминированию. В этом контексте неудивительно, что из уст Ромни прозвучали явно предназначенные для американского обывателя слова о том, что в случае его избрания президентом политика США по отношению к России будет менее гибкой и более жесткой. Эти слова Ромни, смею предположить, не смогли бы вызвать у В.В. Путина ничего больше иронической усмешки. Мне кажется, что российскому президенту абсолютно все равно, будет ли американская внешняя политика более или менее гибкая, главное, чтобы она была реалистичной, причем в первую очередь для самих США. Если у Ромни эту линию будут формировать такие неоконсервативные «лунатики», как Джон Болтон и Боб Кейган, то внешняя политика Ромни, в случае его победы на выборах, так же обречена на провал, как и политика двух предшественников Обамы — Клинтона и Буша-младшего. Первый неудачно пытался ослабить, маргинализировать Россию и списать ее как серьезный фактор мировой политики. Второй безуспешно старался установить одностороннее господство США в мире без учета мнений и интересов не только своих противников и партнеров, но и друзей и союзников.

Для всех реалистично мыслящих аналитиков очевидно, что амбиции неоконсервативных «лунатиков» не соответствуют сегодняшней «амуниции» США. Обнадеживает то, что в своей прежней жизни в качестве бизнесмена и губернатора Массачусетса Ромни проявил себя в качестве трезвого, осторожного, сбалансированного и ответственного человека. Поэтому в случае победы на выборах в своей внешней политике, надеюсь, он будет руководствоваться оценками угроз для США, исходящими не от неоконсервативных «лунатиков», а от таких серьезных людей, как бывший министр обороны Роберт Гейтс и начальник объединенного комитета начальников штабов адмирал Майкл Мулен, которые неоднократно подчеркивали, что главная угроза безопасности США исходит от их же государственного долга, который дошел до катастрофического уровня. Вот почему Ромни скорее будет занят наведением порядка в своем доме, чем мыслями о сомнительных авантюрах за тридевять земель. Мир за последнее десятилетие сильно изменился, и с этим вынужден будет считаться любой, кто бы ни победил в президентской гонке в ноябре 2012 года.

 

Пауза в российско-американской «перезагрузке»

На прошлой неделе ведущие эксперты приняли участие в конференции Школы международных отношений имени Эллиотта при Университете Джорджа Вашингтона, которая носила название «Россия как мировая держава: противоборствующие взгляды из России». Среди многих тем, которые были затронуты в ходе семинара, я бы хотел обратиться к трем, поскольку считаю их крайне важными для понимания того, что происходит в головах политиков и экспертов из Вашингтона, а в определенной мере и из Москвы.

Тема, привлекшая к себе наибольшее внимание, относится к политике «перезагрузки», которая, как говорят российские и американские эксперты, себя исчерпала. Одна из причин этого, в основном совпадающая с моей собственной точкой зрения, заключается в том, что «перезагрузка» никогда не имела четкого определения и по-разному толковалась в Москве и Вашингтоне. Следовательно, она не могла лежать в основе политики Путина, тем более что она досталась ему в наследство от администрации Медведева.

С другой стороны, как полагают некоторые американские специалисты, «перезагрузка» угасла, потому что достигла максимума из того, на что можно было рассчитывать. То есть Россия и Соединенные Штаты достигли предела возможного в сотрудничестве по таким вопросам, как контроль вооружений (подписав договор СНВ-3), Афганистан, Иран, Сирия, Северная Корея и по множеству других тем. Таким образом, появилась необходимость в новой повестке для российско-американских отношений.

С другой стороны, обсуждался и вопрос о том, действительно ли старая повестка сотрудничества себя исчерпала. Как отметил один из ведущих экспертов по российско-американским отношениям Пол Сондерс (Paul Saunders), занимающий пост исполнительного директора Центра за национальные интересы (The Center for the National Interest), Россия в настоящее время не входит в первую пятерку вызовов для американской политики, и это хорошо. Во время обсуждения Сондерс частично поддержал мою позицию, состоящую в том, что Россия не только не является проблемой для США, но и реально помогает Соединенным Штатам решать проблемы.

Безусловно, такая позиция вряд ли могла вызвать единодушное согласие у американских и российских участников конференции. Многие специалисты говорили о том, что Россия действует как ответственный партнер Соединенных Штатов; а если она не согласна в полной мере с позицией Вашингтона по Ирану, Северной Корее и Сирии, то это вызвано не целенаправленным стремлением Москвы подорвать и ослабить американскую политику, а тем, что она учитывает собственное понимание потенциальных негативных последствий от агрессивных действий США за рубежом. Оппоненты этой группы экспертов утверждают, что действия России говорят о ее антиамериканизме и о попытках помешать Америке и Западу в достижении своих внешнеполитических целей в тех сферах, которые имеют принципиальное значение.

Во время обсуждения стало ясно, что мнения американских неоконсерваторов и либеральных интервенционистов с одной стороны и российских либеральных радикалов с другой стороны совпадают в вопросах внутрироссийских процессов и российско-американских отношений. Такой альянс оказывает отрицательное влияние на формирование американского общественного мнения о России и на двусторонние отношения между странами. Эти группы представляют «комплекс продвижения демократии», как метко определил Дмитрий Саймс, и это оказывает деструктивное воздействие на американскую внешнюю политику. Они сродни военно-промышленному комплексу, о котором, как хорошо известно, предупреждал в свое время президент Дуайт Эйзенхауэр.

Далее можно отметить сближение позиций по российско-американским отношениям, которое существует в политических и экспертных кругах двух стран, исповедующих «политический реализм». К сожалению, политические реалисты в США обычно находятся в меньшинстве как среди политиков, так и среди экспертов. Они часто проигрывают в политических дебатах, имеющих центральное значение для выработки американской внешней политики. Их оттесняют на обочину агрессивные и зацикленные на идеологии оппоненты из комплекса продвижения демократии. А это мешает американским администрациям принимать адекватные, на мой взгляд, решения по многим значимым вопросам международной политики.

Третья проблема, вызвавшая серьезную дискуссию, заключалась в том, надо ли администрациям Обамы и Путина незамедлительно приступать к разработке новой программы сотрудничества, или двум странам необходимо сделать «стратегическую паузу». Я обсуждал вопрос о стратегической паузе год назад в марте 2012 года в статье на страницах газеты «Известия» под заголовком «Нужна ли Путину “перезагрузка”?». Было это сразу после его победы на президентских выборах. Леон Арон (Leon Aron) недавно выдвинул аналогичные аргументы в своей статье в Foreign Affairs «Доктрина Путина» («The Putin Doctrine»), которая привлекла к себе пристальное внимание американского политического и экспертного сообщества. Мы должны при этом отметить, что мысли Арона показались немного странными, когда он порекомендовал США сделать стратегическую паузу в отношениях с Россией, чтобы две страны могли серьезно подумать о том, по каким вопросам они могут пойти на уступки и договориться о компромиссах. Когда американские политики и эксперты говорят о паузе, они, похоже, редко воспринимают эту паузу как полную передышку от двусторонних отношений. Скорее, они стремятся к сотрудничеству по вопросам, которые выгодны для Вашингтона, а паузу делают в тех вопросах, которым отдает предпочтение Москва. При этом в Вашингтоне присутствует скрытая уверенность в том, что российскому руководству не хватит стойкости и твердости, а поэтому оно пожертвует своими жизненно важными интересами. Так было, например, когда Москва не остановила попытки Вашингтона изменить стратегическое соотношение сил путем развертывания противоракетного щита в Европе или когда она не воспрепятствовала возникновению враждебных по отношению к России режимов в странах на постсоветском пространстве.

Поэтому несколько неожиданной кажется их уверенность в том, что пауза не должна мешать позитивному сотрудничеству по иранской ядерной программе, по Афганистану, по Сирии, по ядерному нераспространению или продолжающимся американским попыткам «продвижения демократии» в России, что является вмешательством во внутренние дела нашей страны. Как пишет в своей статье Леон Арон, такие усилия по защите прав человека и гражданского общества на самом деле призваны «помочь движению России в направлении подлинной демократии».

Мне кажется, такое напоминающее рекомендацию выступление в пользу паузы больше похоже на рецепт эскалации напряженности между двумя странами.

Несколько десятилетий назад стратегическая пауза Джорджа Буша-старшего в его контактах с Михаилом Горбачевым дала невероятный успех. Растерянный и ошеломленный Горбачев, наблюдая за охватившим Советский Союз хаосом, который породили его собственные непоследовательные действия, не мог понять и адекватно оценить эту паузу. В результате он допустил целую серию ошибок во внешней политике. Американской стороне оставалось просто ждать, пока созреет ситуация и страна рухнет сама по себе. Но в настоящее время пауза в большей степени выгодна российской стороне. Российская власть сегодня выглядит более сплоченной, правительство более уверено в себе, а России не грозят серьезные внутренние и внешние вызовы. Таким образом, она имеет возможность сама сделать стратегическую паузу, пока американская сторона разрабатывает свою глобальную стратегию и новую повестку сотрудничества.

За тринадцать лет пребывания у власти и в большой политике Путин неоднократно демонстрировал, что он обладает всеми необходимыми качествами лидера: стойкостью, самообладанием, характером и силой воли. Он не просто продолжает движение вперед, находясь под огнем, но и способен последовательно отстаивать интересы России. Мало шансов на то, что в результате американской паузы Путин будет сломлен или что российское руководство поддастся панике и начнет лихорадочно отказываться от важных интересов России.

Однако маловероятно и то, что американская администрация может себе позволить такую паузу. У нее нет на это ни времени, ни возможностей. Дисфункция Вашингтона стала притчей во языцех как в средствах массовой информации, так и в политических кругах. Ярким примером такого нарушения нормальной деятельности является неспособность конгресса принять бюджет вот уже четвертый год подряд. Американская экономика демонстрирует неуверенные признаки подъема, уровень безработицы в стране по-прежнему высок, а продолжающееся секвестирование расходов лишь усугубляет и без того серьезную политическую напряженность в партийных рядах. Ситуацию осложняют внешние вызовы, требуя от администрации Обамы незамедлительной ответной реакции. Среди таких вызовов — уход из Афганистана с непредсказуемыми последствиями; неясная судьба иракского правительства, напрямую связанная с американской оккупацией и с ее завершением, а также продолжение иранской ядерной программы, требующее срочных и адекватных действий со стороны президента США. Многолетний союзник Америки Израиль, а также влиятельные политические силы внутри США ждут действий от президента Обамы. Такие действия необходимы и в ответ на агрессивные ракетно-ядерные устремления Северной Кореи, которая дестабилизирует обстановку в Восточной Азии и в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Список проблем, требующих немедленных и компетентных действий от США, можно продолжить.

Отсюда мы можем сделать вывод о том, что если кто-то и может позволить себе сделать паузу в российско-американском партнерстве, то это явно не Соединенные Штаты Америки.

 

Второй срок президента Обамы для российско-американских отношений

Как до инаугурации, так и после в США и в России появился целый ряд публикаций о возможном развитии российско-американских отношений в период второго срока президентства Барака Обамы. Хотелось бы по возможности попытаться развеять некоторые мифы или благожелательные, но недостаточно обоснованные представления о возможностях радикального улучшения этих отношений.

Начну с наиболее интересного, на мой взгляд, мнения о том, что да, в российско-американских отношениях по целому ряду вопросов есть конфликты и проблемы, они создают напряжение в этих отношениях. Как, например, «закон Магнитского», принятый конгрессом США, или решения российских властей по сворачиванию сотрудничества по линии договоренностей Нанна — Лугара или по поводу запрета гражданам США усыновлять детей из России и ряд других. И если бы эти проблемы были поставлены в стратегический контекст, то, скорее всего, российско-американские отношения имели бы более позитивное развитие в будущем.

Во-первых, это серьезное заблуждение — считать, что страны, которые претендуют на полный суверенитет, могут в действительности иметь совпадающие стратегические интересы, если они в определенный период времени явно не направлены против третьей страны.

Во-вторых, у двух стран могут быть совпадающие стратегические интересы, если одна из них по своим возможностям и ресурсам равна другой. В любом другом случае вряд ли эти отношения могут иметь реальный стратегический характер без ущерба суверенитету той страны, которая явно слабее по своим экономическим и военно-политическим возможностям.

Современный мир стал многополярным, идет поиск балансов сил в определенных регионах, и страны, имеющие суверенитет и старающиеся защитить собственные национальные интересы, часто вынуждены формировать коалиции ad hoc, не на основе постоянно действующих альянсов, век которых, по мнению серьезных аналитиков, уже прошел. Вот почему стратегический диалог умозрительно мне кажется весьма желательным, но в реальности мало или вообще не реализуемым, так как трудно определить, какие вопросы являются стратегическими, а какие тактическими.

Поэтому, на мой взгляд, надо смириться с тем, что в российско-американских отношениях по одним вопросам будет конфликт интересов, а по другим — партнерство.

Второе широко распространенное в последнее время в экспертных кругах как США, так и России заблуждение сводится к тому, что Россия якобы сегодня не находится в центре американской внешней политики, потому что сегодня американцы сфокусированы на Афганистане, Иране, Ираке, Сирии, на событиях в арабском мире. Происходит перенос центра внимания американской политики на Азиатско-Тихоокеанский регион, и Россия в данном случае не играет серьезной роли.

Но это утверждение мне кажется полным недоразумением, абсолютной глупостью и непрофессионализмом. Дело в том, что трудно в сегодняшнем мире найти хотя бы одну проблему, которую американская администрация могла бы решить без серьезного участия России. Это относится и к Афганистану, и к Сирии. Очевидна роль России и в вопросе решения иранской ядерной проблемы. О позиции России по Сирии было сказано много глупостей. Чаще всего говорят, что Россия играет роль спойлера, она зациклена на Асаде, пытается всячески препятствовать демократизации сирийского режима или не хочет, чтобы Запад решил эту проблему. На самом деле только слепому не заметно, что российское руководство и дипломатия не зациклены на Асаде. Они зациклены на принципе. А принцип сводится к тому, что нельзя сменить режим, не зная, на что его меняешь, нельзя менять шило на мыло. У нас перед глазами печальный опыт смены режимов в Ираке, Ливии с самыми разрушительными последствиями как для этих стран, так и для всего региона. Достаточно посмотреть на то, что происходит сегодня в Алжире и Мали. До сих пор никто не знает, как будут развиваться события в Египте, хотя уже прошли два года после свержения режима Мубарака. Очень часто благими намерениями вымощена дорога в ад. Вот против чего выступает Россия.

Третье заблуждение, которое тоже широко бытует даже среди квалифицированных экспертов-американистов, сводится к тому, что конфликты возникают между Россией и США, потому что, к сожалению, военно-политические отношения не подкреплены солидными экономическими отношениями, и в результате этого очень часто происходят приливы и отливы в российско-американских отношениях. Но масштабные отношения в этих сферах не снимают никакие конфликты, которые являются результатом столкновения геополитических интересов больших стран, имеющих реальный суверенитет и субъектность в международных отношениях или претендующих на это. Для наглядности можно привести пример торгово-экономических отношений между Германией и Англией в начале XX века. Глубина этих отношений не помешала началу Первой мировой войны. А почти 500-миллиардный торговый оборот между США и Китаем абсолютно не мешает тому, чтобы Китай имел с Соединенными Штатами не меньшее количество точек конфликта и напряжения, чем Россия.

В завершение хочу отметить, что сегодня как Россия, так и США вступили в новую фазу в международных отношениях. Россия вернула себе субъектность и пытается выстраивать свои отношения со всеми государствами мира, исходя из определения приоритетов, и на этой основе формировать определенный баланс сил, для того чтобы наиболее эффективно защитить себя и свои интересы в ближнем зарубежье, сохранить и укрепить собственные экономическую и военно-политическую безопасность и суверенитет. Очень наивными являются утверждения, что Россия уходит ментально или культурно от Запада, потому что не разделяет западные ценности или, наоборот, прибивается к Китаю, чуть ли не желая стать его младшим партнером. Эти утверждения носят весьма умозрительный и политически мотивированный характер. Россия просто пытается в каждом конкретном случае, как и требуют законы дипломатии, увеличивать собственную капитализацию, для того чтобы иметь более выгодные позиции для торга.

Соединенные Штаты также вступили в новую для себя фазу. Они пытаются осуществить очень мучительный и сложный процесс перехода от политики одностороннего единоличного доминирования в мире к политике формирования баланса сил в разных регионах с тем, чтобы сохранить американское присутствие и влияние. Это означает, что как и раньше, так и в обозримой перспективе в российско-американских отношениях будут по-прежнему приливы и отливы.

Так что спокойной жизни вряд ли можно ожидать в обозримой перспективе. Все оценки авторитетных аналитических центров в мире свидетельствует о том, что экономические и военно-политические возможности США и Европы сокращаются, в то время как увеличивается совокупная экономическая и военно-политическая мощь других центров силы вне западного мира. Это означает, что создаются более выгодные условия для стран, не столь могущественных, как США, в военно-экономическом отношении, на создание союзов и коалиций по недопущению диктата одного центра силы над другими крупными державами, которые стараются сохранить свою субъектность и полный суверенитет в международных отношениях.

 

Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав

В США продолжает набирать обороты скандал, связанный с разоблачениями бывшего агента американских спецслужб Эдварда Сноудена. Еще недавно мне наивно казалось, что разоблачения, связанные с деятельностью Агентства национальной безопасности, поставившего под контроль частную жизнь, телефонные разговоры, корреспонденцию не только американских граждан, но и граждан других стран мира и, что особенно пикантно, официальных лиц и граждан союзных с США государств — членов ЕС, не могут не вызвать требований к законодателям США. Это будут требования разобраться в сути той информации, которую Сноуден сделал доступной для широкой общественности, и дать ответ как собственному обществу, так и народам других стран, чьи конституционные права на неприкосновенность частной жизни и корреспонденции нарушались и, видимо, еще продолжают нарушаться в таких масштабах.

Казалось, что Ангела Меркель должна была бы возглавить массовые антиамериканские демонстрации совместно с немецкими правозащитниками, узнав, что ее народ на особом подозрении у АНБ. Чего стоит только информация о том, что в месяц американская разведслужба отслеживает 500 млн телефонных звонков немцев в Германии и, скорее всего, прочитывает немереное количество иной корреспонденции, передаваемой по социальным сетям. Казалось, что к немцам должны были присоединиться чиновники, дипломаты и европейские правозащитники, устроив грандиозные антиамериканские митинги перед дипломатическими представительствами США в Брюсселе. Уж точно можно было бы ожидать, что президент «Фридом хаус» вместе с президентом Национального фонда демократии и другими американскими правозащитниками организуют массовые протесты против деятельности АНБ перед центральным офисом этой организации.

Но, по разным причинам, мои ожидания оказались слишком наивными.

Европейцы, и особенно немцы, промолчали — пока, по крайней мере. Но, думаю, что «осадок» остался. Президент «Фридом хаус» по-прежнему продолжает поучать без всякого чувства юмора других, как надо любить свободу и права человека. Особенно достается от Дэвида Крамера, естественно, «кровавому режиму» Путина, который предоставил временное убежище Сноудену. В России что-то тоже не видно особых шевелений в либерально-правозащитной сфере в защиту прав на частную жизнь американских, да и не только американских граждан.

Справедливости ради, надо сказать, что не все так мрачно, как может показаться на первый взгляд. Есть, конечно, робкие голоса в политическом и аналитическом сообществе США, которые требуют по существу разобраться в разоблачениях Сноудена относительно деятельности АНБ по контролю за частной жизнью в масштабах планеты. Нельзя в этой связи не отметить «весьма смелые предположения в американской печати», будто за решением якобы из-за угрозы террористических актов закрыть 22 диппредставительства США в разных странах мира скрывается желание АНБ, с одной стороны, отвести от себя внимание общественности, связанное с разоблачениями Сноудена, а с другой — продемонстрировать наглядно, что не зря они контролируют всех и вся и что в конечном итоге собранная информация помогает действовать на опережение и предотвращать планирующиеся теракты.

Для многих аналитиков эти действия властей с закрытием диппредставительств и приведением всех правоохранительных структур и спецслужб к повышенной бдительности выглядели слишком топорно и малоубедительно. Это впечатление особенно усилилось после того, как ни руководитель объединенного комитета начальников штабов генерал Демпси, ни конгрессмены из комитета по разведке палаты представителей не смогли внятно объяснить, откуда исходит угроза терактов, стоит ли ожидать их против американских объектов за рубежом, против объектов западных стран или же на территории США. Но, к сожалению, не эти аналитики задают тон в сегодняшней американской политике. Громче всего в ней звучат голоса тех, кто не только требует сурового наказания для Сноудена, но и призывает администрацию Обамы наказать Россию за то, что ее власти дали временное убежище беглому американскому агенту спецслужб. Сенаторы Линдси Грэм, Чак Шумер, Джон Маккейн и ряд других наперегонки с такими правозащитниками, как президент «Фридом хаус» Дэвид Крамер и Ко призывают «перенести саммит G20 из Санкт-Петербурга в другую страну», «отказаться от саммита Обама — Путин в Москве», требуют от Обамы «отказаться от поездки на саммит G20 в Санкт-Петербург», «рассмотреть возможность бойкота сочинской Олимпиады», начать новый этап расширения НАТО на Восток с вхождения в состав этой организации Грузии, «приступить к более энергичному разворачиванию противоракетной обороны в Европе, направленной против России». Что можно сказать по поводу всех этих предложений? Я никогда не был большим поклонником депутатов Государственной думы РФ, но на фоне этих выступлений американских законодателей скоро даже Жириновский будет выглядеть «гигантом мысли» и образцом «ответственного политика».

В связи с разворачивающейся истерией в кругах американских неоконсерваторов и либеральных интервенционистов хотелось бы обратить внимание на два обстоятельства.

Во-первых, в сегодняшнем мире не все дороги ведут в Вашингтон. Участие или неучастие США в тех или иных международных политических, спортивных или культурных мероприятиях давно уже перестало восприниматься как награда для организаторов в случае участия американцев или же как наказание в случае их не участия. Мир вступил в другую фазу развития международных отношений, но, увы, еще значительное количество политиков и аналитиков США застряли в 90-х годах прошлого века во временах торжества «Вашингтонского консенсуса».

Во-вторых, в последнее время как в России в либеральных кругах, так и на Западе часто говорят, что разрыв в ценностях, в культуре и в образе жизни между Россией и Западом углубятся. Но если под этим подразумевается, что нормой общественной жизни становится тотальный контроль спецслужб над всеми сферами частной жизни, который сводит на нет основополагающие ценности локковского либерализма, а в семейной жизни Запад стремительными шагами движется к торжеству однополых браков, считая это высшим достижением современной западной культуры и высшей ценностью для современного Запада, то вряд ли этот разрыв должен вызвать серьезную озабоченность у сегодняшних россиян. Совершенно очевидно, что этот разрыв углубляется вовсе не потому, что Россия отходит от традиционных европейских ценностей, а прямо наоборот.

Завершая, хочу отметить, что, действительно, сегодня президенту Обаме не позавидуешь. У его администрации миллион нерешенных проблем в экономической и социальной жизни своей страны. Быстро тающего политического капитала едва хватает на то, чтобы продвинуть через конгресс решения неотложных для США внутренних проблем, связанных с реформой здравоохранения, законодательством в сфере миграции, с кризисом городов, многие из которых или обанкротились, или стоят на пороге банкротства, усилением напряжения в межрасовых отношениях и целого ряда других проблем, требующих безотлагательного решения. Все аналитики справедливо отмечают, что Обама — это президент внутренней политики и для него внешняя политика имеет периферийное значение. Вот почему, находясь под давлением своих оппонентов по внутриполитическим вопросам, он вряд ли рискнет израсходовать свой и так уже тающий политический капитал, желая отстаивать какие-то внешнеполитические позиции, даже «перезагрузку» с Россией, во что было вложено много сил и энергии со стороны этой администрации.

В связи с этим мне кажется весьма вероятным, что президент США может поддаться давлению при принятии решения по поводу формата своего участия в саммитах в России. Это означает, что даже при участии в саммитах Обама — Путин в Москве и G20 в Санкт-Петербурге у американского президента руки будут сильно связаны из-за его неясного мандата. Поэтому его прежние заявления, что после выборов 2012 года он будет более гибким в переговорах с Путиным по наиболее болезненному вопросу о противоракетной обороне, скорее всего, останется его пожеланием, не подкрепленным реальной расстановкой сил во внутриполитическом истеблишменте США.

Из сказанного напрашивается вывод (и об этом мне уже приходилось писать на страницах этой газеты), что, может, российской стороне следует держать паузу в отношениях с США, пока американским политикам удастся навести порядок у себя дома, а президент обретет более весомый мандат для ведения переговоров с лидерами ведущих стран мира.

 

Миф об американской исключительности

Справедливости ради надо сказать, что не только американцы считают, что они исключительны. В истории человечества есть несколько народов, по крайней мере европейской культуры, которые считали себя исключительными. Это греки, которые всех остальных называли варварами, это римляне, которые завоевали мир и чувствовали себя господами мира. В новое время такие ощущения были у англосаксов, создавших грандиозную Британскую империю — по своим масштабам большую, чем любая другая империя в истории человечества. Не чужды были идеи исключительности и России. Достаточно вспомнить по этому поводу монаха Филафея, который говорил о том, что Москва — это третий Рим и четвертому не бывать. В гораздо большей степени в нашей истории идеи исключительности были выражены марксистской идеологией, когда была создана денационализированная идеологическая империя, которая претендовала на то, что призвана освободить человечество от гнета капитала, имеет историческую миссию осчастливить весь мир через победу социализма, а потом и коммунизма во всем мире, заявляя, что для всех людей в мире будет не только равенство возможностей, но и равенство результатов.

Как правило, эти идеи исключительности опирались на идеологии или мифы. Но как идеологические установки, так и мифы оказывались живучими настолько, насколько реальность подпитывала и подбрасывала реальные доказательства того, что эти страны и народы двигаются в том направлении, которое предначертано этими идеологическими установками или мифами.

Подобными мифами и идеологическими установками изобилует и американская история. Уникальность страны, обособленность от остального мира, беспрецедентные возможности для роста и процветания тоже создали в свое время миф о «земле обетованной», которая дает людям неограниченные возможности для своего развития, для свободы, предпринимательской активности, создает возможности для процветания. А американскому народу предначертана особая лидирующая роль в просвещении остального человечества и в утверждении американских ценностей и институтов.

На каких-то этапах, когда подобного рода народы и государства находятся на подъеме, они уверывают в эти мифы, потому что им кажется, будто их ведет Провидение, а реальность поддерживает их претензии на исключительность и на особое место в мире. В этом отношении американская исключительность, которая является частью «американской мечты», сводится к некоторым очень важным положениям, которые в течение довольно длительного времени получали подтверждение в развитии американского общества и государства. Перечислим некоторые из них и попытаемся разобраться в том, насколько сегодня эти идеи соответствуют американским реальностям.

Одна из главных идей «американской мечты» и американской исключительности — это свободная земля, где поселились свободные люди, которые, опираясь на собственный упорный труд и протестантскую этику, добивались колоссальных результатов в своей работе, обеспечивая как себе, так и всему обществу развитие и процветание. Люди, которые опирались на собственные силы, на собственные творческие возможности, в минимальной степени зависели от поддержки государства и внешних сил.

Помимо этого, в основе и в сердцевине этой «американской мечты» и, соответственно, американской исключительности лежала идея о том, что в этой стране у людей неограниченные возможности для вертикальной мобильности, то есть не важно, откуда вы приехали, не важно, с какой стартовой позиции вы начинаете свою жизнь, не важно, в какой социальной, этнической, религиозной среде вы родились, общество обеспечивает неограниченные возможности для экономического, социального, культурного и любого другого роста.

Третья, очень важная особенность — это уверенность американцев в том, что у них самая лучшая конституция и построенная на ее основе отцами-основателями, для многих американцев почти легендарными полубогами, наиболее эффективная политическая система, обеспечивающая власть народа, созданная для народа и с участием народа.

Еще одной составляющей «американской мечты» и американской исключительности является вера в то, что американское общество является почти бесклассовым, с огромным средним классом, обществом, которое успешно справляется с бедностью и создает справедливые отношения между классами и социальными группами, являясь в классовом отношении наименее антагонистическим.

Попытаемся поочередно разобраться со всеми элементами, о которых было сказано, потому что одно дело, когда мифы и идеологические установки являются мобилизующей силой и помогают обществу в его развитии, вдохновляя членов этого общества на упорный и созидательный труд и на достижение высоких показателей во вех сферах жизнедеятельности, другое дело, когда реальность уходит в одну сторону, а мифы и идеологические установки — в другую. Мы через это проходили и прекрасно помним, чем хуже становилась экономическая ситуация в Советском Союзе, чем слабее становились позиции страны на международной арене, тем громче, чаще, интенсивнее и яростнее руководители СССР повторяли мантры о собственной исключительности, об освободительной миссии Советского Союза, об историческом значении марксистской идеологии, о неизбежности построения социализма и коммунизма в мировом масштабе. Я думаю, что в каком-то смысле в статье Путина, где он говорил, что не надо насаждать идею исключительности в головах американского общества, что это очень опасная вещь, он во многом, как мне кажется, имел в виду, что мы это уже проходили. Очень опасно, если как политики, так и общественность не осознают момент, когда разрыв между мифологическими и идеологическими представлениями о собственном обществе и государстве и реальным состоянием последних достигает угрожающих размеров. В нашем случае это привело к распаду СССР. И если я правильно понимаю Путина, он призывает американцев не повторять наших ошибок. Поэтому, мне кажется, многие американские политики, аналитики и журналисты вместо того, чтобы поблагодарить российского президента за дружеское предупреждение, напрасно на него обиделись.

Ну а теперь давайте разберемся с тем, насколько те основополагающие идеи, которые составляют миф об «американской мечте» и американской исключительности, сегодня соответствуют действительности.

Во-первых, насколько верно, что сегодня подавляющее большинство американцев являются последователями индивидуалистической идеологии, опираются на собственные силы и творческую энергию в своей деятельности по достижению как благополучия своей семьи, так и процветания собственного государства? Сегодня ответ на этот вопрос очевиден. От того минимального влияния государства и большой роли индивидуальных усилий подавляющего большинства американских граждан по достижению благ и процветания, которые в значительной степени формировали миф об американской исключительности, остались только воспоминания, потому что, как во время президентской кампании 2012 года отметил кандидат от республиканской партии Мит Ромни, 47 % американцев не платят подоходный налог, но при этом считают, что государство обязано помогать им в сфере медицинского обслуживания, предоставлять им помощь в виде продовольственных талонов («фуд стэмпс»), оплачивать им жилье и оказывать массу всякой разной помощи, потому что они самостоятельно не способны обеспечивать себя и свои семьи и в значительной степени находятся в зависимости от государства. По некоторым оценкам количество люлей, которые в той или иной форме получают помощь государства даже несколько больше и составляет 49 %, но сюда включаются, конечно, и те лица, которые по возрасту получают выплаты по линии социального страхования и «медикер». Но даже по самым скромным оценкам 35 % американцев получают в той или иной форме государственную помощь. Многие консервативные аналитики и политики считают, что это уже привело Америку к потере своей самобытности, сделало социалистической страной типа государств Северной или Западной Европы и что США сегодня превратились в «нани сейт» — государство-няньку — для подавляющего большинства населения, а количество людей, которые все больше и больше оказываются в зависимости от государства, с каждым годом увеличивается.

Следующее важное обстоятельство, которое было основой американской исключительности и частью американской мечты, — это неограниченные возможности для вертикальной мобильности. И с этим, конечно, сегодня все обстоит совсем не так, как многим кажется или как, по крайней мере, утверждается в мифологии об американской исключительности. Среди развитых государств США занимает одно из последних мест по вертикальной мобильности, а, собственно говоря, бесперебойная работа в течение длительного времени именно социальных лифтов подпитывала миф об американской исключительности, была сердцевиной этого мифа. Американский исследователь Люттвак то ли по наивности, то ли надеясь, что в России никто понятия не имеет, что происходит в США, приводит в качестве примера вертикальной мобильности случай с сенатором Менендесом, который, будучи из иммигрантов, занял такой высокий пост. Один из моих американских коллег, бывший высокопоставленный сотрудник администрации президента США, на это утверждение Люттвака заметил, что случай с Менендесом не является подтверждением американской исключительности, потому что сегодня любой дурак может стать депутатом парламента любой страны. Справедливости ради надо признать, что и это не является элементом американской исключительности. По данным исследовательского центра Пью (Pew Research Center), полученным в результате анализа социальной мобильности за последние десятилетия в США, если вы родились в бедной семье, где родители имеют низкий уровень дохода и низкий уровень образования, у вас гораздо больше шансов остаться в той же страте, чем у жителей Северной и Западной Европы и даже соседней с США страной — Канадой, чем оказаться в более высокой страте американского общества. Это говорит о том, что произошел очень серьезный сбой в американской экономической и общественно-политической жизни, но мифы довольно живучи, и они, конечно, как мантры, повторяются политиками, экспертами, аналитиками, да и пока что сохраняются в средствах массовой информации как определенное клише, которое все еще формирует сознание значительной части населения.

Третий элемент, который составлял одну из основных идей «американской мечты» и американской исключительности, — это практически бесклассовый, как утверждали многие, характер американского общества, где нет острых социальных конфликтов, где средний класс является доминирующим и где уже многие десятилетия ведется борьба с бедностью. И в этом отношении, увы, к сожалению, за последние почти 50 лет происходят явления весьма и весьма неблагоприятные, которые также разрушают один из элементов мифа об «американской мечте» и исключительности. По социологическим данным с 1970-х годов численность среднего класса не только не растет, но и сокращается, при этом одна треть респондентов относит себя к низшему классу или к же нижнему слою среднего класса. Причем бедность, несмотря на постоянную борьбу с ней начиная со времен Линдона Джонсона, не только не сокращается, но и увеличивается: по недавним оценкам в этом веке еще 15 миллионов добавилось к тому количеству бедных, которые до этого существовали в американском обществе. Никогда за всю историю США 1 % американцев не получал 19,3 % всего совокупного дохода, что говорит о том, что социальное расслоение общества идет очень стремительными темпами. Не случайно на прошлых президентских выборах демократы говорили, что республиканцы представляют 1 % миллионеров и миллиардеров, а демократы представляют 99 %, которые проигрывают на свободном рынке и нуждаются в государственной поддержке и помощи.

Еще одно очень важное обстоятельство свидетельствует, что миф об американской исключительности переживает серьезный кризис. Это то, что если когда-то многие страны пытались копировать американскую политическую систему и не без зависти читали американскую конституцию, удивляясь ее долголетию, то сейчас все очевиднее становится тот факт, что конституция, написанная в XVIII веке, оказывается неадекватной сегодняшним американским политическим реалиям. А сама власть, по мнению политиков и аналитиков, становится все более и более дисфункциональной. Это подтверждает и нынешний «шат даун» (частичная приостановка деятельности) правительства. Впереди маячит и угроза государственного дефолта с самыми серьезными последствиями как для американской экономики, так и для мировой. Дело в том, что написанная в XVIII веке конституция, с разделением властей и системой сдержек и противовесов, отягощенная некоторыми другими дополнениями, увеличивающими количество сдержек и противовесов, в этой политической системе создает фактически механизм власти, который не способен в изменяющихся условиях американской политической жизни нормально функционировать, если одна партия не имеет контроля над Белым домом, над двумя палатами Конгресса, да к тому же требуется, чтобы и в Сенате эта партия имела супер-большинство в 60 и более сенаторов, с тем чтобы можно было принять хоть какое-то серьезное решение. Иначе любое решение может быть заблокировано механизмом сдержек и противовесов, которые существуют в нынешней политической системе.

И последнее, что хотелось бы сказать по поводу американской исключительности. Когда распался Советский Союз, особенно в 90-е годы, оставшаяся одна в мире глобальная сверхдержава США сияла как недосягаемый идеал для остального мира, став образцом как «мягкой», так и «твердой» силы, страной, которая эффективно решает свои социальные, экономические и политические проблемы внутри и является эффективным лидером на международной арене. Увы, через 10–15 лет после распада Советского Союза, от этого образа великой державы для подражания остались в значительной степени только воспоминания. Мировой экономический кризис 2008–2009 годов показал, что американская экономика, по всеобщему мнению, в гораздо меньшей степени смогла ответить на вызовы этого кризиса, чем, например, китайская. Политическая система, как уже было сказано, проявила свою крайнюю неэффективность при принятии очень важных и серьезных решений. В международных отношениях оставшаяся одна-единственная сверхдержава после 11-го сентября приняла целый ряд важных решений в своей внешней политике, что привело к длительным войнам в Ираке и в Афганистане с самыми серьезными негативными последствиями как для США, так и для этого региона. Не отличались особой мудростью внешнеполитические шаги по отношению к Ливии, Египту и Сирии. США ушли из Ирака, так и не добившись своих целей, не создав демократию в этой стране, не установив порядок и стабильность, не оставив после себя дружественный режим по отношению к США. Они уходят из Афганистана с неясными последствиями для будущего этой страны. Они своим участием в гражданской войне разрушили вместе с французами, итальянцами и другими союзниками ливийское государство, что привело к непредсказуемым последствиям. Вашингтон сегодня не знает, что делать с Египтом, к дестабилизации которого в значительной степени приложил свою руку. Сегодня США оказались в сложной ситуации по сирийскому, иранскому и целому ряду других вопросов. Из этого можно сделать однозначный вывод о сегодняшних роли и месте США в мире. Политикам в Вашингтоне следует осознавать, что закончился этап истории, когда американским стратегам казалось, что им под силу устанавливать одностороннее доминирование в мире. Начался другой этап, который настоятельно требует от США договориться с союзниками и партнерами, научиться учитывать их интересы, создавать коалиции для решения наиболее острых проблем современного мира, которые не поддаются одностороннему решению даже для такой страны, как Соединенные Штаты. США по-прежнему являются в экономическом отношении наиболее мощной державой, хотя они и обременены колоссальным государственным долгом, неподъемными социальными и другими проблемами. Они по-прежнему являются в военном отношении могущественной державой. Военные расходы остальных ведущих держав мира в совокупности не дотягивают до американских расходов, но при этом очевидно, что страна находится не на подъеме, а совсем наоборот. Страна все в большей степени теряет как внутри себя, так и во вне все те элементы исключительности, которые все еще культивируются в американской мифологии и в идеологических установках, которые, как мантры, повседневно звучат пока что из уст американских политиков и многих аналитиков неоконсервативного толка. Вот почему, я думаю, заключительный абзац статьи Путина в «Нью-Йорк Таймс» вызвал такую бурную реакцию среди американского истеблишмента. Там если и не прямо указано, что король голый, то, по крайней мере, было сказано, что король, в общем-то, сам не очень хорошо понимает, насколько и как он одет. Когда я обсуждал это с одним из моих друзей — очень серьезным американским аналитиком, то он очень остроумно заметил, что король пока еще не голый, но, кажется, не заметил, что уже давно начал раздеваться.

 

Путин — это российский Рейган

Является ли Владимир Путин «маленьким напыщенным Муссолини»? Является ли «Украина, возможно, последним эпизодом холодной войны»? Вот некоторые оценки, сформулированные Джорджем Уиллом (George F. Will) в его последней колонке (в журнале «The National Interest», США. — Прим. ред.). Их можно оценить как наиболее яростные нападки на Москву, однако они вряд ли являются оригинальными.

Вот почему настало время констатировать очевидное: Запад и особенно американские средства массовой информации никогда не стремились объективно освещать происходящие в России события после развала СССР. СМИ также не пытались представить беспристрастный анализ мотивов российской внутренней и вешней политики.

Возьмем, к примеру, хотя бы Олимпиаду в Сочи. Западные средства массовой информации беспрерывно занимались смакованием целого ряда проблем, больших и малых. Среди них были и неизбежные ужасы потенциальных терактов как в Сочи, так и в других частях России; угроза судебного преследования в отношении жителей России нетрадиционной ориентации, а также туристов и иностранных спортсменов из числа представителей ЛГБТ-сообщества; полная дезорганизация российского правительства в вопросах строительства инфраструктуры этих Игр; бесконечные разговоры о чудовищной коррупции и растрате миллиардов долларов в процессе строительства; иллюзорные угрозы России в адрес своих соседей, рожденные в головах представителей западных средств массовой информации и «экспертов», а также мнимые антизападные демарши российских дипломатов.

Следует ли удивляться тому, что россияне после этого начали смотреть на Запад со значительной долей недоверия? К сожалению, даже без Олимпийских игр россияне, а также граждане многих других стран в последние несколько лет были склонны с недоверием относиться к иностранным СМИ. Удивляться тут нечему. В течение длительного периода иностранные средства массовой информации пытались демонизировать образ Путина и не были готовы признать, что он и его страна способны создать нечто грандиозное, нечто великолепное, нечто, захватывающее воображение и россиян, и иностранцев. Отчаянно стремясь лишить российского президента Владимира Путина его триумфа, они пытались представить Россию в самых мрачных красках.

Однако россияне не воспринимали атаки со стороны средств массовой информации как нападки на Путина. Они, скорее, видели в них нападки на свою страну. Парадокс в том, что в своей антироссийской, антипутинской и антиолимпийской кампании западные СМИ на самом деле способствовали триумфу Путина, поскольку россияне в целом стали рассматривать американские средства массовой информации и американскую пропаганду как эквивалент советской пропаганды времен агитпропа Михаила Суслова (главный идеолог Коммунистической партии при Брежневе). Тогда в СССР было принято представлять Америку в карикатурном виде — как страну, где линчуют чернокожих, как страну массовой безработицы, как страну бездомных и голодающих, которая готова рухнуть в любой момент под тяжестью неразрешенных социальных и экономических проблем и обеспечить тем самым победу людям, объединенным под марксистско-ленинскими лозунгами и действующим под руководством Коммунистической партии США.

К сожалению, в наше время этот процесс совершил свой полный оборот и вернулся к исходной точке. Российское общество в своем отношении к средствам массовой информации Соединенных Штатов прошло путь от полного восхищения и безусловного доверия до полного недоверия и отторжения. Однако без понимания того, что происходит в стране, являющейся одним из ключевых глобальных игроков, будет невозможно разрешить основные международные проблемы и конфликты и формулировать цельную и адекватную политику в отношении России.

Даже некоторые западные журналисты на Олимпиаде начали писать о том, что обычные россияне почувствовали себя оскорбленными, узнав о том, как представляют Россию и сочинские Игры западные средства массовой информации, а также о том, как Запад комментирует происходящие в стране события.

С середины 2000-х годов российское руководство, элита и общество в основном преодолели комплекс неполноценности 1990-х годов, почувствовали большую уверенность и самодостаточность, а также переключили свое внимание с тех, кто любит или ненавидит их страну, на тех, кто понимает их и их политику. Сегодня Путин может легко повторить слова Рональда Рейгана, сказанные им в разгар иранского кризиса, когда он участвовал в президентской гонке. Рейган сказал, что ему нет дела до тех, кто любит или ненавидит Америку, но он заставит их ее уважать.

Самый удивительный факт относительно освещения деятельности Владимира Путина состоит не в том, что она негативно воспринимается американскими неоконами и либеральными интервенционистами, ожидающими от руководства любой страны на планете подчинения американскому диктату. Идеологи и стратеги в этих политических кругах оценивают политические режимы в любой точке земного шара по стандартам, устанавливаемым Вашингтоном. Поэтому любое проявление независимости со стороны иностранных режимов воспринимается как враждебный акт по отношению к демократии и прогрессу, как нарушение международных норм цивилизованного мира, устанавливаемых самой этой кликой, тогда как лидеры тех стран, которые осмеливаются противоречить Вашингтону, изображаются как политики, игнорирующие истинные интересы и цели своего народа. Причем, разумеется, только неоконам и интервенционистам в Вашингтоне известно, в чем именно они состоят.

Удивительной представляется реакция большого количества консервативных фигур на недавно опубликованную статью Стивена Коэна в еженедельнике Nation под названием «Ложь о России». Коэн отметил наличие настоящего «цунами» искажений относительно Путина и России, а также то обстоятельство, что американские СМИ являются «более конформистскими и вряд ли менее идеологичными», чем во времена холодной войны. Чарльз Краутхаммер, имеющий весьма туманное представление о том, что происходит в современной России, заявил, что Коэн является апологетом России. Если мы, по его мнению, можем понять, почему в прошлом сторонники левацких взглядов были вынуждены защищать и оправдывать Советский Союз, поскольку он воплощал собой альтернативу западному капитализму, то сегодня просто невозможно понять, почему леваки должны защищать Путина, особенно если учитывать тот факт, что, по мнению Краутхаммера, российский президент ни во что не верит, создал режим личной власти и управляет диктатурой.

На самом деле, если и существует политик в мире, который не боится высказывать свое уважительное отношение к религии, традициям, традиционным и семейным ценностям, политик, который открыто призывает к защите традиционных европейских нравов и предупреждает об опасном распространении нетрадиционных ценностей, укрепляющих свои позиции и остающихся вне критики со стороны политически корректных европейских и американских политиков, то это Путин. И этот простой факт признал и приветствовал Патрик Бьюкенен, питомец администрации Никсона и Рейгана. Не случайно Путина уважают сотрудники администрации, работавшие с Никсоном и Рейганом, в том числе республиканец Дана Рорабахер.

Много лет назад я с удовольствием прочитал книгу «Творение государства как творение души» («Statecraft as a soulcraft»), написанную известным американским интеллектуалом Джорджем Уиллом, который считает себя консерватором в традиции Берка. Если судить по его многочисленным публичным заявлениям, то Путин также является консерватором в традиции Берка. Не вдаваясь в подробности сочинения Берка под названием «Размышления о Французской революции», я только хочу сказать, что Путин проявляет огромную заботу о государстве и защищает его от слабости так же, как Берк советует это делать правителю — относиться к хрупкости государства, как к слабости своего собственного отца. Путин также понимает, что общество и государство представляют собой живой организм, а не механизм, который можно подстроить для того, чтобы они соответствовали схемам, выдуманным мечтателями, и поэтому российский президент осторожно относится к социальным и политическим реформам.

Кроме того, Путин не может позволить себе забыть о том, что в прошлом столетии половинчатые реформы привели к развалу государства в России, и это стало причиной бесчисленных жертв и потерь. Однако российский лидер, вместо получения поддержки со стороны консервативных кругов, постоянно становится объектом несправедливой критики. Билл О’Рейли и его коллега Деннис Миллер с телеканала Fox News временами даже пытаются высмеивать Путина и путинскую Россию, не имея понятия об обсуждаемом предмете и совершенно не зная страны, которой руководит Путин, обладая столь же ограниченными знаниями о России, как и сенатор Джон Маккейн, до сих пор считающий, что газета «Правда» является главным органом российского правительства.

Не случайно Краутхаммер по-прежнему верит в то, что Путин отменил губернаторские выборы, тогда как десятки новых губернаторов избираются на основании нового закона в различных регионах Российской Федерации. Кроме того, люди, подобные О’Рейли и Краутхаммеру, совершенно не понимают того, что происходит на Украине и какую политику проводит там Россия, но тем не менее они пытаются представить все происходящее в Киеве как происки России… То есть американские консервативные критики России даже не осознают, что механически воспроизводят настроения представителей радикальной либеральной оппозиции, которые, по сути, являются маргинальными фигурами. В этом и состоит главный парадокс ситуации.

У меня такое впечатление, что консервативные круги в Америке переживают серьезный кризис. Десятилетие за десятилетием они в ментальном отношении продолжают оставаться в эпохе холодной войны и не могут избавиться от стереотипов и клише, на основании которых они вполне комфортно сформировали свои мировоззренческие установки. Консерваторы умышленно не замечали того, что происходило во время смещения Мурси и Мубарака, а теперь они поддерживают государственный переворот на Украине. Может быть, стоит сначала вынуть бревно из своих собственных глаз, как сказано в Библии, прежде чем учить Россию демократии? И уж конечно, они не способны согласиться с тем, что Путин по духу и по мысли также является консерватором, то есть — одним из них.

Каковы же причины столь затянувшейся враждебности в отношении России?

Во-первых, этим политикам и комментаторам сложно привыкнуть к мысли о том, что после победы в холодной войне и де-факто ликвидации России в 1990-х годах она неожиданно вновь стала важным фактором в мировой политике, а российский лидер — сильный, уверенный и харизматичный — требует заслуженного места для своей страны на мировой арене, а также уважения для себя в международных кругах. Мало того, он действует напористо и, как правило, оказывается в конечном итоге правым. Так было, когда он вместе с немцами и французами заявил о своей оппозиции в отношении американской агрессии в Ираке. Сегодня ни для кого не секрет, что Ливия также была грубой ошибкой, совершенной американской администрацией. Путин занял твердую позицию и выступил против незаконной смены режимов по всему миру, когда никто не знает, какой режим придет на смену старому. Такую же позицию российский руководитель продолжает сохранять и в вопросе по Сирии.

Во-вторых, действия российского руководства не устраивают значительную часть вашингтонского истеблишмента, сформированного в 1990-е годы и воспитанного на идеях американского одностороннего глобального доминирования. Этой части истеблишмента сложно смириться с тем, что кто-то может стоять на их пути к подобному доминированию.

В-третьих, той же части истеблишмента неприятно соглашаться со знаменитым утверждением лорда Эктона о том, что власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Они не осознают, что это выражение справедливо не только внутри страны, но также и на международном уровне. Вот почему в тот момент, когда Россия выступает против Соединенных Штатов на международной арене, она часто делает это не в пику Америке, а пытается на основе доброй воли предотвратить грубейшие ошибки своих партнеров, которых за последние 20 лет было предостаточно. Соединенные Штаты, как заметил Дмитрий Саймс, страдают от «комплекса продвижения демократии» (democracy-promotion complex). Новые реальности требуют новых подходов, которые, в свою очередь, нуждаются в парадигматических изменениях мировоззренческого характера в Америке и в остальном мире, и далеко не все в Вашингтоне готовы это сделать, идет ли речь о представителях аналитических, политических или журналистских кругов. Отсутствие подобного рода парадигматичных изменений является серьезным препятствием для объективной и трезвой оценки того, что происходит в мире и особенно в России.

Словом, американским консерваторам пора бы признать, что Путин является таким же «великим коммуникатором», каким был Рейган; что российский президент — смелый лидер и визионер, имеющий непосредственную связь с народом и обладающий способностью просто объяснять сложные вопросы внутренней и внешней политики. Именно это является причиной его постоянных высоких рейтингов и высокого уровня доверия по отношению к нему со стороны электората. Путин харизматичен, силен, независим, уверен в себе, решителен и эффективен, и он продемонстрировал все эти качества с помощью своих действий, а не слов. Он наглядно продемонстрировал их во внутренней и особенно во внешней политике. Он проявил их в своей оппозиции в отношении интервенций в Ираке и в Ливии. Он спас президента Обаму от такого же фиаско в Сирии. Кроме этого, Путин выразил свое отношение к арабской весне, а также был конструктивен в своих действиях при решении проблемы, связанной с иранской ядерной программой. Этот список можно продолжать до бесконечности.

В конце 1990-х годов Уильям Сэфайр в своей колонке в газете «New York Times», обращаясь к Мадлен Олбрайт и Евгению Примакову, сказал: «Не стесняйтесь сказать, что вы евреи». Я хотел бы обратиться к О’Рейли, Краухаммеру, сенатору Маккейну, Деннису Миллеру и другим. Я хотел бы обратиться к ним, перефразируя слова Сэфайра: «Джентльмены, не бойтесь сказать, что вы восхищаетесь Путиным, что вы мечтаете о таком лидере для Соединенных Штатов». Я уверен, что это позволит вам избавиться от той тяжелой психологической раздвоенности, в которой вы находитесь. Это облегчит ваш невроз, и вы перестанете отравлять атмосферу российско-американских отношений.

 

От Клинтона до Обамы

Внешняя политика США последние двадцать лет представляла цепь сплошных провалов.

Последним президентом США, который понимал место и роль Америки в мире и имел серьезную внешнеполитическую команду советников по национальной безопасности, был Джордж Буш-старший. После этого Соединенные Штаты должны были определиться с новой архитектурой складывающегося миропорядка, собственным местом в нем, и в особенности с ролью и местом России, постсоветского пространства и социалистической системы, которая теперь уже оказалась свободной от доминирования коммунистических партий.

Рассматривая будущее место России в мировой архитектуре международных отношений и системы безопасности, Клинтон и его команда избрали стратегическую линию по отношению к России, исходя из убеждения, что эта страна будет вечно слабой и зависимой от Соединенных Штатов. Предполагалось, что, принимая решения по вопросам мировой политики, можно полностью игнорировать фактор России. Американское руководство считало, что у России, в общем-то, нет никаких самостоятельных геополитических, геостратегических интересов, что это списанная страна, тотально зависимая от США и Запада.

Сегодня уже даже студентам вузов, интересующимся международной политикой, очевидно, что эта стратегическая линия, избранная командой Клинтона, была глубоко ошибочной. Впервые об этом стали серьезно говорить после мюнхенской речи Путина, а потом и после российско-грузинской войны 2008 года. Оказалось, что Россия не будет вечно слабой и зависимой.

Более того, поглощение бывших стран соцсистемы в рамках ЕС и НАТО оказалось довольно сомнительным приобретением. Как выяснилось, эти страны больше создали новых проблем для этих блоков, чем способствовали решению старых. Экономический кризис 2008 года усилил кризис идентичности в ЕС и углубил политические и социально-экономические кризисы в странах — членах ЕС. Судя по итогам последних выборов в Европарламент — усилению позиций евроскептиков — будущее Европейского союза кажется весьма туманным.

В связи с Украиной снова во весь рост встали проблемы, связанные с ролью и местом НАТО в мире и с обеспечением безопасности новых членов этого союза из числа стран Восточной Европы и бывшего СССР. После окончания холодной войны НАТО себя никак не проявило за пределами зоны своей ответственности.

Совершенно очевидно, что операция в Ираке завершилась полным провалом США и НАТО. Фиаско заканчивается и миссия сил НАТО в Афганистане, откуда выводится основной контингент НАТО и в ближайшие годы предполагается полный вывод американских войск. В результате США и НАТО после своего вмешательства оставляют страны в еще более хаотичном и неопределенном состоянии, чем до их прихода туда. Наиболее наглядно провал американской политики в этом регионе сегодня можно продемонстрировать на примере возникновения, не в последнюю очередь в результате действий США, террористического «Исламского государства Ирака и Леванта». Для сдерживания этого агрессивного нового образования американцы сейчас рассматривают даже возможность конструктивного взаимодействия с иранскими муллами. И, конечно, на фоне этих исламских радикалов Башар Асад кажется уже вполне респектабельным политиком.

Также полным провалом закончилась стратегическая линия, избранная Клинтоном и его командой по отношению к России, странам бывшего соцлагеря и бывшим республикам СССР, как и целый ряд стратегических решений, осуществленных Бушем-младшим, сегодня это уже очевидно для всех.

Однако если у Клинтона была определенная стратегическая линия относительно России, постсоветского и постсоциалистического пространства, включая государства Восточной и Центральной Европы, если Буш-младший стремился к одностороннему доминированию в мире, чем и объяснялись военные действия в Афганистане, Ираке и т. д., то у Обамы не видно вообще никакой стратегической линии. И это еще более осложнило глобальную ситуацию, потому что единственная сверхдержава может внести хаос и неуправляемость в мир как своими действиями, так и бездействием.

С одной стороны, у администрации Обамы было желание улучшить отношения с Россией, но, как оказалось, в Вашингтоне так и не смогли понять, чего же они добиваются в отношениях с нашей страной. Примером этому стал эпизод с кнопкой, которую Хиллари Клинтон подарила Лаврову, где вместо слова «перезагрузка» было написано «перегрузка». Похоже, это не было опиской или ошибкой: администрация действительно не понимала сама, чего она хочет.

То же самое происходило и на Ближнем Востоке, когда, с одной стороны, в спешном порядке выводились войска из Ирака, продолжался вывод войск из Афганистана, а, с другой стороны, Обама, под давлением ястребов в конгрессе и своей собственной администрации принял решение о нанесении ударов по Ливии. Результатом такой политики стало убийство Каддафи и одновременно развал этого государства.

Администрация Обамы оказалась вовлеченной на всех этапах кризиса в события в Египте и, опять же под воздействием либерал-интервенционистов, способствовала свержению Мубарака, что привело исламских радикалов «Братьев-мусульман» к власти в Египте, а потом молчаливо поддержала военный переворот в этой стране уже против законно избранного президента Мурси.

Далее под воздействием радикалов в Вашингтоне предпринимались попытки нанести удары по Башару Асаду, без всякой попытки понять, что происходит в Сирии, какова природа гражданской войны в этой стране, соотношение сил, масштаб угроз как в региональных, так и в мировых масштабах, исходящих не от Асада, а от исламских радикалов.

Итак, что же демонстрирует деятельность американских администраций — от Клинтона до Обамы — на мировой арене?

Сравнивая американцев с фригийским царем Мидасом, можно сказать, что если все, к чему прикасался Мидас, превращалось в золото, то все, к чему прикасались США за пределами собственной территории: в Югославии, Ираке, Афганистане, Ливии, Египте, Сирии, а сегодня и на Украине, — превращается в пепелище, хаос и неуправляемость. Вмешавшись во всех этих регионах во внутренние дела их стран, Соединенные Штаты затем уходят оттуда, оставляя за собой многочисленные жертвы и разрушения и никакого просвета для будущего этих территорий.

Теперь уже и на примере Украины можно убедиться в том, что в Вашингтоне не были заинтересованы в достижении каких-либо серьезных договоренностей с Москвой на условиях взаимных уступок и компромиссов. Это притом, что начиная с 2007 года, и особенно после российско-грузинской войны, было очевидно, что Россия вернулась, Россия стала сильнее, стала более самостоятельной и готовой отстаивать собственные интересы. Но Вашингтон по инерции не хотел с этим соглашаться. И именно действия Вашингтона привели к серьезной конфронтации, в которой сегодня находится Россия с Западом.

Дело в том, что Украина для России — это проблема экзистенциальная. Для Вашингтона — это дальняя периферия американской империи, по крайней мере, американское общественное мнение ни в коем случае не готово к тому, чтобы из-за Украины американцы жертвовали жизнями своих детей, и категорически не поддерживает идею военного вовлечения США в этот конфликт. Тем не менее администрация Обамы все равно не была готова принять абсолютно умеренные, вполне разумные и реалистичные требования России к нынешним украинским властям, совпадающие с требованиями почти половины населения Украины.

Речь шла о том, чтобы украинские власти закрепили в Конституции внеблоковый статус этого государства, обеспечили федерализацию, с тем чтобы больше властных полномочий было передано в регионы, и закрепили в Конституции статус русского языка как второго государственного. Эти требования были бы совершенно адекватными и естественными для Вашингтона применительно к любому региону мира, но не в отношении России, поэтому Вашингтон отверг их, считая, что согласие с Россией может быть расценено как в США, так и в мире как слабость и поражение Вашингтона.

В итоге, не оказав воздействия на своих марионеток в Киеве, а, наоборот, побудив их к решительным действиям в направлении как НАТО, так и Европейского союза, Вашингтон фактически подтолкнул эту страну к гражданской войне. Украина уже потеряла Крым, она фактически теряет Донецк и Луганск… Я абсолютно уверен, что если бы не было военного переворота в Киеве и был бы установлен конструктивный диалог с Западом об этих трех условиях, которые заявила российская сторона, выражая интересы русских и русскоговорящих на Украине, то сегодня Крым оставался бы в составе Украины и не было бы никакого раскола и гражданской войны в этой стране.

Нынешнюю конфронтацию с Вашингтоном мы получили из-за неготовности администрации Обамы отказаться от политики игры с нулевой суммой. При этом в Вашингтоне не учли, что в Москве на самом деле не было никаких планов ни по «захвату Крыма», ни по «расколу Украины». Все, что сегодня происходит на Украине, — это не «козни Москвы», а результат внутренней динамики политического процесса в этой глубоко расколотой стране. Причем политический кризис усугубляется вследствие негибкости администрации Обамы и ее маниакального желания «наказать» Россию и «поставить на место Путина», который со своей неутомимой и последовательной деятельностью по восстановлению полного суверенитета России и ее субъектности в международных отношениях уже много лет является «возмутителем спокойствия» для Вашингтона и Брюсселя.

После крымских событий Запад консолидировался и предпринял определенные шаги с целью изолировать и наказать Россию. Надо сказать, что эти шаги не привели к каким-либо серьезным последствиям. Обращение Путина к Совету Федерации с просьбой отменить решение о предоставлении права на применение Вооруженных сил на Украине вовсе не является результатом санкций Запада или страхом перед новыми санкциями. Как, впрочем, и отказ российского руководства ввести войска на Украину и оккупировать Юг и Восток этой страны объясняется вовсе не тем, что он предпочитает довольствоваться Крымом и не решается направить российские войска на Юг и Восток Украины.

Думаю, что в случае с Украиной политика Путина вполне созвучна с идеями великого китайского мыслителя и стратега Сунь Цзы, который говорил: «Сто раз сразиться и сто раз победить — это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего — покорить чужую армию, не сражаясь». А это означает, что если можно добиться своих целей без прямого применения силы и военного вторжения на Украину, то было бы полным безрассудством поступить иначе. Как переход Крыма в состав России, так и то, как развиваются события на Юге и Востоке Украины, говорит о том, что принципы Сунь Цзы имеют все шансы быть реализованными в отношениях России с Украиной. По крайней мере, реальные процессы, идущие в этих регионах, да и на Украине в целом, говорят в пользу такого развития ситуации.

Донецкая и Луганская республики фактически состоялись.

Следует особо подчеркнуть, что при этом за свои права борются и погибают в подавляющем большинстве сами жители Донецка и Луганска, и не по указке Москвы, а исходя из интересов сохранения своей национальной, культурной и языковой идентичности. Это означает, что в сложившейся ситуации все еще остается возможность сохранить Украину федеративную с русским языком в качестве второго государственного и Украину, которая будет иметь внеблоковый статус. То есть все возвращается на круги своя, просто значительно ослабло на Украине влияние Киева, Вашингтона и Брюсселя.

А если бы в Вашингтоне наконец взяли верх реалисты, то можно было бы избежать потерь, которые понесли и Украина, и Запад в результате этого кризиса.

В заключение хотелось бы процитировать Черчилля, говорившего, что американцы совершают все возможные ошибки перед тем, как они в конце концов находят правильное решение. Хочется надеяться, что лимит на ошибки уже исчерпан. Непрерывную череду ошибочных решений во внешней политике от Клинтона до Обамы необходимо остановить, и, видимо, Украина — это именно то место, где для Вашингтона коса находит на камень.

Есть надежда, что в США появятся политики и стратеги с более адекватным видением складывающихся новых реалий и соотношения сил в мире, которые осознают, что пора прекратить с Россией игры с нулевой суммой (то есть игры, в которых проигрыш одного игрока равнозначен выигрышу другого. — Прим. ред.). Думаю, было бы очень полезно, если бы американцы все-таки убедили своих марионеток в Киеве: то, что показалось приемлемым Киссинджеру и Бжезинскому (речь идет о трех условиях, выдвинутых Россией для урегулирования кризиса на Украине), вполне может быть принято Порошенко.

Ведь действующую в Киеве власть ожидают очень серьезные экономические вызовы. Без российского участия трансформировать украинскую экономику невозможно, без российских энергоносителей и российского рынка выживание Украины невозможно. Очевидно, что в обозримой перспективе экономическая ситуация будет ухудшаться, на кризис в сфере межнациональных отношений наложится и социальный кризис.

Многие аналитики предсказывают неизбежность возникновения социальных бунтов, углубления хаоса и неуправляемости. Если кто-то хочет превратить Украину в Сомали (собственно, именно туда подталкивали Украину Евросоюз и Вашингтон), то, конечно, этого можно достичь, но, думаю, вряд ли от этого станет лучше как украинцам, так и европейцам, да и всему миру. Поэтому, наверное, настало время американцам делать правильный выбор, принимать наконец правильные решения.

А это подтвердит, что, возможно, Черчилль и был прав, когда говорил, что американцы в конце концов принимают правильное решение. И говорил об этом не только потому, что американкой была его мать.

 

Российско-китайский альянс — творение Вашингтона?

В июне 2014 г. я участвовал в семинаре под названием «Динамика трехсторонних отношений между Россией, Китаем и Соединенными Штатами в контексте украинского кризиса и западных санкций против России», который проходил в Китайской Народной Республике. Его участники выступили в поддержку утверждения, которое часто повторяют российские и китайские руководители, что отношения между Россией и Китаем сегодня как никогда дружественные. На самом деле, несмотря на то, что введенные американцами санкции против России не отражаются напрямую на Китае, Пекин прекрасно осведомлен о политике США, направленной на его сдерживание. Соединенные Штаты недвусмысленно заявляли о своей поддержке противников Китая в череде конфликтов, связанных с китайско-японскими, китайско-филиппинскими и китайско-корейскими противоречиями. Кроме того, главная цель американской привязки к Азии заключается в сохранении статус-кво на этом континенте и в сдерживании усиливающегося Китая.

Несмотря на внутренние озабоченности в России и Китае, которые мешают двум странам громко и решительно высказаться в поддержку друг друга — как было в случае, когда Китай проявил сдержанность в вопросе признания независимости Абхазии и Южной Осетии и присоединения Крыма, и как происходит в другом случае, когда Россия не высказывается откровенно в поддержку Китая в его территориальных спорах с соседями, — две страны действуют как союзники по множеству вопросов мировой политики. Среди этих вопросов стабилизация обстановки в Сирии, иранская ядерная программа, осуществляемые США по всему миру смены режимов, жесткие попытки вмешательства Соединенных Штатов во внутренние дела Китая и России под маской защиты прав человека. Российско-китайские отношения вступают в качественно новый этап. Это больше, чем партнерские отношения, но это и не совсем союзнические отношения. Тем не менее вполне возможно, что ужесточение американских санкций против России и попытки сдерживания Китая подтолкнут две страны к созданию полномасштабного альянса.

Сегодняшняя ситуация в трехсторонних отношениях между Россией, Китаем и Соединенными Штатами противоречит той стратегии, которую сформулировал Генри Киссинджер во времена администрации Никсона, поскольку она предполагает, что американские отношения с Россией и с Китаем должны быть значительно лучше, чем двусторонние отношения между самими этими странами. Сегодня все происходит как раз наоборот. Отношения США с каждой из этих стран намного хуже, чем двусторонние российско-китайские отношения. Следовательно, возможностей настроить их друг против друга у Америки решительно меньше, нежели российско-китайских возможностей по объединению усилий и ресурсов для противодействия американскому давлению в тех сферах, которые каждая из стран считает наиболее уязвимыми.

В США и в либеральных российских кругах нередко можно услышать надоевшие утверждения о том, что при дальнейшем сближении России и Китая Россия превратится в младшего партнера в двусторонних отношениях и что Москве следует иметь это в виду, делая выбор между Китаем и Западом. Я считаю, что такие заявления в большей степени обусловлены идеологическими убеждениями, нежели реальными политическими фактами. Они имеют целью напугать Москву и вынудить ее отказаться от стратегического союза с растущим Китаем, который отстаивает свои интересы, ломая существующее положение вещей вопреки американскому сдерживанию. Особенно активен Китай в Азиатско-Тихоокеанском регионе, где он конфликтует буквально со всеми своими соседями — с Японией, Филиппинами, Южной Кореей, Вьетнамом и Индией, а поэтому нуждается в союзе с Россией, с которой у него нет никаких потенциальных конфликтов на всю обозримую перспективу.

Говоря об опасности превращения Москвы в младшего партнера Пекина и принуждая ее делать выбор между Западом и Китаем, наши западные партнеры никогда не формулируют четко и внятно свою точку зрения о месте России в мире, о характере российских отношений с Западом и особенно с Соединенными Штатами. Конечно, мы благодарны нашим западным партнерам за высказываемую ими тревогу по поводу того, что Россия может «по недосмотру» стать младшим партнером Китая. Но они ни разу не сказали о месте России в западном мире, особенно в тех западных структурах, которые занимаются вопросами экономики и безопасности. С 1990-х годов западная и особенно американская политика в отношении России следует четкой линии, в соответствии с которой к Москве надо относиться как к мальчику для битья. После распада Советского Союза Соединенные Штаты ни разу, ни словом, ни делом не продемонстрировали свою готовность к равноправному партнерству с Россией. И, между прочим, в условиях украинского кризиса Запад, а также американские политики и военные руководители поспешили отвести России роль недруга, который практически неотличим от врага, а не партнера.

В последнее время различные аналитики деятельно используют статистику в попытке доказать еще одно необоснованное утверждение, к которому часто прибегают, чтобы воспрепятствовать развитию российско-китайских отношений. А именно они заявляют, что огромное количество китайского населения хлынет в Сибирь и на Дальний Восток и создаст угрозу территориальной целостности России. Но как показывают миграционные тенденции в северных приграничных районах Китая, подавляющее большинство мигрантов устремляется не в российскую Сибирь и на Дальний Восток, а в центральные регионы КНР и в новые крупные города, где условия жизни более комфортные. И благодаря демографической политике Пекина, проводимой в последние десятилетия, население в граничащих с Россией районах согласно прогнозам будет уменьшаться, а не увеличиваться.

В обозримом будущем у России будет вполне достаточно пространства для маневра в отношениях с Китаем. Следующие шаги России в отношении Пекина будут во многом зависеть от готовности Вашингтона к ужесточению санкций из-за Украины. Российско-китайские отношения обладают огромным потенциалом развития. Мы не можем исключать, что Россия и Китай создадут военно-политический союз, способный изменить соотношение сил в мире. Военный, технологический и ресурсный потенциал России, подкрепленный экономическими и колоссальными трудовыми ресурсами Китая, позволит двум странам принимать решения по многим вопросам глобального масштаба таким образом, что это разрушит существующий баланс сил в международных отношениях.

Очевидно, Вашингтон где-то понимает это на уровне инстинкта. Именно поэтому он не подталкивает Японию к принятию жестких санкций против России. Если Япония введет такие санкции, премьер-министру Синдзо Абэ придется забыть о своем амбициозном стремлении решить вопрос «северных территорий» в отношениях с Россией, поскольку такими действиями он может вынудить Москву поддержать претензии Китая на спорные острова Сенкаку.

Потенциальный союз России и Китая может вызвать к жизни много новых и весьма неожиданных для Вашингтона и Брюсселя событий и процессов в экономических и военно-политических отношениях.

Сегодня в Вашингтоне немало политиков и аналитиков, которые, с одной стороны, жаждут наказать Россию и Китай, а с другой — сознательно или нет — избегают просчитывать последствия своих действий и не видят реальных предпосылок для более тесного партнерства между Россией и Китаем по всем основным мировым проблемам. Дальнейший отказ от размышлений о таком партнерстве может иметь серьезнейшие последствия для внешней политики США.

 

Цель санкций — обострение отношений

Эвелина Закамская, ведущая (далее Э.З.): — Андраник Мигранян, глава Нью-йоркского Института демократии и сотрудничества, и Дмитрий Саймс, президент Центра национального интереса в Вашингтоне, в программе «Мнение». Сегодня мы говорим о российско-американских отношениях. С господином Саймсом мы общаемся посредством телемоста. Вопрос у меня общий и к Андранику Мовсесовичу, и к Дмитрию. В последнее время все чаще говорят, что обострение отношений с Россией со стороны Соединенных Штатов — это на самом деле долгосрочная стратегия. И эта цель появилась задолго до украинского кризиса. То есть Украина — это только повод. Как вам кажется, есть ли основания для такой теории, для таких подозрений?

Дмитрий Саймс (далее Д.С.): — Я не вижу у Администрации Обамы стратегии, вообще внешней политической стратегии. Я вижу, у нее фокус больше сосредоточен на том, что Президент хочет делать внутри страны, а также нежелание оказаться в уязвимом положении по внешнеполитическим вопросам. Уязвимое положение опять-таки внутри Америки. Но совершенно однозначно, что если нет стратегии, то есть настрой. И настрой — не только у Президента, не только у его администрации, но и в Конгрессе — все больше и больше воспринимать Россию, а более конкретно — российскую власть, в качестве соперника, в качестве препятствия для поддержания и распространения того мирового порядка, который Соединенные Штаты считают, во-первых, в американских национальных интересах. А во-вторых, по определению — нравственным и хорошим для всего человечества.

Э.З.: — Что вы думаете об этом, Андраник Мовсесович?

Андраник Мигранян (далее А.М.): — А вы знаете, я, пожалуй, соглашусь с этой точкой зрения. Потому что действительно, начиная с мюнхенской речи, когда Путин обозначил, что Россия вернулась, что у России есть национальные интересы и Россия будет отстаивать эти национальные интересы, он фактически бросил некий вызов Вашингтону, потому что Вашингтон привык все 90-е годы смотреть на Россию, как на списанную страну. Кто они такие? Ходят там, побираются в МВФ или еще где-то… Внутренняя и внешняя политика России формулировалась в Вашингтоне, а МВФ, Международный валютный фонд, определял параметры российского бюджета, экономическую политику, и российская сторона поддерживала почти все решения, которые принимались в Вашингтоне. И вдруг — на тебе!..

И в этом плане мне кажется, что путинское высказывание о том, что Россию хотят подчинить, абсолютно соответствует действительности, которую мы видим в Вашингтоне, потому что соблазн большой. В 90-е годы они делали все, что хотели. А с чего бы вдруг сейчас отказаться от такой политики? Поэтому российская сторона, конечно, оказалась в довольно сложном положении. Раз Россия претендует на суверенитет, на независимость, тогда как многие страны в Европе просто забыли об этом, для них это слишком большая и дорогая роскошь и вообще им это не нужно, то должна, конечно, быть готова платить за свой суверенитет серьезную цену. Если ты серьезная страна и претендуешь на серьезную роль в мировых делах, то готовься к тому, что против тебя будут применяться самые недостойные методы для сдерживания.

Э.З.: — О вопросе готовности к такому отношению к себе. Сейчас многие обращают внимание на те тревожные звоночки, которые в то время казались еще не очень существенными. Ну, например, раздражение, ряд высказываний американских политиков после того, как Владимир Путин вновь вернулся на пост Президента. Информационная война перед сочинской Олимпиадой и во время этой Олимпиады. Казалось бы, все так или иначе подводило к тому, что развязка наступит. На ваш взгляд, знали ли об этом в Вашингтоне, знали ли об этом в Соединенных Штатах? И нужно ли было к этому тщательней готовиться в Москве?

Д.С.: — Я думаю, что это началось с возвращением Путина в качестве Президента и переизбранием Обамы в качестве Президента в 2012 году. Я думаю, тогда в администрации решили, что Россия не та страна, которая должна быть приоритетом для американской внешней политики. Они пришли к выводу, что с Путиным не договориться, что он не будет вести себя так, как предполагали бы правильным в Вашингтоне. А с другой стороны, было впечатление, что, в общем-то, если близкого сотрудничества не будет, то тоже ничего страшного, потому что Россия не глобальная держава, как заявил Обама публично, а просто региональная держава. Но есть много вопросов, где российско-американские интересы совпадают. И по этим вопросам Россия все равно будет сотрудничать. Майкл Макфол — американский посол в Москве в то время — любил говорить, что Соединенные Штаты как сверхдержава должны уметь одновременно идти вперед и жевать жвачку. Он под этим имел в виду, что можно идти своим путем во внешней политике и вот так слегка развлекаться с Россией в плане того, чтобы учить ее жить и мешать ей осуществлять те акции, которые в Вашингтоне считали неправильными, предосудительными, опасными.

Э.З.: — Дмитрий, вы интересный вопрос затронули. Я хотела бы, чтобы вы эту дискуссионную тему развили сейчас, а мы с Андраником Мовсесовичем ее продолжим: вести себя так, как это было бы удобно Вашингтону. Сейчас в России, мы знаем, есть определенная часть общества, которая считает, что Россия выбрала неправильный путь во внешней политике. Вот, если представить себе на минутку, что Россия, Москва и Вашингтон сохраняют согласие по поводу внешней политики. И Москва подчиняется тем импульсам и тем пожеланиям, которые высказываются из-за океана. Как бы развивались события? Что бы это было?

Д.С.: — Я думаю, что сейчас поезд уже ушел, потому что раздражение в отношении России, восприятие России как противника стало сегодня уже обычным, нормальным и в американской политике, и в американских средствах массовой информации. Поэтому каких-то второстепенных тактических шагов было бы недостаточно, чтобы переубедить тех, кто сейчас направляет политику и общественное мнение в Соединенных Штатах, будто с Россией можно иметь дело. Я думаю, первым импульсом было бы сказать, что санкции работают, давление эффективно, и поэтому нужно требовать больше, и тогда, возможно, Путин, учитывая экономические сложности, учитывая общую позицию Соединенных Штатов, отступит. Но, с другой стороны, если бы Россия полностью прекратила поддержку повстанцев на Украине, если бы Россия согласилась вернуть Крым Украине, если бы Россия отказалась от поддержки режима Асада в Сирии, то, я думаю, это бы, естественно, обратило на себя внимание. И, наверно, пошел бы какой-то процесс — не немедленный, но постепенный, более позитивный в отношении отмены санкций. Но, чтобы произошли заметные перемены в американском отношении к России, потребовались бы достаточно радикальные перемены и в российской внешней политике.

Э.З.: — Андраник Мовсесович, продолжите эту тему. Но только я все-таки уточню. Вот если посмотреть на ситуацию год назад: если тогда Россия не присоединяет Крым, если не проводится референдум и жители Крыма не выражают желание присоединиться к России, если Россия соглашается со всеми этими хаотичными движениями европейского и американского общества, когда они то поддерживают, то принимают решения — соглашение от 21 февраля, — а потом их отменяют. Можно было бы избежать санкций?

А.М.: — Я думаю, что таких санкций, как сейчас, может быть, и можно было бы избежать, но давление на Россию, сдерживание России продолжалось бы, потому что оно началось не с Украины. Оно началось, во-первых, когда Россия высказалась против нанесения ударов по Каддафи в Ливии, когда вопреки мандату ООН американцы с союзниками фактически встали на сторону повстанцев против законной власти. И что вышло? Они разрушили эту страну, получили исламских радикалов, которые распространились по всей Африке. Хоть кто-нибудь в Вашингтоне сказал «спасибо» Путину за предупреждения, что этого делать нельзя? Хоть кто-нибудь сказал «спасибо» России за то, что Россия говорила: нельзя бомбить Сирию, нельзя свергать Асада, потому что это не приведет к демократии, это приведет к разгулу терроризма, исламского радикализма и так далее?

Э.З.: — И в итоге Россия предложила вариант, как избежать этого.

А.М.: — Да, но это вместо благодарности вызвало еще большую ярость в Вашингтоне — Россия не по чину берет. То же самое, я думаю, и на Украине. Ведь фактически, что хотела Россия? У России были самые минимальные реалистичные предложения, которые, если бы это не касалось России и постсоветского пространства, Америка в первую очередь бы поддержала. Так чего хочет Россия? Ведь происходит все, можно сказать, прямо у нас на заднем дворе, Украина — братская страна. Сотни лет мы в едином государстве, единая культура, корни единые. Нейтральный внеблоковый статус, положение русского языка, или децентрализация, или федерализация — то есть мы выдвигали самые минимальные требования. Но Вашингтон был категорически против, а это означает, что Вашингтон не хотел, чтобы между Западом и Россией была какая-то буферная территория. Значит, Вашингтон стратегически рассматривает эти территории частью Запада, частью НАТО. А в перспективе, возможно, — пространство, куда должна продвигаться инфраструктура НАТО.

И потом один еще очень важный вопрос про то, когда американцы вышли из противоракетной обороны. У нас были многолетние переговоры по вопросу о том, что делать с новой противоракетной обороной, которую американцы создают в Европе. Ноль результатов. И Вашингтон, конечно же, не согласился ни на сворачивание этой программы, ни на ее совместную разработку. Из чего можно сделать вывод: стремление взять верх и подчинить Россию — стратегическая цель США, что меня, честно говоря, не удивляет. Будучи политическим реалистом, я понимаю: они все еще думают, что они единственная сверхдержава и надо сломать сопротивление тех, кто с этим не согласен. Россия воспринимается как нарушитель Конвенции, хотя Россия никакой Конвенции не подписывала. И, в общем-то, просто хочет уважения и хочет иметь партнерские отношения. Притом, что даже до Украины уже пытались демонизировать и Россию, и Путина, и перевести Россию из партнеров в противники. Кстати, Ромни говорил, что Россия — это главный геополитический противник Соединенных Штатов. А потом и генерал Бредлоу после этих событий сказал, что вообще надо Россию перевести из противника, из соперника уже фактически во врага и применить по отношению к этой стране соответствующие меры.

Э.З.: — Барак Обама пошел еще дальше, и назвал Россию среди трех главных угроз — между исламским государством и лихорадкой Эбола. «Не надо путать доверие с доверчивостью» — так сказал недавно один российский политик, комментируя сейчас позицию России во внешней политике. И это хорошее высказывание, мне кажется, потому что, действительно, когда нам говорили, что с нами выстраивают партнерские отношения, то партнерство понимал каждый по-разному.

А.М.: — Я много раз в разных программах приводил бессмертные слова из романа Ильфа и Петрова: «утром деньги — вечером стулья, вечером деньги — утром стулья». Вообще, в международной политике должен быть такой же принцип. И, конечно же, легковерие, как Маркс говорил, это единственный недостаток, который, в общем-то, простителен человеку, но в международных отношениях — это катастрофа.

Э.З.: — Дмитрий, у меня к вам вопрос. Мы привыкли слышать, что НАТО (сейчас я имею в виду российскую аудиторию) ставит перед собой цель — как можно дальше продвинуться на Восток. Скажите, для чего? Если эта цель действительно существует, то зачем НАТО, зачем Соединенным Штатам сейчас окружить и сжать кольцо вокруг России? Что это за цель?

Д.С.: — Эвелина, если между мной и Андраником Миграняном есть различия в наших позициях, то это не в описании фактов, а в описании мотивов. Я не вижу, чтобы НАТО на протяжении всех последних лет сидело и планировало, как поближе подвинуться к Санкт-Петербургу и к Москве и как создать для России угрозы. С другой стороны, вот что я вижу. Это то, что Польша и балтийские государства в силу своей истории и в силу того, где они находятся, — своей географии — очень давили, чтобы для них что-то еще сделали, чтобы им предоставили какую-то дополнительную безопасность. И каждый раз, когда им говорили: «Ребята, а может быть, вы хотите слишком многого? Может быть, это приведет только к осложнениям с Россией?», то ответ был: «Вы — апологеты России. Вы не проявляете с нами солидарности». И им постепенно удалось, если хотите, сдвинуть позицию НАТО в этом направлении и в Европе, и Соединенных Штатах ближе к таким довольно радикальным позициям бывших советских республик, у которых большое предубеждение, большие опасения в отношении России.

Я не видел на протяжении этих лет сознательной антироссийской стратегии. Что я видел? То, что с Россией, с российскими аргументами, как сказал недавно Владимир Путин, не считались. И когда Россия говорила, что противоракетная оборона ваша беспокоит, что продвижение инфраструктуры НАТО к нашим границам беспокоит, то ответ был: «Слушайте, НАТО — оборонительный союз, Россия — ядерная держава. Чего вам опасаться? Вы — такие большие, прибалты — такие маленькие. И поэтому, если вы возражаете, то, наверное, это просто ваша пропаганда. Вы не можете всерьез беспокоиться, будто это угроза вашей безопасности».

То есть я не вижу сознательной стратегии, но я вижу, если хотите, игнорирование, пренебрежение российскими озабоченностями. И на каком-то этапе разница между отсутствием стратегии и вот такой предрасположенностью делать все по-своему начинает стираться. И результаты оказываются теми же самыми, которые мы видим сегодня.

Э.З.: — Ну тогда скажите, насколько справедливы эти озабоченности со стороны России? И правильно ли я вас поняла, будто маленькие страны Балтии так сильно боялись России, что сумели своим страхом заразить всю Европу и США? И они сумели убедить их в том, что нужно начать вот такую антироссийскую риторику, что нужно действительно подходить к границам России, потому что Прибалтика сейчас в опасности. Это сейчас звучит из уст Ангелы Меркель, например, причем уже совершенно открыто. Хотя оснований для этого, по-моему, нет…

Д.С.: — Вы знаете, я согласен, что Прибалтика в опасности, но только не совсем по тем мотивам, которые, допустим, приводит Президент Литвы, потому что я ни на секунду не допускаю, будто в России есть какой-то план агрессии против Прибалтики. Но если будет постепенная эскалация ситуации на Украине, если прибалтийские государства вопреки всей дипломатической традиции (как должны вести себя маленькие государства, граничащие с большой державой) становятся главными агитаторами и пропагандистами жесткой позиции в отношении России, то, конечно, они будут ощущать себя все в меньшей безопасности. И, естественно, все больше будут требовать, чтобы НАТО для них что-то еще сделала. И чем больше для них НАТО будет делать, тем больше будет реагировать Россия. Мне кажется, что действия прибалтов, с одной стороны, как говорят в таких случаях, по-человечески можно понять. Но, с другой стороны, в первую очередь они сами угрожают своей безопасности, хотят они этого или нет.

Э.З.: — Андраник Мовсесович, пожалуйста, ваше мнение о прибалтийском феномене.

А.М.: — Вообще-то, Дмитрий, здесь я в одном не соглашусь с тобой. Все-таки в Бухаресте администрация Буша-младшего пригласила официально Украину и Грузию вступить в НАТО. Это означает, что все-таки за третьей волной идет четвертая волна. Это, как говорили, однако, тенденция, то есть это не просто так. А Россия всегда говорила Вашингтону, что это наш red line, наша «красная линия». И вот сейчас все видят на примере Донецка, Луганска, Крыма, что это действительно были не пустые слова. Это первое. И второе. Не кажется ли вам, что все-таки Вашингтону надо было немного укротить и поставить на место зарвавшихся прибалтийских политиков, которые, фактически являясь хвостом, виляют собакой? Просто негоже, чтобы лидеры США, Германии, Англии говорили о том, что они могут сделать против этих прибалтийских политиков. Ну, позор и срам для Европы. До чего мы докатились?

Э.З.: — Пожалуйста, Дмитрий, можете возразить.

Д.С.: — Что касается Бухареста, то вы знаете, что это был компромиссный документ. Были люди в администрации Буша (хотя не вся администрация), которые действительно хотели пригласить Украину и Грузию в НАТО. Были и другие настроения. Главной была канцлер Меркель, которая тогда занимала гораздо более осторожную позицию. И, конечно, никто на самом деле Грузию и Украину в НАТО конкретно не приглашал. Позиция была такая, что если они сами хотят идти, то дверь может быть открыта. Когда и на каких условиях, сказано не было. И позицию вы знаете: сколько лет уже якобы открыта дверь в Евросоюз для Турции, а воз и ныне там. Но, конечно, я понимаю, что для России вот такой элемент неясности — когда и на каких условиях Украина могла быть приглашена в НАТО — был, естественно, большим раздражителем. И, наверное, с этим можно было считаться больше, чем считались в Вашингтоне.

Что касается прибалтийских государств, то мне кажется, что Соединенные Штаты и другие страны в НАТО могли раньше пойти навстречу им в плане разработки конкретных планов их защиты, которых не было. Сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, эти прибалты занимались воинственными заявлениями, а, с другой стороны, их военные бюджеты, за исключением Эстонии, были меньше, чем 2 процента их валового национального продукта. А это тот уровень, который предполагается для стран НАТО. Так что было явное несоответствие, явный разрыв между воинственной и панической риторикой прибалтов и тем, что они конкретно делали. Я считаю, что какие-то шаги, взвешенные и умеренные шаги, которые бы не угрожали России, по обеспечению безопасности прибалтийских стран было бы нормально для НАТО предпринять. Но, с другой стороны, как часть такого пакета НАТО должна четко сказать прибалтам: «Ребята, успокойтесь. Это не ваша роль — постоянно задирать Россию». Потому что НАТО защищает своих членов от агрессии, но НАТО совершенно никому не гарантирует возможность провоцировать такую державу, как Россия, чтобы потом НАТО отвечала за последствия.

А.М.: — Вот, Дмитрий, мы заждались такого заявления из Брюсселя, из Вашингтона: «Ребята, успокойтесь. Сидите спокойно, никто на вас не нападает. Хватит вот этого мифотворчества, хватит этой антироссийской риторики».

Э.З.: — Тем более что по их безопасности уже все сделали. Они в НАТО, там летают натовские самолеты. Есть отряды быстрого реагирования, которые создаются сейчас.

А.М.: — Абсолютно. Есть пятая статья и так далее. Но, мне кажется, что никакие, к сожалению, действия России не смогут успокоить вот этих людей, которые живут фантомными болями и воспоминаниями историческими. Для них само существование России — уже угроза. То есть эти люди сознательно создают напряжение, поднимают градус и создают отравляющую атмосферу в отношениях России с Западом.

Э.З.: — Многие американские политики в разные годы говорили, показывая на карту России, что это слишком большая территория, чтобы принадлежать одной стране, и слишком большими ресурсами она располагает. Если опять вернуться к вопросу о тревожных звоночках, то стоит ли России всерьез сейчас относиться к этим словам, когда мы задумываемся о цели, которую в конечном итоге преследует Запад?

А.М.: — А вы знаете, я к этому отношусь очень серьезно. Многие люди не могли понять, почему вдруг у нас недавно прошел Совет безопасности, где обсуждался вопрос о суверенитете России. Я как раз по этому поводу написал, что это сигнал нашим партнерам: любые попытки оказать давление на Россию, посеять какие-то семена раздора, попытаться расколоть элиту, создать некие предпосылки для цветных революций и так далее — они будут решительно пресечены. И Россия ни в коем случае не позволит, чтобы была угроза территориальной целостности и суверенитету государства. Это означает, что определенные шаги наших западных партнеров в Москве воспринимают очень серьезно и готовы очень серьезно на это ответить.

Э.З.: — Дмитрий, тот же вопрос к вам. Насколько серьезно стоит воспринимать эти слова Москве?

Д.С.: — Если речь идет о том, чтобы пытаться расчленить Россию, то я уверен, что такой сознательной политики у Соединенных Штатов, у НАТО нет. Но есть другое. Есть ощущение, что Россия ведет себя не по чину, что Россия создает слишком много проблем. И что если Соединенные Штаты займут достаточно жесткую позицию, то, может быть, Россия исправится. Я не вижу сознательного намерения менять режим в России. Но я не вижу и большой готовности считаться с позицией России, считать, что ее внутренняя политика является суверенным приоритетом России и ей никто не должен диктовать подобное из-за рубежа. Ответ на это есть — общечеловеческие ценности, хельсинские соглашения и так далее, и так далее. И это может привести к очень опасному отсутствию взаимопонимания, к конфликтам. Я говорил об этом весьма открыто в сентябре прошлого года на Валдайском форуме. Андраник Мигранян там присутствовал, и у меня была возможность диалога с Президентом Путиным. И я сказал прямым текстом, что наши американо-российские отношения плохие и идут в направлении весьма тревожном. И вполне вероятно, что они станут хуже.

Я не руководствовался тем, что нам нужны плохие отношения. Но для того, чтобы избежать их ухудшения, для того, чтобы избежать эскалации, с одной стороны, нужно избегать ненужных резких движений, но, с другой — нужно говорить правду о возникшей ситуации. Для того чтобы избежать войны, нужно к ней не только готовиться, но и реально понимать опасности. И я не уверен до конца, понимают ли в Вашингтоне и в Москве, что независимо от того, чего мы хотим, если эскалация будет продолжаться, то могут возникнуть самые радикальные варианты.

Я вам приведу простой пример. Я уверен, что у России нет плана бомбить аэропорт в Киеве и наносить воздушные удары по территории Украины. Но я могу представить себе, что если украинская власть проигнорирует предупреждение Путина и попытается разрешить проблему восточно-южной Украины военным путем, то Россия на каком-то этапе может решить, что она не позволит постоянно вести боевые действия на территории повстанцев. И что ей придется сделать то, что делают часто Соединенные Штаты, — наносить авиационные удары по территории противника.

А.М.: — Дмитрий, я хотел тебе задать один вопрос, который я часто задаю многим американским экспертам. Не кажется ли вам, что в нынешних условиях, как считают многие серьезные аналитики, Америка перенапряглась? Триллионы выброшенных денег в Ираке и Афганистане. Общая колоссальная нестабильность на Ближнем Востоке. Неясность судьбы Египта, Ливии, целого ряда других государств. Ситуация с ИГИЛ, внутренние колоссальные проблемы США, начиная от государственного долга и заканчивая проблемой инфраструктуры, межрасовых отношений. Экономическая ситуация с необходимостью создания рабочих мест, сокращение среднего класса — огромное количество проблем. Не кажется ли вам, что сегодня для США — слишком большая роскошь позволить себе эту холодную войну теперь еще и по отношению к России?

Э.З.: — Римская империя тоже была слишком большой и тоже не справилась.

Д.С.: — Я думаю, что, конечно, с экономической точки зрения возможности Соединенных Штатов несопоставимо выше, чем возможности Советского Союза. Особенно если Соединенные Штаты действуют совместно с Евросоюзом, с Японией, с Австралией, с Канадой. Но сейчас в известной мере ситуация для Соединенных Штатов более опасная, чем во время холодной войны, потому что во время холодной войны, в общем-то, были ясны границы, в общем-то, были ясны ставки. И взаимное противодействие шло, что называется, по периферии глобальных конфликтов. Сейчас мы находимся в абсолютно непредсказуемой эпохе, когда глобальная политика, центры глобальной политики меняются. Это в первую очередь, конечно же, фактор Китая. Но есть и фактор многих других государств, которые сейчас приобретают серьезное оружие. Вот Соединенные Штаты несколько лет назад наносили, как мы читаем, кибернетические удары по Ирану. А сейчас Соединенные Штаты оказываются мишенью ответных иранских атак.

Такое представить себе раньше было невозможно. Появляется много государств с серьезными военно-технологическими возможностями. Если бы Россия в этой ситуации двинулась в сторону противников Соединенных Штатов, если бы Россия стала, исходя из того, что это игра с нулевой суммой, говорить Китаю, говорить всем, кто противостоит Соединенным Штатам: «Вы на Россию можете полагаться, мы вас поддержим», — то это могло бы привести к геополитическим и геоэкономическим последствиям, катастрофическим для Соединенных Штатов. Я вам приведу один очень простой пример. Цена на нефть сейчас катастрофически для России пошла вниз. Но вы теперь представьте ситуацию тотальной контрактации. Представьте, что Россия стала бы убеждать иранских сторонников жесткой линии на переговорах с Соединенными Штатами не идти на какие-то компромиссы. Россия сделала бы все, чтобы спровоцировать американо-израильский военный удар по Ирану. Вы представьте себе, как подскочила бы цена на нефть и какие бы это могло иметь последствия во всем мире. В Вашингтоне на эту тему мало думают.

Э.З.: — Возможности делать друг другу неприятности действительно неисчерпаемы. У меня один короткий вопрос. Скажите, пожалуйста, вот в точке замерзания в российско-американских отношениях еще возможно представить, что Барак Обама и Владимир Путин договариваются и начинается потепление? Раз уж вы сказали, что речь о смене режима в России сейчас как цели политики Вашингтона не идет.

Д.С.: — Я не думаю, что может быть серьезное потепление между Владимиром Путиным и Бараком Обамой. У Барака Обамы другие приоритеты, и он будет обороняться от обвинений республиканского Конгресса, что он и так слабак во внешней политике. Но можно поставить ситуацию под контроль, можно не допустить дальнейшего сползания в сторону эскалации, а потом будет новый американский Президент, и многое станет возможным. Я в этом уверен.

Э.З.: — Я благодарю вас, Дмитрий. Андраник Мовсесович, тот же самый вопрос к вам. 4 декабря Совет представителей и Конгресс принял резолюцию, которая требует ужесточить санкции в отношении России. Это значит, что, действительно, давление на Барака Обаму продолжается. И тем не менее?

А.М.: — Это действительно так. Мне как-то приходилось писать о том, что Барак Обама не очень понимает и не очень любит внешнюю политику. И поэтому у него сплошные проблемы. Но, что меня в каком-то смысле ободряет: в американской политической аналитике сегодня поднимается фигура Рональда Рейгана как чуть ли не самого великого Президента, даже затмевающего Джона Кеннеди. Что сделал Рональд Рейган? Первым шагом Рональда Рейгана, когда он пришел в Белый дом, стало письмо Брежневу, в котором он сказал о том, что Америка и Советский Союз несут огромную ответственность перед человечеством. Надо встречаться, надо договариваться, надо принимать решения, чтобы предотвратить возможную катастрофу.

Я очень рассчитываю, что Америка на ближайших выборах получит сильного Президента, опирающегося на Конгресс, — если это будет республиканец, то опирающегося на республиканский Конгресс, — и тогда, с позиции силы, Президент сможет принять решения, которые могут идти вразрез с определенными настроениями.

Э.З.: — …С тем, что происходило сейчас. Спасибо большое. Дмитрий Саймс, Андраник Мигранян были гостями программы «Мнение».

 

Чего на самом деле хочет Россия

[1]

Андраник Мигранян, известный эксперт в вопросах внешней политики и глава Института демократии и сотрудничества — исследовательской организации, финансируемой российским правительством, посетил перед возвращением в Москву Центр национальных интересов (CFTNI) и поделился на прощание некоторыми замечаниями об американо-российских отношениях. Как маститый специалист по США и обозреватель, он выразил уверенность в том, что в конечном итоге Москва убедит Вашингтон признать ее как великую державу. «Если вы твердо и решительно намерены не уступать, то в конечном счете Америка, — заявил он, — изменит свою позицию. Так было в вопросе по Вьетнаму, Ираку, Ливии, а теперь — и Украине». Нужно стоять на своем до конца. Как говорит Мигранян, он «абсолютно уверен, что Россия ни в чем не собирается уступать. У России есть свои интересы, которые достаточно четко сформулированы».

Президент CFTNI Дмитрий Саймс в своей вступительной речи перечислил несколько прогнозов, сделанных А. Миграняном ранее, которые сбылись: он, например, предупреждал, что предложенная администрацией Обамы политика «перезагрузки» приведет к неприятностям, и предвидел, что Владимир Путин и Дмитрий Медведев поменяются должностями. А еще раньше он увидел на горизонте «грозовые тучи», предвещавшие опасность и для Ельцина, и для Горбачева.

Сейчас же Мигранян указал на новые проблемы. Прежде всего, он с жесткой критикой обрушился на правительство Украины за то, что оно не проводит в стране реформы, о которых говорится в Минских соглашениях, и даже говорит своим гражданам, что не собиралось проводить эти реформы. Он заявил, что Москва пытается использовать свое влияние на сепаратистов на востоке Украины, а Вашингтон не оказал подобного давления на украинские власти. Также он выразил полную уверенность в том, что Вашингтон пользуется там большим влиянием, предположив, что для того, чтобы остановить конфликт, было бы достаточно лишь одного звонка вице-президента.

Мигранян пессимистически высказался в отношении того, в каком направлении развивается конфликт, дав понять, что правительство Украины столкнулось с дилеммой: если оно будет продолжать войну, то, по всей видимости, будет «постоянно терпеть поражение», но и мир вряд ли будет способствовать стабильности. Война, считает он, по крайней мере, поможет властям мобилизовать общество и на какое-то время задержать наступление экономических проблем, поэтому вполне вероятна эскалация конфликта. В конечном счете, сказал Мигранян, будет расти давление на США с требованием предоставить Украине оружие. По его словам, некоторые американские эксперты ранее предупреждали, что предоставление дополнительного оружия не поможет лишить Россию ее превосходства в ходе эскалации. Если события будут развиваться в этом направлении, то «остаться унитарным государством Украине поможет лишь чудо», — заявил Мигранян.

И все же, несмотря на все это, Мигранян высказал мнение о том, что напряженность между Россией и Западом вызвана не только украинским кризисом. На самом же деле, по его словам, в основе этой напряженности лежит более общий вопрос — «судьба советского наследия». После распада Советского Союза, сказал он, Запад «проглотил» Восточную Европу и сейчас пытается сделать то же самое с некоторыми бывшими советскими республиками. Он обвинил Запад в попытке возродить обстановку 1990-х годов, когда Россия была настолько слаба, что даже ходили шутки о том, будто российский МИД — это филиал Госдепартамента США. В этом смысле он выразил обеспокоенность в связи с возможным президентством Хиллари Клинтон на том основании, что представители власти 1990-х годов, как правило, считали Россию страной, с которой можно не считаться и на которую можно вообще не обращать внимания.

Мигранян заявил об отсутствии у России какого-либо желания возрождать Советский Союз и даже подвергать испытанию 5-ю статью договора НАТО о коллективной обороне в таких регионах, как страны Балтии или Польша. На самом деле, сказал он, Россия хочет, чтобы к ней относились как к великой державе или даже как к партнеру — чего, по его словам, «вообще никогда не было» после распада СССР. Главной и давней целью России, по его словам, является создание нового альянса по обеспечению безопасности в Европе, в котором одним из гарантов будет НАТО, а другим — Россия. «К сожалению, — сказал Мигранян, — Вашингтон ни к кому не относится как к партнеру».

Посол России в США Сергей Кисляк также выступил с подробными комментариями. Он опроверг мнение Миграняна о том, что Россия является страной, добивающейся уважения, заявив, что в этом определении заложен «некий комплекс неполноценности». «Россия была Россией еще до того, как США появились на карте… у нас богатая культура, огромная территория, удивительные таланты… — отметил Кисляк. — У нас есть интересы, в том числе и в сфере безопасности, и мы хотим, чтобы эти интересы учитывались».

Кроме этого, Кисляк приуменьшил значение военных учений, которые Россия недавно проводила у берегов некоторых западных стран, но при этом заметил, что силы НАТО «играют мускулами» у российских границ. Он выразил недовольство в связи с «непрекращающимися учениями», которые служат «ловким приемом» для размещения войск у границ с Россией на постоянной основе, вопреки тому, что было «обещано [России] в рамках Основополагающего акта». Далее он заявил, что «вопрос о размещении ядерного оружия в какой-либо агрессивной форме в России не обсуждается». Но «НАТО находится на грани и в любой момент может нарушить договор о нераспространении ядерного оружия, привлекая неядерные страны, члены альянса, к участию в учениях по отработке действий по нанесению ядерного удара, что вызывает… серьезное беспокойство». Кисляк заявил, что, по всей видимости, нынешняя обстановка является «наихудшим периодом в наших отношениях со времени окончания холодной войны».

Некоторые из присутствовавших скептически отнеслись к тому, как Мигранян оценивает события, в частности в странах Балтии. Бывший высокопоставленный чиновник администрации Буша и вице-президент CFTNI Дов Закхайм заявил: «Я несколько озадачен… Я не был особым сторонником расширения НАТО, когда все это началось, но когда я слышу от вас о серьезной угрозе, исходящей от эстонцев, или латышей, или украинцев, или литовцев, это напоминает ту «мышь, которая зарычала» (намек на книгу «The Mouse that Roared», написанную во времена холодной войны, в которой рассказывается о некоей крошечной вымышленной европейской стране, смело выходящей на борьбу с великими державами и одерживающей победу. — Прим. пер.).

Мигранян ответил, что членство в НАТО подталкивает такие страны к участию в провокационных и даже откровенно «неприглядных» действиях против России. «Не надо лаять на большого медведя, — предупредил он. — Это опасно». Эта фраза стала напоминанием о том, что многочисленные трения по-прежнему существуют у России не только в отношениях с США, но и с ее европейскими соседями.

 

Откуда возникли массовые антипутинские митинги?

Как неоднократно справедливо отмечал известный профессор из Нью-Йоркского университета Стивен Холмс, К. Маркс был неправ, когда говорил, что история человечества — это история классовой войны. На самом деле, считает Холмс, история человечества — это история борьбы элит. Еще Платон говорил, что когда элита едина и консолидирована (он говорил о верхах), то низы никогда не смогут одолеть такую элиту. У оппозиции возникает шанс, когда элита расколота.

Если не попытаться разобраться в том, что происходит в российских элитных кругах и как на это повлияли наличие тандема и длительная по времени неопределенность по вопросу о том, кто из членов тандема будет выдвинут кандидатом в президенты в 2012 году, то невозможно понять и объяснить появление массовых митингов и демонстраций, носящих антипутинский характер, со стороны части обеспеченных и продвинутых групп населения, притом что В. Путин по-прежнему имеет завидный для подавляющего большинства лидеров западных демократий рейтинг — более 60 % поддержки у населения России. Хотя в публичном пространстве трудно проследить явный раскол в рядах экономической или политической элиты, однако трудно не заметить, что многие нынешние требования и лозунги, традиционные до недавних пор для маргинальной оппозиции, исподволь вводились в обиход, в мейнстрим, под видом заботы о стране и в интересах одного из членов тандема. Целый ряд докладов Института современного развития, выступления его руководства в лице И. Юргенса, Е. Гонтмахера и других кремлевских и околокремлевских аналитиков и политиков типа А. Дворковича, Г. Павловского и др., ориентированных на второй срок президентства Д. Медведева, были направлены на радикальную дискредитацию существующей социально-политической системы и ее архитектора В.В. Путина. Массированная кампания была направлена на недопущение возможности возвращения В. Путина на президентский пост на выборах 2012 года. Агрессивно в центральной печати и в элитных кругах внедрялась мысль о том, что возврат В. Путина — это застой, это второе издание режима Л.И. Брежнева со старым и склеротичным лидером, это дальнейший стремительный рост коррупции и конфронтации с Западом. Этим особенно баловались вдохновители и руководители Ярославского форума: В. Иноземцев, И. Юргенс, Г. Павловский и др. В итоге в экспертно-информационном пространстве формировалось ядро, работающее против возвращения Путина, которое сделало желание радикальной оппозиции как бы легитимным и отражающим мнение части истеблишмента.

У части элит не могло не создаться впечатления, что эта кампания если не инициирована Кремлем с самого высшего уровня, то, по крайней мере, она молчаливо поддерживается им. Для части экспертного сообщества и журналистского корпуса это означало сигнал к наступлению. Если высокий рейтинг доверия населения раньше гарантировал неприкасаемость В. Путина от атак журналистов и экспертов, то теперь это табу было как бы снято самой же высшей властью или, по крайней мере, частью прокремлевских политиков, аналитиков и журналистов.

Мне кажется, В. Путин и его окружение недооценили эту угрозу и не предприняли вовремя необходимых контрмер, что привело к тому, что экспертно-информационное пространство в значительной степени оказалось в оппозиции к идее возврата В. Путина. Очевидно, что противодействовать этой кампании со стороны В. Путина можно было бы, по крайней мере, двумя способами. Или попросить Д. Медведева, чтобы он с самого начала антипутинской кампании приструнил И. Юргенса, Г. Павловского и Ко, тем более что сам Д. Медведев говорил 24 сентября на съезде «Единой России», что у него не было планов выдвигаться на второй срок и они с В. Путиным заранее договорились о том, кто будет выдвигаться в 2012 году. Этого не было сделано. Можно только гадать почему. Может быть, премьер и его ближайшее окружение думали, что вряд ли публичные выступления этих людей смогли бы раскачать ситуацию в стране, учитывая степень прочности позиций В. Путина. Еще в начале 2011 года рейтинг поддержки премьера был около 80 %. Может быть, по другой, мне неизвестной причине. Об этом точно может сказать только сам Владимир Владимирович. Или в качестве контрмеры на эту антипутинскую кампанию развернуть широкомасштабную кампанию в СМИ против Д. Медведева, представляя его как слабого лидера, не способного стать реальным государственным деятелем, подготавливая как элиту, так и общество к возвращению В. Путина на пост президента. И этого не было сделано.

Это можно объяснить лишь двумя предположениями. Во-первых, Д. Медведев был выбором самого В. Путина и ему, видимо, не хотелось публично признаться, что он ошибся в своем выборе. Во-вторых, что мне кажется более вероятным, ему не хотелось массированной атакой СМИ против действующего президента десакрализовать институт президента. Уверен, что он понимает, насколько важен этот институт для обеспечения устойчивости политической системы, чтобы позволить публично бросить тень на него даже для собственной защиты от нападок сторонников второго срока Д. Медведева.

В результате постепенно в публичном пространстве стал складываться широкий альянс противников возвращения В. Путина на пост президента, состоящий как из представителей радикальной антисистемной оппозиции, так и части истеблишмента. К ним присоединилась и часть молодежи, представители малого и среднего бизнеса, которым был предложен со стороны «кремлевского агитпропа» Д. Медведев в качестве их лидера. При этом в публичном пространстве и в СМИ создавался образ Д. Медведева как либерального лидера молодежи, сторонника модернизации экономики и политической системы, лидера, способного покончить с коррупцией в высших эшелонах власти, монополией олигархических групп, не допускающих возникновения реальных условий для честной и свободной конкуренции на рынке, произволом силовых структур, обложивших бизнес и душащих его своим мздоимством, что делало положение собственников, особенно малых и средних, чрезвычайно уязвимым. Эта группа людей после 24 сентября пополнила ряды тех, кто потом вышел на Болотную площадь и на проспект Сахарова.

Неоднозначна позиция и крупного бизнеса, и части олигархов к возможности возвращения В. Путина на пост президента в 2012 году. Особенно это относится к той части крупного бизнеса, которая сколотила свое состояние в 90-е годы. Для них, конечно же, гораздо комфортнее было состояние середины и конца 90-х годов, когда государство было чрезвычайно слабым как институционально, так и по своим возможностям мобилизовать ресурсы и когда можно было подкупить любого чиновника, любого ранга и решить свои проблемы, при этом еще и используя зависимые от них СМИ для политического и экономического рэкета. Эта группа элиты и в страшном сне не хотела бы открытой конфронтации между участниками тандема, что потребовало бы от них занять позицию «за» или «против», рискуя своими миллиардами. Но очевидно, что она чувствует себя некомфортно по отношению к сильной власти государства во главе с харизматичным и популярным у народа лидером В. Путиным, и, конечно же, у этой части элит также могли бы быть идеи о желательности ослабления легитимности В. Путина и ограничения возможностей государства в отношениях с крупным бизнесом. В итоге на массовых демонстрациях на Болотной площади и проспекте Сахарова ядро демонстрантов составили люди, которых, по меткому выражению Ксении Собчак, можно было назвать участниками «норковой революции». Бросалось в глаза то, что, как отметила К. Собчак, на митинг приезжали мужчины за рулем своих «мерседесов», а женщины были одеты в норковые шубы и манто.

В заключение нельзя пройти мимо еще одного обстоятельства, которое также внесло свой вклад в рост протестных настроений в обществе. Речь идет о состоянии информационного пространства в современной России. Если беспристрастно проанализировать нынешнее состояние информационного пространства, то можно увидеть, что существует определенный миф о том, будто путинская власть контролирует российские СМИ и особенно телевидение. На самом деле все влиятельные в элитных кругах печатные СМИ в разной степени интенсивности и критичности ведут по сути антипутинскую кампанию уже не первый год. Это относится в значительной степени к «Новой газете», ежедневной газете «Коммерсантъ», журналу «Коммерсантъ-Власть» и относящемуся к этому холдингу журналу «Огонек», журналу «The New Times» и многим другим, особенно преуспели на этом поприще две газеты, издающиеся иностранцами в России: на русском — «Ведомости», на английском — «The Moscow Times». В этом же ряду стоят «Московский комсомолец», влиятельные радиостанции «Эхо Москвы» и «Свобода».

Фактически нет ни одного печатного издания, радио или телепередачи, которая вела бы осмысленную и интеллигентную наступательную кампанию в защиту В. Путина и его политики. Есть мнение, что пресловутый контроль властей над телевидением сводится, видимо, лишь к наличию некоего стоп-листа, действующего против некоторых оппозиционных политиков и экспертов. При этом фактически все программы политического характера на всех каналах, за редкими исключениями, демонстрируют негативный настрой в адрес власти или же настолько кондово прорежимны, что вызывают резкое отторжение аудитории.

Для сравнения: в США работает канал MSNBC, где ведущие (анкор-мэны) и все приглашенные аналитики ежедневно яростно отстаивают как действующего президента Обаму, так и его не всегда удачную политику. Среди них такие зубры политической журналистики, как Крис Мэттьюс, Лоренс О’Доннел, Рэйчел Меддоу и десятки других. На канале FOX News есть Билл О’Райли, Джон Хэннити, Грета ван Сустерен, Лора Ингрэм, еще недавно в их рядах был очень популярный в крайне консервативных кругах Гленн Бек и десятки других, которые точно так же постоянно готовы лечь костьми, отстаивая позиции политиков республиканской партии. В российских же СМИ существует тьма журналистов и аналитиков, 24 часа в сутки готовых «критиковать» В. Путина и его сторонников, однако отсутствует какое-либо издание или канал телевидения, способные последовательно и целенаправленно проводить и отстаивать противоположную позицию на должном уровне даже в государственных СМИ.

Из всего сказанного в этой статье и в двух предыдущих, опубликованных в «The National Interest» 9 и 28 декабря, посвященных как результатам выборов, так и массовым демонстрациям 10 и 24 декабря, напрашиваются некоторые выводы и пожелания. Я не считаю нужным давать рекомендации ни власти, ни оппозиции, но считаю своим долгом поделиться некоторыми соображениями с читателем. Относительно возможного поведения действующей власти мне на ум приходит известное интервью, данное печально известным А. Керенским по поводу очередной юбилейной даты Октябрьской революции. На вопрос журналиста, можно ли было избежать победы большевиков, незадачливый премьер ответил, что можно было бы, однако для этого надо было в 1917 году расстрелять одного человека. На вопрос: Ленина? Он ответил: нет, Керенского.

Хотелось бы, чтобы когда-нибудь и на вопрос о том, можно ли было избежать распада Советского Союза М. Горбачев дал бы такой же ответ. Ответ А. Керенского для меня очень показателен. Слабый лидер, расколотая элита, возбужденные толпы, раскачанная ситуация в стране — самая плодородная почва для углубления хаоса и неуправляемости, на которой возникает не демократия со всеми ее прелестями, а, как предупреждал А. Токвиль, только еще более тираническая власть, гораздо более опасная, чем та власть, с которой так самозабвенно боролась французская интеллигенция XVIII века, приведшая к торжеству якобинской гильотины, и русская интеллигенция, приведшая страну к расстрельным тройкам и массовому террору октября 1917-го и в последующие годы, а также распаду страны в 1991 году.

История многих народов в прошлом, да и недавняя история с «арабской весной» подтверждают известную истину: радикальные требования свободы и демократии сейчас и здесь — это те благие пожелания радикальной интеллигенции, которыми вымощена дорога в ад.

Я, естественно, не призываю никого расстреливать. Угрозы радикальной расправы с действующей властью порой слышны с противоположной стороны. Ответственная власть должна продемонстрировать, что она может как пойти в сложившихся условиях на реальные, а не косметические реформы (ряд шагов уже предприняты властями, о других заявлено), так и продемонстрировать решимость принять самые жесткие меры для защиты конституционного строя.

Величайший политик XX века Дэн Сяопин показал, как надо действовать в ситуации, когда страна на подъеме, ситуация улучшается, но активной части населения хочется еще больше, сразу и сейчас. Тяньаньмэнь была тяжелым решением для него, однако с исторической точки зрения — единственно возможным в долгосрочных интересах сотен миллионов китайцев. Интересы сотен миллионов людей не были принесены в жертву нескольким десяткам тысяч разгневанных нетерпеливых радикалов. Результат известен. Власти поняли и приняли сигналы от общества, по собственной инициативе пошли на углубление экономических реформ, не поддались на нажим улицы, элита оказалась консолидирована вокруг лидера, и в результате Китай с 1989 года по-прежнему остается локомотивом развития мировой экономики. Трудно даже представить, к каким катастрофическим последствиям могла бы привести Китай та ситуация, если бы лидер страны оказался бы таким же слабым, как Керенский или Горбачев, и митинговая волна захлестнула бы Китай. Вместо непрерывного роста экономики и благополучия миллионов можно было получить то, что мы видим сегодня в Египте и в Ливии, или то, что произошло в России в 1990-е годы, когда страна понесла потери большие, чем во время Великой Отечественной войны.

И несколько соображений по поводу действий оппозиции. Нашей радикальной либеральной интеллигентской оппозиции следовало бы лучше знать собственную страну. Как сегодня в Египте, так и завтра в России в случае разгула массовых страстей не люди с твиттерами, сотрудники компаний «Гугл» и «Майкрософт» придут к власти на демократических выборах. Как показали результаты выборов 4 декабря, митинговая стихия открыла дорогу мусульманским радикалам в Египте, усилила позиции коммунистов и левых радикалов в России. Но нельзя забывать, что еще своего слова не сказали русские радикальные националисты. Как бы потом не пришлось в Париже, Лондоне и в Нью-Йорке тем, кому удастся вовремя удрать из страны, познать очевидную истину: первыми жертвами стихии, как правило, оказываются те, кто сильнее раскачивает лодку, в которой сидит.

 

Поговорим начистоту

Доблестные борцы с «кровавым режимом» В. Путина бесконечно повторяют набившие оскомину клише, которые уже не воспринимаются даже более или менее объективными исследователями на Западе: «элита и режим грабят страну», «рассматривают весь мир как врагов России», «не допускают элементарных прав на свободу слова и собраний», «страна подпитывается только трубой» и многое, многое другое в этом же роде. При большом желании состояние почти любой страны можно охарактеризовать таким образом. Но подобное черно-белое описание реалий не дает объективной картины того, что на самом деле происходит в России.

Мне уже приходилось писать на страницах газеты «Известия», цитируя известного профессора из Беркли С. Фиша, что режим является не консолидированной демократией, он, скорее, характеризуется как «демофилия» (любовь к народу), где, в отличие от авторитарных петростейт, рост цен на энергоносители не сопровождается автоматическим разграблением дополнительных доходов от продажи энергоносителей в пользу чиновников. Рост потребления у населения растет пропорционально росту цен на энергоносители. По мнению многих авторитетных исследователей, никогда российское общество не жило так богато и российские граждане не потребляли так много. Кстати, многие либеральные экономисты критикуют В. Путина за то, что он непрерывно повышает зарплаты и пенсии бюджетникам. Но где же либеральные экономисты, которые должны предложить свои рецепты по структурной перестройке экономики? От них мы только и слышим, что спасение российской экономики в большей демократии и в меньшем государстве. Эти заклинания мы слышим уже 25 лет со времени М. Горбачева. Мировой экономический кризис показал дефективность этой модели. Сегодня даже такие апологеты либеральной демократии, как Ф. Фукуяма, говорят о возникновении альтернативной американской — китайской модели экономики, которая «поразила мир своими быстрыми эффективными решениями по выходу из кризиса».

Таким образом, налицо некий убогий политический манифест. В стране все плохо — вопреки всему позитивному, которое происходит в экономике и в социальной жизни, — потому, что оппозиции так хочется. Ее (оппозицию) надо интегрировать во власть. И самое главное — «либо вы сдадите нам власть и уберетесь восвояси, либо мы вам обещаем гражданскую войну». И с этой убогой политической программой эти люди хотят выступить в роли учителей жизни для страны и народа.

Нельзя при этом не отметить, что такая оголтелая антивластная и антипутинская кампания дает свои деструктивные результаты. В связи с имеющимся расколом в российских элитных кругах и пока что неявным расколом в самой власти нарастают элементы неопределенности, чреватые серьезными последствиями как для власти, так и для страны.

Из сказанного вытекает очевидный вопрос о роли и перспективах Путина в российской политике. Так как судьба страны и режима на сегодняшний день во многом зависит от его личной судьбы, то без правильного понимания политической ситуации в стране и настоятельной необходимости принятия ряда шагов, абсолютно необходимых для консолидации режима, будущее как страны, так и лично Путина, кажется мне весьма неопределенным.

Первое. Необходимо окончательно осознать, что период безоглядной любви к лидеру со стороны всего народа уже в прошлом. Несмотря на то что Путин по-прежнему пользуется поддержкой большинства населения страны, часть российского общества, равно как и элитных кругов (хоть и не в столь явном соотношении), очевидным образом расколота. Вряд ли в нынешних условиях можно рассчитывать на то, что какими-то частичными уступками или «морковкой» можно успокоить отдельные группы людей или перетянуть на свою сторону те или иные знаковые фигуры из среды оппозиции. Со стороны общества — и особенно радикальных кругов оппозиции — это воспринимается, скорее, как слабость властей и еще больше подогревает аппетиты ее лидеров. Есть угроза, что, потеряв страх перед властью, значительная часть как оппозиции, так и элитных кругов потеряет по отношению к ней и уважение.

Второе. Думаю, у властей не может быть иллюзий по поводу собственного информационного ресурса. Практически режим потерял контроль почти над всеми печатными СМИ. Контроль над телевидением является чисто иллюзорным. Впрочем, об этом я уже писал не раз в ходе избирательной кампании, развенчивая миф о путинском контроле над российскими СМИ.

Третье. Очевидно, что политическая сила Путина за период с 2000 по 2011 год в значительной степени находилась не в силовых структурах государства и не в его бюрократическом аппарате. Она находилась в прямой связи с народом и в его поддержке. Сегодня ситуация по отношению к президенту Путину радикально изменилась как по группам населения, так и по регионам. Если еще недавно достаточно было одного телевидения для политической мобилизации своей электоральной базы, то сейчас требуется институциональное оформление собственных сторонников. Во время президентской избирательной кампании эта мобилизация оказалась весьма успешной, но становится очевидным, что Россия вступила в пору политической зрелости и что в расколотом в идеологическом и политическом отношении обществе есть потребность в институте, который постоянно занимался бы политической мобилизацией общества в поддержку власти и лично Путина в противовес антивластным мобилизационным действиям оппозиции. Видимо, требуется ускорить трансформацию «Общероссийского народного фронта» в эффективно функционирующую политическую партию как политическую опору для президента.

Четвертое. Очевидно, что режим нуждается в интеллектуальной мобилизации. Лидеры оппозиции пытаются представить власть тупой и преступной, с которой не могут иметь дело «рукопожатные» и уважающие себя люди. Реальная мобилизация идеологически и политически мотивированных здравомыслящих людей, способных показать интеллектуальное убожество, фальшь и ложь своих политических противников, является настоятельной необходимостью для режима. Пора покончить с комической ситуацией, когда власть обращается за интеллектуальной и политической поддержкой к структурам, сотрудники которых являются главными и непримиримыми противниками этой власти. Чего стоит в этом отношении заигрывание власти с таким учреждением, как Высшая школа экономики, которая стала фактически родным домом почти всех лидеров радикальной оппозиции! Нынешней власти пора ясно и четко осознавать, где ее интеллектуальная, политическая и моральная опора. Ничего сверхъестественного в этом нет. Все страны развитой демократии пришли к этому. Ведь было бы абсурдно, если бы президент Обама за советом и поддержкой обратился к Heritage Foundation или Ametican Enterprise Institute, а Митт Ромни в Brookings Institution или в Carnegie Endowment. Это только у нас пока что возможно кушать из руки режима и постоянно норовить еще и кусать эту руку, и одновременно приворовывать, и обчищать карманы власти под разговоры о необходимости быть честными, принципиальными и добродетельными.

И это лишь только небольшая часть самых неотложных мер, для того чтобы власть обрела уверенность в своих политических, интеллектуальных и информационных возможностях.

 

Пропаганда здравого смысла

 

Я практически никогда не пишу о политике, отталкиваясь от тех или иных публикаций, даже вызвавших широкий резонанс, так как считаю, что сама политическая жизнь со всеми ее хитросплетениями подбрасывает достаточный материал для осмысления. Однако бывают случаи, и сейчас один из них, когда возникает необходимость понять состояние умов людей, которые претендуют на роль учителей жизни, на глубокое проникновение в сущность политического процесса своей страны, и предполагают, что им под силу предложить альтернативу для развития России. В сегодняшней российской действительности каждый второй из радикальной оппозиции нынешнему режиму считает себя готовым выполнять вышеперечисленные функции. Чтобы пощадить читателей, я не буду подробно останавливаться на всем том соре, которым они заполонили информационное пространство. Остановлюсь лишь на ряде публикаций, где в обобщенном виде представлена интеллектуальная основа нынешней оппозиции и их «сородичей» на Западе.

 

Трансформация тандема

Наиболее показательны в этом плане публикации Владислава Иноземцева, который занимается этим как для американской аудитории в журнале «The American Interest» (Spring March/April, 2011; Spring March/April, 2012), так и в российских СМИ (см. «Ведомости», 08 июня 2012 г.). Видимо, первая статья Иноземцева в журнале «The American Interest» была задумана как продолжение статьи Дмитрия Медведева «Россия, вперед!». Этой статьей президент Медведев в 2009 году фактически начал свою предвыборную кампанию, пытаясь дистанцироваться от наследия Владимира Путина, оставленного ему в виде, как он пишет, архаичной экономической и коррумпированной политической системы. Это было началом десакрализации как власти самого Путина, так и достижений периода его правления с 2000-го по 2008 год. Публикация статьи «Россия, вперед!» была сигналом, что Медведев хочет остаться на второй срок.

Далее уже группа интеллектуальной поддержки Медведева в лице Игоря Юргенса, Евгения Гонтмахера, Глеба Павловского и ряда других была призвана убедить российское общество и международное сообщество в том, что Путин создал экономическую и политическую систему, ведущую в никуда. Из этого делался вывод, что спасение России в том, чтобы он отошел в сторону и дал возможность Медведеву с его командой осуществить модернизацию экономической и политической системы страны.

Владислав Иноземцев попытался в своей статье в «The American Interest» (Spring March/April, 2011) максимально заострить характеристики «коррупционного» и «неэффективного» режима, созданного Путиным. Он определил режим как «неофеодальный», элиту как «вороватую» и «некомпетентную». Иноземцев делает вывод, что возвращение Путина на пост президента России — это катастрофа для страны. Видимо, это выступление в американском журнале настолько понравилось политическим технологам Медведева, что в 2011 году они сделали Иноземцева исполнительным директором Мирового политического форума в Ярославле, специально организованного под президента Медведева для продвижения его образа как внутри страны, так и на международной арене.

Массированная антипутинская кампания преследовала цель не допустить его возвращения на пост президента, пугая новым «брежневским» застоем. К лету 2011 года исподволь складывалось — в элитных кругах, в бизнес-сообществе, в СМИ, в кругах творческой интеллигенции — сообщество людей, готовых поддержать решение Медведева выдвинуться на второй срок. Но Дмитрий Анатольевич не рискнул бросить откровенный вызов Путину, лучше всех понимая, что он имеет огромный дефицит реальных связей со страной с ее многочисленными группами интересов.

Как и ожидалось, запас прочности политических позиций оказался более чем достаточным для Путина, и он, мобилизовав свою базу поддержки по всей стране, одержал убедительную победу на выборах 4 марта 2012 года. Тем не менее эта победа радикально не изменила конфигурацию политических сил, что в обозримой перспективе может существенно дестабилизировать ситуацию в стране. Эта нестабильность в России связана не с проблемами в экономике и в социальной жизни, которые мы сегодня наблюдаем в Европе и США. Она имеет другую природу. Притом что Медведев не пошел на выборы, сегодня он занимает вторую по важности и ресурсам должность в государственной иерархии и на этом месте впервые становится реальным фактором политики. Не потому, что он что-то специально делает для этого, а скорее потому, что за последние полгода весь негативный заряд антивластных выступлений направлен лично против Путина, а Медведев по-прежнему рассматривается как его альтернатива. Он, и будучи президентом, имел определенную базу поддержки, хотя эти силы и не были институционально оформлены. Теперь же благодаря «царскому» жесту Путина он обзавелся еще и собственной партией, которую надеется обновить и сделать своей институциональной опорой для мобилизации общественной поддержки, если в этом будет необходимость и если для этого созреют необходимые политические условия. Не случайно недавно (8 июня) Глеб Павловский на «Эхе Москвы» предлагал Медведеву участвовать в «марше миллионов» 12 июня. Как говорил Павловский, «я знаю точно, что он (Медведев. — А.М.) думает о том, что происходит. Но сейчас настало время это выразить публично». Он призывал сделать то же самое и некоторых министров из правительства Медведева, а также Эльвиру Набиуллину, еще раз заявив: «Я знаю, что эти люди думают обо всем этом».

Эти слова еще раз рельефно демонстрируют существующий в элитных кругах раскол. И, по крайней мере, во власти, этот раскол необходимо ликвидировать, если власть и Путин хотят иметь консолидированные позиции в своих отношениях с обществом.

 

Нечистоплотная критика

Информационная и интеллектуальная атака на Путина как внутри страны, так и за рубежом продолжается и после его вступления в должность президента. Недавно на страницах «Financial Times» (29.05.2012) была опубликована чудовищная по своей тенденциозности, хамству и лживости статья двух достаточно известных на Западе деятелей: Иана Бреммера, президента группы «Евразия», и Нуриеля Рубини, председателя Roubini Global Economics Monitor. Суть статьи газета «Ведомости» (31.05.2012) суммирует следующим образом: «Ни с политической, ни с экономической точки зрения Россия не может рассматриваться как одна из ведущих стран, а ее участие в G8 и BRIC не имеет смысла. По их мнению, Россия не способна помочь в решении проблем Афганистана или еврозоны, а в Иране и Сирии она сама — часть проблемы. Внутри России — коррупция, экономика, основанная на торговле ресурсами, демографический кризис, закручивание гаек в политике».

От себя добавлю, что авторы обвиняют Путина в том, что он «хвастается больше тем, что обеспечил стабильность в период своего последнего срока президентства, чем тем, что разработал большие планы по преобразованию будущего своей страны». Далее, еще более распаляясь в своем рвении показать унизительную роль и место России в современном мире, они пишут, что недавно кандидат в президенты от Республиканской партии на президентских выборах 2012 года в США Мит Ромни говорил, что «Россия является геополитическим противником США номер один». Это, по мнению Бреммера и Рубини, «абсурдное утверждение не потому, что Россия не выступает во всевозрастающей степени против американских интересов, а потому, что она становится все более незначительной в качестве как политической силы, так и развивающегося рынка. Приятели России — члены БРИК могут быть не заинтересованы в том, чтобы исключить Москву из этого клуба, но мы можем и должны перестать говорить о России как будто она действительно принадлежит к этой компании стран». И в заключение бравые ребята делают вывод: «Если лидеры США и Европы реально хотят строить новые связи с Россией, то они должны строить эти связи с теми людьми, которые на улицах Москвы выступают против Путина и российских властей». Очевидно, что авторы этой статьи повторяют клише, которые имеют широкое хождение в российской либеральной оппозиционной среде.

Удивительно не то, что «Ведомости» практически повторили эти тезисы в несколько ином словесном обрамлении в статье Иноземцева (о ней мы скажем ниже). Удивительно, что эта грубая, лживая и примитивная антироссийская агитка получила резкую и аргументированную отповедь со стороны западных же специалистов как на страницах той же «Financial Times», так и журнала «Forbes». Еще более странно, что отпор этим горе-экспертам был дан и на страницах «The Moscow Times». Поскольку ответы Рубини и Бреммеру — это фактически и ответы всем Иноземцевым и Ко, считаю необходимым хотя бы вкратце изложить аргументы сторонников более объективного освещения российских реалий.

7 июня на страницах «Financial Times» было опубликовано письмо в редакцию Чарльза Робертсона, главного экономиста из лондонского Renaissance Capital. Он пишет, что если бы Бреммер и Рубини удосужились вспомнить, как вели себя западные страны после принятия резолюции Совбеза ООН по Ливии, когда вместо того, чтобы обеспечить зону безопасности для полетов, они сменили режим и убили Муаммара Каддафи, то могли бы понять, почему Россия вместе с Китаем блокирует попытку западных стран осуществить внешнюю интервенцию с явным намерением смены режима Башара Асада теперь уже в Сирии, с самыми непредсказуемыми последствиями для всего региона.

Отмечая избирательный характер выбора фактов российской жизни и их негативный фокус, Робертсон пишет, что в статье Рубини и Бреммера полностью игнорируется «коррупция в Индии, политическая система в Китае (автор имеет в виду то, что она гораздо более несвободная, чем в России. — А.М.), худший бизнес-климат в Бразилии, так же как рост продолжительности жизни в России и рост рождаемости за последние годы». Остается без внимания и то, что за последние десять лет ВВП страны вырос в десять раз — по мнению Робертсона, это означает, что Путину действительно есть чем похвастаться. Россия — единственная страна из группы БРИК с ускоряющимися темпами роста. Рубини и Бреммер предпочитают не замечать и завидный для многих стран Запада низкий уровень государственного долга и долга частных компаний и 500 миллиардов долларов золотовалютных резервов, которые теоретически могли бы помочь преодолению финансовых проблем еврозоны.

На страницах журнала «Forbes» (30.05.2012) Марк Адоманис дает более развернутый ответ пасквилю Бреммера и Рубини, которые считают: «мы можем позволить себе почти полностью игнорировать и маргинализовать Россию и утверждать, что присутствие этой страны на международной арене сейчас очень малозначительное и имеет тенденцию к полному исчезновению». Касаясь утверждений Рубини и Бреммера о слабости российской экономики по сравнению с другими странами — членами БРИК, Адоманис отмечает, что Россия гораздо богаче, чем другие страны БРИК по показателю дохода на душу населения. За последние два с половиной года темпы роста ВВП чуть выше 4 %. У Бразилии темпы роста в 2011 году были 2,8 %, а в первые месяцы нынешнего года бразильская экономика падает. Индия и Китай развиваются более высокими темпами, чем Россия, но их рост замедляется. И дело не в том, что Россия «лучше», чем Китай, Индия или Бразилия, а в том, что наблюдается всеобщее ослабление экономики стран БРИК.

Джим О’Нил из Goldman Sachs как будто специально для того, чтобы развенчать бредовые утверждения голословных критиков о состоянии российской экономики, в журнале «Business New Europe» от 25 мая 2012 года пишет, что если в России в этом году не будет кризиса, то «она внесет больший вклад в рост глобальной экономики в долларовом эквиваленте, чем все страны Европейского союза вместе взятые». Далее он отмечает, что в России действительно есть такие негативные моменты, как коррупция и проблемы с соблюдением законов, однако в сфере технологий и образования Россия является страной номер один среди стран с развивающимися рынками.

Помимо всего того положительного, что сказали о российской экономике Робертсон, Адоманис и О’Нил, нельзя пройти мимо еще одного позитивного факта. Кризис в еврозоне заставляет многих менеджеров, экспертов и специалистов искать работу в России, учитывая тот факт, что российская экономика растет и, что еще более важно, уровень безработицы здесь значительно ниже, чем в ЕС и США. Если в России в 2011 году он составлял 6,6 %, то в 17 странах еврозоны — 10,4 % в декабре 2011 года («The Moscow Times», 1.06.2012, Irina Filatova), а в США сегодня составляет 8,2 %.

Возмущенный грубостью и легковесностью статьи Бреммера и Рубини редактор и издатель журнала «Business New Europe» Бен Арис позволил себе назвать ее абсурдной, а все их утверждения о российском политическом режиме, месте России в мире и состоянии российской экономики — лживыми. Так как он повторяет некоторые аргументы О’Нила и Робертсона, я тут приведу лишь те доводы, которых не было в выступлениях О’Нила, Робертсона и Адоманиса.

Бреммер и Рубини утверждают, что «Россия стала авторитарной страной с репутацией Путина как крутого парня, экспортирующего нефть, газ, другое сырье, и не более того…». Бен Арис вновь подчеркивает, что это очередная ложь, так как «нефть и газ составляют лишь 14–17 % ВВП (в зависимости от цен на нефть), в то время как потребление и розничная торговля составляют 52 % ВВП. Доходы населения выросли с 50 долларов в месяц при Ельцине до 800 долларов в настоящее время, то есть в 16 раз. И даже по вопросу о коррупции Арис отмечает несколько фактов, которые обычно игнорируются борцами с «кровавым режимом». Он обращает внимание на то, что у Transparency International нет объективных критериев измерения коррупции, поэтому это называется «индекс восприятия коррупции» и это не точный показатель уровня коррупции, а то, во что верят люди из бизнеса. При этом Бреммер и Рубини предпочитают не замечать, что есть сдвиг и по этому показателю, и если в прошлом году Россия была на 143-м месте, то она переместилась туда со 154-го. А Ernst & Young отмечает улучшение ситуации в этой сфере в 2012 году. Среди лжи Бен Арис отмечает также утверждения такого рода: большинство бизнесменов рассматривают Россию как место, где можно быстро заработать деньги с высоким риском, но не как страну для долгосрочного инвестирования. На это он отвечает, что, например, приход Pepsi Co., которая инвестировала 3,8 млрд долларов, купив «Вимм-Билль-Данн», или Burger King, который собирается открыть в России несколько сотен ресторанов, полностью опровергают подобные утверждения.

Среди другой распространенной лжеинформации Бен Арис отмечает бегство капитала, якобы вызванное переизбранием Путина в президенты. Он не перестает повторять, что это «ложь и еще раз ложь». Эта проблема была хронической в 1990-е годы, а нынешнее «бегство капитала» не макроэкономическая проблема. Это неправда, что россияне уводят свои деньги. Более половины денег — это деньги, которые уходят из отделений иностранных банков в России, чтобы спасти свои материнские компании на Западе.

Есть еще одна широко распространенная ложь, что из России бегут молодые и предприимчивые люди и страна остается без будущего. И эти утверждения далеки от реальности. Перемещение людей из страны в страну — универсальное явление сегодняшнего дня, и по этому показателю Россия значительно отстает от ряда стран Западной Европы, от Южной Кореи и целого ряда других вполне развитых государств.

В заключение своего ответа на пасквиль Бреммера и Рубини Бен Арис отмечает, что такая статья, пышущая ненавистью к России, не только бессмысленна, но и опасна. Сегодняшний мир находится в очень хрупком положении как в экономическом, так и в политическом плане. Такие статьи не только не способствуют объективному пониманию происходящих в мире процессов, но, скорее, дезориентируют людей и становятся дополнительными деструктивными факторами нестабильной экономической, политической и интеллектуальной действительности.

 

Убогие манифесты оппозиции

Из публикаций российских авторов, как я уже отмечал выше, заслуживает внимания статья Владислава Иноземцева в «Ведомостях» (08.06.2012), и не потому, что она отличается какой-то особой глубиной и оригинальностью, а потому, что демонстрирует, насколько однообразны аргументы борцов с «кровавым режимом» как на Западе, так и у нас. Интеллектуальные лидеры оппозиции используют испытанный прием советского агитпропа — окарикатуривание позиции власти и громкую критику «тупости режима». Видимо, работа в журнале «Коммунист» помогла Иноземцеву в полной мере овладеть этими навыками. Чего стоит только его произвольное толкование «суверенной демократии», которую он же берется развенчивать. В его интерпретации это концепция властей, которая преследует цель принимать решения от имени российской нации. Можно подумать, что когда-нибудь или где-нибудь решения принимаются иначе. Для этого достаточно бегло взглянуть на любую книгу о демократии, где классическим считается определение Йозефа Шумпетера, который утверждает, что «народ никоим образом не занимается управлением государством». Он участвует в формировании власти, а затем уже избранные политики через соответствующие властные институты принимают все важнейшие решения политической, экономической и социальной жизни от его имени. Следующий «сокрушительный аргумент» Иноземцева против режима сводится к тому, что «мнениями противников режима можно пренебрегать». Надо очень постараться, чтобы не заметить идущий в стране диалог между властью и обществом, очевидное развитие как партийной, так и политической системы, где власти порой идут настолько далеко, что не снилось никакой развитой демократии, и ведут диалог даже с открытыми и очевидными политическими маргиналами. Весьма показательны в этом отношении некоторые факты личной биографии самого Иноземцева. Он является постоянным участником Валдайского дискуссионного клуба, который функционирует под патронажем Владимира Путина, и недавно в составе небольшой группы политологов был приглашен на встречу с Путиным, где обсуждались самые острые вопросы внутренней и внешней политики России. Говорю об этом не понаслышке, а как участник и «Валдайского клуба», и встречи политологов с Путиным.

Для непредвзятых аналитиков очевидно, что в стране трудно найти печатный орган, будь то газета или журнал, который не занимал бы воинственно антивластные позиции. Также очевидно, что на национальных каналах телевидения нет ни одной программы или ток-шоу, где не были бы представлены позиции самых радикальных либералов. Я уже не говорю о том, что за все годы после распада СССР не было ни одного правительства, где либералы не занимали бы ключевые позиции, и не только в его экономическом блоке. Достаточно назвать Гайдара, Чубайса, Немцова, Ясина, Кириенко, Грефа, Кудрина.

Разоблачая грехи режима, Иноземцев в своей статье утверждает, что в нынешней России «власть вытекает из собственности и покупается за деньги». Если бы об этом говорил визгливый музыкальный критик, можно было бы на это не обратить внимание. Но об этом говорит доктор экономических наук. Можно подумать, что в стране, которая является лидером западного мира, в США, власть вытекает из нищеты, а деньги не играют никакой роли. Если бы кто-нибудь об этом говорил в сегодняшних США, где президентская избирательная кампания выходит на финишную прямую, то такого человека сочли бы с луны свалившимся. Фактор денег стал таким всеобъемлющим, что сегодня для кандидатов речь уже идет не о сотнях миллионов долларов: если кто-то реально хочет стать участником избирательной кампании, счет может перевалить за миллиард.

Мне уже приходилось писать, цитируя известного профессора из Беркли С. Фиша, что российский режим является не консолидированной демократией, он, скорее, характеризуется как «демофилия» (любовь к народу), где, в отличие от авторитарных петростейтс, рост цен на энергоносители сопровождается пропорциональным ростом потребления у населения. По мнению многих авторитетных западных исследователей, никогда российское общество не жило так богато, а российские граждане не потребляли так много. (Это, конечно, не означает, что страна уже достигла действительно высокого уровня благосостояния.) Кстати, многие либеральные экономисты критикуют Путина за то, что он непрерывно повышает зарплаты и пенсии бюджетникам. Но что, спрошу еще раз, предлагают либеральные экономисты, кроме призывов к большей демократии и заклинаний о меньшем государстве?

Действительно, страна все еще во многом зависит от нефтяной трубы, но крайне вульгарно было бы все проблемы российской экономики свести к трубе. На самом деле в стране есть сотни компаний вне сырьевого сектора, конкурентоспособных как на внутреннем, так и на внешних рынках, о чем упорно пишет «Эксперт». И в этих компаниях залог будущего экономического процветания.

Что предлагает Иноземцев в качестве альтернативы? Язык не поворачивается назвать это концепцией. Автор претенциозно называет это «превентивной демократией». В целом она сводится к банальностям типа того, что режим должен принимать «сигналы от граждан», «инкорпорировать оппозиционных деятелей и использовать их энтузиазм в борьбе с очевидными пороками властной пирамиды», а народу надо перестать любить «зарвавшуюся питерскую шпану». И эти люди хотят диалога и уважения к себе?

«Отказ учитывать мнение оппозиции» достиг своей кульминации в работе Открытого правительства под руководством премьера Медведева, где представлен весь спектр российской политики вплоть до представителей Алексея Навального.

Таким образом, налицо некий убогий политический манифест. В стране все плохо — вопреки всему позитивному, что происходит в экономике и в социальной жизни, — потому что ему так хочется. Оппозицию надо интегрировать во власть. Не ясно, правда, как этих «благородных», «умных», «талантливых», «креативных» людей инкорпорировать в ряды «питерской шпаны». И самое главное: либо вы сдадите нам власть и уберетесь восвояси, либо мы вам обещаем гражданскую войну. И с такой убогой политической программой эти люди хотят выступить в роли учителей жизни для страны и народа! Нет ничего удивительного, что наш народ, обладая инстинктом самосохранения, раз за разом отправляет эту шантрапу в помойку политической жизни.

 

Не допустить раскола. Необходимые шаги

Сказав все это, нельзя не отметить, что такая оголтелая антивластная и антипутинская кампания дает свои деструктивные результаты. В связи с имеющимся расколом в российских элитных кругах и пока что неявным расколом в самой власти нарастают элементы неопределенности, чреватые серьезными последствиями как для власти, так и для страны. Без правильного понимания политической ситуации и настоятельной необходимости предпринять ряд шагов для консолидации режима как будущее страны, так и лично Путина кажутся мне весьма неопределенными.

Первое. Необходимо окончательно осознать, что период любви лидера с народом уже в прошлом. Российское общество, равно как и элитные круги (хоть и не в столь явной степени), расколото.

Второе. Путину необходимо осуществить инвентаризацию собственного общественного, политического, институционального, интеллектуального, информационного ресурса. Вряд ли в нынешних условиях можно рассчитывать на то, что какими-то частичными уступками или «морковкой» можно успокоить отдельные группы людей или перетянуть на свою сторону те или иные знаковые фигуры из среды оппозиции. Со стороны общества, особенно радикальных кругов оппозиции, это воспринимается, скорее, как слабость властей и еще больше подогревает аппетиты ее лидеров. Есть угроза, что, потеряв страх перед властью, значительная часть как оппозиции, так и элитных кругов потеряет к ней и уважение.

Третье. Не совсем понятно, почему сегодня теперь уже премьер Медведев находится все еще вне зоны критики в отличие от действующего президента.

Четвертое. Очевидно, что политическая сила Путина в период с 2000-го по 2011 год определялась не только силовыми структурами государства и бюрократическим аппаратом. Она была в прямой связи с народом и в его поддержке. Огромную роль в связке лидера и народа играло телевидение. Сегодня ситуация радикально изменилась. Если еще недавно для политической мобилизации своего электората было достаточно одного телевидения, то сейчас, в условиях политической, региональной, информационной расколотости общества, требуется институциональное оформление своих сторонников как необходимого фактора политической мобилизации. Во время президентской избирательной кампании эта мобилизация оказалась весьма успешной. Но становится очевидным, что Россия вступила в пору политической зрелости и что в расколотом в идеологическом и политическом отношении обществе есть потребность в институте, который постоянно занимался бы политической мобилизацией общества в поддержку власти в противовес антивластным мобилизационным действиям оппозиции. Видимо, требуется ускорить трансформацию Общероссийского народного фронта в эффективно функционирующую политическую партию — политическую опору для президента.

Пятое. Думаю, власти переоценивают возможности собственного информационного ресурса. Режим практически потерял контроль над большинством печатных СМИ. Контроль над телевидением часто является иллюзорным.

Шестое. Очевидно, что режим нуждается в интеллектуальной мобилизации. Лидеры оппозиции, как уже говорилось, пытаются представить власть тупой и преступной, с которой не могут иметь дело «рукопожатные» и уважающие себя люди. Реальная мобилизация идеологически и политически мотивированных здравомыслящих людей, способных показать интеллектуальное убожество своих политических противников, — настоятельная необходимость для режима.

И это, как уже сказано выше, лишь небольшая часть того, что нужно сделать, чтобы власть обрела уверенность в своих политических, интеллектуальных и информационных возможностях.

 

Россия снова на развилке

Стал печальной традицией тот факт, что Россия раз за разом повторяет собственные циклы. Переходя из одного состояния в другое, страна не может завершить переход от одномерности к многомерности, от жесткой властной вертикали к множественности центров силы, представляющих интересы различных социальных слоев. Снова после хаоса 1990-х годов и последующего экономического роста российское общество стоит перед развилкой. В очередной раз мы сталкиваемся с ситуацией, когда уровень жизни и благосостояния вырос, но обществу этого недостаточно, и люди, в особенности так называемый креативный класс, хотят более быстрых улучшений и становятся крайне чувствительными к любым проявлениям коррупции, беззакония и произвола со стороны властных структур.

История повторяется. В XIX веке нечто подобное сложилось в российском обществе в результате реформ Александра II, когда растущие ожидания и общественные настроения привели к разгулу революционного террора. В 1917 году, уже при Николае II, социально-экономический подъем завершился неспособностью власти справиться с накалом общественных настроений, и, как следствие, произошел коллапс. Потом была перестройка при Михаиле Горбачеве, когда власть не смогла справиться с общественно-политическими силами, раскрепощенными со стороны этой же власти. И мы в очередной раз потеряли нашу страну.

Ситуация, в которой сегодня оказалась Россия, — не исключительная для нашей страны история. Этот феномен блестяще описан Алексисом де Токвилем применительно к Великой французской революции. Так называемую революцию растущих ожиданий проходили и Россия, и Китай, и все другие переходные общества. Самое важное — какой ответ дает власть на новые вызовы, возникающие в результате раскрепощения граждан? Тут возможны три варианта. Первый тип реакции известен российской истории. Кстати, об этом опыте нашей страны вспоминали на завтраке Сбербанка в рамках «Валдайского клуба». Ужасная ситуация российской действительности XIX века — царь-освободитель, которого все ненавидят, при том что он делает все для развития демократии, новых общественных и государственных институтов. После убийства царя его преемник Александр III решает, что называется, «подморозить» страну. Мы все знаем, к чему это привело. «Подмороженная» Россия в 1917-м показала миру, что в результате этой «подморозки» так и не сложилась культура горизонтальных отношений в рамках закона определенных процедур, где разрешались бы конфликты институционально оформленных интересов. В итоге мы получили революцию, после которой возникла такая политическая власть, по сравнению с которой царское самодержавие Николая II выглядело вершиной демократии.

Увы, есть и второй тип реакции на вызовы переходного общества, на революционные настроения, вызванные растущими ожиданиями. Это безволие властей, неспособность направить новые силы в созидательное русло, что также, как правило, приводит к распаду государства. У нас такое было дважды — в XX веке при правлении таких безвольных и слабых лидеров, как Керенский и Горбачев. Ни у одной страны мира нет такого опыта — дважды за век потерять страну в результате реформ и модернизации. Но на сегодня российской истории известны только два способа реакции на растущие потребности общества — либо слом власти, а в результате хаос и неуправляемость, либо «подмораживание» общественно-политической жизни страны.

Но мир знает и третий тип реакции — появление нового лидера, видящего вектор движения вперед, знающего, куда направить энергию новых раскрепощенных социальных сил, понимающего, как способствовать институциональному оформлению этих интересов и как установить жесткие рамки, в которых они должны взаимодействовать, добиваться согласия и компромиссов. При этом такой лидер без колебания принимает жесткие решения и идет даже на применение насилия по отношению к силам, которые пытаются своей нетерпимостью и радикализмом вызвать хаос и неуправляемость, что в итоге всегда приводит к подрыву процесса реформ и модернизации. Самый наглядный и масштабный пример такого лидера — величайший политик XX века Дэн Сяопин. С одной стороны, он решительно применил силу при разгоне антивластных сил манифестантов на площади Тяньаньмэнь, но при этом, в отличие от Александра III, он не стал «подмораживать» Китай, решительно продолжил реформы в экономике и социальной жизни. В результате китайцы добились колоссальных успехов практически во всех секторах экономики. Да, в политической сфере были определены «красные линии», через которые никому не разрешается перешагнуть, но в остальном эта высвободившаяся творческая сила была направлена на развитие промышленности, науки, сельского хозяйства, экономики страны в целом. Результаты политики Дэн Сяопина проявились и в том, как Китай блестяще справился с экономическим кризисом 2008 года.

Удастся ли России на развилке пойти по такому же пути — вопрос, на который мы уже вскоре получим ответ. Станут ли новые законы, которые многие у нас в стране и за рубежом воспринимают как репрессивные и направленные на то, чтобы «подморозить» страну, конечной остановкой, или наряду с законами, упорядочивающими отношения властей с новыми общественными силами и институтами, будут приняты решительные шаги по продвижению экономических реформ, создающих предпосылки для формирования более эффективной модели экономики, а со временем и более совершенной политической системы.

На данный момент обнадеживающими сигналами можно назвать появление Агентства стратегических инициатив, института омбудсмена по бизнесу, попытку властей мобилизовать как общественные, так и государственные институты на борьбу с коррупцией, происходит изменение законодательства в предпринимательской сфере, направленное на смягчение наказаний за экономические преступления, и целый ряд других мер. Но пока сложно однозначно сказать, смогут ли эти реформы привести к тому, чтобы в обозримой перспективе мы получили многочисленный средний класс, чтобы за экономическими успехами и уровнем качества принимаемых решений стали заметны качественные изменения институтов, которые сделают Россию действительно продвинутой страной с диверсифицированной экономикой и демократической политической системой. Для всего этого необходим новый тип лидерства, которого в российской действительности пока не было. И, как правильно отметил Герман Греф на том же завтраке, отнюдь не общество должно сформулировать запрос на такой тип лидерства. У руководителей Китая или Сингапура было свое видение развития страны, они предъявили его обществу, а потом последовательно и твердо вели людей по намеченному пути. Они понимали, как надо провести страну между Сциллой хаоса и Харибдой диктатуры. Сделать то, чего России никогда не удавалось. Уже очевидно, что тип экономики, в котором Россия развивалась в 2000-х годах, исчерпал себя. Если у страны за ближайшие годы не будет реального рывка в экономической и социальной сфере, то есть угроза впасть в жесткий авторитарный режим или неуправляемость. Власть должна совершить очень сложный маневр для достижения этой цели. Для этого потребуются качества сильного лидера у нынешнего российского руководства для принятия волевых решений и, что самое важное, для реализации этих решений.

Есть мнение, что у Путина есть понимание своей миссии и он вернулся в третий раз на пост президента, чтобы эту миссию реализовать. В ходе избирательной кампании в своих статьях и во время многочисленных встреч он неоднократно говорил, что он хотел бы увидеть в результате своей деятельности Россию с диверсифицированной современной моделью экономики, где доминируют высокотехнологичные отрасли, и эффективную политическую систему, где «ручное» руководство будет применяться в исключительных случаях, а нормой будет эффективная работа институтов, которые в определенных законом пределах будут отвечать на все внутренние и внешние вызовы.

На очередном распутье судьба России в значительной степени зависит от воли и решительности сильного лидера, и если Путину удастся провести Россию между Сциллой хаоса и Харибдой диктатуры и поставить страну на модернизированные рельсы развития, у него есть все шансы претендовать на лавры Дэн Сяопина XXI века.

 

Итоги думских выборов

Прошедшие выборы в Госдуму и ряд комментариев к ним вынудили меня высказать некоторые соображения как по поводу выборов, так и по поводу этих комментариев. Во-первых, вызывает удивление, что в некоторых комментариях (А. Коэн, 6.12.2011 — The National Interest online) говорится о неожиданных потерях партии «Единая Россия». На самом деле тут не было никакой неожиданности. Еще больше года назад Владислав Сурков говорил, что «Единая Россия» не будет иметь конституционного большинства, а он обычно знает, что говорит. А за последние месяцы до выборов все социологические опросы, в том числе и опросы уважаемого у либералов «Левада-Центра», показывали, что «Единая Россия» может рассчитывать на голоса избирателей, пришедших на выборы, в пределах от сорока пяти до пятидесяти пяти процентов. Именно поэтому все разговоры о массовых фальсификациях выборов не выдерживают никакой критики, при том что, наверняка, были отдельные серьезные нарушения в ходе выборов. Но они никак не могли решительно повлиять на окончательный результат, так как итоги выборов соответствуют даже самым консервативным оценкам «Левада-Центра», который не испытывает никаких симпатий по отношению к действующей власти. Во-вторых, многие наблюдатели пытаются представить результаты этих выборов как поражение как для партии «Единая Россия», так и для Путина. Но такой результат для партии, которая занимает доминирующие позиции в российской политике в течение последних уже почти десяти лет и которая была правящей в период, когда страна проходила через серьезные социально-экономические испытания мировым кризисом, можно считать вполне достойным. Не говоря о том, что этот результат считался бы блестящей победой для любой западной партии, находившейся у власти во время мирового экономического кризиса.

Особого рассмотрения заслуживает возможная связь результатов «Единой России» с шансами В. Путина на мартовских президентских выборах 2012 года. Я более чем уверен, что, если бы 24 сентября, после того как президент Д. Медведев выдвинул кандидатуру В. Путина на пост президента, президент подал бы в отставку, тогда можно было бы совместить президентские выборы с выборами в Госдуму и В. Путину удалось бы использовать свою харизму и уровень поддержки и обеспечить победу не только себе, но и «Единой России». При этом «Единая Россия» получила бы как минимум на десять процентов больше голосов, чем она получила на выборах 4 декабря: по данным того же «Левада-Центра» прямо накануне выборов рейтинг его поддержки был более шестидесяти процентов (остается только гадать, откуда А. Коэн (в уже упомянутой выше статье) взял тридцать один процент). Ведь 24 сентября произошло нечто, что в значительной степени сконфузило как страну, так и значительную часть электората «Единой России». Хоть партия и создана под В. Путина, список возглавил действующий президент, а в сложившейся ситуации премьер не смог провести полноценную кампанию в качестве лидера партии и использовать свою харизму и мобилизационные возможности. В таком случае пришлось бы оставить действующего президента в тени, что было бы некорректно со стороны В. Путина. Но с другой стороны, и Д. Медведеву не удалось провести полноценную, убедительную кампанию, так как «Единая Россия» — это не его партия и у него далеко не та харизма и не те мобилизационные возможности, которыми обладает В. Путин. На мой взгляд, помимо экономического кризиса, усталости от «Единой России», растущих ожиданий от власти со стороны электората и целого ряда других факторов, отсутствие явного лидера во время кампании для партии, созданной под лидера, и стало основной причиной не столь убедительной победы «Единой России». Более интересным мне кажется мнение Пола Сондерса о том, что в результате выборов «Единая Россия» и, что особенно важно, В. Путин потеряли ауру неуязвимости (П. Сондерс, 7.12. 2011). Мне кажется, что потеря неуязвимости пойдет на пользу как В. Путину, так и стране, предотвратит власть от забронзовения, заставит принимать более эффективные меры в экономической и социальной политике, совершенствовать систему обратной связи между властью и обществом, с тем чтобы своевременно и эффективно реагировать на идущие от общества сигналы.

Хотел бы обратить внимание еще на одно обстоятельство: многие либеральные политики и аналитики как в России, так и на Западе пытаются выдать желаемое за действительное и представить выборы, прошедшие в России, как сокрушительное поражение для В. Путина и чуть ли не начало «Арабской Весны» для России. Они поспешили напомнить В. Путину о судьбе Мубарака и Каддафи. Нет ничего удивительного в том, что российские либеральные экстремисты традиционно готовы поджечь собственный дом назло власти, также не удивляет, что реальный политический процесс как в России, так и в Арабском мире ничему не учит российских либералов, но удивляет, что «Арабская Весна» и распространение ее на другие страны ничему не учит и западных либералов и не только либералов.

Еще в начале года, во время событий в Египте, мне приходилось писать, что в результате ухода Мубарака в Египте ожидается либо установление военной диктатуры, либо приход к власти религиозных фундаменталистов. В ближайшие десятилетия либералы не смогут претендовать на серьезное влияние в египетской политике. Прошедшие выборы в полной мере доказали правоту моего прогноза: победа «Братьев-мусульман» и Салафитов на прошедших в Египте парламентских выборах делает будущее этой страны и этого региона в целом весьма и весьма неопределенным. Как показали результаты думских выборов в России, относительная неудача «Единой России» не привела к росту влияния и силы либералов. Свои позиции на выборах укрепили правые и левые национал популисты.

Как в России, так и на Западе, либеральным экстремистам следовало бы избавиться от ослепляющего их антипутинизма и от наивного представления о том, что все, что плохо для В. Путина хорошо для них, и еще раз попытаться извлечь уроки, как из опыта российской политической истории, так и из совсем еще недавних Египетских и Ливийских событий. Иначе, как бы прозрение, выраженное в бессмертной формуле А.С. Пушкина, что в России по-прежнему единственным европейцем все еще является правительство, не пришло к ним слишком поздно.

 

Почему власти удалось перехватить инициативу у оппозиции

Этот год, скорее всего, войдет в историю как один из самых драматичных в политическом отношении годов в истории новой России и встанет в один ряд с двумя другими — 1993-м и 1996-м. Но если тогда власти столкнулись с оппозицией, которая добивалась реванша и возвращения страны назад к социализму в той или иной модификации, то в 2012-м власти столкнулись с политическими силами, которые сами и создали в течение последних 10 лет своей успешной деятельностью по формированию нового среднего класса.

Часто поражение власти происходит не только в результате собственных неудач, но и в результате своих же успехов, и, как когда-то замечательно написал один из величайших экономистов XX века Джозеф Шумпетер, капитализм погибнет не в результате своих неудач, как предрекал Маркс, а в результате своих успехов. Так же и власти часто оказываются жертвами сил, которые они же сами создают, но в конечном итоге оказываются не в состоянии с ними справиться.

2012 год стал очень важным в истории России и по другой причине. Власти продемонстрировали, что они в состоянии не только раскрепощать творческую энергию людей, но и держать эту энергию в определенных границах, не прибегая к масштабным, жестким, репрессивным мерам.

2012 год продемонстрировал наивность и неадекватность многочисленных и довольно поверхностных суждений о том, что эта власть не имеет эффективной институциональной системы, серьезной социальной базы и что любое более или менее значительное массовое движение может свергнуть ее.

Власть продемонстрировала, во-первых, что политический лидер, который шел на выборы на пост президента, реально пользовался и пользуется массовой поддержкой, и что у российской власти достаточно институциональных механизмов для того, чтобы мобилизовать эту массовую поддержку. Мы оказались свидетелями того, как многотысячным демонстрациям оппозиции были противопоставлены гораздо большие по масштабам и по численности демонстрации. Сотни тысяч людей действительно показали в Москве, в Питере и в других крупных городах, что эта власть реально пользуется поддержкой и что она в состоянии себя защитить.

Несмотря на многочисленные и огульные обвинения в адрес Кремля, что он глух к сигналам общества, на самом деле власти продемонстрировали: они слушают общество, они воспринимают эти сигналы очень серьезно и готовы адекватно ответить на вызовы, которые бросаются ей со стороны разумной части оппозиционно настроенных сегментов общества, не готовых больше мириться с разгулом коррупции, беззакония и произвола, проявляющихся во многих сферах жизнедеятельности общества.

Очень быстро и эффективно власти пошли на удовлетворение практически всех требований протестующих по реформе политической системы. Среди принятых мер следует отметить облегчение регистрации политических партий, уменьшение порога прохождения в Государственную думу, прямые выборы губернаторов. На очереди решения о возвращении одномандатных округов на выборах в Государственную думу и прямые выборы членов Совета Федерации. То есть власти фактически перехватили у оппозиции инициативу по вопросу о реформе политической системы.

Кроме того, власти перехватили инициативу у оппозиции еще в одном очень важном направлении. Разворачивающаяся сегодня практически во всех сферах антикоррупционная борьба втягивает в свою орбиту все новые и новые как отрасли экономики, так и политических деятелей высокого и высшего ранга по всей стране. Она фактически оставила в тени все доклады и исследования, в которых оппозиция обвиняла действующую власть в неспособности справиться с всепроникающей коррупцией, ставшей главным препятствием для эффективного экономического и политического развития страны.

Сегодня трудно уже говорить о том, что борьба с коррупцией — это очередная кампания, ограниченная как по своим масштабам, так и по последствиям, чтобы сбить накал антивластных выступлений, привлечь на свою сторону интеллигенцию и наиболее активный творческий сегмент российского общества. Стало очевидным, что если даже изначально были поставлены довольно скромные цели и задачи в борьбе с коррупцией, то, как это часто бывает, действия и властей, и разных социальных сил имеют свои непредвиденные последствия. В результате, на мой взгляд, как по своим масштабам, так и по глубине борьба с коррупцией сегодня обрела свою собственную логику и вряд ли просто так можно этот процесс остановить без нанесения серьезнейшего урона политическим перспективам действующего президента и действующей власти. Теперь уже продолжение этой борьбы и достижение реальных результатов в этом отношении являются экзистенциальной проблемой для власти.

Говоря об итогах уходящего года, нельзя не отметить действия властей еще в одной, возможно, наиважнейшей сфере деятельности.

Много было сказано, начиная еще с коммунистических времен, о том, что страну нужно снимать с нефтегазовой иглы, надо развивать экономику вне сырьевого сектора, надо формировать благоприятную среду для развития малого и среднего бизнеса. Сегодня мы можем отметить, что и в этой сфере есть определенные подвижки. Создаются институты, которые могли бы способствовать движению России в этом направлении. Речь идет о создании института омбудсмена по бизнесу не только на федеральном уровне, но и на уровне регионов. В этом отношении трудно переоценить роль Агентства стратегических инициатив, призванного обеспечивать законодательную, административную и финансовую поддержку как уже зарекомендовавшим себя на рынке успешным компаниям вне сырьевого сектора, так и новым бизнес-проектам в наиболее перспективных сферах экономики XXI века.

От успешной работы этих институтов во многом зависит ответ на вопрос, удастся ли нынешней власти сформировать ядро нового среднего класса в качестве опоры нынешнего политического режима. И только в этом случае будут посрамлены те критики президента и его команды, которые считают, что нынешняя власть проиграла борьбу за новый средний класс, и ее опора — в старом рабочем классе в лице «Уралвагонзавода» и в работниках бюджетной сферы, полностью зависящих от государства.

Энергичные и эффективные действия путинской администрации привели к тому, что год, который начался с апокалиптических ожиданий краха действующей власти и торжества радикальной оппозиции, закончился тем, что власти институционально, политически и идеологически значительно укрепили свои позиции, осуществили колоссальный маневр, перехватили инициативу у оппозиции по всем основным направлениям политической и экономической жизни. А это в конечном итоге привело к углублению раскола самой оппозиции. Действия властей если и не вернули полностью уважение и доверие значительной части протестующих на Болотной и на проспекте Сахарова, то тем не менее убедили в том, что лучше договариваться с неидеальной, но вполне вменяемой властью, чем следовать бредовым и абсолютно безответственным лозунгам и призывам той части радикальной оппозиции, которая вышла из околожурналистской и околобогемной тусовки.

Сегодня мы видим, что президент со своей командой твердо держат инициативу в своих руках и сами формируют повестку дня как для экономической, так и для политической сфер жизни страны. Но чтобы эти позитивные сдвиги стали устойчивой тенденцией в российской социальной жизни, их необходимо закрепить в будущем как в реальных достижениях в борьбе с коррупцией, так и в масштабных свершениях в экономике вне сырьевого сектора.

 

Наши Передоновы

В последнее время в социальных сетях, в российских и некоторых иностранных СМИ получила широкое хождение информация о том, что в России идет очередная волна давления на свободу слова. Ее жертвой стал ни в чем якобы не повинный профессор Андрей Зубов, который в целом ряде своих интервью и в публикации в «Ведомостях» выступил против российской политики по отношению к Крыму и Украине.

Я не сторонник посвящать свои работы кому-либо персонально, если только перед нами не люди уровня Токвиля, Макиавелли, Платона, не хочу мелочиться и опускаться до уровня грязи. Но поскольку Зубова поднимают на щит сомнительные люди по обе стороны океана — на Западе, в США, в Европе, да и в самой России, хотелось бы вкратце остановиться на некоторых чудовищных искажениях, подтасовках и фальсификациях профессора.

Чтобы представить российские власти исчадием ада, Зубов пытается провести сомнительные параллели российских действий в Крыму с политикой Адольфа Гитлера накануне Второй мировой войны. Думаю, что историку, да еще и обремененному степенями, следовало быть более аккуратным в своих оценках того, что на самом деле происходило в немецкой истории. Нужно отличать Гитлера до 1939 года и Гитлера после 1939 года и отделять мух от котлет. Дело в том, что пока Гитлер занимался собиранием земель, и если бы он, как признается сам Зубов, был бы славен только тем, что без единой капли крови объединил Германию с Австрией, Судеты с Германией, Мемель с Германией, фактически завершив то, что не удалось Бисмарку, и если Гитлер бы остановился на этом, то остался бы в истории своей страны политиком высочайшего класса.

Однако величайшим злодеем он остался в истории потому, что поставил перед собой и Германией бредовые идеи мирового господства, объявив целые народы неполноценными, попытавшись утвердить превосходство арийской расы над другими, «менее полноценными», и поставив своей целью уничтожение десятков миллионов славян, евреев, цыган и других этносов. Именно эти бредовые идеи привели к такому печальному концу как Гитлера, так и всю Германию. И все это не имело никакого отношения к объединению Германии и собиранию немецких земель.

Надо сказать, что не он один был поборником собирания земель. Помимо Бисмарка и Коля, необходимо отметить еще одного человека, который вошел в историю в этом качестве и скульптура которого высечена на горе Рашмор в Южной Дакоте. Речь идет о президенте Абрахаме Линкольне, прославленном в знаменитом монументе прежде всего по той причине, что он не допустил распада американского государства и ценою сотен тысяч жертв и неслыханных страданий сохранил его целостность. И ни для кого не секрет, что собиратели земель в истории каждого народа занимают почетное, важное место в национальном пантеоне героев.

И еще одно обстоятельство, о котором хотелось бы здесь сказать. Даже школьникам известно, что истоки Второй мировой войны — в жесточайших условиях Версальского договора, положения которого унизили немецкий народ, расчленили германские земли, наложили на Германию кабальные условия мира.

Именно Версальский мир способствовал победе фашизма и реваншизма, и народ восстал для ликвидации этого национального унижения и национального позора. Увы, к сожалению, это восстание народа против несправедливого мирового порядка оказалось замешано еще и на человеконенавистнической идеологии фашизма.

Но, конечно, после Второй мировой войны Западом были извлечены определенные уроки, и поэтому после победы в 1945 году западные державы решили помочь восстановлению разрушенных немецкой и японской экономик, поспособствовать установлению в этих странах демократических институтов, интегрировав побежденных в послевоенные экономические, военно-политические и социальные структуры.

Чего, к слову сказать, не было сделано после распада Советского Союза Западом в отношении России. Американцы не были готовы интегрировать Россию после распада Советского Союза в новые экономические, военно-политические институты, но, напротив, попытались ослабить, изолировать Россию и поживиться за счет ее.

Мне часто приходилось говорить о том, что, видимо, теоретически были возможны три стратегии Запада после распада Советского Союза по отношению к России.

Первая стратегия — это полное разрушение России как единого государства путем создания нескольких государств на ее территории. Таким образом удалось бы ликвидировать Россию как субъект мировой политики, как не только глобальную, но и серьезную региональную державу.

Вторая стратегия — интеграция России в западные экономические и военно-политические структуры путем активной помощи в восстановлении и модернизации российской экономики и российской политической системы. На это очень рассчитывали российские либералы, да и российское общество, в подавляющем своем большинстве настроенные прозападно и проамерикански.

Третья стратегия — стратегия мелкого вора-карманника, жулика-щипача. Заключается она в том, чтобы брать то, что плохо лежит, пользуясь временной слабостью России и, конечно, отрывать от нее куски — Восточную Европу через расширение НАТО, советские республики, Прибалтику, а потом уже и Украину, и Грузию, создавая, как Бжезинский писал в 1993 году, геополитический плюрализм на постсоветском пространстве.

Оба первых варианта требовали бы масштабных политиков с колоссальными лидерскими качествами. Действия и по ликвидации России как фактора мировой политики, и по ее интеграции в мировую систему потребовали бы очень серьезных усилий и глобального видения, что из этого получится. В век нищеты лидерства, о чем я неоднократно писал еще в 2004–2005 годах, это привело к тому, что победила стратегия мелкого жулика, мелкого вора-карманника и щипача. Таким образом, на вооружение была взята стратегия сохранения России в экономическом и военно-политическом слабом состоянии, зависящем от Запада.

Многие стали говорить, что это фактически стало новым Версалем, унижением российского народа и российского государства и это со временем неминуемо должно было дать свои негативные последствия в виде резкого обострения отношений между Россией и Западом, что, собственно говоря, и произошло. Поэтому если сегодня кого-то и можно винить в конфликтном осложнении по линии Запад — Россия, то точно не Россию.

Теперь хотелось бы вернуться к Зубову и к крымской ситуации.

Все годы после распада Советского Союза Зубов выступал за реституцию, за возвращение собственности, отнятой большевистским режимом у прежних владельцев. В связи с этим у меня вызывает крайнее удивление, что, осуждая преступный режим большевиков, которые творили произвол, Зубов не видит, что в случае с Крымом тот же режим тоже совершил преступление: огромная территория русской земли была передана другой республике, а в конечном итоге она оказалась и в другой стране.

Странно, что его любимая идея реституции почему-то не распространилась и на Крым, ведь он же должен был быть в первых рядах с требованием вернуть Крым России, чтобы исправить преступное решение преступного режима большевиков. Как ни странно, в этом вопросе гораздо более мужественным и гораздо более справедливым человеком оказался Михаил Горбачев, который отметил нелегитимный характер передачи Крыма Украине и приветствовал возвращение Крыма России. За это особое спасибо Михаилу Сергеевичу, по отношению к которому я был в последние десятилетия настроен весьма и весьма критично.

Не могу не вспомнить и экспертную деятельность Андрея Зубова, который в конце 1980-х консультировал Андрея Сахарова и Галину Старовойтову по вопросу Нагорно-Карабахского регулирования: ведь все прекрасно помнят, что и Андрей Дмитриевич, и Галина Васильевна были твердыми сторонниками права армянского народа НКАО на самоопределение. Ведь и в случае с Крымом, и в случае с Нагорным Карабахом была однозначно выражена воля народа.

Кстати, не могут не вызвать удивления мерзкие, фальшивые и, в общем-то, абсолютно невежественные утверждения Зубова о том, что русских на Украине никто не притеснял.

Отмечу, несколько, на мой взгляд, характерных фактов.

Согласно переписи 1989 года в СССР, на Украине проживало 12 млн русских. На основе переписи 2002 года можно сделать вывод, что на Украине русских осталось 7,5 млн человек. Почти 5 млн русских пропали. Это не объясняется ни трудовой миграцией, ни резким ухудшением демографической ситуации именно русских. Это объясняется только одним: интенсивной, форсированной украинизацией русских и русскоговорящих через мощнейшее давление и сужение ареала русского языка. До 2011 года для поступления в высшее учебное заведение, за исключением Симферопольского университета в Крыму, во всех других вузах надо было пройти собеседование на украинском языке, что создавало колоссальные проблемы для тех, кто окончил русские школы.

Если в Киеве в 1991 году было 165 русских школ, то к настоящему времени их осталось всего лишь 5. И это число имеет тенденцию к уменьшению. Ликвидируется русская литература, часы обучения русскому языку.

Мне много раз приходилось бывать в Крыму, видеть огромные, многотысячные демонстрации в Севастополе, в Симферополе людей, которые со слезами на глазах обращались к России за помощью и поддержкой, чувствуя, что у них нет будущего в рамках этого государства, где во всех сферах: культурной, языковой, в политике — практически доминировали радикальные националисты с Запада, создающие учебники, где культивировалась ненависть к России.

Так что и по вопросу о праве нации на самоопределение, и по вопросу о собирании земель, и о произвольных параллелях российских действий с фашизмом, где вообще трудно найти какую-либо взаимосвязь, потому что, как говорили в Тбилиси, «где Кура и где мой дом?». Где фашистские идеи о «неполноценных» народах и уничтожении миллионов и где право нации на самоопределение и политика по воссоединению российского народа?

Не могу пройти мимо еще одного обстоятельства, связанного с желанием Зубова судиться с МГИМО из-за того, что руководство института решило уволить его за публичное выступление, идущее вразрез с интересами и репутацией учреждения, которое находится в ведении МИД России.

Несмотря на разгромную, политически мотивированную и невежественную по существу критику политики президента и МИДа, он обосновывает свое право оставаться в МГИМО тем, что, по его мнению, МГИМО не должен готовить «лакеев власти», видимо, думая, что МГИМО должно готовить кадры для «демшизы». Хотя очевидно, что в Москве для этого есть другие учебные заведения — такие, как созданная Соросом Российская экономическая школа или Высшая школа экономики.

Для вменяемых людей очевидно, пишу это как выпускник и профессор МГИМО, что институт готовит не «лакеев режима или власти», как он выражается в своем интервью «Новой газете», а специалистов, которые отстаивают национальные интересы, и что дипломатия — это своеобразная военная служба, потому что дипломаты на дальних подступах защищают страну, чтобы, не дай Бог, на ближних для обороны государства не потребовались бы вооруженные силы. Поэтому подготовка дипломатов — это не подготовка людей для участия в тусовках «Клуба веселых и находчивых».

Это воспитание людей, которые должны быть готовы отстаивать национальные интересы страны и профессионально и умело это делать. Если каждый дипломат будет на своем месте формулировать свое понимание национального интереса и следовать этому в своей деятельности, а каждый военный на своем месте определять военные задачи страны, то, конечно, от государства останутся рожки да ножки. В частном порядке никто не мешает им обсуждать и высказывать разные суждения, но, очевидно, что есть определенные обязательства перед работодателями, которые не перечеркивают никакие гарантированные Конституцией права и свободы человека. Американский пример взаимоотношений между работодателями и сотрудниками весьма показателен. Свобода слова и даже первая поправка к Конституции США абсолютно не гарантируют безнаказанность профессоров университетов или сотрудников СМИ, если их линия поведения вступает в противоречие с курсом учебного заведения.

В Соединенных Штатах уволенные различными колледжами и университетами профессора часто заявляют о том, что они пострадали за политическую активность или даже за отдельные высказывания, в том числе и в социальных сетях.

Важно понимать, что знаменитая первая поправка к Конституции США защищает свободу слова граждан от государства, однако она имеет ограниченное воздействие на регулирование отношений работодателя и наемного работника. Именно этой особенностью законодательства США активно пользуются американские работодатели, в том числе университеты, колледжи и СМИ, когда считают, что те или иные высказывания их сотрудника могут нанести ущерб их репутации. Более того, зачастую эти увольнения происходят без объяснений со стороны работодателей или несмотря на серьезную общественную критику, как это было, например, в случае с журналистом Национального общественного радио Хуаном Уильямсом и редактором CNN Октавией Наср. Уильямс потерял работу после того, как сказал, что из-за терактов опасается летать на самолетах с людьми в мусульманской одежде, Наср — после того, как заявила, что основатель движения «Хезболла» вызывает ее уважение.

Также необходимо подчеркнуть, что крупные университеты постоянно обновляют собственные внутренние документы по этим вопросам, чтобы максимально прояснить данный сюжет для своих сотрудников и обезопасить себя от возможных судебных исков в дальнейшем. В частности, сегодня эти документы обновляются на предмет ответственности преподавателей и сотрудников вузов за их высказывания в социальных сетях. С этой точки зрения если МГИМО и можно за что-то упрекнуть, то за максимальную транспарентность в истории с Зубовым: если бы подобный случай произошел в США, господин Зубов не только потерял бы работу очень быстро, но даже и не был бы удостоен столь подробных объяснений.

В списке ниже выбраны только отдельные примеры увольнений преподавателей в США за высказывания на самые разные темы.

Зубов проявляет себя абсолютно непрофессионально как историк, аморально как исследователь по отношению к своей стране, но, помимо этого, он еще и ведет себя непорядочно по отношению к своему работодателю — МГИМО. Он фактически гадит там, где ему и его семье обеспечили возможности для получения хорошего образования. Фактически он поступает как известный персонаж бессмертного романа Сологуба «Мелкий бес» Передонов, который плевался по углам дома, подошвами своих ботинок пачкал обои и получал от этого огромное удовольствие, потому что это соответствовало его природе. Мне кажется, вот так мелко вредить и наслаждаться этим и есть потрясающее качество сегодняшней российской «демшизы», ненавидящей собственную страну и ее историю.

Увы, во всей нашей «демшизе» явно есть что-то бесноватое.

 

Наши Передоновы-2

В ответ на публикацию моей статьи «Наши Передоновы» в «Известиях» посыпались тысячи комментариев, но я сознательно выдержал некоторую паузу, чтобы понять, до каких «высот» может «подняться» бесовство российской «демшизы».

По ходу чтения критики я с удовольствием вспоминал слова одной из ранних работ молодого Маркса, столь впечатлившие меня еще в аспирантские годы, о том, что «грани маразма безграничны». Никакого желания отвечать на многочисленные комментарии не было, так как одни реагировали и искажали то, что я написал, по глупости, другие — по подлости.

Не могу же я полемизировать с, вежливо выражаясь, обладателями неустойчивой психики или людьми, лишенными моральных представлений?!

Однако комментарии перекинулись за океан и стали появляться в англоязычных блогах, а затем и в таких, как принято считать, респектабельных изданиях, как «The Washington Post» и «The New York Times». Там также, на удивление, тиражировались все искажения и фальсификации российской демшизоидной блогосферы и отдельных явных клиентов психиатров. И вот тогда возникла необходимость поговорить о тех журналистских стандартах, которые сегодня существуют и должны применяться даже для самых «респектабельных» СМИ.

В этой статье хотелось бы остановиться на всех этапах рождения и тиражирования фальсификаций, начатых нашими либерал-большевистскими СМИ и транслированных западными.

В моей статье наибольшее внимание комментаторов привлек пассаж, где я призвал различать внешнюю политику Гитлера до вторжения в Польшу в 1939 году и после. Так как статья была написана в ответ на публикацию профессора Зубова, вышедшую в «Ведомостях», где он говорил о собирании Гитлером немецких земель без капли крови и без единого выстрела, и там не было ни слова о преступной внутренней политике Гитлера, которая известна в России каждому школьнику, то и я, естественно, реагировал на этот аспект деятельности Гитлера и отметил, что, если бы он только занимался собиранием немецких земель, тем более без капли крови и без единого выстрела, он был бы политиком высочайшего класса для своего народа. Вот что об этом писал в «Ведомостях» Зубов, описывая историю присоединения к Германии Австрии, Судет и Мемеля (март 1938 — март 1939 года):

«И все казалось таким лучезарным. И слава Гитлера сияла в зените. И перед Великой Германией трепетал мир. Присоединение областей и стран к Рейху без единого выстрела, без единой капли крови — разве фюрер не гениальный политик?» («Ведомости» 01.03.2014).

Риторический вопрос автора, думаю, имеет, по крайней мере для Зубова, однозначно положительный ответ.

Я, конечно, не поднялся до таких высот в прославлении Гитлера, но допустил, что если бы он занимался только собиранием земель, то мог бы заслужить место рядом с Бисмарком. После вторжения в Польшу он уже перешел в иное качество во внешней политике. Он уже начал проливать моря крови и завоевывать чужие земли. Вот к чему относятся мои слова о том, что надо различать внешнюю политику Гитлера до 1939 года и после, до вторжения в Польшу и после.

Кстати, колумнист «The Washington Post» Ричард Коэн сразу понял, что я имею в виду, когда предлагаю различать Гитлера до 1939 года и после. Коэн пишет: «Нет сомнения в том, что Гитлер перешел черту в сентябре 1939 года, когда напал на Польшу, наконец-то вынудив Англию и Францию вступить в войну с Германией». Правда, Коэн так же, как многие российские комментаторы, критикует меня за то, что я не написал.

Зубов не писал о преступной внутренней политике Гитлера, и я не собирался об этом специально писать. Тем более что я считал, следующие фразы: «…величайшим злодеем он <Гитлер> остался в истории только потому, что поставил перед собой и Германией бредовые идеи мирового господства, объявив целые народы неполноценными, попытавшись утвердить превосходство арийской расы над другими, «менее полноценными», и поставив своей целью уничтожение десятков миллионов славян, евреев, цыган и других этносов. Именно эти бредовые идеи привели к такому печальному концу как Гитлера, так и всю Германию» — в достаточной мере проясняют мою позицию по отношению к Гитлеру.

Я считал и считаю, что Зубов, как и десятки западных политиков и аналитиков разного ранга, совершенно необоснованно сравнил действия Путина в Крыму с политикой Гитлера, так как в одном случае имели место человеконенавистническая идеология, стремление к уничтожению миллионов из числа «неполноценных народов», а в другом — то, чем занимались такие уважаемые в истории своих народов деятели, как Бисмарк, Линкольн, Гарибальди…

Я написал письмо в редакцию «The Washington Post», которое было опубликовано 26 апреля. Привожу текст полностью. Благо, он небольшой: для писем в редакцию главные американские газеты предоставляют объем от 150 до 200 слов.

«Я был поражен и возмущен тем, какие взгляды приписал мне Ричард Коэн (Richard Cohen) в своей статье от 22 апреля «Параллель между Путиным и Гитлером» (The Putin-Hitler parallel).

Вразрез с утверждениями г-на Коэна я прекрасно осведомлен об извращенной идеологии и чудовищных преступлениях Адольфа Гитлера. В статье, на которую ссылался г-н Коэн, я писал, что величайшим злодеем он [Гитлер]… (далее то, что я уже процитировал выше). Главная идея моей статьи заключалась в том, что Гитлер — это исключительное зло и его действия неуместно сравнивать с событиями, происходившими в Крыму. Колонка г-на Коэна не отражает мои взгляды.

Жестокая гитлеровская агрессия погубила в Советском Союзе более 20 млн человек и напрямую затронула практически все советские семьи, включая мою. Мой отец был тяжело ранен при обороне Москвы в 1941 году и выжил только потому, что нацисты приняли его за мертвого и оставили на территории, которую вскоре отбили советские войска. Я никогда об этом не забуду и всегда буду отвергать Гитлера и его методы».

В комментариях на мою статью особенно меня поразило, что, вместо опровержения моей критики Зубова, некоторые лидеры общественного мнения, как их называют в США, вдруг стали приписывать мне собственные фантазии о том, что я, предлагая отделить действия Гитлера до вторжения в Польшу 1939 году от действий после этого, видимо, имел в виду, что до начала Второй мировой войны он был «хорошим».

Начало этому положила редакционная статья в «Газете. ру» уже 4 апреля, на следующий день после выхода моей статьи, где у авторов, правда, еще хватило ума взять в кавычки слово «хороший» в словосочетании «“хороший” Гитлер», тем самым все-таки демонстрируя, что это — их собственная убогая или подлая интерпретация того, что я написал, а не прямое цитирование моей статьи, где, понятно, ничего не было о «хорошем» Гитлере.

Но в тот же день почин по фальсификации и навешиванию ярлыков подхватил некий Владимир Кара-Мурза уже в США. На сайте журнала «The World Affairs» он опубликовал заметку под названием «Путин и “хороший” Гитлер», как будто так было написано в моей статье. Через день Брайан Уайтмор в публикации на англоязычном сайте радио «Свободная Европа / Свобода» уже пишет о том, что Мигранян в своей статье, в полемике с Зубовым, предлагает отличать «хорошего Гитлера» от «плохого Гитлера».

Таким образом, после череды подобных несложных фальсификаций неуравновешенные либерал-фантазеры объявляют меня «поклонником» Гитлера. Мало того, они изо всех сил начинают учить меня, каким мерзким был Гитлер всегда и какой я «мерзавец», что этого не заметил. Конечно, мне было забавно читать всю эту ерунду. Я уже однажды, почти 25 лет назад, находился в подобном положении. После того как в серии публикаций в 1988–1993 годах я написал о невозможности в СССР, а затем и в России перейти от тоталитаризма немедленно к либеральной демократии, что нужен длительный период авторитарного развития с тем, чтобы созрели в экономике и социально-политической сфере предпосылки для перехода к эффективной рыночной экономике и либерально-демократической политической системе, на меня обрушилась такая же сокрушительная критика с обвинениями в том, будто я продался Горбачеву и коммунистам, питаю любовь к диктатуре и авторитаризму, и много другой чепухи. Но, надо признать, что тогда в среде моих критиков все-таки больше было глупцов, чем негодяев. А сейчас наоборот.

Конечно, я не собирался отвечать на фальсификации и нападки на меня в связи со статьей в «Известиях», так как среди этих комментаторов особенно неистово бесновались лидеры демшизы.

Однако меня удивило, что и газета «The New York Times» подключилась к этому хору фальсификаций и навешивания ярлыков. Автор статьи, недавно опубликованной на страницах «The New York Times», Нил Макфаркар, шеф бюро этой газеты в Москве, три раза использует словосочетание «хороший Гитлер», приписывая эти слова мне, будто я так написал в «Известиях». Перед публикацией этого материала журналист позвонил мне из Москвы в Нью-Йорк, сказал, что собирается писать статью в том числе и по поводу моей публикации в «Известиях». Отвечая ему, я не только объяснил свою позицию по поводу всех этих бредней, но и послал ему как статью Ричарда Коэна из «The Washington Post», так и мой ответ, который был опубликован в той же газете. Но чтобы быть совершенно уверенным, что уж этот журналист не соврет, я ему послал еще и письмо моему соавтору по двум книгам Адаму Пшеворскому, где объяснил, почему все галлюцинации, рождающиеся в воспаленном мозгу доморощенных либералов, лишены всяких оснований.

Вот одно место из этого письма в переводе на русский:

«Я не написал о «хрустальной ночи», преследовании евреев и другом, так как не этот вопрос обсуждался в полемике с Зубовым; вот почему и в тексте Зубова не было ни слова о преступной внутренней политике Гитлера, которая и так всем известна. Мы просто полемизировали о другом…

Из-за нехватки места редактор сократил, на мой взгляд, очень важный кусок из моей статьи, подчеркивающий абсолютную неправомерность параллелей между Путиным и Гитлером. “Даже самые яростные неоконсервативные «лунатики» и либеральные интервенционисты-русофобы не могут обвинить Путина в том, что он поставил перед собой и Россией задачу уничтожения десятков миллионов англосаксов, немцев и французов как «неполноценных народов». (Хотя демонизация Путина в западных СМИ и российских радикал-либеральных кругах путиноненавистников достигла такого уровня, что я не буду удивлен, если вдруг они начнут говорить и об этом)”».

И наконец: «Определения «хороший Гитлер» и «плохой Гитлер» — это порождение больного ума российской блогосферы…».

Каково же было мое удивление, когда 12 мая я прочел в «The New York Times» статью московского корреспондента, где, как ни в чем не бывало, мне снова приписывается мем о «хорошем Гитлере». Я был в шоке от того, что это пишет шеф бюро «The New York Times» в Москве, причем после разговора со мной и после разъяснения моей позиции. Прочтя еще раз текст в «главной» газете США, я понял, что он вынужден был пойти на сознательную фальсификацию моей позиции. Дело в том, что главная мысль этого огромного материала сводилась к тому, что, в то время как путинская власть говорит о своей борьбе с фашизмом и неофашизмом на Украине, да и вообще везде в мире, в России среди сторонников этой власти есть люди, которые считают, будто существовал наряду с «плохим» и «хороший Гитлер». Если же убрать эти приписанные мне два слова, то есть этого самого мифического «хорошего Гитлера», вся статья теряет смысл. Фальсифицируя мою позицию, корреспондент написал фальшивую статью.

Интересно, что еще пару лет назад на одном из совместных российско-американских семинаров в Москве Элен Барри, бывший шеф московского бюро «The New York Times», поучала московских журналистов, как важно поднимать стандарты российской журналистики. Это вызвало справедливо резкую реакцию Виталия Третьякова, который отметил, что у западной журналистики немало своих грехов, в которых следует разобраться, прежде чем учить других. Думаю, после профессионального фиаско г-на Макфаркара г-жа Барри вряд ли решилась бы учить своих российских коллег высоким профессиональным стандартам.

В заключение хочу отметить пару обстоятельств, которые привлекли мое внимание в этих бесчисленных комментариях по поводу моей статьи. Огромное количество представителей демократов с подвижной психикой стали объяснять мне, каким плохим человеком был Гитлер. Даже не знаю — смеяться или плакать? Советского человека, а я родом из СССР, не надо этому учить. Повторюсь, мой собственный отец в 1941 году участвовал в обороне Москвы, он чудом уцелел в той битве и остался инвалидом на всю свою оставшуюся недолгую жизнь. Такова была участь почти каждой советской семьи. Эти бредовые поучения демшизы напоминают мне бессмертные строки Солженицына из книги «Бодался теленок с дубом», где он описывает истерию, которая поднялась в СССР после публикации его книги «Архипелаг ГУЛАГ». Среди этого гнусного хора голосов он выделяет наиболее курьезное: «Потом какой-то беглый американский певец (Солженицын имеет в виду, видимо, Дина Рида, в ту пору популярного в СССР певца, который жил в Восточной Германии. — А.М.) учил меня, как надо Родину любить».

И самое последнее…

Запад нас постоянно учит стандартам журналистики, призывая объективно информировать общественность о событиях в мире. Не хочу утверждать, что скандальный уровень журналистики, продемонстрированный Макфаркаром, — это генеральная линия «The New York Times», но с таким уровнем и стандартами, думаю, следовало бы воздержаться от замечания в адрес российских журналистов, будто они «в носу ковыряются». Остается пожелать шефу бюро «The New York Times» в Москве Нилу Макфаркару, чтобы в будущем в своих статьях о России он опирался не только на бредни российской «демшизы». От этого выиграют он сам, редакция его газеты и, конечно, американская общественность, которая получит более объективную информацию о России.

 

Армянский конституционный эксперимент

6 декабря 2015 года в Армении пройдет референдум, который подведет итог конституционной реформе, в результате которой в этой стране радикально изменится форма правления: нынешняя полупрезидентская форма правления уступит свое место чисто парламентской. Этот армянский эксперимент снова обращает внимание политиков и аналитиков на вопросы, которые являются жизненно важными для вновь образовавшихся государств и от правильного решения которых зависит будущая судьба этих новообразований.

В первую очередь снова во весь рост встают такие вопросы, как адекватность избранной формы правления историческим, этническим, религиозным, лингвистическим, социокультурным традициям и условиям данного общества и государства. Особенно это относится к государствам, образовавшимся в постсоветском пространстве. Среди них происходят, однако, эксперименты по изменению формы правления в сторону парламентаризма (Украина, Киргизия, Молдова, Грузия). Однако эти эксперименты по разным причинам пока что не дали положительных результатов.

Последний вопрос, который возникает в связи с армянской конституционной реформой: насколько она может повлиять на выбор формы правления в других странах СНГ и особенно ЕврАзЭС, учитывая, что и в ряде других стран, как отмечалось выше, подобные эксперименты проводятся.

Не имея возможности здесь дать развернутые ответы на поставленные выше вопросы, ограничусь лишь констатацией нескольких важных моментов, которые являются результатом моих исследований в области политической теории, анализа формирования и функционирования новых государственных образований за последние почти 30 лет.

Первое. Наиболее несовершенной и конфликтогенной является полупрезидентская форма правления. В обосновании конституционной реформы армянские власти привели длинный перечень недостатков и скрытых, и открытых конфликтов, которые обусловлены этой формой правления и которые в определенных условиях могут стать разрушительными как для политической системы, так и для общества и государства в целом.

Перечислим лишь наиболее очевидные:

а) персоналистский характер власти, потенциально способный превратить президентскую власть во власть цезарийского, монархического или квазимонархического толка, если президент обладает харизмой, его партия доминирует в парламенте и кто-то из его приближенных возглавляет правительство;

б) при этой форме правления существует определенное разделение внутри самой исполнительной власти. Это было введено французами в Конституцию 1958 года с тем, чтобы не допустить консолидации исполнительной власти в руках де Голля, в опасении, что он может воспользоваться этим для восстановления монархии во Франции. Однако при сильном президенте, опирающемся на партию, которая доминирует в парламенте и формирует правительство из членов этой же партии, такая конфигурация не мешает концентрации всей полноты власти в руках президента. Здесь закладывается мина замедленного действия, так как в случае победы на парламентских выборах партии, оппозиционной к действующему президенту, возникает серьезная угроза конфронтации не только между президентом и парламентом, но и президентом и премьер-министром в рамках исполнительной власти.

Еще в мои аспирантские годы, в начале 1970-х годов, когда французское общество и политическая система старались переварить полупрезидентскую систему, среди многих политиков и аналитиков, изучающих политический процесс во Франции, были серьезные сомнения, что политическая система Франции выживет, если представители разных партий займут должности президента и премьера, который опирался бы на большинство в парламенте. Несмотря на то, что к этому времени Франция обладала значительной политической культурой строительства демократической политической системы.

Кстати, опыт 1990-х годов в России также выявил ряд конфликтов, скрытых в такой системе правления. При активном, здоровом и дееспособном президенте система работает худо-бедно, идет согласование позиций и интересов между президентом, премьером и парламентом, но в случае слабости президента, недостаточной дееспособности, если даже премьер не представляет оппозиционную партию, происходит де-факто перетекание власти от президента к премьеру, как это случилось в период премьерства Примакова. Возникшая ситуация могла бы разрешиться двумя способами: или импичментом президенту, или увольнением популярного премьера, пользующегося доверием у большинства населения.

После 1993 года 1999-й был столь же чреват большими потрясениями. Однако российскому политическому классу удалось избежать катастрофических сценариев развития. Начатая процедура импичмента против Ельцина провалилась. На очередных выборах в Думу коммунисты уступили партии власти «Единой России», а в 2000 году на смену больному, практически недееспособному Ельцину пришел молодой, харизматичный, очень деятельный президент, и политическая система на время стабилизировалась. Однако это не означает, что открытые и скрытые конфликты, проявляющиеся в действующей форме правления, куда-то исчезли. Они находятся в латентном состоянии и при определенных обстоятельствах смогут заявить о себе.

Означает ли это, что России также следует перейти к парламентской системе правления? Думаю, что вывод для России может быть прямо противоположный. В отличие от Армении, которая является мононациональной и где говорят на одном языке, исповедуют одну религию и являются наследниками единой истории и культуры, Россия является государством, где совместно проживают многие этносы, говорящие на разных языках и исповедующие разные религии. Сама страна громадная и имеет не только самые разные этнолингвистические и религиозные, но и огромные региональные особенности.

Для России, и я об этом писал не раз, естественной может быть чисто президентская республика, при которой можно преодолеть потенциальный конфликт внутри исполнительной власти и с помощью механизмов сдержек и противовесов предотвратить возможности превращения президентской власти в разновидность цезаристской. Однако для таких огромных, сложных государственных образований необходим институт, который мог бы гарантировать территориальную и социокультурную целостность государству и обществу, где естественным образом сосуществуют как центростремительные, так и центробежные тенденции и процессы.

Всенародно избранный прямым голосованием президент является гарантом этой целостности. Если бы Горбачев был избран всем советским народом легитимным президентом, никогда никакие решения «беловежской тройки» не имели бы решающего значения. Опираясь на свою легитимность и поддержку народа, Горбачев смог бы с помощью силы и под овации народа раздавить эту «кучку авантюристов».

Но Горбачеву не суждено было стать демократически легитимным президентом. До 1990 года он не мог всенародно избраться президентом из-за партаппарата и Политбюро, после 1990-го не смог всенародно избраться, так как «процесс пошел» и многие республики уже де-факто вышли из-под контроля союзного центра, а в самой России Ельцин стал народным любимцем, Горбачев же всем надоел своей бездеятельной болтливостью.

Однако при переходе к президентской системе власти в России следует учесть практику функционирования нынешней американской системы власти, где избыток механизмов сдержек и противовесов превратил эту систему, по мнению практически всех политиков и аналитиков, в «дисфункциональную». Для принятия хоть сколько-нибудь серьезного решения партия должна иметь своего президента в Белом доме, и иметь не просто контроль над двумя палатами конгресса, но и супербольшинство в сенате, чтобы избежать филибастера.

Таким образом, очевидно, что каждый народ и каждая страна выбирает ту форму правления, которая в наибольшей степени соответствует материальным условиям и духу данного народа. Не всегда народы с первого раза находят эту наиболее адекватную форму правления для себя. Иногда это становится результатом серьезных социально-политических катаклизмов. Не все народы имели своих Ликургов и Солонов и даже отцов-основателей США, которые наложили отпечаток своей мудрости и гения на политические системы своих стран. Поэтому многие народы вынуждены были мобилизовать свой коллективный разум и волю, чтобы в результате конфликтов, столкновений и согласования добиться необходимого результата.

То, что для Армении наиболее органична парламентская система, вытекает из сказанного выше по поводу России. Нет таких потенциально угрожающих целостности армянского государства и общества угроз, которые потребовали бы сохранения института президента, обладающего властью, данной ему напрямую народом, чтобы справиться с этими угрозами. К этому надо добавить еще то, что, как говорил Дж. С. Милль, демократическая форма правления (а под ней он имел в виду парламентскую демократию) имеет больше шансов укорениться в странах, где общество не сильно разделено по этническим, религиозным, лингвистическим измерениям.

Армения как раз представляет собой именно такую страну, которая, согласно Миллю, наиболее подходит для развития эффективной и действенной демократии. И если это так, то ко всему перечисленному армянские власти стараются добавить и наиболее адекватную форму правления, чтобы развитие Армении в сторону консолидированной демократии стало необратимым.

И в самом конце хотел бы затронуть вопрос, который иногда поднимается как в армянских политических и общественных кругах, так и в профессиональной аналитической среде. А не является ли реформа политической системы и формы правления в Армении попыткой действующих властей продлить собственное нахождение на политическом олимпе еще на какое-то время?

Действительно, мотивы властителей и властей могут вытекать, не исключено, и из корыстных интересов. Но при таких судьбоносных решениях важны с исторической точки зрения не мотивы властителей, а результаты их действий для своих стран и народов.

Мне нравится пример, который хорошо иллюстрирует этот вопрос, из истории Англии. Король Генрих VIII воспылал страстной любовью к Анне Болейн и попросил папу римского разрешить развод с тем, чтобы он женился на своей новой избраннице. Папа отказал королю в его просьбе. В итоге Англия короля Генриха VIII порвала с Ватиканом, объявила о независимости английской Церкви от папской власти. В результате, хотя Анна Болейн была позже обезглавлена за супружескую неверность, она родила великую королеву Елизавету I, и не в последнюю очередь в результате решения Генриха VIII Англия стала могущественнейшей державой, на столетия определившей судьбы Европы и мира.

Поэтому совершенно не важно, какими мотивами руководствуются армянские власти, делая эту конституционную реформу. Важно, чтобы в результате в Армении сложилась реально демократическая и эффективная власть. А для этого есть все необходимые предпосылки в предложенном на референдуме проекте новой редакции Конституции.

 

Украинская головоломка

В конце февраля в Центре национального интереса состоялся семинар по теме «Америка, Россия и Украина». Главными докладчиками были Пола Добрянски — бывший заместитель госсекретаря США по глобальным вопросам, которая изложила позицию США в отношении событий на Украине, и я, объяснивший российскую позицию.

На семинаре присутствовало большое количество послов (Германия, Дания, Чехия, Венгрия, Армения, Казахстан), представители «мозговых центров», СМИ, Госдепа, сената и палаты представителей.

В своем выступлении Добрянски, во-первых, особо отметила тот факт, что все разговоры о том, что украинское государство внутренне глубоко расколото и поэтому не имеет никаких шансов на выживание, как об этом говорили политики и аналитики в России, на Украине и на Западе, оказались явно преувеличенными. Вопреки всем пессимистическим прогнозам украинское государство сохранило свою территориальную целостность.

Во-вторых, США вместе с Евросоюзом необходимо было более активно и на более ранних этапах кризиса участвовать в нормализации ситуации в Киеве и на Украине, координировать свои действия и добиваться формирования в Киеве новой власти, освобождая страну от давления радикалов-националистов и предотвращая возможный раскол Украины.

В-третьих, учитывая катастрофическое положение экономики Украины, США и ЕС следует согласовать большой пакет экономической помощи, приглашая к этому и Россию, чтобы спасти экономику Украины от краха, который может повлечь углубление хаоса политической системы.

В-четвертых, следует сделать все для того, чтобы сохранить территориальную целостность Украины и предотвратить возможное вмешательство России во внутренние дела страны.

Это почти единодушная позиция официальных лиц в Вашингтоне, которая была высказана помощником по национальной безопасности президента США Сюзан Райс на NBC. Она заявила, что вмешательство России во внутренние дела Украины было бы серьезной ошибкой. В этом заявлении трудно было не услышать скрытую угрозу в адрес Москвы. Эту мысль повторил госсекретарь Керри в среду во время встречи с журналистами. На замечание Райс из российского МИДа последовал незамедлительный ответ, что ей неплохо было бы заниматься своим делом и давать советы своему президенту, а не лидерам других государств. Думаю, что примерно такая же реакция в Москве и на заявления Керри.

Мое видение ситуации на Украине сводится к следующему.

Москва признавала и признает независимость и территориальную целостность Украины и начиная с распада СССР, имея много возможностей для вмешательства, никогда не прибегала к этому и не использовала такие возможности. В 1992–1993 годах Верховный Совет России требовал возвращения Крыма, и в особенности Севастополя, России. В 1994 году пророссийская партия в Крыму одержала победу, ее представитель Мешков победил на президентских выборах, и они обратились с просьбой присоединения Крыма к России. Однако во всех этих случаях российские власти отказались от любого вмешательства во внутренние дела Украины.

В вопросе о том, почему Украина до сих пор сохранила свою территориальную целостность, очень важно отметить: действительно, те политики и аналитики, которые утверждали, что Украина глубоко расколота по этническим, языковым и религиозным измерениям, были абсолютно правы — это подтверждают постоянные политические кризисы в стране. Очевидно, что единство сохранялось лишь благодаря нескольким обстоятельствам, которые сегодня практически отсутствуют в киевской политике.

Единство Украины обеспечивалось в первую очередь тем, что кандидаты в президенты с Востока (Кравчук, Кучма, Янукович) побеждали на выборах своих оппонентов с Запада с помощью электората Востока и Юга страны под лозунгами уважения к России и русскому языку. Однако, оказавшись в Киеве, они понимали, что фактически правят двумя разными народами и двумя разными государствами, в силу чего были вынуждены учитывать интересы Западной Украины и Запада вообще, маневрируя между Востоком и Западом Украины и между Россией и Западом.

Осторожно, но последовательно они занимались выталкиванием России, русских и русского языка из политического, культурного и образовательного пространства Украины, не позволяя русским и ориентированным на Россию политическим силам самоорганизовываться и создавая для жителей Востока и Юга иллюзию того, что их интересы представлены в Киеве президентом с Востока. При этом постоянно обманывали как Москву, так и электорат на Востоке и Юге, грубо попирая собственные предвыборные обещания.

Наиболее вопиющим в этом отношении было поведение Кучмы, особенно в случае с Крымом. В 1994 году на досрочных выборах на Украине, в значительной степени благодаря Востоку и Югу, а особенно благодаря тотальной поддержке Крыма, победил Кучма, который во время избирательной кампании пообещал Крымской автономии заключение договора, подобного соглашению между Россией и Татарстаном, предусматривающего предоставление широких полномочий Крымской автономии. Тогда, перед выборами, в «Независимой газете» была опубликована моя статья, где я отметил, что крымчанам не следовало бы участвовать в выборах украинского президента, пока такой договор не будет подписан. В 1993 году Татарстан отказался от участия в выборах в Госдуму, пока Россия не подписала договор о предоставлении больших прав и полномочий автономной Республике Татарстан.

Увы, крымчане не вняли моему призыву так же, как и российские политические круги, считавшие Кучму пророссийским политиком. И, как обычно бывает в случаях с Украиной и с политиками, которые побеждают своих противников с Запада Украины с помощью России, Востока и Юга Украины, как это было с Кравчуком, Кучмой и Януковичем, они тут же забывают о своих обещаниях как Москве, так и своим избирателям. Так произошло и с Крымом, когда Кучма после своей победы чуть не ликвидировал автономию Крыма, значительно сузив даже имеющиеся еще до его выборов права и полномочия автономии.

На этом фоне заявления многих западных политиков и аналитиков о том, что Янукович, да и Кучма, и Кравчук, которые с помощью Востока и Юга стали президентами, являлись «марионетками» Москвы, показывают либо полное невежество этих политиков и аналитиков в вопросе российско-украинских отношений, либо их абсолютную предвзятость…

Наученные горьким опытом крымчане и жители Востока и Юга, думаю, не станут своим участием в майских выборах легитимировать власть нового украинского президента и ставить себя в подконтрольное положение. Правда, в свете этих рассуждений несколько скандально звучат заявления харьковского губернатора Добкина о его намерениях участвовать в майских президентских выборах. Воистину, как говорят в народе, «горбатого только могила исправит».

Нынешняя ситуация реально чревата возможным распадом Украины. Национал-радикалы с Запада, захватывая оружие и органы власти в западных областях, фактически нарушают хрупкое равновесия этого несостоявшегося государства и общества. Захватившие власть в Киеве, как показывают их первые шаги, не готовы продолжать осторожную линию отхода Украины от России. Радикал-националисты ориентированы на революционное решение задачи создания единого украинского государства и нации. Тем самым они зажгут фитиль под бомбой, заложенной под хрупкой конструкцией украинского государства, что может оказаться началом конца государственности, о которой они так долго мечтали. Вот почему даже такой «любитель» России, как Бжезинский, вдруг стал предлагать абсолютно не свойственные для него идеи немедленной «финляндизации» Украины.

Фактически это предложение совпадает с основной идеей декларации о государственном суверенитете Украины, принятой 16 июля 1990 года, которая признает Украину нейтральной, внеблоковой страной, что, правда, не мешало политикам и аналитикам прозападного толка на Украине и русофобским политикам и экспертам на Западе пытаться всеми правдами и неправдами затащить Украину то в НАТО, то в Евросоюз. Думаю, что Бжезинский понимает, что в случае распада Украины на Западе этой страны, как раз на границе с Польшей, может образоваться государство, крайне нетерпимо и враждебно относящееся к Польше. В то время как объединение или тесная экономическая и военно-политическая интеграция Юга и Востока Украины с Россией может качественно изменить место и роль России как в Европе, так и в мировых делах. И в этом Бжезинский, впрочем, скорее всего, видит потенциальную угрозу в первую очередь для своей родины — Польши. Вот почему для более реалистичных политиков на Западе важно сохранение целостности Украины в качестве буфера между Россией и Восточной Европой.

Что касается вопроса о том, чем киевский майдан грозит России, который довольно часто муссируется как в российских либеральных, так и в западных СМИ. На мой взгляд, люди, которые пишут об этом, даже не могут себе представить, насколько эти события в Киеве укрепляют позиции Путина, вызывая отвращение у российской общественности ко всему тому, что происходит на майдане и на Западе Украины. Они не понимают, что никто так не дискредитирует идеи майдана и «оранжевой революции», как сами «герои» этой же революции, которые появляются сегодня на майдане.

Не успев прийти к власти, эти «герои» стали обвинять друг друга в коррупции и во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. Уже через несколько месяцев после победы «оранжистов» в украинской политике не осталось и следа от лозунгов свободы и демократического очищения, тогдашние лозунги повторяются и сегодня. Ситуация была доведена до того, что на выборах 2010 года даже политик с уголовным прошлым Янукович легко победил всех «героев» «оранжевой революции». И эти горе-аналитики и политики всерьез думают, что Путин действительно боится такого майдана и такой революции в Киеве под лозунгами радикал-националистов и под символикой свастики. Горе тем политикам, которые на основании такого «анализа» будут принимать решения по отношению как к Украине, так и к России в Вашингтоне, Брюсселе и Берлине.

Сейчас ситуация на Украине развивается совсем не так, как это было в 1990-е, и даже не так, как было во время «оранжевой революции», и требует адекватной оценки и выработки адекватных решений.

Очевидно, что власть в Киеве сегодня фактически находится в руках майдана, которым руководят вооруженные радикал-националисты. Умеренные политики на данный момент не контролируют ни радикалов, ни майдан, ни улицу. Вряд ли в таких условиях США и ЕС пойдут дальше устного выражения поддержки победителям майдана… Для масштабной финансовой помощи средств нет ни в Вашингтоне, ни в Брюсселе.

На мой вопрос, готова ли Ангела Меркель заплатить долги украинцев и спасти их экономику, немецкий посол, участвующий в семинаре в Вашингтоне, просто отмолчался. Это означает, что при ухудшении экономической ситуации хаос будет нарастать и влияние радикалов усилится.

Будучи не в состоянии решать экономические проблемы, радикал-националисты с азартом будут творить революционный произвол, начиная c ограничения использования русского языка и притеснения русскоязычного населения и заканчивая репрессиями по отношению к пророссийским силам, вплоть до использования вооруженных бандформирований для установления собственного контроля над Востоком и Югом Украины. На исключено, что при таком развитии ситуации могут быть вооруженные столкновения между радикал-националистами и пророссийски ориентированными силами на Востоке и Юге Украины, и в особенности в Крыму.

Из всего сказанного можно сделать вывод, что при всем уважении к украинскому суверенитету и территориальной целостности, если будут массовые столкновения и кровопролитие на Востоке, Юге, в Крыму, то вряд ли Черноморский флот да и сама Россия смогут остаться в стороне от этих событий. На Украине проживают миллионы русских, и в России миллионы людей, у которых есть родственники на Украине. На российские власти будет оказано мощнейшее давление, с тем чтобы защитить своих.

Американцам это должно быть понятно: под давлением конгресса и определенных политических кругов очень часто к американским администрациям разных президентов выдвигались и сейчас выдвигаются требования разбомбить те или иные страны или активно вмешаться в их внутриполитическую жизнь. Как мы помним, это произошло в Ираке, Афганистане, Ливии, Египте, Сирии — странах, которые 99 % американцев вряд ли покажут на карте, так как они находятся от США за тридевять земель. Поэтому как политикам, так и простым американцам должно быть понятно, что нарастание масштабного хаоса и насилия у себя под боком, в который могут быть вовлечены миллионы российских граждан и их близкие, не может оставить ни российские власти, ни российское общество безучастными к тому, что происходит.

Хочется напомнить одно знаменитое заявление, сделанное госсекретарем Рейгана генералом Хейгом в разгар холодной войны, что в определенных случаях может возникнуть ситуация, когда можно сказать, что «есть вещи поважнее мира». Не дай Бог, чтобы возникла такая ситуация на Украине, при которой российские политики или генералы могли бы повторить его слова.

 

Сокрушительное поражение Запада Украины и Запада на Украине

 

Найти соринку в чужом глазу легко

Помимо заявлений людей, которые еще не вышли из эпохи холодной войны, таких, как сенаторы Джон Маккейн и Линдси Грэм, аналитики Fox News, неоконсерваторы, появляются трезвые люди, которые пытаются дать более объективную и сбалансированную оценку событиям.

Это такие люди, как Стивен Коэн (профессор Нью-Йоркского и Принстонского университетов), Том Грэм (специальный помощник президента Буша-младшего по России), Роберт Легволд (профессор Колумбийского университета), Джек Мэтлок (специальный помощник президента Рейгана и старший директор по делам Европы и СССР в Совете национальной безопасности США, посол США в СССР), Дмитрий Саймс (директор Центра национальных интересов) и ряд других. Но их очень мало.

Идет лавина информации, демонизирующая как Путина, так и Россию и стремящаяся представить нашу страну в качестве агрессора. К сожалению, в этом плане усердствуют не только эксперты и журналисты, но и официальные лица. Я не говорю о сенаторах и конгрессменах, но и люди типа Маккейна понятия не имеют, о чем говорят, — они представляют настроения из эпохи холодной войны. Маккейн еще раньше поставил себя в идиотское положение, когда думал, что «Правда» все еще является главной газетой российского государства. Таков показатель уровня знания в американском истеблишменте о том, что происходит в этом регионе и в этой стране.

Но, увы, подобные заявления делались и госсекретарем США в воскресенье во всех основных политических программах — «Face the Nation», «Meet the Рress». Джон Керри тоже оказался человеком, живущим в непонятном пространстве: он стал говорить, что действия России, когда российские военные, возможно, передвигаются по крымскому полуострову, — это политика из эпохи XIX века, а сейчас XXI век. Он благополучно забыл о том, что американцы только этим и занимаются и в XXI веке, и в XX-м, и вообще во все времена.

В головах людей происходит, видимо, какая-то шизофрения — одни действия они измеряют одними критериями, другие — другими, а собственные совершенно не замечают. На данную тему была очень хорошая статья в «Washington Post», в которой говорилось о правах LGBT-сообщества в России: в ней сообщалось, что у них гораздо больше штатов, где законы в этом отношении хуже, чем в России. Вполне уместно в статье было процитировано известное выражение из Библии: вы видите соринку в чужом глазу, а бревна в своем глазу не замечаете.

Советники Обамы тоже вводят в заблуждение своего президента, рассказывая о захвате полуострова со стороны России, хотя никакого захвата нет. Россия имеет право разместить в Крыму по договору 25 тысяч своих военных. При этом, по моим данным (я спрашивал людей из Севастополя), в Крыму их пока что находится лишь немногим больше 10 тысяч. Это означает, что Россия может разместить там еще 15 тысяч на законных основаниях. И то, что какие-то воинские подразделения передвигались по полуострову, не является нарушением обязательств.

Странно, что опять же в западных СМИ, особенно в американских, при освещении событий на Украине говорится, будто это народ восстал против власти в Киеве. Получается, будто то, что они нарушили Конституцию и осуществили переворот, — это нормально, а то, что в Крыму народ тоже принял решение взять всю власть в свои руки ввиду нелегитимной власти в Киеве и подчинил местные органы власти, местные правоохранительные и силовые структуры себе, — это ненормально, это нарушение каких-то законов.

Российские действия даже тех подразделений, которые блокировали украинских военных в некоторых гарнизонах, были произведены в соответствии с договоренностями как с крымскими властями, так и по согласованию с пока еще действующим президентом Украины. Поэтому смешно говорить, что нарушаются какие-то договоры, если против этого выступают люди в Киеве, которые, с точки зрения России, совершили военный переворот и являются нелегитимной властью.

Путин еще раз сказал, что эти люди совершили антиконституционный переворот, применили насилие. В Крыму находятся люди, не согласные с этими головорезами, пришедшими к власти, которые первым же актом отменили закон о региональных языках, поставив таким образом вне закона русский язык и вообще русских, угрожая ликвидацией крымской автономии и Черноморского флота. Русским на востоке и юго-востоке страны отказывается в праве применять меры по защите собственных интересов.

 

Кто выиграл на данном этапе, кто проиграл?

Пока что в сложившейся ситуации можно констатировать, что запад Украины и Запад в целом потерпели сокрушительное поражение на Украине.

В 2005 году после «оранжевой» революции я был единственным российским аналитиком, который, к недоумению очень многих в России, на Украине и на Западе, написал большую статью в «Российской газете» под названием «Апельсиновый сок с русской водкой, или Почему Россия победила в «оранжевой» революции в Киеве», где однозначно заявил, что пока президенты приходят с востока и побеждают с помощью востока и юга, они не позволяют восточным и южным регионам страны самоорганизоваться. Кучма и Кравчук понимали, насколько опасно делать резкие движения, когда ты имеешь дело с таким хрупким государственным образованием, внутри которого существуют две нации, два языка, фактически два государства. Я предупредил тогда, что уж лучше Ющенко, понятный радикал, будет у власти и придут уже люди с запада в Киев, которые практически своими резкими действиями будут разрушать украинское государство. Пока в Киеве сохранялась видимость легитимной власти, это хрупкое равновесие каким-то образом тоже сохранялось, но надо сказать, что мечта западников должна была заключаться в том, чтобы сохранить Януковича у власти, потому что именно Янукович, будучи президентом с востока, всегда был гарантией сохранения целостности.

Приход к власти радикалов, националистов в Киеве, тем более нелегитимным образом — это, конечно, крах украинской государственности.

Это и дало возможность добиться в Крыму того, о чем не могли мечтать даже сами крымчане, защитники Крыма и Восточной Украины в России. Разрушением легитимности киевской власти они дали возможность впервые получить в Крыму собственного мэра Севастополя, собственного премьер-министра в Симферополе, представляющих пророссийские политические силы.

Фактически эти регионы получили возможность для обретения реальной самостоятельности, что, собственно, и сформулировано в вопросе о референдуме, при этом давая возможность крымским властям не признавать легитимность Киева, что действительно строго соответствует украинской Конституции и законам. Захватившие власть в Киеве выгнали законно избранного президента и нарушили договоренности, которые были гарантированы польским, немецким и французским министрами иностранных дел.

Кроме этого, события в Крыму вдохновили русских и русскоязычных в Харькове, Донецке, Луганске, Днепропетровске и Одессе и, конечно же, дали возможность этим регионам страны ставить вопрос о федерализации. Уровень федерализации и характер отношений между этими регионами и Киевом будет вопросом очень серьезных переговоров, потому что и в этих регионах русские и русскоязычные хотят иметь решающее слово в формировании органов власти, в решении вопроса о том, на каком языке говорить, какие книги читать, что смотреть.

В результате произошедшее стало тотальным поражением Западной Украины, западных националистов и Запада, который, к сожалению, поддерживал, помогал и стимулировал этот процесс. Они даже не понимали, что крах Януковича — это крах единства Украины, и собственными руками подожгли свой дом и своими руками подложили бомбу под территориальную целостность Украины.

 

Выход из кризиса

В Крыму никто не может помешать провести референдум, а после него Крым — уже самостоятельное образование, которое сформулировало, что будет иметь договорные отношения с Киевом. В договоре будет записано, что Крым имеет собственные военные силы, собственное министерство иностранных дел, собственные институты власти и будет выбирать своих мэров, свою власть. Какие-то символические связи с Киевом могут сохраниться.

Что касается востока Украины, то тут более серьезная ситуация. Восток тоже потребует как минимум федерализации. О том, какой уровень автономии получат регионы на востоке и на западе, можно будет говорить тогда, когда в Киеве появится законная легитимная власть.

Это станет реальным выходом из кризиса без гражданской войны и без применения силы, а если будут вдруг сумасшедшие попытки из Киева и с Запада навязывать собственное видение и собственные порядки вооруженным путем, то они получат очень жесткий отпор. И в данном случае Россия не может оставаться в стороне, не для этого президент Путин попросил у Совета Федерации полномочия на применение силы на территории Украины, если будет угроза жизни и безопасности российских граждан и русскоязычного населения Украины.

 

Федерализация может стать выходом

Ведущий: — Андраник Мовсесович, сегодня Владимир Путин ясно дал понять Вашингтону, что его письмо, посвященное экономическим проблемам с Украиной, было адресовано не США. Но почему, как вы считаете, Госдепартамент отреагировал первым? Совсем уже с ЕС не считаются?

Андраник Мигранян, глава Нью-Йоркского представительства Института демократии и сотрудничества: — На фоне того, что сказал Олланд, это неудивительно. Почему-то я думал, что более деликатными станут в Вашингтоне люди, но нет. Это такая демонстрация откровенного пренебрежительного отношения к младшим партнерам… Это фактически признание того, что когда старший брат говорит, младшие могут и помолчать.

Ведущий: — Андраник Мовсесович, тема федерализации Украины сейчас широко обсуждается и в европейских кругах. США активно выступают против федерализации, несмотря на со бственный опыт по разделу, например, Югославии. Чего все-таки добиваются Соединенные Штаты на Украине?

А. Мигранян: — Вы знаете, я читаю практически все, что пишется об Украине в США и вообще в англоязычном мире. Есть здравые, конечно, публикации. К сожалению, их немного. Многие считают, что федерализация — это путь к будущему развалу Украины как единого государства, но они повторяют определенные аргументы, которые им подбрасывают из Киева. Действительно, многие считают, что и США, и Бразилия, и федеративная Германия и многие другие страны являются федерациями, и почему-то ни у кого нет никаких проблем с этим, и это нормально. Но вот такими публикациями о развале Украины в случае ее федерализации они фактически еще раз прямо или косвенно подтверждают мнение о том, что Украина — это действительно некое искусственное образование. Мнение, что Украина — глубоко расколотая страна в течение длительного периода времени по языковым, по национальным, по религиозным, по региональным измерениям. Это ужасно, конечно. Есть такое мнение, что или силой надо удержать, или эту страну вообще невозможно удержать.

В Вашингтоне есть мнение, что Россия на этом не остановится. Хотя мне кажется, что для России это было бы идеальным вариантом. Федеральная Украина, децентрализованная, люди, имеющие право выбирать свои законодательные, исполнительные органы власти, говорить на своем языке, обучать своих детей на том языке, на каком они считают нужным. И четкие отношения между федеральным центром и регионом, но притом, естественно, российские (но и не только российские были) предложения на этот счет — внеблоковый нейтральный статус Украины, о чем писали два таких разных человека, как Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер. Один говорил прямо о федерализации Украины — это Бжезинский. И Киссинджер говорил о внеблоковом статусе Украины. Но эти разумные люди, к сожалению, пока что находятся в меньшинстве.

Ведущий: — Андраник Мовсесович, Путин сегодня также говорил о том, что фактически одна Россия поддерживает Украину финансово и экономически, в то время как Америка и Европейский союз только заявляют о своей поддержке. Хотя, в общем-то, они активно поддерживают новые власти. Почему, как вы считаете, Соединенные Штаты и ЕС не хотят вкладывать деньги в эту страну, в которой вроде бы лояльные силы победили?

А. Мигранян: — Дело в том, что, к сожалению, на Украине не знают всю правду о происходящем здесь. И даже в начале кризиса на Украине говорили — ну, как в свое время, видимо, в 2008 году говорили в Грузии: вы только дайте какой-то отпор России и немедленно войска НАТО, американцы вторгнутся, накажут Россию. То же самое сейчас говорили на Украине. Это всякие фантазии о военном вторжении, фантазии об огромной финансовой поддержке. Дело в том, что общественное настроение категорически против того, чтобы Америка вовлеклась в эти события финансово, потому что у самих США огромное количество внутренних проблем. Ну, и тем более, военным образом Америка не будет вовлекаться в это дело. Подавляющее большинство по итогам социологических опросов выступает против американского участия в событиях на Украине, потому что огромное количество людей в США просто не знают, где находится эта страна на карте.

Ведущий: — Андраник Мовсесович, ваша статья о лживом сравнении Судетов и Крыма, двух этих ситуаций, буквально взорвала, если можно так сказать, интеллектуальную Москву. Есть что добавить к статье и ответить тем, кто активно накинулся на вас после того, как статья вышла в газете «Известия»?

А. Мигранян: — Евгений, спасибо за этот вопрос. Действительно, это же не только Зубов. Сравнивала ситуацию с Судетами здесь в США Хиллари Клинтон. А ведь все-таки эта женщина выдвигается в кандидаты в президенты и, может быть, даже станет президентом. И многие другие проводили эти параллели. Поэтому я просто хотел показать, что некорректно проводить такие параллели. Когда сравнивают Путина с Гитлером, то сознательно пытаются придать всему тому, что делается, еще и какой-то фашистский оттенок. Но когда я писал: «мухи — отдельно, котлеты — отдельно», то имел в виду, что собирание земель — это одно, а фашизм — это совершенно другое дело. И мы ненавидим Гитлера не потому, что он собирал немецкие земли — и Бисмарк собирал, и Гельмут Коль собирал, и Гарибальди собирал итальянские земли. И Авраам Линкольн, в общем-то, 600 тысяч положил жизней, чтобы сохранить целостность США.

Но эти люди являются героями своей страны, потому что ни один из них не выдвинул человеконенавистническую идеологию фашизма, не объявил остальные народы неполноценными, не объявил, что свой народ и своя раса являются высшей расой. Все это было очевидным образом написано. Поэтому вместо того, чтобы привести случай с Судетами, можно было привести случай и с Гарибальди, и с Авраамом Линкольном, и с Колем, и с Бисмарком. Дело в том, что я еще реагировал на статью профессора Зубова. Ведь тот писал, буквально цитирую: «И ведь все было так прекрасно. И сила Германии сияла в зените, мир трепетал. Гитлер был на вершине собственной славы. И без капли крови и без единого выстрела страны и территории объединялись. Разве Гитлер не гениальный политик?» Это пишет Зубов. До 1939 года, если это все изображать таким образом.

Но моя идея в том, что не этим Гитлер был известен к тому времени. Речь об этом не шла. Я знаю, что начались притеснения по отношению к евреям и к другим национальным группам. Были, конечно, уже и концлагеря, и все мерзости, которыми известен фашизм. Но речь шла только о том, что писал Зубов. И я отвечал ему, что это некорректно делать такие сравнения. Фашизм — это одно, а собирание земель — это совершенно другое. Кто был не беспристрастен и у кого были мозги, те поняли, о чем я написал. А кто хотел фальсифицировать, то они решили фальсифицировать то, что я сказал…

Кстати, Зубов говорит: «И ведь потом, после того как он мирно, без единого выстрела собрал эти земли, — а, кстати, Бисмарк собрал их железом и кровью после войны с Францией, с Данией, с Австрией, — и после этого он метался в бункере, жрал цианистый калий и закончил там чудовищным образом». И правильно. Но не по тому, что он собирал бескровно земли, а за фашизм. Кстати, и мой отец в ноябре 1941 года воевал под Москвой против гитлеровцев не потому, что Гитлер мирно собирал немецкие земли, а потому, что он посягнул на мировое господство, пришел большой кровью и силой завоевывать чужие территории, чужие земли и порабощать чужие народы. Поэтому, мух от котлет надо отделять.

 

Украинский кризис: варианты выхода

Сегодня Украина напоминает компанию-банкрот, которая не в состоянии усилиями собственного высшего менеджмента или каких-то внутренних ресурсов выйти из кризиса. Очевидно, что требуются внешние управляющие, которые смогли бы не допустить дальнейшую деградацию этой компании-государства, эскалацию насилия, углубление конфронтации, чреватой самыми серьезными последствиями как для Украины, так и для сопредельных государств.

Из сложившейся ситуации я вижу два выхода. Один из них — оптимистичный и вполне возможный. Другой — пессимистичный, который чреват очень серьезными последствиями для Украины, России, Европы и международного сообщества.

Начнем с хорошего.

Оставляем в стороне вопрос о Крыме, который уже окончательно решен. Очевидно, что в сложившейся ситуации невозможно предположить, чтобы Европа, или США, или Россия поодиночке или даже Европа и США вместе смогли вытащить украинскую экономику и государственность из того тяжелого состояния, в котором они оказались. Скорее всего, потребуются трехсторонние действия, потому что не Евросоюз и не США, а Россия держит контрольный пакет в отношениях с Украиной. Во-первых, российский рынок — основной для сбыта украинских товаров, при его закрытии украинская экономика окончательно загнется. Во-вторых, Украина находится в полной зависимости от российского газа. В-третьих, нужно учесть и 16-миллиардный долг, который неподъемным бременем лежит на плечах Украины.

Запад, конечно, хочет оказать определенную поддержку Киеву. Однако, во-первых, поддержка по линии МВФ обусловлена целым рядом факторов, которые в краткосрочном плане могут только ухудшить ситуацию в этой стране. Во-вторых, вряд ли даже эти деньги смогут сыграть существенную роль, чтобы вытащить украинскую экономику и государственность из кризиса.

Каковы необходимые условия для трехсторонних действий Россия — США — ЕС? Вокруг какой программы эти стороны могли бы договориться? Я пока оставляю в стороне украинский фактор, потому что при внешнем управлении менеджмент или сотрудники компании в расчет не берутся, ведь они уже разрушили собственную компанию. Условия для выхода из украинского кризиса понятны и в достаточно общей форме изложены в обращении российского МИДа к контактной группе по урегулированию кризиса государственности на Украине. Они сводятся к следующему.

Во-первых, скорее всего, следует отложить предстоящие майские выборы, следовать договоренностям 21 февраля и если даже не вернуть Януковича немедленно в Киев, то, по крайней мере, отодвинуть сроки выборов до конца года, как и было согласовано министрами иностранных дел европейских стран, чтобы успеть проработать целый ряд вопросов, требующих решения до проведения выборов. Во-вторых, необходимо внести целый ряд изменений в украинскую Конституцию, чтобы осуществить довольно серьезную политическую реформу, которая больше соответствовала бы сложившимся условиям на Украине и могла бы снять серьезную конфронтацию и напряжение по линии Запад Украины, Восток и Юг.

Речь идет в первую очередь о двух очень важных вопросах: утверждение в качестве второго государственного языка русского и переход к федеральному строю на Украине, что обеспечило бы большую самостоятельность регионам страны. Сегодня уже для всех, кроме законченных «лунатиков», очевидно, что страна глубоко расколота по этническим, лингвистическим, религиозным, региональным линиям и для сохранения единства этого государства необходимо, чтобы его составные части сами определяли, на каком языке говорить, какие книги читать, как воспитывать своих детей.

Есть также третий, тоже очень важный вопрос — признание внеблокового, нейтрального статуса украинского государства, закрепленного в свое время в Декларации о государственном суверенитете Украины от 16 июня 1990 года.

И последнее. Следовало бы разоружить незаконные бандформирования и изгнать из властных структур представителей крайне националистических сил из партии «Свобода», которая даже в соответствии с резолюцией Европарламента 2012 года является партией ксенофобской, антисемитской и расистской. От себя добавлю: еще и неофашистской — и по идеологии, и по символике.

Являются ли эти требования сколько-нибудь революционными, сногсшибательными, неприемлемыми для европейцев и США? У меня на этот вопрос однозначный ответ — нет, конечно. Надо сказать, что в ходе этого кризиса два таких разных, но одинаково мудрых человека, как Киссинджер и Бжезинский, выступили один в «Вашингтон пост», а другой в «Файненшл таймс» с идеями, примерно аналогичными предложениям российского Министерства иностранных дел. Бжезинский прямо предложил «финляндизацию» Украины, Киссинджер отметил особые интересы России на Украине и целесообразность нейтрального внеблокового статуса. Это означает: в принципе, то, что предлагает Россия, в целом воспринимается как вполне реальный вариант со стороны, по крайней мере, серьезных и ответственных людей.

Могут ли эти три стороны — ЕС, Россия и США — согласовать общие позиции и навязать их нынешним киевским властям, объясняя им, что только в таком случае они получат деньги, только в таком случае можно гарантировать территориальную целостность, естественно, за исключением Крыма. С точки зрения здравого смысла, украинские политики должны были хвататься за эту возможность, если, конечно, они в здравом уме, в трезвой памяти и в состоянии объективно оценить, в каком состоянии находится их государство.

Правда, очень трудно говорить о здравом смысле и о трезвых подходах применительно к украинской политической элите, потому что эта элита расколота и крайне безответственна. Внутри самой этой элиты практически никогда не бывает долгоиграющих договоренностей, потому что каждый пытается кинуть каждого, боясь, что если он этого не сделает, то партнер или соперник сделает это первым. Как мне говорил об этом однажды в Киеве за рюмкой чая первый президент Украины Кравчук: «Ну, что делать, наша элита вышла из крестьян, а крестьянин — очень подозрительный по своей природе, поэтому вечером договаривается, боится, что утром сосед или партнер его кинет, и старается кинуть раньше, чем кинут его». Поэтому в сложившихся условиях трудно ожидать продуманных, ответственных действий.

Но если бы таковые имели место, то можно было бы ожидать: Яценюк, Турчинов, Тимошенко, да и любые претенденты на статус либеральных прозападных сил должны понять, что в нынешних условиях единственная возможность восстановить доверие к Киеву со стороны Востока и Юга состоит в легитимации государственного статуса русского языка и федерализации. Нужно привлечь Юг и Восток к решению общенациональных проблем, пытаясь со временем действительно создать более интегрированное общество и государство.

Однако я сомневаюсь в осуществимости всего этого, пока люди типа Яценюка, Турчинова и Тимошенко командуют парадом в Киеве. Кстати, если бы такой вариант был предложен сегодняшнему украинскому руководству, их реакция стала бы еще и очень хорошим тестом на то, насколько серьезное влияние на сегодняшний политический процесс имеют националистические силы и вооруженные бандформирования, поддерживаемые Западом. Потому что мы постоянно слышим в западных средствах массовой информации со стороны западных политиков и аналитиков, что Россия преувеличивает их роль и значение, а на самом деле они имеют нулевое влияние на весь этот процесс.

У меня есть подозрение, что, даже если достаточно здравомыслящие, прагматичные люди: Яценюк, Тимошенко (правда, после утечки ее известного телефонного разговора я уже стал сомневаться в ее здравомыслии) и другие — согласились бы с таким трехсторонним предложением к нынешним украинским властям, вряд ли они смогли бы их принять. Ведь сегодня, как мне кажется, влияние вооруженных формирований, стоящих за националистическими силами в Киеве, гораздо сильнее, чем возможности прозападных либералов.

Если трехсторонний (Россия — ЕС — США), согласованный на основе российских предложений план по спасению украинской государственности не будет реализован, то это, на мой взгляд, будет чревато очень серьезными последствиями для Украины, России, ЕС, для российско-американских отношений и отношений Россия — ЕС. Даже для стабильных государств выборы — это потрясение, а в таких failed state, или обанкротившихся, государствах выборы — это дополнительный фактор усиления конфликта, тем более при очень слабых правоохранительных структурах и государственных институтах.

Если президентские выборы все-таки состоятся в конце мая, то, скорее всего, возникшая после выборов власть окажется менее стабильной. Сегодня на Украине нет ни одного политика, способного выступить в роли консолидирующей общество и страну фигуры. Самый главный кандидат — Юлия Тимошенко. Она успела прогреметь на всю страну как коррупционер, превзошедший своего ментора Павла Лазаренко, бывшего премьера Украины (который все еще сидит в американской тюрьме). Тимошенко уже побывала на тюремных нарах, будучи под следствием при президенте Кучме, боролась «нещадно» с президентом Ющенко, сидела при Януковиче. Заработала на госслужбе, по самым скромным подсчетам, много сотен миллионов долларов и прославилась не столько тем, что хорошо управляла экономикой страны, сколько тем, что воевала хорошо с политическими врагами и воровала.

Следующий кандидат — олигарх Петр Порошенко — также прославился своими подвигами на почве «внутриоранжевых» дрязг и также оставил о своей деятельности в администрациях Ющенко и Януковича весьма печальные воспоминания.

Виталий Кличко как спаситель отечества — это просто горькая шутка для бедного украинского народа. Остаются лишь деятели крайне националистического толка типа Дмитрия Яроша и Олега Тягнибока, успех которых заведомо не будет способствовать общественному единству. Таким образом, кто бы ни победил из этой меченой колоды на президентских выборах, власть в Киеве будет крайне неустойчива. Особенно, если при этом Россия предпримет целый ряд шагов, которые еще больше усугубят кризис украинской государственности.

Россия может не признать итоги майских президентских выборов вне зависимости от их результата. Она воздержится от восстановления украинской экономики, вероятно, закроет свой внутренний рынок для Украины. Россия может призвать Юг и Восток не участвовать в этих выборах, как это сделали киевские власти во время референдума в Крыму, чтобы своим участием не легитимировать новое руководство Украины, потому что до начала выборов 25 мая интересы Юго-востока вряд ли будут приняты во внимание. Принимая во внимание прежний опыт, когда президенты приходили с Востока, как Кучма, Кравчук и Янукович, а вопросы, связанные с языком и с федерализацией, все равно не решались, трудно предположить, что они будут решены в нынешних условиях. Ведь нет никаких шансов, что в избирательном процессе окажутся представлены серьезные политики с Востока и Юга. В нынешних условиях националистической истерии и при активном участии вооруженных бандформирований как на президентских, так и на парламентских выборах никакого смысла в участии русских и русскоязычных Востока и Юга Украины на этих выборах не будет.

В этих условиях, я думаю, что экономическая ситуация, вне всякого сомнения, будет ухудшаться. К межнациональному, межрегиональному конфликту по линии Запад — Восток и Юг добавится ухудшение социальной ситуации. Станет очевидным, что помощь Запада и МВФ ограничена: выделенные деньги недостаточны, а меры по улучшению ситуации в экономике не только не дают положительного результата, но, наоборот, еще больше усугубляют положение в экономике.

Нельзя исключать и начало волнений из-за резкого ухудшения жизненных условий населения страны в целом.

Как в ходе, так и после выборов в Киеве может возникнуть конфликт между радикал-националистами, которые имеют свои вооруженные бандформирования, и так называемыми либерал-западниками при неучастии Востока и Юга, русских и русскоговорящих на этих выборах. Я сомневаюсь, что после выборов националисты станут формировать коалицию между этими силами. Скорее радикал-националисты попытаются силой захватить власть в свои руки.

Это, в свою очередь, может привести к масштабным столкновениям как в Киеве, так и по всей Украине. Увы, в такой ситуации при всем нежелании России не вмешиваться в дела Украины разворачиваемый и углубляющийся хаос, неуправляемость, слабость институтов, гражданские столкновения могут заставить президента Путина использовать тот мандат, который он получил от Совета Федерации — чтобы защитить жизнь и обеспечить безопасность русских и русскоязычных на Украине. В таком случае не исключено, что войска могут быть использованы для того, чтобы стабилизировать ситуацию, во-первых, в левобережной Украине, где в большинстве своем живут русские и русскоязычные, в Одессе и на Юге вплоть до Приднестровья.

При этом Приднестровье, которое последние 25 лет мечтает о присоединении к России, сможет реализовать собственные мечтания, тем более что совсем недавно на очередном референдуме и на этой территории более 90 % проголосовали в пользу воссоединения с Россией. Это не будет сознательным выбором России, но, к сожалению, это окажется весьма вероятным вариантом, необходимым, чтобы предотвратить масштабное насилие и гражданскую войну на всей территории Украины. Российская сторона будет просто вынуждена прибегнуть к этому крайнему средству. И это, конечно, вызовет новый этап эскалации конфликта в отношениях Россия — ЕС и Россия — США.

Вероятно, что за этим последуют призывы прибегнуть еще к каким-то санкциям, хотя я не уверен, что угрозы применения санкций или изоляции России вообще имеют какой-либо смысл в сегодняшнем мире. Как совсем недавно об этом сказал в одной из телевизионных передач американский обозреватель Джордж Уилл, единственное, что мы знаем из истории санкций, — это то, что санкции не работают. Уилл привел наиболее показательный пример: прямо в заднем дворе самой могущественной страны — США, всего в каких-то 80 милях от Флориды, находится Куба, которая изолирована уже более 50 лет, и санкции в отношении этой страны по-прежнему действуют. Но братья Кастро по-прежнему там, и режим, созданный ими, по-прежнему стоит.

Конечно, еще более смешными и неуместными кажутся желания изолировать и наказать все еще ядерную сверхдержаву, каковой является Россия. Тем более сейчас мы уже не в начале 1990-х, когда в мире было безоговорочное доминирование США, а совсем в другом мире, где возможности и влияние США прогрессирующе уменьшаются, а роль и потенциал таких стран, как Китай, Индия, Бразилия, Турция и целый ряд других, резко возрастают. Поэтому если сейчас Запад исчерпает свои возможности санкций, то я затрудняюсь сказать, какие еще санкции могут принять ЕС и США для того, чтобы «наказать» Россию теперь уже за то, что она защищает русских и русскоязычных на Востоке и Юге Украины. Какова будет судьба этих территорий после ввода российских войск, трудно сказать. Вряд ли они могут быть частью России, хотя многое будет зависеть от того, как себя поведут киевские власти, если там вообще будет какая-то власть, и как отреагируют западные партнеры России.

Вот почему мне кажется, чтобы избежать этого второго, весьма рискованного варианта развития событий, нужно, чтобы в Вашингтоне, Москве, Брюсселе, Берлине уже сейчас начали обсуждать реализацию первого — оптимального — варианта, который по своим основным параметрам не так уж сильно отличается от тех предложений, которые были сделаны наиболее трезвомыслящими западными аналитиками. И эти предложения, кстати, были поддержаны даже нынешним премьером Яценюком, который время от времени говорит по-русски и обещает Востоку и Югу больше прав в плане выбора собственных властей, а также в определении, на каком языке говорить.

Уверен, что политикам на Западе именно об этом надо сейчас думать, вместо того чтобы обманывать весь мир и самих себя смешными и несбыточными угрозами об «изоляции» и «наказании» России.

 

Битва за Украину как этап в борьбе за новый миропорядок

 

С начала украинского кризиса как на Западе, так и в России, уже несколько раз менялись оценки, кто все-таки выигрывает и кто проигрывает в этой борьбе. Всем очевидно, что на Украине идет серьезное геополитическое противостояние между США вместе с их младшими партнерами из ЕС и Россией, от исхода которого во многом будет зависеть соотношение сил в мире в ближайшие десятилетия.

В феврале, после изгнания Януковича, казалось, что побеждает Запад и прозападные силы, и что фактически возможно формирование антироссийского украинского государства, интегрированного в обозримой перспективе в европейские экономические и западные военно-политические структуры. После объявления о суверенитете, а потом уже и о независимости Крыма и присоединении его к России без применения силы и кровопролития, аналитики стали говорить о том, что чаша весов склоняется в пользу России, что для России Украина является «экзистенциальной проблемой» и Россия будет бороться за нее до конца.

С марта весь западный мир гадал о том, как дальше будет действовать Путин, насколько далеко распространяются его амбиции и притязания, начнется ли вторжение в Восточную и Южную Украину, где преимущественно проживают русские и русскоязычные, особенно после антикиевских выступлений в Харькове, Одессе, Донецке, Луганске, Мариуполе и ряде других городов, или стоит даже ожидать, что Москва будет претендовать на всю Украину. Многие аналитики на Западе стали говорить о том, что Путин и на этом не остановится, что он пойдет на оккупацию Прибалтики и вряд ли НАТО рискнет ему в этом перечить.

Как всегда бывает в таких случаях, многие политики и аналитики дали волю своим фантазиям, притом что цели и задачи, которые ставила перед собой Москва, были давно и внятно изложены.

Стратегическая линия России, опубликованная МИД РФ еще до присоединения Крыма, сводилась к достаточно понятной формуле, поддержанной наиболее разумными политическими аналитиками и стратегами как в США, так и в Европе: Россия выступает за территориальную целостность Украины, ее федерализацию, внеблоковый статус и признание русского языка в качестве второго государственного. В таком виде Украина фактически могла бы выполнять роль буферного образования между Россией и Западом. России важно иметь дружественно настроенную страну в таком чувствительном для нее в военно-политическом и этнокультурном отношении регионе. Если бы эта позиция России был принята Вашингтоном и Киевом, скорее всего, Крым до сих пор оставался бы в составе Украины и там сегодня не разворачивалась бы масштабная гражданская война. Но, как я писал ранее, после свержения Януковича ни Вашингтон, ни Киев не были готовы к компромиссам. И Киев, и Вашингтон играли с Москвой в игру с «нулевой суммой».

 

Причины эскалации

Мне кажется, что в период после присоединения Крыма инициатива находилась в руках России и многие западные политики и аналитики были даже готовы к тому, что если Россия остановится и вторжение на Восток и Юг Украины не состоится, то Запад мог бы если и не признать официально, то фактически закрыть глаза на присоединение Крыма к России, ограничившись чисто символическими санкциями. Увы, надежды России на то, что американские партнеры смогут повлиять на своих ставленников в Киеве с тем, чтобы они приняли эти условия, не оправдались. Вашингтон принял другую стратегическую линию, и американское руководство фактически подтолкнуло киевские власти к консолидации с целью не допустить усиления влияния России на Украине, нанести ей поражение в этом экзистенциально важном для нее регионе, пытаясь минимизировать потери Киева и Запада в связи с присоединением Крыма к России.

В итоге на Украине началась гражданская война. Если в Одессе и в Харькове пророссийским силам не удалось взять власть в свои руки, то в Луганске и Донецке это получилось, с последующим объявлением независимости этих республик, подтвержденным референдумами, прошедшими в этих новообразованиях. Пророссийские силы рассматривали себя как ядро будущей Новороссии, однако этим их амбиции не ограничивались. Руководство новых республик рассчитывало на присоединение к ним со временем и других регионов исторической Новороссии: Одессы, Харькова, Днепропетровска, Херсона, Николаева, Запорожья — что дало бы возможность выхода к Приднестровью.

Таким образом, возникла реальная угроза формирования никем не признанного государственного образования в центре Европы, что фактически завершило бы раскол Украины.

Понятно, что в этой ситуации, не получив всю Украину, Россия получала бы серьезное влияние над значительной частью ее территории со всем военно-промышленным потенциалом Востока и Юга, который был создан в СССР как неотъемлемая часть российского ВПК, почти половиной населения Украины, русскими и русскоязычными языково, этнически и культурно близкими к России. В результате этого Россия могла бы серьезно изменить собственные геополитические и геостратегические позиции как в Европе, так и в мире. При таком развитии ситуации, несмотря на то что Россия не сохранила бы всю Украину в сфере своего влияния, очевидно, что она ничего и не теряла, наоборот — обретала многое.

При ином развитии ситуации, когда Россия сохраняет Крым, а вся остальная Украина оказывается под властью антироссийски настроенных националистов в Киеве, контролируемых из Вашингтона, очевидно, что такой исход борьбы за Украину стал бы серьезным поражением для России. Легко предположить, что большинство русских в течение недолгого времени оказались бы либо изгнаны из Украины (по данным российских миграционных структур на сегодняшний день российскую границу пересекли уже около двух миллионов человек), а оставшиеся там русские были бы насильственно украинизированы. Ни у кого нет иллюзий по поводу того, какой будет национально-языковая политика нынешних украинских властей в случае их окончательной победы над Востоком и Югом этой страны.

Взятие Крыма стало важным обретением для России, но потеря остальной Украины означала бы возникновение на самых ее границах еще одного оголтело антироссийского государства, стоящего в одном ряду вместе с Польшей и Прибалтийскими странами. А это могло бы иметь очень серьезные негативные последствия для России. Совершенно очевидно, что уже ничего не могло бы остановить Украину с ее нынешними властями и с таким настроем по отношению к России в ее стремлении стать членом НАТО. Такое государство, консолидировав власть в Киеве с помощью Запада и особенно США, стало бы очень серьезным инструментом в руках Вашингтона для давления на Москву.

 

Не «моргнул», а «подмигнул»

Когда Путин после присоединения Крыма взял паузу, а затем, передислоцировав российские войска с украинской границы, попросил Совет Федерации отозвать полномочия по применению силы на территории Украины, стало очевидно, что Россия не собирается вводить войска на Украину. Многие аналитики стали интерпретировать это как результат влияния уже вступивших в силу и угрозы принятия еще более болезненных санкций, после которых Путин решил остановиться на Крыме и постепенно начал уступать инициативу Западу. Так как якобы он стал искать достойные способы выхода из украинского кризиса посредством постепенной сдачи позиций на Восток и Юг Украины. По мнению многих, это означало, что Москва просчиталась, принимая решения по Украине, спасовала перед санкциями и, как писал колумнист «The New York Times» Томас Фридман, «Путин моргнул», то есть испугался. У многих как в России, так и на Западе создалось впечатление, что Москва готова уступить Юго-Восток в расчете на то, что это устранит угрозу новых санкций, убедит Запад снять уже принятые санкции, закрыть глаза на присоединение Крыма, вернуть Россию в «восьмерку». И в результате жизнь пойдет так, как будто ничего и не произошло.

Развитие ситуации на Украине продемонстрировало, что аналитики и политики как в России, так и на Западе, которые считали, что Россия меняет свою стратегию по отношению к Украине и «сливает» Юго-Восток, удовлетворившись Крымом в результате настоящих и под угрозой возможных санкций, были посрамлены.

Можно предположить, будто в Москве решили, что Россия может добиться своих стратегических целей и без прямого ввода вооруженных сил на территорию Украины, что, в принципе, киевские власти, даже при поддержке США и Европы, недостаточно сильны для того, чтобы реализовать собственный сценарий — то есть разгромить и уничтожить пророссийские силы, консолидировать власть и создать государство на консолидированной антироссийской основе с последующими притязаниями на возвращение Крыма и более тесную интеграцию в западные военные, политические и экономические структуры.

Новая российская тактика, скорее всего, исходила из того, что киевским властям вряд ли удастся стабилизировать ситуацию: они не смогут одержать военную победу в Луганске и Донецке, которые останутся как гвозди в ботинках центральных властей, постоянно угрожая продвинуться на Днепропетровск, Харьков, Одессу и дальше по всему Югу и Востоку. А также полагала, что, в принципе, Запад не в состоянии «вытащить» украинскую экономику из того глубочайшего кризиса, в котором она находится. При этом Россия имеет реальные возможности украинскую экономику обвалить, закрыв свои рынки для украинских товаров. Европа же не в состоянии применить слишком чувствительные санкции по отношению к России, потому что, по крайней мере на данном этапе, любые серьезные санкции против России окажутся очень болезненными и для самой Европы, если вдруг Россия решит в ответ закрыть подачу газа в Европу.

Таким образом, можно констатировать, что ни Россия, ни США не отказались от своих стратегических целей. Изменились лишь тактические средства их достижения. Россия не отказалась от своей стратегии по отношению к Украине, согласно которой она должна быть внеблоковой, федерализованной, дружественной страной, расположенной между Россией и Европой. США, в свою очередь, также не отказались от своих целей по способствованию консолидации государственной власти на Украине на антироссийской основе, чтобы она стала важнейшим плацдармом Вашингтона для дальнейшего давления на Москву. В этих условиях даже Томас Фридман вынужден был недавно поправить себя, написав, что Путин не «моргнул», а «подмигнул», признав тем самым, что Россия не испугалась. Россия просчитывает возможные последствия санкций как со стороны Европы, так и со стороны Вашингтона и готова и дальше вести борьбу за Украину, потому что будущее этой страны имеет для нее экзистенциальное значение.

В общем, Россия практически обеспечила себе возможность, без прямого использования вооруженных сил и не идя на полномасштабную войну с Украиной, сохранить серьезные рычаги воздействия на внутриполитические процессы в этой стране. Перед США стояли гораздо более сложные задачи на пути достижения стратегических целей, учитывая развал экономики на Украине, распад институтов государственной власти, жесточайшую борьбу между элитными группами. В этих условиях было очевидно, что к осени-зиме на межнациональный и межрегиональный конфликты может наложиться и конфликт социальный. Поскольку западная помощь киевским властям обуславливалась целым рядом очень суровых экономических мер по сокращению социальных расходов, по увеличению стоимости услуг ЖКХ, по повышению тарифов на газ и электричество на внутреннем рынке для индивидуальных потребителей. Все это в совокупности могло бы привести к тотальному краху киевских властей и ускорить процессы дезинтеграции страны. Ведь в условиях такого хаоса и неуправляемости другие регионы страны, а не только Юг и Восток также стали бы искать себе спасение, не рассчитывая на то, что киевские власти реально могут им помочь в выживании.

 

Сила или слабость

В такой накаленной обстановке крушение малазийского лайнера и последующее развитие ситуации вокруг него может оказать решающее влияние как на ход украинского кризиса, так и на характер отношений между Россией и Западом, а что еще важнее — Россией и США.

Не дождавшись результатов расследования причин крушения, Вашингтон да и многие политики и аналитики на Западе сразу назначили виновной Россию, преследуя цель сковать ее как политически, так и морально-психологически, добиваясь при этом более тесной консолидации США и ЕС. Была использована вся политико-пропагандистская мощь Запада, чтобы представить Россию в качестве государства, которое поддерживает международный терроризм, тем самым представить силы самообороны Донецкой и Луганской республик террористическими организациями с целью мобилизовать международное общественное мнение на осуждение действий России на Юго-Востоке Украины.

Все эти действия Вашингтона были направлены на то, чтобы вырвать из рук России и Путина инициативу и возможности для маневра на Украине, с тем чтобы потребовать от Москвы закрытия границы между Россией и Украиной, отказа от поддержки руководства Луганской и Донецкой республик и ополченцев, с тем чтобы киевские власти могли взять под контроль эти отколовшиеся территории и консолидировать собственную власть на Украине на антироссийской основе. Вашингтон пригрозил, что в случае неподчинения этим требованиям Россия будет полностью изолирована и объявлена парией в международных отношениях. К ней применят жесткие санкции с целью обвалить российскую экономику и фактически заставить капитулировать на Украине. Многие политики и аналитики в США требовали при этом не только нейтрализовать Россию, но и увеличить военно-политическую помощь киевским властям с тем, чтобы они поскорее добили пророссийских ополченцев на Юге и Востоке Украины.

Российские власти оказались в непростом положении. Многие аналитики как в России, так и на Западе решили, что в этих условиях российским властям ничего не остается, кроме как подчиниться этому диктату, попытаться выйти из кризиса на Украине при сохранении Крыма, но отказе от остальной Украины — в надежде на то, что со временем ситуация стабилизируется и все можно будет вернуть на круги своя. Если Россия и понесет потери, то они окажутся не столь ощутимыми, а приобретение Крыма станет существенной компенсацией.

На мой взгляд, это весьма поверхностный подход, потому что на самом деле, даже если Россия поддастся угрозе санкций и полностью отгородится от ополченцев Юга и Востока Украины, никто в США не готов ограничиться этим и оставить Россию в покое. Последуют требования возвращения Крыма, введения новых санкций — и так до тотальной капитуляции Москвы. После присоединения Крыма Запад готов был проглотить даже прямое вторжение российских войск на Восток и Юг Украины, лишь бы не было захвата всей Украины. Он готов был закрыть глаза на воссоединение Крыма с Москвой, так как Россия воспринималась как страна, которая действует с позиции силы.

Совершенно очевидно, что, поддавшись угрозе санкций и согласившись пойти на уступки, Россия будет восприниматься как страна, которая действует с позиции слабости, а значит, давление на нее следует лишь усиливать, чтобы добиться еще больших уступок. Такая позиция России стала бы для нее отказом от реализации собственной стратегии и, наоборот, согласием реализовывать стратегию США, о чем говорилось выше.

Хочу отметить еще одно очень важное обстоятельство. В битве за Украину решается судьба далеко не одной Украины, а и будущее России и США — следовательно, будущая судьба мира. Казалось, если в Вашингтоне Россия рассматривалась в качестве стратегического партнера и союзника в устройстве нового миропорядка, то, очевидно, что в таком случае американское руководство вроде бы должно быть готово согласиться с российской стратегией по отношению к Украине с тем, чтобы (не толкая ее в объятия Китая, о чем я недавно писал в журнале «The National Interest») сохранить возможности для конструктивного сотрудничества с Россией по многим другим вопросам…

 

Стратегия США

Битва за Украину позволяет вскрыть глобальную стратегию США по формированию новых контуров мироустройства, где всем ведущим странам планеты отведены свои места. В этой стратегии США внеблоковой Украине места нет. Иначе Вашингтону ничего не стоило бы принять совершенно рациональные условия России по урегулированию кризиса. Это было бы возможно, если бы американская сторона рассматривала Россию в качестве партнера. Но Вашингтон видит место России в мире иначе.

Вот почему битва за Украину для США — это и битва за будущее место России и Европы в складывающемся миропорядке. Вот почему правы те, кто говорит, что ополченцы Юга и Востока Украины сражаются не только за себя, но и за будущее России. Вашингтон использует украинский кризис, чтобы обострить отношения между Россией и Европой, создать чувство незащищенности и уязвимости у европейских стран по отношению к России, вылепить из России образ врага, убедить Европу в том, что без американской военной силы она станет легкой добычей агрессивной и непредсказуемой России, которая якобы только и думает, как восстановить Советскую империю, и готова вторгнуться в Прибалтику, Польшу и далее по списку. Фантомные боли, от которых страдают в Варшаве и прибалтийских столицах, где многие политики испытывают патологический страх перед Москвой, подпитывают эту линию американской политики в отношениях Европы и России.

Стратегия США здесь направлена на усиление своего военно-политического влияния в Европе, что даст возможность США оказывать давление на Европу, чтобы ускорить процесс формирования зоны свободной торговли между ЕС и США на более благоприятных для США условиях. В таком случае Америка будет все теснее «пристегивать» Европу к себе не только в военно-политически в рамках НАТО, но и экономически. И этот объединенный потенциал окажется очень важным для достижения более серьезных глобальных целей США в обозримой перспективе. При этом им не нужен буфер между Европой и Россией в лице внеблоковой Украины, потому что по отношению к России, видимо, также имеется другая стратегическая линия.

Скорее всего, в рамках этой стратегии Россия не рассматривается в качестве суверенной, самостоятельной страны, которая вольна в своем выборе между Западом и Китаем. Именно поэтому Россия должна быть повержена и возвращена в состояние 90-х годов, состояние зависимости от Соединенных Штатов. В Вашингтоне прекрасно понимают, что в возможном в обозримой перспективе противостоянии с Китаем России нельзя оставить возможность выбора в пользу более тесной интеграции с Китаем. В противном случае обширные российские территории, военный, научно-технический потенциал, ресурсы — окажись она в более тесном военно-политическом союзе с Поднебесной — серьезным образом изменили бы соотношение сил между Китаем и США. Поэтому Украина необходима как часть западных военно-политических структур для более плотного окружения России, с тем чтобы попытаться осуществить смену режима и в самой России, подчинить российские власти интересам США.

Интеграция европейской экономики в единую евроатлантическую зону свободной торговли способствовала бы формированию институционально оформленного экономического союза, совокупная экономическая мощь которого значительно превосходила бы китайскую экономику. Но, для того чтобы сдерживать амбиции растущего Китая, США необходимо иметь контроль над российскими ресурсами, для чего нужна смена режима в Москве, потому что суверенная Россия, да еще и с таким сильным лидером, является серьезным препятствием для реализации этих геостратегических и геополитических целей США.

Кстати, не так давно в своей книге «Стратегическое видение» Збигнев Бжезинский писал о том, что для США очень важно укрепление отношений с Европой и включение России в сферу интересов США и Европы, для того чтобы успешно противостоять будущим вызовам, которые могут возникнуть перед этим евроатлантическим союзом. Совершенно очевидно, что включение России предполагается в подчиненном положении, так как никто не собирается предоставлять России реального права голоса для отстаивания своего мнения в рамках модели мира, в которой США попытаются сохранить свое военно-политическое доминирование, используя экономический потенциал Европы и российские ресурсы. По крайней мере, на мой вопрос на одном из семинаров в Вашингтоне Бжезинскому, в каком качестве предполагается включить Россию в сферу интересов США и Европы, профессор не дал никакого внятного ответа.

Вот почему в сегодняшней битве за Украину решается не судьба Луганской и Донецкой республик и даже не судьба Украины. На самом деле, на наших глазах разыгрывается один из этапов борьбы за ресурсы для будущей битвы гигантов США и Китая.

 

Отступление бессмысленно

Из сказанного можно сделать очень важный вывод.

Если такое видение американской стратегии верное, то не имеет значения, кто руководит Россией, и не важно, какая позиция у России в данном случае по украинскому кризису. Если стратегия Вашингтона заключается в том, чтобы ограничить суверенитет России, подчинить диктату США и использовать российские ресурсы в будущем противостоянии с Китаем, не допустив сближения России и Китая, то, конечно, эта линия будет продолжаться, на какие бы уступки Россия ни пошла на данном этапе украинского кризиса.

Очевидно, что Вашингтон не собирается останавливаться на этом. Санкции будут ужесточаться, независимо от наличия для этого серьезных оснований. Было бы желание, а повод наказать Россию всегда найдется. Поэтому мне кажется, что состоявшийся на прошлой неделе в Москве Совет безопасности РФ, с одной стороны, разочаровал многих, потому что не прозвучали сенсационные идеи и заявления. С другой стороны, лично мне название самого заседания «Обеспечение суверенитета и территориальной целостности России» показалось очень важным и знаменательным.

Это означает, что российские власти осознают стратегическую линию США как направленную на ограничение суверенитета России, как это было в 90-е годы. Причем США намереваются достигнуть этого не путем осуществления прямой агрессии по отношению к России, а, скорее всего, посредством той или иной разновидности «цветной революции». Вот почему я считаю, что заседание этого Совета безопасности РФ было призвано дать понять Вашингтону, что его стратегические планы для нас прозрачны и понятны и легкой победы здесь им ожидать не приходится: Россия готова защитить свой суверенитет и не допустит смены режима. А это означает, что ставки будут повышаться, что конфликт на Украине продолжится и от исхода этой борьбы будет зависеть не только судьба Востока и Юга Украины, но и будущее России, США, Европы, Китая да и будущее всего мира.

В заключение хочу еще раз подчеркнуть главную мысль данной статьи.

Очевидно, что Вашингтон может пойти на какие-то компромиссы с Москвой по Украине только в случае угрозы потери всей или, по крайней мере, значительной части этой страны, а вовсе не из-за уступок России под влиянием уже введенных или угрозы введения еще более чувствительных для российской экономики санкций. При проявлении слабости и уступчивости со стороны Москвы угроза введения новых санкций не только не исчезнет, а наоборот, масштабы требований к Москве лишь возрастут.

Как ни странно, даже среди либералов в эти дни нашлись достаточно трезвые люди, которые считают, что санкции не смогут ни запугать, ни сломить решительность российских властей проводить последовательную политику на Украине. Санкции лишь еще больше сплотят народ вокруг власти, так как будут восприняты как попытка США одержать победу над Россией.

Как пишет один из российских либералов, который не потерял связи с родной почвой, что в российской либеральной среде большая редкость, Георгий Бовт в газете «The Moscow Times» (23 июля, 2014), «чем больше будет давление международного сообщества (на Россию. — А.М.), тем сильнее будут антизападные настроения и еще выше подскочат рейтинги Путина». Исходя из этого, он обращается к Западу с призывом вполне трезвым: «Есть только одна альтернатива: Запад должен срочно найти компромисс по украинской проблеме, признавая, что российские интересы не могут быть отодвинуты в сторону, а желание нанести унизительное поражение России может только интенсифицировать конфликт».

Если назвать вещи своими именами, в статье Бовта фактически утверждается, что с помощью санкций Запад не добьется поражения России и что такая политика может иметь очень серьезные негативные последствия как для Запада, так и особенно для либералов и прозападных кругов в России.

 

Ничего личного

На недавно прошедшем в Вашингтоне семинаре (организованном Институтом демократии и сотрудничества в Нью-Йорке и Центром национальных интересов в Вашингтоне), который совпал по времени с саммитом G20 в Лос-Кабосе и встречей президентов Путина и Обамы, я еще раз услышал, как мои американские коллеги из разных аналитических и властных структур озвучивали позицию Запада и особенно США в отношении того, что сегодня происходит в Сирии, и давали самые разные интерпретации и объяснения позиции России по этому вопросу.

В первую очередь следует обратить внимание на то, что и в западных политических и дипломатических кругах, и у западной общественности сложилось несколько мифов о том, что происходит в этой стране.

Миф первый связан с тем, что из-за одностороннего освещения западными СМИ событий в Сирии у общественности, да и у части политиков и дипломатов, укоренилось мнение о том, что все сирийское общество выступает против Башара Асада и требует его отказа от власти. На самом деле Б. Асад, как показали парламентские выборы (7 мая 2012 года), пользуется поддержкой значительной части населения своей страны. Мало того, он пользуется поддержкой этнических и религиозных меньшинств и опирается на мощь достаточно многочисленной и хорошо вооруженной по меркам Ближнего Востока армии.

Второй миф, который имеет широкое хождение в политических и экспертных кругах, заключается в том, что Асад полностью зависит от России и Китая, в первую очередь — от России, и если Москва захочет, то может потребовать ухода Асада и он вынужден будет подчиниться этому.

Как уже было сказано выше, Асад имеет собственную базу поддержки. Его зависимость от России не является критической, по крайней мере на данном этапе. На нем замкнуты огромные политические и экономические интересы многих влиятельных групп сирийского общества, и просто так, по требованию Москвы, он не может покинуть свой пост, если бы даже этого захотел.

В ходе упомянутого семинара некоторые американские участники договорились до того, что России стоит осуществить военный переворот, используя собственное влияние и связи с генералитетом сирийской армии, и таким образом решить эту проблему, которая сегодня стала камнем преткновения между Россией и западными странами, и особенно США. Мало того, один из участников семинара, высокопоставленный сотрудник одной из силовых структур США, сказал, что такие предложения были сделаны американской администрацией российским властям.

Очевидно, что люди, делающие подобные предложения Москве, не понимают, что, во-первых, отношения между Москвой и Дамаском не такие, как между Вашингтоном и Каиром, когда по требованию американских военных и Пентагона египетские генералы фактически осуществили переворот и свергли Мубарака. Египетские генералы со времени кэмп-дэвидских договоренностей получают ежегодные миллиардные вливания из Вашингтона и поэтому чрезвычайно отзывчивы к его пожеланиям.

Во-вторых, нет такого массового выступления против Асада, которое парализовало бы политическую жизнь в Дамаске, и нет раскола в армейских кругах.

И третье, что очень важно: Россия не формирует свою позицию по отношению к событиям в той или иной стране, зацикливаясь на конкретном лидере этой страны, иными словами — она не персонифицирует проблему.

Помимо этого, в ходе сирийского кризиса российская сторона пытается призвать своих западных партнеров извлечь уроки из уже произошедших событий «арабской весны» в других странах. Канцлер Бисмарк говорил, что «только дурак учится на собственных ошибках, умный учится на ошибках других». Увы, относительно сирийской ситуации надо сказать, что наши партнеры, американцы, отказываются учиться даже на собственных ошибках.

Когда в начале 2011 года начались антиправительственные выступления в Египте, которые потом завершились свержением режима Мубарака, мне приходилось писать в журнале «The National Interest», что в конечном итоге если Мубарак будет свержен, эти процессы приведут не к тому, что люди из Google и Microsoft придут к власти вместе с либералами типа Ал. Барадея. Скорее всего, эти революционные процессы приведут к двум возможным исходам: к диктатуре армии или к взятию власти исламскими радикалами. И как раз в минувшее воскресенье победу во втором туре президентских выборов одержал выходец из «Братьев-мусульман» Мухаммед Мурси.

Таким образом, когда российская сторона возражает против требования Запада о немедленном уходе Асада, она вовсе не проявляет какую-то зацикленность на том, что именно Асад должен оставаться у власти. Просто российская сторона пытается все-таки придать определенную управляемость этим процессам, с тем чтобы не допустить расширения зоны насилия, хаоса и неуправляемости. Сирия находится в самой чувствительной точке Ближнего Востока, и процессы, происходящие там, легко могут перекинуться на Ливан, Ирак, могут вовлечь в этот конфликт Иран, Турцию, Израиль. Так что это — пороховая бочка, здесь требуется чрезвычайная осторожность, чтобы не подливать масла в огонь. И, конечно же, чрезвычайно важно, чтобы этот процесс происходил в конституционных рамках. Если все же смена власти в той или иной форме произойдет, важно, чтобы она не вылилась в игру с нулевой суммой.

И здесь мы подходим к самому важному, на что мне также пришлось обратить внимание американских участников семинара: как ни странно, не Россия, а именно США и их союзники своими действиями провоцируют рост насилия, хаоса и неуправляемости в этом регионе. Занимая однозначную позицию, сводящуюся к тому, что Асад должен уйти, они, таким образом, способствуют формированию повышенных ожиданий и требований со стороны вооруженной оппозиции. Последняя, зная опыт Ливии, радикализует собственные требования по отношению к режиму. У нее не остается никаких стимулов, чтобы идти на переговоры с существующим режимом и искать компромисса. Она требует от западных покровителей и их союзников в регионе внешней интервенции и свержения силой режима Асада. Таким образом, Запад, не предлагая политического и дипломатического решения проблемы, не предлагая альтернативы поддержанному Россией плану Кофи Аннана, способствует дальнейшей эскалации конфликта.

Вызывает определенный оптимизм то, что в Лос-Кабосе в совместном заявлении по Сирии после встречи президентов Путина и Обамы было сказано, что стороны поддерживают усилия Кофи Аннана и желают решения данной проблемы со стороны сирийского народа через мирный переговорный процесс с участием всех заинтересованных сторон. Будут ли положения этого заявления реализованы в рамках международной конференции по Сирии, предложенной российской дипломатией, покажет время.

 

Гуманитарные интервенции заканчиваются гуманитарной катастрофой

В последние несколько дней мы снова слышим воинственные заявления американских политиков самого высокого уровня, начиная от сенаторов и заканчивая президентом, что сирийские власти якобы применили химическое оружие и это не может пройти безнаказанно, что они перешли красную черту и надо наказать сирийское руководство, чтоб «неповадно было». Потому что иначе, как говорят некоторые американские политики и аналитики, Америку не будут воспринимать всерьез в мире.

Прежде чем говорить о возможных последствиях подобных акций, неплохо было бы проанализировать: а, собственно, к чему приводили предыдущие такого рода вовлечения США в этот регион «во имя спасения человеческих жизней», во имя «высоких гуманитарных целей»?

Начнем с печально известного случая вторжения в Ирак под надуманным предлогом наличия в этой стране оружия массового поражения, поддержки Саддамом Хусейном «Аль-Каиды» и исламских радикальных террористов и готовности этой страны и дальше использовать оружие массового поражения с целью нанесения ущерба Америке и ее союзникам. Всем известны печальные результаты этого вторжения. Оружия массового поражения так и не нашли, интервенцию пытались оправдать продвижением демократии в арабском мире, освобождением иракского народа и человечества от «кровавого диктатора» Саддама Хусейна, утверждением демократии в этой стране и заявлениями о том, что вообще демократию надо будет продвигать по всему арабскому миру.

Что мы имеем в результате? Несколько сотен тысяч убитых иракцев, миллионы перемещенных по территории этой страны лиц, тысячи погибших и десятки тысяч раненых американских солдат и их союзников, страна лежит в руинах, де-факто она распалась на три части: шиитскую, суннитскую и курдскую, ежедневные террористические акции сотрясают эту страну и уносят десятки жизней ежедневно. При этом администрация Обамы заявила, что США выполнили свою миссию в этой стране и должны ее покинуть.

Следующая в этом ряду акция с целью защитить гражданское население, помочь антидиктаторским силам — интервенция в Ливию, страну, которая до начала гражданской войны, по данным ООН, входила в пятерку наиболее успешно и динамично развивающихся государств. В результате вмешательства США и их союзников и эта страна оказалась в развалинах, зверски убит предыдущий руководитель, поставленное оружие в значительной своей части попало в руки исламских радикалов. Зона нестабильности распространилась за пределы Ливии на Мали и другие сопредельные страны. Убиты американские дипломаты, неясна судьба самой Ливии. Опять же, американцы как бы выполнили свою «гуманитарную миссию», в результате которой страна просто в руинах.

Следующая американская акция по продвижению мира и демократии в этом регионе — вовлечение американской администрации в «арабскую весну», а более конкретно — в египетские дела. Когда в Каире демонстранты требовали отставки Мубарака, американский президент со своей стороны потребовал, чтобы Мубарак немедленно ушел, несмотря на тридцатилетнюю дружбу с США и на то, что он верой и правдой служил союзническим отношениям с США, выполнял обязательства, взятые в Кэмп-Дэвиде перед Израилем, и способствовал стабильности в регионе. Вопреки наивным ожиданиям Вашингтона не демократы пришли на смену Мубараку в Египте в результате выборов. К власти пришли исламские радикалы, «Братья-мусульмане», которые за очень короткое время настроили против себя почти все население страны. Начались массовые выступления теперь уже против «Братьев-мусульман», которые пытались монополизировать власть в своих руках.

Армия совершила переворот, все вернулось на круги своя, но в гораздо худшем варианте. Вместо несколько прикрытой гражданскими институтами диктатуры Мубарака сегодня в Египте открытая диктатура военных. Президент Обама забыл, зачем американцы прогнали Мубарака, а Вашингтон вынужден смириться с военным переворотом. Только очень наивные люди могли ожидать, что на смену диктатуре Мубарака в Египте придет демократический режим. Экономика страны находится в плачевном состоянии. Есть угроза длительной гражданской войны между армией и «Братьями-мусульманами» или же перспектива установления генералами жесткой авторитарной власти.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что каждая попытка американской администрации вмешаться с «благими намерениями» в дела тех или иных арабских государств, вместо того чтобы привести эти страны к миру, стабильности и процветанию, наоборот, создает дополнительные колоссальные проблемы, начиная от разрушения государств до полного хаоса и неразберихи.

Такая непродуманная, импровизированная, лишенная всякого стратегического видения политика США в этом регионе естественным образом подрывает доверие к стране как к ответственному участнику событий в этом регионе у ряда ведущих держав мира, которые не числятся в сателлитах США и пытаются вести самостоятельную и ответственную политику в мире. Удивляет то, что американская администрация, неоконсервативные и либерально-интервенционистские «лунатики» как ни в чем ни бывало требуют от других стран, несмотря на свои предыдущие провалы в этом регионе, и сейчас, в случае с сирийским кризисом, встроиться в фарватер уже не раз провалившейся политики Вашингтона. Даже в самих США многим уже ясно, что более чем двухлетняя политика по отношению к сирийскому кризису оказалась провалом.

Для всех уже очевидно, что президент Обама не любит и не понимает внешнюю политику, не имеет ясного представления о роли и месте США в современном мире. К сожалению, это относится и к его внешнеполитической команде. Именно этим объясняются непродуманные заявления Обамы о том, что Мубарак должен уйти, Каддафи должен уйти, Асад должен уйти, странные личные выпады против лидеров великих держав, будто ему уже не придется вообще заниматься внешней политикой и не придется прийти на поклон к тем же лидерам с просьбой о помощи.

Конечно, сегодня вопрос не в том, хороший Асад или плохой, надо или не надо наказать Асада, и даже не в том, кто применил химическое оружие. Все более настойчиво сегодня как в США, так и в остальном мире звучат вопросы, обращенные к администрации Обамы: если вы способствуете изменению режима в разных странах, то знаете ли вы, на что меняете действующую власть? Насколько ответственно относитесь к последствиям своих действий и как это может отразиться на судьбе данной страны, всего региона, а также на системе международных отношений в целом? По всем этим вопросам в Вашингтоне нет ответов. Внешняя политика могущественной державы ставится в зависимость от импровизированных заявлений президента Обамы.

То есть если президент США по той или иной причине что-то заявил, значит, нельзя, чтобы его призывы не были реализованы, а иначе кто будет уважать Америку. И поэтому, когда он сказал, что Мубарак должен уйти, Пентагон организовал переворот в Египте и сверг Мубарака с помощью египетских генералов. Если президент сказал, что Асад должен уйти, то, естественно, о каком переговорном процессе по созданию механизма смены власти может идти речь? Если президент США говорит, что Асад должен уйти, то, естественно, лидеры оппозиции не имеют никаких стимулов сесть за стол переговоров с Асадом, так как они уверены: американцы нанесут ракетно-бомбовые удары и уничтожат режим Асада. Если президент сказал, что использование химического оружия означает, будто Асад перешел красную черту, значит, надо наказать сирийские власти вне зависимости от того, кто применил это оружие, — удар будет нанесен по Асаду.

Нельзя забывать, что в регионе существует довольно хрупкий баланс между шиитами и суннитами. Иран, иракские шииты, Сирия, «Хезболла» и ХАМАС составляют некую неформальную коалицию, противостоящую Саудовской Аравии, Катару, Турции и другим суннитским государствам региона, и нарушение этого баланса может совершенно непредсказуемо сказаться на развитии ситуации как в перечисленных странах, так и во всем регионе. Поэтому странным кажется вовлечение Израиля в процесс по дестабилизации и уничтожению режима Асада, ведь понятный и предсказуемый Асад должен быть намного приемлемее для Израиля, чем непонятные силы исламских радикалов, которые могут прийти ему на смену. При этом нарушение баланса в регионе в пользу суннитских радикалов может привести к тому, что Израиль окажется один на один против более консолидированных исламских радикалов. То же самое может произойти в отношениях этого региона с США и Западом: в результате нарушения баланса между шиитами и суннитами на Большом Ближнем Востоке более воинственный исламский радикализм может стать серьезной угрозой для Запада.

Из сказанного становится очевидно, что сегодня ни Ирак, ни Ливия, ни Сирия, ни Египет не представляют угрозу миру и системе международных отношений. Наибольшая угроза миру и стабильности всей системы международных отношений исходит от гораздо более сильной в военном отношении державы — от США, которая под руководством политиков-дилетантов в международных отношениях, руководствующихся самыми добрыми пожеланиями, вовлекают это государство в решение самых разных вопросов других стран, переживающих внутренние кризисы и конфликты. Очевидно, что у США сегодня нет ни понимания, ни ресурсов, ни желания, да и поддержки собственного населения по вовлечению Америки в этих странах в процесс «нэйшин билдинг» (национального строительства) и «стейт билдинг» (государственного строительства).

В результате такого американского вовлечения локальные конфликты и проблемы становятся глобальными и в результате вообще не поддаются никакому разрешению. В итоге американцы уходят из очередной страны, народ которой хотели «осчастливить», оставляя за собой неисчислимые жертвы и разрушения, а масштабы хаоса и неуправляемости в мире нарастают. Во весь рост встает вопрос как в США, так и в мире: как остановить этот зуд американских гуманитарных интервенций, которые оборачиваются катастрофой для всех? Очевидно, что необходимо как-то обуздать страну, которая обуреваема жаждой «осчастливить человечество» под руководством американских необольшевиков в лице неоконов и либеральных интервенционистов с весьма смутными представлениями о мире и о возможностях США. Одна надежда, что твердая, последовательная и ответственная политика России, Китая, надеюсь, Индии, Бразилии и ряда других стран, наряду с ростом влияния разумных сил внутри США типа сенатора Рэнда Пола и других, сможет минимизировать издержки американских гуманитарных интервенций, оборачивающихся ростом хаоса и неуправляемости в мире.

 

Твердая позиция России по Сирии приносит результаты

Между Москвой и Вашингтоном есть понимание по политическому урегулированию ситуации в Сирии, заявил президент России Владимир Путин по итогам своего визита в Париж и встречи с американским коллегой Бараком Обамой. «Если мы говорим о необходимости политического урегулирования, то нужно работать над новой конституцией, над новыми выборами и контролем за их результатами», — сказал российский президент.

Переговоры лидеров России и США в Париже заранее не планировались, однако все же состоялись и стали уже вторыми за последние две недели. Как и на саммите G20 в Турции, Путин и Обама обсудили ситуации в Сирии и на Украине.

По словам политолога, профессора МГИМО Андраника Миграняна, очень важно, что российская твердая последовательная позиция по важнейшим международным вопросам дает свои результаты.

«Не случайно в Вене (на встрече по сирийскому урегулированию. — Прим. ред.) американцы были вынуждены впервые согласиться с тем, что можно решить проблему сирийского урегулирования без предварительных условий. Притом, что и Керри повторял много раз как мантру, и Обама повторяет, что “Асад должен уйти”. Но это уже не является предварительным условием для начала процесса политического урегулирования. Это означает, что в западных столицах поняли: их линия по сирийскому урегулированию была неправильной — сначала Асад уходит, потом непонятно, кто приходит и с кем договариваться. Поэтому это уже серьезный сдвиг. Теперь вопрос в деталях», — сказал Андраник Мигранян в эфире радио Sputnik.

Он привел слова российского президента о том, что для политического урегулирования в Сирии необходимо работать над новой конституцией и над новыми выборами.

«Не исключено, что Сирия может иметь некую конституцию и властную конфигурацию, которая будет напоминать ливанскую. Там очень четко расписано, какие этнические и религиозные группы могут занять определенные должности для того, чтобы в результате правления большинства не создавались проблемы. Ведь если нарушаются этнические, религиозные, культурные традиции, то люди не принимают правление большинства. И готовы воевать за то, что для них важнее, чем некие юридические нормы, принятые большинством. Поэтому и для Сирии — сначала некие конституционные изменения и потом порядок перехода к новым выборам. Там наша позиция остается прежней — пусть сирийский народ выберет: Асада — так Асада, не Асада — так не Асада. У западников есть определенная аллергия на Асада. Но, как бы то ни было, есть и определенное поле для взаимопонимания. В последнее время позиция Обамы была однозначной — изолировать, наказать Россию. Но реальность оказалась такова, что США, при всем своем высокомерии, не в состоянии игнорировать Россию и то, что без России (и это не фигура речи) ни одно важное решение в мире сегодня нельзя принимать», — подчеркнул Андраник Мигранян.

По его мнению, грядущие выборы президента США также влияют на позицию Обамы. «Конечно, демократы находятся под очень сильной критикой, особенно администрация. Я как человек, который последние семь лет жил в США и следил за политическим процессом, должен сказать: есть устойчивое мнение в американских политических кругах, что Обама не понимает и не любит внешнюю политику, что он — слабый лидер. И что под его руководством Америка теряет свои позиции международного лидера. В последние два-три года усиливается позиция России и особенно российского президента Путина как главного игрока на международной арене.

И здесь надо иметь в виду, что Обама находится под давлением и многие вещи он делает с оглядкой на внутриполитическую ситуацию. Слабость американской внешней политики и американского президента, который представляет Демократическую партию, не может не отразиться на перспективах демократов на этих президентских выборах. Вот почему Обама должен добиться хоть какого-нибудь успеха и какого-то результата. Его обвиняют в слабости, в отсутствии достижений во внешней политике, требуют жесткости и результата. А результат он, как выяснилось, может получить, только если найдет определенное пространство для договоренностей с Россией», — отметил Андраник Мигранян.

По его мнению, действиями в отношении российского Су-24 президент Турции Тайип Реждеп Эрдоган ослабил свои позиции и тем самым поставил себя в зависимость от Вашингтона.

«Наша триумфальная операция в Сирии вызывала очень серьезную озабоченность, и я бы сказал, даже расстройство во многих столицах. Успех России воспринимался как проигрыш Запада. Тем более когда сравнивали результаты действия коалиции под руководством США и действия России со своими союзниками в Сирии. Когда Турция сбила российский самолет, этот инцидент подпортил имидж нашей операции. Но в самом большом проигрыше оказался Эрдоган. Потому что он ранее себя позиционировал как политик, который дистанцировался от Вашингтона. У него возникли проблемы с Израилем, и он использовал сближение с Россией для увеличения капитализации Турции в международных отношениях, в своих отношениях с Вашингтоном и с Брюсселем.

Но, сделав то, что он сделал, он фактически снова ставит себя в очень большую зависимость от Вашингтона и европейских столиц. Потому что, испортив отношения с Россией, он резко уменьшает политическую капитализацию как свою личную, так и Турции в целом. Вот почему мне кажется, что сейчас он будет более зависим от США и Вашингтон в большей степени сможет манипулировать Турцией», — заключил Андраник Мигранян.

 

Россияне понимают: от власти Турции можно ждать чего угодно

Россияне отказываются от отдыха в Турции после инцидента со сбитым над Сирией турецкими ВВС российским бомбардировщиком Су-24. Согласно результатам опроса, проведенного ВЦИОМ в конце ноября, 94 % респондентов не собираются ехать в эту страну. Еще 4 % опрошенных заявили, что планировали поездку, но изменили свое решение.

До этого инцидента Турция была одним из самых популярных направлений для российских туристов. В 2014 году страну посетило 4,5 млн человек. По этому показателю Россия находилась на втором месте после Германии.

Как показали результаты опроса ВЦИОМ, в общей сложности у 73 % россиян отношение к Турции изменилось к худшему после инцидента с самолетом. Ощущения россиян, отразившиеся в результатах опроса, совершенно понятны, считает политолог, профессор МГИМО Андраник Мигранян.

«Мне кажется, что эти результаты были ожидаемы. В сложившейся ситуации трудно найти людей, равнодушных к тому вероломству, с которым мы столкнулись в случае с Турцией. И я думаю, что многие россияне, привыкшие к отдыху в Анталии, сегодня понимают, что можно ожидать любых провокаций и любого нового вероломства. Атмосфера в значительной степени отравлена действиями турецких властей. Поэтому люди считают, что разумным будет воздерживаться от поездки в эту страну. Также, возможно, к этому добавляется мотив как-то экономически наказать тех, кто так поступил по отношению к нашей стране и к нашим людям», — сказал Андраник Мигранян в эфире радио Sputnik.

По мнению политолога, ухудшение связей с Россией ударит в конечном итоге и по авторитету турецкого руководства внутри самой Турции.

«Бизнес, конечно, будет недоволен. Общественные настроения будут меняться не в пользу Эрдогана. Глава Турции будет стараться показать, что он такой “крутой парень” и ничего не боится. Но я думаю, что в долгосрочной перспективе это все сильно ударит по Эрдогану», — считает Андраник Мигранян.

Одной из причин, по словам политолога, является появление все новых данных о личной заинтересованности президента Турции в поддержке действующих в Сирии террористов.

«Брифинг Минобороны России и поднявшаяся после него в международных СМИ информационная волна по поводу связей Эрдогана и его семьи с ДАИШ (ИГИЛ, запрещенная в РФ террористическая организация. — Прим. ред.) по поводу продажи украденной из Сирии нефти также подрывают в значительной степени авторитет и имидж турецкого президента. Я думаю, что совокупность всех этих факторов приведут к ослаблению позиций Эрдогана. В том числе и в отношениях с США и другими партнерами Турции. Если Эрдоган раньше мог себе позволить свободно действовать в каких-то случаях, то сегодня он очень зажат и находится под мощным давлением как извне, так и изнутри страны», — полагает Андраник Мигранян.

 

В ситуации с Су-24 Эрдоган был уверен, что его «прикроют»

К решению турецкого руководства впервые за последние 100 лет бросить открытый военный вызов России, сбив российский самолет над Сирией, мог привести целый комплекс причин — как политических, так и экономических. Вполне возможно, что свою роль сыграли и личностные качества турецкого лидера Реджепа Тайипа Эрдогана, видящего себя неким «неоосманским лидером» исламского мира. Однако решающую роль здесь сыграло другое — уверенность Эрдогана, что его «прикроют» могущественные покровители. В этом убежден политолог, профессор МГИМО Андраник Мигранян.

24 ноября Турция сбила над Сирией российский военный самолет Су-24. Владимир Путин назвал это «ударом в спину» со стороны пособников террористов, а кабинет министров РФ готовит ряд экономических мер в ответ на этот агрессивный шаг Турции.

«Скорее всего, помимо экономического, геополитического и чисто политического интереса, помимо личных амбиций Эрдогана, здесь был один момент, и он стал решающим. Ведь Эрдоган — политик амбициозный, но он не сумасшедший», — сказал Андраник Мигранян в эфире радио Sputnik. Этим решающим фактором, по мнению политолога, были некие внешние договоренности, которыми заручилось турецкое руководство. Мигранян уверен, что решение об атаке на российский самолет принималось не спонтанно.

«Похоже, что турецкая сторона заранее готовила общественное мнение к чему-то подобному. Не случайно они несколько раз заявляли о том, что российские самолеты во время своих операций якобы нарушали воздушное пространство Турции. Я не исключаю, что на каком-то уровне там шли разговоры: почему бы не сбить один из российских самолетов, а может быть, и не один. Ведь как для Эрдогана, так и для некоторых стран Залива, которые стоят за спиной террористов, триумфальная операция российских ВКС в Сирии — это как нож в сердце или, как минимум — как кость в горле… Но эта кость — не только в горле у Турции, но и в горле у Вашингтона», — считает Андраник Мигранян.

По мнению политолога, в этих обстоятельствах желание что-то противопоставить России, а заодно столкнуть Россию и Турцию для Вашингтона могло стать слишком большим соблазном.

«Конгресс, особенно республиканцы, в условиях избирательной кампании беспощадно критикует американское руководство и Обаму, в частности, упрекая их в слабом лидерстве, в неспособности эффективно действовать. Они указывают, что все лавры уходят России и Путину. И в этой ситуации подпортить нам операцию, столкнуть Россию и Турцию — это большой соблазн. Ведь за 100 лет, прошедшие после Первой мировой войны, Турция впервые осмелилась бросить такой вызов России. На мой взгляд, очевидно, что, не заручившись заранее некими договоренностями, Турция на это пойти не могла», — считает Андраник Мигранян.

 

Хроника пикирующего бомбардировщика

К. Затулин, ведущий: — Нападение на российский бомбардировщик в небе над Сирией, перевернувшее вверх дном современные российско-турецкие отношения, поневоле заставило вспомнить их историю во всей полноте. В публицистике на эту тему мелькают разные данные о числе войн между нами в прошлом: в «Википедии», например, их насчитывают 12, начиная с неудачного похода турок на Астрахань в 1562 году и кончая Первой мировой войной, причем здесь не учтены набеги на Москву вассального Турции Крымского ханства, ответное «сидение» донских казаков в Азове и прочее.

Но факт остается фактом: летчик Олег Пешков и морской пехотинец Александр Позынич стали первыми русскими военнослужащими за сто лет с Первой мировой, погибшими в результате турецкого нападения. Далеко не весь этот век можно считать безоблачным для русско-турецких отношений, однако в годы после распада СССР все внешние признаки их расцвета были, казалось, налицо. Много лет в России то ли верили, то ли заставляли себя верить в то, что Турция друг и партнер. А что теперь? Как теперь рассматривать перспективу: Турция в будущем — это партнер или противник?

Сюжет:

«Турция и турецкий народ, будучи виновными в первом в истории XX века геноциде, жертвами которого стали полтора миллиона армян на территории Османской империи, никогда не проходили через покаяние — ни на государственном, ни на общественном уровне. Можно приводить в пример Германию, прошедшую через денацификацию, можно самих себя, неоднократно каявшихся и продолжающих бередить свою душу все новыми и новыми призывами к покаянию, — но не Турцию, где продолжают изгонять и убивать собственных граждан за одну попытку признания преступлений против человечности столетней давности.

Нынешний виток противостояния, привычный для русско-турецких отношений в каком-нибудь XIX, XVIII или XVII веке, был публично анонсирован президентом Турции именно в связи с появлением в апреле Владимира Путина в Ереване в дни траура по жертвам геноцида армян. Турецкий МИД готов наброситься на кого угодно, Путина, Олланда или Обаму, если те позволят себе назвать черное черным, даже оговорив, из политкорректности, что речь идет о преступлениях канувшей в лету Османской империи.

Мы не дождемся извинений от турецкого лидера за смерть наших людей и сбитый самолет — это не в традициях Турции».

Цитата (Ахмет Давутоглу, Премьер-министр Турции):

«Да, мы «новые османы». Мы вынуждены заниматься соседними странами».

Сюжет:

«Надо бы знать, что сулит этим самым «соседним странам», одной из которых является Россия, «неосманизм» или «пантюркизм», о котором пять с лишним лет назад говорил нынешний премьер Турции».

Цитата из текста клятвы неонацистской турецкой организации «Серые волки»:

«Наша борьба будет продолжаться, пока национальная Турция не создаст Великий Туран… Да хранит Аллах турок и возвеличит их».

Сюжет:

«Это те самые «Серые волки», которые расстреляли русского летчика из зенитного пулемета и в течение всех лет правления Эрдогана остаются третьей политической силой в парламенте Турции».

К. Затулин: — А что такое Великий Туран?

Федор Лукьянов, директор по научной работе Фонда развития и поддержки Дискуссионного клуба «Валдай»: — В начале 90-х после распада Советского Союза у Турции появилось новое пространство для деятельности. И у тогдашних президентов Тургута Озала, а потом Сулеймана Демиреля была очень масштабная амбиция — сплотить весь тюркоязычный мир, который стал, так сказать, бесхозным. Это республики бывшей Советской Средней Азии, Казахстан, Азербайджан и часть территории собственно Российской Федерации, где тюркоязычные народы проживают. И турки предпринимали очень масштабные усилия для того, чтобы расширить свое влияние — как экономическое, так и культурно-информационное.

Сергей Михеев, генеральный директор Центра политической конъюнктуры: — Это такая утопия, которая живет, наверное, в головах турецких идеологов и всевозможных фанатиков Османской Империи. Дело в том, что Большой Туран — вещь абсолютно виртуальная, она никогда в реальности не существовала. Если Османская Империя действительно была, то Большого Турана никогда не было. Это нечто абсолютно выдуманное, куда входят страны условно тюркские или условно тюркоязычные. Но представьте себе, в Большой Туран они готовы записывать даже российскую Якутию! Но где якуты, а где турки? Может быть, какая-то десятая капля крови там и есть где-то, но имеет ли это вообще отношение к реальному политическому проекту? Конечно, нет. Говорить всерьез о создании этого большого Турана, я думаю, не имеет смысла.

К. Затулин: — Вот так мы себя успокаиваем. Но на вопрос: что такое Великий Туран? — лучше всех, как мне кажется, ответил наш евразийской союзник Нурсултан Назарбаев в 2012 году в Стамбуле.

Цитата (Нурсултан Назарбаев, Президент Республики Казахстан):

«Между Средиземным морем и Алтаем живет более двухсот миллионов наших соотечественников. Если бы они объединились, мы стали бы большим и влиятельным в мире государством».

Сюжет:

«Участники учрежденной в 1991 году Всемирной Ассамблеи тюркских народов — Турция, Азербайджан, Казахстан и Киргизия — в 2009 году в Нахичевани объявили о создании Тюркского совета и общего флага, который теперь является обязательным для всех стран-участниц после национального».

С. Михеев: — Турки влезли в Среднюю Азию, в первую очередь, информационно и идеологически. Во всех этих странах Средней Азии работают турецкие университеты, они создали систему грантов, подобно американской, для того чтоб студенты этих стран ездили в Турцию, ну а там, естественно, промываются мозги. Была, так сказать, программа по проникновению и в местное духовенство. Турки спонсировали программу возведения типовых мечетей, которые в Средней Азии все, кто там бывал, видели неоднократно. Они серьезное влияние имеют на местное духовное образование. Точно так же в Турцию ездят на учебу в медресе местные священнослужители. Таким образом, да, они влияние на умы получили.

К. Затулин: — Как видим, Великий Туран, порожденный воспоминаниями об Османской империи, изначально мыслился еще шире.

Но если современная Турция решила отказаться от идейного наследства Кемаля Ататюрка, которому в 1920-е годы помогла встать на ноги Советская Россия, и строить Великий Туран или новую Османскую империю путем исламизации государства и претензии на роль лидера всего мусульманского мира (а только ради этого Эрдоган еще 5 лет назад разругался с Израилем), то это и есть прямая и недвусмысленная угроза России, чьим историческим врагом на протяжении сотен лет была Османская империя. Турецкие султаны были по совместительству халифами всех мусульман: так кто же, в самом деле, ближе к идее халифата — проходимец аль-Багдади в ИГИЛ или Эрдоган в Турции?

Сюжет:

«Проводя операцию против ИГИЛ, воздушно-космические силы России нанесли удар по самому сплетению политических и экономических вожделений турецких правящих кругов в Сирии, которая должна была уже пасть первой жертвой нового османского расширения, после подзабытого Кипра. Ответ не заставил себя долго ждать.

Первым предупреждением 31 октября был самолет над Синаем: у нас, конечно, нет прямых улик, но взаимосвязь людей Эрдогана и его самого с египетскими «Братьями-мусульманами», которых он патронирует, широко известна. Взрывная волна опрокинула заодно и туристическую отрасль Египта и не могла не отразиться на планах российско-египетского сотрудничества — долго ли надо искать, «кому выгодно?». Личная креатура Эрдогана, начальник турецкой разведки Хакан Фидан, ошарашивший Европу в ноябре призывом признать ИГИЛ, совсем не кажется в этом вопросе человеком вне всяких подозрений.

Это не все. В августе, на так называемом Всемирном конгрессе крымских татар в Турции, Мустафа Джемилев носился с идеей мусульманского батальона в Херсонской области, чтобы «контролировать сообщение с Крымом». Позже руководитель Федерации крымско-татарских общин Турции Унвер Сель утверждал, что в осуществление этого плана через Турцию на Украину направилась чуть ли не тысяча сирийских боевиков. Украина якобы никак не может найти: кто же подорвал в ноябре опоры ЛЭП, снабжающих Крым электроэнергией? Найти или признаться?»

К. Затулин: — Мы были обречены рано или поздно, в Сирии или в Крыму, на Кавказе или в Средней Азии столкнуться в том или ином виде с новой Османской империей. Однако до истории с Су-24 это далеко не всегда и не всем было понятно.

Ф. Лукьянов: — Буквально полгода назад, 8 месяцев назад, звучали заявления, которые, честно говоря, и тогда немножко смущали, о том, что мы вообще Турцию собирались сделать главным диспетчером всей газовой системы Евразии. С нашей помощью Турция должна была им стать. Это немножко вызывало удивление, потому что какие бы ни были отношения с Украиной, но менять шило на мыло и получать вот такого партнера, которого мы видим сейчас, это, конечно, странновато. В целом мне кажется, такое отношение, которое не учитывало неизбежной геополитической сложности, было отражением общей мировой философии 90-х и 2000-х гг., когда считалось, что экономика все равно возьмет верх над политикой. Сейчас мы видим последние буквально 1,5–2 года ровно обратное: политика ошеломляюще победила экономику.

К. Затулин: — Следует ли считать прежнюю линию в отношениях с Турцией сплошной ошибкой?

С. Михеев: — Я думаю, что у установления хороших отношений с Турцией было рациональное зерно. Мы, во-первых, искали союзников в этом новом мире, и турки, в общем, достаточно долго на роль этих союзников как бы пытались самих себя заявлять. Это раз. Во-вторых, мы искали экономических партнеров, и в определенном смысле экономические связи с Турцией действительно были выгодными, хотя они были выгодны, скажем честно, на фоне того, что мы собственными руками развалили свою экономику и турки заменили ее в ряде секторов, которые мы сами же и уничтожили. Мы пытались сделать то, что вроде бы должны были делать в этом новом мире, да? Искать друзей, и пытаться забыть старые обиды и конфликты, и на этих новых основаниях выстраивать отношения… Мы 20 лет пытались забыть все плохое, что между нами было когда-то, и выстраивать отношения по-новому. А турки, откровенно говоря, на все это просто наплевали. И повели себя так, будто это не имеет никакого значения. Якобы.

К сожалению, это общая ситуация после распада Советского Союза для наших отношений со всем внешним миром. Это так же, как с американцами. Нам все 90-е годы казалось, что мы равноправно с ними сотрудничаем, а американцы просто использовали нас. Вот и все. Я думаю, примерно такая же ситуация была и с турками. Мы считали, что мы ищем новых друзей в новом мире, а турки просто использовали нас, наши слабости для того, чтоб набивать себе карманы, ну и решать свои какие-то геополитические вопросы.

К. Затулин: — Что же, Турция в XX веке на какой-то период перестала быть вечным оппонентом России в регионе?

Андраник Мигранян, профессор МГИМО: — Конечно, всегда Турция была конкурентом, всегда была противником России, и геополитическим, и любым. И только идиоты могли подумать, что вдруг эти несколько сот лет истории с бесчисленным количеством войн и, в общем-то, бесконечных унижений Турции со стороны России, приращений огромных территорий за счет этой турецкой империи, могли бы остаться незамеченными в Турции. Это просто были, в общем-то, у одних — заблуждения, у других — трезвый расчет, если изначально в противостоянии СССР — США Турция однозначно рассматривалась как один из главных форпостов НАТО и главных союзников США против России, против Советского Союза.

К. Затулин: — Все-таки Карибский кризис возник из-за того, что американские ракеты появились в Турции.

А. Мигранян: — Именно, именно. Казалось бы, что после распада Советского Союза уже нет такого противостояния. Но на самом деле Турция разворачивалась не в сторону России, Турция преследовала свой эгоистичный и личный интерес, что нормально для любой страны. Турция становилась большим государством, Турция была на подъеме, экономика росла очень серьезно, Турция получала огромную выгоду от отношений с Россией. Турция, благодаря России, дистанцировала себя от Вашингтона, показывала себя такой самостоятельной, самодостаточной державой. Турция могла позволить себе объявить себя лидером оттоманского мира.

К. Затулин: — У России есть, наверное, тоже сходные мотивы?

А. Мигранян: — Вот, вот. Было бы наивно думать, что кто-то вообще в Кремле думал: «А вдруг Турция воспылала такой любовью к России».

К. Затулин: — Ну, кто-то, возможно, и думал.

А. Мигранян: — Но я думаю, что люди, которые ответственны, они все годы чеченских событий прекрасно помнили, откуда они приходят — эти бандиты и террористы, куда они уходят, откуда получают поддержку и помощь. Но почему Россия молчала? Да потому что Россия тоже использовала Турцию в своих интересах. Но до тех пор, пока Турция не перешла красную черту.

Андрей Епифанцев, политолог: — Я полностью согласен, но я бы хотел немножко по-иному расставить акценты.

Первый этап — это смутные 90-е, когда после распада Советского Союза Россия стала невероятно слаба, когда мы потеряли самих себя в чем-то, и вот тогда, конечно же, в умах турецкой элиты возникли вот эти реваншистские настроения, вот эти пантюркистские настроения. Конечно же, с точки зрения Турции, так сказать, случилась такая прекрасная…

К. Затулин: — Ну, я думаю, в умах-то они всегда присутствовали.

А. Епифанцев: — Да, да. Они активизировались.

А. Мигранян: — Им казалось, что это стало возможностью, реальностью.

К. Затулин: — Так, а это стало возможностью, с учетом того, что все тюркоязычные, в том числе республики Советского Союза, стали самостоятельными, они могли самостоятельно — формально, по крайней мере, выглядело так — определять свою политику.

А. Мигранян: — От Киргизии, Узбекистана, Казахстана до черт-те каких мест, везде, везде стоят здания, роскошные гостиницы, построенные турками. И турецкое присутствие невероятное, плюс привлечение в военные школы, университеты и так далее, и так далее. И вдруг желание возникло — быть старшим братом теперь уже по отношению ко всем этим республикам.

А. Епифанцев: — Когда Россия, как у нас принято сейчас говорить, — мне очень нравится эта фраза, она в какой-то степени отражает реальность, — когда мы начали вставать с колен, Турция поняла, что вот это уже не пройдет. И примерно в то же время у нас начали осложняться отношения с Западом. Да, уже мы стали конкурировать напрямую с Западом, и начался другой процесс — мы стали искать союзника. И вот здесь, на самом деле, Турция нам тогда показалась (и в какой-то степени она, действительно, была), ну, не союзником, но у нас были определенные общие интересы. С той же Турцией, которая и в НАТО играет определенную роль.

К. Затулин: — Элемент игры, элемент маневра.

А. Епифанцев: — Да, но особенно они проявились последние несколько лет, когда мы начали предлагать Турции совершенно какие-то проекты полуфантастичные, которые нам самим были не совсем даже интересны. Посмотрите. Вот эта атомная станция «Аккую», которая ведь на самом деле строится за наши деньги. Там очень долгий срок окупаемости, который мы сможем или не сможем оправдать за 20 лет, по сути дела…

К. Затулин: — 20 миллиардов долларов.

А. Епифанцев: — Да. Это огромные деньги. Да.

К. Затулин: — Вот эта идеология пантюркизма, или неоосманизма, в какой мере эта теория или концепция реальна и в какой мере она противоречит национальным интересам России?

А. Мигранян: — Ну, я думаю, что она, конечно, в значительной степени приходит в столкновение с национальными интересами России.

К. Затулин: — Вот в том, что касается нашего ближнего зарубежья, нового зарубежья, что касается Центральной Азии или Средней Азии, что касается Кавказа и так далее, в какой мере турецкое влияние уступает конкурентам, в частности, российскому влиянию?

А. Епифанцев: — Ну, по крайней мере, говоря о Закавказье, я бы выделил одну страну, в которой это влияние действительно очень сильно. Понятно, что это Азербайджан, это Баку. В Азербайджане, опять же нужно сказать, Турция служит неким противовесом или гарантом со стороны притязаний другого государства, Ирана, с которым у Азербайджана очень непростые отношения. В Грузии ситуация несколько иная. Для Грузии, с одной стороны, Турция является таким экономическим якорем, который очень много вложил в Грузию, особенно в ее южную часть, в Батуми…

А. Мигранян: — Построила турецкие комплексы.

А. Епифанцев: — Это уже, я считаю, азербайджанской частью…

А. Мигранян: — Мусульманской частью Грузии.

А. Епифанцев: — Да. И, кстати, там прошел определенный процесс реисламизации в последнее время.

К. Затулин: — Кто-то, я помню, Абашидзе, кажется, говорил мне, что аджарцев в Турции больше, чем аджарцев в Аджарии. Вот если говорить о таком нашем ближайшем союзнике — члене Евразийского Союза, как Нурсултан Назарбаев, один из наиболее активных певцов, кстати говоря, именно пантюркизма. Это серьезно со стороны Назарбаева?

А. Епифанцев: — Назарбаев тоже пытается каким-то образом балансировать между Россией и кем-то еще, может быть, тюркским миром. И, может быть, в какой-то степени Назарбаев пытается показать своим, своему общественному мнению, что вот он, так сказать, опирается…

К. Затулин: — Видимо, казахскому общественному мнению. Вряд ли русскому о бщественному мнению в Казахстане это понравится.

А. Епифанцев: — Да-да, абсолютно верно. Мы знаем, что весь север, по крайней мере, Казахстана — это русские, казачьи в основном селения. И он пытается балансировать. На самом деле, тут ничего такого страшного нет, если понимать, что это делает политик, но здесь очень важно не заиграться…

К. Затулин: — Реакция России после нападения на СУ-24 — она была адекватной или все же чрезмерной?

А. Епифанцев: — Я думаю, она была выверена абсолютно. Она была точна и выверена. Точна, я бы сказал даже, в трех моментах: первый момент — это действительно очень жесткий, очень жесткий ответ по самолету, вот по этому удару в спину, который был нам нанесен. Действительно, нужно было сделать так, чтобы было понятно, что российские самолеты сбивать нельзя, тем более в той ситуации, когда мы являемся хотя бы формально членами общей коалиции.

А. Мигранян: — Со времен Первой мировой войны впервые турки напали на Россию. Напрямую. С Первой мировой войны, 100 лет спустя.

К. Затулин: — Может быть, поэтому многие горячие головы на разных ток-шоу советовали в ответ напасть на Турцию, на турецкий самолет?

А. Епифанцев: — Не было недостатка в подобных предложениях, если это можно назвать предложениями. Но я рад, что не эти горячие головы определяют, не вот эта «диванная партия» определяет политику страны.

Второй уровень ответа — это ответ экономический…

А. Мигранян: — Эрдоган сам себя таким образом лишил возможности использовать российский фактор для увеличения турецкой капитализации по отношению к Вашингтону. Теперь он в лобовом столкновении с Россией находится и вынужден, хочет или не хочет того он сам и турецкая элита, вернуться на поклон к Вашингтону.

К. Затулин: — Ну, он сделал тур, как мы заметили. Сам поехал в Катар, Давудоглу поехал в Азербайджан, то есть проверяет ближайших союзников…

А. Мигранян: — Это мелочь.

К. Затулин: — Это не компенсация.

А. Епифанцев: — С экономической точки зрения важно отметить, что это действительно был настолько выверенный ответ — ответ, который не закрывает все дороги нашему дальнейшему сотрудничеству. Это ответ, который условно выбрал те направления, которые мы можем прекратить и которые сильно ударят по Турции. Но, с другой стороны, оставил какие-то направления деятельности, которые более выгодны нам.

К. Затулин: — Можно ли рассчитывать, что Эрдоган по каким-то причинам пойдет на попятную и он или руководство Турции принесут свои извинения? Вы в это верите?

А. Епифанцев: Смотрите, при нынешней военно-политической картинке это невозможно. Вы поставьте себя на место Турции, на место Эрдогана. Здесь речь не столько в личности самого Эрдогана, сможет ли он измениться или нет.

К. Затулин: — Значит, в чем состоит наша стратегия? Мы не собираемся с этим руководством Турции идти на какие-то примирения. То есть мы ждем смены руководства Турции?

А. Мигранян: — Я думаю, что, действительно, наша стратегическая линия очень понятная и правильная. Это попытка максимально ослабить Эрдогана.

А. Епифанцев: — Но если мы говорим о том, что хотим, так сказать, убрать Эрдогана или нам выгодно убрать Эрдогана, то тогда возникает вопрос: а кто придет на смену? Не факт, что тот человек, который придет, будет для нас лучше. Скорее всего…

А. Мигранян: — Не только нам… И Вашингтон, и Тель-Авив тоже хотят, чтобы Эрдоган ушел. Потому что — еще раз ссылаюсь на нашего президента — в Турции идет фактически смена парадигмы. То есть светская власть все больше и больше уступает место религиозной, исламской власти. Для нас и для Вашингтона гораздо лучше было, когда все-таки решающее слово оставалось за армией и генеральным штабом, а не за исламским лидером, которым является Эрдоган.

К. Затулин: — Ставки повышаются в этом регионе, в том числе опасности и риски для России в связи с этим поведением Турции?

А. Епифанцев: — Ставки, несомненно, повышаются, мы это видим. Мы видим, что туда приходит больше вооружений, больше самолетов, больше кораблей и так далее. И, главное, все это происходит на фоне того, что до сих пор у всех сторон, у всех трех блоков — Америка и Запад, Турция и Россия — нет единого видения решения ситуации. И здесь возникает вопрос, что будет, если…

К. Затулин: — Единого на всех троих, что ли?

А. Епифанцев: — Единого решения, как решить ситуацию в Сирии. Каким будет будущее Сирии? Здесь может быть очень много опасных моментов вплоть до прямого открытого столкновения.

К. Затулин: — А если иметь в виду то, что происходит на наших собственных границах? В связи с нашим конфликтом с Украиной?

А. Епифанцев: — Конечно. Несомненно. Мы видим сейчас, что как только у нас осложнились отношения с Турцией…

К. Затулин: — Произошел подрыв линии электропередач в Крыму.

А. Епифанцев: — Ну, это немножко не то.

К. Затулин: — Почему «не то»? По-моему, вполне возможно, что как раз то.

А. Мигранян: — Я хочу сказать не только утвердительно, но абсолютно утвердительно, что активизация крымских татар — это дело рук Стамбула и Анкары. И, конечно, огромное количество вот этих лидеров крымских татар живет за счет турецких денег.

Это, во-первых. И, во-вторых, демонстративный приезд министра иностранных дел Турции в Баку и заявление о том, что они помогут решить Азербайджану Нагорно-Карабахскую проблему. Это абсолютно провокационное заявление. И так Эльхам Алиев каждый день говорит о том, что он собирается военным путем решить эту проблему. А теперь Турция еще его подталкивает и провоцирует.

А. Епифанцев: — Я не верю. Все-таки, я думаю, что какие-то остатки здравомыслия остались. Я не верю, что Турция может попытаться начать военный конфликт в Карабахе. У нее и без того сейчас очень сложные отношения практически со всеми своими соседями.

К. Затулин: — Подводя итоги нашей программы, хочу заметить, что, безусловно, проблема существовала вне зависимости от того, что произошло с нашим самолетом на границе Сирии и Турции. Проблема это задана расхождением национальных интересов России и Турции на пространстве, в том числе СНГ и Ближнего Востока. Она взаимосвязана с попытками развалить Сирию, с происками и борьбой с российским, постсоветским влиянием на республики Центральной Азии и Кавказа. И рано или поздно, в какой-то форме, в каком-то виде, но такого рода выяснение отношений должно было произойти. Конечно, никто не желал, чтобы оно произошло в такой именно форме, как произошло.

Поддерживая жесткие меры руководства РФ, я не призываю к какой-то дополнительной эскалации. Убежден, что и русские туристы, и турецкие помидоры скорее рано, чем поздно вернутся на привычные места, хотя мне больше по вкусу помидоры Кубани.

Но от приглашения Эрдогана на открытие Соборной мечети в Москве, как и от трансляции сериала «Великолепный век», наверно, стоило бы отказаться вообще. Как, впрочем, и от турецких инвестиций и строек в Крыму, на Кавказе и в других российских автономиях с мусульманским населением. И от благотворительности при возведении нами АЭС «Аккую» в Турции.

Нам надо внимательнее отнестись к тому, что происходит под боком, в странах СНГ. Азербайджан и Казахстан наперебой предлагают себя в посредники — им не хотелось бы выбирать между Турцией и Россией. А придется. Никакой арки между Украиной и Турцией над Черным морем — это порождает у слабости впечатление силы.

Очевидно, что при нынешнем турецком руководстве, отказывающемся от извинений, при Эрдогане, которого мы обвиняем в торговле нефтью с террористами, никакая «перезагрузка» российско-турецких отношений невозможна. Это, конечно, не означает, что Россия должна пуститься во все тяжкие, чтобы подорвать власть неоосманистов в Турции. И без нас есть кому этим заняться в Турецкой республике.

 

Вмешательство России в сирийский конфликт — беспроигрышное решение

Решение Путина вмешаться в сирийский конфликт является беспроигрышным для него: если российские атаки будут успешными, он продемонстрирует свое превосходство; если они потерпят неудачу, вмешательство устранит много плохих людей, что пойдет на пользу миру, а вина за провал ляжет главным образом на Соединенные Штаты и их коалицию, которые отказались сотрудничать с Россией.

У Путина есть несколько промежуточных целей: укрепление режима Асада; поддержка сухопутных войск Сирии, Ирана и Ирака, которые готовят контрнаступление, и решение проблемы экстремистов из России и бывших Советских стран, которые воюют в Сирии и, возможно, вернутся на родину, чтобы вызвать хаос.

Инициатива Путина идет в более широком формате, подразумевается встреча президента РФ с египетским коллегой Абдель Фаттахом ас-Сиси, иранским генералом Касимом Сулеймани, израильским премьером Биньямином Нетаньяху, турецким президентом Реджепом Тайип Эрдоганом, палестинским лидером Махмудом Аббасом и с иракскими лидерами (через посредников).

В то же время кризис ситуации с беженцами в Европе и обсуждаемые в США действия, касающиеся помощи сирийской оппозиции, показали несостоятельность западного ответа и отсутствие серьезных альтернатив Асаду. Когда есть вакуум в международной системе, кто-то заполняет его. В данном случае это Путин, который, таким образом, стал единственным реальным лидером, действующим на мировой арене.

Тем не менее вмешательство России не противоречит интересам США. Соединенные Штаты не хотят победы ИГИЛ или других джихадистов. Суннитские союзники Соединенных Штатов, такие, как Саудовская Аравия, Эмираты и Катар, являются реальной проблемой, так как они практически финансируют и стимулируют радикальных джихадистов.

Российский взгляд на то, кто в оппозиции является террористом, является довольно широким. Текущая политика России такова: все, кто борется против Асада, должны быть убиты, потому что оппозиция включает в себя очень мало умеренных исламистов.

Предположения о том, что совместная коалиция России и Запада в Сирии будет интерпретирована как война против суннизма, несостоятельны. Поддержка Турции, Египта и исламских лидеров в России показала, что «традиционный ислам» выступает против тех, с кем борется Россия.

Вмешательство Путина также показало несостоятельность двух западных стратегий: изолирование и карательные меры в отношении России и требование отставки Асада в качестве предварительного условия решения кризиса. Тем не менее Россия готова вести переговоры касаемо Асада, хотя его устранение не может рассматриваться как условие.

Существует связь между нынешней ситуацией и политикой России в первые дни конфликта. Тогда Москва предложила провести переговоры о переходе власти, но это предложение не продвинулось вперед, а когда джихадисты начали одерживать верх, Асад стал уже «меньшим из зол».

Настоящая цель вмешательства не заключается в поддержке Асада, это, скорее, усилия по сохранению находящейся под угрозой исчезновения сирийской государственности. Когда эта цель будет достигнута, акцент может сместиться целиком на борьбу с радикальными силами.

Некоторые кандидаты в президенты и в члены Конгресса США призывают к более жесткой линии по отношению к роли России в Сирии. Предложения, включающие в себя создание бесполетной зоны над Сирией, звучат от людей, которые пытаются «заработать очки». Факт того, что чиновники в Пентагоне не говорят того же самого, обнадеживает, вспомним хотя бы замечание президента Обамы, который обвинил критиков его политики в Сирии в попытке создания «хаоса». Тем не менее все это показывает, что Вашингтон еще не принял стратегического решения относительно роли России в Сирии или относительно того, в какой степени они будут сотрудничать или противостоять военным операциям Москвы.

Некоторые аналитики скептически оценивают действия России. В частности, Иаков Хеилбранн, редактор «The National Interest», предположил, что Россия направляется в потенциальное «болото». Но большинство сходится во мнении, что Путину действительно удалось перехитрить Обаму, постепенно подрывая доверие мировой общественности к США.

 

Критика Лондоном действий РФ в Сирии — это «закон жанра»

В Москве считают необоснованной критику в адрес действий РФ в Сирии со стороны главы МИД Великобритании Филипа Хэммонда. Британский министр выразил мнение, что действия России и Ирана в Сирии направлены на сохранение режима Асада. Кроме того, по мнению министра, действия российских военных усугубляют проблему с сирийскими беженцами. Официальный представитель МИД РФ Мария Захарова отметила, что в Москве расценивают такие заявления «как опасные вбросы дезинформации».

Критические высказывания британского министра свидетельствуют об эффективности действий России в Сирии. Я думаю, западной коалиции не очень нравится, что Россия успешно действует в Сирии, что есть перелом, что правительственные войска наступают. Тем более что это происходит на фоне начавшихся переговоров в Женеве. Так что эти заявления — очевидная попытка бросить тень на действия России. Но мы же прекрасно понимаем: это законы жанра, это информационная война и все средства здесь хороши. Тем более со стороны английских СМИ и английских политиков, которые всегда в этом были мастерами. Поэтому все это не должно нас удивлять.

Утверждения, что Россия подрывает попытки мирного урегулирования в Сирии, поддерживая режим Асада, неверны во всем. Россия ничего не подрывает. Россия занимает принципиальную позицию: будут переговоры, будут договоренности, сирийский народ решит — Асад уйдет. Это не проблема для России. Россия в принципе не приемлет внешнее вмешательство в виде смещения тех или иных руководителей государств. Вот наша абсолютно ясная и последовательная позиция.

Совершенно не стоит беспокоиться по поводу подобных абсурдных обвинений в адрес России. Я даже не думаю, что на это надо как-то серьезно реагировать и отстаивать позиции. Наши позиции отстаиваются нашими действиями, а не словами. Негоже вообще на лай Моськи серьезно реагировать.

 

Это Меркель живет «в другой реальности», а не Путин

В Европе крепнет убеждение, что значительная часть ответственности за «кризис беженцев» лежит лично на канцлере ФРГ. И это создает серьезную опасность для политического будущего Ангелы Меркель.

Состоявшаяся в понедельник встреча канцлера Германии и президента Турции стала уже шестой с октября. Однако, как пишет газета «Politico», количество не переросло в качество: ни Эрдоган, ни премьер Турции Ахмет Давутоглу не предложили ничего по существу.

При этом выясняется, что Анкаре недостаточно 3 млрд евро, полагающихся ей за реализацию совместного с ЕС плана по борьбе с наплывом беженцев. В итоге антикризисная стратегия Ангелы Меркель находится под угрозой, пишет газета «Politico».

Критики Меркель называют переговоры канцлера с турецким руководством пустой тратой времени. «Постоянные поездки в Анкару не заменят правительственную программу по борьбе с кризисом, которой по-прежнему нет» — так прокомментировал ситуацию заместитель председателя Европарламента Александр Граф Ламбсдорф.

Канцлер Германии сегодня находится под сильнейшим давлением общественного мнения не только ФРГ, но и других стран ЕС, столкнувшихся с миграционным кризисом.

Мне кажется, что основная тенденция сегодня заключается в том, что европейцы категорически против этой вакханалии. И главной виновницей того, что произошло, оказалась Ангела Меркель. Не случайно у нее сегодня очень низкий рейтинг, ее политическое будущее в серьезной опасности.

Под угрозой находится и личный авторитет Меркель. Европейские издания цитируют мнение немецкого психотерапевта и публициста Ханса-Йоахима Мааца, который считает, что поведение канцлера «абсолютно нерационально» и она «утратила связь с реальностью». И эта точка зрения в Европе достаточно распространена.

Когда-то Меркель имела, как бы это помягче выразиться, смелость сказать, что Путин «живет в другой реальности». Но сегодня мы видим, кто на самом деле «живет в другой реальности». Именно Меркель живет в другой реальности. Поначалу с распростертыми объятиями, как добрая мамаша, всех звала в Германию. Потом выяснилось, что даже богатая Германия не может «поглотить» всех прибывающих. Кроме того, не все беженцы являются людьми, которых преследуют и которые спасают свои жизни. Огромное количество из них являются экономическими мигрантами. Для таких людей существует специальная процедура, они не могут просто нелегально пересекать границы и добиваться того, чтобы их обеспечили всем необходимым.

Конечно, все это у европейцев вызывает раздражение, и не случайно повсюду в Европе идет рост влияния правых партий. И это будет продолжаться и дальше.

 

Обвинения Пентагона в адрес ВКС РФ — это «игра на нервах»

Против действий России в Сирии Запад развернул пропагандистскую кампанию, частью которой является откровенная дезинформация. Но это проигрышная для оппонентов России тактика.

Российская авиация 10 февраля не бомбила объекты в Алеппо, заявления Пентагона об уничтожении там двух госпиталей — «чушь», заявил официальный представитель Минобороны России Игорь Конашенков. Ранее представитель Пентагона Стивен Уоррен заявил, что российские самолеты якобы разбомбили в Алеппо два госпиталя.

«Российские самолеты в районе города Алеппо вчера не работали. Ближайшая цель была более чем в 20 километрах от города. А над самим городом вчера активно летала только авиация так называемой антиигиловской коалиции: самолеты и ударные беспилотники», — сказал Конашенков. Он также указал, что американские штурмовики накануне разбомбили девять объектов в Алеппо, российские военные выясняют назначение зданий.

Против России сейчас фактически ведется информационная война, цель которой — дискредитировать несомненные успехи ВКС РФ в Сирии. Еще одной причиной информационных атак является стремление США заставить всех забыть о том, что американская авиация действует в Сирии фактически незаконно.

США действуют в Сирии незаконно, потому что нет решения Совбеза ООН и тем более нет приглашения официальных властей. В отличие от них, российская авиация действует там строго в рамках международного права и по приглашению официальных властей. Пропагандистская кампания против России развязана потому, что российские ВКС действуют очень эффективно: фактически в войне перелом, правительственные войска добиваются больших успехов. И чтобы бросить тень на действия России, по всему Западу сейчас заявляют, что якобы российская авиация бомбит мирное население. Это часть информационной войны против России.

В сложившейся ситуации Минобороны РФ действует очень грамотно, делая ставку на абсолютную «прозрачность» своих действий в Сирии: на своих брифингах по картам, по данным спутников показывает, какова реальная ситуация и как действуют российские ВКС. Все абсолютно прозрачно. Сейчас западные оппоненты России, видя, что аргументов у них недостаточно, начинают уже прибегать к откровенной дезинформации, но это проигрышная для них тактика.

Это игра на нервах, это повышение ставок, попытка оказать давление через мобилизацию международного сообщества против России. Но наша линия очень последовательная. И я думаю, что чем больше будет прозрачности в действиях нашего Минобороны, тем меньше будет возможностей у наших оппонентов демонизировать Россию и российские действия в Сирии.