После этой экскурсии в область трансцендентального оба смолкли.

Эрколэ Сабенэ, закрыв глаза, наслаждался близостью Аванти, будившей в нем такие ощущения, как-будто он сидел на берегу своего возлюбленного озера Неми, дышавшего на него своею прохладою.

Не слышно было ни звука. В устройстве «Небесного корабля» Эрколэ особенно восхищало полное отсутствие шума машин: ни визга колес, ни стука поршней, ни треска взрывов, ничего подобного тому, что так раздражало его во всякой земной динамике.

По его мнению, можно было тогда лишь считать «силы» вполне покоренными, когда они работали добровольно, с воздушною легкостью, без тех стонов, какие издавала «безжизненная материя» или те материалы, которыми пользуется механика на земле. Они вовсе не безжизненны, они реагируют на жестокое обращение громкими, дикими воплями, пронзительным визгом, зубовным скрежетом. Еще в детстве поражали его стенанья раскаленного железа, лежащего на наковальне под ударами молота, как мученик на ложе пытки. Или визг трамвая на закруглении рельс, словно на них лежало живое существо которое дико взвизгивало, попав под трамвай. Право, можно было подумать, что и железо, и камень, и весь прочий «мертвый» сырой материал наделен жизнью, подобно людям и животным, раз так стонет и визжит от всякого неосторожного прикосновения.

Но здесь, на борту «Космополиса», действовали силы высшего порядка. Повиновались безмолвно, подобно духам-невидимкам. Солнечные машины всасывали жар и свет огромного солнечного диска беззвучно, как огромные губки, впитывающие в себя жидкость. Моторов не было видно, но они работали, подобно организмам, под большими зеркально-блестящими поверхностями, Невидимые трансформаторы претворяли «силу» в необходимые количества воздуха, света и тепла… Загрязненная вода проделывала полный круг превращения, фильтруясь, просветляясь и, в виде чистой ключевой воды, возвращаясь обратно в водоприемник и снова вытекая оттуда, как кровь из сердца. Прислушавшись, можно было различить ее как бы радостное и обновленное журчание по жилам-трубам. Из вентиляторов, обновлявших воздух, веяло свежим ветром, наполнявшим все помещения бальзамическим весенним ароматом. Воздух был даже насыщен озоном и напоминал свежий морской воздух на побережье Неаполя в самое приятное время года. Эрколэ Сабенэ немел от восхищения при виде отмечавших состав воздушной смеси маленьких измерителей и чувствительнейших регуляторов, одного легкого поворота которых было достаточно, чтобы смягчить или увлажнить, или освежить атмосферу в помещениях «Космополиса».

— Я не понимаю, — сказал он раз Аванти, — почему вы сначала не осчастливили всеми этими гениальными изобретениями нашу Землю? При помощи этих совершенных воздушных машин вы могли бы сделать подводную лодку идеальным оружием.

— А разве может оружие быть идеальным? — спросил Аванти. — Единственное идеальное оружие то, которое одним ударом убило бы самую войну. Вот единственное оружие, которое надо еще изобрести. И оно будет изобретено. Как бы только, убив войну, оно не опустошило заодно всю Землю. Но прежде история должна заклеймить всех тех приспешников сатаны, — которые изобретали и совершенствовали оружие человека-зверя, начиная с того, кто придумывал и сооружал подводные лодки, «толстую Берту» и бомбы с ядовитыми газами. Неужели я или другой идеалист стали бы расточать свой ум и изобретательность на усовершенствование этих измышлений дьявола? Нет, Пусть лучше подводная лодка навеки останется на дне моря, как издыхающий от недостатка воздуха Левиафан! И будь проклят тот, кто вздумает вновь выловить ее и сделать из нее «идеальное» оружие!

— Но ведь вы сами были офицером, — возразил Эрколэ Сабенэ, — таким же воином, как и я, с самыми «реальными» намерениями.

— Да, к сожалению, Запад все еще влачит за собой варварское наследие, именуемое «милитаризмом». Почему не приучили нас смотреть на «военных» глазами китайских мудрецов, которые ставили офицера на одну доску с палачами? Это значило бы только называть вещи своими именами и поставить на надлежащее место убийц с профессиональным образованием, состоящих на казенной службе.

Эрколэ Сабенэ возмутился:

— Капитан Аванти, вы забываете, что сами честно служили короне и отечеству!

— Да простит мне это бог, земляк! Все мы были на Земле палачами, зарабатывали себе кусок хлеба и знаки отличия убийством. Мы потому и дезертировали, что вдруг увидали, на какое скверное дело дали себя увлечь, наивно воображая, будто служим высоким и благородным целям.

— А я надеюсь навсегда остаться в этом заблуждении, — настаивал Эрколэ Сабенэ.

— По мне, сделайте одолжение, — ответил Аванти. — Не забудьте только, что на «Космополисе» нет места палачам.

Наступила мучительная для Эрколэ пауза, которую вдруг прервал треск взрыва, нарушивший безмятежную тишину «Космополиса».

— Что это такое? — воскликнул Аванти.

— Что-то похожее на выстрел или на взрыв, — ответил Эрколэ.

— Здесь никто не смеет стрелять и нет ничего взрывчатого.

Оба прислушались.

— Аванти! — послышался громкий голос. — Ты здесь, Аванти?

Крафт старался в темноте нащупать руки Аванти.

— Что это был за треск, Александр?

— Похоже, будто треснуло одно из наших стекол.

— Немыслимо! Давление и температура нормальны?

— Измерители только-что проверены, — раздался из темноты новый голос.

— А в Солнечной камере?

— Ничего такого незаметно.

В ту же минуту раздался новый оглушительный треск.

— Это снизу, — неуверенно произнес Крафт. — Пойдемте вниз.

Звездная терраса наполнилась тенями. Черные силуэты заслоняли собой звезды. Испуганный экипаж «Космополиса» спешил к своим руководителям узнать, что означает этот резкий, отрывистый треск. Никто не говорил громко, короткие вопросы и ответы давались шепотом.

— Стоп! — звучным голосом приказал Аванти спешившим вниз. — Наши стекла могут пострадать. Они трещат от наружных ударов. Немедленно забронировать их!

— Здесь? — спросил Крафт.

— Повсюду! — распорядился Аванти. Команда рассеялась, и через несколько мгновений послышалось грохотанье огромных выдвижных щитов из стали, которые и одели шар непроницаемою бронею. Все небесные светила как бы погасли разом. Звездная терраса погрузилась в кромешный мрак. Аванти нажал какую-то кнопку, помещение озарилось прозрачным светом и стало похоже на полутемный трюм корабля; сквозь выпуклые наружные стенки из толстого стекла мерцала сталь щитов. Ставни задвинулись и в камере Земли, закрыв серебряный диск покинутой планеты. В Солнечной камере черные стальные щиты заслонили сверкающее солнце, не пропуская ни единого луча в эту огромную замкнутую камер-обскуру, до сих пор бывшую вечным солнечным пеклом.

«Космополис» совершал свой путь в небесном пространстве, как массивное стальное ядро, выпущенное из орудия в цель и летящее теперь в эфире, подобно миниатюрной планете, с узкою полоской спектра на одной из своих сторон, обращенною, как огненный присасыватель, к еще далекой Красной планете.

Все, кто мог, поспешили в спектральный подвал. Жуткий страх фосфорически вспыхивал на бледных лицах, окруживших отвесную зрительную трубу, в которую попеременно наблюдали Крафт и Аванти.

За двумя первыми трескучими взрывами последовал целый ряд то одиночных, то залпами, то более слабых, то сильнейших. Сталь под ногами команды звенела и грохотала, словно бомбардируемая градом отскакивавших от нее камней. Они то выбивали по ней трескучую дробь, то поодиночке ударялись о нее с глухим стуком, а время от времени разражался настоящий громовый удар, заставлявший стальной шар гудеть, как колокол.

Крафт, не отрываясь, смотрел в трубу, все время сообщая: «Курс без перемен. Никаких отклонений. Марс все на той же точке». Его голос звучал как-то особенно слабо среди шумных детонаций звуковых волн, с особенной силой отражаемых в этом тесно-ограниченном пространстве. У присутствующих от напряжения даже заболели барабанные перепонки.

Аванти стоял некоторое время со скрещенными руками и закрытыми глазами, но вдруг коснулся рукою склоненной шеи Крафта.

— Александр! Надо закрыть! Придется нам втянуть внутрь свое «щупальце». Мы рискуем, что удар попадет в трубу. Встань!

— А спектральная щель? — спросил Крафт.

— Ее тоже надо обезопасить. Надо сузить ее до минимума в пять сантиметров. Новиков, позаботьтесь надвинуть щит на радиоспектр! Уоткинс, уберите трубу!

Русский и англичанин склонились над маленькими рукоятками. Через минуту радиоспектр был задвинут внутренним стальным щитом и невидимый изнутри сиял в пространстве узенькой радужною полоской, не шире лезвия ножа. Зрительную трубу втянули внутрь, словно щупальце. Линзу объектива защитили стальною ставней такой же толщины, как и броня остального шара. Закрылся последний глазок, смотревший в бесконечность!

Лихорадочное возбуждение охватило умы всех заключенных в шаре, которым оставалось теперь лишь глядеть друг на друга. Даже Крафт безостановочно переводил взгляд своих расширенных зрачков с одного лица на другое. Залпы взрывов все продолжались, вызывая каждый раз нервную судорогу на его мощном лбу. Никто не смел ни о чем спрашивать. У всех словно язык прилип к гортани от этих трескучих раскатов.

Аванти все еще стоял с опущенными веками, погруженный в свои думы и, как всегда, склонив голову слегка на бок. Наконец, после одного особенно мощного громкого раската, он открыл глаза и крикнул сквозь грохот:

— Все по местам! Все за свое дело!

Никто не двинулся с места. Один Аванти отправился наверх.

— Полно вам стоять наподобие соляных столпов!

Он уже поднимался наверх, когда Крафт крикнул ему вслед:

— Аванти, они ждут от тебя объяснения.

— Да разве вы не можете сами объяснить себе? — с тихой улыбкой обернулся он к ним.

— Стало быть, ты-то можешь объяснить? — задыхаясь, — спросил Крафт.

— Выйдем из этого подвала, где голоса не слышно.

Аванти взбежал наверх, остальные за ним. В верхнем зале с куполом бомбардировка была не так слышна: звуки доносились глухо, словно из глубины.

— Ну, что же это? — охрипшим от волнения голосом спросил Крафт.

— Нечто вполне естественное, — ответил Аванти. — Мы, по видимому, попали в метеоритный вихрь. Это метеоры нас бомбардируют.

— Так мы должны были до этого увидеть их раскаленные ядра, — возразил грек Планетарос, испуганно оглядывая товарищей своими черными, как уголь, глазами. — А кто-нибудь из нас заметил хоть один метеор?

— Вздор! Вокруг «Космополиса» нет атмосферы, как вокруг Земли. Метеоры раскаляются, преодолевая сопротивление ее воздушной оболочки, которую рассекают с огромной скоростью.

— Как долго? — спросил американец Уильяме, пережевывая вопрос своими четырехугольными челюстями.

— Да! Как долго это продлится? — подхватил англичанин, стройный и худой Уоткинс, обрадовавшись случаю присоединить и свой родной язык к смешению языков, главным образом французского и итальянского.

— Нет, как долго можем мы выдержать? — поправил Уильяме. — Нас каждую минуту может расплющить. Что значит наша скорлупа перед таким каменным дождем?

— Они собственно не падают на нас дождем, — ответил Аванти. — Они просто летят нам навстречу. Это доказывается тем, что удары раздаются у нас под ногами. По видимому, в своем падении мы угодили в хвост какой-то кометы. Придется нам пересечь его. Нам ничего не остается, как продолжать свое падение по отвесной линии да надеяться на прочность нашей стальной брони, отражающей удары, благодаря своей шарообразной поверхности.

— Это, конечно, опаснее, чем вы думаете, капитан Аванти, — заметил болгарин Рылов, хмуря брови, которые у него топорщились, как перья плавников.

— Нет, я не боюсь никаких опасностей, я подготовился заранее, — ответил Аванти.

— Даже к тому, чтобы в любую минуту быть расплющенным? — спросил американец.

.— Для этого ведь не требуется особой подготовки, — улыбнулся Аванти. — Разве не всем нам известно, что судьба наша висит у нас над головой, готовая обрушиться на нас, и не в нашей власти помешать этому? Даже на той самой Земле, которую мы покинули, вы ничем не были гарантированы от этого, разве только страхованием от несчастных случаев, но и оно было бы нам ни к чему, если бы нам грозило быть раздавленными.

Грохот снизу доносился по прежнему. Стальная броня гудела, но незаметно было никаких толчков, ни сотрясения.

Все прислушивались. Большинство дрожало от страха. Понемногу вся команда собралась вместе. Даже солнечные кочегары: молчаливый турок Кемаль-бей, однорукий француз Дюмюр и глухой бельгиец Поль де Брон (меньше всех испугавшийся) присоединились к прочим. Им не нужно было больше следить за топкой. Все жались в кучу, подобно животным во время грозы. Многие стояли с закрытыми глазами, словно страшась увидеть собственную гибель.

Треск ударов слился в сплошной оглушительный гул.

— Мы гибнем, идем ко дну! — вырвалось у Крафта. — Глупости, Александр, здесь нет никакого дна.

Нас со всех сторон окружает небесный океан. Это скорее можно сравнить с морскими водорослями, опутавшими наш корабль.

— Водоросли! — подхватил его сравнение американец. — Представьте, что мы угодили в Саргассово море! Тогда нам никогда не выбраться отсюда. Я-то знаю.

— Ничто не может преградить нам путь. Мы все равно пробьемся вперед. Вспомните, какая сила влечет нас. Сам Марс притягивает нас к себе. Мы следуем по своему неизменному пути. И остановимся, где следует. А теперь каждый должен вернуться к своим обязанностям. Все за работу!

Длительный гул опять сменился глухими, перемежающимися залпами. Аванти двинулся вперед, а за ним зашевелились и некоторые другие.

— А как же солнечные машины? — спросил Крафт. — Как долго можем мы обойтись без солнца?

— Сколько придется, Александр. Мы не можем открыть ставни, пока не выйдем из вихря метеоритов. Надо как можно бережливее расходовать накопленную нами силу! Экономить свет! — предупредил Аванти.

Крафт остановился возле втянутой внутрь зрительной трубы.

— Пойдем, — сказал Аванти. — Ее нельзя пускать в дело. Нельзя рисковать, чтобы наше щупальце сломалось.