Уже третий день шел изнурительный торг. Вувос похудел и издергался. А Умница все время жрал на нервной почве и округлился. Елка большую часть времени торчала в пустом доме в Аль Азарии, ожидая звонков. Мне удалось по своим каналам выяснить, что звонили только по телефонам-автоматам, из разных мест, говорили не больше трех минут. Халиль был очень осторожен и далеко не глуп. Мы с Вувосом добывали реквизит. Далеко не всегда легально.

Ленка давала Умнице уроки вождения, потому что хоть права у него и были, за рулем он в жизни не сидел. Я старался не думать, чему она его может научить — пятьсот метров как-нибудь проедет, а там, если выживет и возомнит, что умеет кататься — его проблема. В остальное время Ленка смотрела на нас, как на покойников, мужественно плакала и готовила мои любимые блюда, которые большей частью сжирал Умница. Хорошо еще Софья Моисеевна неожиданно укатила в предсвадебное путешествие в Эйлат.

Халиль не желал расставаться с Номи не убедившись, что получил именно «ахматовскую культуру», а не какой-нибудь гепатит. Проверять он хотел по полной программе, в том числе на биологической модели, что могло занять несколько недель. Мы категорически не соглашались выпускать из рук «вирус», не получив в руки заложницу. Ни угрозы, ни видеокассета с просьбой Номи забрать ее на нас не действовали, да и не могли подействовать — вируса-то у нас не было. Переговоры зашли в тупик, Елке даже удалось поспать.

Умница утверждал, что есть тонкие экспресс-методы, каждый из которых недостаточно надежен, но если применить несколько, да так, чтобы мы не знали какие именно, то подделка выявляется с очень высокой надежностью. Он был уверен, что Ахмат вошел в долю с Халилем и уже подал ему эту идею.

— Если это серьезная террористическая организация, а не дворовая шпана, — вещал он между заглатываниями и откусываниями, — то добыть нужное лабораторное оборудование и материалы для них гораздо проще, чем для вас эти вот бронежилеты!

Умница оказался прав, профессионал все-таки. Елка еще спала, когда раздался телефонный звонок, и Халиль дружелюбно поприветствовал меня:

— Ты просил позвонить, когда буду в окрестностях.

Правильно я тогда отметил — запомнил-таки, подлец, телефончик.

— А ты уже в окрестностях?

— Ну, не совсем. Ты знаешь, мы нашли способ проверить за двенадцать часов. Это вас устраивает? Ты пока подумай, а я перезвоню.

После еще нескольких коротких звонков, мы договорились о времени, месте и способе обмена. Самым трудным было настоять, что Вувос явится не один, и что мы будем с оружием. Номи мы получали тут же, в обмен на термос, но без права выхода из охраняемого дома до окончания проверки. То есть мы соглашались стать хоть и вооруженными, но заложниками на двенадцать часов.

Но и мы потребовали, чтобы с нами в одной комнате находились несколько их человек и пообещали, если что не так, стрелять на поражение.

Вообще-то, все наши требования были так, для правдоподобия торговли. Нам важно было только, чтобы Номи и стволы были в наших руках одновременно, а там… Всем им будет не до Номи, потому что будет кого убивать из тех, кто сам может убить…

Времени нам Халиль дал в обрез — он требовал, чтобы уже через полчаса мы прибыли в известный дом в Аль Азарии. Явно не хотел, чтобы у нас было время на подготовку. А нам оно как раз было необходимо, и я выторговал еще час якобы для того, чтобы привезти вирус из специального места.

Каждый знал, что ему делать. Ленка повезла Умницу к дальнему телефону-автомату. А мы начали неспешно обряжаться.

Хорошо еще, что я не взял трубку, когда зазвонил телефон. Вувос брезгливо протянул трубку Елке.

— Халиль? — удивилась она. — Что-то не то?

Мы с Вувосом синхронно встали по обе стороны от Елки, вслушиваясь.

— Все хорошо, Леля. Я только хотел узнать — ты тоже будешь?

— Ну… да. Конечно.

— Я думаю, ты можешь не приходить. Все, что мы тебя просили, ты сделала. А дальше уже мужские дела. Между двумя народами. Ты мой гость и друг, я за тебя отвечаю и боюсь.

— Почему?

— Да нет, ты не думай. Все идет как надо, с нашей стороны все будет хорошо. Мы играем честно. Но этот твой приятель… Я о нем кое-что разузнал, он эмоционально неуравновешен, психопат. Может сорваться. Нажмет на курок, будет…

— Халиль, — внятно сказала Елка. — Я эту кашу заварила. Я ее буду расхлебывать. До конца.

— О-кей. Я тебя понимаю. До встречи, Леля.

Елка посмотрела на нас и пожала плечами.

— Да что там, — сказал я, — и без этого было ясно, что подлянку готовят…

Когда мы въехали в Аль Азарию, было уже совсем темно. Фонари на улице не горели, да их и не было, да и не улица это была, а, скорее, изрытая строительная площадка с недостроенными домами вокруг. Типичное «незаконное строительство» — застройка без плана, когда строят не чтобы жить, а чтобы заявить права на участок. Недостроенное воспринималось как разрушенное, словно до нас здесь поработали бомбардировщики.

«Форд» с Умницей и «длинным ухом» остался на стоянке у греческого монастыря, неподалеку от могилы Лазаря. Здесь все было давно обжито и тесно.

— Смотри, Фима, — проникновенно сказал Вувос. — Сделай все, как положено. Четко, без самодеятельности.

— Да уж, — нервно хмыкнула Елка. — Второй раз в одном и том же месте никого воскрешать не будут.

На всякий случай мы еще минут на пятнадцать опоздали. В нашем доме света не было.

— Кажется, мы пришли первые, — шепнула Елка.

— Если не считать мордашек десять-двадцать в саду, — обронил я.

Вувос утвердительно кивнул. Он свинтил крышку с термоса, перевернул его и взялся за пробку, демонстрируя готовность применить бактериологическое оружие в любой момент. Елка подсвечивала все это фонариком. Так мы и двинулись к дому через старый сад. Вошли. Елка включила свет. В метре от нас стоял парень с автоматом. Он молча кивнул, и мы прошли за ним через коридор и анфиладу комнат в просторный зал. Без окон. Они были наспех замурованы бетоном. Зато присутствовали четыре мрачные личности с автоматами. Елка изумленно смотрела на бетон — явно еще вчера она его здесь не видела. Мы встретились глазами, и я кивнул, мол, понятно.

— И дверь поменяли, — шепнула она.

Дверь была незаурядная, если не из банка, то из тюрьмы. Открывалась вовнутрь, не выломать. Ручка торчала только снаружи. Я хотел было остаться у двери, но нас с мягкой настойчивостью, на гортанном английском, попросили присесть на стулья у противоположной стены. Не стоило этого делать, но Елка уже двинулась, Вувос с перевернутым термосом за ней, что мне оставалось?

Только буркнуть:

— К стенке нас уже поставили.

Через несколко минут появился Халиль, прямо как товарищ Сталин — усы, френч и девочка в восточной одежде на руках. Номи была сонная, ее явно вытащили из постели и, чтоб не хныкала, сунули какую-то обгрызанную соску.

— Номи! — проникновенно воскликнул Вувос.

Девочка посмотрела на него, вытащила соску, улыбнулась, сказала: «Шалом», а потом положила голову на плечо Халиля, закрыла глаза и снова зачмокала этим огрызком.

Халиль тоже улыбнулся:

— А не мой ли это термос? — он хмыкнул. — У меня для вас прятный сюрприз.

Как мы и договаривались, он прошел с Номи на середину зала. Елка взяла у Вувоса термос и подошла к нему. Поставила термос на пол, забрала слабо цеплявшуюся за Халиля Номи. И не выдержала — вытащила у нее соску. Номи вяло захныкала.

Халиль продолжил:

— Ну вот и все. Можете не ждать результатов проверки. Я ведь понимаю, что жизнью ребенка вы бы не рисковали. Если у вас был вирус, то он сейчас у меня. А если не было, то зачем мне эта девочка? — он театрально развел руками.

Где-то в недрах дома зазвонил телефон. Елка с растерянными глазами несла Номи к нам, подальше от термоса, безмолвно артикулируя губами: «Что делать?» Я и сам колебался. Из коридора что-то прокричали по-арабски. Я различил «Халиль» и «телефон».

— Извините, — сказал Халиль, — меня к телефону. Если можете, подождите минутку. Я барашка зарезал, отметим…

Он вышел из комнаты под нашими напряженными недоуменными взглядами.

Дверь захлопнулась. Я понял, что ждал этого с того момента, когда заметил, что изнутри нет ручки.

— Ручки нет! — ужасным голосом сказал Вувос. — Приехали!

Елка пометалась взглядом по нашим лицам, еще раз взглянула на бетон в окнах и, взвыв:

— Снова?! — бросилась к двери.

Она билась в нее и звала Халиля. Довольно неприятное зрелище. А до этого здорово держалась. Для непрофессионала даже слишком здорово. Арабы ей не мешали, сидели по углам, как манекены. Один, после ухода Халиля, даже автомат положил на пол.

— Что, Леля? — с нескрываемым торжеством спросил Халиль. Бронированная дверь неплохо пропускала звук. — А что ты думала? Я давал тебе шанс. Я просил тебя не приходить. Теперь поздно.

— Зачем ты это делаешь?!

— Крыс не удалось достать. Мне жаль, что ты оказалась в одном выводке с этими «детьми смерти». Но что делать, мне приказано испытать вирус на людях.

— Подожди, — тихо сказала Елка. — Но тут же и твои люди тоже. Им же не дадут уйти живыми.

— Не слышу.

Елка повторила эту же фразу так же тихо.

— А, люди, — раздался характерный смешок. — Это не люди. Это тоже крысы. Продажные крысы. Они сотрудничали с сионистским врагом и приговорены к смерти палестинским судом. Благодаря вам они смоют свой позор кровью, а мы пощадим их близких. У них и патронов нет.

— Что? — тихо сказала Елка. — Я ничего не слышу. Говори, пожалуйста, громче.

— Неважно, — прокричал Халиль. — Мне жаль…

— Да говори же громче! — не унималась Елка.

— Жаль, говорю, — уже совсем громко неслось из-за двери, — жаль, что у нас с тобой так получилось! Прости меня, Леля!

— И ты меня прости, — пробормотала Елка.

— Что?.. Это за что же я должен тебя простить, Леля? — обеспокоенно выдохнул Халиль.

Елка резко развернулась от двери, прижалась спиной к стене и вынула руку с пультом из кармана. Вувос упал на Номи.

Термос рванул как надо! Главное, дверь покорежило — образовалась узкая щель. Мы, мешая друг-другу, пытались что-то сделать, но дверь заклинило.

Арабы молились, мы матерились, Номи орала. Спасибо товарищу Калашникову за универсальное изделие — орудуя коллаборационистскими автоматами, как ломами, мы вовремя вскрыли этот крысиный сейф. Как раз, чтобы встретить дружным залпом подбегавшую команду в противогазах.

Елка визжала, но палила по-македонски, из двух пистолетов сразу и довольно прицельно. А выйди мы раньше, блевала бы, небось, сейчас у трупа Халиля. Термос поработал с ним не так аккуратно, как профессор с Козюлей.

Вувос с плачущей Номи в рюкзаке и сотрясающимся «Галилем» в лапах был не правдоподобен, как герой третьесортного мелодраматического боевика. А я чувствовал, что меня вот-вот убьют, потому что хоть все и получалось, но как-то по-дурацки. Если мы и были до сих пор целы, то только благодаря мешавшим нормальной стрельбе противогазам.

Ситуация соскочила на голый экспромт. Вести всех в прорыв должен был я.

Но невменямая Елка вырвалась вперед, а Вувос, как будто за спиной у него не было рюкзака с Номи, рванулся следом. Мне пришлось прикрывать их от появившихся из бокового коридорчика «духов».

Пока я с ними закончил, оказался отрезан — пару раз дергался вперед и получал сильные удары пулей в бронежилет. И больно, и пелефон — вдребезги.

Тем временем в Номи проснулся инстинкт самосохранения, и она стала рваться из рюкзака, как кот из мешка. Как-то развязав тесемки, она плюхнулась на ковер и, прежде чем Вувос отвлекся от стрельбы, уже была на вражеской половине, где шмыгнула под стол и забилась в угол. Елка, с дурацким киновоплем: «Прикройте меня!» бросилась за ней и даже успела пристрелить ближайшего к Номи «духа», но споткнулась о его вытянувшуюся в последней судороге ногу. И скатилась прямо к еще не протянутым ногам его соратника, который, прежде чем я навел на него автомат, успел рвануть ее за солнечную шевелюру и прикрылся Елкой. Этот уже был без противогаза — то ли не хватило, то ли догадался, что вирусы не взрываются.

Мы стрелять перестали. В нас тоже. Дух стоял с ножом у елкиного горла и кричал:

— Бросай оружие!

Пока я колебался, Вувос покорно сказал:

— Беседэр! — и, как городошную биту, швырнул к ногам Духа свой «Галиль». Елка взвыла — ей попало по голени. Дух дернулся. Следом Вувос швырнул в ту же сторону десантный нож, как прежде в дверь каравана. И пригвоздил ухо Елки к сердцу террориста! Вот романтическая курва!

Полутруп ослабил хватку, Елка рванулась и с диким воплем залегла с «Галилем», прикрывая Номи. С ухом ей пришлось расстаться. Елка поскуливала от боли, а Номи от ужаса, глядя, как левая половина тетиного лица эаливается кровью. Я палил из автомата, как маньяк. Вувос вторил мне из трофейного «Узи». Мы очистили помещение и продвинулись до двери в насквозь простреливаемый коридор. Из боковых дверей поводили рылами стволы. Ловить было нечего. Я сунулся было в окно и чуть не получил пулю в лоб. Террористы опомнились от неожиданного взрыва, сняли противогазы и грамотно выбрали позиции. Прорваться было невозможно, но продержаться какое-то время мы еще могли.

Я в последние дни уже столько раз мысленно умирал, что после всех этих репетиций особого трепета перед премьерой не испытывал. Что меня еще ждало в жизни? Составлять протоколы на иврите, да выплачивать машканту. Надоело.

Вувос успокаивал Номи, следил за дверью, менял обойму.

— Жаль, миньяна нет, — сказал я ему. — Надо бы поблагодарить Господа, что умрем не как крысы, а точно по плану, с оружием в руках. Ты не в курсе, у нас там никакой аидише Валгаллы не предусмотрено?

— Да-а, — вздохнул Вувос, — миньян что-то задерживается. А он бы нам сейчас ох, как пригодился.

— Дурацкая была идея с Умницей, — вдруг выдавила Елка, стягивая голову какой-то косынкой. — Что у вас в спецслужбах — дураки, чтобы этого мудака всерьез принимать? Раскаявшийся террорист, передача взрывчатки… да им подростки по пять раз на день с таким фуфлом звонят… Должен был сам позвонить. Может, еще не поздно? — она кивнула на телефон у окна.

Вувос вступился за меня:

— Нельзя. Засудят.

— За что?! — поразилась Елка. — Это же необходимая оборона!

— У евреев другие представления о необходимой обороне, — грустно сообщил Вувос. — Не спрашивай почему. Сам не понимаю. Боря, хорошо, что успел спросить — а ты понимаешь?

— Ладно, — сказал я. — Лучше уж три пожизненных и Номи на свободе, чем четыре трупа. Пойду звякну…

Я взял трубку, гудка не было. Но все равно, вовремя подошел к окну — зазвенело стекло, к моим ногам упала граната. Я успел выкинуть ее обратно.

Рвануло. Прислушался, в надежде услышать вопли, но было тихо.

— Умница, — сказал я в «длинное ухо», — если ты меня слышишь, вызывай полицию. Найди ближайший телефон и набери 100.

Противная вещь односторонняя связь. Мне тоже захотелось высунуться из окна и прокричать ему указания.

И вдруг началось! Я вскинул руки, как фанат при первых аккордах тяжелого рока:

— Наши! «Дувдаван» в саду! Ещ-щ!!!

— Ха! — сказал повеселевший Вувос, с наслаждением вслушиваясь в стрельбу и взрывы. — А ты говорила — не приедут! Просто в Израиле всегда все опаздывают. Сейчас посмотришь настоящий «Вишневый сад»! Я тебе говорил, что «Дувдаван» на иврите — вишня? Пошли!

— Умница! — заорал я в прибор. — Не звони! Без полиции! Действуй по плану! Начинай!

Мы сорвали с себя куртки, надели фирменные кепочки, достали немногочисленные аксессуары. Поплевали на рукава и стерли, а скорее размазали кровь по елкиному лицу, ничего, в темноте сойдет. Особо тщательно упаковали Номи в рюкзак, туда же спрятали автоматы и куртки.

Нескольких оставшихся в коридоре растерянных террористов наш внешний вид деморализовал полностью, а наши пистолеты добили. Мы пробрались к выходу и застыли у приоткрытой двери, чутко вслушиваясь в какафонию боя.

— Где эта скотина? — вопрошал Вувос.

И Умница отозвался. Усиленный мегафоном голос перекрыл стрельбу:

— Внимание! Не стрелять! Съемочная группа Си-Эн-Эн!!! Дайте выйти журналистам из-под обстрела!

Он повторял это на английском, иврите и арабском. А мы уже бежали навстречу его прожектору через сад, через калитку заднего двора, петляя и цепляя ветки кинокамерой, фотоаппаратом «Киев» с допотопной вспышкой и палкой раздвижного микрофона, стараясь попадать в пятна света, чтобы видны были наши майки с большими буквами Си-Эн-Эн. Елка вопила что-то по-английски. Стрельба поутихла. Нас не тронули! Наши, видимо, не хотели лишних проблем. А арабы привыкли, что журналисты на их стороне.

Умница уже пересел на пассажирское сиденье и пригнулся. Я на бегу перехватил у Вувоса рюкзак, и он прыгнул за руль своего «Форда», на котором Умница успел намалевать три заветные буквы. Рванули с места. Я успел заметить удивленно приоткрытый рот нашего солдатика в арабской одежде.

Хорошие ребята у нас в спецподразделениях, и Ай-кью у них, говорят, высокий.

Только наивные.

Я осмотрел нашу «съемочную группу» и меня разобрал истерический смех.

Мы неслись в сторону Иерихона. На выезде из Маале-Адумим нам на хвост села Ленка, и Вувос поехал медленней. Умница тарахтел не переставая. «Длинное ухо» работало исправно — у него был полный эффект присутствия. И ему надо было с кем-то поделиться острыми впечатлениями:

— Я-то сразу все понял, как только услышал, что дверь поменяли. Это так всегда — если дверь меняют, значит «мышеловка». А поняли почему он вас так обманул, когда про барашка сказал, и вообще, что отпускает?

— Потому что сука, — буркнул Вувос, ускоряясь так, что мне стало страшно за Ленку.

— Значит, не поняли! — обрадовался Умница. — Просто он боялся, что вы стрелять начнете. До того, как он выйдет. Вообще, ужасно интересно было! Представляю, как Елка мучительно решала: взрывать, не взрывать… врет, не врет… Зато когда ты стала ему кричать: «Громче! Не слышу!», я сразу понял, что ты его к замку подманиваешь, чтобы взрывом дверь открыло.

— Еще бы ты не понял, — подколол я, — тебя самого так на днях Авигдорушка сделал в подъезде.

Умница нахмурил лоб, затем лик его прояснился и он сказал:

— Классную я бомбу все-таки сделал, да? А спорим, Елка, ты еще боялась, что «Дувдаван» взрыв не услышит и не начнет атаку? А их-то все равно еще не было! Они проехали мимо меня как раз когда ты меня… — он запнулся и укорил, — мудаком называла. Я, правда, не до конца был уверен, что это они — хорошо все-таки маскируются… — тут он замолк, обернулся, с детской обидой посмотрел на Елку и мстительно сказал:

— А ты, я вижу, там за буй заплывала?

— Заткнись, дурак, — посоветовала Елка.

— Чего это он? — не понял Вувос.

— Это у меня куплетики такие есть, вроде как пристойные, но похабные, — с готовностью пояснил Умница. — Давно, еще студентом сочинил.

И он, как заяц в цирке, забарабанил по «бардачку» и спел:

Елка заплакала.

— Не плачь, — сказал Вувос. — Посмотри лучше в моем рюкзаке, в левом кармане. Это мой свадебный подарок.

Елка, всхлипывая и улыбаясь, полезла в карман и завизжала, вытащив окровавленный кусочек плоти.

— Господи… мое ухо! — потрясенно прошептала она.

— Хоть бы сережку прицепил, кавалер, — хмыкнул я, расслабляясь. Очень мне не нравилась мысль, что мы оставили там явную улику. Да и Елку было жалко.

Елка держала на ладошке ухо, как раненого птенца:

— Вова… ты думаешь, что можно…

— Естественно, — пожал плечами Вувос. — Я просто подумал, а вдруг не убьют… В больнице не стоит светиться, так Боря нас забросит домой. У нас доктор классный, приштопает.

— Так езжайте скорее, — посоветовал Умница. — А то не приживется.

Вувос резко свернул к вади Кельт. Вскоре мы вылезли и облили нависший над вади «Форд» бензином. Вувос кинул Умнице зажигалку:

— Щелкни!

— Что, жалко самому? — догадался Умница. — Ну, ладно. Я еще никогда машины не сжигал! Прямо как в кино! Интересно попробовать!

Мы отошли. Умница суетился, примериваясь.

— Жалко, — обиженно передразнил Вувос. — Совок. А если меня страховая компания на детектор лжи погонит? Я должен сказать правду, что не поджигал свою машину.

Через несколько минут пылающий «Форд» летел под откос. А мы, переодевшись в нейтральное, гнали на «Шкоде» с места преступления в Кирьят-Арбу, пришивать ухо и пить водку.