В школу пошли втроем — Сын, Папа и Мама. На ложного Марика Мама старалась не смотреть.

Тимур Петрович уже третий день был директором школы. Моложе его из всего преподавательского состава была только учительница начальных классов Светлана Савельевна. Но именно она наиболее демонстративно не принимала его всерьез как директора. Но не поэтому с самого утра думал о ней Тимур Петрович. Всю последнюю четверть он разрабатывал генеральный план штурма Светочки, и сейчас этот план близился к своему завершению.

Когда Мама с Папой вошли в кабинет, директор мечтательно улыбался.

— А документы есть? — спросил он. — Нет, тогда не положено.

— Вы совершенно правы, — прочувствованно сказал Папа.

Директор потупился, но вид хорошо отутюженных складок на брюках вернул ему уверенность.

— Что ты имеешь в виду? — директор испытующе посмотрел на тщедушного очкарика. «Из отличников», — профессионально отметил он.

— Я хотел сказать, что мне редко приходилось встречать такого молодого и принципиального директора. Надеюсь, что вы далеко пойдете. Спасибо.

Директор покраснел. Ему вдруг захотелось, чтобы с полки исчезла коллекция рогаток, а с пиджака значок ГТО.

— Ну ладно, — сказал Тимур Петрович. — В виде исключения. Скажите Светлане Савельевне, что я разрешил.

Светлана Савельевна была молода и хороша собой. Папе всегда нравились такие — тоненькие, с серьезными лицами и сдержанными манерами. Поникший было Папа несколько оживился. А после того, как Наташка Несмирная позвала его к себе за парту, Папа подумал, что все сложилось не так уж плохо.

Светлана Савельевна начала урок.

— Как она? — спросил Папа у Наташки.

Наташка состроила гримасу, которую можно было истолковать по-разному, но из которой следовало, что ее мнение об учительнице не слишком высокое.

— Молодая… Неопытная… Сойдет… — Наташка неожиданно подпрыгнула, поймала спикировавшего на парту голубя и нетерпеливо выдернула у него хвост. Она удовлетворенно улыбнулась и приготовилась насладиться запиской. Папа покосился на записку и узнал каракули Сына. Папа возмутился, но гораздо сильнее была возмущена Светлана Савельевна.

— Несмирная, — строго сказала она. — Дай сюда это.

Под этим можно было понимать что угодно, но Наташка поняла правильно.

— Не дам, — сказала она.

— Быстро клади на стол, или я поставлю двойку по поведению.

— Записка носит личный характер, — не без гордости заявила Несмирная.

— Сначала стань личностью, а потом получай личные записки. — После короткой внутренней борьбы верх одержало любопытство. Светочка подошла к Наташе Несмирной, схватила ее за руку и разжала кулачок.

— Вы не имеете права, — вмешался Папа, — это насилие! У нас тайна переписки.

— У нас в классе нет тайн друг от друга. И мы сейчас все вместе, — Светочка выделила слово «вместе» и обвела взглядом класс, — прочитаем эту записку.

Класс загудел. Наташка в отчаянном прыжке попыталась вырвать записку, но Светочка была начеку и подняла записку над головой.

— Не надо так, — жалобно попросил Сын.

Сердце у Папы дрогнуло.

— Так надо! — сомнения в правильности действий после Наташкиного прыжка покинули Светочку.

Светлана Савельевна отошла на всякий случай подальше от Наташки и начала читать:

«Совершенно секретно. После прочтения съесть. Наташка ты знаешь о моих чувствах! Ты в опастности. Берегись Амурчика. Не смотри на его внешность. Это очень бывалый тип. Не терзай мое серце. Прогони Амурчика ко мне. У него уже есть другая. Прощай, остальное на перемене».

— Так, — сказала Светочка, — про амурчиков мы уже все знаем, записки у нас личные, а писать грамотно мы еще маленькие. А сейчас автор пойдет к доске и напишет этот текст. А потом адресат исправит в нем ошибки.

Папа смотрел на худенькую спину Сына, на мелко дрожащий в его руке мел и вместе с жалостью испытывал за него стыд. Наконец, Сын повернулся. Папа неодобрительно покачал головой.

— Нам приходится слушаться старших, — печально ответил Сын.

— Трус, — сказала Наташка и вдруг заревела.

Сын побледнел и бросился замазывать написанное ладошками. Светочка поняла, что перегнула палку.

— Ладно, — неловко сказала Светочка. — Садись. Продолжим урок и займемся «объяснительным чтением».

Папа чувствовал себя оплеванным.

— Дура… корова… — тихо всхлипывала Наташка.

— Не ной, — Амурчик толкнул ее в бок. — Она еще пожалеет. Смотри, — и папа подмигнул Светлане Савельевне.

«Бедный мальчик, — подумала Светочка, — наверное, тик».

Сегодня на «объяснительном чтении» проходили «Телефон» Чуковского.

— У меня зазвонил телефон! — с подъемом сообщила Светочка.

— Поздравляю вас, — проникновенно сказал новенький, косясь на свою соседку. — Что, только вчера поставили? Такое событие… А как вам удалось? Мы вот уже пять лет на очереди… Кто-то из родителей помог?

— Мальчик, — досадливо поморщилась Светочка. — Как тебя зовут? Так вот, Марик, старших перебивать нехорошо. Слушай внимательно и постарайся понять главную мысль этого произведения.

Вторая попытка оказалась чуть успешнее — первые девять строчек Папа с горечью думал о бестактности современной молодежи и хорошеньких девиц в особенности. На десятой строчке Папа мстительно закричал:

— Довольно! Вы чему детей учите? Вы-то сами хоть поняли главную мысль этого произведения? — Он оперся на парту, как на кафедру. — Что происходит? Некий Слон, судя по кличке, и сам не мелкая сошка, звонит, как можно понять, официальному должностному лицу, я, мол, к вам от Верблюда, сделайте-ка мне для сынишки сверточек с шоколадом пудиков этак на пять-шесть. А это между прочим почти сто килограммов. Около тысячи рублей. Почти ваш годовой заработок. Честно нажитыми деньгами так не швыряются. Достойный пример для молодежи!

Класс затих. Наташка показала под партой большой палец. «Эмбрион в очках», — тоскливо подумала Светочка, вспоминая страшные рассказы седых зубров с кафедры педагогики про вундеркиндов. Она принужденно улыбнулась и выдавила:

— Так говорить некрасиво.

— Мы можем и красиво, — Эмбрион обаятельно улыбнулся, поправил несуществующий галстук и повторил то же самое обкатанным голосом радиодиктора.

— Все равно некрасиво!!! По сути! Демагогия! — завелась Светочка. — Чушь!

— Некрасиво с вами будут говорить во дворце бракосочетаний, — холодно бросил Эмбрион.

— Где? — пискнула Светочка. Она растерянно шагнула к двери, всхлипнула и выбежала из класса.

— В загс побежала, — мстительно сказала Наташка. Она подобрала с пола брошенную книгу и, сев за учительский стол, прочитала десятую строчку. — Продолжим, — кивнула она Амурчику, и они продолжили.

Тимур Петрович был счастлив. Светочка рыдала у него на плече. Утренняя неприязнь к новенькому куда-то пропала, и он решил обойтись с ним по возможности мягко.

У двери класса Светочка истерично впилась острыми наманикюренными ногтями в руку Тимура Петровича.

— Не бойся, — сказал Тимур Петрович.

Светочка перехода на «ты» не заметила. За дверью Наташка, узнаваемо передразнивая ее, читала «Телефон», а Эмбрион комментировал. Возникшая при появлении директора гробовая тишина длилась лишь мгновение.

— Как, вы уже из загса? — среагировал Эмбрион, когда Светочка, вцепившись в руку Тимура Петровича, появилась в классе. — А вы, я вижу, с первого дня держитесь за своего избранника мертвой хваткой. Очень разумно.

Вдруг Эмбрион схватил с подоконника горшок с цветущей геранью и, семеня ножками и бормоча: «Вот теперь мы поговорим красиво», решительно подал онемевшей паре.

— Дорогие мои! — с большим подъемом произнес он. — В этот знаменательный день слезы радости не дают мне отчетливо разглядеть ваши счастливые лица. Приятно сознавать, что два человека, посвятившие себя благородному, но трудному делу формирования людей будущего, теперь посвящают себя друг другу. Нельзя не заметить, — теперь Эмбрион обращался к классу, — что несмотря на молодость, деятельность супруга уже отмечена некоторыми наградами, — он дотянулся до значка ГТО и постучал по нему пальчиком. Класс одобрительно захихикал. — Мы видим, что супруг готов ко всему, а супруга соответственно готова на все.

— Ура! — закричал Сын и запустил первого бумажного голубя.

Светочка и Тимур Петрович, одновременно взявшие горшок, на протяжении всей речи тянули его каждый в свою сторону. Отрезвленные криком «Ура!», они одновременно отпустили его, и черепки вместе с комьями земли разлетелись по всему классу.

— К счастью, к счастью, — засуетился Эмбрион. — Дух захватывает, когда думаешь о том, каких достойных детей воспитает для нас этот маленький педагогический коллектив. Не знаю, как вы, — он сделал жест в сторону класса, — а я с нетерпением буду ждать их появления. Впрочем, — голос Эмбриона дрогнул. — Недостойная зависть гложет мое сердце. Я круглый, как биллиардный шар, сирота. Усыновите меня! — Эмбрион бухнулся на колени, собрался было удариться лбом об пол, но в последний момент почему-то передумал и, обняв Светочкины колени, прижался к ним щекой.

Светочка побледнела.

— Не хотят, — грустно сказал Эмбрион после паузы. — Странно…

Эмбрион понуро встал:

— Сердце мое полно скорби, но торжественность момента не позволяет мне предаваться ей. Так не будем же грустить! Взгляните на пылающие от смущения прекрасные лица молодых. Десятки голубей парят над их головами. Поздравим же молодоженов! Позвольте же мне на правах тамады…

— Тили-тили-тесто, — противненько затянула Наташка.

Эмбрион мгновенно переориентировался и начал дирижировать.

— Жених и невеста! — грянул класс.

Тимур Петрович, с ужасом глядя на разинутые редкозубые рты, схватил Светочку за руку и, затравленно озираясь, попятился к двери.

Оставшись в кабинете один, Тимур Петрович всерьез задумался над тем, как будет выполнять данное Светочке мужественно-сдержанным тоном обещание восстановить в классе порядок. Не придумав ничего лучшего, он позвонил Маме на работу и, опуская некоторые слишком уж уязвляющие его самолюбие подробности, рассказал о происшедшем. На том конце провода тихо ахнули.

— Вы даже не можете себе представить, — вздохнула Мама, и они быстро договорились, что оба ребенка оставшиеся до конца учебного года два дня в школе не появятся.

Директор положил трубку и с тоской подумал, что в 1-м «Б» должно быть сегодня еще три урока. «То Егор, теперь этот, ну и классик… Егор… Конечно же, Егор! Другого выхода нет».

— Егор, — говорил директор через пять минут переминавшемуся с ноги на ногу второгоднику Мазаеву. — Я всегда считал тебя главным хулиганом 1-го «Б» класса.

— А что я сделал, — заныл Егор. — Это все Амурчик…

— Вот именно, — сказал директор. — Приходит со стороны какой-то очкарик и начинает задавать тон… И это в классе, где еще вчера все боялись и уважали нашего ученика Егора Мазаева. Не знаю, как ты, а я бы не стерпел.

— А на третий год не оставите? — осторожно спросил Егор.

— За кого ты нас принимаешь…

Когда Егор открыл дверь в класс. Папа на учительском столе изображал в лицах ловлю уссурийских тигров для Московского зоопарка.

— Ну а ты?! — завороженно спросил кто-то.

Папа раскрутил воображаемую сеть и накинул на тигра.

— Ну а он?!

Папа ощерился и свирепо зарычал.

— Ну а ты?! — выдохнул класс.

Папа скрестил руки на груди и постучал ножкой по столу.

— Ну ты, Амурчик, — Егор говорил негромко, но властно. — Иди сюда.

Папа осекся, неловко слез со стола, заметил перепуганное лицо Сына и, как загипнотизированный, пошел за Мазаевым.

В туалете никого не было. Егор неторопливо закрыл дверь. Бить человека просто так он еще не научился и поэтому неосознанно прибегнул к провокации:

— Ну ты, — Мазаев сжевал в кулак воротничок папиной матроски. — Ты чё выпендриваешься в чужом классе?

— А разве тебе не понравилось? — заискивающе засуетился Папа. — Я же наоборот! Чтобы всем было весело! Чтобы… — Удар пришелся в левую скулу. Папа больно въехал в писсуар. — За что?! — взвыл Папа.

— За нашу учительницу!

Удар под дых отключил в перегнувшемся Папе все, кроме инстинкта самосохранения. Папа рванулся к открывающейся двери и попал в объятия к Паше Петрину. Это выглядело чудесным спасением. Пашу Петрина Папа знал все десять лет его жизни. Папин коллега, директор Занзибаровского филиала Петр Альбрехтович Петрин любил демонстрировать сына знакомым. Паша был всегда подтянут, спортивен, улыбчив. Глаза смотрели честно и серьезно, несколько исподлобья.

— Паша! — возопил Папа. — Помоги мне! Меня избивают!

Паша надменно осмотрел лысого головастика, растирающего по физиономии то ли сопли, то ли слезы. Егора Паша мог сделать одной левой, но Мазаев знался с какой-то шпаной, и нарываться не стоило:

— Избивают — глагол множественного числа… А у вас один на один… Дуэль… Поединок. Нет, все честно… — Паша застегнул пуговицу, собираясь уйти.

— Паша! — потрясенный Папа не находил слов. — Ты же всегда защищал слабых! Мне же столько про тебя рассказывали! Ты же котенка спас, когда его хулиганы мучали!

Папа так и не сообразил, что обилие деталей в рассказанной Петром Альбрехтовичем истории объяснялось присутствием рассказчика за спиной героя.

— Ты не котенок, а будущий солдат! Как ты будешь мир защищать, если себя защитить и то не можешь?..

В коридоре Паша Петрин вежливо поздоровался с Мамой. Мама была очень довольна собой — совершенно неожиданно в профкоме оказались две горящие путевки в пионерский лагерь.