И снова было утро, когда я открыл глаза. Но теперь это было совсем другое утро. Во-первых, открыв глаза, я ничего не увидел. Во-вторых, на мне снова лежала тяжесть, но это была не зовущая к приятностям тяжесть, к примеру, Лады Гусаровой. Нет, сейчас это было нечто очень похожее на гранитную могильную плиту, на дававшую мне возможности даже шевельнуть пальцем. «Замуровали, демоны», — безнадёжно подумал и всё-таки попробовал приподнять голову, чтобы хотя бы немного оценить своё местоположение в универсуме, но тут же понял, что делать этого не следовало; кто-то очень плохой сразу же надел мне на голову металлический колокол и начал старательно бить по его стенкам. Чтобы спасти свою жизнь я пошевелился изо всех сил и внезапно прозрел. Тьма спала с моих глаз (это оказалось сложенное несколько раз мокрое полотенце) и я увидел, что нахожусь не под землёй на кладбище, а всего лишь в собственной квартире и на своём диване. Оставалось разъяснить подробности насчёт могильной плиты; я осторожно скосил глаза, стараясь не двигать головой (это чтобы меня снова не били об стенки колокола) и убедился, что это не плита, а всего лишь одеяло.

— Проснулся, бухарик? — услышал я голос.

Наличие живых людей рядом здорово меня обрадовало, поскольку постепенно до меня начало доходить, что я пребываю в необычно глубоких похмельных обстоятельствах. Части моего организма, один за другим понесли доклады заработавшему мозгу о своём состоянии. И эти доклады были неутешительными: меня тошнило, толкало и болело со всех возможных сторон. Так что людская помощь была бы в этот момент весьма кстати.

— Воды, — прохрипел я и протянул руку в направлении голоса, — как можно больше воды!

Что-то забулькало, зашипело, и перед моими глазами вдруг оказался стакан полный пузырящейся, будто газированной воды.

— Да, не растворилась же таблетка! — упрекнул меня голос, но было уже поздно.

— Ещё воды! More water! — на всякий случай продублировал я на английском.

После второго стакана я начал понемногу шевелить конечностями. После третьего стал понемногу соображать. В окна глядел хмурый зимний рассвет, а воду подавал мне братец Миха, рационально используя преимущества нашей квартиры-студии. Он сидел с книжкой за обеденным столом, и даже не вставая, без труда передавал мне на диван, стоявший к нему спинкой, воду стакан за стаканом. Михе было удобно, полный воды чайник стоял рядом с ним на столе.

Наконец, я с усилием, но принял сидячее положение. Голова трещала по-прежнему. К тому попутно выяснилось, что спал я одетым и теперь имел чудовищно измятый вид. Соин-младший посмотрел на меня с осуждением.

— Я даже, когда учился на первом курсе, так не напивался, — сообщил он мне, — это, вообще что-то, выходящее за рамки реальности.

В ответ я только икнул.

— Видел бы ты себя сейчас в зеркале, — продолжились нравоучения, — просто полная потеря человеческого облика. А если тебя твои сотрудники увидят?

— Ни… ничего, — проикал я, — за выходные про… просплюсь.

— Выходные?

— Ну, да, — сказал я уже более членораздельно, — а ты, кстати, сам, почему не в школе?

— А у нас по понедельникам пары с обеда начинаются, — сказал Миха, — если что.

— По каким… по каким это понедельникам???

В этот момент в моей памяти начали всплывать первые промытые водой воспоминания.

— То есть я три дня пробухал? — ужаснулся я, — что, правда, сегодня понедельник?

Я схватил свой мобильник, лежавший на диванном валике, взглянул на экран и ужаснулся ещё больше. Штук двадцать пропущенных звонков и непрочитанных сообщений за всё это время! И главное — сегодня понедельник!!! Я откинулся на спинку дивана и застонал: вот как оно, оказывается, пьянствовать с высокопоставленными российскими чиновниками. Эти ребята лучше бы так работали на благо Отечества, мы тогда за не более чем за три года обогнали бы и Америку и Китай.

— Так, значит, я не в субботу домой вернулся, а в воскресенье?

— Дело уже было ближе к понедельнику, — уточнил Миха, — где-то к двенадцати ночи. Ты появился с криком: «Угадай, кто бухой», кинул в меня ключами и упал на диван.

— И всё? — облегчённо вздохнул я.

— Не совсем, — задумался на секунду братец, — ночью ты долго объяснял во сне, что не хочешь жениться. На гусарах, вроде.

— Не жениться? На гусарах??

— Ага. А потом потребовал вызвать палубные бомбардировщики и торпедоносцы. Потому что, дескать, скоро начнётся решающее сражение с Америкой. Опять что ли Пёрл-Харбор приснился? Смотри, дочитаешься книжек про войну.

— Так, — потёр я лоб, — сначала не жениться, а потом бомбардировщики? Ну, хотя, в принципе, логично.

— Нет, там этой связи не было, — авторитетно заявил Миха, — ты хотел какого-то Раздолбаева ими бомбить, но потом тебя предали лётчики-евреи и потопили твой флот. Ну, а напоследок пробормотал: «если будут хорошие новости, не будите ни в коем случае».

— Что за бред? — только и смог произнести я: ничего такого подобного я и близко не помнил, хотя последняя фраза показалась знакомой: Наполеон, вроде бы так говорил. Но перед Аустерлицем или Ватерлоо?

— Совершенно с тобой согласен, — сказал мой братец, — типичнейший алкогольный бред. Ты лучше завязывай с этим делом. А то точно когда-нибудь улетишь на торпедоносце в страну, где цветёт сакура.

— Пожалуй, да, — я почувствовал, что устами этого младенца глаголет истина, — такие нагрузки, похоже, не для меня.

— Так ты, значит, с настоящими специалистами соревновался? — полюбопытствовал Миха, — помнишь хоть что-нибудь из потерянных трёх дней?

— С министрами пили, с генералами, — надменно сказал я, — так что жертвы были не напрасны. А вот, что мы три дня делали? — тут я задумался.

Нет, начало я помнил хорошо. Вот я приветствую и дружески обнимаюсь со здоровенным лысым мужиком. Это Ваня Строгов. Вот, мы сидим в баре в окружении пустых кружек и вспоминаем золотые годы студенчества. Как мы один раз пошли по…. А потом ещё по…. Ну, это Михе знать необязательно. Потом, я помнится, с Ванюхой делился опасениями насчёт бизнеса, а он уверял, что всех моих врагов скоро можно будет вертеть на мужском половом органе. А затем…. Какая-та сауна точно была, а в ней были голые генералы и голые девки. С кем-то меня Ваня знакомил, не помню, то ли с генералами, то ли с девками. Девок-то мы точно вертели. Потом я проснулся уже на загородной базе отдыха с массажистками и уже теперь с русской баней. Помню, в прорубь ныряли, до тех пор, пока кто-то не вынырнул. МЧС ещё приезжало спасать. Днём вроде ещё на снегоходах катались и куда-то стреляли. Или это уже в воскресенье было? Короче говоря, другой такой вертеп ещё поискать надо…

— А что у тебя с работой? — вдруг спросил Миха, пока я всё ещё путался в своих воспоминаниях, — когда у тебя враги успели появиться?

Я прикусил язык, но было уже поздно: вот что делает с человеком похмелье. Взял и разболтал военную тайну. Надо теперь его или ликвидировать, как говорит Григорьич, либо повязать в свои грязные дела. Я выбрал второе.

— Так, сворачивай быстренько свои делишки, — сказал я, — видишь, я сегодня немного не в форме для руления: не водитель, а прямо мечта гаишника. Будешь моим шофёром.

Мой братец осторожно выдохнул:

— На Ямато? — спросил он, ещё не веря своему везению.

«Хорошо быть студентом», — подумал я, — «посади за руль хорошей машины и вот оно — счастье».

— И мальчиком по разным поручениям, будешь тоже, — добавил я, чтобы охладить его пыл, — и не дай бог в нас какой-нибудь палубный бомбардировщик по дороге врежется, когда ты рулить будешь.

Соин-младший немедленно и страстно заверил меня, что он уже очень опытный водитель. Быстро решив вопрос с передвижением, я был бы не прочь найти себе сегодня на замену и директора, чтобы получить возможность снова упасть лицом в диван и продрыхнуть как минимум до позднего вечера. Но к несчастью, именно в руководящих работниках у меня в квартире пока отмечался жесточайший дефицит. Поэтому мне пришлось принять тяжёлое решение: собраться с силами, выпить ещё всяких разных таблеток, принять душ и возвращаться в мир бизнеса. Несмотря ни на что.

Из душа я вылез с более-менее освежёнными мозгами и восстановленной памятью, поэтому сразу бросился к своему мобильнику. Как я только мог забыть про московский заказ и майора Диму!?

— Ты ж говорил, что во вторник запьёшь, — удивился Дима по телефону, — а я тебе весь вечер вчера звонил: всё готово.

— Обстоятельства, — оправдался я, — обстоятельства…. Но главное, что у тебя всё готово. Если через час подъеду, будешь на месте?

— Так ты же деньги тоже привезёшь? — навёл Дима справки, — ну, тогда, конечно, на месте буду. А как же!

Закончив с Димой, я просмотрел все пропущенные звонки. Нет, ну надо же, на часах только двенадцать дня, а они уже все названивают и трезвонят: главбух, менеджеры, Онучкина, ой, ещё и Гусарова? Нафиг, нафиг…. Так, а звонков от Красникова нет: понятно, дуется ещё старикан…. А вот зачем мне звонил Шагинуров? Ах да, мы же сегодня московские платы отмываем, от того что на них Димины монтажники напачкали. Надо Рашиду срочно перезвонить, обрадовать.

Его-то я обрадовал, а вот он меня не очень.

— Алексей, а у нас проблема, — сообщил он мне, едва мы успели поздороваться — накрылась отмывка.

— Как? — остолбенел я, — когда? Почему?

— Откуда ж я знаю, — угрюмо сказал Шагинуров, — жужжит, булькает, а цикл не запускает. С вчерашнего вечера. Мы и так уже тонну реактивов в канализацию вылили, пока отладить пытались, оттуда уже скоро мутанты полезут.

— Да, что ж делать-то? — простонал я.

— Что делать? Ждать только, — категорично сказал Рашид, — мы спеца из Москвы вызвали, случай, вроде гарантийный.

— Да, я не про отмывку, — мрачно сказал я, — а про себя. Если я платы завтра не отправлю, ко мне тоже из Москвы спеца пришлют. Только другого профиля.

— Вручную можно мыть, — посоветовал начальник нашего производства, — только у меня людей на это нет, — сразу открестился он, — единственно Метелицыну могу тебе вместе с химикатами в пользование выдать, ей все равно делать теперь нечего, пока агрегат не починят.

Что мне было делать? Пришлось снова звонить Диме. Пока я ждал, что он возьмёт трубку, возле меня объявился уже полностью одетый и готовый к шофёрской деятельности Миха.

— А ты, что так в одних трусах и поедешь? — возмущённо спросил он, — это что за картина маслом?

— Да, подожди ты с трусами, — шикнул я на него и тут же услышал голос майора Дима в своём мобильнике.

— Чего? — недоуменно спросил Дима, — с чем подождать?

Я объяснил ему, что как раз ждать ни с чем не нужно, а необходимо наоборот предоставить срочную помощь. За приемлемое вознаграждение.

— Пластиковые контейнеры, химию и девку-лаборанта, которая объяснит весь процесс, привезу лично, — добавил я.

Диму, правда, в основном заинтересовал размер приемлемой оплаты. После того как, мы сошлись на цене, он спросил напоследок про реактивы.

— Спирто-бензиновая смесь, — чётко сказал я, — в соотношении пятьдесят на пятьдесят.

— Спирто-бензиновая? — немного смутился Полусеков, — ну…. ну, ладно. Вези.

Причину его смущения я понял немного позднее, когда было уже поздно что-то предпринимать. Но это случилось потом, пока я, воспрянув духом, начал быстро собираться в дорогу. Соин-младший в нетерпении нарезал круги рядом.

На автостоянке Миха, принял соответствующий ситуации торжественный вид и полез в мою машину. Хотя я заметил, что он все равно при этом бросил украдкой виноватый взгляд на свою ржавую япошку, будто глядевшую на него в осуждении глазами-фарами. Я же утомлённый не проходящим похмельем и марш-броском от дома до автостоянки, жадно курил сигарету, выпуская дым в морозный воздух через опущенное стекло, в ожидании, когда же Соин-младший наконец заведёт и прогреет Ямато.

План у меня был такой: заскочить сразу на производство, не заходя в офис, там быстро-быстро забрать всё нужное Диме для ручной отмывки, включая Наташку, и после этого ещё быстрее добраться до конторы Полусекова. Если его ребята совершат трудовой подвиг и прополощут сегодня тысячу плат, то тогда я всё-таки не опоздаю с отправкой в Москву завтра. Остальной день после готовящегося визита к Диме пока выглядел очень туманно, но больше все мне хотелось провести его в горизонтальном положении. Может не ехать потом на работу? А если позвонит Красников, то так и сказать ему прямым текстом: «Потратил своё здоровье ради твоих же заморочек. Теперь отдыхаю. Имею полное право».

Как будто в ответ моим мыслям зазвонил мой телефон. Но мелодия была не нашего грозного полурослика. Со мной хотела поговорить Галина Викторовна — мой главный бухгалтер. Но я почему-то не испытывал такого же ответного желания. В основном, потому что Разина любила делать мне замечания о правильном образе жизни, если заставала меня в небогоугодном состоянии.

— Миха, спроси чего ей надо, — слабым голосом сказал я и протянул ему свой сотовый, — скажешь, если что срочное, Алексей Владимирович перезвонит. А так он болен.

Братец, который в это время гладил руль обеими руками, нежно приговаривая: «К'узер, к'узер», посмотрел на меня с неудовольствием.

— Началось, значит, — констатировал он, — теперь я ещё и мальчик по поручениям.

— Я тебя предупреждал, — сказал я, — любишь кататься…. На, короче, держи.

Соин-младший вздохнул, взял трубку и забормотал:

— Здравствуйте Галина Викторовна, это не Алексей…. Да, а я его брат, Михаил…. Алексей Владимирович, вы знаете, он приболел сегодня…. Нет, если что-то срочное, то он обязательно перезвонит… Хорошо…. А много?.. Ого…. До свидания.

— Говорит, тебе деньги на счёт пришли, — с осуждением сказал он мне, завершив разговор, — между прочим, три с половиной миллиона. Дай хоть раз на такую сумму посмотреть.

— Это не сумма, — пренебрежительно (специально для Михи) махнул я рукой, — так, мелочёвка.

Соин-младший завистливо вздохнул, а я тем временем отвернулся к окну, чтобы сделать последнюю затяжку, выкинуть окурок на улицу и подумать, что бы мне сделать с очередными тремя с половиной миллионами. Сумма-то добрая. Китайцам или в свой кэш? Наверное, лучше в кэш.

— А Гусарову тебе надо?

От этих слов я подскочил как ужаленный, и чуть было не выронил под сиденье оставшуюся часть сигареты.

— Нахрен она мне сдалась! — возмутился я, — не буду я ей звонить, и не мечтай даже! К черту, эту нимфоманку!

Миха посмотрел на меня ошарашенно, а затем торопливо нажал какую-то кнопку на моём мобильнике.

— Ты не понял, — сказал он со слегка смущённым видом, — это она тебе звонила. Вот только что.

Я с ужасом посмотрел на свой телефон:

— Она, что всё слышала???

Мой секретарь-двоечник виновато вздохнул и положил мой мобильник на торпеду.

Я выкинул почти истлевшую сигарету в окно и схватился за голову.

— Блин, мне конец, — обречённо сказал я, — а я же ей ещё фирму новую заказал. Ну, теперь либо плакали мои денежки, либо она мне точно юридический адрес в психбольнице пропишет или ещё где.

Упало молчание, хоть и короткое, но за которое успело родиться как минимум три милиционера.

— Прогрелась машина, — голосом раскаявшегося грешника доложил братец, — поехали?

Я молча кивнул и Ямато мягко тронулся с места.

То, что меня теперь ждёт самое мрачное будущее, подтвердилось коротким текстовым сообщением от Лады. «Я тебя похороню», — вот что было написано в нём. Ну, я то ладно, человек пропащий, в общем-то, должен был знать, на что иду. Но ведь и Миху, получается, по тем же рельсам несёт, а у него ни опыта моего, ни мудрости. Поэтому всё время, пока мы выезжали со второстепенной дороги на главную, а потом ехали до нашей конторы, всё это время я внушал Соину-младшему, как плохо завязывать отношения с голодными самками от тридцати и старше, особенно бывшими в браке и особенно имеющими в своём гнезде птенцов.

— А это Гусарова, она ещё ангел божий по сравнению с твоей Машкой, — начал я финальное «моралитэ», — и у неё хоть дети здоровые, а эта наплодит тебе новых даунов, до конца жизни на них пахать будешь.

Мой братец только нервно дёрнул плечами: правда — она штука суровая.

— Тем более учти, — добавил я, — Пермакова твоя, пока работает в демо-режиме любви и ласки, а как захомутает, то вот такие эсэмэски от неё каждый день получать будешь. А спать на диване на кухне.

— Не захомутает, — досадливо ответил Миха, тщательно следя за дорогой, — мы уже не встречаемся, так что ты бы мог и не тратить даром своё красноречие.

— Правда? — оживился я, — приходи к нам в офис, я тебя с Танькой Калиничевой познакомлю. Ноги — от ушей и всего двадцать два года. Если скажешь, что будешь у меня филиалом руководить, она тебя прям там же на стол и завалит. А ту дуру лучше позабудь как страшный сон.

— Позабыл, особенно когда узнал, что ты до меня успел с ней покувыркаться, сосед, блин, — подтвердил Соин-младший палаческим тоном, — как-то дальше отношений строить уже получилось.

— Да, вот бывает, такое… бывает в жизни всякое, — забормотал я, сочувственно кивая и поудобнее устраиваясь на своём месте, — знаешь, наверное, я вздремну чуток, пока ехать будем. А ты это… когда будешь поворачивать на парковку не вставай, а прямо к шлагбауму подруливай… Пойдём сразу на производство.

Миха затормозил перед шлагбаумом так, что меня сонного чуть не задушили ремни безопасности.

— Собачка, под колёса бросилась, — деловито сообщил мой шофёр, — но вроде успел остановиться.

— А я подумал, ты сквозь шлагбаум сначала планировал проскочить, — буркнул я, доставая брелок дистанционного управления и чувствуя, что пятиминутный сон, меня хоть немного, но освежил. Хорошо бы так и до офиса майора Димы хорошо подремать. Если конечно Наташка Метелицына даст поспать. Кстати вот и она — уже стоит одетая на крыльце. Нас что ли ждёт? Штанга шлагбаума опустилась за нами, отпугнув спасённую Михиными усилиями бродячую шавку, и мы плавно подкатили к крыльцу.

Я опустил боковое стекло со своей стороны.

— Здравствуйте Алексей Владимирович, — затараторила Наталья, напирая своими грудями на борт «Ландкрузера» так, что он закачался, — у нас всё уже готово. Сейчас мальчики канистры с жидкостью принесут. А куда мы едем? А кто это с вами такой симпатичный? А у нас отмывка сломалась, вы знаете? А…

Вот в этом вся Наташка: даже когда сексом занимается, ещё десяток дел себе найти успевает. Или даже, наоборот, среди десятка дел ещё и сексом займётся. Ну как с такой нечаянно не уединится в укромном месте? Я даже начал испытывать какое-то сочувствие к её бедолаге мужу. Не по своим ведь силам взял, кретин, жёнушку, да вдобавок и с профессией лоханулся — проводник на железной дороге. Он бы ещё капитаном дальнего плавания устроился. А теперь гоняется за всеми её ухажёрами: кстати, а нет ли его здесь поблизости? Я озабоченно завертел головой по сторонам: вроде никто в засаде в снегу не лежит. Но осторожность никогда не помешает.

— Наталья, не трещи, — я взял власть в свои руки, — садись, давай в машину, у нас времени мало. Где эти твои потаскуны с канистрами?

В ответ на мои слова металлическая дверь отъехала в сторону и на крыльце показались двое хмурых работяг с нашего производственного участка: один сгибался под тяжестью пары двадцатилитровых канистр, а второго было еле видно под батареей вложенных друг в друга пластиковых ёмкостей, в которых должны уже скоро были искупаться московские платы.

— Помочь не желаете труженикам? — спросил я и Миха неохотно полез из-за руля отпирать багажник. Сам я как одолеваемый недугами человек, решил остаться в тёплой машине на сиденье с подогревом.

— А кто это с нами такой, симпатичненький едет? — пользуясь Михиным отсутствием, повторила свой вопрос Метелицына, возясь на заднем сиденье, — вы водителя нового взяли Алексей Владимирович?

Наташка хоть и из деревни, но субординацию знает: когда по имени отчеству звать, а когда просто шептать жарко в ухо «Алёшенька». При этих воспоминания моё похмелье начало понемногу проходить.

— Это мой младший брат, — строго ответил я, размышляя тем временем как поступить с Метелицыной в ближайшее время: порекомендовать ли в качестве утешения Михе или взять сегодня курс оздоровительного секса самому, — он мне помогает. Очень, кстати, приличный молодой человек и…. - тут я подумал, выбрал решение и сказал, — и невеста у него есть, из очень хорошей семьи.

Тут я замолчал, потому что дверь багажника открылась и вместе с волной холодного воздуха, работяги и Миха начали забрасывать туда наш груз.

Через несколько минут всё было уложено, и мы тронулись в путь под аккомпанемент плещущейся в канистрах спирто-бензиновой смеси. Я сообщил Соину-младшему адрес конечного пункта остановки и исполнив таким образом свой долг, спокойно задремал на своём сиденье. Снилось мне, что я поймал голую Метелицыну в своей квартире на кухне и в порыве страсти посадил её на плиту, прямо на её высокотехнологичную керамическую поверхность, которая по закону подлости немедленно включилась и начала нагреваться. И главное, греется-то она под Наташкой, а жар почему-то чувствую я. И какой спрашивается, здесь может быть секс, если к вам сзади прикладывают раскалённую сковородку? От возмущения я проснулся.

Ямато стоял в небольшом «кармане», перед серым трёхэтажным зданием как породистый конь в стойле, а зад мне от всей души грел встроенный обогреватель сиденья: какой-то нехороший человек выкрутил его на полную мощность. В машине был только Миха: он смотрел на меня задумчиво; Метелицына стояла на улице недалеко от нас, курила и оживлённо болтала с каким-то парнем одетым почему-то в милицейскую форму.

Я матюкнулся и выключил обогреватель.

— Твоих рук дело, диверсант? — недовольно спросил я, — нахрена ты мне прогревающие процедуры устроил?

— Жалко было тебя будить, — с невинным видом ответил братец, — а кстати, не подскажешь, когда это у меня невеста появилась? Из приличной семьи?

— То была святая ложь, — я почесал сквозь пуховик свои перегретые места и вдруг уставился на пошарпанную от времени вывеску над крыльцом здания, перед которым стояла наша машина, — ты, куда меня привёз, олух?

— Как куда? — удивился Миха, — куда и просил, вон улица и номер дома, всё совпадает.

Я ещё раз посмотрел на вывеску на которой было написано «ОТДЕЛ МИЛИЦИИ ОКТЯБРЬСКОГО РАЙОНА» и на стоявшего под ней милиционера. Потом перевёл взгляд табличку с адресом. Ну да, всё вроде верно. Я отстегнулся от ремня безопасности и вылез из машины. Милиционер посмотрел на меня с любопытством.

— Алексей Владимирович, а мы что здесь будем работать? — радостно спросила стоявшая рядом с ним Метелицина.

— Подожди, — сказал я и обратился к милиционеру, — не подскажете, майор Дмитрий Полусекс…. Полусеков, то есть, здесь работает?

Милиционер посмотрел сначала на мою машину, потом на меня. Видимо, моё усталое лицо со следами трёхдневных возлияний и чёрный джип, запустили в его мозгу какие-то ассоциации.

— Так, точно, — он встал по стойке смирно, — пройдите в отдел, там вам скажут, где он. Или сразу идите направо до конца коридора, там табличка будет «ФГУП ОХРАНА».

Делать было нечего. Сказав Наташке оставаться пока снаружи, я вступил под мрачные своды райотдела с явственным и неприятным холодком в животе. Не люблю я подобные присутственные места, особенно с того момента, как один раз в таком же отделе, только другого района, меня хотели арестовать на пятнадцать суток, за то, что я не заплатил вовремя какой-то несчастный штраф с таможни. Еле тогда сбежал.

Объяснив подозрительно глядящему на меня дежурному цель моего визита, я двинулся по длинному хорошо освещённому коридору. Таблички на дверях наводили страх: дознаватель, следственная группа, оперативно-розыскная часть…

— О, ты уже приехал, — из последней по коридору двери высунулось довольное лицо Полусекова, — заходи, гостем будешь.

Я с облегчением устремился к родному, можно сказать, человеку, подальше от всех этих следователей и дознавателей. А его обшарпанный кабинет с двумя старыми компьютерами на столах, потёртыми жалюзи и старым железным сейфом в углу, тут же показался мне комфортабельным и очень уютным.

— Видок-то у тебя не очень, — забеспокоился Дима и я глазом не успел моргнуть, как передо мной появилась чашка кофе с пятидесятипроцентным заполнением коньяку, — взбодрись.

— А я и не знал, что ты тут сидишь, — признался я, усаживаясь, и принимая в руки угощение.

— У меня здесь рабочий кабинет, — объяснил Полусеков, — а монтажники сидят в соседнем здании, там у нас в подвале есть помещения, где мы твои платы паяем. Ты, кстати, всё привёз для работы?

Я с воодушевлением кивнул, коньяк сразу же начал оказывать на меня своё мягкое благотворное действие.

— Всё. И спе… специалиста тоже привёз, — сказал я, — слушай, а мыть платы, те же ребята будут, которые и паяли? Успеете за сегодня?

— Успеем, конечно, — заверил меня майор Дима, — я ещё четверых ребят на помощь позвал. К вечеру всё сделаем.

— А кого позвал, студентов что ли? — поинтересовался я.

— Да, какие тут студенты, — весело улыбнулся Полусеков, — оперов знакомых из розыскного попросил помочь. Им все равно сегодня делать нечего.

Я чуть не подавился и кофе и коньяком одновременно.

— Дима! — просипел я, даже не успев толком отдышаться, — на кой чёрт нам нужны опера, отмывать платы, которые по телевизоры в передаче «Человек и Закон» показывали?

Полусеков принял озадаченный вид. Но только на секунду.

— Да какая им разница, — небрежно махнул он руками, — я скажу, что это наш спецзаказ для вневедомственной охраны. Для тревожной сигнализации.

Долго он меня убеждал. В конце концов, я понял, что у меня все равно нет другого выхода: или опера сегодня полощут в спирто-бензиновой смеси печатные платы для нелегальных казино, либо завтра мне придётся иметь дело с сердитыми воротилами игрового бизнеса. Пришлось согласиться с Димой. Тем более сто грамм дешёвого дагестанского коньяку сделали меня даже храбрее разливающих его джигитов.

— Ладно, ничего уже не сделаешь, надо работать, — сказал я и запрокинул остатки оздоровляющего эликсира себе в рот, — хо… хороший у тебя рецепт. Уф!

Поправив моё здоровье, я и Дима занялись насущными делами. Под майорским руководством мой брат подогнал машину к нужному соседнему зданию. Наташку с трудом оторвали от постового на входе райотдела, а бумажку с номером телефона, которую он успел ей всучить, я лично порвал на мелкие кусочки. Рабочий процесс мы отладили тоже быстро: Метелицина рисуясь перед восемью жадно глядящими на неё мужиками, быстро наглядно показала процесс отмывки платы в пластиковой лохани. Опера, принюхавшись к знакомым запахам спирта и бензина, дружно принялись за работу. Все нанятые нами сотрудники успешно разместилась в одной большой комнате, и майор Дима с удовольствием смотрел на дело своих рук.

— А готовое, складывайте сюда, — Дима открыл дверь, за которой виднелись какие-то стеллажи.

— Тебе бы полком ко…командовать, — зевнул я, когда мы вышли на улицу и закурили.

— Да, хучь дивизией, — хвастливо ответил Полусеков и присмотрелся ко мне внимательнее, — а вот тебе похоже, наоборот, на отдых надо бы.

— А? Ага… я бы сейчас матрас придавил, — сказал я мечтательно.

Горячий кофе и коньяк постепенно оказывали на меня, странный побочный эффект: мне жутко хотелось спать. Даже мороз не мешал.

Дима смотрел на меня сочувственно.

— Держи, — он вдруг протянул мне ключи, — там, в подвале у меня комната есть, специально для таких случаев. Ну, или для других, — он загадочно хмыкнул, — короче, как совпадёт. Там диван раскладной и подушки. Падай и спи.

Я ненадолго задумался. В принципе, можно было поехать домой отоспаться. Но это опять стоять в пробках, а потом всё равно вечером придётся возвращаться обратно, чтобы принять готовую работу. Так что в словах Димы я ощутил рациональное зерно и взял ключи с благодарностью.

— Тебя, Дима, точно ко мне бог послал, — признательно сказал я, представляя под собой, как наяву, притягательную и возбуждающую диванную плоть, — сейчас, только брата своего отправлю погулять.

Миха встретил сообщение об увольнительной с огромным энтузиазмом и тут же выпросил тысячу рублей на заправку.

— Но, чтобы по звонку был здесь, — предупредил его я, — понял?

— Так точно, сэр, — козырнул Соин-младший, — не извольте сомневаться, сэр. Кстати, — вдруг вспомнил он, — ты там утром про какие-то проблемы у себя говорил?

— Ну, говорил и что?

— Да, вылетело совсем из головы, — виновато сказал Миха, — там за нами полдороги сюда какая-то машина ехала.

— Чёрная? — забеспокоился я.

— Нет, белая.

— Кадиллак?

— Нет, жигуль — шестёрка.

Я потёр лоб. В списке моих врагов преследователи на белых жигулях пока не значились. А известные мне враги, не стали бы пересаживаться на шестёрку даже под страхом неминуемой смертной казни.

— Даже не догадываюсь, — честно признался я, — но если увидишь снова, звони Григорьичу. Помнишь такого дедушку с работы? — Миха кивнул, — он теперь у нас по этому вопросу главный специалист. Подскажет, что надо делать. Давай.

Соин-младший важно кивнул и через несколько секунд уже умчался вдаль, видимо представляя себя героем как минимум четвёртого «Форсажа».

Завершив свои дела, я вернулся цоколь. Работа у ребят кипела вовсю, мешать я им не собирался, поэтому, взяв наизготовку ключи, выданные мне Димой, я отправился на поиски комнаты с диваном.

Комната оказалась довольно уютной, а диван вообще был выше всяких похвал — мягкий и с кучей подушек. «Здесь Полусексов становится Суперсексовым», — сказал я и упал, в чём был, лицом прямо в подушки. Естественно, тут же зазвенел мой сотовый, похоже, решивший сыграть для меня колыбельную.

— Алё, — слабым голосом сказал я, — дотащив телефон до уха и даже не посмотрев, кто до меня домогается: не было сил.

— Шеф, алло, — услышал я заговорщицкий голос, — вы меня слышите шеф?

— Юрик, — я узнал одного из своих «ястребов», — я тебя слышу. Говори, быстрее, что надо: шефу плохо.

— Вы нам с Андреем, говорили, следить за чёрным кадиллаком, если появится, — заторопился Курочкин, — так вот, он появился.

— И кто там за рулём, старый, молодой? — на самом деле, в эту секунду мне было уже почти всё равно, диван властно засасывал меня в свои мягкие глубины.

— Их там двое, шеф! — доложил Юрик, — и молодой и старый.

— Как интересно. И каким же образом они умещаются за рулём? — сонно пробормотал я: и мне пригрезился кадиллак похожий на велосипедный тандем.

Но Юрика непросто было сбить с толку.

— Он, его Васей зовёт, а тот его папой, — продолжал докладывать он, — у них, короче, тоже груз пришёл на растаможку, слышите шеф. У них тоже фирма! Я подслушал!

Разгадка двойственности упыря неожиданно разрешилась, но это теперь известие оставило меня почти равнодушным. Ну, подумаешь — оказался папа с сыном: мог бы и раньше догадаться по их похожим рожам. А то, Карлос Кастанеда, нагваль Хулиан…. Хули, ты тут мне, понимаешь….

— Юрик, продолжай следить за обстановкой, — слабым голосом из последних сил, отдал я директиву, — вечером я тебе обя… обязательно перезвоню. Давай, — я нажал отбой и мгновенно провалился в сон.

Спал я долго и видел разные сновидения: в одном из них ко мне приехал Баев на белых помятых и поцарапанных жигулях.

— Ты что, совсем оборзел? — с безмерным удивлением, глядя на меня, спрашивал он, — где мой кадиллак? Где моя Айова? Ты на какую рухлядь меня, самого Баева, посадил?

С этими словами он подступал ко мне всё ближе и ближе.

— Да, ты знаешь, что я с тобой сейчас за это сделаю? — пригрозил он, и став передо мной на колени, начал расстёгивать мне молнию на джинсах, — сейчас ты увидишь, что я сделаю!

— Эй, а ну пошёл прочь от меня, гомосек проклятый! — я отчаянно схватился за свои штаны, но Баев, превратившийся вдруг в Вовку Анонима, был очень изворотлив.

— Ну, не дёргайся дурачок, чего же ты, — вдруг ласково заговорил Вовка почему-то женским голосом, — я ведь осторожно.

«Эх, и погиб козак! Пропал для всего козацкого рыцарства!», — горько подумал я, рванулся из последних сил и проснулся.

Надо мной в полутьме комнаты, касаясь волосами моего лица и руками кое-чего пониже, склонилась Наташка Метелицина. От неё пахло сложным составным запахом спирта, бензина, сигарет и помады. Я облегчённо вздохнул: приснилось.

— Наталья, — спросил я, тем не менее, как можно более строго, — как там работа, идёт? Успеваете?

— Так, вечер уже, Алексей Владимирович, — хихикнула Метелицина, продолжая щекотать меня своими волосами, — всё уже сделали. Ой, ну и надышались ребята растворителем заодно, вентиляция здесь никакая. А я к вам зашла, проведать, а вы тут спите, — и с этими словами она всё-таки расстегнула мне молнию на джинсах.

— Опять на рабочем месте, — упрекнул я её и тоже расстегнул ей лифчик под кофточкой: как мои руки так быстро у неё там оказались я и сам не понял.

— А в других местах мы с вами и не встречаемся, — жарко задышала Наташка, — а с прошлого раза ты, Лёшенька, ко мне так и не зашёл.

— Так, если меня муж твой сторожит на всех подходах, — возразил я, начиная стаскивать с неё тесную кофточку, — к тебе каждый раз как на войну.

— Да, он в рейсе опять. Ой!

— Что такое?

И в комнате вдруг стало гораздо светлей.

— АГА! — сказал кто-то неподалёку страшным загробным голосом, не предвещающим нам ничего хорошего, — АГА!!!

В трёх шагах от нас, в открытом дверном проёме стоял находящийся сейчас в рейсе Наташкин муж и испепелял нас обоих пылающим взглядом. Нет, так-то сам Метелицын, особого впечатления обычно не производит: небольшого росточка, лопоухий с острым личиком серого цвета — этакий типичный гопник недомерок. Но когда вы держите в своих руках груди его жены, а он в своих руках держит пожарный топор, всё как-то становится по-другому. Я даже на секунду, малодушно зажмурился: вдруг это просто новый сон на майоровском диване. Но злобный Метелицын с побагровевшими от ярости растопыренными ушами, походивший сейчас на взбесившегося чебурашку, никуда не исчез.

— Попалась проститутка? — зловеще продолжил чебурашка, — думала, я тебя не выслежу? На иномарках, падла, катаешься? — и он потряс над головой топором.

«Нет, всё-таки не сон», — подумал я, и Наташкины груди выскочили из моих рук. Но с другой стороны, претензии пока вроде высказывались только Метелицыной. Может, меня не будут вмешивать во внутрисемейные разборки? И я поправил на Наташке кофточку.

— Хана вам обоим, — Метелицын таки включил меня в список будущих жертв, — сейчас порублю в щепки вместе с диваном.

— Дима, успокойся! — взвизгнула Наташка, — я тебе всё объясню!

В ответ на это Дима сделал один шаг вперёд.

— Я на работе здесь! Человеку плохо на диване стало! — продолжала взвывать Наташка к логике чебурашки, — я ему оказывала первую помощь.

— Мне действительно было плохо, — пояснил я, но у этого придурка логическое мышление, видимо, отсутствовало напрочь.

— Тебе сейчас по настоящему плохо будет, — посулил он мне и многообещающе провёл пальцем по щербатому лезвию, — даже «скорая» не поможет.

— Да не было у нас ничего! — взмолилась Наташка, — в этот раз…

Зря она так, конечно, зря! Начало предложения было ещё неплохое, но вот конец её мужа просто взорвал.

— Ах, в этот?!! — и топор взметнулся над нашими головами.

— Помогите! Убивают! — заорала в ответ Наташка с такой силой, что на окне заколыхались занавески. Оглушённый акустическим ударом её муж на несколько секунд затормозился. Эти секунды нас спасли.

— Всем лежать! Работает ОМОН! — раздался зычный рёв из коридора. Затем оттуда же послышался грохот, как будто на пол уронили что-то тяжёлое, а затем донёсся дьявольский смех, — а мы уже лежим, — весело сообщил кто-то, — Серёга в атаку!

Метелицын растерянно опустил топор и повернулся к двери.

— Что за… — пробормотал он.

В дверном проёме появились двое новых действующих лиц: здоровый мужик в расстёгнутой до пупа рубашке и с пистолетами в обеих руках — но этот был хотя бы стоя, а вот второй товарищ вполз в комнату по-пластунски, как боец на учениях, зато без оружия. Товарищей я узнал — это были наши опера взятые Полусековым на подряд. Но вид у них был какой-то чересчур тонизированный, если так можно выразиться.

— Руки вверх! — заорал здоровяк и направил оба пистолета в голову Метелицына, — стреляю без предупреждения!

— И без возбуждения, — глядя на не до конца одетую Наташку, добавил опер, который был снизу.

— И без возбуждения, — согласился детина и щёлкнул курками.

Уши у чебурашки побледнели и он как зачарованный уставился на чёрные кружочки целившие ему в лоб. «Вот пусть теперь топором помашет», — мстительно подумал я, — «мне-то что? Сказали «всем лежать», а я и так лежу», — и принюхался к запаху растворителя, заползшему с комнату вслед за операми, — «неслабо ребята надышались».

Но в этот момент в комнату вдруг заскочил третий опер, и споткнувшись об второго, в корне изменил ситуацию, так как упал прямо под ноги первому — тому который был с пистолетами.

Наташкин муж родился под счастливой звездой, поэтому обе пули проскочили у него над головой. В следующее мгновение он вместе с топором выскочил на улицу прямо сквозь закрытое окно и занавески. После оглушительного грохота выстрелов звон разбитого стекла прозвучал завершающим финальным аккордом.

Опера, несмотря на пребывание в изменённом состоянии сознания, надо сказать, не растерялись. Здоровяк с криком «Стоять!» тоже телепортировался через окно. Третий опер, из-за которого чуть не застрелили Метелицына, также бросился в погоню, но через коридор: я услышал, как он на бегу приказывает кому-то овладеть задним проходом с улицы, чтобы не дать уйти преступнику. Опер, который, как и я, всё это время пребывал в лежачем состоянии, встал, отряхнулся с задумчивым видом и строго спросил:

— А вы что тут, трахались?

— Нет! — сказала Наташка: — Но это же не уголовное преступление, — сказал я.

Слова кого-то из нас двоих, вероятно, показались ему убедительными и он, шаркнув ножкой и пошатываясь, тоже удалился: наверное, чтобы принять участие в погоне за чебурашкой с топором.

Когда крики с улицы затихли, так же как и шум в коридоре, мы с Наташкой пришли в себя. Я почувствовал, что похмелье моё прошло, а Метелицына растерянно сказала: — Обалдеть, рассказать — никто ж не поверит.

Отдых придал ясность моей мысли.

— Так что, платы-то наши отмыли?

— Отмыли, — эхом повторила Наташка, медленно застёгивая пуговицу на своей кофточке, и видимо, всё ещё вспоминая пережитый стресс, — на складе лежат в коробках.

— Тогда дёргаем отсюда вместе с ними, — решительно сказал я и вытащил свой мобильник, чтобы звонить и Михе и «ястребам», — пока здесь вся остальная милиция Октябрьского района не появилась.