Утром на таможенный пост я ехал со сложными чувствами. Преобладало чувство похмелья после вчерашней тризны и чувство, что не стоит в таком состоянии попадаться гаишникам. Кроме этого в голове вертелось предупреждение «Сарумана» от том, что на «Мордорской» таможне меня уже не любят. От этой мысли я нервничал, и кишочки у меня скручивало и сводило, причём, не как обычно, уже на подъезде к шлагбауму поста, а ещё на выезде из дома. Давно забытое ощущение: так-то растаможкой уже два года занимается моё «Орлиное гнездо», но только не в этот раз. Сегодня удар придётся держать мне одному: никто не знает, какие сюрпризы могут приготовить мне науськанные кочегарами таможенные инспекторы. Тем более наш микроавтобус сегодня занят под траурные церемонии, а груз в любом случае маленький — с десяток коробок.

И я ещё раз проверил рукой в кармане пачку пятитысячных банкнот — главного оружия российского делового человека.

На удивление, ни одного продавца полосатых палочек на дороге я не встретил, что посчитал добрым предзнаменованием: не хватало ещё и им взятки давать за своё лёгкое коньячное благовоние. Но после того как я миновал шлагбаум и подъехал к трёхэтажному зданию поста настроение у меня понизилось. Во-первых, на парковке я увидел знакомый чёрный силуэт «Эскалада», а во-вторых, проверяя пакет документов, чтобы устремиться на защиту прибывшего фрахта, я обнаружил, что забыл вчера на работе важную бумажку.

С кадиллаком я разобрался быстро: подойдя к нему, оглядевшись и убедившись, что в нём и вокруг никого нет, я быстро, но старательно нацарапал на машине слово из трёх букв канцелярским ножиком, прямо над наглой надписью «Айова». С бумажкой было сложнее: пришлось звонить Соину-младшему.

— Чёчилось? — услышал я в трубке сонный голос братца.

— Ты, что дрыхнешь до сих пор? — возмутился я, — у тебя же задание от меня на сегодня!

— Помню я про твоё задание, — пробормотал Миха, судя по звукам, передвигаясь ощупкой и стукаясь обо все предметы в моей квартире, — подъехать на таможню к складу временного хр-р-р… хранения…

— А ты? Ты чего там опять храпишь?

— Так к часу дня подъехать! — возмутился мой братец, похоже, уже во сне, — а сейчас девять утр-р-р…. хр-р-р….

Вот ведь паршивец: спит, а всё помнит, не подкопаешься. Так-то, я действительно забронировал его дряхлую Миха-Мару вместе с её хозяином на час дня, на тот случай, если я успешно растаможусь, а все коробки ко мне в машину не влезут. Но кто же заранее мог знать, что вчера вечером при подготовке документов для этой растаможки, моим глазам покажется, что их, этих документов, и так в два раза больше, чем нужно.

Но только я собрался объяснить это Соину-младшему, как из мобильника раздался такой грохот, будто у меня там, в квартире, потолок обрушился на пол. Похоже, не получится из моего братца толковый лунатик.

— Надеюсь, ты не плазму повалил? — спросил я у тишины в трубке.

Несколько секунд ответа не было, а потом я услышал потрясённый возглас Михи:

— ….еть!!!

Ну, точно загубил новенький плазменный телевизор.

— За окном рвануло! — заорал в трубку Миха, — аж, стёкла затряслись!

Я облегчённо вздохнул: значит, с квартирой всё в порядке, а главное наш лунатик проснулся.

— Быстро собирайся и дуй ко мне в офис, — скомандовал я, — найдёшь там Разину, пусть отдаст тебе последний паспорт сделки и….

— А что это интересно так бахнуло? — братец похоже всё никак не мог включиться в реальность нужную мне, — и не видно ничего.

— Пятачок на шарик упал, — сказал я, — и копию заодно пусть тебе сделает.

— Пятачок?

— Бухгалтер! А потом пулей на таможню!

Короче, еле-еле вправил ему мозги. Пусть там хоть весь город взорвётся: без паспорта сделки даже сам господь Бог груз не получит. А я отправился на пост для прохождения первого этапа — подачи документов и досмотра груза.

Дежурный инспектор не глядя, принял у меня документы и положил их в стопку таможенных деклараций рядом с собой. По толщине стопки, я примерно прикинул, что мой паспорт сделки понадобится таможенникам не раньше чем через два часа. С одной стороны, это хорошо — Миха успеет приехать, а с другой, раньше эти взяточники мои декларацию на самый верх клали в стопке остальных участников внешнеэкономической деятельности, чтобы моё величество ждать не изволили. Сигнал, что и говорить, неприятный, тем более, что инспектор, хоть и шапочно, но знакомый. Значит, Серёга не просто так письмо написал.

В этот момент инспектор поднял глаза и посмотрел на меня особенным взглядом. Я озадаченно нахмурился: за годы ведения бизнеса я прекрасно разучил такой взгляд. Он всегда означал следующее: «у нас здесь всё официально и по протоколу, но если вы кое-что…, то и мы со всей душой….». Но что это может означать сегодня, если судя по всему, эти ребята собираются мне устроить небольшую Хиросиму?

— Вы с Геннадием Сергеевичем уже разговаривали? — негромко спросил инспектор, видимо убедившись в моей умственной отсталости, и в том, что я не понимаю простейших знаков.

— С Фроловым?

— Да, с ним, — похоже, инспектор окончательно понял, что я стал туп, как китайский гастарбайтер первый раз пересёкший границу с РФ.

Но тут до меня дошло.

— Уже бегу! — и я устремился на второй этаж в знакомый кабинет навстречу свой судьбе, начальнику таможенного поста майору Фролову. В смысле конечно, судьбе моего фрахта.

Майор был на месте. Смотрел сурово, потом всё-таки поздоровался и предложил сесть. Я присел на краешек стула для посетителей, ощущая довольно явственную нервную дрожь.

— И чем же, ты Алексей Владимирович дорогу, серьёзным людям перебежал? — облокотившись на стол и немного подавшись ко мне, спросил Фролов.

Его вопрос загнал меня в лёгкий ступор. Дорогу, насколько я знал, обычно перебегают ногами. Но так отвечать, точно не стоило. А может начальник поста хотел спросить «зачем» я это сделал? Человек с Алтая: может там так принято выражаться.

— Козлы, потому что они, Геннадий Сергеевич, — объяснил я, махнув рукой на дипломатию, — до чужого добра очень падкие, — облегчив, таким образом душу, я почему-то даже перестал нервничать.

И здесь начальник поста меня удивил.

— Согласен, козлы самые настоящие, — сказал он, — я таких козлов не люблю. Я таких козлов у себя на Алтайской таможне раком ставил!

Я покрепче уцепился за край стула, даже не веря своим ушам. А что, неплохо было бы Баева на Алтай отправить в командировку.

— Я офицер, — Фролов стукнул по столу кулаком, — я человек чести! Если я работаю с человеком, — он посмотрел на меня, чтобы я понял, кого он имеет сейчас в виду, — то… — он открыл ящик своего стола и извлёк оттуда две рюмки и небольшую фляжку, — то он мне как брат!

— Будешь водку? — спросил он, наливая в рюмки, что-то бесцветное и характерно пахнущее.

Я понял, что если скажу: «нет, извините я за рулём», то не бывать мне братом майора, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому приняв удалой вид, я ухватился за рюмку.

Мы выпили. Фролов придвинул ко мне вазочку с окаменевшим печеньем. Сам он закусывать не стал и продолжил запальчиво:

— Приходит ко мне и указывает, что надо делать! Мне! Начальнику таможни!

Я понял, что речь идёт о проклятом упыре.

— Проблемы, видите ли, у меня могут появиться от службы собственной безопасности! — продолжал Фролов, — да, мне насрать на собственную безопасность!

Я только молча поражался такому героизму: единственный можно сказать храбрый человек на таможне.

— Нет, конечно, не совсем насрать, — притушил градус майор, — но такого беспредела я не потерплю! А они ещё за моей спиной моих инспекторов стращают! — он возмущённо помотал головой и плеснул себе и мне ещё по рюмке.

— Ты, хороший человек, — сказал он неожиданно, — и платишь вовремя…. и вообще хороший человек, раз они тебя не любят. Я тебе помогу.

За это грех было не выпить. О том, как я поеду сегодня обратно, я старался не думать.

— Так вы Геннадий Сергеевич, получается, рискуете, — заметил я с тайной целью ещё больше раззадорить собутыльника.

— Риск благородное дело, — заметил Фролов, — тем более, что меня через три месяца в Москву переводят на повышение. Так, что пугать меня Сибирью уже бесполезно. Правда, через три месяца, — он развёл руками, — тебе дальше самому придётся всё разгребать. Тут, уж извини.

— Да, это ещё вагон времени, три месяца, — я с трудом мог поверить своему нежданному счастью, — так, значит, я сегодня груз без проблем получу?

— Мы даже ещё лучше сделаем, — Фролов наклонился ко мне ещё ближе и понизил голос, — сегодня ещё и груз «Антекса» прибыл, ну этого Баева, — пояснил он, — так вот, по плану мы должны одну фирму грохнуть на нарушение. Эсбэшники просят тебя, а мы по-другому, хитрее сделаем. Тебя, я прикрою лично, а вот «Антекс» сунем на твоё место, тем более что таможенные коды у вас совпадают, одно и то же возите. А кто потом спросит, скажем: ошиблись, перепутали. Эти детали уже за мной.

— А потом они не потребуют обратно откатить? — засомневался я.

Фролов кровожадно заулыбался:

— Потом только начальник федеральной таможенной службы откатить сможет, но только вряд ли у них связи на таком уровне. А если досмотр был, протоколы составлены — то всё: машина заработала, шестерёнки завертелись, — подполковник наглядно покрутил пальцами, — поздно уже метаться, пока не прожуёт до конца, не остановится.

— Ну, вы меня выручили, — я облегчённо вздохнул, — а то уже и не знал, что делать.

— С настоящим офицером работаешь, а мы люди чести, — покровительственно объяснил майор причину своего благородства, — ну, ты иди, работай с грузом, а я здесь тебя прикрою.

Я поднялся с места и нащупал в кармане пачку банкнот. Надо было закрепить успех.

— Кстати, Геннадий Сергеевич, — сказал я, — за февраль я так вам и не отдал ещё.

— Клади сюда, — рассеянно отозвался начальник таможенного поста, — да, раз уж мы расстаёмся через три месяца, давай немного тариф подымем. Чтоб было, на что обустроиться в столице.

«Да, чтобы ты в Москве обустроиться мог, мне надо раз в десять тебе больше платить. И возить», — с досадой подумал я. Но спорить сейчас было не время.

— А на сколько? — как можно равнодушнее спросил я, — подымем?

— Ну-у, до доллара хотя бы, округлим, — предложил человек чести.

— О'кей, договорились, — и я вдруг с печалью вспомнил, что мне теперь не от кого самому тырить деньги. Красников уже не спросит, во сколько нам обходится перевозка и не начнёт ругаться: «А почему так дорого?». Теперь моему старшему компаньону уже всё равно. Как говорится: «ни с чем человек приходит в этот мир и ни с чем из него уходит».

Покинув кабинет начальника поста, я занялся насущными делами. И по дороге встретил Баева. Разговаривать нам было особо не о чем, зато мы обменялись довольными мстительными взглядами. Ну, прямо как в «Двенадцати стульях» где встречаются Воробьянинов и отец Фёдор; как там: «прогуливаясь по коридору, соперники несколько раз встречались и, победоносно поглядывая друг на друга, следовали дальше»? Всё-таки повезло мне с начальником поста, даже лишних денег не жалко. Если конечно не обманет.

Но начальник не обманул: на досмотре грохнули вурдалака Так получилось, что фрахты у нас смотрели почти одновременно. Баев достался Кинг-Конгу и тот сожрал его со всеми потрохами. Я такой истерики в жизни не слышал: «У меня всё согласовано!», — визжал Баев; — «у вас количества не совпадают», — монотонно гудел Конг, возвышаясь над упырём; «Да, ты знаешь, кто заказчик???», — ещё пронзительнее орал Баев; — «А мне по барабану. У вас ещё артикулы не те прописаны»; — «Тебя завтра с работы выкинут!»; — «А ты мне не тыкай, сейчас протокол составим и посмотрим, кого выкинут»; «Возьми, придурок, телефон, тебе сейчас начальник пропиздон вставит!»; «В жопу себе засунь свой телефон. А будешь мешать работать, я тебе его сам туда забью».

Я смотрел на это представление с наслаждением. Надеюсь, и Алексеич с небес тоже. Но, к сожалению, досмотреть до конца, что будет делать Кинг-Конг с телефоном упыря и им самим, мне не удалось.

— Распишитесь здесь, что досмотр окончен, — протянул мне бумагу сопровождавший меня инспектор, — всё нормально, претензий нет.

Я покинул склад временного хранения как на крыльях, но когда я взлетал по лестнице ведущей на второй этаж таможенного поста, мне позвонил Ваня Строгов.

«Наверное, что-нибудь полезное накопал, наконец», — подумал я убаюканный событиями сегодняшнего утра. Вообще мой министр не звонил уже месяц, а в последний раз сообщил, что дело наше довольно сложное, что эти угольщики достали уже многих, но связи у них серьёзные и денег тоже хватает; короче, случай непростой, но он, Иван, работает и если что, будет держать меня в курсе.

Но Ваня не рассказал мне ничего нового, а наоборот, даже не поздоровавшись, выпалил вопрос:

— Лёха, что у вас произошло? Весь город на ушах стоит! — голос в трубке у него был крайне встревоженный.

Я даже растерялся. Что такое у нас могло произойти, чтобы взволновался весь город? И где у нас: в офисе, на производстве, или здесь на таможне? Конечно, упырь визжал очень громко, но вряд ли он мог своими криками растревожить сразу всё население. Такое под силу лишь сверхчеловеку. Поэтому я ответил честно:

— Ваня, я не знаю, о чём ты говоришь. У нас вроде всё нормально. Я сам на таможне, а с работы мне никто ничего такого не сообщал.

— Нормально? Ваш недострой рухнул! Говорят — взрыв!

На несколько секунд я утратил дар речи. Ну, а кто бы не утратил?

— А откуда… а кто тебе сказал? — это было всё, что я смог, наконец, из себя извлечь.

— Да, стою я здесь и своими глазами вижу! — нервно ответил министр по экономическому развитию, — тут все, и губернатор и мэр. Нас прямо с совещания в мэрии вызвали. МЧС здесь, менты, пожарники, гаишники полгорода перекрыли! — тут я действительно услышал в телефонной трубке звуки похожие на вой сирен. — Ты что, правда, не в курсе?

Я несколько раз поклялся, что нет, не имею ни малейшего представления. Здание арестовано ещё месяц назад, из нашей конторы туда никого всё это время не пускали. А что говорят? Откуда взрыв?

Кажется, Строгов мне, в конце концов, поверил.

— Пока толком ничего никто не знает, — сказал он, вроде бы, убедившись в моей невиновности, — взрывотехники только начали работать. Но, похоже, не теракт. Говорят, на взрыв газа похоже.

Я вспомнил про нашу газовую котельную фирмы «Юнкерс» подвале.

— Вот-вот, — согласился Иван, — такое ощущение, что по вашему зданию настоящие «Юнкерсы» отбомбились. Снесли всё по самый цоколь. Ну, ладно, — по голосу вроде успокоился он, — ты как, подъедешь сюда?

— Конечно, нет, — ответил я сразу, — чтобы меня во всём обвинили? Эти кочегары у нас здание отжали, пусть они и отвечают.

— Да, видишь, какая закавыка, — как-то задумчиво ответил мой бывший сосед по комнате, — они то, похоже, в полном составе там и были.

— То есть сейчас они в этой куче строительного мусора? — не поверил я, — а откуда про это известно?

— Ну, охрану уже допросили на въезде и шофёры и, вон, бледные стоят, трясутся, — сообщил Иван, — хотя, я бы на их месте тоже трясся.

— Слушай, — вдруг встревожился я, — а ко мне вопросов не будет потом? Что, мол, это с нашим делом как-то связано?

— Не знаю, наверное, поспрашивают, — вздохнул Строгов, — но с другой стороны, а чего тебе бояться? — утешил он меня, — тут для такого дела настоящая Аль-Каида нужна, чтобы целый дом снести до основания. Да и, скорее всего, не тебя, а твоего компаньона спрашивать будут.

— Моего компаньона сейчас архангел Пётр спрашивает при райских вратах, — тоже вздохнул в ответ я, вспомнив шефа, — скончался он вчера вечером от инфаркта.

— Да, ты что? — поразился Иван, — ничего себе. Так ты теперь полный хозяин, получается, в фирме?

— Прям, хозяин, — грустно усмехнулся я, — там наследник имеется на девяносто процентов акций, а если учесть, что от здания, по твоему описанию, один фундамент остался…

— Ладно, не переживай, разрулим мы твою ситуацию, — пообещал мне Строгов, — только пусть немного пыль осядет.

Он попрощался, а я в некотором обалдении присел прямо на ступеньки лестницы. «Это ж надо, прямо какой-то сюрреализм», — подумал, машинально почёсывая своим мобильником правое ухо, — «то инфаркт, то взрыв…. А может это Алексеич на небесах постарался, с кем надо переговорил? Кочегарам этим ведь так и надо, заслужили. Вот только причём здесь я, маленький и совершенно невинный человечек?»

Вот таким сидящим в размышлениях на ступеньках меня и разыскал запыхавшийся Соин-младший.

— Ты знаешь, что у вас произошло? — на ходу выпалил он и, затормозившись в сантиметрах от меня, — ты чего тут уселся?

— Знаю, — спокойно ответил я, — здание взорвалось и рухнуло. Ты паспорт сделки принёс?

Братец с готовностью замахал передо мной бумажным листом.

— Я как раз с работы, — отдышавшись, уже спокойнее сказал он очевидный факт, (а откуда ещё он, интересно, мог мне привезти этот паспорт?), — а ты как про взрыв узнал? — вдруг подозрительно спросил он, — Рашид звонил?

— Давай-ка отойдём в сторонку, — я торопливо поднялся со ступенек, — звонил мне совсем другой человек. А ты расскажешь мне, причём тут Шагинуров.

Мы отошли в тихий уголок коридора.

— Только это страшная тайна, — предупредил меня Миха, — Рашид сказал, только тебе и больше никому.

Я напрягся: значит, каким-то образом нас в эту историю всё-таки замешали.

— Рассказывай, — велел я, — только очень тихо, чтобы только я тебя слышал.

— Это Григорьич, — очень тихо сказал братец.

— Что?!!!

— Ты же сам сказал, чтобы тихо, — упрекнул меня Миха, — а сам?

— Продолжай, — я прислонился к стене и взялся за сердце, — я готов.

— Он записку оставил Рашиду утром, — сказал братец, — а там… — он перевёл дух и тихо добавил, — написал, что откроет газ в вашей котельной, чтобы здание рейдерам не досталось. Мол, это им за Николая Алексеевича.

Я чуть было не съехал по стенке прямо на пол.

— Его же на пожизненное, идиота, отправят! — тут я испуганно огляделся и горячо заговорил шёпотом, — он, что совсем себе лампочку стряхнул?

— Да, ты не дослушал, — с досадою сказал Миха, — никуда его не отправят уже. Его жена всё утро вызванивала, номер отключён. Рашид сразу сказал — всё. Ему оказывается, Григорьич ещё вечером про это намекал, ну, тот конечно не поверил. Думал, спьяну старик.

— Он, что вместе с собой стройку взорвал? — у меня от удивления отпала челюсть, — ну, полковник, ну настоящий камикадзе!

— Так что он теперь со своим шефом вместе, — вздохнул братец.

— Это уж вряд ли, — сказал я, — за такой подвиг его должны отправить в храм Ясукуни, под присмотр богини Аматерасу. Туда все камикадзе отправляются. А шеф у нас точно не там.

— Всё тебе шуточки, — упрекнул меня Миха.

— А что делать? — пожал я плечами, — ему то хорошо уже, а меня завтра таскать начнут по следователям. Кстати, — я посмотрел на него серьёзно, — про эту историю прямо сейчас, возьми и забудь. И Рашиду скажи забыть. Не было этого ничего, понял? Никаких записок, никаких разговоров.

Соин-младший согласно кивнул, и мы отправились отдавать таможенным инспекторам привезённый паспорт сделки. Про отставного полковника — камикадзе мы больше не говорили, но мысли о нём и о его сумасбродном поступке всё вертелись у меня в голове. Кто бы мог подумать, что Григорьич на такое решится? Неужели, действительно за своего шефа отомстить решил? И главное, ведь, как вовремя подгадал, что наши враги там соберутся. Какая интересно разведка ему доложила? Да, как он вообще туда проник через охрану? «Ну, хотя это для него было не сложно»: — подумал я, — «показал корочки, сделал строгое лицо, да и прошёл: полковник он и в отставке полковник. Прошёл, значит и открыл в подвале газовые закрома. И снёс в пыль кочегаров, а заодно и мой теремок», — тут я вспомнил давнюю беседу с Валерием Александровичем про тибетских монахов и только вздохнул, — «Эх, Григорьич, ну кто тебя просил мандалу мне торпедировать? Столько времени строили, столько денег вложили, а ты взял и смахнул её со стола за одну секунду. А мне, что теперь делать? Заново её выкладывать? А как?»

— Что значит как? — удивился инспектор и протянул мне документы на фрахт, — как обычно. Идёте на склад и забираете ваш груз.

Только тут я вспомнил, что стою перед окошком, через которое участники внешнеэкономической деятельности передают и получают бумажки для осуществления этой деятельности. Теперь оставалось только сходить на склад, загрузить там мои коробки по машинам и отправляться в обратный путь. Сегодня нам здесь больше делать нечего.

Я всё ещё находился в некотором оцепенении, поэтому все дальнейшие действия осуществлял при помощи Соина-младшего: сходили в кассу, выписали квитанции, нашли складских тёток, спустились с ними на склад.

Местный грузчик Филиппыч глядя на меня с сочувствием, лично, своими руками перенёс мои коробки с погрузчика в Ямато и Миха-мару, чего за ним, отродясь, не водилось, аккуратно расставил их там, будто драгоценный груз и даже не попросил ничего на чай. Я и Миха расселись по своим машинам и двинулись к выезду, а Филиппыч, как смотритель какого-нибудь прибрежного маяка, печально глядел нам вслед.

Шлагбаум отделяющий закрытую территорию аэропорта уже опускался за мной, когда я вдруг услышал резкий автомобильный гудок и затем характерный звук отчаянно тормозящих по укатанному снегу шин. Я озадаченно посмотрел в зеркало заднего вида: перед опустившимся шлагбаумом присел на передние колёса знакомый чёрный внедорожник. Через секунду из него выскочила тоже знакомая фигура упыря и набросилась на местного охранника. Даже через закрытые стёкла я расслышал неразборчивые вопли Баева: кажется, он был очень недоволен работой шлагбаума. Но, потом, когда он перелез через железную штангу, мне показалось, что упырь недоволен почему-то и мной. Во-всяком случае, зачем ему тогда надо было подпрыгивать и грозить мне кулаками?

Братец, который двигался в авангарде, даже спросил меня по телефону, что у нас происходит в кильватере, поскольку Баева он слышал, а в своём зеркале заднего вида видел только меня.

— Там авария, что ли сзади? — спросил он.

— Баев около шлагбаума беснуется, — с недоумением ответил я, глядя в направлении исчезнувшей за поворотом подпрыгивающей фигурки.

— А что с ним?

— Не знаю, может, увидел, что я ему на машине нацарапал? — предположил я, выезжая за Михой с второстепенной дороги на трассу, ведущую в город, — или, может, узнал, что его компаньонов кирпичами завалило? Хотя, тогда, наоборот, радоваться должен, — такие перспективы для карьерного роста открылись.

— Тогда нам стоит ехать побыстрее, — заметил братец, — пока он сам нас в этом вопросе не просветил.

Я согласился с его предложением, и мы помчались по пустынной дороге, в белых облаках выхлопных газов. Но далеко уехать мы не успели, судьба в виде чёрного кадиллака догнала нас не более, чем через пару минут. Момент этой встречи я запомнил хорошо, потому что услышал громкий хлопок и на заднем стекле моего Ямато, возникла круглая дырка. В следующую минуту «Эскалад» поравнялся со мной, и я увидел упыря за рулём, наставившего на меня какую-то чёрную загогулину сквозь опущенное стекло.

— Да, ты охерел! — только и успел крикнуть я, резко давя педаль тормоза. Наверное, только поэтому второй хлопок обошёлся без появления новой дырки в моей машине. В багажнике у меня загрохотали коробки, машина резко вильнула, но каким-то чудом я удержал управление на скорости больше ста километров в час. Кадиллак проскочил вперёд и оказался между мной и моим ничего не подозревающим братцем. Думать было некогда, и я автоматически снова нажал на газ, когда машина выровнялась. На гудок я нажал тоже автоматически, поскольку времени предупреждать Миху по телефону о появлении маньяка с пистолетом, было уже некогда.

Мы начали обгонять машину Соина-младшего одновременно и я увидел, что упырь начал снова притормаживать. При мысли, что сейчас стрелять будут в братца, я похолодел. Никакого дальнобойного оружия у меня не было, поэтому мне ничего не оставалось, как пойти на таран вражеской машины. Я резко прибавил газу и Ямато крепко поддал Айове прямо по её загоревшимся красным фонарям. Металлический обвес моей машины вошёл в бампер как нож в масло, и кадиллак кинуло вперёд. Третий хлопок раздался, когда Айова вильнула влево, потом вправо, а затем её потащило юзом по обледенелой дороге. Вроде бы даже был и четвёртый выстрел, не знаю, куда уже палил упырь, перед тем как на полной скорости боком влететь в придорожный столб. Во всяком случае, столб выстрела не испугался, а от удара даже не покосился. Это была высокая прочная железобетонная конструкция, вокруг которой с грохотом и скрежетом обвился кадиллак.

Я начал приходить в себя уже на обочине, на которую свернул, уже не помня как. В зеркале заднего вида было видно, как над остатками Айовы поднимаются тонкие струйки дыма колыхающиеся от ветра. Рядом со мной затормозила Миха-мару, дырок на ней вроде не было. Мой братец выскочил из своей машины и бросился ко мне.

— Ты в порядке?! — заорал он, дёргая на себя дверцу Ямато, — ты живой?!

Я слабо улыбнулся и помахал Михе рукой.

— Со мной всё в порядке, — успокоил я братца, — а с этим что? — я махнул рукой назад в направлении поверженного врага.

Соин-младший покачал головой.

— Вошёл в столб прямо водительским местом, — сообщил он, — тут никакие подушки безопасности не спасут. Пополам машину разорвало.

— Значит, победа, — сказал я, почему-то я не испытывая ни малейшего сожаления о судье вурдалака, — мы переписали историю, Миха.

— Чего? — заволновался братец, вглядываясь в моё улыбающееся лицо, — ты это… ты головой не ударился?

— Флагман Объединённого флота сокрушил американского колосса, — я по прежнему улыбался, в голове у меня был странный звон и язык действовал сам по себе, — мы уничтожили Айову в равном бою, один на один. Дух Исороку отмщён.

— Ага, ага, — торопливо согласился Соин-младший, видимо, стараясь не спорить с сумасшедшим родственником, — ну, а дальше что будем делать, адмирал?

— Для начала поднимаю твою посудину Миха-Мару, до звания эскадренного эсминца, — торжественно сказал я, — за участие и помощь в бою. Ня!

— Хватит придуряться уже! — потерял терпение братец, — нам, что делать-то теперь, гаишников ждать?

Я собрался с мыслями и решил перестать пугать Миху своим поведением. А то он что-то уже совсем бледный стал.

— Что, делать? — переспросил я и огляделся: дорога по-прежнему была пустынной, — да, валить надо отсюда. И поскорее. Лезь в свой эсминец и ходу!

— А куда валить? — растерянно смотрел на меня братец.

— Тебе домой, — деловито сказал я, — а мне, пожалуй, подальше, — и я бросил взгляд на занимающиеся огнём останки погибшей Айовы, — мне, наверное, прямо до Китая.