На паспортном контроле перед ним обнаружился китаец, в грязноватом оранжевом свитере и в таких же грязноватых джинсах. В руках он крепко сжимал сумку наподобие спортивного «банана» и бессмысленным взглядом таращился на двух суровых российских пограничников. Кучка китайцев, лицами сильно смахивавшими на его родственников и одетых не совсем так как обычно одеваются люди путешествующие самолетом, тусовалась в сторонке под конвоем двух не менее суровых милиционеров. Брови А. чуть приподнялись вверх, такого зрелища в аэропорту, несмотря на весь его жизненный опыт, он ещё не видел.

— Миграционная карта, где? — задушевно спрашивала женщина-пограничник.

Вместо ответа парень широко улыбнулся и перевёл взгляд с её лица на её бюст туго обтянутый кителем. Взгляд его стал более осмысленным, но уста по-прежнему несли печать молчания.

— Ка-рту-ку-да-дел? — раздельно и по слогам спросил второй пограничник, здоровенный мужчина с усами унтер-офицера царской армии, выразительно похлопывая кулаком правой руки по ладони левой.

Это жест видимо породил в дремлющем мозгу сына Поднебесной, не очень приятные ассоциации.

— Патирял — почтительно сообщил китаец.

— Виза, где? — последовал новый вопрос.

— Патирял — китаец похоже выбрался на знакомый фарватер.

И что делать с этой обезьяной? — сквозь зубы процедил унтер, — посмотри Люся, может в паспорте что есть.

А. заглянул через пухлое люсино пограничное плечо. Мой ты бог! Это был всем паспортам паспорт. Раскрытый примерно на середине, он являл пограничнице Люсе, брезгливо придерживающей грязные страницы ногтями, грандиозную прожжённую прореху, давно уже похоронившую в себе все возможные визы штемпеля и прочие отметки. Изящные длинные ногти на фоне засаленных и обожжённых страниц поражали таким межкультурным диссонансом, что А. на секунду прикрыл глаза. Китайский парень, пользуясь всеобщим замешательством, снова впал в нирвану.

А. пришлось очень вежливо прервать, грозившую затянуться надолго сцену. На удивление быстро пограничники пропустили его сквозь свою линию обороны.

Каково же было удивление А. когда через полчаса в зале ожидания он увидел и того китайца с потерянной визой и всех его родственников. М. представил всех этих наследников пекинского синантропа рядом с собой в самолёте, ощутил как наяву исходящий от них запах российских теплиц и птицеферм и мысленно застонал.

Но на удивление полёт прошёл довольно благополучно, самолёт был полупустой, а сострадательные сотрудники авиакомпании отделили белую расу, рассадив её представителей в начале салона. Лишь трое представителей древнейшей цивилизации оказались в непосредственной близости от А… Сзади устроился тот самый китаец без визы и миграционной карты, а сбоку через проход обосновалась семейная пара средних лет в черно-коричневых одеждах. Вернее сначала там уселась одна женщина, поскольку перед посадкой на языке жестов эта парочка обратилась к А. и активно помогая мычанием контакту двух великих культур, пыталась по всей видимости, определить свои места. Здесь А. сумел оценить чувство юмора работников аэропорта выдавшим билеты семейке в разных концах салона. Мужчина дисциплинированно удалился в хвост самолета, но уже на взлёте, не взирая, на грозные отклики стюардесс, черно-коричневая тень снова промелькнула мимо А., после чего раздался взрыв восторгов похожий на гомон куриц на насесте, знаменовавший видимо воссоединение двух любящих сердец.

Китайский парень позади А. развлекался несколько иным образом. Для начала он долго открывал и закрывал откидной столик перед собой. Затем какое-то время наклонившись вперёд постукивал по нему своей головой. После, уронив на столик натруженную голову, он долго, может быть целый час с видом тихого идиота обводил на столике грязным пальцем выемку для стаканчика. Финальным аккордом его деятельности стало включение на полную громкость заезженного мобильного телефона. Национальные поднебесные мотивы, повествующие от тяжёлой жизни китайского землепашца, прекратились только тогда, когда А. показал парню свой интеллигентский кулак.

Но больше хлопот доставили только соотечественники А. дошедшие к исходу третьего часа полёета до известной кондиции. Но их пьяные выкрики и лобзания продолжались не слишком долго и не сильно докучали А. и более того совсем прекратились и сменились почти трезвыми всхлипываниями, когда самолёт затрясло в сильной турбуленции при посадке.

Ну, почему, почему, я талантливее всех?