Домой я приехал уже в двенадцатом часу. Квартира в этот час не пустовала, в ней хозяйничал мой младший братец Миха. Вообще-то, этот студент должен был жить в своём общежитии Университета Связи и прочих Телекоммуникаций, куда он поступил три года назад и где всё это время он с переменным успехом учился. Но по каким-то загадочным обстоятельствам этот самый университет вдруг вспыхнул ярким пламенем и сгорел в самом начале нынешнего учебного года. Причём, сгорел вместе с общежитием, где обитал мой братец. Виновных в пожаре вроде не нашли, но зная неуёмный характер моего младшенького, я не сомневался, что существует некая мистическая связь между грандиозным пожаром и вечеринкой в общаге в тот же день, на которой Миха, впервые по его словам, выкурил сигарету. Но на мои подозрения брат с видом Коровьева из «Мастера и Маргариты», отвечает, что он, наоборот закурил уже потом от стресса, а так, очень даже самоотверженно помогал пожарным. Короче, теперь здание Грибоедова, надо отстраивать полностью, а пока, на время, этот слуга тьмы обосновался у меня.

Так-то, как говорится, ничего, но вот дамы стали жаловаться, мол, неудобно втроём в одном помещении ночевать. Я же не предвидел этих сложностей, когда переделывал свою скромную двухкомнатную квартирку в студию. Да, скромную, поскольку господин Красников регулярно мешал мне своими мегапроектами купить приличествующее уже моему уровню жильё. Вот и приходится мне обитать в самой обычной двушке, которую я прикупил по случаю ещё в начале двухтысячных, в самом начале моей карьеры. Когда я пролетел в последний раз с новостройкой, то я решил хотя бы нормально отремонтировать свой старый двухкомнатный вигвам, раз уж мне так не везёт с дворцами. И кардинально отремонтировать, то есть снести на хрен все стены (не несущие) и сделать приличный дизайн. Почему именно студию? Ну, комнатки раньше делались маленькие, чтобы площади хватило на всех советских людей. Где в этих комнатушках современному дизайнеру разгуляться? К тому же я один жил (до тех пор, пока не сгорел Михин университет), и получалось что в двухкомнатной квартире, я можно сказать сам себя обкрадывал. Я же не мог находиться в обеих комнатах одновременно. Соответственно находясь в одной, я лишал себя удовольствия быть в другой. Это всё очень тонкие материи. Ну, и в итоге, стоило мне сделать жилплощадь полностью под себя и моих приходящих подруг, как вдруг явился родственник погорелец с чемоданом. Разрушил, подлец, мою сексуальную жизнь на всю осень.

Правда сейчас Миха вроде немного исправился, ночует иногда у своей подружки. Я в принципе был бы доволен, но теперь уже наши родители в ужасе. Подружка-то старше его на десять лет — вроде какая-то разведёнка со спиногрызом. Требуют, чтобы я его не пущал теперь из своего дома на сторону. Где уж тут теперь о своей личной жизни беспокоится, разве что уехать снова в Поднебесную к своей Люське и принцессе Яо.

Когда я зашёл в прихожую, Миха был дома, лежал на диване перед здоровенной плазмой с приглушенным звуком и с кем-то ворковал по телефону.

При виде меня он на секунду отвлёкся от беседы.

— Ты чего опаздываешь? — недовольно упрекнул он меня, — ужин остывает. Сказал же, что будешь в полдесятого.

Выдав эту фразу, он снова заулыбался в свой мобильник: «Да, Мэри, это мой Лёха, наконец, припёрся».

Я потерял дар речи и отправился на кухню, по пути вспоминая бессмертное учение Дарвина о происхождении видов. Как раз то самое место, где он рассуждал о занятии организмами пустующих экологических ниш. Мол хочет того организм или нет, но раз освободилось пустое место на дереве — залазь, эволюционируй. Миха, похоже, оказался в нише домохозяйки и стал постепенно перенимать её повадки и образ жизни. Правда, когда я обнаружил в микроволновке свою порцию, как было ранее сказано, «волшебного» блюда — спагетти с сыром, я в этом засомневался. Волшебным в нём оказался только соус, а именно его цена на бутылочке. Хотя нет, впрочем, ням-ням, и вкус (но, увы, только соуса, а не всего остального).

Плеснув себе заодно в стакан апельсинового сока, я захватил еду с собой и поплёлся усталой походкой на диван. В этом безусловный плюс квартир-студий, не надо долго шагать по коридорам и открывать-закрывать двери.

Подвинув Миху, который к этому моменту уже перестал трепаться по телефону, я уселся на диван, поставил тарелку на журнальный столик и положил туда же, но справа от неё свои усталые ноги.

— Что смотрим? — я отхлебнул сока и сделал погромче звук.

— Хостел два, — невозмутимо ответил Соин-джуниор, поглядывая на меня краем глаза.

В этот момент на экране кому-то отрезали голову чем-то похожим на средневековую алебарду. Ярко-красная кровь в HD-качестве брызнула на экран, а динамики передали довольный гогот палача и крик следующей жертвы.

— Это продолжение фильма, где студентов приезжих расчленяли? — спросил я и подцепил вилкой спагетти. Палач на экране вытащил бензопилу.

— Ну, написали, блин, что Квентин Тарантино ставил, — разочарованно сообщил Миха, — но я подозреваю, что он максимум, мимо пару раз проходил во время сьёмок. Два дня эту муть с торрента скачивал.

— Занялся бы лучше учёбой, сессия на носу, — я тоже похоже перебрался в экологическую нишу строгого отца семейства, — а не фильмы бы качал и по телефону любезничал. Ты что не знаешь, что учения и развлечения мало совместимы?

Соин-младший легкомысленно почесал голову.

— Нынче сессия, говорят, лёгкая будет. Послепожарная. Преподавателям до сих пор до нас дела нет.

— А ты, я смотрю, этим и пользуешься, выдумываешь себе развлечения!

— Какие ещё развлечения? — защищался Миха, — учёбой, учёбой я занят.

— В школе диверсантов учишься? — иронично спросил я, — а я-то думал, где же ты домашнее задание взял кирпич соседу сбросить на его мерседес? И главное, ведь, подобрал его под цвет штукатурки, мол, сам от стены отвалился! Целую диверсионную операцию провернул. Мужик теперь с управляющей компанией судиться собирается!

— А ты откуда знаешь? — вид у него стал подозрительным. Как бы ещё не решил убрать случайного свидетеля, который чуть ногу не сломал об этот кирпич, когда тот три дня на лоджии нашей валялся. Видимо диверсант всё выжидал подходящий момент. Узнав о своём провале, Миха погасил свой подозрительный взгляд:

— Нефиг свою развалюху на газон ставить, старушки ругаются.

— Какой газон в декабре? Хотя…, - я вспомнил красномордого пострадавшего. Вроде обычное наше быдло, а стоило ему купить немецкий рыдван, сразу же стал поперёк двора парковаться, — ладно, согласен, этот козёл кирпича заслуживал. Но ты тогда скажи, чем тебе помешал революционер Шевцов Тимофей Сафронович? Кто на мемориальной доске, на стене нашего дома у него в отчестве букву «ф» на «у» поменял? Филиал Мордора здесь открыть собираешься? Туда уже цветы возлагают как павшему в бою сыну Тёмного Властелина. Позавчера там орки на его фоне фотографировались.

— Уже до орков дело дошло? — присвистнул Соин-младший, — ну всё, проспорил, значит мне ребята вискарь.

— Займись лучше чем-нибудь полезным, — я взял в руки пульт управления телевизором и стал щелкать каналы, чтобы найти этому неразумному отроку, что-нибудь познавательное, вроде «National Geographic», вместо расчленяемых на полутораметровом экране студенток. Но «National Geographic» я не нашёл, а обнаружил я канал «Русская Ночь», где мрачные мужики похожие на палачей из «Хостела» активно эксплуатировали почти таких же как в фильме студенток. Только они не дифференцировали их на различные части, а совсем наоборот, активно наполняли во все их естественные отверстия. Посмотрев на эти непотребства всего лишь пять минут, я выключил телевизор.

— Книжку лучше почитай, вот что! — вспомнил я последний универсальный совет для молодёжи, — почитай лучше классику.

— Да уж читаю, читаю, — пробормотал Миха, озираясь по сторонам, и видимо желая сбежать от нравоучений во вторую, уже не существующую комнату.

— Ну и что ты читаешь? — саркастически спросил я, — уголовный кодекс?

— Нет, — братец на секунду напрягся, вспоминая, — этот, как его…. А! Пейзаж нарисованный членом! — обрадованно выпалил он.

Я чуть не подавился апельсиновым соком и во второй раз за вечер потерял дар речи. И еле-еле нашёл.

— Чаем, балда! Чаем, а не членом!

— Чаем? — смутился Миха, — а мне показалось….

— Показал бы тебе Милорад Павич этот пейзаж, — сказал я, — если бы услышал. Хорошо ты старичка переименовал.

— Так у него все книги, про это дело, — сказал Миха в свою защиту, — да и вообще муть какая-то. Это что ли классика?

— Ну, вообще, считается, что, да, — нейтрально сказал я (этот старикан Павич, он тоже, надо сказать на довольно специфического ценителя), — но я тебе эту книжку и не рекомендовал. Мал ты для неё ещё. Там не муть, там…. Э-э-э — я тоже слегка напрягся, вспоминая, — там про изящную историю разлуки влюблённых Соин-джуниор, поняв, что ему от меня никуда не деться из теперь однокомнатной квартиры, откинулся на спинку дивана и заложил руки за голову.

— Какие там истории, — буркнул он, — всегда одно и тоже, трах-бах и разбежались в разные стороны.

— Это ты от своей подружки набрался, — уверенно сказал я, — у разведёнок всегда такой пессимистичный взгляд на жизнь. Найди себе девицу своего возраста и мир снова заиграет перед тобой новыми красками! А то меня тут была знакомая тётя в возрасте: сочиняла жуткие истории про выдирание брыжеек у людей. Как вспомню её, так вздрагиваю.

— Брыжеек? — подозрительно спросил братец, — так понятно. А как звали твою тётю?

— Эту дуру, что ли? — беззаботно откликнулся, допивая апельсиновый сок, — Машкой звали, Пермаковой. Только она это имя невзлюбила почему-то. Как с Москвы обратно вернулась.

Миха выглядел чем-то озадаченным.

— А эта Пермакова, случайно не в геронтологическом центре врачом работает? — продолжал допытываться он.

— Ха, — ещё ничего не понимая ответил, — как же, врачом. Медсестра она в доме преста… Погоди… — я чуть не подавился остатками апельсинового сока, — ты что с ней закрутил?

Братец с оскорблённым видом мрачно молчал.

— Миха, — как можно убедительнее, сказал я, — перепихнуться с ней разок можешь, но дальше не вздумай! Эта дура на весь наш дом известна. Она и её даун малолетний. Тебе это надо?

— Вот же пакость, — пробормотал Соин-младший и снова замолчал.

— Сдалась тебе эта безумная разведёнка, — убеждал я его, невзирая на броню молчания (брат всё-таки, кто как не я, должен удержать его от шага в пропасть), — они только на первых порах такие ласковые. Это у них называется демо-режим, для приманивания. А как только… — я безнадёжно махнул рукой, — так всё.

Братец продолжал молчать и только шевелил губами, глядя прямо перед собой. Похоже, был в шоке от суровой правды жизни.

— Лучше поехали к твоим однокурсницам, молодым, красивым. Может, и меня с кем-нибудь заодно познакомишь, — я тоже откинулся на спинку дивана и устремил, как будто бы мечтательный взгляд на потолок, оформленный в виде звёздного неба, с хай-тековский люстрой в самой середине.

— Ты и так я смотрю не промах, — насупленный Миха наконец разомкнул свои уста скованные печатью молчания, — деньги есть, всё есть. Поехал в любой ночной клуб, да и наснимал себе тёлок.

— Да, я в клубе уже тысячу лет не был, и не собираюсь. Поехали лучше к твоим девицам в общагу, потусим. Новый год можно с ними опять же отпраздновать.

— Сгорела общага.

— Ах, да, я и забыл.

Только я задумался, что бы ещё применить, чтобы увести Миху с кривой дорожки, ведущей к семейной жизни и о том, что не зря знающие люди к фамилии этой Машки приладили спереди букву «с», как из прихожей запиликал мой сотовый. «Что-то поздновастенько я кому-то понадобился», — пробормотал я, бросив взгляд на настенные часы, изображавшие центр Нью-Йорка тридцатых годов — они показывали уже начало первого ночи. Не люблю поздние звонки. Особенно не люблю поздние звонки, связанные с работой. Как правило, хорошие новости сообщать ночью никто не торопится, зато плохие — всегда, пожалуйста. Единственное исключение — это мой американский поставщик из «Future Electronics» Гарик Хованисян. Просто эта контора работать начинает, когда мы спать ложимся, да и то Гарик, как носитель высшего американского разума, всегда сначала рассказывает мне грязный и пошлый анекдот, перед тем как перейти к делам.

Взяв телефон в руки, я до последней секунды надеялся, что звонит Гарик, но это оказался москвич Андрей. Некоторое время, я шепча ругательства, раздумывал брать трубку или нет, надеясь что этому Андрею всё-таки надоест слушать длинные гудки. Мы же вроде так хорошо расстались сегодня — москвичи оставили заказ на шесть миллионов и три из них передали мне в качестве предоплаты. Ну и на хрена теперь звонить? Сейчас ещё скажет: «извините Алексей, но мы передумали, давайте всё взад». Но телефон всё не умолкал и я, ругнувшись ещё раз, взял трубку и сказал, как можно бодрее, — «Алё».

— Извините Алексей, но мы… — услышал я и приготовился упасть в обморок, — но мы тут решились вас побеспокоить, если вы ещё не спите.

— Деньги не отдам, — злобно сказал я, но, правда, только мысленно, — конечно, всегда рад помочь, — это уже вслух в трубку телефона.

— Тут у нас некоторое затруднение, — в голосе Андрея сквозила нерешительность, — вы не могли бы подъехать к нам в гостиницу?

Чёрт, неужели какая-то фигня по их заказу? Иначе, зачем им звать меня в к себе в гости, когда они уже должны с утра улететь обратно в свою Нерезиновую.

— Андрей, — я собрал всю свою решимость в кулак, — но мы уже начали работать, все условия оговорены и подписаны и… — я хотел было добавить, что и деньги уже потрачены, но потом решил, что это лишнее нагромождение лжи, но всё-таки добавил, — и деньги уже потра…

— Да дело совсем не по работе, — тут же перебил меня москвич, — просто нам надо… ну, в общем, нужна ваша помощь, гм, совсем по другому вопросу. Нам тут просто больше некуда обратиться.

— Ну, хорошо я подъеду, а что…

Здесь я краем уха расслышал слабый гнусавый голос его товарища Геннадия Викторовича, который восклицал что-то вроде: «может в клубе или на крайняк у таксистов?»

— Да чтоб ты сдох! Ой, извините, это я не вам. Всё, тогда мы вас ждём. Гостиница «Центральная», номер четыреста тринадцать. Какого хера, Гена! Простите, это я снова не вам. Всё, ждём.

Послушав напоследок короткие гудки, я с недоумением почесал в затылке. Я так и не понял, даже приблизительно, зачем я вдруг понадобился москвичам. Ехать на ночь глядя, мне естественно, никуда не хотелось. Но с другой стороны шесть лимонов на полу тоже не валяются, тем более, что за первым заказом рисовался и следующий. Этот Андрей почти сразу наобещал нам долговременное сотрудничество, если мы их в первый раз не подведём. Но причём здесь тогда таксисты и клуб? Последние слова, возвращаясь к дивану, я озадаченно произнёс вслух.

— Какой клуб? — тут же отозвался Миха, — ты же по ним не ходишь.

— Клуб, клуб, — пробормотал я, — действительно, причём здесь клуб?

— Притом, что пятница? — высказал предположение Соин-младший, — съезди, съезди. Может, перестанешь тогда ко мне со своими студентками приставать.

— Да, нужны они мне, — сказал я, но тут же спохватился, — и речь не об этом! По делам я еду, по делам. Скоро вернусь.

Я быстро оделся, благо, что и раздеться толком не успел, дал Михе напоследок несколько ценных указаний и отправился в ночь.

Хотя время было уже довольно позднее, на улицах было полно машин, похоже, народ активно готовился к встрече нового года. Но пробок уже не было, поэтому до гостиницы с москвичами я добрался довольно быстро, даже номер комнаты не успел забыть по дороге. Эти два приезжих варяга размещались в роскошном люксе на четвёртом этаже. Больше всего мне обрадовался почему-то лысый Геннадий Викторович. Непрерывно почёсываясь и хлюпая заложенным носом, он начал мне что-то сбивчиво объяснять. Ему, оказывается, очень, очень нужен был какой-то «кокос» и почему-то только я мог ему в этом помочь. Ничего не поняв, я озадаченно посмотрел на стоявшего рядом с ним Андрея.

— Какой такой кокос? Плод кокосовой пальмы?

На лице у Андрея раздражённое выражение боролось со страдальческим. Видно было, Геннадий его уже порядком допёк. Но при моём вопросе брови его удивлённо взлетели вверх и он переглянулся со своим чешущимся товарищем.

— Да, нет же, — сказал Андрей, — какой к чёрту плод? Кокс ему нужен. Ну, кокаин.

— Ах, кокаин! — повторил я. Кокс-то я видел на металлургическом заводе, когда был там в командировке, а вот про кокаин только читал в книжках модных современных авторов, — э, вот, насчёт кокаина….

Геннадий смотрел на меня с отчаянной надеждой, как грешник на Христа. В его потной лысине отражались лампочки роскошной люстры в стиле ар-деко.

— Насчёт кокаина не в курсе, — честно ответил я и москвич застонал, — мы здесь, знаете ли, в основном водку употребляем.

Андрей тоже вдруг зачесался, но через секунду одумавшись, отдёрнул руку.

— Чёрт, этот тип тогда и до утра не протянет — сказал он, бросив взгляд на бледнеющего и угасающего на глазах Геннадия — а у нас ещё утром в Москве встреча уже с нашим заказчиком. Алексей, — он повернулся ко мне, — может, всё-таки знаете, где достать? Мы заплатим.

Я тоже почесал свой затылок. Вот же задали московские гости задачку. Я задумался, но в голову пока лезла только песня Найка Борзова, — «Я маленькая лошадка». Там вроде же было что-то типа: «Меня приветствуют все, все, как один Я привезла им новый мир. Я привезла кокаин…» Где же она, падла, его брала?

— Нет, не знаю даже чем помочь, — подумав, я наконец, сдался, — никогда с этим дела не имел. Даже не представляю.

— С собой надо было из Москвы брать, — с упрёком застонал лысый Геннадий, — я же говорил. С собой брать!

— Ты, идиот, Гена! — возмутился его товарищ, — чтобы нас в Домодедово взяли прямо на вылете? Мы же не через депутатский зал шли!

— Я бы незаметно, — страдал Гена, — в запаянном пакетике! Пронёс бы!

— Может, водки выпьете, Геннадий Викторович? — предложил я, — грамм двести, а? И всё пройдёт.

— Не хочу водки, — заплакал москвич, — хочу кокаину!

На секунду его глаза приняли осмысленное выражение.

— Отвезите меня в какой-нибудь ночной клуб, — страстно попросил он, — там всегда можно купить, я знаю. Там всегда барыги тусуются. Я у них куплю.

— Как-то я плохо представляю себе эту картину, — засомневался я, но неожиданно Андрей поддержал Геннадия. Похоже, ему вовсе не улыбалось провести всю ночь рядом с товарищем, мечущимся в абстинентном бреду. А потом ещё лететь с ним обратно в Москву.

— В принципе, нормальный вариант, — задумчиво сказал он, — можно съездить в какой-нибудь клубёшник погламурней. Только чтобы подороже был и с фэйс-контролём. Тогда там обязательно что-нибудь подходящее найдётся.

— Заведения у нас имеются, — согласился я, наблюдая за сползающим без сил с дивана Геннадием, — но вот как вы собираетесь этот кокаин там покупать? Его в меню точно нет.

Андрей беспечно махнул рукой:

— Генка найдёт! Он сейчас в таком состоянии, что учует миллиграмм кокса за километр. А барыги в любом городе одинаковые. Да, они его увидят, всё сразу по его роже поймут и сами подойдут. Давайте, Алексей съездим по-быстрому, а то я до утра не выдержу с этим наркоманом.

Ну, съездим, так съездим. Не знаю, как насчёт их кокса, но подходящих для этого заведений в нашем городе за последнюю пару лет открылось до чёрта. «Эгоист», «Нефть», «Стерлинг», «Амстердам», «Чикаго», да тысячи их! Правда, я там ничего крепче водки и вискаря не употреблял, но ладно, проявим себя радушными хозяевами. Может быть, на будущее пригодится, если новые москвичи-наркоманы в гости приедут. Производство-то растёт и расширяется!

Правда, покататься по городу нам всё-таки пришлось. Из трёх клубов нас выперли: в одном не было мест, а в двух других Геннадий не прошёл фэйс-контроль, как он ни кричал и не размахивал своим паспортом с московской пропиской. В четвёртом заведении нам повезло — были места, и не было слишком дотошных охранников. Мы втащили обессилевшего Геннадия Викторовича в VIP-зону и уселись в свободном уголке на кожаных диванчиках, охватывавшим полукольцом круглый столик тёмного стекла.

Веселье было в самом разгаре. Гремела музыка, над столиками плыл сигаретный дым принимая фантастические формы в лучах прожекторов с танцпола, на котором в свою очередь бесилась толпа молодёжи. А выше этой толпы, справа и слева от диджейского пульта извивались на шестах две юные почти голые стриптизёрши.

Разговаривать при таком шуме было практически невозможно, поэтому изъяснившись в основном знаками с подскочившей к нам полуголой официанткой и заказав себе безалкогольный коктейль, я предоставил полную свободу действий своим столичным гостям, а сам стал наблюдать за отжигающим на танцполе девичьим сословием. Некоторые из них были очень даже ничего. В ожидании своего заказа я принялся играть в старую игру: сначала надо было найти в дрыгающейся толпе самую красивую девицу (красивую именно в моём понимании, то есть грудастые и губастые блондинки вылетали из игры сразу), а затем девицу, которая была бы не против, отдать мне самое дорогое, что у ней есть, в первый же вечер знакомства. Игра считалась выигранной, если оба этих достоинства сочетались в одной и то же молодой особе. Правда, если говорить откровенно, то выигрывал я нечасто, а в прошлый раз вроде выиграл, но девица в итоге стала требовать у меня триста долларов. Даже не знаю, считается это или нет.

Но в этот раз игра пошла наперекосяк: рядом с самой симпатичной девушкой я вдруг заметил знакомую мне рожу. Надо же — Гоцман! Какая неожиданная встреча.

Диджей сделал в этот момент небольшую паузу, и я увидел, как Гопман потащил девицу в свой угол, будто паук муху, залетевшую в его сеть. Там они присоединились к какой-то небольшой и незнакомой мне компании.

Меня обуяло любопытство. Раньше я никогда не отмечал за Сашей тяги к гламурной жизни. Я решил, как бы случайно пройти мимо их столика, чтобы посмотреть на его компанию поближе. Тем более, я был трезвый, а трезвым, как известно, в заведениях такого формата быть скучно, поэтому мне требовалось хотя бы небольшое развлечение.

Повернувшись к своим москвичам, я обнаружил, что Геннадий Викторович уже исчез, видимо набравшись сил для забега по здешним барыгам, а Андрей, немного задремал откинувшись на спинку дивана и сохранив при этом на своём лице устало-презрительное выражение. Наверное, местный бомонд его не вдохновлял по сравнению с высшим столичным обществом.

Для порядка я несколько минут подрыгался под музыку на танцполе, перекинулся взглядами с парой симпатичных брюнеток и, в конце концов проброунировав сквозь танцующую толпу, как бы случайно оказался рядом со столиком за которым Саша Гоцман обнимался со своей подружкой, в компании с каким-то подозрительного вида молодым человеком неопределённого возраста. По удачному для меня совпадению, в этот момент диджей в своей кабинке взял паузу, и музыка ненадолго утихла. Это было весьма кстати. Теперь можно было бы поговорить, не надрывая глотку.

— Шурик! — я разыграл искреннее удивление, ты, что здесь делаешь?

Почему-то при виде меня Саша дёрнулся так, будто увидел пришедшую за ним старуху с косой. Его девица от неожиданности слетела у него с колен. От такой странной реакции на моё появление я удивился уже по-настоящему.

— Саня, всё в порядке, рабочий день уже кончился! Что с тобой?

Гоцман вроде успокоился и даже заулыбался, правда, как-то нервно.

— Привет Лёш, — он протянул мне руку, — да, мы просто отдыхаем здесь с друзьями, — он бросил взгляд на своего спутника, — познакомьтесь, это Ал.

Интересные, однако, у Гопмана друзья. По виду его товарищ прекрасно подошёл бы оригиналом к картине «развратный буржуй с блудливым взглядом наслаждается ананасом и рябчиками» написанную для воспитания классовой ненависти у советских людей. У этого Ала была широкая декадентская физиономия похожая на непропечённый блин, зачёсанные назад, как у итальянского мафиози редкие волосы, в уголке толстых раздутых губ дымился окурок, а под глазами висели здоровенные мешки, ну, короче не лицо — а образ жизни! Даже мой лысый Геннадий Петрович выглядел на его фоне Брэдом Питтом.

Он посмотрел на меня мутным пьяным взглядом и нехотя протянул бледную руку холодную как у трёхдневного покойника.

— Баев Ал, — прошепелявил он толстыми губами, выронив при этом окурок в свою тарелку, — а ты… вы… ты кто?..

Я даже ответить не успел.

— Это мой директор Алексей Соин! — громко подсказал сбоку Гоцман, — хозяин нашей фирмы.

Я укоризненно посмотрел на неожиданного помощника.

— Саня, мы вообще-то не на работе, — сказал я с упрёком, — какая здесь разница, кто хозяин? Тут клуб, а не офис.

Гоцман немного смутился, но на распухших губищах его друга вдруг появилась кривая ухмылка.

— Это ничего, — выдохнул трёхдневный покойник, — мне очень приятно… с тобой… с вами… познакомиться, Соин. Я… мы тоже понемногу бизнесом… Занимаемся.

Несмотря на то, что ему было очень приятно, ни он, ни Саша за свой столик меня сесть не пригласили. Хотя мне на самом деле не очень уже и хотелось.

— Так, вы тоже Алексей? Тёзка? — я старался поддержать учтивый разговор, хотя на самом деле думал, как бы мне поскорее с ними расстаться. Этот Сашин друг почему-то вызывал у меня лишь чувство омерзения.

— Не-а, — он пьяно мотнул головой из стороны в сторону, — ненавижу это имя, — он по слогам выговорил, — А-лек-сей. Нет! Я просто Ал. Для всех! — он, покачнувшись, огляделся по сторонам и ещё громче выкрикнул, — Баева знают все!

Если честно, я уже пожалел что подошёл к их столику. Ну, кто ж знал? К счастью, местный диджей очнулся и запустил новую композицию. Разговаривать стало невозможно, а орать на ухо этому распухшему упырю, а тем более слушать, как он орёт в ответ, у меня не было никакого желания. Поэтому, я потряс над головой руками, как можно более радостно оскалился и прокричав: — «Желаю приятного отдыха», незамедлительно отправился в обратный путь. Тем более надо было выяснить, получилось у Геннадия с его барыгами или нет. Я не хотел, чтобы и он превратился в такого же восставшего из ада раздутого вурдалака. Нам же ещё работать и работать вместе.

Геннадия Викторовича я сыскал в мужском туалете. Его было не узнать. Энергичный, бодрый, весёлый — глаза так и блестят. Как меня увидел, сразу на шею кинулся и начал за руки трясти.

— Алексей! — а сам, прямо счастьем и энергией лучится, — вы меня просто спасли. Я вам так благодарен!

Я, конечно, ответил, что очень рад за него. И на самом деле, у меня как будто камень с плеч упал. Нашёл, значит, Гена, то, что искал. Правда, он на радостях всё хотел этим найденным ещё и со мной поделиться. Я еле-еле его убедил, что веду абсолютно здоровый образ жизни, кроме водки и сигарет больше ничего не употребляю. Тогда он захотел познакомиться со всеми самыми красивыми девушками Сибири. К счастью, в туалетную комнату заглянул Андрей. Он быстро сориентировался в обстановке и незаметно подмигнул мне. Мы взяли с обоих боков лучащегося от радости, возлюбившего весь мир Геннадия и повели его к выходу.

На выходе из клуба Геннадий Викторович пожелал обнять на прощанье всех охранников и спеть колыбельную какому-то заснувшему на диване алкашу в дорогом сером костюме. Даже у меня в машине, тщательно пристёгнутый к сиденью, он всё никак не мог успокоиться, рассказывал по дороге истории из своей жизни и призывал меня тщательно соблюдать правила дорожного движения или ПДД. Потому что, если их не соблюдать, то можно попасть в ДТП или дорожно-транспортное происшествие, но если соблюдать…

Но как раз в момент, когда он выговаривал эту фразу, жизнь опрокинула его кокаиновые логические построения. Мы чуть было не попали в ДТП, хотя и соблюдали ПДД.

Прямо на перекрёстке, на мигающий ночной жёлтый, по второстепенной дороге наперерез мне выскочил огромный чёрный кадиллак «Эскалад». Я еле успел надавить педаль тормоза, как наглый американец, размером не меньше моего Ямато, пролетел передо мной даже не пытаясь затормозить. Мою машину повело юзом, и мы остановились уже на другой стороне перекрёстка. Американец к этому моменту уже пропал из поля зрения. Единственным плюсом происшествия было то, что Геннадий Викторович перестал говорить. Уже потом выяснилось, что у него от резкой остановки вылетела изо рта вставная челюсть (он-то искал её у себя под ногами, но я нашёл её под передним сиденьем). Зато вместо него начали говорить мы с Андреем. Говорили мы с не меньшим воодушевлением, чем до этого Геннадий Викторович и так же громко, с той лишь разницей, что у нас слова почти все были непечатными.

Поостыв и отойдя немного от случившегося, я повёз своих гостей дальше в сторону их отеля, откуда они уже утром должны были, наконец, спокойно отбыть в столицу. Ехали мы молча, я тщательно следил за дорогой, но одна мысль всё никак не давала мне покоя. Я не готов был, конечно, поклясться на Конституции, но мне вдруг показалось, что за рулём чуть не снёсшего нас дороги автомобиля, сидел этот распухший упырь Раздолбаев.