Пролог

1

Первенец медленно рос в неуютной утробе —

Время властителя сильно сжимало тела,

Сын относился спокойно к отцовской особе,

Хоть и была для Аида «обитель» мала.

Но для души и сознанья прозрачны все стены!

Это усвоил в «желудке» отцовском Аид,

Мыслью парил он по разным краям Ойкумены,

Этой способностью с Кроном немного был квит.

2

Он относился с любовью к своим рассужденьям,

Верил, что мысли сильнее стихий на Земле,

И каждый раз, «пролетая» по дивным владеньям,

Он убеждался, что мыслям не быть в кабале!

«Многие души парят без пристанищ надёжных,

Только титанам и Крону нет дела до них!

Смертных считают презренней созданий ничтожных

И представляют, что мир – для титанов одних…»

 

Явление миру

3

Трудно жилось молодому и дымному миру —

Братья-титаны вели меж собою войну,

Каждый стремился надеть Властелина порфиру

И возлагал лишь на Крона за беды вину.

Братьев сослал он по дальним краям Ойкумены,

В Тартар отправил иных бунтарей-вожаков,

Стал от свершённого дела спокойней Селены,

Но от беды, как известно, нет крепких замков…

4

Юный Аид, погрузившись в раздумья всецело,

Как-то почуял, что стала «утроба» чужда…

Вмиг возвратился душой он в недвижное тело,

И ощутил, что вокруг изменилась среда…

Вышли наружу все дети великого Крона,

Самым последним покинул утробу Аид,

Черноволосая Рея стояла у трона

И наблюдала, как пал он на серый гранит.

5

Он огляделся, узрел в ослепляющем свете

Юношей крепких и трёх ликовавших девиц.

Рея с улыбкой сказала: «Здесь все – наши дети!»

Раньше Аид не видал этих родственных лиц.

Младший из юношей всем объяснил положенье,

В коем пребудет отныне поверженный Крон:

Место его обитанья и миру служенье,

Как будет время отец брать навеки в полон.

6

Мудрая Рея вступила неспешно в беседу,

Всем называя с рождения их имена,

Детям поведала мать про Зевеса победу,

И вместе с мужем покинула Офрис она…

Дети тотчас вознеслись на Олимп белоснежный,

Где поделили над миром верховную власть:

Небом и сушей стал править спаситель мятежный,

Старшему брату досталась подземная часть…

7

Вскоре красавец Аид опустился в ущелье,

Долго бродил там по гротам в густой темноте,

Выбрал огромную полость себе в подземелье,

Не забывая, что жил много лет в тесноте.

Стены светились от строгого взгляда Аида,

Рушились скалы и камни по воле юнца,

Своды сияли во мгле, словно днём хризалида —

Был озадачен Кронид возведеньем дворца.

8

Мыслью пробил он в граните широкие тропы,

Чтобы по ним пробирались земные сыны:

Три многоруких гиганта и с ними киклопы

Дивный дворец возвести в подземелье должны.

Сам же призвал он на вечную службу Таната —

Душам без тела не место на дивной земле!

Привлечены были Гипнос, Харон и Геката —

Думать Аиду пришлось о наказанном зле.

9

В царстве его протекали волшебные реки:

Стикс-титанида владела священной водой,

Лета вбирала в течение память навеки,

Был Ахерон душам смертных границей седой.

Сделана богом великим работа такая:

Новый поток к Ахерону направил Аид.

«Водами Плача» он стал, из земли истекая,

И в подземелье его называли Кокит.

10

Юноша бодро шагал по огромным владеньям,

Не угнетала его никогда тишина,

Часто Аид возвращался к своим размышленьям,

Знал, что для мёртвых такая обитель нужна:

«С теми, кто жил по законам Зевеса, понятно —

Их переправит в спокойное место Харон,

Там, над полями летать будет душам приятно,

А наилучших возьмёт на Элизиум Крон.

11

Здесь будут править законы огромной Вселенной,

Равными станут герои, цари и рабы.

Жизнь на земле им покажется вспышкой мгновенной,

Где их года пролетают вдоль нити судьбы!»

Юноша вспомнил убийц, причинявших страданья:

«Кара должна вызывать у преступников стон!

Будут для них по заслугам страшны наказанья —

Души их примет на муки Пирифлегетон!

12

В огненных водах глубокой реки рукотворной,

Будут злодеи, терзаясь, гореть, как смола!

Справится быстро стремнина с душой непокорной,

Но не сожжёт, продлевая мученья, дотла…

Хватит здесь места для душ необъятной Вселенной,

Но не хранилищем быть подземелье должно!

Жизнь на земле будет вечною и неизменной,

И для очищенных душ в мир открою окно!»

13

Царство своё обойдя, бог вернулся к постройке:

Чёрный дворец был гигантами врезан в скалу,

Зодчие эти искусны, умелы и бойки,

И от царя заслужили они похвалу.

Сел самый старший Кронид на подобие трона,

Взгляд устремив в небеса сквозь суровый гранит:

«Всё будет здесь подчиняться веленью Закона!

А над законом и судьями – только Аид!»

 

Страж Аида

14

Долго сидел Властелин в размышленьях на троне:

«Нужный порядок мной в царстве уже заведён:

Лета течёт, пламень вспыхнул в Пирифлегетоне,

Мир подземелья от света вверху отчуждён!

Но надоели мне жалобы душ беспокойных,

Правду земную решивших искать у меня!

Было средь них много тварей, суда недостойных,

Всех на земле обвиняющих, правду черня!»

15

Выставил царь из умерших героев охрану,

Чтоб не пускали к нему недостойных теней.

Криками буйные души мешали тирану

Делать подземное царство земного важней.

Старший Кронид не терпел ни пиров, ни безделья —

Дух закаляется только в боях и труде!

В Тартар спуститься решился тиран подземелья,

Он не хотел пребывать с богом Тьмы во вражде.

16

Тёмной тропой подошёл он к воротам огромным,

Где полусотней улыбок сиял Бриарей:

«Встретиться хочешь ты с Кроном, царём вероломным?

Только изгоя здесь нет – он Кронидов хитрей!»

«Слышал я, грохот ужасный пронёсся по скалам,

Словно Земля раскололась, как спелый каштан…»

«Это Тифон падал в Тартар с ужасным оскалом,

Там, за воротами, ныне живёт великан!

17

Благополучно здесь монстру с прекрасной женою,

Та родила в тёмной бездне двух дивных «щенков».

Те объясняются речью такой неземною,

Что эти двери готовы сорваться с замков».

«Ты почему называешь младенцев щенками?

Прежде Земля не рожала обычных зверей!»

«Что ты, Аид! – замахал грозный стражник руками. —

Это не Гея рожает! – сказал Бриарей. —

18

Ты в новом царстве, тиран, заработался, видно —

Неинтересен стал Тартар и мир остальной?

Геей была рождена полудева Эхидна,

Что стала сыну земному Тифону женой!

Выглядят дети Эхидны огромными псами,

Воют они иногда, словно в гневе Борей!

Знаешь, Аид, мы детишек пугаемся сами —

Ужас наводят они даже здесь, у дверей!»

19

«Псы, говоришь, Бриарей, у Эхидны? Забавно!» —

Молвил с улыбкою бог, посмотрев на врата.

Щёлкнули громко замки, двери двинулись плавно,

И пред Аидом предстала Земли пустота.

В тьму погрузился Аид, не почувствовав тела,

И показалось ему, что вращается он!

Сжалась душа у тирана в комок до предела,

Билась лишь мысль в голове: «Где же страшный Тифон?

20

Как темнота с пустотою бывают ужасны!

Может ли жить в этом мраке земной великан?

Здесь все усилия воли и тела напрасны,

Холодно так, что застынет в сей бездне вулкан!»

Царь перестал напрягать утомлённые очи,

Понял, довериться надо суровой судьбе.

Вдруг прояснилось пространство клубящейся ночи,

И ощутил он прилив ликованья в себе.

21

Вскоре увидел Аид вход, мерцающий белым,

Светлые стены и крышу большого дворца.

И рассудил он, что страх расширяет пределы,

Чем не должна отличаться душа храбреца.

«Вот чем ужасен для всех этот Тартар бездонный! —

Страх необузданный пленника губит собой!

Вижу, Тифон у крыльца развалился, как сонный,

Рядом Эхидна сидит на траве голубой!»

22

Из-за дворца прибежали к родителям дети,

Рыкнули многоголовые на пришлеца.

Есть чудеса и во тьме, а не только при свете —

Каждый из них был крупнее большого тельца!

Но осадил их Аид проницательным взором,

Быстро прижали они к задним лапам хвосты,

Скрипнул зубами Тифон, как воротным запором:

«Кто-то пришёл… Повелитель, ужель это ты?»

23

Сильную спину сгибая огромной дугою,

Монстр в знак покорности низко склонился к ногам:

«Власть олимпийцев мне стала, Аид, дорогою —

После похода наверх подчиняюсь богам!»

«Власть, многоглавый – не месть, не война, не услада,

К коей стремятся веками земные сыны,

Не воспитанье супруги иль милого чада,

Власть – это мощный хребет даже слабой страны!»

24

«Грозный Кронид, мы с тобой совершенно согласны!» —

Богу промолвила спешно Тифона жена.

«Ах, до чего же черты у Эхидны прекрасны!» —

Думал Аид, видя ту, что Землёй рождена.

«К вам я пришёл не грозить наказаньем, Эхидна,

Не заслужили пока вы от бога плетей!

Помощь для царства у вас я найду, очевидно,

Если даруете мне одного из детей!

25

Буйные души стремятся в обитель тирана,

Словно для них я обязан творить чудеса.

Есть у меня пред дворцом небольшая охрана,

Но я считаю надёжным трёхглавого пса.

Если направите мне в услужение сына,

Станет он Главным Хранителем царских палат.

Для отторженья его есть такая причина —

Будет всегда он и сыт, и любим, и богат!»

26

«Кербер, мой мальчик! – послышался голос Тифона. —

Наш Властелин призывает на службу тебя!»

Зашевелил пёс хвостом с головою дракона

И подошёл по граниту, когтями скребя.

Лапы у Кербера были, как ноги титанов,

Грудь бы его уместила двух тучных быков,

Очи сияли, как жерла горящих вулканов,

Зубы сверкали рядами блестящих клинков.

27

Грозный Аид подавил резкий приступ испуга

И вопросил напоследок, как будто шутя:

«Вы подарили тирану надёжного друга,

Не подведёт ли меня дорогое дитя?»

Перед Аидом «щенок» распластался покорно

И показал он властителю каждую пасть,

Вырвался пламень из них, как из мощного горна,

Тем признавалась Кронида могучая власть…

 

Обитатели подземелья

28

Часто бродил царь по брегу реки Ахерона,

Мысли его отличались во всём глубиной:

«Длинным быть должен путь смертных до царского трона,

Души умерших не будут встречаться со мной!

Мёртвых поток в мир теней увеличился вдвое,

Мой чернокрылый Танат утомлён от смертей,

Здесь сотрясаются своды от стона и воя —

Новых людей создавать стал титан Прометей!

29

Добрый племянник Гермес помогает Танату —

Души подлунного мира приводит сюда.

Не обратиться ли мне к венценосному брату,

Чтоб справедливых людей мне прислал для суда?

Души умерших пусть судят они полновластно

И разбирают подробно деянья людей!

Их заключение будет всегда беспристрастно,

И не минует божественной кары злодей!»

30

Царь, обойдя все владенья, взглянул на Харона:

«Издалека мощь потомка Эреба видна,

Жаль, не избавится он никогда от полона —

Волей судьбы стал слугою реки и челна…

Жизнь на земле для людей – превосходная школа,

Судит пристрастно о ней перевозчик с веслом

И не допустит на чёлн никого без обола —

Первым встречается здесь он с обманом и злом.

31

Если умершему в рот не вложили монету,

Значит, неправильно жил тот на вечной земле

Или напрасно бродил он по белому свету,

Был нелюбимым родными, подвергшись хуле.

Души таких не дождутся вниманья Харона —

Будут со стоном летать по прибрежным лугам,

И не достичь им владений великого Крона,

Нет им пути к Елисейским святым берегам!

32

А переплывшие в лодке потомка Эреба,

Будут подвергнуты в мире подземном суду.

Только невинной душе снова явится небо —

В чрево забросят её, как зерно в борозду».

Думая, царь углубился в глухие владенья,

Остановился на миг у Стигийских болот,

Шум нарастающий тотчас прервал рассужденья,

Знал повелитель, чей здесь находился оплот:

33

Из темноты появилась со сворой Геката,

Змеи и факелы были у девы в руках.

Гибелью путнику встреча с богиней чревата,

Псы уносили его, зажимая в клыках.

Дальше неслась за Трёхтелой свирепая стая

Чёрных, как смоль на поленьях, стигийских собак,

Только на милость богини ночной уповая,

Можно остаться живым – по-другому никак…

34

«Мир под Луной восхищён златовласой Кипридой,

Нет, говорят, на земле равной ей в красоте.

Но полагаю, никто несравним с титанидой,

Что показалась волшебной в густой темноте!

Дивно прекрасны три лика и тела богини,

И не узреть чаровницу никак со спины,

Выглядит дева на зависть самой Мнемосине —

Прелести эти её дочерям не даны…»

35

А во дворце ожидали правителя вести,

Мигом улыбка слетела у бога с лица,

Ждали его три богини проклятья и мести:

«В мир отпусти нас, там девы убили отца!»

Вспыхнули злом Алекто, Тисифона, Мегера,

Гнев – их удел, беспощадны они и страшны,

Двигала девами в правду и мщение вера,

Жаждою кары Эриннии были полны!

36

Тот, кто свершил в нарушенье законов деянье

И обагрил руки кровью друзей и родных,

Тот получает от «Гневных» всегда наказанье —

Кара бывает страшнее мучений иных!

Так привлекал царь на службу оккультные силы,

Чтобы дать катарсис душам до блеска камней:

«Смертных тела принимают огонь и могилы,

Только для «пси́хэ» «лекарства» нужны посильней…»

 

Данаиды

37

Утро ли было, иль солнце свернуло к закату,

Шёл по широким владеньям своим властелин,

Встретил Эринний, трёхтелую деву Гекату,

Кербер взглянул на царя чернью спелых маслин.

К псу подошёл он, погладил шерстистую спину,

И вопросил, чуть касаясь могучих телес:

«Что ты внимательно зришь на речную стремнину?»

Кербер ответил: «Душ много ведёт к нам Гермес!»

38

Царь обратился к посланцу Олимпа с вопросом:

«Где, Психопомп быстроногий, собрал столько душ?»

Слышалось в хоре вопящем и многоголосом:

«Был ненавистным для каждой навязанный муж!»

«Сами расскажут, Аид! Там нелёгкое дело!» —

Молвил Гермес, оставляя здесь призрачных дев.

И бестелесные взвыли уже оголтело,

Правила мира теней громким криком презрев:

39

«Смилуйся грозный Аид, нет за нами злодейства,

Мы выполняли суровый отцовский приказ!

Пусть и ответит родитель за все лиходейства,

В коих теперь обвинили неправедно нас!»

«Так расскажите немедля, прекрасные тени,

Что сотворили такого на дивной земле?

Как вы причастны к кончине людей иль измене? —

Кровь проступает у каждой на дивном челе!

40

Алою жидкостью залиты нежные длани,

Зрю я: у каждой был спрятан в одежды кинжал!

Пусть и колеблются ваши виденья в тумане,

Ясно одно: вы в живое вонзали металл!»

Кербер суровый на дев зарычал недовольно,

Чуя неправду сестёр бестелесных нутром:

«Может быть, речь у меня, властелин, и крамольна,

Только отмечены тени преступным тавром…»

41

«Тёмный Властитель, услышь наш рассказ покаянный:

Нас родилось у правителя ровно полста.

Верил родитель, гордыней своей обуянный,

Царство его укрепит дочерей красота…»

«Не говорите, девицы, об этом все сразу!

Пусть мне правдиво поведает кто-то одна!

Буду внимателен я к небольшому рассказу,

Если останется дева предельна честна!»

42

«Всё откровенно поведай царю, Клеодора!» —

Крикнула громко одна из рыдающих из дев.

«Пусть говорит обо всём без девичьего вздора!» —

Вымолвил грозный властитель, на камень присев.

И потекла ручейком речь души бестелесной,

Вдумчиво слушал Аид этот долгий рассказ,

Жизнь на земле показалась царю интересной —

Зевс и девица Ио́, Прометей и Кавказ…

43

Стало немало известно о брате Аиду:

Любвеобильным ему показался Зевес,

Если с вершины Олимпа пришёл в Арголиду,

Где проявил он к царевне Ио́ интерес.

Только узнала о том вездесущая Гера,

Деву в корову тотчас превратил властелин,

Зная, что вспыхнет супруга его, словно сера,

Спрятал Ио на просторах цветущих долин…

44

С ловкостью Гера раскинула сеть обвинений,

Выпросить в дар ухитрилась «корову» царя.

И началась для несчастной эпоха гонений —

Овод царицы богов гнал её за моря:

Пелопонесс и Балканы, седые Родопы

И переправа Ио через бурный Босфор…

Дева-корова бежала быстрей антилопы

И оказалась в плену неизведанных гор.

45

Стала она между скал, животом тяготея,

В полном отчаянье пала в кустарник густой,

Сверху она услыхала вдруг глас Прометея:

«Дева, лишь Нил может встретить тебя добротой!

Ты обретёшь снова внешность царевны аргосской,

Мальчиком там разродишься в угоду богам,

Путь твой к пустыне прочерчен незримой бороздкой,

Смело беги без оглядки к чужим берегам!»

46

Лишь промычала «Спасибо!» корова титану

И побежала, копыт не жалея, туда,

Белая шкура прилипла к иссохшему стану —

Стала заветной мечтою речная вода.

Овод Аргеи изжалил бегущей всю спину,

Скоро не стало у девушки жизненных сил,

И, разглядев пред собою большую стремнину,

Бросилась смело корова в спасительный Нил!

47

Принял корову с теплом Нил спокойный и мутный,

Вышла девицей она из ласкающих вод,

А надзирателя Геры сдул ветер попутный —

Овод не зрил, как пустеет царевны живот…

С нежностью Гелий смотрел на соперницу Геры

И на дитя средь сверкающих зеленью трав,

Деву жалел: испытала мучений сверх меры,

Но улыбался тому, что родился Эпаф!

48

Зевс не оставил Ио на погибель на бреге —

Мать и дитя приютил местный царь Телегон,

Вырос Эпаф во дворце, неподдавшимся неге,

И после смерти царя сел законно на трон.

Вскоре женился Эпаф на царевне Мемфиде,

Дочери Нила, кто бог величавой реки,

Ливию-дочь та явила седой пирамиде,

Именем этой девицы назвали пески.

49

Ливией той овладел Посейдон беспокойный

И «подарил семена» двух сынов-близнецов:

Но Агенор – черноглазый и нравом был знойный —

Мальчиком он убежал с караваном купцов.

Бел, синеглазый и светловолосый потомок,

Не оставлял родовое гнездо, как близнец,

И не искал для женитьбы своей незнакомок —

Дочь бога Нила взял в жёны красивый юнец…

50

Грозный Аид повернулся на камне гранитном:

«Я уставать начинаю от наших бесед!

Нет ничего в вашу пользу в рассказе неслитном…»

Но изрекла Клеодора: «Юнец – это дед!

Именно дети от Бела сгубили так много

Юношей смелых и нас, невиновных девиц!

Царь, не суди нас поспешно, дождись эпилога,

Правду узнаешь о жизни несчастных вдовиц!»

 

Бегство Данаид

51

«Слушаю, девы, рассказ о мужьях убиенных! —

От нетерпенья стал царь, как Гермес, деловит. —

Хватит! Довольно пространных речей сокровенных,

Я не услышал, как муж был у каждой убит!»

Но Клеодора вещала по-прежнему смело,

Девы умолкли, светясь в жутком мире теней,

Речь потекла ручейком о наследниках Бела,

Грозный властитель невольно прислушался к ней:

52

«Старший близнец жил давно за далёким Синаем

И не имел притязаний на долю страны,

Бела жена разродилась Эгиптом с Данаем,

Чьи злодеяния будут тебе, царь, видны!»

Речь Клеодоры звучала потоком привычным,

С чутким вниманием слушал девицу Аид —

Он с преступленьем столкнулся совсем необычным,

И предстояло судить пятьдесят Данаид!

53

«Юный Данай, наш отец, был красивым и сильным,

Смог удержать власть над Ливией в крепких руках,

Был он и храбрым, и хитрым, и любвеобильным —

Десять невест приглядел он в Ливийских песках.

Был десять раз наш любимый родитель женатым,

Жёны рождали Данаю одних дочерей,

Бегали девочки шумно по царским палатам,

И говорил нам отец: «Подрастайте скорей!

54

Все вы красивы, разумны, учёны, прилежны,

Вскоре за славных тиранов просватаю вас,

Самым могучим царём стану я неизбежно,

Ни от кого, знаю я, не услышу отказ!»

Выросли все пятьдесят дочерей у тирана,

Все, как одна, стали славны своей красотой,

Были в пустынной стране мы, как поле шафрана,

Словно для Ливии гордой – запас золотой!

55

Но у Эгипта, любимого царского брата

Тоже наполнен был жёнами пышный альков.

Каждая пять раз от мужа ходила чревата,

И у царя стало ровно полсотни сынов…

Выросли быстро в соседней стране Эгиптиды

И возжелали взять в жёны сестёр и меня,

Чтобы рабынями были для них Данаиды,

Жили покорно, обитель супруга храня…

56

Разве могли мы, царевны и девы пустыни,

Думать тогда по-другому, великий Аид?

Так и сказали родителю: «Мы – не рабыни!

Ты, наш отец, точно так же, как брат, родовит!

Вдруг сватовство – это просто Эгипта коварство,

И с сыновьями своими он свергнет тебя?

Ни у кого из юнцов нет и малого царства,

И возжелали жениться они, не любя!»

57

Рад был Данай несказанно такому решенью,

Стражу собрал для защиты своих дочерей,

Но устремился суровый Эгипт к соглашенью

И оказался намного сильней и хитрей.

Выступил с войском огромным Эгипт на Даная,

В Ливию прежде отправив младого гонца.

«Он поступает со мной, словно кровь неродная…

Мы убежим!» – Услыхали мы волю отца.

58

«Девы, несите на судно свои украшенья,

Мы не оставим следов, уходя по воде!

Город, отринутый нами – ещё не лишенья,

Зевс-Олимпиец не бросит потомков в беде!»

И на заре мы покинули берег ливийский,

Мудрый отец показал, как работать веслом,

Нам помогал незаметно тиран Олимпийский,

Мчался корабль по морскому простору орлом».

59

Вскоре в оставленный город вошли Эгиптиды,

Заняли дружно огромный данайский дворец,

И пировать девять дней стали, словно Крониды —

Праздновал шумно победу над братом отец.

Кончился пир, сыновья отрезвели немного

И вопросили Эгипта: «Где жёны, тиран?

Нам не нужны обещанья отца-демагога —

Будем делить твой Египет на множество стран!»

60

Нервно Эгипт стал шагать по огромному залу,

Чувствовал так он себя, словно кит на мели,

Только опомнился быстро и мало-помалу

План подготовил, узрев на воде корабли.

«Царство отца поделить? – вопросил он спокойно. —

При дележе раздерётесь вы между собой!

Собственный дом, сыновья, разорять непристойно!

Счастье же ваше сокрылось в дали голубой!»

61

«Ты, властелин, предлагаешь примкнуть к Данаидам?»

«Знойная Ливия – очень большая страна!

Принадлежать будет вам, молодым Эгиптидам,

Если у каждого будет царевна-жена!»

Вмиг сыновья собрались на построенном судне,

С шумом ударили вёсла по тихой воде,

И начались для юнцов многодневные будни,

Только не знали они, что поплыли к беде…

62

Долгий рассказ Данаид продолжала Адита:

«Лёгкие волны несли нас к чужим берегам,

Добрый обычно отец подгонял нас сердито,

Правил галерой и часто молился богам.

Руки и плечи болели от солнца и соли,

Тонкие спины заныли у нас в первый день,

Кровью сочились на нежных ладонях мозоли —

Но устрашала погони незримая тень.

63

Гостеприимно встречала корабль Арголида,

В добром Тиринфе устроил нам пир Геланор.

Вылилась с горечью наша на братьев обида —

Выгнали нас, как хорьков из родительских нор!

Слушали вскоре пелазги с большим интересом,

Что рассказал им Данай о царевне Ио —

И, преклоняясь давно пред великим Зевесом,

Приняли люди страны, как родного его.

64

Нас разместили с почётом по царским палатам,

А повелитель держал с Геланором совет:

Как поступить властелину ливийскому с братом,

Чтоб избежать Данаидам несчастий и бед?

Лекарь помог исцелить нам больные ладони —

Наши мозоли настойками смазывал он…

Вдруг мы услышали крики мужчин о погоне,

В город спешили пелазги с различных сторон.

65

Бой завязался уже под стеной городскою,

Мы ужаснулись, услышав знакомую речь,

Это жених из Египта ходил по покою

И выставлял пред собою сверкающий меч.

Гости напрасно искали царя Геланора,

Тот незаметно со стражей ушёл от ворот,

Только потом мы узнали, вернётся не скоро —

Он не желал подвергать избиенью народ.

66

В адрес царя полетели повсюду проклятья,

Гости ругали его, гневом жарким горя,

И захотели тогда полукровные братья

Выбрать послушного им, Эгиптидам, царя.

Трон предложили родителю не безвозмездно.

Что мог отец против всей полусотни один?

После торгов их с Данаем нам стало известно,

Что скоро будет у каждой из нас господин.

67

Всё совершилось, как было захватчикам надо —

Слепо пелазги избрали тираном отца,

Люди себя повели, как обычное стадо —

Не оказалось средь них пастуха-храбреца.

Свадьбы назначены были отцом и юнцами,

Город готовился срочно к большим торжествам —

Площадь столицы наполнилась вскоре купцами,

Взоры прикованы были к скоту и дровам.

68

С нами Эгипта сыны обращались игриво,

Словно они получали не жён, а коней,

Царь, наш родитель, на троне сидел молчаливо,

Только лицо у него было тучи темней…»

 

Злодеяние Данаид

69

Словно застывший сидел грозный царь, вспоминая

Жизнь, проведённую в страсти, боях и пирах,

Но угнетало подспудно сознанье Даная

То предсказанье, в душе поселившее страх:

«По головам не шагал я к ливийскому трону,

В частых боях не губил понапрасну людей,

Жил я и правил страною всегда по закону,

Не обирал свой народ, как купец-иудей.

70

Странно, что предок далёкий – Зевес Олимпийский

Не бережёт от несчастий потомков своих…

Мне предсказал очень ясно оракул дельфийский,

То, что опасен мне дочери каждой жених.

Будто бы зять мне покажет дорогу к Аиду

И под язык убиенного сунет обол.

Жаль, не узнать мне, кто смерть принесёт апатриду,

И по кровавой дорожке взойдёт на престол.

71

Но не бывать никогда, я уверен, такому,

Чтобы погиб безрассудно невинный Зевсид!

Дев приобщу после свадьбы я к «делу» мужскому,

Там и увидим, кто будет коварно убит!»

Царь улыбнулся, ещё раз обдумав идею,

Мысленно он набросал ужасающий план,

Переодевшись слугой, поспешил к иудею,

Слившись за дверью дворцовой с толпой горожан…»

72

Амфикомо́на затем продолжала вещанье,

Как у пастушки, была речь царевны проста:

«Вечером царь наш любимый давал обещанье,

Что всю семью от позора спасёт красота:

«Станьте на свадьбе прекрасней самой Афродиты —

От красоты неземной слепнут даже орлы!

Волосы пышные, с ярким румянцем ланиты,

Стройные шеи и плечи пусть будут белы!

73

Вы на пиру улыбайтесь, хоть вам неприятно,

Сделают дело своё ваша ласка и хмель,

Пусть взвеселяются ваши супруги изрядно —

Их упокоит навечно в алькове постель!

Ближе к финалу весёлого брачного пира,

После того, как усталость подступит к глазам,

Смолкнут певцы, и утихнет звенящая лира,

Всем вам вручу от супружества острый «бальзам».

74

Нежные руки узнают его назначенье,

Спрячьте «лекарство» надёжно в своих волосах.

Верю, что будет успешным от брака «леченье»,

Помните, девы, чьи жизни теперь на весах!»

Вновь продолжала ужасный рассказ Данаида:

«Мы поступали, как нам повелел наш отец:

Каждая дева была красотой, как Киприда,

От дифирамбов мужей сотрясался дворец!

75

Наши улыбки там сделали важное дело,

И предвкушенье услады манило мужей —

Двинулись с нами они по палатам несмело,

Только с собою несли мы полсотни ножей…

Зал опустел, словно русла речные в пустыне,

Гости хмельные уже разошлись из дворца,

И наказали мужей ненавистных «рабыни» —

Спящим супругам вонзили кинжалы в сердца!

76

Слушал Данай с наслажденьем предсмертные стоны

И восхищался на троне высоком собой:

«Звонкой рекой обозначатся скоро навло́ны,

Надо уметь иногда спорить с грозной судьбой!

Повеселились юнцы, не изведав граната,

И в подземелье уходят без жён и без свит!

Слышу, как хлопают чёрные крылья Таната,

Примет к утру Эгиптидов суровый аид.

77

Головы юных мужей отвезу в колеснице

К Лерне и брошу там в пропасть на самое дно,

И не узнает никто о деянье в столице,

Ибо такое свершить я задумал давно.

А безголовые трупы зарыть за стеною

Смогут к утру Данаиды уже без меня.

Исчезновение братьев не свяжут со мною —

Буду я Аргосом править, законы храня…»

78

Ночь опустилась на город, даруя прохладу,

Царь в нетерпенье оставил насиженный трон,

Медленным шагом неслышно вошёл в анфиладу,

Слушая шёпот красавиц с различных сторон.

Призрачный свет проникал во дворец осторожно,

Замер внезапно властитель пред дверью одной,

Стало Данаю тогда непривычно тревожно,

Что Гипермнестры альков встретил вдруг тишиной.

79

Дверь приоткрыв, царь увидел её одинокой:

«Где, Данаида, твой «ласковый» муж Эгиптид?

Или в окно улетел он трусливо сорокой

Вместо того, чтоб спуститься, как братья, в аид?»

«Я пожалела его – он был ласков со мною,

И отпустила с советом: сокрыться скорей!»

«Скверная дочь! Надо их закопать за стеною,

А не на волю пускать, как простых сизарей!

80

Это не свадьба была, а позорная кража

Самых достойных в Ливийской пустыне девиц! —

Крикнул со злостью Данай. – Эй, дворцовая стража,

Бросьте преступницу эту в одну из темниц!»

«Стража сковала сестру, – продолжала Адита. —

Царь не привык говорить чужакам лишних слов.

Скоро к темнице ушла вся дворцовая свита,

Мы же повозку наполнили кучей голов.

81

Хитрый Данай показал, где есть дверь потайная:

«Это спасительный выход на случай войны!

Знаю, не станет преградой стена крепостная,

Там закопаете мёртвых при свете луны!»

Трупы таская, мы все проклинали сестрицу:

«Как Гипермнестра смогла не послушать царя?

Добр был отец, посадив негодяйку в темницу,

Жизнь сохранил ей властитель, считаем мы, зря!»

82

Эос узрила, взойдя, что отмыты альковы,

Убрана лишняя пища с вином со стола,

И улыбались друг другу прекрасные вдовы,

Не выявляя примет совершённого зла.

Царь, восседая на троне, замыслил деянье,

Явно желая продать дочерей красоту,

Только одно омрачало его ликованье:

Беглый Линкей находился в Тиринфском порту…

83

Думал тиран: «Всё идёт в нашей жизни прекрасно —

Дали смертельный отпор мы ужасным врагам…

Только Линкея в Тиринфе искать мне опасно,

И возвращаться нельзя нам к родным берегам!»

Спрыгнул властитель вдруг на пол с высокого трона:

«Эврика! – крикнул, кружась у зелёных колонн. —

Игры сейчас объявлю в честь царя-Крониона,

Вместо ненужных теперь никому похорон!

84

Съедутся в Аргос тотчас молодые атлеты,

Дев предложу победителям вместо наград!

За красотой побегут все быстрее кометы —

Каждый из них пожелает с царевной услад!»

Царь объяснил дочерям в откровенной беседе,

Что победитель забега уедет с женой,

Станут с Данаем тогда дружелюбны соседи

И не пойдут никогда на тирана войной».

85

«Хитрый отец всё продумал, – сказала Агава. —

Все состязанья прошли, как хотел наш тиран.

Хоть и достались героям царевны и слава,

Но не исполнен был главный родительский план.

Царь перед свадьбой старейшин позвал на собранье,

Чтоб провести над преступницей праведный суд,

Где проявлял изворотливость, хитрость, старанье —

Речи текли, как вино из сосуда в сосуд:

86

«Эта девица, жена Эгиптида Линкея,

Дерзко нарушила волю тирана-отца:

Не погубила лжемужа в стенах гинекея,

А помогла негодяю бежать из дворца!

Скверный поступок опасен для нашей столицы —

Подлый беглец может мстить горожанам, друзья!

Нет оправдательных слов для презренной девицы,

И оставлять негодяйку в живых нам нельзя!

87

Вынужден буду во всём согласиться я с вами,

Если смертельный объявите ей приговор!»

Но покачали старейшины вдруг головами:

Дева в оковах – не гордость отца, а позор.

«Требую казни! – Воскликнул властитель сердито. —

Вовремя кара настигнуть девицу должна…»

Только внезапно спустилась с небес Афродита:

«Нет, не доказана девушки этой вина!

88

Вижу, не ведал властитель о чувствах прекрасных

И не слыхал о созвучном биенье сердец!

Значит, прожил много лет он в исканьях напрасных,

Хоть и родил пять десятков прелестниц отец».

«Я, Афродита, правитель огромного царства,

И пятикратно на девах ливийских женат.

Слышал про чувства такие, но ложь и коварство

Дочери должен пресечь чернокрылый Танат!

89

Я для неё – и отец, и властитель небесный,

Слово моё для девицы – бесспорный закон!

И аргумент о любви на суде неуместный,

Дева виновна, и ей наказанье – навлон!»

«Знаешь, тиран, что любовь выше царского трона,

Что перед нею и боги Олимпа слабы?

Освободи Гипермнестру скорей из полона,

Дочерь твоя не погибнет по воле судьбы!»

90

Пал пред великой богиней Данай на колени

«О, Афродита, услышь ты моленье царя:

Пусть судят старцы её без твоих повелений

Чтоб не оправдывать эту изменницу зря!»

Только собранье старейшин – отнюдь не палестра,

И бесполезно на нём поучать стариков.

Ими оправдана сразу была Гипермнестра:

Освободить предписали её от оков!

 

Наказание Данаид

91

«Да, натворили вы, женщины, бед в Арголиде…

Кто же, скажите, сумел вас отправить сюда?» —

Девы увидели вдруг перемены в Аиде —

Стало лицо холоднее альпийского льда.

«Царь нас собрал, – продолжала рассказ Гиппорета. —

И пояснил: наступила пора дележей:

«Выберет каждая дочь из полсотни атлета,

Завтра вы все обретёте законных мужей!»

92

До темноты он вещал нам о завтрашних планах:

«Стать грандиозною общая свадьба должна!

Аргос утонет и в розах, и в белых тюльпанах,

А приглашённые гости – в потоках вина!»

Дальше мы все разошлись по уютным палатам

И от усталости впали в глубокие сны,

Где повстречались во тьме с чернокрылым Танатом…

Грозный Аид, мы погибли в ту ночь без вины!»

93

К Керберу царь подошёл и погладил по холке:

«Эти девицы душой пострашнее зверей —

Не совершают такого шакалы и волки!

Нет, не должно на земле быть таких матерей!

Не было прежде на свете ужасней эксцесса —

Нервы у тех негодяек – Гефестов металл!»

«Царь, как отмщенье свершилось, спроси у Гермеса!

Видишь, племянник подходит, а рядом – Тантал!»

94

«О! Психопомп, видишь, души висят предо мною?

Их ты недавно доставил толпою сюда.

Эти… никак не хотят согласиться с виною,

Мне не хватало тебя для свершенья суда!»

«Да, наверху отзывались о жёнах нелестно:

Мужеубийствами был осквернён гинекей!

Мне от Танатоса стало, правитель, известно,

Что отомстил Данаидам за братьев Линкей.

95

Он уцелел лишь один от Данайского гнева:

Юноша был самым скромным на свадьбе своей,

Там и влюбилась в него милосердная дева,

Именно ей и достался в супруги Линкей:

Собственноручно убийц он отправил к Харону,

Не позабыв отослать и Даная вослед.

И на него водрузили пелазги корону,

Этим закончилась цепь неминуемых бед».

96

«Юношей девы сгубили по воле Даная,

Он и виновен в деянье…» – промолвил Аид.

«Нет! Ситуация, дядя, немного иная:

Жёны супругов убили!» – ответил Зевсид.

«Слово отца для детей – выше всяких законов!

И соглашаться с тобой мне, Гермес, не резон!»

«Дядя, он дал их супругам, как россыпь цирконов,

А для жены только мужнина воля – закон!»

97

«Прав ты, племянник, виновны они в преступленье!

Дам в наказанье за это бессмысленный труд!

Только тогда им даруется свыше прощенье,

Если наполнят водою бездонный сосуд…»

 

Ложь Тантала

98

«Души девиц засверкают нескоро кристаллом,

Вытечет много из бочки бездонной воды…

Хватит о них говорить! Что случилось с Танталом?

Или он – тоже виновник ужасной беды?

Если убийца, то бросим в волну Флегетона,

Пусть очищает себя он в потоке огня!

Коль не нанёс он здоровью чужому урона,

То огради от общенья с Танталом меня!»

99

«Дядя, с Танталом-царём непростая задача…

Выслушай то, что узнал я от добрых людей!

Здесь и Кокит не поможет с потоками плача —

Этот властитель – невиданный в мире злодей!»

«Что же ты знаешь такое, гонец быстроногий?

Голую правду поведай о нём до конца!»

«Этот преступник, державший Зевеса в тревоге —

Брат мой по крови, но нравом страшней подлеца!

100

Ты, верно, знаешь о страсти царя пантеона? —

Ходит он к смертным девицам порою ночной,

Много детей на земле у отца-Крониона,

Только не каждый доволен судьбою земной.

Как-то на Фригию царь наш направил вниманье —

Он наблюдал за земными людьми, как никто.

Быть у подножья Сипила явилось желанье —

Возле стремнины Пактола он видел Плуто.

101

Разве могла устоять перед Зевсом царица земная? —

Очи тирана сверкали, как синий кристалл!

Радостной стала для них эта встреча ночная,

И появился на свете красавец Тантал.

Сам понимаешь, Аид, что рожденье от бога —

Это не только отцовских очей синева

И красота, и талантов каких-то немного,

Но и на трон материнский в Сипиле права.

102

Юношей он оказался уже на престоле —

Мать добровольно ему уступила свой трон,

Жизнь потекла златоносной водою в Пактоле,

Счастье его окружило с различных сторон.

Царские пастбища славились сочной травою,

Быстро при нём возросло поголовье скота,

И зашумели сады молодые листвою —

По два таланта плодов собиралось с куста!

103

Но основное богатство нашёл он в Сипиле:

Было немало в горе золотых рудников,

И выплавлялось с избытком металла в горниле,

Златом отделан был каждый дворцовый альков.

Не обделяли царя Олимпийцы вниманьем,

Я не жалел для Тантала божественных сил:

Стал управлять он торговлей, налогов взиманьем,

И засверкал, как алмаз, прежде бедный Сипил.

104

Стала невестой царя нимфа Эвриана́сса,

Тестем Тантала был бог – златоносный Пактол.

На торжество к ним спустились все музы Парнаса,

Боги почтили присутствием свадебный стол.

Там отличился Тантал недостойным поступком:

«Что подарить жениху?» – Зевс спросил у него.

Тот отвечал, салютуя наполненным кубком:

«От пантеона не нужно мне, Зевс, ничего!

105

То, что имею – представлено было судьбою,

И для счастливого брака хватает вполне,

Рад я, Властитель, тому, что зачат был тобою,

Только не ты даровал жизнь богатую мне!»

Зевса обидел он речью такой, вероятно,

Но Олимпиец сдержался – Тантал был любим.

Только заметили все, как отцу неприятно —

К выпадам грубым Кронид был всегда нетерпим…

106

А через год родила нимфа мужу Пелопа,

Рад был тому молодой горделивый Зевсид…

В эти же дни поселилась на Крите Европа,

И прибывали суда на загадочный Крит.

Там и узнали купцы о чудесной собаке,

Что охраняла Зевеса божественный грот,

И устремился народ к ней, как пчёлы на маки —

Не было в мире подобных собачьих пород!

107

Именно этот подарок козе от Зевеса

С острова вывез украдкой Сипила сосед,

Но не осмелился спрятать в пределах Эфеса,

А схоронил у Тантала, запутав свой след.

«Кушать не просит! – подумал властитель Сипила. —

Шерсть золотая на ней – наслажденье очам!

Шкура сверкает прекраснее хризоберилла,

Будет собака дворец освещать по ночам!»

108

Предположил царь, что скоро спохватятся боги,

И прилетят к нему с неба Зевеса гонцы.

«Долго не будут они обивать мне пороги,

Если собаку я спрячу под шкурой овцы!»

Сидя на троне, тиран погрузился в дремоту,

И пред собою увидел посланца богов:

«Брат мой, верни то, что прячешь к отцовскому гроту,

И поспеши это сделать без лишних торгов!»

109

«Что ты, Гермес, обвиняешь властителя в краже?

Я кроме Ваших пиров не бываю нигде!»

«В этой неправде испачкал ты совесть, как в саже,

Что приведёт, брат, тебя к неминучей беде!»

«Жизнью клянусь, что не брал я собаку на Крите!

В краже меня уличить ты пытаешься, брат?

Можешь отцу доложить о бесплодном визите,

И над тобой посмеётся Зевес-автократ!»

110

«Этим он выдал себя, что заёрзал на троне… —

Сразу заметил Гермес. – Знать, душа нечиста!

Глянул на пастбище бог, став на узком балконе, —

Овцы траву поедают, одна лишь сыта…»

Золотом ноги блеснули под шубой овечьей,

Вмиг оказался Гермес на широком лугу

И подивился нелепости лжи человечьей:

«Бога решил обмануть, как простого слугу!»

111

«Честный ты, брат, если смело клянёшься судьбою!

Так и скажу я о данной мне клятве отцу!

Думаю, брат, что нескоро я встречусь с тобою!

Только отмой мне от золота эту овцу!»

Нежно поставив собаку у царского трона,

Чёрную шкуру овцы ловко сбросил на пол:

«Ты, брат Тантал, не достоин богов пантеона,

Знаю, за это тебя не похвалит Пактол!»

112

«Ты не обманешь, Гермес – ухищренья напрасны!

Быстро за этой собакой слетал ты на Крит!

Шутки такие со мной, Быстроногий, опасны,

Будешь пред Зевсом великим Танталом побит!»

Но не ответил Гермес неправдивому брату —

Определит Громовержец Тантала вину!

Ложь не добавит горячей любви к плутократу,

Определив настоящую цену лгуну…

113

Несколько дней царь провёл в необычной тревоге

И не ошибся: призвал нечестивца Зевес:

«Сын мой, о смертных всё знают великие боги,

Зря отказался пред братом от пса наотрез!»

«Это гонец твой Гермес, брата выставил вором!

Я не умею, как он, совершать чудеса!

Именно он бросил в стадо барана, в котором

Спрятал умело златого и вечного пса!»

114

«Знаешь, Тантал, коль ты выбрал кривую дорогу,

То на прямую не ступишь уже никогда!

Можно, петляя всю жизнь, подойти к эпилогу,

Но будет страшным в аиде решенье суда!»

Голову низко склонил перед Зевсом сипилец,

Спрятать гордыню свою ухитрился Тантал.

«Дважды тебя я простил!» – произнёс Олимпиец.

Слышался в голосе Зевса холодный металл…

 

Преступление Тантала

115

Годы летели, Сипил богател ежедневно,

Хитрый Тантал часто был у богов на пирах,

Зевс не беседовал с ним ни тепло и ни гневно,

И оставался холодным, как глянец в горах.

Изредка боги спускались к владыке Сипила,

Где ожидал их роскошный божественный стол,

Редкие вина текли там потоками Нила,

Лился медовый нектар, словно дивный Пактол.

116

Блюда мясные любили великие боги,

Запахом жареных туш наслаждались они,

И покидали охотно Олимпа чертоги,

Чтоб пировать на земле смертным людям сродни.

И не случайно придуманы жертвы животных —

Дым ароматный всегда достигает небес,

За гекатомбами смотрит из комнат высотных

Неутомимый властитель Олимпа Зевес…

117

Хитрый сипилец запомнил Кронида упрёки,

Голос его, проницательный взгляд мудреца,

На прозорливость богов Олимпийских намёки,

Также на то, что Тантал не обманет отца.

Десять мучительных лет царь вынашивал планы,

Как доказать превосходство своё небесам —

Если не смогут раскрыть Олимпийцы обманы,

Значит, тогда небожителям равен он сам!

118

Дивная осень ушла во владения Крона,

В Малую Азию ветер принёс холода,

К мужу Аиду спустилась в слезах Персефона,

И подступила к златому Сипилу беда…

Собран с полей и в садах урожай небывалый,

Золотом полнились быстро царя закрома,

Рос у Тантала наследник восьмигодовалый

И поражал он отца остротою ума.

119

Многие мысли обдумал Тантал за декаду,

Но для себя незаметно склонился к одной:

«Разоблачу на пиру Олимпийцев браваду!

Будет участником этого сын мой родной!

И докажу, что достоин Тантал пантеона —

Хитростью я удивлю весь божественный мир

И потесню на Олимпе певца Аполлона,

Станет прощальным в чертогах Сипила мой пир!»

120

Боги Олимпа сошли неохотно к Танталу —

Не были с ним, как обычно, дружны и милы.

Долго ходили, грустя, по огромному залу

И не спешили возлечь за большие столы.

Распоряженья хозяин давал суетливо:

«Эй, музыканты, играйте для лучших гостей!

Вы не уступите Фебу! – сказал горделиво. —

Дивная музыка пищи прекрасной сытей!»

121

Пифос с вином в зал вкатили могучие слуги,

Кубки наполнил напитком сипильский тиран,

Лестную речь произнёс без заметной натуги,

Выпил один, поспешая исполнить свой план.

Музыка вновь заиграла, запела девица,

Взглядом провёл он по краю богатых столов,

Строго смотрели на смертного дивные лица,

Но не жалел хитрый царь для богов лестных слов:

122

«Это вино привезли для меня киприоты,

Именно там Афродита явилась на свет!

Ягоды эти – Деметры великой заботы,

В сих гесперидиях – Гелия радостный след!

Я принесу то, что сделал своими руками —

Так приготовить жаркое не сможет никто!»

Зевс в напряженье задвигал тотчас желваками —

Кажется, зря соблазнил он когда-то Плуто.

123

Вышел Тантал горделиво из тронного зала,

Крепкие двери мгновенно закрылись за ним,

Взгляд Громовержца стал сразу острее кинжала,

Так никогда не был Зевс сыновьями раним.

Ждали все боги Тантала, как парусник ветра,

Вот он принёс на подносе жаркого куски,

Первой взяла в рот кусочек богиня Деметра,

Больше никто не поднял к угощенью руки.

124

Выбежал сразу Гермес за огромные двери,

Зевс поднял руку с пылающим ярким огнём:

«Ты усомнился в провиденье нашем и вере? —

Блюдо подал, не сказав, что лежало на нём!»

«Грозный Зевес! – в зал ворвался Гермес быстроногий. —

Ты обозри, что скрывают Тантала слова!»

И посмотрели тотчас на посланника боги —

В правой руке находилась ребёнка глава…

125

Злобою вспыхнул Зевес, как две сотни вулканов,

Испепелил негодяя, вонзив сажу в пол:

«И никогда не узрят над убийцей курганов,

И не коснётся могилы ни дождь, ни Пактол!»

Дальше, по знаку великого бога Кронида,

Быстрый Гермес опрокинул жаркое в сосуд —

Рано летать малышу на просторах аида,

Будет он жив и обрадует матушку тут…

126

А из сосуда поднялся Пелоп убиенный,

Только в плече малыша не хватало куска.

Костью слоновой закрыл брешь Гефест вдохновенный,

Цветом заплата была, как пятно молока.

Долгий рассказ завершил Психопомп быстроногий:

«Требует страшное дело Тантала суда!

Да… На такое убийство способен немногий…

Знай Властелин, воля брата Зевеса тверда!

127

Он пожелал применить к нему кару такую,

Чтоб содрогнулся от страха возмездия мир!

И, чтоб, заранее зная породу людскую,

Боги всегда отвергали со смертными пир.

Слышать не хочет Зевес о неправедном сыне —

Детоубийца отцу дал жестокий урок:

Тех на земле, кто душою был склонен к гордыне,

Должен настигнуть своим наказанием рок!»

128

Скоро придумал Аид для Тантала мученья,

Чтобы стоял тот по горло в прозрачной воде,

А над убийцей повисли, качаясь, каменья,

Чтоб опасенье усилить в грядущей беде.

Вечно страдать будет гнусный преступник от жажды,

Влага уже не коснётся его лживых уст,

Ветви с плодами повиснут над ним не однажды,

Но до скончанья веков жадный рот будет пуст!

129

Вечны мученья для грань преступившего сына —

Зевс не желает прощенья убийце-лгуну!

Очень ужасна для глаза такая картина,

Но не дано искупить негодяю вину!

 

Первый обман Сизифа

130

Траур объявлен был Главком в Коринфе богатом —

Грозный властитель покинул сверкающий мир.

Отягощённый несчастьями внуков и златом

Дух старика улетел на последний свой пир.

Много могли бы поведать о нём царедворцы,

Но угнетал их пред властью правителя страх.

Много писали о славном царе мифотворцы,

Но лучше знает о нём бог, развеявший прах…

131

Тяжкие тучи повисли над дивной Элладой,

Сына Эола оплакивал мощный Борей,

Город Коринф был охвачен промозглой прохладой,

Ветер в печали срывал корабли с якорей…

Грозный Аид восседал на сверкающем троне,

Рядом с красавцем Кронидом сидела жена.

Воспоминанья свои он вещал Персефоне,

Слушала их вместе с нею земли тишина.

132

В зал Властелина вошёл Психопомп осторожно:

«Дядя, я царскую душу доставил сюда!»

«Я рассужу, мой племянник, её непреложно,

Только поведай мне, много ль принёс он вреда?»

«Здесь вам известный беглец из подземного царства,

В жизни был мудр, изворотлив и слишком спесив,

Он никогда не чурался ни лжи, ни коварства —

Это сын бога Эола, бесчестный Сизиф!»

133

«Ах, это лгун, что пленил смертоносца Таната? —

Можно наказывать было его без суда!

К нам, в подземелье, спустился Сизиф поздновато,

Только прощенья не вымолит он без труда!»

«Но, справедливый Аид, я большим интересом

Слушать согласна о смертном властителе сказ!

Дай перекинуться словом с весёлым Гермесом!» —

Так Персефона рекла, не сводя с мужа глаз.

134

Муж в знак согласья с супругой сомкнул вмиг ресницы,

Так он яснее провидел плохие дела,

Не занимал он судами вниманье царицы —

Больше, чем власть, ей земля под луною мила.

Ловкий Гермес знал о людях достаточно много —

С лёгкостью мысли земные ловил на лету,

И не могли обмануть эти смертные бога —

Был Быстроногий с рожденья подобным плуту.

135

Повествование начал Посланник с Эола —

Знал он историю мира не хуже Клио —

Как тот трудился, желая добиться престола,

И по заслугам достиг Ветровластец всего!

Остров безлюдный и тихий найдя в океане,

Мудрый Эол там построил и город, и порт,

Были в кровавых мозолях могучие длани,

Но за творенья свои несказанно он горд.

136

Повелевать там Эол научился ветрами,

Свой островок избавлять от ненужных дождей,

Не увлекался могучий правитель пирами,

Крепким порядком привлёк он на остров людей.

Вот от кого был рождён коринфянин известный,

Город построивший сам на большом пустыре.

Там и прославился он, как правитель нечестный,

Только Коринф укрепился при этом царе.

137

Но у людей всё не так, как у нас, Персефона,

Жизни земной неизбежно приходит конец…

Вот и Сизифа прижала к аиду корона,

Старшему сыну отдать предстояло венец.

Царь приготовился к встрече с угрюмым Танатом:

Жарилось мясо быков на огромных кострах,

Пахло в дворцовых покоях вином и мускатом,

И не испытывал царь ни тревогу, ни страх.

138

Скоро Танат прилетел дуновеньем холодным,

Чёрные крылья сложил он и выставил меч.

«Скоро ты будешь от тягот навеки свободным,

И не пугайся клинка! – начал тихую речь. —

Прядь серебристых волос я отрежу не больно,

Это обязан я сделать сейчас, властелин!

И ощутишь ты без тела, как дышится вольно,

Сам полетишь, как и я, по просторам долин!»

139

«Мы зарождаемся долго – три четверти года,

А умираем порою в мгновенье одно!

Пусть подождут хоть немного простор и свобода,

Я предлагаю тебе дорогое вино!

Выпей со мной напоследок, Танат справедливый! —

Бог посмотрел на Сизифа, крылами шурша. —

Верю, что буду я скоро навеки счастливый,

Кубок с тобою испить пожелала душа!»

140

«Знаешь ли, я не имею морального права

Ни пировать, ни беседовать даже с тобой!

Ваши прекрасные вина для бога – отрава,

Так что смирись, властелин, с неизбежной судьбой!»

«Не понимаю, Танат, я богов суеверных,

Не проявляющих к смертным живой интерес!

Наше вино не относят к разряду прескверных

Ни Посейдон-Колебатель земли, ни Зевес!

141

Слабость свою предо мной проявляешь, сын Мрака,

Мне даже стыдно тебе доверять седину!

Лучше б сражался ты в поле с колосьями злака,

Коль прикоснуться боишься устами к вину!»

И призадумался бог над словами тирана:

«Разве весёлый Дионис с вином – это миф?

Да и на смерти людей нет особого плана,

Выпью вина – мне приятен весёлый Сизиф!»

142

Меч отложив, принял кубок в усталую руку:

«Что ж, наливай мне Диониса сладкий нектар!

Может, развеет вино многолетнюю скуку,

Вспомню, что я и душою, и телом не стар!»

«Как не хотел, Персефона, царь зреть подземелье!

Я, сделав так, покраснел бы сей миг, как гранат —

Он незаметно влил в кубок снотворное зелье,

Выпив немного, заснул утомлённый Танат!»

143

Быстро сковал властелин чернокрылого бога:

«Больше не будешь летать над землёю, как шмель,

И угрожать смертным людям строкой эпилога!

Правильно ты говорил, что опасен наш хмель!»

Спрятал властитель пленённого бога в темнице,

Меч смертоносный засунул под каменный трон,

С гордой улыбкой вошёл он к печальной царице:

«Не принимает меня непреклонный Харон!»

144

Не пожелал властелин от Таната «свободы»

И проводил жизнь свою в бесконечных пирах.

Без погребений летели счастливые годы,

Смерти не стало, исчез унизительный страх…

«Помнишь, великий Аид, обратил ты вниманье,

Как у реки отдыхал беззаботно Харон?

Слышались в царстве твоём лишь Тантала стенанья,

Требовал он, чтоб свершили родные навлон!»

145

«Как же забыть? Я всё помню, Гермес, безусловно —

Сам в ситуации скверной я был виноват!

Люди тогда на земле разлагались духовно,

Зная, что к ним не придёт чернокрылый Танат.

Кто же привёл к нам сюда хитреца Эолида

Разве не ты, быстроногий племянник Гермес?»

«Лгун венценосный примчался быстрее болида,

А подтолкнул властелина наш буйный Арес!»

146

«Ужас какой совершил! – изрекла Персефона. —

Смертные люди с богами уже наравне?»

«Вырвал Таната воинственный бог из полона! —

Умный Гермес отвечал венценосной жене. —

Ловкий властитель успел пообщаться с царицей,

Прежде, чем душу коварную выбил Танат —

Срезал пучок седины онемевшей десницей

И улетел смертный бог от чужих колоннад»…

 

Наказание для Сизифа

147

Глядя на мужа, спросила его Персефона:

«Что же с ним станет в дальнейшем, великий Аид?»

«Я накажу хитреца за презренье закона —

Будет им кубок расплаты за это испит!»

«Необязательно зрить мне его наказанье!» —

Вымолвил быстрый Гермес, уходя из дворца.

«Не торопись, Властелин, применять истязанье! —

Ясно услышал Аид тихий голос лжеца. —

148

Не доверяю деяньям супруги Меропы —

Не совершила она надо мной ритуал…

Мне бы направить туда на день старые стопы,

Чтоб провела погребенье, я дам ей сигнал.

Сын мой решил отыскать беглеца Гиппоноя,

Матери он не поможет, великий Аид,

Лишь на прощанье там выпью с родными вино я

И прилечу к вам сюда через прочный гранит!»

149

Царь, вопрошая, взглянул на жену Персефону,

С нежностью та улыбнулась Аиду в ответ.

Молвить продолжил Сизиф: «Не верши мне препону,

Не налагай на солидного мужа запрет!

В жертву тебе и жене принесу я полстада

Крупных и тучных, с красивою шкурой коров!

Очень надеюсь, Аид, что ты понял, как надо —

Я никогда не жалел для бессмертных даров!»

150

Глянул Аид на Сизифа: «Какая погода

Там наверху?» – «Я покинул мир светлый зимой!»

«Мною даётся тебе лишь на сутки свобода,

Должен вернуться потом ты сюда, как домой!»

Вылетел дух хитреца на просторы Вселенной,

И с высоты обнаружил он место дворца,

И воплотилась мечта, что была вожделенной,

Приняло тело холодное душу лжеца.

151

Сбросив поспешно с себя самого покрывало,

Кинулся царь возрождённый к Меропе-жене

И прокричал громогласней любого кимвала:

«Жизнь непрожитая снова вернулась ко мне!

Грозный Харон от тебя не дождался навлона,

Но справедливо судил непреклонный Аид,

И пониманьем прониклась ко мне Персефона —

Мужу сказала: «Своё не прожил Эолид!»

152

И запылали костры под стеной городскою,

А над Коринфским заливом поплыл вкусный дым,

И потекли на пирах вина бурной рекою,

Вновь повелитель себя ощутил молодым.

В жертву Аиду и Коре принёс он полстада,

Многим пейзанам досталось от царских щедрот,

Заговорила о чуде Сизифа Эллада,

И восхвалял хитреца простодушный народ.

153

Знал быстроногий Гермес о решенье Аида,

Только о сроке не ведал стремительный бог,

Рада была возвращенью Сизифа Киприда —

Храм для неё был построен в означенный срок.

Грозный Танатос дворец облетал стороною,

На площадях городских видя много костров,

Лет через семь бог явился за царской женою —

С прядью её он умчался быстрее ветров.

154

Царь хоронил одногодков и тех, кто моложе,

Сам же был бодрым, весёлым и сильным, как лев,

Не пустовало роскошное царское ложе —

В храме Киприды он знал много ласковых дев.

Там и увидел Гермес, как тиран плутоватый

С юной прелестницей вёл о любви диалог,

Вспыхнул Гонец: «И живой, и безмерно богатый!

Жрицу пытается старец завлечь в уголок!»

155

И моментально узнал Властелин подземелья

То, что увидел в Коринфе Посланник богов:

«Старый тиран совращает юниц от безделья,

Прячется в храме Киприды от прежних долгов!»

Там оказался Танатос в мгновение ока,

Срезал последнюю прядь с головы старика,

И полетела душа по велению рока

В тёмное царство Аида уже на века…

156

«Ты обманул и меня, и мою Персефону,

Чревоугодием ты занимался сто лет!

Вкатывать будешь ты камень по горному склону,

Лишь закатив на вершину, узришь белый свет!»

Был погружён Эолид в труд напрасный всецело,

Но одолеть он не может весь груз валуна:

Возле вершины слабеет могучее тело,

И норовит задавить этот камень лгуна.

157

Камень катает коринфский обманщик столетья,

Хоть и признал пред богами земную вину:

«Сам виноват, что сплетал из иллюзии сеть я,

И оказался у лжи и обмана в плену!»

«Так завершилась история сына Эола —

Тихо закончил рассказ для царицы Гермес, —

Будут наказаны все властелины престола,

Если они нарушают законы Небес!»

 

Похищение невесты

158

Время в аиде застыло наплывом живицы,

Как-то взгрустнул Властелин, что он здесь одинок

И возмечтал о прекрасных объятьях царицы,

Глядя на ловко снующий Харона челнок:

«Редко бываю я там, где Луна на рассвете

Вдруг улыбнётся, на землю печально смотря,

Где устремляются взгляды влюблённых к комете,

Где есть чудесный закат и с надеждой заря.

159

Братья-Крониды, Зевес с Посейдоном, женаты…

Счастливы ль в браке они? Это братьев секрет!

Главное – оба вручили супругам гранаты,

И появились прекрасные дети на свет.

Там, наверху есть богини и смертные девы,

Больше трёх тысяч прекрасных морских нереид!

А у меня под землёй? Эй, красавицы, где вы?

Тут без любви одиноко страдает Аид!

160

Здесь мне бессмертных прелестниц узрить невозможно.

А под Луною – немало красивых невест!

Думаю, шлем-невидимку изладить несложно —

В этом поможет племянник, могучий Гефест…»

Выполнил просьбу Аида кузнец олимпийский,

В шлеме невидимым был молодой Кронион,

Местом прогулок Аида стал край беотийский

С яркой красою лугов у горы Геликон.

161

Каждый приход тот к горе был царю интересен:

Слышал он здесь иногда звонкий смех малыша —

Это Дионис смеялся над звуками песен,

Рада была юным музам Зевсида душа.

Часто Аид на лугах появлялся незримым

И наблюдал за дриадами издалека.

Очень хотелось ему быть девицей любимым,

Чтоб не пришлось коротать одиноким века…

162

Видел однажды властитель, как юные девы

Шли по долине, лаская руками цветы,

Гордое сердце пронзили девичьи напевы —

Прежде не слышал он в песнях такой красоты!

Взгляд жениха привлекла молодая девица,

Ликом прекрасней и станом стройней остальных:

«Вот же она, и супруга моя и царица,

И не желаю теперь лицезреть я иных!

163

Жаль, что сейчас нет племянника рядом со мною,

Бог вездесущий поведал бы мне, кто она!»

Вдруг царь услышал Гермеса слова за спиною:

«Это Зевесова дочь, что умна и стройна!»

«Кто же ей мать, быстроногий Гонец пантеона?

Как нарекли эту славную нимфу, Гермес?»

«Имя её непривычно для нас – Персефона,

Матерь Деметра таит, что отцом стал Зевес!»

164

Рад был влюблённый Аид поясненьям Зевсида:

«Значит, прелестница эта из наших кровей!

Скоро порхать будет в царстве моём нимфалида,

Станет дворец мой покоев Олимпа живей!»

И поспешил необщительный бог к Громовержцу,

Чтоб получить у него разрешенье на брак:

«Время пришло, брат, пылать равнодушному сердцу,

Светом своим Персефона развеет мой мрак!»

165

«Правильный выбор ты сделал, но только Деметра…

Я бы не стал о женитьбе беседовать с ней,

И от сестры после свадьбы держись дальше плетра —

Знай, что любовь материнская власти сильней!

Не пережить ей, Деметре, второго обмана —

Думала, Геру заменит у трона собой…

Но раз любовью пылаешь сильнее вулкана,

Так поступай, как тебе назначалось судьбой!»

166

Спешно к Гефесту направился царь подземелья

И попросил отковать колесницу ему,

Чтобы на ней появиться на свет из ущелья,

Блеском колёс рассекая подземную тьму…

Сделал для дяди великий кузнец колесницу,

Щедро украсив узором из ярких камней,

В ней не зазорно везти даже Геру-царицу,

Будет приятно с невестой проехаться в ней!

167

«Славный Гефест, под землёю полно самоцветов.

Ими прошу я отделать мой скромный дворец —

Свадьбой своей я лишу Персефону рассветов,

Сделай, чтоб там не скучала супруга, кузнец!»

Выполнил бог, как просил подземелья Властитель:

В стенах дворца отражались леса и заря,

Свод голубой получила Аида обитель,

Солнцу подобно сверкал яркий диск янтаря.

168

Выбрал две пары коней вороных Повелитель

Из многотысячных собственных трёх табунов,

И проявил он себя, как зверей укротитель,

Силой своей в колесницу запряг скакунов.

Стал рассуждать он, устало усевшись на троне:

«Землю разверзну для дивной повозки легко,

Но как примчаться точнее на ней к Персефоне? —

Хоть я и вижу насквозь, но сижу глубоко…

169

Брат подсказал, чтоб похитил я девушку тайно,

Сам он уладит с Деметрой о свадьбе вопрос.

Надо предстать пред невестой, как будто случайно,

И унести моментально без девичьих слёз…

Что приведёт Персефону к большому ущелью?

Разве что выросший там необычный цветок!

Возле него и откроется путь к подземелью…

План мой надёжен и точен, хотя и жесток…»

170

Так и содеял Властитель подземного мира,

К Гее великой явился влюблённый тиран:

«Вырасти, Гея, цветок мне прекрасней сапфира,

Чтобы исполнил я Зевсом подсказанный план!»

Не удивилась богиня такому коварству —

Качеством этим страдала порою сама:

«Коль Данаид недостаточно тёмному царству,

Будет в Нисейской долине цветок у холма!»

171

Нимфы гуляли в лугах, собирая букеты,

И Персефона была в том весёлом кружке,

Девы друг другу, смеясь, поверяли секреты,

Вдруг увидала богиня цветок вдалеке.

«Ах, это мой он!» – воскликнула дочерь Деметры. —

Я обнаружила в травах его раньше всех!»

Дева помчалась к ущелью быстрее, чем ветры,

Через мгновенье замолк там красавицы смех…

172

Видел влюблённый Властитель: сквозь толщу земную,

Вырос на поле зелёном чудесный цветок,

Тут подбежала к нему Персефона вплотную,

И совершился в полёте за нею виток.

Вырвались к свету свирепые чёрные кони,

Девушку мощной рукой подхватил Властелин,

И не узнала Деметра об этом уроне,

Кражи свидетелем был только Гелий один…

 

Любовь Аида

173

Чёрную тень с ярким блеском узрели девицы,

Дивный цветок с Персефоной исчез без следа,

Молнии свет не признали за бег колесницы,

Но осознали они: у Деметры – беда…

В страхе богиня сомкнула небесные очи,

Быстро летела повозка средь мрачных камней,

Путь в глубину оказался темней чёрной ночи,

Возле дворца осадил бог могучих коней.

174

Крепкие двери открылись легко перед богом,

Внёс на руках он невесту в обитель свою:

«Пусть станет встреча с тобою счастливым прологом,

Будем теперь сообща строить в бездне семью!

Много прошёл я долин и отрогов лесистых,

Взгляды бросал на девиц с высоты журавлей,

Видел немало я нимф на полях шелковистых,

Но, Персефона, ты сердцу Кронида милей!

175

Издалека ты пленила изящностью стана,

Твой удивительный голос звенел, как поток,

С первого взгляда ты стала, как воздух желанна,

Славно помог нашей встрече прекрасный цветок!

Ты будешь самой богатой царицей на свете —

Наших сокровищ хватило б на пять Ойкумен,

Не сожалей о потерянном ныне букете,

Выращу много садов всем наземным взамен!»

176

Стройный, высокий, уверенный в собственных силах,

Знающий каждому слову и цену, и вес,

Но и упорный, как ветер в широких ветрилах —

Вызвал красавец у девы к себе интерес!

Но не спешила вступать в разговор Персефона:

«Пусть изольёт мне всю душу свою, женокрад!

Нет, не случайно гулял он вблизи Геликона —

Этот не будет искать мимолётных услад!»

177

«Есть у меня, дорогая, озёра и горы,

Что драгоценных камней и металлов полны,

Чистые реки, ключи, луговые просторы,

Но не хватало для счастья любимой жены!

Ты здесь сияешь прекрасней любых ожерелий,

Любящий муж для жены – это выше мечты!

Сердце моё для тебя воспылало, как Гелий,

Хватит тебе, дорогая, его теплоты!

178

Если со мною быть рядом тебе неприятно,

То мне скажи, Персефона! Исправлюсь тотчас:

На колеснице тебя возвращу я обратно…

Что же не слышу я твой изумительный глас?»

Встала неспешно она с золотого сиденья

И обошла лёгкой поступью царственный трон:

«Сладкая речь для наивных девиц – наслажденье,

Но без любви быть женой не хочу, Кронион!»

179

Царь подошёл к Персефоне и замер на месте:

«Жизнь без тебя, дорогая, как пытка в огне!

Я обращаюсь к тебе, как к желанной невесте,

Но предпочёл бы сказать: как к любимой жене!

Разве не смог взволновать я сердечко юницы

И полюбивший тебя буду вновь одинок?

Ты пережить хочешь заново бег колесницы,

В сердце Кронида отказом вонзая клинок?»

180

Дева, волнуясь, взглянула на свод из сапфира,

Мысль промелькнула: «И здесь «небосклон» голубой!»

И, посмотрев на тирана подземного мира,

Тихо сказала: «Ты мне предназначен судьбой!»

Ласковый взор не сводя с молодого Кронида,

Нежно добавила: «Царь, не смущай деву зря!

Нет никого на земле мне дороже Аида!»

И запылали ланиты её, как заря…

181

Брачный обряд совершился в обители бога,

Свадебный пир был роскошнее многих других.

В сад плодородный ушли муж с женой от порога,

Спелый гранат поделили они на двоих…

 

Мудрость богов

182

Гости покинули пышную свадьбу Аида,

Первая свадьба игралась под твердью земной,

Пусть непричастной к любви оказалась Киприда,

Всё же любовь захлестнула супругов волной.

Царская пара явилась для смертных примером —

Молодожёны ценили любовь и очаг,

Радугой жизнь их сверкала в миру тускло-сером,

Мёдом душистым сочился у них солончак.

183

Более мягкими стали теперь наказанья,

Осознавали быстрее злодеи вину,

Глуше и реже звучали виновных стенанья,

И восхваляли все души Аида жену.

Не было в царстве к тирану былой неприязни —

Тени виновных желали скорее суда.

Льнули к супружеской паре они без боязни,

Зная, что прошлое в них не оставит следа.

184

В дымку туманную пали жены вспоминанья

О постоянных прогулках по дивным лугам,

В царстве подземном ценили её начинанья,

И не стремилась богиня к родным берегам.

С душами часто вступала она в разговоры

И во дворце принимала несчастных гостей,

С ними она разбирала земные раздоры,

И получала немало от них новостей.

185

Стала она замечать прибавленье потока

Горем великим истерзанных, плачущих душ:

«Мы, – говорили они – умираем до срока,

Пусть разберётся с бедой твой влиятельный муж!»

С просьбою к мужу тогда обратилась царица:

«Грозный Аид, наверху происходит беда.

Кажется, снова нужна нам твоя колесница,

Чтобы слетать на разведку немедля туда!»

186

Ласково царь посмотрел на свою Персефону:

«В жизни у смертных бывает немало чудес.

Только негоже разведчиком быть Крониону,

Если для этого есть быстроногий Гермес!

Кстати, смотри, вон Зевсид гонит серое «стадо»,

Правильно все говорят, что он мысли быстрей…»

Вмиг тот явился пред ними: «Вам знать что-то надо?

Вас удивляет толпа, что течёт из дверей?»

187

«Если ты мысли читаешь, – продолжил Властитель,

То на безмолвный вопрос сообщи нам ответ!»

«Дядя, Деметра узнала, что ты – похититель,

Вот и горюет, что дочери рядом с ней нет!

Знаете, как выражается горе богини?

Всё, что растёт и живёт, погибает сейчас!

Вместо полей и лугов возникают пустыни,

Не помогает Зевеса могучего глас…

188

Эта толпа, дядя – жертвы разгневанной тёщи,

Верящей в то, что ты дочерь взял в тягостный плен!

Знаешь, Аид, наверху погребённые мощи

Лишь усыхают, но их не касается тлен!

В горе нарушила мать все законы природы,

Гибель грозит Ойкумене и миру людей,

Не помогают планете могучие воды,

Не проливает Нефела над сушей дождей!

189

И не пугают Деметру пустые долины,

То, что без пастбищ погиб обессиленный скот,

Что без живительной влаги засохли маслины,

И вымирает от голода слабый народ…

В вас видят боги спасенье земли плодородной,

К Зевсу спеши Персефоны похищенной муж!

Или случится, что станет вся Гея бесплодной —

Выжжет живое на ней необычная сушь!»

190

«Да, Персефона моя, оказалась ты правой —

Надо готовить к поездке могучих коней!

Тёща не дружит поистине с логикой здравой,

Сосредоточено много жестокости в ней!»

…С Зевсом беседа была напряжённой и трудной,

Молвил Аид: «К бедам смертных ты слишком терпим!

Разве не ты сделал нашу сестрицу «подсудной»?

Нет у тебя оправданья пред братом своим!»

191

«Нет оправдания мне, я с тобою согласен,

И перед ней не смогу я загладить вину…

Разве я знал, что характер Деметры ужасен?

Что принуждает отнять у Аида жену?»

«Я не желаю расстаться с моей Персефоной,

Надо решить полюбовно с сестрою вопрос!»

«Пробовал всё я, грозил ей расправой законной,

Но получил лишь десяток ответных угроз!

192

Думал, разжалобят грозную матерь прошенья…

К ней отправлял я Гермеса с указом моим,

Гера с Иридой послала сестре утешенья,

Только характер Деметры с гранитом сравним…»

Зевс, потирая виски, вдруг промолвил устало:

«Может быть, просьба твоя ей указа важней?

Увещеваний моих было, видимо, мало…

Но обещал я, что Кора воротится к ней…»

193

С места рванулись в долину могучие кони,

Твёрдой рукой управлял колесницей Аид,

Думал о страшной беде, о своей Персефоне

И о попытках разбить в сердце тёщи гранит…

Ветра быстрее примчался Аид к Элевсину,

Лёгкой походкой вошёл в изумительный храм,

В зятя вонзился взгляд тёщи, как нож в древесину:

«В эту обитель нет вольного входа ворам!»

194

Пал пред великой богиней Аид на колено.

И попросил, чтоб внимала Деметра ему:

«Нет для супруги моей ни оков и ни плена,

Пусть и увлёк я девицу в подземную тьму!

В царстве моём для неё есть зелёные травы,

На Елисейский полях – в изобилье цветы,

Там же листвою шумят молодые дубравы,

Мир твой наземный не видел такой красоты!

195

А под землёй Персефона со мной добровольно,

Стала великой царицей супруга моя,

В гости тебя приглашаем к себе хлебосольно,

Чтоб обозрила ты вневременные края!

Выскажи, тёща, упреки, укоры, желанья —

Всё я исполню, что скажешь, не медля ни миг!

Но прекрати ты природы земной угасанье,

Пусть на земле вновь забьёт вечной жизни родник!»

196

Грозно взглянула богиня Деметра на зятя:

«Вот что скажу я, великий Властитель, тебе,

Дочь отпускаешь наверх, ни мгновенья не тратя,

Чтоб не пришлось мне столкнуться с тобою в борьбе!»

«Но без неё мне не жить, и бессмертья не нужно!

Не отнимай у меня ты любовь и жену!

Мы стали жить под землёю, как лебеди, дружно,

Буду любить я всегда Персефону одну!»

197

«Что ж, поспешим на Олимп, во владения брата,

Пусть он решит наш с тобой неоконченный спор…

Знай, что плохое решенье несчастьем чревато,

Будет с отцом Персефоны у нас разговор!»

Боги явились к престолу царя Ойкумены

И запросили решенья насущных проблем,

Понял Зевес, что настанут теперь перемены,

Если ответом своим угодить сможет всем.

198

Зевс обратился к Деметре, имея сомненья:

«Как мне решить, чтоб исчезла Кронидов вина?»

«Пусть дочь живёт наверху весь период цветенья,

И под луной до зимы пребывает она!»

Зевс посмотрел на поникшего брата Аида:

«Чем ты ответишь, любимый и ласковый муж?»

«Знаю, ты, брат, справедлив, как богиня Фемида,

Будет со мной Персефона в дни снега и стуж!»

199

Молча взирала жена на участников спора —

В нём не имела супруга решающих прав!

Хитро Зевес улыбнулся – останется Кора

Сопровождать мать Деметру по зелени трав…

Так на земле с той поры и сменялись сезоны:

В сон погружает зима всё живое вокруг…

Лишь с возвращеньем к Деметре младой Персефоны,

Мир расцветает, но грустен в аиде супруг…

 

Глоссарий

Автокра́т – самодержец, лицо с неограниченной верховной властью.

Ага́ва – одна из дочерей Даная.

Ади́та – одна из сестёр-Данаид.

Аи́д – старший сын Крона и Реи, властитель подземного царства душ умерших. Люди, из страха старались вслух это имя не произносить. Аид мог становиться невидимым. Имя «Аид» означает: «невидный», «незримый».

Алекто́ – самая неумолимая из трёх сестёр-Эриний.

Амфикомо́на – одна из Данаид.

Апатрид, здесь – лишённый Отечества.

Арголи́да – область древней Греции с центром в городе Аргос.

Аргос – большой город в Арголиде, области древней Греции. Жемчужина древнейшей цивилизации в Пелопоннесе.

Ахеро́н – большая река в подземном царстве, в которую впадают Пирифлегетон и Кокит.

Бел – царь земель Нила, сын Посейдона и Ливии, брат-близнец Агенора, отец Эгипта и Даная.

Бео́тия – историческая область и страна в Древней Греции.

Бог Тьмы – Та́ртар – один из самых таинственных богов, первый муж Геи и отец змееногих гигантов. Бог неизведанного пространства. Описывается, как огромный могучий мужчина с черной воронкой вместо лица. Владения Тартара, названные его именем, это – глубочайшая бездна, находящаяся под царством Аида.

Бриаре́й – «могучий» – второе имя гекатонхейра Эгеона, пятидесятиголового сторукого сына Урана и Геи. Известен под именем «Бриарей» среди богов, а «Эгеон» – среди людей. Вместе с братьями Коттом (Гнев) и Гиесом (Пашня) сторожит врата Тартара, где пребывают враги богов и невероятные существа, страшные для земного мира.

Ветровла́стец – Эол, ибо он – Повелитель ветров. «вложили монету» – с умершим эллином посылали Харону за перевоз символическую плату (навлон), размером в один обол, находящийся у покойников под языком. Обычно это означало, что покойный был уважаемым родными человеком и погребён согласно обряду.

Гека́та – дочь титана Перса и Астерии, великая богиня ночных видений и чародейств, покровительница магии и волшебства, живущая в царстве Аида. Она обладает непознанной силой. Иногда она бродит по Земле ночью со своей свитой. Ее видят только собаки, и, если собаки воют ночью, это значит, что Геката рядом. Трёхтелая и трёхликая, прекрасная видом богиня, появляется на поверхности земли лишь при лунном свете с пылающими факелами и змеями в руках, в сопровождении черных, как ночь, стигийских собак и чудовищ подземного мира.

Гекато́мба – в Древней Греции – торжественное жертвоприношение в честь богов, состоящее из ста быков.

Гелано́р – царь пелазгов в Арголиде, принявший Даная и Данаид в Аргосе.

Ге́лий, Ге́лиос – бог Солнца, сын титанов Гипериона и Тейи, брат Луны-Селены и Зари-Эос.

Гелико́н – высокая гора в Беотии (Греция), где обитали покровительствовавшие искусствам музы.

Ге́ра – дочь Крона и Реи, сестра и жена Зевса и царица Олимпа. Это самая могущественная из богинь Олимпа. Она жестока и ревнива.

Герме́с – племянник Аида, сын Зевса, посланник богов, бог ловкости и красноречия, дающий богатство и доход в торговле, бог атлетов. Покровитель глашатаев, послов, пастухов, путников; покровитель магии, алхимии и астрологии. Ещё его называют: Психопомп – (греч. душеводитель), так как он помогает душам умерших найти вход в в царство Аида.

Геспери́дии – апельсины. Их древние греки, в честь деяний своего героя Геракла, добывшего их у Гесперид, называли «гесперидии».

Ге́я – великая богиня Земля, дочь Хаоса. Гея – мать всего, что живёт и растёт на ней, а также мать Неба, Моря, титанов и гигантов. Гинекей или гинекейон – в Древней Греции – женские покои в доме.

Гипермне́стра – дочь Даная, которая одна из всех Данаид не убила своего мужа Линкея.

Ги́пнос (др. – греч. «сон») – божество сна, сын Нюкты (Ночи) и Эреба (Мрака). Брат-близнец Танатоса.

Гиппоно́й (Беллерофонт) – внук Сизифа, который был вынужден бежать из Коринфа, потому что убил в ссоре брата Беллера.

Гиппоре́та – одна из дочерей Даная.

Главк – царь Коринфа, сын Сизифа и Меропы. Зевс решил, что у него не должно быть потомства.

«Гневные» – так почти буквально звучит имя «Эринии».

Гоне́ц – Гермес, ибо он является и Гонцом, и Посланником, и Глашатаем богов Олимпа.

Грана́т – в Древней Греции считался символом верности и счастливого брака.

Дана́й – потомок сына Зевса Эпафа, сын царя Бела и Анхинои. Брат-близнец Эгипта. Отец 50 дочерей.

Деме́тра – великая богиня, сестра Зевса, олицетворяла собой земное плодородие. Деметра своей властью заставляла землю производить плоды и считалась главным образом покровительницей хлебных злаков. От Зевса у Деметры была дочь Персефона. Её похитил и сделал своей женой Аид.

Деме́тра, не найдя дочери, пребывала в глубокой грусти и взяла кусок ужасного жаркого, предложенного Танталом, неосознанно.

Дио́нис – сын Зевса и земной царевны Семелы. Бог виноделия. После гибели матери, воспитывался нимфами Нисейской долины и Музами Геликона.

Дио́ниса сладкий нектар – вино, ибо Дионис – бог виноделия.

Дифира́мб – торжественная хвалебная песнь в Древней Греции. Или преувеличенная, восторженная похвала.

Евро́па – финикийская царевна, дочь Агенора, возлюбленная Зевса.

Зевс, Зеве́с, Крони́д, Кронио́н, Олимпи́ец, Громове́ржец – великий бог, царь всех богов Эллады. Его дворец расположен на Олимпе. Он – отец Тантала и Эпафа – прародителя Даная и Эгипта, то есть, предок Данаид.

Зевсид, Зевсиды – дети и потомки царя богов Зевса.

Ио́ – прекрасная царевна, дочь правителя Аргоса (речного бога Инаха) возлюбленная Зевса, мать первого царя земель у реки Нил, Эпафа, и прародительница царей Эгипта и Даная.

Ири́да – богиня радуги, вестница богов. Так, как радуга соединяет небо и землю, то Ирида считалась посредницей между богами и людьми. Ирида постоянно находилась при Гере, как посланница и выполняла ее поручения.

Кербер – могучий и грозный страж дворца Аида, наследник ужасного сына Геи Тифона и его супруги – прекрасной змеедевы Эхидны. Имеет облик огромного трехглавого пса с головой дракона на хвосте и горящими багровым пламенем глазами.

Кипри́да (Афродита) – богиня красоты и любви, входящая в число двенадцати великих олимпийских богов. Богиня родилась из морской пены и капель крови титана Урана у острова Кипр, отсюда и эпитет «Киприда».

Клеодо́ра – имя одной из данаид, дочерей царя Даная.

Клио («дарующая славу») – муза истории в древнегреческой мифологии.

Коки́т (Коци́т – «река плача») в царстве Аида, приток Ахерона, в котором текут ледяные слёзы.

Ко́ра – второе имя Персефоны, супруги Аида и властительницы царства мёртвых. Кора – древнегреческое имя, которое было образовано от слова «cora» означающего: «девушка».

Крит – самый большой греческий остров, пятый по величине остров в Средиземном море. Там, в тайном гроте, вырос Зевс, которого мать спрятала от отца Крона, поглощающего своих детей, из страха, что они отнимут у него власть.

Крон – имя «Крон» происходит от греческого слова «хронос» – время, и сам он – олицетворение всепоглощающего времени. Все рождается и исчезает во времени, так и дети Крона рождались и поглощались им. Крон боялся, что дети отнимут у него власть. Родились и исчезли в утробе отца Аид, Гестия, Деметра, Гера, Посейдон. Когда настала очередь родиться Зевсу, жена Крона Рея отправилась на остров Крит и там в пещере горы Дикте родила сына, которому суждено было стать повелителем богов-олимпийцев. А Крон вместо очередного младенца получил завернутый в пеленки камень. Спасённый матерью младший сын Зевс вырос и заставил отца-Время вернуть поглощённых братьев и сестёр.

Кронио́н – царь богов Зевс. Кронион, Крониона – наименования сыновей и дочерей бога времени Крона.

Крони́д – бог Аид. Он тоже Кронид.

Крони́ды – дети бога Крона, ставшие верховными Олимпийским богами. Их долгие пиры были известны всей Ойкумене.

Ле́рна – древнее поселение в Элладе, известное своими родниками, местами захоронений и входом в аид. Находится в Арголиде.

Ле́та – одна из рек в подземном царстве Аида, река Забвения. Коснувшись или испив её воды, все души теряют память.

Ли́вия – дочь Эпафа, родившая от Посейдона (олимпийского бога морей) близнецов Агенора и Бела. Её именем названа страна.

Ли́вия – в древности название всей известной тогда Африки.

Линке́й – единственный из братьев-Эгиптидов, который остался в живых, благодаря Данаиде Гипермнестре. По одной из версий древнего мифа он, как и было принято, собственноручно отомстил Данаидам и Данаю за предательское убийство его братьев.

Малая Азия – полуостров, который расположен к востоку от пролива Босфор, между Чёрным морем на севере и Средиземным на юге.

Меге́ра – самая гневная сестра из трёх Эриний…

Мемфи́да – дочь божества реки Нил.

Меро́па – жена Сизифа, плеяда – дочь титана Атла́нта и Плейо́ны.

Мнемоси́на, Мнемози́на – дочь Урана и Геи, позже ставшая богиней, олицетворявшей память, мать девяти Муз, рожденных ею от Зевса.

Музы Парна́са – дочери Зевса и богини памяти Мнемосины, покровительницы искусств и наук, живущие на горе Геликон, но работающие на Парнасе – месте обитания их предводителя, бога Аполлона.

Навло́н – в похоронном обряде – плата титану-перевозчику Харону за перевоз через Ахерон в подземное царство Аида. Обычно навлон составлял один обол.

Несчастья внуков – внук Сизифа Гиппоной убил своего брата Беллера, был изгнан с родины, и стал называться Беллерофонтом (убийцей Беллера).

Нефе́ла – богиня облаков и повелительница дождевых и грозовых туч.

Нил – река в Африке, величайшая по протяжённости речных систем в мире. Слово «Нил», предположительно, происходит от греческого названия реки – «Нейлос».

Нимфалида – яркая и очень изящная бабочка.

Ойкуме́на, буквально – обитаемая земля, вселенная, мир.

Олимпи́ец – эпитет царя богов Зевса.

О́фрис – гора в Фессалии, на которой жил Крон с супругой Реей.

Пакто́л – название золотоносной реки и имя бога этой реки.

Пале́стра, в данном случае, иносказательно – место обучения неким упражнениям. Палестра в древней Греции – школа обучения видам спорта.

Пантео́н богов – собрание всех великих богов Олимпа.

Пела́зги, пела́сги – согласно античным преданиям, древнее население Эллады, обитавшее на юге Балканского полуострова, островах Эгейского моря, В Эпире, Фессалии, на западном побережье Малой Азии.

Пело́п (Пело́пс) – в древнегреческой мифологии сын Тантала и Эврианассы, брат Нио́бы, царь и национальный герой Фригии и затем всего Пелопонне́са. В раннем детстве был убит своим отцом Танталом, который приготовил из его тела жаркое ради проверки прозорливости богов… Пелоп воскрешён Гермесом по повелению Зевса.

Персефо́на – дочь Зевса и Деметры, супруга Аида, прекрасная царица подземного мира, грозная повелительница над тенями умерших.

Персты́ – пальцы. Эллины считали, что на рассвете на небе появляются розовые персты богини Зари-Эос, которыми она открывает небесные врата для бога Гелиоса-Солнце.

Пирифлегето́н («Огненный поток») – река в царстве Аида, в багровых, кипящих расплавленной лавой водах которой, несут наказание души тех, кто пролил кровь родных.

Пифос – древнегреческий глиняный яйцевидный сосуд для хранения вина, зерна, воды, масла и пр., высотой до 2 метров.

Плетр – единица длины в Древней Греции, равная 100 греческим или 104 римским футам (ступням), что составляет примерно 31 м.

Плуто́ – фригийская царица, дочь царя Гиманта.

«подарок козе от Зевеса» – бессмертная золотая собака, которая была подарена Зевсом козе Амалфее, выкормившей его в тайном убежище на Крите.

Посейдо́н – великий олимпийской бог – Повелитель морей, сын Крона и Реи, брат Аида, Геры, Деметры, Гестии и Зевса.

Посланник богов – бог Гермес, умеющий перемещаться по миру с быстротой мысли.

Прометей – (с др. греч), буквально, «промыслитель», предвидящий, пророк. Сын титана Япета, родной брат Эпиметея, двоюродный брат Зевса. Мифы повествуют, что он вместе с братом Эпиметеем лепил из особой глины новых людей для Ойкумены.

Психопо́мп – (греч. Душеводитель), это Гермес, так как он помогает душам умерших найти вход в в царство Аида.

Пси́хэ, Психе́я – душа по-древнегречески.

Рекла́ – сказала (архаизм.)

Ре́я – титанида, жена Крона, мать Аида, Посейдона Геры, Гестии. Деметры, Зевса.

Сезо́н – произошло от латинского satio – время для посева. Это время года или период времени, повторяющийся из года в год, например, зимний сезон.

Селе́на – богиня Луны, титанида, дочь титанов Гипериона и Тейи, сестра Гелиоса и Эос.

Сизиф – сын бога, повелителя всех ветров Эола. Основатель города Коринфа, который в древнейшие времена назывался Эфирой. Человек, который прослыл бесчестным, и дважды обманул богов.

Сипи́л – гора во Фригии и одноимённый город у её подножия.

Сипи́л – большой город около одноимённой горы.

Стикс – могучая, суровая и прекрасная титанида, богиня одноимённой реки в царстве Аида Стикс – одна из старших дочерей титанов Океана и Тефиды. Водами Стикс клянутся боги, и клятва эта – нерушима.

Сын Мра́ка – Танат, ибо его отец Эреб – бог вечного мрака.

Сын Сизи́фа – Главк, отец Гиппоноя, более известного под именем «Беллерофонт» (убийца Беллера), так как он убил брата Беллера, из-за чего и бежал из Коринфа.

Тала́нт – мера веса около 36 килограммов.

Тана́т (др. – греч. «танатос» – смерть) – чернокрылый бог смерти, сын Нюкты и Эре́ба, брат-близнец бога сна Гипноса. Является к людям, чья нить жизни прервана Мойрами, и отрезает острым мечом прядь волос, исторгая душу.

Танта́л – сын Зевса и фригийской царицы, царь города Сипила во Фригии. Испытывая всеведение богов, Тантал убил своего сына Пелопа, приготовил блюдо из его мяса и подал его пирующим богам. За это ужасное деяние был испепелён молнией Зевса и несёт вечное наказание в аиде – пытку страхом голодом и жаждой.

Та́ртар – один из самых таинственных богов, первый муж Геи и отец змееногих гигантов. Бог неизведанного пространства. Описывается, как огромный могучий мужчина с черной воронкой вместо лица. Владения Тартара, названные его именем, это – глубочайшая бездна, находящаяся под царством Аида.

Тёмный Властитель – Аид. Так его называли потому, что он был царём тёмного подземного царства.

Тири́нф – древний город в Арголиде, на полуострове Пелопоннес. Укреплённое поселение на холме, существовавшее с начала бронзового века.

Тисифо́на – самая мстительная из сестёр Эриний.

Тифо́н – чудовищный великан, сын Геи и Тартара, олицетворение огненных сил земли с их разрушительными действиями. Имел вместо ног двух могучих змей, а вместо пальцев сто драконьих голов. Руки его простирались от востока до запада, а голова касалась звёзд.

Феми́да – греческая богиня правосудия, изображавшаяся с весами в левой руке и обоюдоострым мечом в правой.

Флегето́н, Пирифлегето́н («Огненный поток») – река в царстве Аида, в багровых, кипящих расплавленной лавой водах которой, несут наказание души тех, кто пролил кровь родных.

Фри́гия – внутренняя историческая область на западе Малой Азии и могущественное царство.

Харо́н (др. греч. «Яркий») – могучий бессмертный сын Эреба (Мрака) и Нюкты (Ночи), перевозчик теней умерших через реку подземного царства – священноводную Стикс. Харон неподвластен времени, поэтому молод и силён, но веками ошибочно изображается в виде старца.

Хризали́да (греч. chrysallis, от chrysos – золото) – бабочка у которой золотистого цвета куколка.

Эврианасса – нимфа, жена Тантала. Эврианасса была дочерью бога златоносной реки Пактола.

Эги́пт – сын царя Бела, брат-близнец Даная, отец 50 сыновей.

Эгипти́ды – сыновья Эгипта.

Эли́зиум – часть загробного мира, где царит вечная весна, и где избранные герои проводят дни без печали и заботы, откуда получают воплощения в новые жизни.

Элла́да – самоназвание Греции. Название Эллада часто применяется в отношении Древней Греции.

Эо́л – правнук титана Прометея, отец Сизифа, бог штормов и ветров.

Эоли́д – сын Эола. Сизиф был сыном бога ветров Эола.

Э́ос – в древнегреческой мифологии богиня зари, дочь Гипериона и титаниды Тейи, сестра Гелиоса и Селены.

Эри́нии («Гневные») – неумолимые богини, мстящие за убийства. Особенно свирепы они к тем, кто проливает кровь родных людей.

Эфе́с – древний город на западном побережье Малой Азии. Там правил царь Пандарей, укравший знаменитую золотую собаку, подаренную когда-то Зевсом выкормившей его козе Амалфее. Царь Эфеса тайно увёз собаку из святилища Зевса и спрятал её у Тантала.

Эхи́дна (др. – греч. буквально «гадюка») – полуженщина-полузмея (дракайна). Прекрасная дочь Тартара и Геи.