Тайна царевны

1

Часто встречаются семьи, в которых супруги,

Чувства утратив, меняют на многое взор,

Ищут занятье себе по душе на досуге,

Но избегают при том утомительных ссор.

Был и Властитель Олимпа в таком положенье —

Время напрасно не тратил на ссоры с женой,

Предпочитая снимать от трудов напряженье

В облике смертного с девами в жизни земной.

2

Ранняя осень, чернели плодами оливы,

Скошены были в полях золотые хлеба,

Крепкий мужчина вошёл в Семивратные Фивы —

Это была для царевны Семелы судьба.

Взгляды бросал этот путник на женщин украдкой,

Не оставлял без внимания нежных девиц,

Напоминая орла на охоте повадкой —

Он не смотрел на невзрачных нецарственных птиц.

3

Целенаправленно шёл ко дворцу властелина,

Чтобы найти у того пропитанье и кров.

Мигом узрил царь в пришельце чужом гражданина,

Знавшего шум городов и усладу пиров.

Кадм, средний сын Агенора и внук Посейдона,

Не испугался оставить его во дворце —

Страха не ведал правитель, убивший дракона,

Видел божественность он на красивом лице.

4

Стол на пиру был украшен изрядно богато,

Что вдохновляло царя для веденья бесед —

Гостя тиран угощал, как любимого брата,

Коего он не встречал больше дюжины лет.

Кадму поведал пришлец о судьбе Агенора,

Стал откровеннее с гостем суровый тиран:

«Понял я, странник, из нашего здесь разговора,

Что повидать ты успел в жизни множество стран!»

5

В этот момент в зал беспечно впорхнула девица

И прошептала царю что-то тихо она.

Вмиг улетела из зала, как быстрая птица,

И растворилась в колоннах виденьем из сна.

Было бесспорно прекрасно у девушки тело,

Очи сверкнули, как угли седого костра.

Вымолвил царь: «Ох уж, эта царевна Семела…

Словно девчушка играет, а замуж пора!»

6

Сразу задумчивым стал собеседник тирана —

Так поразила мужчину её красота:

«Царь, я покину столицу твою утром рано —

Днём я желаю увидеть другие места…»

Странник оставил покои дворца на рассвете,

Царь вспоминал целый день с пришлецом разговор:

«Что-то держал этот путник в глубоком секрете,

Кто он такой, не могу я понять до сих пор…»

7

Яркое солнце в зените не знало предела —

Жгло беспощадно фиванцев оно свысока,

К чистой воде поспешила с прислугой Семела,

Чтоб охладила горячее тело река.

К этому брегу стремилась она ежедневно,

Здесь был теплей и спокойней прозрачный поток,

На мелководье обычно купалась царевна,

И, уставая, ложилась на белый песок.

8

Плавая в этой реке, ощутила юница

Чей-то пронзающий душу внимательный взгляд,

Но никого не узрила вокруг баловница,

Кроме пасущихся в поле коров и телят.

Дева плыла по теченью вдоль низкого брега,

Тени бросали на тихую воду кусты,

Там над рекой возвышалась скала чёрно-пега,

Вышла Семела из вод, не стыдясь наготы.

9

В травах душистых легла чаровница на спину,

Взор устремила она в голубой небосклон,

Вспомнила дева вчерашнего гостя-мужчину:

«Статью он – царь настоящий, лицом – Аполлон!

Кто он такой, этот странник, не скажет родитель —

Непозволительно мне беспокоить отца!

Ах, как хочу, чтобы вновь навестил он обитель

И оставался бы долго в покоях дворца…»

10

Слышал высокий утёс этот шёпот горячий,

Заволновалась от слов молодая трава,

Гость появился внезапно, как странник бродячий:

«Не обо мне ли звучали царевны слова?»

На ноги резво вскочила девица нагая

И, отшатнувшись от странника, сжалась в комок,

Молвила дева, растерянность превозмогая:

«Кто ты, случайный пришелец прекрасный, как бог?»

11

Он обошёл чаровницу по малому кругу,

Стал приближаться к красавице, ей говоря:

«Дева, я рад, что не стала ты кликать прислугу,

Жаждал тебя лицезреть, дочерь Кадма-царя!»

И, не спеша, подошёл к чаровнице вплотную,

За локотки приподнял над помятой травой:

«Кроме тебя не желаю невесту иную,

Будем с тобой мы всегда, словно лук с тетивой!»

12

Робкую деву прижал он к груди, пламенея,

Передалась ей мужская кипучая страсть,

В девичьи нежные уши лилась ахинея,

Быстро Семела попала под сильную власть…

Женщиной юной царевна прощалась с мужчиной:

«Я на закате сегодня вернусь вновь сюда,

Будет свидетелем встречи туман над стремниной…»

И приняла её нежно в объятья вода.

13

Странник смотрел на царевну, улыбкой сверкая,

Как та красиво и быстро плыла на спине:

«Вот же она, эта сила любви колдовская —

Страсть подарила мне та, что сейчас на волне…»

Вечером встретились снова они за скалою,

Лёгкая дымка повисла над гладью воды,

Тишь нарушали рыбёшки под тёмной ветлою

С плеском снующие в поисках вкусной еды.

14

В небе от счастья витали влюблённые оба,

Не уставали от страсти и бурных бесед,

А о мечтаньях вещала царевна особо:

Очень хотелось раскрыть ей любовный секрет.

Сильно желала она скорой свадьбы с любимым,

И чтоб стоял он с Семелою пред алтарём,

И не считался желанный лишь странником мнимым,

А пред царевной предстал всемогущим царём!

15

…Реже и реже встречались они за скалою,

Осень пришла, потемнел голубой небосвод,

И не плескались рыбёшки под голой ветлою,

Но округлялся уже у царевны живот.

Первой заметила эту округлость Бероя,

Что воскормила царевну своим молоком.

Видела, нет у девицы на радость настроя —

Та надевала одежду с другим пояском.

16

Как-то старушка осталась у девы чреватой

И начала откровенный для той разговор:

«Вижу, считаешь себя за любовь виноватой,

И потускнел от тоски твой сияющий взор.

Скоро твоё положенье увидит родитель,

Дочь не простит он за этот нагулянный плод,

И, вероятней всего, ты покинешь обитель,

Жить будешь нищей без дома, богатств и красот…»

17

«Няня моя, не спеши убивать деву словом!

Я расскажу о печальном тебе лишь одной!

Часто встречалась я с ним при закате багровом,

Чтоб не мешали свиданьям прислуга и зной.

Стал он к утёсу теперь приходить в полнолунье,

И предварялся сиянием молний приход.

Можешь ли, няня, узнать про него у колдуньи?

Только мне снится, что царство его – небосвод!»

18

Девушка робко смотрела на няню Берою,

Женщина, думая, тихо стучала клюкой —

Мысли витали подобно пчелиному рою,

Впору отмахивать думы ослабшей рукой:

«Трудно порой молодых удержать от проступка,

Только и старым, увы, наша жизнь не видней!

Как же бывает для нас благоденствие хрупко…

Знай же, дитя, будет утро всегда мудреней!

19

Ты попроси, чтоб поклялся исполнить желанье,

А пожелай, чтоб открыл он свой истинный лик!

Если приложишь и ласку, и плач, и старанье,

То ты узнаешь: он прост или очень велик.

Может желанье твоё стать невольной разгадкой —

Выскажи просьбу свою, не стесняясь его!

И наблюдай за любимым мужчиной украдкой,

Вот и увидишь на лике его волшебство!»

20

Нянин совет услыхала не только Семела,

С грустным лицом, отстоявшая ночь у окна.

Злобная сила вникала в любовное дело —

Кто это был под окном, знает Нюкта одна…

 

Гибель Семелы

21

Боги Олимпа вмешались в судьбу чаровницы:

В поисках Зевса спустилась на землю жена —

Видела Нюкта фигуру великой царицы,

Что неподвижно стояла во тьме у окна.

Слушая речь под окном, Гера строила планы,

Как погубить можно дочерь земного царя:

«Я потушу скоро этой любови «вулканы»,

И перейду я к тому, лишь займётся заря!»

22

Солнце взглянуло на стены фиванского царства,

К югу свирепый Борей отгнал облака,

Гера на землю сошла для свершенья коварства,

Действо которого ясно узрила река…

Няня пришла поутру к ней за чистой водою,

Быстро наполнила влагой красивый кувшин,

И, поднимая сосуд над главою седою,

Пала внезапно на брег возле голых крушин.

23

Ярко блеснул над рекою павлин опереньем —

Гера явилась сюда для коварных интриг.

В сон погружая старушку руки мановеньем,

Переняла у Берои одежду и лик,

Молча, кувшин подняла, вновь наполнив водицей,

И пошагала к дворцу, помогая клюкой,

Там, не спеша, завела разговоры с девицей:

«Слушай, царевна Семела, совет колдовской:

24

Высказать надо мужчине смелее желанье,

Чтобы пришёл в настоящем обличье к тебе!

Клятву возьми, что таким он придёт на свиданье,

Не доверяйся, дитя, никогда похвальбе!»

«Клятву с любимого взять? Няня, это нечестно!

Но представляешь, Бероя, как странник хорош!»

(Было давно это Гере-царице известно,

А похвала – словно в сердце ревнивое нож!)

25

«Непозволительно нам доверяться мужчинам —

Страсть их сгорает быстрее любого огня,

Нас вынуждают они предаваться кручинам!

Водами Стикс пусть клянётся, послушай меня!»

Быстро поверила дева кормилице мнимой,

И вопросила мужчину она у реки:

«В силах ли выполнить ты пожеланье любимой,

Тихо страдающей в царском дворце от тоски?»

26

«Я не оставлю желанье твоё без ответа,

Всё, что угодно исполню в течение дня!»

«Водами Стикс поклянись, что ты выполнишь это,

Если, конечно, ты истинно любишь меня!»

И улыбнулся мужчина: «Чем просьба чревата?

Что пожелать может юная дева сейчас?

Дам ей одежд дорогих, украшений из злата,

Тканей красивых, посуды, огромный алмаз!»

27

«Да, я клянусь, дорогая, подземной рекою:

Выполню просьбу твою, пожелай же скорей!» —

Он, усмехаясь, коснулся бородки рукою —

Разве девица могла быть мужчины мудрей?

«Знай, у меня небольшое желанье, любимый:

Ночью явись в настоящем обличье своём!

Мною ты в девичьем сердце навеки хранимый,

Буду я счастлива только с тобою вдвоём!»

28

Крепко прижал он к широкой груди чаровницу,

Чтобы Семела не видела страх на лице:

«Кто-то коварный решил просветить баловницу,

Но не бывал из бессмертных никто в их дворце!»

Вслух произнёс чужестранец прекрасной Семеле:

«То, что ты просишь под клятвой – закон для меня.

Но не спеши засыпать на уютной постели,

Я появлюсь пред тобою в сверканье огня!»

27

Ночь наступила темней, чем плоды у оливы,

Грустные звёзды мерцали в ночной тишине,

Спали спокойно давно Семивратные Фивы,

Только Семела одна позабыла о сне.

В северной части небес появились зарницы,

Тёмные тучи покинули весь небосклон,

Страх поселился в душе молодой чаровницы:

«Это по чистому небу идёт Кронион!

28

Должен любимый придти при загадочном свете,

Как обещал он сегодня у тихой реки…

Ночи безмолвной осталось не более трети,

Эос прекрасной персты к небосводу близки…»

Дева прижалась к огромным подушкам спиною,

Взор в ожиданье бросала на двери она —

Слышались лишние звуки за толстой стеною,

Ночь не казалась Семеле, как прежде, темна.

29

Вдруг распахнулись огромные двери в палате,

Жаром смертельным пылая, вошёл Властелин:

«Видеть желала в обличье небесном и злате?

Дева, смотри, пред тобою Земли господин!»

Яркие молнии били из рук великана,

Очи его исходили небесным огнём,

Дева себя ощущала, как в жерле вулкана,

В комнате стало светлее, чем солнечным днём.

30

И задымились на стенах царевны хитоны,

Ткани на ложе и столик, и рядом скамья,

Тишь во дворце разорвали ужасные стоны:

«Зевс, помоги! Погибаю во пламени я!»

Ярко пылали к горящей царевне подходы,

Гибла несчастная, жизнью за глупость платя,

И начались у неё преждевременно роды —

С вздохом последним на свет появилось дитя…

31

Пламень на ложе горел исступлённо и жарко,

Но не погиб сын Зевеса в ревущем огне,

Вмиг вырос плющ и возникла зелёная арка,

И оказался ребёнок в листве, как в броне.

В сторону молнии бросил Властитель с десницы,

Быстро с горящей постели схватил малыша,

С грустью взглянул на недвижное тело девицы

И, уходя, лишь промолвил: «В Аиде душа…»

32

Зевс, возвратясь на Олимп, пребывал в размышленье,

Как быть с ребёнком, чтоб только не знала жена:

«Если проведает, будет над сыном глумленье,

Мести и ревности Гера, как прежде, верна…»

Выручил Зевса в ту пору Гонец пантеона:

«Пусть подрастёт недоносок в отцовском бедре!

И не узнает об этом жена-Крониона…»

Так волновался Гермес о великом царе.

33

Эос вонзила персты в тонкий край небосклона,

А неуёмная Гера, почуяв беду,

Прямо в Кадмею примчалась быстрее муссона,

Где обнаружила девы покои в чаду.

Радость её охватила, что сделано дело,

Словно Аргея с утра приняла эликсир:

«Можно забыть ненавистное имя Семела

И на Олимпе устроить невиданный пир!»

34

Прямо к дворцу направляться велела павлину:

«Надо собрать всех богов за огромным столом

И показать с торжеством самому Властелину,

Как научилась супруга справляться со злом!»

А до отлёта жены в Семивратные Фивы,

Внял Повелитель Олимпа совету Гонца —

Молвил: «Царицы бывают безумно ревнивы,

Нужно младенца упрятать под кожу отца!»

35

Ловко Гермес вшил ребёнка в бедро Крониона,

И от ножа не осталось на теле следа.

Царь похвалил: «Виден опыт кентавра Хирона,

Надо сынов отправлять на учёбу туда!»

Сделав работу свою, Вестник вымолвил тихо:

«Я незаметно покину покои царя —

Чует Аргея-царица беду, как волчиха,

И навестит Властелина ни свет, ни заря!»

36

Пир состоялся, как утром решила царица,

С грустью смотрел на веселье могучий тиран,

Он сожалел, что погибла в пожаре девица:

«Это жена напустила на деву туман…»

 

Месть Геры

37

Не понимала Аргея спокойствия мужа,

Думала, будет он страшной бедой потрясён,

Гере невиданный пир для злорадства был нужен,

Мнила она, что ребёнок никем не спасён!

Царь продолжал во дворце пребывать одиноко,

Не уделяя вниманья супруге своей.

Та не сводила с Зевеса ревнивое око —

Яда скопилось в царице, как в тысяче змей.

38

Время летело орлом во владения Крона,

Чаще стал думать Зевес о зашитом дитя:

«Скоро уже выпускать малыша из полона,

Жаль расставаться…» – подумал Правитель, грустя.

Выручил снова Зевеса Гонец Олимпийский,

Вновь оказался Гермес возле трона отца:

«Душу терзает, Властитель, вопрос беотийский?

Стало бедро с малышом тяжелее свинца?»

39

«Спрятать бы надо его в неизвестной пещере,

Только без матери как? Это сложный вопрос!

Мальчик не должен достаться неистовой Гере,

Чтобы не ведал несчастный ребёнок угроз!»

«Есть у Семелы сестра, что живёт в Орхомене,

Двое детей у неё, и супруг – властелин…

Самое лучшее место во всей Ойкумене —

Там не летает со слежкой царицын павлин!»

40

«Быстро вскрывай мне бедро! – приказал Повелитель. —

И отправляйся с ребёнком тотчас в Орхомен!

Не говори никому, что малыш – небожитель,

Или дитя попадёт из полона да в плен!»

Ловко разрезал бедро сын клинком с кривизною:

«Как назовёшь, отправляя дитя в городок?»

«Мальчик, как ты понимаешь, доношен был мною,

И справедливое имя – Зевеса росток!»

41

На руки взял малыша Властелин ободрённый,

Вестник разрез на ноге свёл без всякого шва.

«Маленький Зевс – он! – воскликнул Гермес удивлённый.

Словно в кудряшках твоих у него голова!

Дий, позволительно звать мне Дионисом брата?

Звучное имя ты дал малышу из бедра!»

«Да, называй только так! – был ответ автократа. —

И поспешай в Орхомен – прятать чадо пора!»

42

Вестник мгновенно отправился к сыну Эола

И поручил там младенца заботам царя.

Быстро решилась судьба малыша у престола —

Принят был мальчик в семью ни на что несмотря.

Жил средь двоюродных братьев малыш больше года,

Тётка Ино занималась делами страны,

И веселила детей от опеки свобода,

Крепко сдружились тогда меж собой шалуны.

43

И замечала прислуга, как дети игривы,

А подраставший малыш был на шутки горазд:

Братьям свистулек наделал из веточек ивы,

И про него говорили: ребёнок рукаст.

Сына Семелы рядили в девичьи хитоны

С множеством всяких красивых цветных мелочей,

В тёмные кудри ребёнка вплетались бутоны,

Чтоб обмануть пару злобных небесных очей…

44

Робкою девой ступила весна на Балканы,

Ярко цвели в Орхомене богатом сады,

Буйной листвой укрывались дубы и каштаны,

И устремились на север далёкий дрозды…

Чаще стал Зевс появляться во многих селеньях,

Тайно следила за мужем неверным жена,

Мучилась Гера, всегда пребывая в сомненьях:

«Новая дева опять Громовержцу нужна?»

45

Знала б она, что малыш ненавистной Семелы

Жив и растёт, дивным ликом удавшись в отца,

То обыскала бы даже Вселенной пределы,

Но погубила б с отчаянной злобой юнца!

В слежке она облетала за день Ойкумену —

Ревность – одна из опасных и жгучих страстей!

Как-то она, приближаясь в пути к Орхомену,

С неба увидела в поле забавных детей.

46

Гера мгновенно спустилась близ царской прислуги:

«Чья это дочь там играет?» – спросила она.

«Это не девочка! – та отвечала в испуге. —

Это ребёнок Семелы, а та сожжена…»

И устремилась царица богов к пантеону,

Вновь растравляя в себе необузданный гнев:

«Мало красивой и нежной жены Крониону,

Ищет супруг в Ойкумене податливых дев!»

47

Не замечая харит, поспешила в палату,

Слёзы обиды текли из озлобленных глаз,

Вызвала срочно богиню-обманщицу Ату:

«Ждёт дело мести в презренной Беотии нас!»

Гибельный план был составлен Аргеей мгновенно,

С Атой она устремилась опять в Орхомен,

Где проявила великое зло откровенно,

Чтоб ненавистный малыш был царём убиен.

48

Быстро исполнила Ата желание Геры —

Взор Афаманта застила она пеленой,

Сразу вскипел благодушный правитель сверх меры,

И устремился с клинком за детьми и женой.

Старшего сына настиг он у края долины,

Тело родного Леарха рубил, как врага,

Кровью залил это место, как соком калины,

Смерть для любимого чада была недолга…

49

Скрылась в дубраве супруга с двумя остальными,

Путь свой на запад к заливу поспешно держа,

Так пробиралось семейство путями лесными,

От пережитого ужаса сильно дрожа!

Дальше бежала Ино, замирая от страха,

Двух малышей увлекала она за собой

И, опасаясь смертельного острого взмаха,

Неудержимо стремилась к волне голубой…

50

Плакала женщина, ноги изранили дети,

Сзади бежал разъярённый, безумный отец,

Но чудеса совершаются часто на свете —

Сына Зевеса унёс от убийцы Гонец…

Ловко Гермес выбил меч из десницы злодея.

Царь Орхомена упал обессиленно ниц.

Быстрый Зевсид, о сохранности брата радея,

Вмиг перенёс малыша в мир лесных чаровниц…

51

Гере пришлось злодеяние Аты по нраву —

Мигом избавилась Зевса жена от тоски:

С радостью зрила она над ребёнком расправу —

Как Афамант рассекал малыша на куски!

С яркой улыбкой покинула Гера долину,

(Неинтересен царицам кровавый финал!),

Веря, что ловко отмстила она властелину

И подала этой смертью супругу сигнал…

 

Юность. Виноград

52

«Кто ты?» – Спасителя мальчик спросил осторожно.

Вестник ответил: «По крови отцовской – твой брат!»

Вновь вопросил годовалый ребёнок тревожно:

«Где буду жить я?» – Бог молвил: «У гамадриад!»

Так, пролетая легко над большими горами,

Единокровные братья вели разговор.

Не возвращаясь ни словом к свершившейся драме,

Пересекали они необъятный простор.

53

И оказались Зевсиды в Нисейской долине,

Встретили нимфы их прямо в зелёных лугах.

Здесь будет жить светлокудрый ребёнок отныне

И позабудет пока о жестоких богах…

Девы устроили мальчика в тёплой пещере,

Ветки плюща закрывали таинственный вход,

Чтоб не попался он в поле внимания Гере

И возрастал без опаски и лишних забот.

54

С мальчиком нимфы гуляли по дивным дубравам,

И становился родным для Диониса лес.

Быстро ребёнок забыл о событье кровавом,

Только запомнил, что братом был ловкий Гермес.

Рано малыш проявил уваженье к растеньям,

И собирался взрастить восхитительный сад.

Девы с вниманьем склонялись к его предпочтеньям,

Так на дитяти сказалось влиянье дриад…

55

Как-то услышал на склоне он голос басистый —

С песней весёлой мужчина спускался к реке.

Лик незнакомца был тёмный, местами бугристый,

Несколько шрамов виднелось на левой щеке.

Голову сверху украсил венок из лианы,

А на лице завивались усы с бородой

Были видны на ногах застарелые раны —

Шедший хотел остудить их прохладной водой.

56

В воду вошёл он, как входят цари во владенья,

Против теченья стремнины поплыл, как дельфин,

Чистые воды давали ему наслажденье,

Словно он этой широкой реки – властелин.

Мальчик смотрел с любопытством на тело мужчины.

«Может быть, это родитель, мой грозный отец?

И не случайно он шёл по просторам долины,

И на главу он надел необычный венец…»

57

Медленно вышел на берег пловец бородатый,

В сторону руки расправил, свободно дыша,

Бросил на поле зелёное взгляд плутоватый

И обнаружил сидящего там малыша.

«Ты заблудился в полях иль сбежал от прислуги? —

Тихо Дионису задал вопрос бородач. —

Правду сказать, я не видел селений в округе,

Коль по одежде судить, твой отец – не богач!»

58

Мальчик спокойно ответил, поднявшись на ноги:

«Я не сбежал из семьи, и отец – не богат.

Не заблудился – я знаю в округе дороги,

А проживаю в пещере весёлых дриад!»

«Я провожу, светлокудрый, коль хочешь, до грота,

Где отдохну с твоего разрешения я.

Несколько дней угнетает в дороге дремота,

Стадий немало прошёл без еды и питья».

59

Мальчик повёл по знакомым тропинкам мужчину,

Он, словно взрослый, уже обошёл все леса.

Несколько раз он обследовал в Нисе долину,

Зная и травы, и в тёмных лесах древеса!

Встретили нимфы с улыбками гостя седого,

Быстро костёр развели, чтоб нажарить грибов,

Вмиг накормили они постояльца худого,

И отдохнуть положили под сенью дубов

60

Вечером нимфы позвали пришельца на ужин

Тот был смущен, что не дал ничего им взамен…

Мальчик спросил, видя то, что мужчина разбужен:

«Имя своё назови!» – И услышал: «Силен!

Жили давно на пылающей Гее собратья,

Были от крови Урана они рождены,

Доолимпийские боги, под гнётом заклятья

Просто хранили природу Земли от войны…

61

Но постепенно рассеялись малые боги,

Стали они незаметны пред светом Небес,

Их увели в неизвестность иные дороги,

Лишь для оставшихся домом стал девственный лес.

Знаем мы все сокровенные тайны природы

И бережём для богов и немногих людей.

Мы познавали всё тайное многие годы,

Не допускался к сакральным секретам злодей.

62

Мальчик, я вижу, что ты устремляешься к знаньям,

Быть я наставником юного чада готов!

Коль отнесёшься серьёзно к моим начинаньям,

Скоро узнаешь волшебную силу цветов!»

«Добрый Силен, часть цветов луговых мне знакома!

По именам знаю те, что взрастают в лесу.

Я ощущаю себя средь деревьев, как дома —

С раннего детства люблю я лесную красу!»

63

«Умный малыш, я открою все свойства растений,

Тайны их соков, цветков и стеблей и корней…

В каждом растенье живёт свой таинственный гений —

Агатодаймон, что делает травы сильней.

Есть и другие растенья на дивной планете

В коих нашли свой приют какодаймон и яд.

И расскажу я о тех, что для пищи в запрете,

Но и о тех, что нужны для лекарств и услад».

64

Так стал учителем бога Силен бородатый,

С ним повзрослел и набрался ума ученик,

Минул Дионису год, по-земному – двадцатый,

Рад был познаньям питомца весёлый старик.

Вскоре ушёл в путешествие юноша сильный —

Он захотел обойти Ойкумену пешком,

Видел он лес бесконечный, зелёный, обильный,

Бодро шагал по лугам и горам босиком…

65

Много пройти нужно было Зевсиду селений,

Чтоб у дороги заметить красивый росток!

Тронул рукой он его, тот, как ждал повелений —

Вверх потянулся и выбросил крепкий листок…

Вытащил бог из расщелины стебель зелёный,

В полую косточку птицы упрятал его,

Путь свой неспешный продолжил он в край отдалённый,

Нёс эту ветвь, замечая в ростке волшебство.

66

У родника оросил он обильно находку,

Корни её взяли тонкую косточку в плен —

Быстро сплетали на ней из отростков решётку,

Явно желая скорейших в судьбе перемен.

Шёл, размышляя, Дионис о дивном растенье:

«Тянется ввысь, как в Нисейской долине трава!

Скоро, возможно, увижу я ветки цветенье…»

И положил эту поросль он в косточку льва.

67

Горы сменили горячие степь и пустыни,

Юноша их миновал, не затратив труда,

Вскоре увидел Дионис цветенье полыни,

И чернорунных овец и баранов стада.

«Только бы мне донести этот дар до Эллады —

Из-за корней даже львиная кость не видна! —

Думал так юноша, морща свой лоб от досады. —

Жаль, далеко от меня дорогая страна!»

68

Вскоре узрил пред собою он кость мозговую —

С малым надломом, как мрамор паросский бела.

«Верю теперь, принесу нимфам поросль живую,

Станет спасением ей эта голень осла!»

Так зародилось начало волшебного сада —

Он посадил в лоно Геи спасённый росток.

Выросла скоро большая лоза винограда,

И появились плоды в обозначенный срок.

69

Крупные грозди созрели под солнцем в долине,

В амфору выжал их сок благородный Силен,

И получилось вино, что известно поныне,

Дивный напиток – источник с людьми перемен…

Ходит легенда о свойствах волшебного сока:

В разных костях находился отросток лозы —

В этом сокрыта особая тайна истока —

В нём и веселье, и храбрость, и горечь слезы.

70

Кто изопьёт дивной влаги одну только чашу,

Тот взвеселится, по-птичьи мелодию спев,

Если же новою чашей досуг был украшен,

То становился испивший бесстрашным, как лев.

Горе тому, кто вино потребляет сверх меры —

Он от избытка его невоздержан и зол,

Приобретает немедля дурные манеры,

Выглядит он для непьющих, как глупый осёл…

 

На Олимпе

71

Минуло время с закладки чудесного сада,

Изготовленьем напитка увлёкся Силен,

И отправлял он искрящийся сок винограда

В Ла́риссу, Фивы, Афины, Пирей, Орхомен.

Стала лоза оппоненткой оливковой роще,

Распространял сын Зевеса её по стране,

Всех обучал делать сок для веселья и мощи,

Чтобы народ находил утешенье в вине.

72

Бог от селенья к селенью шёл вместе со свитой,

А на осле рядом с ним ехал старый Силен,

Тишь нарушалась руладой его басовитой,

Дивным напитком он брал собеседника в плен…

Где проходил юный бог, ликовала природа,

Ягоды зрели и вмиг наливались плоды.

Всё отведённое дивным садам время года

Тратил Дионис на нужные людям труды…

73

Втайне надеялся юноша быть в пантеоне,

Чтобы воочию зрить Громовержца-отца,

Слышал о нём он от Муз на большом Геликоне,

Кои там жили в девичьих покоях дворца.

Он обитал рядом с ними в огромной пещере,

Много историй поведала Муза Клио

О Властелине Олимпа и мстительной Гере,

О Психопомпе и белой корове Ио.

74

Часто он думал о злобе коварной царицы —

Из-за неё материнской любви был лишён,

Рос сиротой он в лесу, как щенок без волчицы,

И от отца незаслуженно был отрешён…

Случай, великий прислужник судьбы неизбежной,

Жизнь виноградаря вмиг изменил на подъём —

Злобная Гера по воле Гефеста мятежной

В плен угодила на троне роскошном своём…

75

Мать выручать не желал укротитель вулканов —

Слишком тяжёлой была перед сыном вина,

И для неё он исчез, в море синее канув.

«Пусть, – он считал, – испытает страданья она!»

А насмеявшийся вдоволь Властитель небесный

Срочно отправил Гермеса тогда к Кузнецу.

Только Гефест хромоногий, творец неизвестный,

Брата прогнал, не желая идти ко дворцу.

76

Следом к Гефесту был прислан другой сын Зевеса,

Не укрощённый никем повелитель войны.

Только отверженный бог смело выгнал Ареса:

«Прочь уходи! Мне угрозы твои не страшны!»

Но хитроумный Посланник придумал уловку —

Вмиг отыскал он Диониса, бога вина

И для него незаметно провёл подготовку,

Смело заверив, что Зевсу услуга нужна.

77

Ловкий Гермес убедил виноградного бога,

Что непременно оценит деянье отец:

«Пусть Огневластцу приятною станет дорога,

Коль на Олимп добровольно поедет Кузнец!»

Вместе со свитой Дионис пришёл к ювелиру

И угостил нелюдима отборным вином,

Твёрдо призвал оскорблённого юношу к миру,

Чтоб охмелевший Гефест не мечтал об ином…

78

Вмиг от вина взвеселился отшельник изрядно,

Пел и плясал, позабыв про свою хромоту,

И, наконец, он промолвил: «Согласен я! Ладно!

К Гере жестокой, как сын, проявлю доброту!

Но без тебя, винодел, на Олимп не поеду,

Сопровождайте к отцу всей толпою меня!

Там мы отпразднуем старшего сына победу —

Будет известным и ценным Властитель огня!

79

И для тебя, младший брат, в пантеоне явленье

Станет удобным моментом увидеть отца,

Там же придёт от интриг и коварств избавленье,

Гера не сможет преследовать снова юнца…»

Молча, Гермес наблюдал возле Этны веселье,

И с любопытством смотрел на друзей Прометей:

«Этот напиток лозы вызывает безделье,

Хмель – враг труда, но любимец горячих страстей».

80

Дружной толпой привезли Кузнеца к Властелину,

Боги смеялись, Гефеста узрив на осле,

Злобно Аргея смотрела на эту картину:

«Разве хромец что-то смыслит в своём ремесле?»

Только напрасно на сына сердилась Аргея,

Ловкие руки Гефеста открыли замки,

Радость царицы достигла тогда апогея,

Сына она приласкала движеньем руки…

81

Радостно бросился к юноше Зевс, улыбаясь:

«Счастлив я видеть тебя средь друзей и родных,

Так поспеши сесть за стол, никого не стесняясь.

Здесь ты увидишь богов и богинь остальных!»

«Добрый отец, не моя в появленье заслуга,

Я не хотел рассекречивать мстительный трон…

Только совет и внушение брата и друга

Мне помогли прекратить материнский полон.

82

Зевс, посмотри: это сын твой от бедной Семелы,

Первым открывший секрет виноградной лозы.

Он и учитель его – на земле виноделы,

Созданный ими напиток возьмёт все призы!»

Из-за широкой спины молодого Гефеста

Выступил юноша, ликом напомнив царя,

Он от смущенья зарделся, как дева-невеста,

Явно любовью сыновней к Зевесу горя…

83

Обнял Зевес и второго желанного сына

И возвестил свой указ он по всем сторонам:

«Дети мои – для богатого пира причина,

Сын от Семелы становится равным всем нам!»

 

Воскрешение Семелы

84

Шум и веселье нарушили тишь анфилады,

Пели хмельные Силен и певец Аполлон,

Не уставая ничуть, танцевали менады,

Громко шутил над Гефестом морской Посейдон.

Долго смеялся Зевес – он не видел такого

Ни на Олимпе седом, ни на чудной земле,

Только ревнивая Гера желала иного —

В кресле сидела безмолвно, как филин в дупле.

85

Юный Дионис смотрел на богов с интересом

(Сам ни сейчас и ни прежде не пил он вина),

Уединиться желал он с великим Зевесом

Так, чтоб не слышала их Властелина жена.

И угадал Повелитель сыновье желанье,

Царь пригласил винодела на светлый балкон:

«Выполнил ты превосходно тирана заданье,

Можешь оставить пещеру в горе Геликон!»

86

«В Нисе пещера, отец, Геликон где-то рядом,

Это жилище вскормивших Зевсида дриад!»

Царь посмотрел на Диониса ласковым взглядом:

«Пусть будет так, но Олимп обретению рад!

Очи тебя выдают – ты желаешь иного!

Выполню всё, что ты скажешь за чашу вина!»

«Видеть я рядом хочу человека родного —

Мать, что тобою случайно была сожжена!»

87

«Это непросто! – сказал Громовержец Зевсиду, —

Сможет Гермес оживить на земле телеса,

Только сумеешь ли ты подольститься к Аиду,

Чтоб совершил Келеней для тебя чудеса?»

«Ради Семелы готов я на всё, что угодно,

Только б увидеть незримую ранее мать!

Если желанье моё от запрета свободно,

То разреши мне узрить материнскую стать!»

88

«Сын, на благие дела не должно быть запрета,

Верю, отпустит Семелу великий Аид!

Из разрешенья не стану я делать секрета,

Этим с Владычицей буду по действиям квит!

Помощь окажет Гермес, он – знаток всех расселин,

Через которые души уходят в Гадес.

Только в Аиде таинственном нет виноделен,

Лишь тополя образуют там лиственный лес.

89

А на цветущих равнинах – одни асфоделы,

И повезёт ли тебя через реку Харон?»

«Я опущусь даже в Тартар для блага Семелы,

Не устоит пред стремлением сына и он!»

…Вечером этим закончился пир многодневный,

Дивный напиток легко захватил многих в плен,

Смолкли менады и голос кифары напевной,

Вновь на осле оказался нетрезвый Силен.

90

Шёл винодел прямо к Лерне с ликующей свитой,

А направлял их туда быстроногий Гермес —

Встретиться жаждал Дионис с Семелой убитой,

Только отпустит ли женщину мрачный Гадес?

Молвил Гермес: «Провожу вас до лодки Харона,

Дальше пойдёте к Аиду уже без меня!

Должен добраться ты сам до великого трона,

Там и увидишь, какая у Зевса родня!»

91

Странно смотрелась толпа возле лодки Харона,

Люди притихли, увидев размеры весла —

Этот паромщик не даст им добраться до трона

И не допустит на чёлн просмолённый осла!

Юноша молвил с улыбкой наследнику Мрака:

«Мзду за провоз привезли для тебя в бурдюках!

Эта оплата дороже обола, служака —

Будешь готов за неё нас нести на руках!»

92

Вытащил бог из мешка быстро килик широкий,

Щедро наполнил его золотистым вином:

«Выпей напиток Олимпа, титан ясноокий,

Он превосходен, сравним лишь со сладостным сном!»

Сделал паромщик глоток: «Он – чудесней нектара!»

С важностью сел на огромный валун, словно царь:

«Юноша, прав ты – нет в мире прекрасней товара,

Он в подземелье сверкает, как чистый янтарь!»

93

Заулыбался Харон: «Жаль, не знаю я песен…

Раскрепостилась душа, словно нет в мире бед!

Кажется мне, что я стал от вина бестелесен,

И засиял предо мной ослепительный свет!

Жить, как и вы, я хочу на широком просторе,

Рано вставать на заре и ходить по росе,

Лучшие дни вспоминать, пребывая на море,

И побродить босиком по песчаной косе…»

94

Слушал Дионис сумбурную речь терпеливо,

Зная прекрасно волшебную силу вина:

«Ты представляешь, Харон, наверху так красиво:

Море – лазурь, небо – ярче цветущего льна,

Зелень долин украшают высокие ели,

Слух там ласкают потоки стремительных рек!

Здесь, в подземелье, цветут лишь одни асфодели,

Взоры гостей угнетает твой каменный брег…»

95

Сделал паромщик глоток и сказал с сожаленьем:

«Мне бы подняться наверх хоть на маленький срок…

Только мой чёлн унесётся неспешным теченьем,

Станет печальным такого похода итог…

Как воспротивятся души, представить нетрудно —

Сразу поднимут они несмолкающий вой!»

Быстро Дионис прервал: «Нам доверь это судно,

Мы разрешим без тебя сей вопрос трудовой!

96

Не беспокойся о душах, паромщик усталый —

Им торопиться куда-то – нет острой нужды!

Души умерших, поверь мне, товар не лежалый,

Пусть полетают немного, как в роще дрозды!»

Вышел Харон на поверхность земли возле Лерны

И удивился зелёным и сочным лугам:

«Как, Олимпийцы избавили Гею от скверны?

Значит, титаны должны поклоняться богам!»

97

Знал бы Харон, что творилось тогда в подземелье,

То ни на миг не оставил бы берег свой он —

Возле челна начались питиё и веселье,

Души слетались к Дионису с разных сторон!

Жизнь на земле поминали и люди, и духи,

Освобождался осёл от больших бурдюков,

Берег заполнился душами, словно был в пухе,

Веяло радостью там от живых чужаков.

98

Гости взобрались на крепкую лодку Харона,

Мощным веслом управлял протрезвевший Силен,

Весело пели менады, как хор Аполлона,

Дивное эхо летело от сумрачных стен.

Прежде не знал мир подземный такой переправы,

Чёлн заскользил по протоке лебяжьим пером,

Пёс трёхголовый опешил от громкой забавы,

Чуя, не кончится это веселье добром…

99

С шумом попрыгали гости на брег каменистый,

Керберу дали три килика с вкусным вином,

К ним потянулся он, видя напиток лучистый,

Хвост с головою дракона завился вьюном.

Вылакал Кербер пьянящую влагу мгновенно

И, насладившись, улёгся, готовясь ко сну,

К богу Аиду спешила толпа дерзновенно

И распевала прекрасную оду вину:

 

Ода вину

100

«О, славный напиток богов и созданий разумных,

Дарующий радость, спасаешь сердца от тоски!

Ты – яркий хозяин пиров многодневных и шумных,

Мы славим тебя и обитель твою – бурдюки.

Отведав тебя, мы поём, как весёлые птицы,

Ты щедро даёшь нам прекрасных певцов голоса,

Пускай при ходьбе мы петляем повадкой лисицы,

Но видим мы часто, как с нами творишь чудеса!

Тебя пригубить за столом – благодарное дело,

Ты можешь легко нас избавить от тяжких забот,

С тобою идём на врага мы беспечно и смело,

С пожаром в крови достигаем незримых высот!

В тебе оставляет энергию радостный Гелий,

А жажду гроздей утоляет Нефелы слеза.

Да здравствует вечный властитель пиров и веселий,

И пусть повсеместно растёт золотая лоза!»

102

Громкую песню услышала там Персефона

И пожелала увидеть рапсодов скорей!

В сопровожденье супруга, царя Крониона,

Вышла она из широких дворцовых дверей

И поразилась разгулу толпы не на шутку:

Мыслимо ль так веселиться под толщей земной?

Но заглушали кимвалы формингу и дудку,

Речи Зевсида и хохот оравы хмельной.

103

Грозный Аид был процессией той ошарашен:

Он за столетья привык видеть грустных гостей!

Этой разнузданной свите Кронид был не страшен —

Люд во хмелю не боится и царских плетей!

Но поклонился Дионис царице прелестной

И подарил ей зелёного мирта росток:

«Саженец этот родился в стране поднебесной,

Там, где для матери мир оказался жесток».

104

Стихли мгновенно весёлые девы-менады,

Не громыхал принесённый Силеном кимвал,

Шумное эхо покинуло сводов громады,

И поднесён был юнцом Властелину бокал:

«Этот янтарный напиток – слеза винограда,

Гелиос дал для него благородство лучей.

Дивным растением ныне гордится Эллада,

Сладостный сок превращает рабов в богачей!

105

Боги его оценили превыше нектара,

Зевс пожелал, чтоб отведал напиток и ты!

Чувства вино разжигает сильнее пожара

И воскрешает забытые прежде мечты!»

Сделал глоток осторожно тиран подземелья,

Снова устами коснулся Аид «янтаря»:

«Что б ты хотел за него, виртуоз виноделья?»

«Хтоний, исправь злодеянье Зевеса-царя!»

106

Быстро тиран осушил половину бокала,

Очи его засверкали: «О чём ты, Зевсид?

Что ты имеешь ввиду? Зла у Зевса немало!» —

«Мой дорогой человек Олимпийцем убит!»

«Я полагаю, что мать… – изрекла Персефона. —

Юноша ради неё опустился сюда…»

Взгляд устремила она на царя Крониона,

Тот произнёс, угождая жене: «Не беда!

107

Женщине смерть не грозит, и спешить ей не надо,

Пусть подождёт возле лодки Харона она!

Мне по душе оказалось Зевесово чадо,

Я оценил по достоинству прелесть вина!»

Дрожь пробежала мгновенно по юному телу,

Словно его укусили две сотни гадюк:

«Значит, Аид, ты отпустишь со мною Семелу?»

«Да, коль оставишь на память мне полный бурдюк!»

108

Спорить с Аидом не стал винодел из Эллады,

Быстро Силен перенёс бурдюки ко дворцу,

И попрощался Дионис с царём без бравады,

Тот широко улыбнулся в ответ пришлецу:

«Встретишь Семелу родную вблизи переправы,

Я возвращу ей, племянник, её телеса.

Только избавь ты меня от восторгов оравы,

Пусть не кричат – здесь для них не родные леса!»

109

Шёл к переправе Дионис летящей походкой,

Билось тревожное сердце, как птица в силках,

Вскоре увидел он мать молодую над лодкой,

Вмиг оказалась она на сыновьих руках.

Чёлн заскользил по протоке навстречу Харону,

Тот с нетерпением ждал на другом берегу:

«Вижу, удачно сходили вы к царскому трону,

Юноша, быстро Семелу неси к очагу!»

110

Мать невесомой была, словно тучка Нефелы,

Сын осторожно держал этот лёгкий туман,

Не было силы и веса ещё у Семелы,

Но не имелось на теле ожогов и ран.

Новым путём шли они, где Властитель незримый

Гнал за невестой когда-то четвёрку коней.

Вверх поднимался Дионис, тревогой гонимый,

Матери тяжесть теперь ощущалась сильней.

111

Вышел в Нисейской долине Дионис со свитой,

Но на Олимп сын и мать устремились одни.

Юноша верил в удачную встречу с элитой,

Знал, что любимую мать ждут прекрасные дни.

Трудно пришлось подниматься наверх виноделу,

Но не коснулась ни разу царевна травы,

Сын на руках в Олимпийский дворец внёс Семелу,

Не испугавшись Аргеи и злобной молвы.

112

На ноги мать он поставил у самого трона:

«Преодолён был успешно мной смерти предел!»

Зевс возгласил: «Наречётся ей имя Фиона,

Станет бессмертной богиней она, винодел!

В день этот светлый свершилось второе рожденье,

Только не Кадмом Семела была рождена.

Вознаградить я желаю её восхожденье —

Будет сегодня она в пантеон введена!»

113

Но улыбнулась приветливо Зевсу Фиона:

«Я благодарна за вечность, что даришь ты мне!

Не соглашусь я остаться у царского трона —

Принадлежит это место по праву жене!»

Жить отказалась Фиона с царём по соседству,

Чтобы не видеть Аргею в тени анфилад.

К Фивам вернулась, как в памяти к яркому детству,

Жадно вдыхая шафранных лугов аромат.

114

Сопровождала Диониса в частых походах

В зной нестерпимый, в метель и в любую грозу,

Не вспоминала о канувших в Лету невзгодах,

Распространяя по всей Ойкумене лозу.

 

Икарий

115

Чтили Диониса юного в каждом селенье,

Где проходил он, даруя обилье садам,

Каждый садовник ему возносил восхваленье,

Ибо Зевсид помогал наливаться плодам…

Как-то забрёл он с друзьями в афинские земли,

Близилась ночь, осветила луна небосвод,

Бог к волопасу зашёл, проксению приемля,

Щедро Зевсида со свитой попотчевал тот…

116

Всё, что имел, предоставил Икарий пришельцам,

И наградить пастуха вознамерился бог:

Он предложил афинянину стать земледельцем

И преподал виноградарства первый урок:

Вмиг появились лианы в долине зелёной —

Быстро созреть повелел урожаю Зевсид,

Видел тяжёлые грозди пастух изумлённый —

Ими весь стебель лозы был обильно увит.

117

Ягоды дружно собрали Силен и менады,

Вмиг показали, как сделать из сока вино

И о вине разыграли они буффонады,

Чтобы увидел пастух, как волшебно оно.

«Добрый Икарий, вино, как родник настроенья! —

Молвил Зевсид, оставляя ростки бедняку. —

Ты начинай без меня ремесла освоенье,

Помни, напиток божественный пьют по глотку!»

118

Долго Икарий смотрел на пустую дорогу,

Смолкли весёлые песни и крики вдали…

Был благодарен пастух чернокудрому богу,

Что показал доброту каменистой земли.

Вскоре наполнил вином он кувшин крутобокий:

«Добрый напиток не надо мне пить одному —

Там, на лугу, мной оставлен пастух одинокий,

Влагой янтарной делиться направлюсь к нему!»

119

Прямо в долину он нёс драгоценный напиток,

Там, у костра ночевать собрались пастухи.

Грустно считали они стад пасомых убыток,

Были пусты у друзей водяные мехи…

Бодро Икарий воскликнул: «Принёс угощенье!

Этот напиток спешите отведать скорей!

Он приведёт вас букетом своим в восхищенье,

Станете вы от него веселей и добрей!»

120

Пущен был килик с пьянящим напитком по кругу,

Жадно глотали янтарную влагу друзья,

И разносились весёлые крики по лугу —

Так пастухи расшалились, друг друга поя…

Но постепенно испуг появился на лицах —

Ноги людей заплетались, телес не держа,

Глупо вращались глаза в покрасневших глазницах,

И опускались их руки, от страха дрожа…

121

«Ты отравил нас! – вскричали хмельные мужчины —

Смерти жестокой достоин убийца такой!

Ясно, какие у гибели нашей причины!

Первым отправим, Икарий, тебя на покой!»

На доброхота набросились с палками люди,

Мстили нещадно ему за искрящийся «яд»,

И, пребывая к приятелю в сильной остуде,

Над пастухом совершили смертельный обряд…

122

Вскоре убийцы очнулись у мёртвого тела

Освободились они от хмельной пелены.

Чтобы сокрыть сотворённое чёрное дело,

Труп закопали они под корнями сосны.

Палками дружно ударив со злом по кувшину,

Вмиг набросали на холмик душистый кипрей

И поспешили убийцы покинуть долину,

Грязные стопы направив в портовый Пирей…

123

Долго искала Икария дочь Эригона,

Но не нашла пастуха ни в лугах, ни в горах.

Не было видно следов у костра и загона,

В девичью душу закрались тревога и страх.

Вместе с собакой в леса устремилась девица,

Майра хозяйку вела по незримым следам.

Громко рычала собака, как грозная львица,

Перебегая к другим, незнакомым стадам.

124

Плакала дева, глаза на бегу утирая,

Ей без отца не хотелось остаться одной.

Майра промчалась по лесу до самого края,

И заскулила вдали под высокой сосной.

Дочь подошла к одинокому дереву ближе,

Свежую землю узрила у мощных корней,

С вечера там находился Икарий недвижен,

Сверху заваленный россыпью мелких камней.

125

Вскрикнула дева: «О, Зевс, в чём же я виновата,

Как без отца жить отныне в несчастиях мне?»

Слишком страшна Эригоне казалась утрата —

Пояс свила и повесилась дочь на сосне…

Верная Майра завыла сильнее волчицы,

Бросилась с берега прямо в глубокий поток,

Жить не хотела она без хозяйки-девицы,

Этот поток оказался для псицы глубок…

126

Так возмутило Зевсида сие преступленье,

Что он наслал на Афины божественный гнев —

Пало мгновенно на женщин столичных затменье,

Много повесилось в городе трепетных дев.

В ужасе в Дельфы гонца отрядили Афины,

Чтоб получить поясненье от пифий седых.

Знать пожелал повелитель безумства причины —

Из-за чего гибло много девиц молодых.

127

«Ты отнесись с пониманьем к божественной каре —

Молвила старая пифия громко послу. —

Сгублен пастух ваш друзьями в сильнейшем угаре,

И наказанье пришло по свершённому злу!

Срочно найдите виновных, казните презренных,

Что совершили убийство без явной вины,

Ждёт от архонтов Дионис даров неизменных —

Будут Афины Зевсидом тогда прощены!»

128

С острова Кеос вернули злодеев в столицу,

Не избежали преступники тягостных пут.

«Смертная кара вам всем за отца и девицу!» —

Вынес убийцам такой приговор высший суд.

Добрый Икарий и дочь пастуха Эригона

Помещены вместе с Майрой в обитель для звёзд.

Светят теперь по ночам в темноте с небосклона

И Волопас, и прекрасная Дева и Пёс…

 

Разбойники

129

Дивное небо сверкало лазурной жарою,

Крупные волны ласкали прибрежный гранит,

Гнал суховей корабли в величавую Трою,

С низкого брега следил за судами Зевсид:

«В каждой галере есть пифос с вином виноградным,

В плаванье трудном оно веселит моряков

И одарит в жгучий зной ароматом прохладным,

И переводчиком станет со всех языков!

130

Надо к вину относиться всегда, как к лекарству

От неуёмной печали и грусти земной —

Но пития непомерность приводит к коварству —

Платят иные за пьянство высокой ценой.

Жаль, не становится плата для многих уроком,

Страсть к потребленью вина направляет к беде…

И назовут мудрецы мой напиток пороком,

Примесью тайного яда в хрустальной воде!»

131

Он обратил на галеру внезапно вниманье:

Парус надутый гнал судно большое к нему,

Кто-то кричал там тревожно, как к Зевсу воззванье:

«К берегу правь, сохраняя от рифов корму!»

«Ради юнца мы погубим прекрасное судно!

Разве не видишь торчащих из моря камней?

К берегу здесь приставать, капитан, безрассудно!»

«Кормчий, работай! Встречались шторма побуйней!

132

Или не видишь юнца, что прекраснее бога?

После продажи раба станешь, кормчий, богат!

Ты подгони судно к брегу, осталось немного,

Там мы захватим его!» – крикнул главный пират.

С лёгкой улыбкой смотрел бог на их атрибуты,

Сопротивленья не стал он оказывать им,

Ловко надели пираты на юношу путы,

С ним на корабль поспешили один за другим.

133

Кормчий заметил, как сильно осело их судно,

Но промолчал, не вступая ни с кем в разговор,

Стал наблюдать за делами пиратов подспудно,

Молча направив галеру к проливу Босфор.

Справа за Троей виднелась высокая Ида,

Склоны которой украсили рощи дубов…

К мачте высокой враги привязали Зевсида,

Старший промолвил: «Он стоит, как сотня рабов!»

134

Встал капитан перед богом и молвил глумливо:

«Был ты свободен, красив, родовит и богат.

Знай, что теперь ты не станешь гулять горделиво,

Будешь обглоданной косточке с голоду рад!

Многих, подобных тебе, мы пленили на бреге,

Продали их в дальних странах, как ценный товар!

Жил ты до этого в счастье, достатке и неге?

Мы же тебя отвезём на восточный базар!

135

Обруч наденет хозяин на стройную шею,

Станешь в ошейнике жить, словно барс или пёс.

Живо отбрось о спасенье любую затею,

Ты не добьёшься свободы фонтаном из слёз!»

Юноша брови густые нахмурил сурово,

Путы упали, как мёртвые змеи, с него:

«Ты, капитан, не хотел поразмыслить толково,

Значит, не стоит злодейская жизнь ничего!»

136

Кормчий вскричал: «Капитан, устрашись поскорее!

Юноша этот не прост, он похож на богов!

Остерегись! Будь сейчас хоть немного мудрее,

Знай, что от смерти находишься в паре шагов!»

Вдруг заструилось вино под ногами пиратов,

И разлился над волнами цветов аромат

И появилась лоза вместо толстых канатов,

Весла плющом обросли, как заброшенный сад.

137

Яростный лев вместо пленника встал, свирепея,

Бросился зверь на разбойника, словно на лань,

Вырвал безжалостно душу из тела злодея,

Тем отдавая Аиду угодную дань.

Смерть за бортом предпочли остальные пираты,

Но не прервал винодел их печальные дни:

Прыгали в море разбойники, страхом объяты,

И на лету превращались в дельфинов они.

138

В ужасе кормчий упал перед львом на колени,

Юноша принял свой облик и молвил ему:

«Я позабыл о своём неудавшемся плене,

И за него не отмщу лишь тебе одному.

Знай, я – Дионис, сын Зевса и девы-Семелы,

К берегу судно скорей направляй, мореход.

Этот корабль будет пущен в торговое дело —

Он принесёт для тебя небывалый доход!»

139

Так завершилась история с пленом для бога,

Юный Дионис вернулся к друзьям на луга.

Снова Зевсида ждала в Ойкумене дорога

Через ущелья, равнины, жару и снега…

 

Дар Мидасу

140

Лето с дождями вступило во Фригию смело,

С гор побежали потоки стремительных рек,

У горизонта слилась с Геллеспонтом Нефела,

Грозный Борей по ночам ускорял быстрый бег.

В сумерках шёл по дороге, водою залитой,

Неутомимый Дионис, создатель вина,

Следом – Силен на осле с окружаемой свитой —

Эта орава была по привычке пьяна.

141

Но, не доехав один парасанг до селенья,

Пьяный старик незаметно покинул осла,

И, прокатившись по склону, упал в углубленье,

Где перемазался в глине от пят до чела.

Выбрался он и уселся под толстой сосною,

Хрипло, но звучно запел о родимых краях,

Тучи исчезли, как будто их смыло волною,

Звёзды застыли во мгле на своих якорях.

142

Из-за высокой горы показалась Селена,

С грустью она осветила поля и леса,

Глухо завыла на пастбище дальнем гиена,

А на тропе зазвучали людей голоса.

Грязный Силен прокричал: «Помогите скорее!

Мне не дойти до селенья сейчас одному!»

Вышел один из толпы, что был явно храбрее,

И подошёл к старику, как к врагу своему.

143

В Гордион-город дойти полагали мужчины,

Но припозднились и шли по лесам в темноте,

В ужас пришли от измазанной грязью личины,

Что появилась пред ними во всей красоте!

Думали люди, что это – дорожный грабитель,

Бросились сразу всем скопом они на него,

И, поясами связав, потащили в обитель,

Чтоб передать на сужденье царя самого.

144

Честный, но жадный до злата правитель столицы,

Бывший любитель колючих и ярких цветов,

Молча, стоял на крыльце под сверканье зарницы,

Изобретал, как и Гордий, узлы из жгутов.

Крепкие руки умело сплетали узоры,

Только мечтал царь фригийский Мидас о другом:

Жёлтый металл стал пленять повелителя взоры,

Грезил властитель, чтоб злато сверкало кругом.

145

Город отца жил без войн и довольно богато,

Правда, Мидас не считал, что достиг он высот,

Только любимую дочь царь ценил выше злата,

Но приговаривал: «Нет без богатства красот!»

Сильно терзали сомнения царскую душу:

«Может ли царь завладеть всем металлом Земли?

Надо ль ему завоёвывать полностью сушу,

В дальние страны с войной посылать корабли?

146

Сколько людей за металл будет мною убито

Ради того, чтоб они оказались бедны?

Что из того? Если дочь, как сама Афродита!

Принадлежать только ей все богатства должны!»

Скрипнули вдруг вдалеке городские ворота,

Царь посмотрел по привычке на месяц крутой:

«Рано кого-то из города гонит работа…

У бедняков-простаков нет мечты золотой!»

147

Стража влекла ко дворцу неизвестного в путах,

Сзади за ними шагала толпа горожан,

«Кто это тут поясами надёжно «укутан»? —

Громко спросил у пришедших суровый тиран. —

Ночь на дворе, а кому-то здесь явно не сонно…

В чём виноват этот накрепко связанный муж?

Знаю, охрана, что служба у вас напряжённа,

Вы же таскаете путников разных из луж!»

148

В предположенье ошибся властитель немного —

В сопровождении стражи явился Силен —

Грязный и пьяный, без сил, без друзей и чертога,

Он был захвачен пейзанами глупыми в плен.

«Быстро отмойте мужчину! – велел повелитель. —

И приведите, как гостя, ко мне во дворец!»

Чистым к тирану пришёл винодела учитель,

Но о себе ничего не поведал пришлец.

149

К этому времени верные слуги Мидаса

Факелы в зале зажгли и накрыли столы,

И прикатили вмиг пифос с вином из запаса,

Возле дворца на огонь водрузили котлы.

И, уважая пришельца преклонные годы,

Царь пригласил музыкантов и важных гостей,

Быстро нашлись в Гордионе певцы и рапсоды,

Кто сообщал властелину немало вестей.

150

Царь разместил седовласого рядом с собою,

Не вопрошал властелин ни о чём старика —

Пусть наслаждается гость на пиру похвальбою,

Что истекала из уст, как большая река!

Песнями было рассказано много историй

О злодеяниях монстров, о жизни богов,

О покорении Критом чужих акваторий,

Об освоенье Дарданом иных берегов.

151

Длились пиры и веселье не меньше декады,

И незнакомец, забыв про нечаянный плен,

Молвил Мидасу, что ждут ветерана менады

И сообщил собеседнику имя – Силен.

Сразу же царь приказал заложить колесницу

И усадил бережливо в неё старика.

Сам он Силену решил послужить за возницу,

Чтоб оказалась дорога к друзьям коротка.

152

К вечеру встретила их синевой Пропонтида,

Там и узрили процессию с сотней менад,

Сопровождали хмельные девицы Зевсида,

Встрече с Силеном Дионис был искренне рад:

«Где пропадал столько дней и ночей, мой учитель?

Мы третий день веселимся у тёплой воды!»

«Славный Мидас предоставил Силену обитель

С пифосом полным вина и обильем еды!»

153

И, улыбаясь, Дионис спросил у Мидаса:

«Что ты желаешь, тиран, за свою доброту?»

«Беден я, друг, не имею златого запаса,

И посему я лелею такую мечту:

Дочь у меня, что сравнима с самой Афродитой,

Замуж бы выдать её, но приданого нет!

А без него будет жить незамужней харитой,

Тем подрывая родителя авторитет.

154

Яркое злато меня осчастливить способно,

Если б была у меня златотворной рука…

Только об этом тебя мне просить неудобно —

За откровенность, Дионис, прости чудака!»

«Ну, если дочь так родителем добрым любима,

И на приданое золотом ты не богат,

То это дело считаю, Мидас, поправимо,

Но золотому касанию будешь ли рад?

155

Ты понимаешь, что просишь, властитель несчастный?»

«Да, понимаю и слышу божественный глас!»

«Дар, что тебе передам, для тебя же опасный —

Станет всё златом, к чему прикоснёшься, Мидас!»

«Это же счастье, Зевсид, получить дар чудесный —

Золотом будут посуда, дворец и цветы!

Этот подарок к приданому – самый уместный!

Золото! Только оно – исполненье мечты!»

156

«Зря, царь Мидас, не внимаешь хорошим советам…

Пусть же всё будет, как просишь Диониса ты!

Станешь ты сам златоносным наутро с рассветом

Во исполненье твоей необычной мечты!»

Вспыхнули очи тирана сродни хризолиту,

Богу вознёс он хвалу, нетерпеньем горя,

И понеслась колесница, гремя, по граниту,

Перед глазами Мидаса виднелась заря…

157

В город вернулся правитель ещё до заката,

И поспешил лечь голодным в постель властелин:

«Утром всё будет в покоях из чистого злата,

Я дорогому металлу теперь – господин!»

 

Цена алчности

158

Ночь навалилась на землю, как тучи на горы,

Тишь во дворце нарушало звучанье цикад,

Царь на восток устремлял в нетерпении взоры,

Хоть не потух ещё полностью летний закат.

Долго крутился на ложе властитель в тревоге,

Только не шёл столь желанный и сладостный сон,

И поспешил царь размять онемевшие ноги,

Выйдя неслышно для слуг на широкий балкон.

159

Он представлял, как изменится завтра столица:

«Слух о богатстве моём облетит сотни стран,

Станут златыми посуда, столы, колесница,

С розами сад под окном и чудесный фонтан!

Сгинут поделки из грубой начищенной меди,

Будет на мраморе стен золотая броня…

Станут завидовать мне властелины-соседи,

Видя, какая столица теперь у меня!

160

Я не желаю жить так, как Дионис шумливый:

Ходит повсюду пешком, не имеет дворца,

В свите – менады, осёл и Силен молчаливый…

Образом жизни мальчишка позорит отца!»

Кончики пальцев зари появились на небе,

Кинулся спешно Мидас в свой любимый покой,

Быстро забыл властелин о Зевсиде-эфебе,

Тронул в волненье кувшин он дрожащей рукой.

161

Но… не увидел Мидас никаких изменений!

Та же керамика с дивным узором на ней:

«Бог пошутил надо мною в пылу опьянений,

Зря лишь наслушался я от него ахиней!»

Царь прикоснулся в волненье к столу и к постели

И не заметил от этого он результат:

«Видно, таилось коварство в самом виноделе,

Если не стал я с рассветом несметно богат!»

162

Тронул отчаянно он и тяжёлую вазу с цветами,

Бросил со злостью в открытое настежь окно:

«Эос уже исцарапала небо перстами,

Значит, Дионисом мне волшебство не дано!»

Над головой царь поднял ёмкий кратер с водою,

Чтобы немедля разбить о сверкающий пол,

Солнечный луч вдруг сверкнул на сосуде звездою,

Тот в этот миг для руки оказался тяжёл.

163

«Золото, золото! – громко вскричал повелитель. —

Глина в руках засверкала сильнее огня!

Вовсе не зря пировал здесь Зевсида учитель —

Даром большим осчастливил Дионис меня!»

Начал метаться тиран во дворце небогатом,

Тронул колонны и двери, висящий хитон,

И становились они ослепляющим златом —

Солнце светило Мидасу с различных сторон.

163

Слуги сбежались к нему, слыша крики тирана,

Юная дочь поспешила на помощь к отцу,

В окна тревожно заглядывать стала охрана,

Но продолжались метанья царя по дворцу.

Вскоре покинул правитель златые покои

И устремился с восторгом в любимый цветник,

С нежностью тронул прекрасные розы, левкои,

Те превратились в блестящий металл в тот же миг.

164

Золотом стали черешни, оливы, гранаты,

Даже стоявший на площади старый платан,

Царь, потерявший рассудок, кричал: «Мы богаты!

Мне по заслугам Дионисом дар этот дан!»

Распорядился Мидас, от восторга усталый:

«Слуги, скорее заполните снедью столы! —

В честь волшебства я устрою всем пир небывалый —

Юный сын Зевса достоин моей похвалы!»

165

Вскоре запахло повсюду смолою сосновой —

На площадях разжигала прислуга костры,

Вновь Гордион становился столицей торговой —

В город везли и посуду, и снедь, и ковры.

Съехались гости к полудню и встретились в зале,

Там удивлялись сверканью дворцовых колонн —

Вся колоннада была в драгоценном металле,

Ярко блестели столы и властителя трон.

166

Гордый правитель приветствовал всех приглашённых,

Длинной тирадой воспет был весёлый Зевсид,

Царь рассказал о делах, им с утра совершённых,

Как превратить можно в золото даже графит.

Килик поднял он, чтоб выпить за славного бога,

(Был по края тот наполнен напитком густым),

Но не успел он отпить мёда даже немного —

Медный сосуд стал в волшебных руках золотым.

167

Съесть попытался властитель лиловую сливу,

Но и она на зубах превратилась в металл,

Гости и дочь поразились нелепому диву,

Не понимая, что это – ужасный финал.

Выразил царь громогласно своё возмущенье:

«Я не держал с прошлой ночи ни крохи во рту!

Мне от Диониса дар этот дан в возмещенье —

Я же к Силену тогда проявил доброту!

168

Но на голодную смерть обречён виноделом,

Алчность и зависть погубят нещадно меня,

И расплачусь я измученным голодом телом,

В счастье своём не прожив даже краткого дня…»

Слёзы упали с ресниц на мужские ланиты,

Голос утих, как в глубоком ущелье ручей,

Стан властелина согнулся, как ветви ракиты,

Тишь во дворце воцарилась без всяких речей.

169

Дочка Мидаса к нему подошла, утешая:

«Не огорчайся так сильно, любимый отец!»

«Что я наделал, привычную жизнь разрушая?

Я превратил всё гнездо родовое в ларец!

Здесь понесу я за алчность свою наказанье,

Дар мой чудесный оставит тебя сиротой,

Чувствую я, как мутнеет и гаснет сознанье,

И не спастись от напасти такой золотой…»

170

«Ты не оставишь одну дочь свою, повелитель!

И не прощайся со мной – ты не хвор и не стар!

Может быть, прежнею станет родная обитель,

Если вернёшь виноделу полученный дар?»

«Ты понимаешь, малышка, отец в страшном горе:

Нет ни цветов, ни черешен, ни яблонь, ни туй,

Я оказался с природой по глупости в ссоре…» —

Плача, тиран ей оставил на лбу поцелуй…

 

Искупление

171

Статуей стала малышка в мгновение ока,

Руки царя ощутили холодный металл,

В ужас пришёл он, твердя: «Вот возмездие рока!»

Был непомерным отцовского горя накал!

Гости спешили покинуть обитель Гордида —

Пир у царя оказался несчастьем чреват!

Слуги тихонько шептались: «Такая планида!

Только в несчастье ужасном отец виноват!»

172

Слышали люди на площади царские речи:

«Милая дочь, ты погублена страшной мечтой,

Мне не дано трогать нежные хрупкие плечи,

Стала холодная ты, как кувшин золотой!»

Вспоминать правитель последние фразы малышки,

Память изъяла хороший совет из глубин,

Он перед взором явился подобием вспышки:

«Дара чудесного добрый Зевсид – господин!

173

Надо Дионису дар возвратить непременно!

Только б застать винодела на том берегу,

Где я оставил вчера педагога Силена!

Пусть этот дар передаст олимпиец врагу!»

Дочку свою поручил он надёжной девице,

Выскочил быстро на площадь, как буйный Борей,

Бег устремил повелитель к своей колеснице,

Крикнул вознице Мидас: «Едем к морю скорей!»

174

С места рванула к воротам повозка тирана,

Ловко запрыгнул властитель в неё на ходу,

Молниеносно раскрыла ворота охрана,

Но непредвиденный случай нарушил езду.

Царь при посадке коснулся повозки руками,

Потяжелела она, превратившись в металл,

Встала четвёрка коней, как в ночи пред волками,

И охладился мгновенно их резвый запал.

175

Быстро возница распряг для тирана гнедого,

Ловко безумный правитель вскочил на коня,

В золото царь превратил жеребца молодого

И прошептал от досады: «И здесь западня!»

И побежал властелин, как он бегал когда-то,

Вспомнились взрослому юности светлой года,

Там не имел он дворца дорогого и злата,

Предпочитая пешком посещать города.

176

Был для него мир прекрасен с дождями и снегом,

Видел тогда он в природе немало красот,

Не огорчался холодным, голодным ночлегом,

И не стремился достигнуть отцовских высот.

С детства дорога была властелину знакома —

Он проходил многократно с друзьями по ней:

Ночью они, веселясь, шли от брега до дома,

Не утруждая собою отцовских коней…

177

Солнце сверкнуло последним лучом на закате,

Ночь начинала правленье с глубоких лощин,

Думал Мидас о беде и даренья возврате,

Мысли такие ему прибавляли морщин.

В сумерках сел он на камень, страдая от боли,

В слиток златой превратилась большая плита,

Снял он сандалии, чтобы взглянуть на мозоли,

Тотчас и обувь блеснула, как прежде мечта.

178

В сторону бросил сандалии он от досады,

Звякнули громко они средь горячих камней,

И побежал по дороге без прежней бравады,

Превозмогая страданья от сбитых ступней.

След окровавленный вился за жалким тираном,

Но не жалел повелитель израненных ног,

Только б желанье его не затмилось обманом,

И не покинул бы место знакомое бог!

179

Царь ослабел, задыхаясь от долгого бега,

Пот заливал и глаза, и лицо, и виски,

Силы теряя, добрался несчастный до брега,

Сердце его было словно зажато в тиски!

К радости, слух напрягавший фригийский правитель

Ясно услышал свирели, авлос и тимпан,

Как распевали менады и пьяный учитель,

Но устыдился, что не был Дионисом зван.

180

Смелость нежданно вселилась в сознанье Гордида,

И не осталось от страха и тени следа.

Сброшена им на кусты дорогая хламида,

Бросился он к виноделу, горя от стыда…

«Бог Олимпийский, возьми свой подарок обратно,

Я от него стал несчастней любого раба!

Разбогател я за день многотысячекратно,

Но наказала меня за богатство судьба!»

181

«Не торопись, царь, а выпей воды родниковой —

В тысячу стадий дорога была нелегка!»

Взял царь глубокую чашу из кости слоновой,

В золото этот сосуд превратила рука.

«Что ж ты не пьёшь эту влагу?» – Спросил бог Гордида.

«Я не могу – стала золотом чаша с водой!»

«Разве, Мидас, не об этом просил ты Зевсида?»

«Алчность и глупость мои стали страшной бедой!»

182

«Может, ты мяса желаешь?» – спросил олимпиец.

«Да, я хочу! Только в горле застрянет кусок!»

«Дочь не просил покормить властелина, фригиец?»

«Статуей стала малышка, утих голосок…»

Слёзы сдержать не сумел властелин Гордиона:

«Добрый Зевсид, я готов отказаться от рук!

Нет для меня в горькой жизни страшнее урона,

Чем золотой, но убийственный замкнутый круг!»

183

«Помнится мне, ты, Мидас, говорил по-другому:

«Счастье имеет сияющий цвет золотой!»

Златом несчастье принёс существу дорогому —

Так ты наказан за жадность нелепой мечтой!»

«Да, говорил я, Дионис, недавно такое…

Золота блеск ослепил ненадолго меня,

Этот металл не прекраснее роз и левкоев,

И не теплее ничуть, чем в костре головня.

184

Я не вернусь в Гордион, не избавясь от дара…

Злато без меры – всегда самый страшный злодей!

Эта награда твоя – жесточайшая кара,

Я не хочу подвергать ей невинных людей…»

Только тогда улыбнулся Зевсид темнокудрый:

«Рано тебе, властелин, на язык класть обол!

Если ты стал относительно золота мудрый,

То отправляйся к реке под названьем Пактол!

185

Дар мой губительный смоешь ты в этой стремнине —

Нет в Ойкумене подобных живительных рек!

Воду Пактола неси до столицы в кувшине

И окропи всё, что златом сгубил, человек!»

Перед Дионисом пал властелин на колена:

«Благодарю за спасенье моё, винодел!»

Взял царь огромный кувшин из десницы Силена

И поспешил окрылённым в далёкий удел.

186

Позолотевший сосуд царь пристроил на спину

И побежал, не заметив израненных стоп,

Сильно хотел он увидеть Пактола стремнину,

Взгляд к ней направив, как к Гелию – гелиотроп.

Пусть этот путь был трудней и длиннее, чем к богу —

Образ малышки придал повелителю сил,

Вспомнил Зевсида слова: «Не спеши к эпилогу!»,

В каждом холме ожидая увидеть Сипил.

187

Ночь опустилась с небес, как туман на болото,

Царь для пути заприметил свет яркой звезды,

Очи тирана уже не страдали от пота —

В теле царя для него не хватало воды.

Утром узрил он вдали вожделенную гору

И продолжал, спотыкаясь, замедленный бег,

Солнце взошло, и представился мутному взору

Густо поросший осотом таинственный брег.

188

Быстро сошёл он к реке по заросшему склону,

Бросился к чистой воде, как голодный баклан,

В воду войдя, начал пить он подобно муфлону,

Кровь потекла по реке из открывшихся ран.

Выпал из рук ослабевших сосуд прямо в воду

И потерял через миг в ней свой блеск золотой:

«Дар мой смертельный пропал пожеланью в угоду!

Юный Зевсид! Восхищён я твоей добротой!»

189

Стал царь плескаться в реке, бурных чувств не скрывая,

Золото с тела песком оседало на дне,

Перед глазами привиделась дочерь живая,

Воду в кувшин он набрал в набежавшей волне.

Сразу надежду вселило в царя омовенье,

Он осторожно на берег поставил сосуд,

И, проявив к виноградарю благоговенье,

Взял из реки плывший к морю каштановый прут.

190

С тем ничего не случилось – остался с корою,

Тронул властитель усталой рукой очерет,

И незаметно увлёкся тревожной игрою,

Словно в растении каждом искал он секрет.

И, убедившись в лишении страшного дара,

Царь водрузил на плечо драгоценный кувшин,

И по долинам пошёл осторожней архара,

Мимо глубоких ущелий и горных вершин.

191

Стал он с вниманьем смотреть на цветы полевые,

С радостью слушал фригиец звучанье цикад:

«Вновь в цветнике у меня будут розы живые,

Вновь станет дочь украшеньем дворцовых палат!

И засверкают каменьями стенки фонтана,

И обернётся живым золотой жеребец,

Вновь ветеранов увижу под сенью платана,

Станет, как прежде, уютным любимый дворец…»

192

Тёплая ночь полонила Мидаса в дороге,

Он не решился с кувшином идти в темноте,

Ныли десница, спина, но особенно ноги —

Им доставалось немало в стремленье к мечте!

Выбрал он место, где ветры попрятались в норы,

Сел у каштана, спиной оперевшись о ствол,

Рядом поставил кувшин, взгляд направил на горы,

Вспомнил Диониса, глупость свою и Пактол:

193

«Золото многих людей наделяет пороком:

Завистью, жадностью, чем-то неясным другим.

Этот металл не наполнен живительным соком,

И, тем не менее, многими страстно любим!

Он иссушает невинную душу мгновенно,

Огненный блеск охлаждает живые сердца,

Ради него не творится шедевр вдохновенно!

Не потому ль Аполлон без златого венца?»

194

Снова продолжил свой путь властелин на рассвете,

Бережно нёс на плече драгоценный сосуд,

Знал, для него будет золото в полном запрете,

Чтобы себя оградить от сверкающих пут.

Мыслью упорной наполнился разум Мидаса:

«Больше не буду до жёлтого блеска охоч!

Сдам казначею ключи от златого запаса…

Главное, к жизни вернуть неповинную дочь!»

195

В город столичный вошёл властелин на закате,

Златом сверкать продолжали цветы и платан,

Статую дочери вновь он увидел в палате,

Брызнул водой на малышку усталый тиран.

Замерло сердце его в ожидании чуда,

Девочка вмиг ожила у царя на глазах,

Голос её прозвучал: «Эта влага откуда,

И почему ты, отец мой любимый, в слезах?»

196

Только Мидас ничего не ответил малышке,

Громко смеясь и живую царевну обняв.

Знал властелин об отчаянье не понаслышке,

Как жить не хочется, чадо своё потеряв…

В сад устремились счастливый отец и юница

Взяли с собою кувшин с драгоценной водой,

Прежний свой вид приняла во дворе колесница,

Ожил от капель воды иноходец гнедой.

197

Розы тяжёлые сбрызнуты влагой волшебной,

И расцвели, как и прежде, бутоны в саду,

Стала вода из кувшина растеньям целебной,

Жизнь возвратив золотому кусту иль плоду.

Дар олимпийца обрызган был влагой Пактола:

«Всё, что блестит желтизною, отныне – долой!

С этим безумным богатством в душе стало голо,

Злато – красивый металл, но бесчувственно злой!

198

Нет, никогда не заменят цветы золотые

Скромных порой, но живых лепестков аромат!

Злата дороже нам близкие люди живые,

С нежной любовью родных я безмерно богат!»

 

О, Ариадна…

199

Славную миссию выбрал себе сын Зевеса,

Распространяя на дивной Земле виноград,

Вместе со свитой весёлой от Пелопоннеса

Он дошагал до реки под названьем Евфрат.

От Аравийской пустыни дошёл он до Нила,

Много посажено было душистых лиан…

Как-то попал он со свитой своей под ветрила

И на галере объехал полдюжины стран.

200

Много красавиц примкнуло к пирующей свите,

(Их привлекало вино и Силен-острослов),

С ней оказался Зевсид на загадочном Крите,

Самом богатом тогда из больших островов.

Минос-правитель, радушно встречал винодела,

В новом дворце приготовлены были столы,

С сыном к царю прибыла и богиня Семела —

Важными были для Крита такие послы.

201

Царь похвалился своим Лабиринтом огромным,

Чудище гости узрили в системе зеркал,

Знал винодел, что тиран был весьма вероломным,

Им угнетался великий умелец Дедал.

Не уклонился Дионис от долгой беседы,

Что продолжалась всю ночь за богатым столом.

Минос поведал юнцу про морские победы,

Как управлялся порой он с могучим веслом.

202

«Флот мой давно доминировать начал на море,

Ужас наводят на многих мои корабли,

В плен к нам попасть – это самое страшное горе!

Лучше сидеть до скончания дней на мели!»

«Минос, признайся, тебя не боится Троада,

И не уступит столице твоей Илион!

Я посадил там немало лозы винограда,

Много дохода приносит властителю он!»

203

«Мне поставляют напиток чудесный Афины —

С данью богатой придёт скоро судно ко мне!

В нём ожидаются «корм» Минотавру и вина,

Царь афинян разбирается в этом вполне!»

И оживились у челяди жадные лица

От предвкушенья богатых афинских даров…

В зал вдруг вошла величавой походкой девица

И прошептала правителю несколько слов.

204

Дева ушла, посмотрев на гостей напоследок.

И поразился Дионис её красоте —

Сразу понятно, кто был у красавицы предок,

Гелия след виден в каждой девичьей черте.

«Грузят галеру в Пирее, и это отрадно! —

Молвил слегка охмелевший могучий тиран. —

Вижу, Дионис, сразила тебя Ариадна,

Зевсом самим этот облик прелестнице дан!

205

Скрыть ты не смог на красавицу взгляд вожделенный,

Только она никогда не оставит свой Крит!

В россыпи ценностей дева – алмаз мой бесценный,

Миноса дочерь прекрасней афин и киприд!»

Молвил Дионис в ответ: «Дети – это отрада!

И возражения этому быть не должно!

Я посажу у тебя три лозы винограда,

Чтобы не пил на пирах ты чужое вино!»

206

Принял охотно властитель юнца предложенье:

Сам поработал немного на склоне киркой,

И оказал он Дионису тем уваженье —

Были растенья посажены царской рукой!

Знать городская пришла на событье такое —

Прежде не видели братьев-Зевсидов в труде!

Было в работе тирана решенье мужское —

Выгодный острову куст посадить в борозде.

207

Люди смотрели на это с большим интересом,

В свите была Ариадна с малышкой-сестрой.

«Вырастет мой виноградник, и станет он лесом,

А пятиглавая Ида – пьянящей горой!»

Слушал с тревогой пугливый народ властелина,

В людях давно поселился пред Миносом страх.

Думали молча они: «Для лозы есть долина,

Пленники, значит, взрастят виноградник в горах!»

208

Юный Дионис с тоскою смотрел на юницу:

«Царь не отдаст деву замуж, пока он живой,

Вмиг на ослушницу Минос поднимет десницу,

Может за брак поплатиться она головой».

Быстро Зевид попрощался с семьёй родовитой,

Врезалась в душу его по царевне тоска,

Но погрузился на судно Дионис со свитой,

И сожалел, что не взял за «рога там быка».

209

Солнце светило нещадно, дул ветер лениво,

Медленно парусник шёл в направленье Киклад,

Долго смотрел винодел на «подкову» залива,

Где мог вручить он прелестнице брачный гранат.

Слева проплыло огромное встречное судно,

Парус на странной галере был чёрен, как смоль,

Грозный прохладный Борей кораблю дул попутно —

Отведена была парусу тайная роль…

210

«Что это значит?» – спросил винодел у Силена.

«Страшная плата за слабость великих Афин…

Критом поставлен правитель Эгей на колена —

Шлёт Минотавру для пищи людей властелин!»

Вновь углубился Дионис в раздумья о деве,

Выкрасть её отказался юнец наотрез:

«Непредсказуем в деяниях Минос во гневе,

Зная, что остров родной очень любит Зевес!

211

Необходимо всегда поступать по закону,

Даже решая вопрос с записным подлецом!

Надо мне стопы направить к высокому трону,

Поговорить о женитьбе с могучим отцом!»

Бог виноделия принял такое решенье:

«Завтра мне даст Громовержец хороший совет!

Или «добро» получу иль его утешенье,

Жизнь холостую продолжив, как брат Мусагет!»

212

К острову Наксос причалило судно с закатом,

На берегу возле скал запылали костры,

Вскоре запахло повсюду мясным ароматом,

И у воды появились цветные шатры.

Юный Дионис покинул друзей незаметно,

Предупредив об уходе своём старика.

Только Силену седому поведал секретно —

К Зевсу влекла винодела о деве тоска.

213

Встретил радушно Диониса грозный родитель:

«Что-то встревожило в жизни тебя, весельчак?

Чем же помочь я могу?» – вопросил небожитель.

«Просьба моя для Всесильного – сущий пустяк!

Чтобы другим поступать было так неповадно,

Я не решился девицу украсть из дворца.

В душу запала мне Миноса дочь – Ариадна,

Что же мне делать, совета прошу у отца!»

214

«Ты не бери нехороший пример у Аида!

Дева должна быть безмерно в тебя влюблена,

Чтоб не смотрела она на других, как Киприда,

Только влюблённая женщина будет верна!

Видел я спутниц твоих – словно хвост у кометы,

Но не увлёкся же ты до сих пор ни одной!

Или их песни с тобою давно были спеты?»

«Зевс, я жениться хочу на царевне земной!»

215

«Жаждешь совета отца или думы Метиды?

Впрочем, и то, и другое полезно тебе!

Помни, своё никогда не теряют Зевсиды —

Только доверься в тяжёлых вопросах судьбе!»

«Но не доставит на Наксос судьба чаровницу,

А без неё, Повелитель, мне жизнь немила!»

«Сын мой, попутчик царевны спустился в темницу,

Знает судьба, как вершатся такие дела!»

216

Вмиг побледнел винодел от жестокой обиды,

Брови Диониса выгнулись резкой дугой:

«Ты говоришь, не упустят удачу Зевсиды,

Но Ариадну спасает там кто-то другой!»

Бороду нежно погладил могучий Властитель,

Очень довольный затеянной с сыном игрой:

«Этот воитель с мечом – не царевны спаситель,

А победитель чудовища, юный герой!»

217

И, принимая Диониса взгляд изумлённый,

Царь объяснил: «Тот герой – не соперник тебе!

Сам он, сегодня царевной от смерти спасённый,

Станет помощником вашим в счастливой судьбе!»

Юный Зевсид поражён был отцовским эподом,

От удивленья расширились сына зрачки,

А многомудрый тиран пояснил мимоходом:

«Нить путеводную взял тот из женской руки…»

218

Далее стала меж ними семейной беседа,

О похожденьях немного поведал Кронид:

«Скоро прекрасную двойню подарит мне Леда,

Из-за того Илион будет взят и разбит…»

Слушал влюблённый Дионис отца до рассвета,

Тот поучал с наслажденьем великим юнца:

«Чувства пылают не дольше стеблей очерета,

Жаль только, пепел любви тяжелее свинца…»

219

Бог виноделья на остров пришёл вдохновлённым,

Свита спала, и потушены были костры,

Всех стороживший Силен был, как вол, утомлённым.

«Можешь прилечь, мой учитель, пока нет жары!

Новость хорошую Нот принесёт на закате,

Много придётся работать сатирам веслом,

Думаю я о скорейшем в долину возврате —

Мойры судьбу завязали чудесным узлом!»

220

Сел винодел на огромный кусок доломита,

В синее море направил задумчивый взор:

«Миноса дочь восхитительна, как Афродита,

Станет её красота всем богиням в укор!

Матерь Семела бессмертна, как все в пантеоне,

Но Ариадна – земная царевна, увы!

Быстро состарится, словно рабыня в полоне,

И засияет тогда серебром головы…»

221

Но не успел завершить о жене размышленье —

С чёрным ветрилом корабль показался вдали,

И на Диониса он произвёл впечатленье:

«Странно, но с ним только к Криту плывут корабли…

Что-то с геройством на острове страшном неладно,

Вдруг Минотавр погубил молодых афинян?

Где же тогда дорогая моя Ариадна,

Сообразить не могу я, хотя и не пьян!»

222

Странное судно летело подобно тайфуну,

Ветер рвал парус, и дружно гребли моряки,

Парусник быстро вошёл в островную лагуну,

Люди на берег сошли, взяв пустые мешки.

Юный Дионис туда поспешил в треволненье,

Издалека Ариадну узрел средь гребцов,

Те направлялись в ближайшее к морю селенье,

Зная, что там не откажут принять беглецов.

223

Долго стоял винодел на утёсе скалистом,

Страстно мечтая о скорой женитьбе своей,

Подозревал оппонента в красавце плечистом

И размышлял, как ему поступить с ним верней.

К судну гребцы возвратились с богатой едою,

Трапеза их на привале была коротка,

Ревностно бог восторгался беглянкой младою:

«Как же походка красавицы юной легка!»

224

Ясная мысль появилась в уме винодела:

«Гипноса надо позвать на привал в тишине!

Пусть крепким сном он команду охватит всецело,

Я же явлюсь молодому герою во сне!»

Трапеза быстро свершилась под смех осторожный,

Люди легли отдохнуть на большую плиту.

«Время приходит решать мой вопрос неотложный!» —

Вымолвил бог, покидая свою высоту.

225

Ночь надвигалась с востока на остров чудесный,

Билась лениво о белые скалы волна,

А над лагуной витал тонкий запах трапезный,

Грустно взирала на тёплую землю луна…

Вскоре Дионис влюблённый был в тихой лагуне,

На Ариадну направив внимательный взор:

«Этот герой на женитьбу рассчитывал втуне,

Завтра со мной ты покинешь лазурный простор!»

226

«Что ты там шепчешь?» – услышал Зевсид за спиною. —

Прочь от девицы, пока на плечах голова!

Эта красавица будет герою женою!

Я не бросаю напрасно на ветер слова!»

Бог обернулся на голос сурового тона:

«Я – бог Дионис, а дева – невеста моя!»

«Что из того? Пред тобой храбрый сын Посейдона!

Шёл бы ты, брат, с виноградом в другие края!»

227

«Спорить напрасно, Тесей, я не буду с тобою!

Мойрами мне Ариадна в супруги дана!

Можешь, храбрец, попытаться повздорить с судьбою…

Я покидаю лагуну. Всем доброго сна!»

И, посмотрев на гребцов на большом мегалите,

Бог убедился, что все будут спать до утра.

Сам же вернулся к своей многочисленной свите,

Чтоб помечтать в тишине у седого костра…

 

Свадьба

228

Эос вонзила персты в небосклон неохотно,

Их закрывали остатки седых облаков,

С гор пелена опускалась поспешно и плотно,

Вдруг тишину разорвало мычанье быков.

«Скот пастухи выгоняют на пастбище рано —

Вымолвил сонно открывший глаза винодел. —

Прежде не видел такого густого тумана,

Словно на остров с небес осыпается мел.

229

Надо проведать героя с командой усталой,

Понаблюдать мановенье отцовской руки!

Мне бы скорей насладиться красой небывалой,

Кровь забурлила вином, ударяя в виски!»

Быстро дошёл до лагуны и места привала,

Стал наблюдать он, сокрытый густой пеленой.

Вещи героев лежали ещё, как попало,

Судно уже колебалось приливной волной.

230

А беглецы молодые и с ними юницы,

Ели поспешно, ведя меж собой разговор,

Не разглядел винодел там любимой девицы,

Но и Тесея средь них не поймал острый взор.

К краю утёса придвинулся бог виноделья

И обнаружил двоих на огромной плите:

Дева спала, как под действием сонного зелья,

Рядом метался могучий Тесей в суете:

231

«Дева, проснись поскорей, это утро прохладно!

Камень огромный, на коем лежишь ты, в росе! —

Он восклицал. – Да проснись же, моя Ариадна!

Люди поели, на судно взбираются все!»

На руки взять попытался девицу трезенец,

Только и это желание стало тщетой —

И ощутил храбрый воин себя, как младенец,

Не совладавший с такою задачей простой.

232

Юношам крикнул: «Взгляните на силу магнита —

Деву поднять не могу – чересчур тяжела!»

Было героем стремленье к отплытью забыто,

Не отдавала царевну Тесею скала.

Но оказалась и помощь друзей бесполезной —

Волей божественной дева прижата к земле,

Силой его увели от невесты прелестной,

Ибо, команда ждала на большом корабле.

233

Рвался из дружеских рук поражённый потерей,

Громко кричащий протесты царевич Тесей!

Он не желал признавать никаких суеверий,

Словно сразиться хотел с Ойкуменою всей…

Вёсла скользнули легко по воде беспокойной,

С парусом чёрным галера отправилась в путь,

Плакать Тесей продолжал о красавице стройной,

Сильно себя ударяя в широкую грудь…

234

«Прав был Зевес, говоря о судьбе неподкупной,

Вот и досталась мне дева без тяжкой борьбы!

Я не пошёл наобум по дороге преступной —

В жизни события наши – во власти судьбы!» —

Так размышлял винодел, выходя из тумана,

Остановился, дойдя до широкой плиты:

«Дева проснись, ты Дионису очень желанна,

Боги мечтают узрить образец красоты!»

235

Чайки кричали над брегом пустынным надсадно,

Зная прекрасно, что двое покинут его.

Стала неспешно глаза раскрывать Ариадна:

«Кажется мне, продолжается сна волшебство…»

Юный Дионис коснулся руки чаровницы:

«Это не сон, дорогая, здесь всё наяву!

Ловко уехала ты из отцовской столицы,

Чтоб прикоснуться навеки со мной к волшебству».

236

И, улыбнувшись, она поднялась с доломита:

«Нас не настигнет здесь Минос – жестокий тиран?»

«Нет же, погоня критян с направления сбита,

Парусник с чёрным полотнищем вверг их в обман!»

Так, обсуждая опасность, дошли до Силена,

В полном разгаре был праздник весёлых менад,

Молвила тотчас Семела: «Она несравненна!

С радостью я посмотрю на вручённый гранат!»

237

Переместилась вся шумная свита в долину,

Где собирался Зевсид провести торжества,

Но перед тем он представил жену Властелину,

Чтоб утвердил Зевс за нею супруги права.

Долго тиран не сводил с девы острого взора:

«Что ж, хороша и прекрасней богини любой!

Станом изящна она, как моя Терпсихора,

С первых шагов соблазняет мужчину ходьбой!»

238

Царь с важным видом сошёл с золочёного трона,

Гладя бородку, взглянул в направленье окна:

«Нет никого и на дивных лугах Геликона,

Кто бы сверкал неземной красотой, как она!»

Зевс обошёл молодых, о своём размышляя:

«Надо готовить подарок покрепче вина!

Дева сразила меня, необычность являя,

Награждена будет мною на свадьбе она!»

239

С гордостью слушали юные речь Крониона:

«Будьте готовы к приёму высоких гостей!

Много даров будет вам от богов пантеона,

Миру являйте побольше хороших детей!»

Вновь оказались супруги в Нисейской долине,

Очень серьёзно готовились к свадьбе они,

Затрепетали там нимфы листвой на осине,

Переживая в тревоге грядущие дни.

240

Юный супруг обратился с вопросом к сатиру:

«Много ль осталось в запасе для свадьбы вина?»

«Бог мой, пока вы с Силеном бродили по миру,

Нами не выпита чаша с вином ни одна!

Амфор с напитком закопано в землю немало,

Мы развели здесь три стада прекрасных овец,

Шерсть их густая сверкает сильнее кристалла,

Сыр, как янтарь, поставляем в Фиванский дворец!

241

В этом году наши реки богаты форелью,

Вброд не пройти из-за крупных и жирных угрей,

Нас приобщила Деметра уже к земледелью,

И Артемида в лесах стала с нами щедрей!»

«Я бы хотел зрить на свадьбе певца-корифея,

Чтоб удивился искусству его Аполлон!

Молвили люди о дивных балладах Орфея…

Не проходил ли случайно здесь с лирою он?»

242

Долго ещё продолжалась беседа с сатиром —

Свадьба – не только о чувствах горячих слова!

Надо, чтоб небо сверкало чудесным сапфиром

И привлекались к событию все божества:

Чтоб облака отослала к востоку Нефела,

Дул с океана приятный и тёплый Зефир,

Гелий себя посвятил этой свадьбе всецело,

Грозный Танат удалился в хтонический мир.

243

Скоро к божественной свадьбе всё было готово,

Молнией Зевс известил о приходе богов,

Было Кронидам подобное празднество ново —

Не проводилось такого средь дивных лугов!

Боги спускались в долину за грозным Зевесом:

Гера ступила на землю, лицо воротя,

Следом – Аид, Посейдон и Гефестос с Аресом,

Дальше – Деметра и Феб, с Афродитой шутя.

244

Щедро украшенный стол пересёк всю равнину,

Пахло копчёною рыбой и сладким вином,

Первое слово с почётом дано Властелину,

Вмиг прекратились беседы о чём-то съестном:

«Сын мой весёлый, кудесник лозы винограда!

Свадьба – не только улыбки, лобзанья, цветы,

Долгие речи и звон золотого каскада,

И воплощение в жизнь сладострастной мечты.

245

Праздник союза двоих – торжество устремлений,

Первый в их жизни совместный решающий шаг,

Это начало великих и малых свершений

Или борьбы за почётное званье «вожак».

Людям порою и жизней для этого мало,

В спорных вопросах судья им – суровый Танат.

И, чтоб Дионис не видел такого финала,

Деве дарую бессмертье, а сын ей – гранат!»

246

Чаши с вином зазвенели над полем широким,

«Хайре!» кричали и боги, и толпы людей,

Муж молодой возгордился отцом синеоким:

«Грозный родитель, Олимпа тиран – чудодей!»

Свадебный гимн для супругов был спет Аполлоном,

Боги жене молодой подносили дары,

Стало Нисейское поле для муз Геликоном,

Вмиг превратились поляны в цветные ковры.

247

Дивным венцом одарила невесту Киприда,

Тем признавая царевны земной красоту,

Камни сверкали на нём, как на небе Ирида,

Миру являла корона любви чистоту!

Многие дни продолжалось в долине веселье,

Даже надменная Гера плясала в кругу,

Мрачный и строгий Аид, позабыв подземелье,

С тёщей Деметрой водил хоровод на лугу.

248

Напоминал Посейдон молодого дельфина:

Прыгал на поле, как тот на высокой волне,

В пляске с Силеном забылась богиня Афина,

Латы с оружьем сложив на большом валуне…

Время прошло и утихло веселье в долине.

Боги вернулись к себе на Олимп в пантеон.

Только Венец Ариадны на небе доныне,

Светит оттуда влюблённым рубинами он…

249

Тысячелетья прошли после свадьбы весёлой,

Распространился по миру всему ВИНОГРАД,

Бродит Дионис с женой и с поющей виолой

В сопровожденье Силена и шумных менад.

Щедро дарует веселье напиток из ягод,

Тонус легко поднимает их сочный янтарь,

Освобождает людей от печалей и тягот

Южных фруктовых дерев коронованный царь!

 

Эпилог

Трудно расстаться поэту с последней страницей,

Но о богах рассказал всё подробно рапсод…

Пусть эта книга летает по свету орлицей,

Дарит читателям свет Олимпийских высот!

 

Глоссарий

Авло́с (греч. aulos – «трубка») – музыкальный инструмент античности. Представляет собой две отдельные конические или цилиндрические трубки из тростника, дерева, а позднее, из кости или металла, с тремя-пятью отверстиями, которые при игре прикрываются пальцами.

Агатода́ймон (Агафодаймон; др. – греч.) – благой дух.

Агено́р – сын бога Посейдона и нимфы Ливии, царь Сидона, отец Кадма, Финика, Европы и Килика.

Аи́д (Гаде́с) – старший сын Крона и Реи, брат Зевса, Посейдона, Геры, Гестии, и Деметры, властитель подземного царства душ умерших. Также словами «Аид» и «Гадес» обозначалось и само подземное царство.

Аполло́н – известный своей красотой, грозный и могучий олимпийский бог-Стреловержец сын Зевса и Латоны, брат-близнец богини Артемиды. Аполлон считается богом музыки и искусств, прорицания и покровителем стад и скота.

Арге́я – один из эпитетов (прозвищ) царицы Олимпа, богини Геры, по легенде, рождённой в Аргосе (Арголиде).

Ариа́дна – прекрасная дочь царя Крита Миноса, внучка Гелиоса и Зевса, жена Диониса, ставшая бессмертной богиней.

Артеми́да, сестра-близнец бога Аполлона – «медвежья богиня» – девственная, всегда юная богиня – покровительница зверей, богиня охоты. Но она не только охотница, она заботится обо всем зверье, которое живет в лесу, в горах и на равнинах. Может быть строгой и безжалостной в гневе.

Архо́нт – высшее должностное лицо в древнегреческих полисах (городах-государствах). В Афинах в то время коллегия архонтов состояла из девяти лиц.

Асфоде́л, Асфоде́ль – лилейное растение с бледными желтоватыми цветками, которое, по античным легендам, росло на лугах загробного мира и радовало души умерших.

А́та – в древнегреческой мифологии – богиня заблуждения, помрачения ума, обмана, глупости.

Афама́нт – сын Эола, царь Орхомена, муж сестры Семелы Ино.

Афи́на – дочь Зевса, олимпийская богиня справедливой войны, военной стратегии и мудрости. Афина славилась и как искусная ткачиха. Сотканные ею одеяния были прекраснейшими в мире.

Афи́ны – богатый город, играющий столичную, ведущую роль в истории Эллады, назван в честь великой богини Афины. В Древних Афинах сформировалась демократия, получили развитие классические формы философии, искусства, театра.

Афроди́та (Кипри́да) – в греческой мифологии богиня красоты и любви, входящая в число двенадцати великих олимпийских богов. Богиня родилась из морской пены и капель крови титана Урана-Небо, у острова Кипр.

Ахине́я – сумбурная речь, бессмысленные слова. Согласно легенде, в столичном древнегреческом городе Афины, в храме богини мудрости Афины когда-то собирались учёные мужи и высокопарные поэты и вели речи для народа, который не понимал пафосные речи и называл их «афинейской мудростью» или «афинеей». Позже это слово преобразилось в «ахинею». Это была столичная (афинская) заумная, непонятная для простых людей речь.

Балка́ны, или Балканский полуостров находится в юго-восточной части Европы. Он омывается семью морями, а береговая линия его сильно расчленена.

Беро́я – кормилица царевны Семелы.

Боре́й – могучий бог северного ветра и сам ветер.

Босфо́р – пролив между Европой и Малой Азией, соединяющий Чёрное море с Мраморным.

Буффона́да (итальянское buffonata – шутовство) – комическое представление, сценка, построенная на приемах народного, площадного театра.

Ве́стник – сын Зевса Гермес – Вестник, Посланник и Глашатай богов Олимпа.

Виноде́л – сын Зевса, бог виноделия и виноградарства Дионис.

Властитель огня – первенец Зевса, бог-кузнец Гефест, ибо ему подчинялись вулканы и подземный огонь.

Властитель Олимпа – Зевс, царь богов Эллады, живущих на священной горе Олимп.

«В плен угодила на троне роскошном своём» – сброшенный Герой с Олимпа новорожденный её сын Гефест выжил, стал великим ювелиром и кузнецом. Он отомстил матери, прислав ей в подарок роскошный трон, который сковал её особыми крепкими путами прямо на сиденье.

Гадес, Аид – названное по имени бога Аида подземное царство мертвых.

Гамадриа́ды – в древнегреческой мифологии – нимфы деревьев, которые были смертны и умирали вместе с деревом.

Ге́лий, Ге́лиос – великий бог Солнца. Сын титанов Гипериона и Тейи, брат Луны-Селены и Зари-Эос.

Гелико́н – гора в Средней Греции, на юге Беотии. На ней обитали прекрасные дочери Зевса – Музы, покровительствовавшие искусствам.

Гелиотро́п – название цветка «Гелиотроп» произошло благодаря его способности поворачивать соцветия вслед за солнцем (греч. helios – «солнце», (trope – «поворот»). В Элладе этот цветок был связан с легендой о любви океаниды Клитии к Солнцу-Гелиосу. Нежная нимфа Клития страстно полюбила сияющего Гелиоса, но тот совсем не замечал ее. Даже не добившись взаимности, несчастная девушка не могла оторвать взора от любимого: весь день с тоской она поворачивала голову вслед за двигавшимся по небосклону солнцем. Без воды и пищи нимфа иссохла и превратилась в цветок гелиотроп.

Геллеспо́нт – пролив, соединяющий Эгейское и Мраморное моря и отделяющий Европу от Азии. Ныне носит название Дарданеллы.

Ге́ний – (от лат. Genius) – дух») В греческой мифологии аналогами гениев являются даймоны. Добрый гений именовался агатодаймоном или агафодаймоном (от греч. αγαθο, хорошо, благой), злой – какодемоном (от греч. κακό, зло).

Ге́ра – дочь Крона и Реи, сестра и жена Зевса и царица Олимпа. Это самая могущественная из богинь Олимпа. Мать Ареса, Гефеста, Илифии и Гебы. Ревнивая и мстительная супруга.

Герме́с – изворотливый, хитрый, ловкий, носящийся быстро, как мысль, по свету прекрасный сын Майи и Зевса. Этот молодой бог – Гонец, Вестник Олимпийских богов. Ему открыт путь в три мира: мир богов, мир людей и мир мертвых. За возможность бывать во всех трёх мирах и владение тайными знаниями этих миров Гермеса называли Трисмегистом – Триждывеличайшим.

Гефе́ст, Гефестос – сын Зевса и Геры, бог огня, повелитель вулканов, покровитель кузнечного ремесла и самый искусный кузнец и ювелир мира.

Ги́пнос (др. греч. «сон») – белокрылый бог сна, сын Нюкты-Ночи и Эреба-Мрака… Брат-близнец бога смерти Танатоса. Гипнос спокоен, тих и благосклонен к людям.

Горди́д – сын Гордия, царь Фригии Мидас.

Го́рдий – царь Фригии, основатель столичного города Гордиона и отец царя Мидаса. Известен в истории своим знаменитым «гордиевым узлом».

Го́рдион – древняя столица Фригии. Гордион был расположен на правом берегу реки Сангария.

Грана́т – этот фруктовый плод в Элладе считался символом брака. Муж вручал его жене.

Громове́ржец – царь богов Зевс.

Дарда́н – сын плеяды Электры и Зевса. В честь Дардана назван пролив Дарданеллы. Согласно древнегреческому историку Диодору, Дардан первый переплыл в лодке из Европы в Азию.

Деда́л – выдающийся художник и инженер, считавшийся изобретателем разных инструментов, а также построивший Лабиринт на острове Крит.

Деме́тра – великая богиня, сестра Зевса, олицетворяла собой земное плодородие. Деметра своей властью заставляла оживать природу и побуждала землю и дерева приносить людям различные плоды.

Дий – одно из имён Зевса.

Дио́нис – бог плодоносящих сил земли, виноградарства и виноделия, сын Зевса и фиванской царевны Семелы.

Доломи́т – строительный камень, которого много на острове Наксос.

Евфрат – самая крупная и длинная река в Западной Азии.

Зеве́с, Зевс – титан, младший сын Крона и Реи, самый могучий из их детей, брат Деметры, Гестии, Посейдона, Аида, Геры. Царь богов.

Зевси́д, Зевси́ды – дети царя богов Зевса. Дионис – сын Зевса.

Зефи́р – западный ветер и бог западного ветра.

И́да – высокая лесистая гора в Малой Азии над Геллеспонтом, у подножия которой расположена Троя.

Ика́рий – афинский пастух, которого в благодарность за радушный прием. Дионис научил разводить виноград и делать из него вино. Но эта наука не принесла пастуху счастья. Икарий решил научить друзей растить виноград и дал попробовать вина пастухам, а они, не зная, что такое опьянение, решили, что Икарий отравил их, и убили его, а тело его зарыли в горах. Дочь Икария, Эригона, долго искала отца. Наконец с помощью своей собаки Майры нашла она могилу отца. В отчаянии повесилась несчастная Эригона на том самом дереве, под которым лежало тело ее отца. Дионис взял Икария, Эригону и ее собаку Майру на небо. С той поры горят они на небе ясною ночью – это созвездия Волопаса, Девы и Малого Пса.

Ино́ – дочь Кадма и Гармонии. Сестра Семелы. Вторая супруга орхоменского царя Афаманта.

Ири́да – богиня радуги. Радуга соединяла небо с землей, поэтому Ирида считалась посредницей между богами и людьми.

Кадм – герой, сын сидонского царя Агенора, и внук Посейдона. Он – брат Европы, супруг Гармонии, отец Автонои, Агавы, Ино, Семелы, Полидора. По приказу отца, вместе с братьями Фиником и Киликом, ушёл искать пропавшую сестру. Отец приказал без неё не возвращаться. Финик и Килик скоро прекратили поиски поселившись в Финикии и Киликии, а Кадм, после долгих странствований, прибыл в Дельфы, чтоб вопросить оракула Аполлона. Оракул отвечал, что Европу найти ему не суждено, и приказал следовать за коровой, которая встретится ему по выходе из храма, и где она ляжет – основать город, а ее принести в жертву. Следуя этому приказанию, Кадм пришел на место будущего города Фив, к источнику, охраняемому драконом. Кадм, которому помогала Афина, убил дракона и посеял его зубы. Из зубов выросло вооруженное войско. Оно бросилось на Кадма, но последний, по совету Афины, бросил в середину воинов камень. Тогда они стали рубить друг друга. Осталось только пять воинов, которые помогли Кадму заложить город и стали родоначальниками пяти знатнейших фиванских родов в основанной Кадмом крепости Кадмее, вокруг которой выросли Фивы.

Кадме́я – акрополь в древнегреческом городе Фивы, городская крепость. Назван в честь основателя города Фивы, царя Кадма.

Какода́ймон (др. – греч… от κακο – злой) – злой дух, в противоположность доброму, благому духу – агатодаймону.

Келене́й – одно из имён подземного Властелина мёртвых, бога Аида.

Ке́ос, сейчас Кеа – остров в Греции, в южной части Эгейского моря. Самый ближний к Афинам остров архипелага Киклады.

Кербер (Цербер) – могучий и страшный наследник ужасного сына Геи Тифона и его супруги – прекрасной змеедевы Эхидны. Имеет облик огромного трехглавого пса с головой дракона на хвосте и горящими багровым пламенем глазами. Высокороден, ибо он – внук самой Геи и великого таинственного Тартара.

Ки́лик – древнегреческий сосуд для напитков широкой плоской формы на короткой ножке. С двух сторон килика находятся ручки.

Киприда – изменчивая, ветреная богиня красоты и любви Афродита, ибо по легенде, она была рождена из крови Урана и морской пены у острова Кипр.

Клио́ – муза истории.

Кра́тер – сосуд для смешивания вина с водой.

Крит – самый большой греческий остров, пятый по величине остров в Средиземном море. Цари Крита верховодили на море, имея сильный флот.

Кронид – Зевс. Крониды – дети бога времени Крона, олимпийские боги.

Крони́он, Крониона – так называли сыновей и дочерей бога Времени Крона. Гера – дочь Крона.

Ла́рисса, (сейчас Лариса) – город в Греции, в области Фессалия.

Леа́рх – старший сын сестры Семелы Ино и царя Афаманта.

Ле́да – жена спартанского царя Тиндарея. Зевс посещал ее в образе лебедя, и она родила от него Кастора и Клитемнестру Полидевка и Елену.

Ле́рна – древний город в Арголиде, известный тем, что там, в окрестных болотах находился тайный вход в царство Аида.

Ле́та – река забвения в подземном мире бога Аида. Её воды смывают память.

Мелике́рт – младший сын Ино и царя Орхомена Афаманта.

Мена́ды («безумствующие»), «вакханки», «бассариды» – спутницы и жрицы Диониса. Следуя фиасами (толпами)за Дионисом, они всегда пребывали в хмельной эйфории, пели, плясали и восхваляли бога вина. Но те из менад, которые не соблюдали меру в питии вина, становились кровожадными безумными убийцами.

Мети́да, Ме́тис (др. – греч. – «мысль, премудрость») – богиня – олицетворение мудрости, титанида (океанида), дочь Океана и Тефиды. Великие богини судьбы Мойры, предсказали Зевсу, что Метида родит ему сына, который свергнет его. Когда она забеременела, Зевс, усыпив её ласковыми речами, поглотил её. С тех пор Метида-мудрость живёт в Зевсе.

Мида́с – сын Гордия, царь Фригии, большой любитель золота, сетовавший на то, что ранее любимые им розы в пышных садах – не золотые. Он радушно принял во дворце заблудившегося Силена, воспитателя и спутника Диониса, и Дионис предложил ему в награду просить, чего он пожелает. Мидас пожелал, чтоб всё, к чему он прикоснётся, превращалось в золото.

Ми́нос – царь Крита, сын Зевса и Европы, отец Ариадны.

Минота́вр – чудовище, кровожадный человекобык, рожденный Пасифаей, женой царя Миноса, от быка, посланного на Крит богом морей Посейдоном. Был спрятан Миносом в подземном дворце Лабиринте.

Мирт – вечнозелёное растение с душистыми кремовыми цветками. Свое название мирт получил от древнегреческого «myron», что в переводе означает «бальзам», «мирра». История этого растения начинается со времен Древней Греции. В те далекие годы мирт служил символом здоровья, молодости и красоты. Уже тогда было замечено благотворное действие его эфирных масел. В природе мирт достигает высоты 3–5 м.

Му́зы – 9 дочерей Зевса и богини памяти Мнемосины. Музы – богини поэзии, искусств и наук: Каллиопа – муза эпической поэзии; Клио – муза истории; Мельпомена – муза трагедии; Талия – муза комедии; Полигимния – муза священных гимнов; Терпсихора – муза танца; Эвтерпа – муза лирической поэзии и музыки. Эрато – муза любовной и свадебной поэзии; Урания – муза науки.

Мусаге́т – эпитет бога Аполлона, означающий: «предводитель Муз».

Наксос – самый крупный остров Кикладского архипелага, находящийся в самом сердце Эгейского моря.

Нефе́ла – богиня-Туча, повелительница небесных туч и облаков.

Ни́са – гора, в пещере которой спрятали и воспитывали маленького Диониса.

Нисе́йская долина – долина у горы Ниса, где воспитывался маленький Дионис, спрятанный от Геры.

Ню́кта, Ни́кта – богиня ночи, дочь Хаоса.

Пакто́л, ныне Сарт – небольшая река в Малой Азии, в Лидии. Золотые пески реки вошли в поговорку. Река берёт начало на известной своим вином горе Тмол, протекает мимо древнего города Сарды, и впадает в реку Герм (Гедиз, Гедис.). Олимпийский бог Дионис отправил Мидаса к реке Пактол, в водах которой тот смог смыть с тела и выпрошенный у Диониса дар «золотого прикосновения», и свою вину в жадности. С тех пор Пактол и стал золотоносным.

Обо́л – монетка, в похоронном обряде – плата титану-перевозчику Харону за перевоз через Ахерон в подземное царство Аида. Обычно помещалась под язык умершему.

Ойкуме́на – буквально «обитаемая земля», то есть, Вселенная, мир.

Оли́мп – высокая гора в Элладе, место жительства высших эллинских богов, под властью великого Зевса. Именно из-за этой горы богов часто называют «олимпийскими»

Олимпи́ец, обычно – Зевс, так, как он – царь Олимпа, бог, принадлежащий к пантеону богов Эллады, живущих на горе Олимп. Бог Дионис входит в состав Олимпийских богов.

Орфе́й – легендарный древнегреческий певец и музыкант – исполнитель на лире, чьё имя олицетворяло могущество музыкального и певческого искусства.

Орхоме́н или Орхомен Минийский – древний город в Беотии (Средняя Греция) названный Минийским по имени одного из царей – Миния.

Пелопонне́с – полуостров – самая южная часть материковой Греции, омываемая водами Ионического моря и Саронического залива.

Персефо́на – дочь Зевса и Деметры, супруга Аида, прекрасная царица подземного мира, грозная повелительница душ умерших.

Пире́й – город в Греции, на Эгейском море. Главный внешнеторговый порт Греции.

Проксени́я (гостеприимство) – древний обычай гостеприимства.

Промете́й (Промыслитель, Предсказатель) – самый умный титан, сын Япета и брат Атласа (Атланта).

Посейдо́н – сын Крона и Реи, брат Аида, Геры, Деметры, Гестии и Зевса. При делении между братьями Кронидами власти над миром по жребию, Посейдону досталось море.

Пропонти́да – древнее название Мраморного моря, которое соединяет Чёрное море с Эгейским.

Психопо́мп (др. греч. «психо» – душа) – Гермес, так как он являлся проводником душ умерших в Аид.

Селе́на – Луна, в греческой мифологии олицетворение луны, дочь титанов Гипериона и Тейи, сестра Гелиоса и Эос.

Семе́ла – прекрасная дочь фиванского царя Кадма, родившая от Зевса бога Диониса.

Силе́н в древнегреческой мифологии – воспитатель и спутник бога виноградарства и виноделия Диониса.

Сипи́л – гора в Малой Азии, с которой видна река Пактол.

Стикс – могучая, суровая и прекрасная титанида, богиня одноимённой реки в царстве Аида. Стикс – одна из старших дочерей титанов Океана и Тефиды. Водами Стикс клянутся боги, и клятва эта – нерушима.

Тана́т (др. – греч. «танатос» – смерть) – бог смерти, сын Нюкты и Эреба, брат-близнец бога сна Гипноса. Является к людям, чья нить жизни прервана Мойрами, в виде прекрасного чернокрылого юноши с потухшим факелом и мечом в руках, и срезает острым мечом прядь волос, исторгая душу.

Та́ртар – глубочайшая бездна, находящаяся под царством Аида. Там властвует один из самых таинственных богов, первый муж Геи и отец змееногих гигантов и бог неизведанного пространства. Описывается, как огромный могучий мужчина с черной воронкой вместо лица.

Терпсихо́ра – дочь Зевса, муза танца.

Тесе́й – герой Аттики, признанный сын афинского царя Эгея, (а, в действительности – сын бога Посейдона и трезенской царевны Эфры.) Юный Тесей назвал себя первым женихом Ариадны, и это он увёз её с Крита.

Тимпа́н (греч. tympanon «бубен», от tymma «удар») – древнегреческий музыкальный инструмент. Его использовали менады в оргиастических плясках в честь бога Диониса.

Троа́да – древнее название полуострова на северо-западе Малой Азии, который вдаётся в Эгейское море к югу от Мраморного моря и Дарданелл. С востока отделён от Малой Азии горным хребтом Ида.

Тро́я, называемая также Илионом – древний богатый город-крепость на северо-западе Малой Азии.

Ура́н, в греческой мифологии, бог-Небо супруг Геи-Земли, от брака с которой родились титаны, киклопы и сторукие великаны. Уран был свергнут и оскоплен своим сыном Кроном, отцом олимпийских богов.

Феб – «сияющий» – эпитет бога Аполлона. Назван бог так потому, что когда он родился, то всё вокруг засияло.

Фива́нский дворец – дворец царя города Фивы.

Фи́вы – в древности главный город области средней Греции, Беотии, расположенный на невысоком холме, среди плодородной равнины Аонион.

Фио́на – новое имя матери Диониса Семелы, принятое ею после воскрешения.

Форми́нга – древнегреческий струнный щипковый инструмент. Древнейшая разновидность лиры.

Фри́гия – древняя богатая страна в северо-западной части Малой Азии.

Ха́йре! – ликующий возглас, означающий: «Возрадуйся!»

Хари́ты (др. – греч. «изящество, прелесть») – три младших богини веселья и радости жизни, олицетворение изящества и привлекательности. Соответствуют римским грациям.

Харо́н – (др. – греч. – «яркий») – перевозчик душ умерших через реку Ахерон в Аид (подземное царство мертвых). Сын Эреба-Мрака и Нюкты-Ночи. Это бессмертный могучий молодой мужчина, которого неверно изображали в виде согбенного старца.

Хиро́н – получеловек-полуконь – кентавр, сын бога Времени Кроноса и океаниды Филиры. Среди других кентавров он выделяется учёностью, мудростью и благожелательностью и является воспитателем многих героев Эллады. Как лекарь, он обучал врачеванию бога врачей Асклепия. Он изобрёл меры веса и длины, числа и азбуку, он знал свойства растений и тайну музыки. Был сведущ в воинском искусстве.

Хлами́да – у древних греков верхняя одежда в виде плаща.

Хто́ний (земной, подземный) – одно из имён Властелина царства мёртвых, бога Аида.

Хтоничческий – в представлении древних греков – олицетворяющий собой дикую природную мощь земли, относящийся к подземному царству.

Эге́й – афинский царь, отец героя Аттики, победителя Минотавра Тесея. Эос – богиня зари, дочь Гипериона и титаниды Тейи, сестра Гелиоса и Селены. Рассвет напоминает розовые персты этой богини, открывающей врата для Солнца.

Эпо́д – в античном стихосложении – заключительная часть песни.

Э́тна – самый высокий и самый активный вулкан Европы, расположенный на острове Сицилия.

Эфе́б – в древнегреческом обществе – юноша, достигший возраста, когда он обретал все права гражданина – 16 лет, а в Афинах – 18, становясь членом эфебии – общности молодых людей-граждан полиса.